желая сдаваться, он взял в руки маракас, чем заполнил обнаружившуюся нишу.
На втором часу записи Харисов вдруг издал возглас:
-- Блин, а что ж это я в гармонии-то смотрю?
У профессионалов и термины, как известно, особые.
В 1992 году записывал Мустафин второй магнитоальбом Харисова. В
процессе записи тот ему и говорит:
-- Давай начнем со второй вольты, а ты состыкуй.
-- Сам состыкуй!
-- От состыкуя слышу!..
Рассказывает Юрий Кукин, как его чуть не постигла участь Троцкого.
Было это в Куйбышеве в середине 60-х. Видимо, это был вечер туристской
песни, так как выступали и местные ребята характерного вида.
Кукин хотел было начать, как водится, с "За туманом", но обратил
внимание на то, что вся сцена засыпана желтыми листьями (а был октябрь), и к
заднику булавками были приколоты листья, а сбоку двое молодых людей лишние
листья запихивают в рюкзак, -- и Кукин изменил решение в пользу "Потянуло,
потянуло..."
И вдруг на него еще и сверху начинают сыпаться листья. Видимо, как он
выразился, местному Станиславскому показалось мало простого пейзажа и он
решил задействовать атмосферные явления. Причем сыпались листья прямо на
певца. Он поет грустную песню, а в зале ржачка: листья падают и ведут себя
непредсказуемо. То на голову ляжет лист, то глаз закроет, то между струн
застрянет и начнет глушить звук...
В какой-то момент запас природного материала иссяк -- листопад
кончился. Но не приключения. На словах "...и как будто от убийцы от себя
себя спасать..." сверху полетел ледоруб и треснул великого барда по плечу.
Это там, наверху, ребята решили вытряхнуть остатки, а на дне рюкзака лежал
этот предмет, которым, как мы знаем, можно даже творить историю.
Вот и получилась такая история.
"Игра с неизвестным" -- так назывался художественный фильм, снятый на
студии им.Довженко (Киев), где Юрий Кукин играл сам себя. А в главной роли
был Олег Митяев.
И такой там был эпизод: Олег бредет по развалинам замка, спускается в
подвал, там паутина, крысы... Видит металлическую дверь. Отгребает мусор и
со скрипом ее открывает. Заглядывает внутрь и с ужасом отшатывается: изо
всех углов этого помещения на него несутся грязные небритые люди -- группа
"ДДТ" Юрия Шевчука -- с криками и песней о предчувствии гражданской войны.
Это не понравилось худсовету. Он велел вытащить рокеров из подвала,
причесать, постричь, побрить, одеть поприличней и с хорошей песней вставить
в другое место. А режиссеру все это уже надоело, и он приказал монтажеру
просто вырезать этот эпизод и склеить с тем, что там по фильму идет дальше.
Что будет, то будет, плевать.
А монтажеру тем более плевать.
Фильм приняли.
И вот идет Митяев по подвалу, раздвигая паутину, открывает ржавую дверь
и издает вопль ужаса. А там (выхолит, что за дверью) сидит Кукин у себя дома
на диване (в кадре -- диван, стена и сам Кукин). И теперь все думают, что
Юрий Алексеевич бомж и живет в подвале.
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- Май 1996 года, Санкт-Петербург, фестиваль "Петербургский аккорд".
Заключительный концерт. Ведущий -- Альфред Тальковский -- своим
профессионально-звучным голосом торжественно объявляет:
-- Законодательное собрание города Санкт-Петербурга учудило приз...
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- В июне 1999 года я, встретив в ЦАТе Александра Городницкого,
предложил ему сделать интервью о нынешнем состоянии жанра.
-- Давайте после Грушинского, -- ответил бессменный председатель жюри
Грушинского фестиваля. -- До того времени, скорее всего, не будет, а кроме
того, я наберусь свежих отрицательных впечатлений...
Рассказывает Борис Гордон:
-- На юбилее группы "Несчастный случай" ее лидер Алексей Кортнев
объявляет выступление Алексея Иващенко и Георгия Васильева:
-- А сейчас -- 45 минут настоящего искусства!..
Комментарий Бориса Жукова: у Кортнева был предшественник и весьма
знаменитый. В конце 70-х во Францию поехала большая делегация Союза
писателей СССР. Помимо обязательных в таких случаях "литературных генералов"
в нее включили несколько официальных фрондеров -- Вознесенского,
Рождественского и т. п., -- а также Окуджаву и, что уж вовсе странно,
Высоцкого, никогда, как известно, не состоявшего в СП СССР. Столь пестрый
состав делегации один из ее членов -- Роберт Рождественский --
прокомментировал так:
-- Ну, мы все обеспечим официальную часть, а Булат с Володькой --
художественную...
(Хотя порой похожая на месть.)
Рассказывает Берг:
-- Кажется, в январе 1974 или 1975 года я впервые оказался в
Новосибирске, куда меня пригласили с концертом даже не КСПшники еще, а
альпинисты. И жил я в домике одного из них -- Володи Кузнецова, а попросту
-- Кузена. С самолета сошел почти без чувств: 12-часовой перелет на АН-24 с
тремя промежуточными посадками (Саратов -- Уфа -- Челябинск -- Омск --
Новосибирск) я совершил, находясь на больничном после сотрясения мозга:
"проклятая гололедица!". Но у Кузена была своя сверхзадача, и все три дня
все свободное от сцены время он выдаивал из меня песенки -- все, какие я
знал, и свои, и чужие.
За час до отъезда в аэропорт он решил проверить, что же записалось.
Включил воспроизведение -- и... Первые секунды он был просто в шоке. Затем
издал нечеловеческий вопль. Когда же обрел способность произносить слова, я
услышал:
-- Стой, никуда ты не поедешь, пишем все с начала!!!
Сгубила его, понятно, жадность, а конкретно подвела привычка к
расположению предметов на столике, где стояли "Комета МГ-201" (так, кажется,
назывался магнитофон) и микрофон-"мыльница" МД-47: рядом с последним все это
время исправно функционировал будильник "Севан", по мощности, как известно,
не уступавший знаменитому трактору ДТ-54. Так что если мелодию за скрежетом
шестеренок еще можно было разобрать и домыслить, то проблема со словами
оказалась практически неразрешимой.
Увы, мой больничный заканчивался и я улетел.
Рассказывают Алексей Куликов (Волгоград), более известный в КСПшных
кругах под псевдонимом "Береза", и его партнер по исполнительскому дуэту
Анатолий Костин (Воронеж) -- соответственно, "Пинчер".
На первых Грушинских фестивалях, еще в Пескалах, организация была не
такая всеобъемлющая и четкая, как теперь, и была большая проблема с
туалетами. Точнее, туалет был, но слишком уж далеко, и хорошо просматривался
со всех позиций. Причем у мужиков проблемы возникали чаще, потому что, как
известно, емкость мужского мочевого пузыря втрое меньше, чем женского.
Поэтому они время от времени просто собирались в кружок, становились
поплотнее и пели, стараясь не подпускать к себе представителей прекрасного
пола.
И вот однажды московский собиратель песен Миша Байер, изобретатель
"бардобойки" -- микрофона на удочке, привлеченный стройным многоголосным
исполнением песни "Взвейтесь, соколы, орлами", подошел к компании маевцев
(так испокон называли себя члены КСП Московского авиационного института),
ядро которой составлял мужской квартет "Жаворонок". Изловчившись, Миша
просунул между ног в самый центр круга свой "снаряд" и стал записывать.
По окончании песни и связанной с ней процедуры повеселевшие маевцы
сказали ему:
-- Ну-ка, вруби: интересно, что получилось.
Миша врубил. Это была горная река! И где-то вдали -- "полно горе
горева-а-ать!.."
Та же проблема несколько иным образом отразилась на деятельности
спецслужб израильского парламента -- кнессета.
Как известно, одной стороной его здание смотрит на Ган Сакер, что в
переводе означает -- парк Сакер. Парк этот, длинный и узкий, находится в
центре Иерусалима между кнессетом и оживленной улицей, уставленной
многоэтажными домами. Это, пожалуй, один из немногих парков в Израиле, не
оснащенный так называемыми "всеми удобствами".
И именно в нем повадился отмечать дни своего рождения Евгений Дреер, в
прошлом хорошо знакомый ростовчанам как ценитель изящной словесности и
пропагандист лучших ее образцов в авторской песне. Празднества эти с самого
начала приняли форму слета -- со сценой, микрофонами, тарахтящим движком,
горячительными напитками и прочими атрибутами слетов КСП. Проводились они в
ночь с пятницы на субботу, то есть в священный шабат, когда всякая активная
деятельность, в том числе игра на музыкальных инструментах, правоверными
израильтянами не поощряется. И последние где-то часа в два пополуночи,
достанные крепкими голосами участников, помноженными на мощность акустики,
для которой 100 метров от сцены до окон квартир -- ничто, выходили
прокалывать шины транспортных средств любителей АП и просто друзей виновника
торжества. Что, впрочем, тоже является работой...
Так вот, едва ли не единственные в парке кустики росли (и посейчас
растут) вдоль проволочной ограды кнессета. И участники слета повадились было
использовать их по одному из назначений -- ввиду вышеупомянутого отсутствия
удобств. Это продолжалось недолго и только на первом слете: появились
парламентские секьюрити и в доступной форме на хорошем еврейском языке
попросили больше этого не делать: сигнализация срабатывает!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- Как Боря Бурда ведет концерты. В Ростове у нас был импровизированный
концерт. Должно было петь четыре человека, а пело человек пятнадцать. А
зрителями были бабушки, внучки... А потом народ набежал: это был центральный
парк культуры и отдыха. И я обратил внимание: стоит Михалев уже "под газом"
и лошадь обнимает. Живую, не какую-нибудь там! Горюет и что-то ей
рассказывает. А Боря ведет концерт. И получилось так, что Кукин спел песню и
выпала у него гитара. Уронил он ее. А гитар не хватало. Боря тут же
реагирует:
-- Представляете, что значит для автора уронить гитару? Это живое
существо; человек с ней свыкается. А гитара-то ведь не Кукина, а гитара-то
Михалева!..
А Кукин, уходя:
-- Да что ж он брешет!
Игорь Михалев всего этого не слышит, а Бурда тем временем продолжает:
-- И вот сейчас на сцену выйдет Михалев. Представляете, какое
несчастье: она же треснула, наверное! Какое горе для автора! Знаете, люди
добрые, давайте это горе как-то компенсируем, давайте его очень тепло
встретим!
Михалев выходит на сцену, народ восторженно орет и рукоплещет, и Игорь
не поймет, что ж такое.
А лошадь угнал Анвар Исмагилов. Он сел на нее и ускакал в город к
своему другу -- решил его удивить. Милиция перекрывает дорогу, останавливает
машины и Анвар скачет в режиме наибольшего благоприятствования. Прискакал и
начал друга выкликать. Тот высунулся из окна, посмотрел на него с кислой
рожей и произнес:
-- А, это ты...
Поскакал Анвар назад, упал с лошади...
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
На концерте в "Перекрестке" Дмитрий Бикчентаев поет свой знаменитый
"Старый Новый Год" на стихи Вознесенского. После строчки "..вытри рюмашки
насухо..." у кого-то звонит мобильник.
-- ...выключи телефон!!! -- следуя авторскому тексту, радостно кричит
весь зал вместе с Дмитрием.
Рассказывают Алексей Куликов (Береза) и Анатолий Костин (Пинчер). Пинч
вообще-то воронежец, а Береза, как мы помним, житель героического
Волгограда. Но в аспирантуре он учился в Воронеже, и у них с Пинчером
сложился неплохой исполнительский дуэт. И вот они на концерте в Москве в
начале 70-х поют песню Владимира Кочана на стихи Леонида Филатова, которая
начинается со слов:
что мы сторонимся любви...
Но -- что значит спетость! Не сговариваясь, запели:
Так повелось промеж людей,
что мы сторонимся... --
и разом замерли.
Зал -- восемьсот человек -- замер на несколько секунд, видимо,
производя при этом какие-то расчеты в уме, затем дружно грохнул.
Друзья переждали этот выплеск эмоций и запели снова, на сей раз ближе к
тексту.
Ирина Рынкевич, автор и исполнитель из Петрозаводска, честно
признается:
-- До сих пор боюсь свою любимую "Московскую цыганочку" М.Балашова --
А.Фрейдина ("Догорает старый вальс...") из-за строчек "Пусть прогремит,
ударит в ночь / Телефона очередь..."
Оказалось, что в моем сознании слово "очередь" ассоциативно связано с
такой вещицей, как пулемет. И, дабы не превращать лирическую песню в боевик,
я, приближаясь к злополучной строчке, всегда пыталась вызвать в своем
сознании образ телефона. Но, поскольку почти всю сознательную жизнь
домашнего телефона у меня не было, я представляла себе более родной предмет
-- телефонную будку.
В результате получалось:
Пусть прогремит, ударит в ночь
Автомата очередь!..
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- Была такая история в 1982 году на Грушинском фестивале. Дуэт Митяев
-- Старцев приехал зарабатывать звание лауреатов. До этого они были
дипломантами. А готовил их Михаил Вейцкин наш известный, который подготовил
целую плеяду авторов и исполнителей, и они все, несмотря на то, что выходили
из-под одного топора, были совершенно разные, но чувствовалась рука мастера.
Сделали они знаменитую песню Луферова "Не плачь, дядя". А в жюри
первого тура случился Алексей Брунов, очень веселый человек по жизни,
большой любитель пошутить. Он им и говорит:
-- Так все нормально, ребята, но слова-то нужно подучить! На гитару так
не пойдет!
-- А в чем дело?!?!
-- Ну как же, вы же спели "Не плачь, дядя, съешь свою шляпу".
-- Не может быть!!!
-- Да спросите вон хоть у кого...
А он к тому времени успел подговорить человек восемь. И вот к ним
подходят один за одним и говорят:
-- Ну, ребята, вы дали!
И малоизвестные тогда Митяев Олег Григорьевич и Старцев Петр
Николаевич, исполнительский дуэт, отправились репетировать. А репетировали
они тогда зверски, часами, и сотню раз злосчастную фразу повторили.
И вот II тур (а тогда три отборочных тура было). И они поют:
-- Не плачь, дядя, съешь свою шляпу!
Рассказывает московский бард Александр Карпов (из московской газеты
"БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Должно быть, всякому исполнителю знакома ситуация, когда уже во время
исполнения какой-то старой песни на сцене вдруг с ужасом осознаёшь, что
слова вылетают изо рта совершенно автоматически. Песня не повторялась уже
Бог весть сколько времени, и текст совершенно забыт. Поешь и думаешь, когда
же инстинкт подведёт и ты застынешь перед микрофоном с беспомощно раскрытым
ртом... Но не таков Игорь Белый! Находчивости этого барда поистине нет
предела! Ведь даже забыв начисто слова своих песен, умудряется он прямо по
ходу дела сочинить новые. А уж что из этого выходит...
Как-то раз Белый и Карпов давали концерт в актовом зале одной из школ
города Пушкина. Аудитория состояла из учащихся старших классов, петь было
неудобно, микрофоны отсутствовали. Игоря переклинило, и он принялся
бессовестно путать и забывать слова. Карпов, как мог, помогал ему вспоминать
и подпевал даже те песни, которые Игорь ранее пел один, Получалось все
более-менее сносно до тех пор, пока не настала очередь песни "Веселых
Рыбаков с Острова Хоккайдо". Начинается эта песня так:
В море, в море за тунцом!
Капитан наш молодцом.
У него большая карта,
Водки пинта, виски кварта!..
Песню отпели хорошо вплоть до последнего куплета. А в конце песни
первый куплет предполагалось повторить. "В море, в море за тунцом!.." --
весело распевали барды. Но Карпову пришлось тут же заткнуться, поскольку
вместо второй строчки Белый неожиданно пропел: "Наш кораблик молодцом!.."
Карпов вопросительно покосился на Игоря, ожидая, что тот не будет
усугублять ситуацию и допоёт куплет, как будто так и задумывалось. Однако, к
его ужасу, Белый достаточно бодро затянул дальше: "А у капитана -- виски..."
И, страшно оскалившись на зрителей, бодро завершил: "ДА ЕЩЕ И КВАРТА
ВОДКИ!!!"
Барды еле сползли со сцены от смеха...
Вспоминает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Карелия. Зима. Февраль. Панельная многоэтажка. Кухня. Щели под
подоконником. Ветер свищет. Холод зверский. Сидим. Пьем чай. Играем на
гитаре. Поем никитинскую: "Что происходит на свете, а просто...".
В строчке "легкие платья из ситца", хозяин квартиры, у которого от
холода нос посинел, пропел инстиктивно: "теплые платья из ситца..."
Рассказывает Борис Вайханский.
Во время межрегионального фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996
года, как водится, проходили концерты ведущих мастеров жанра. Постигла эта
участь и Александра Городницкого. Аккомпанировал ему старый товарищ по
оружию Михаил Кане, который, как известно, и сам выступает в качестве
исполнителя. И на этом концерте он тоже спел несколько песен Городницкого
сам, после чего они вошли в "штатный" режим: Кане играет и подпевает,
Городницкий ведет главную партию.
Недолго это длилось, когда вдруг из зала раздался громкий и ясный голос
некоей дамы:
-- Пусть Кане поет!
Ее попытались проигнорировать, но она настаивала:
-- Пусть Кане поет!
-- Но почему Кане?
-- Он лучше поет! У него голос лучше!
В чем-то аналогичный случай. Рассказывает Валентин Вихорев.
17 декабря 1998 года в лектории питерского зоопарка состоялся его
концерт. На этапе подготовки к нему обратились Татьяна и Александр Копосовы
с предложением поучаствовать в роли помощников:
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем?
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем и подпоем?
-- Валентин Иваныч, а можно, вы на этой песенке посидите, отдохнете,
послушаете, а мы сами поработаем?
Рассказывает Берг, как весной 1997 г. в Литве, в Висагинасе президент
местного КСП Рустам Салихов предложил:
-- Хотите, я Вам поставлю кассету с Вашей песней в хорошем исполнении?
Рассказывает Евгений Дреер (Ростов-на-Дону -- Иерусалим):
-- 23 мая 1998 года. Закончился 7-й слет "Дуговка" на Кинеретском
озере. Почти все разъехались, кроме нескольких панков и особо религиозных
участников, дожидающихся появления на небе трех первых звезд после шабата
(святой субботы). И один из них мне говорит:
-- Иду вчера по "Дугве", вижу: рыжий, толстый, бородатый поет песни
Ланцберга. И так паршиво поет! Но вполне адекватно. А сегодня мне
рассказали, что Ланцберг был на слете...
Рассказывает Берг:
-- Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973
года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский
фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил
за это)... Но все равно настроение было поганое.
И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой
кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и
выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну,
думаю, сейчас вылезу -- морду набью!
Вылезаю, смотрю -- киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит.
Рассказывает Марина Меламед (автор, Харьков -- Иерусалим):
-- Хороший человек Дмитрий Дихтер приехал в 1988 году в Харьков на
первый и единственный детский слет, проигнорировал застолье у местных бардов
и отправился к детям под сосны.
Меж тем у детей из КСП "Товарищ гитара" назрела мелкая трагедия: не
хватало Визбора. В смысле -- кассеты для создания песенного воздуха для
приезжающих.
Дима Свербилов (тогда 14 лет), человек дела, пошел и грубо разбудил
хорошего человека Дихтера, который, попав под сосны, нечаянно уснул.
Дихтер безропотно встал, не проснувшись, и почапал, куда ведут. Привели
к микрофону, усадили, скомандовали -- пой Визбора! Хороший Дихтер покорно
пел минут сорок, а Свербилов, человек дела, считал песни.
Утром над лагерем раздался Визбор, очень похожий на настоящего, только
громко. Дихтер с омерзением проснулся.
В это время в спальном лежбище появился Борис Бурда, свежий и чистый,
-- здороваться. Дихтер доверительно сказал ему:
-- Слушай, друг, найди этого идиота, что орет на весь лагерь, и дай ему
в ухо!
Боря ушел, минут через десять вернулся, радостно взволнованный, но
по-прежнему свежий и чистый.
Подошел к Дихтеру и дал ему в ухо.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- 1982 год. После "Эсхара" -- лауреатский концерт, уже в городе. В
первых рядах сидят наши ребята, выходят на сцену -- тот Клячкина поет, тот
-- Кукина, тот -- свои дурацкие песни... А мы затеяли анекдоты рассказывать.
Рассказываю им такой: весна 1945 года, в бункере к Борману подходит Гитлер:
-- Мартин, Мартин, все пропало, русские нас окружили, завтра возьмут
Рейхстаг! Наши идеи, наши планы...
-- Адя, брось, не суетись, сядь лучше, послушай, какую я песню сочинил:
"Лыжи у печки стоят,
гаснет закат за горой..."
Только мы отсмеялись, выходит парень -- восемнадцать лет, первый раз на
сцене:
-- Юрий Визбор, "Лыжи у печки стоят"!
Мы -- ржать, а он не может сообразить, что же сделал не так.
TV любит золотарей-интеллектуалов!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- О прекрасной реакции Миши Кочеткова. Он ведет телепередачу "Гнездо
глухаря". Там можно импровизировать, правда, в определенных рамках. Миша
говорит:
-- Мы тебе на сегодня выберем какую-нибудь профессию. Кем ты хочешь
быть? Хочешь -- скульптором? А в связи с этим споешь какую-нибудь песню.
И вот идет прямой эфир, Кочетков спрашивает:
-- Так, Володя, кто ты у нас сегодня?
-- Скульптор.
-- Ты знаешь, Володя, нет, мне не нравится. Давай, будешь
ассенизатором.
-- Нет, Миша, лучше я буду скульптором, мастером мелких форм.
Миша тут же находится:
-- Ну, конечно, Шостакович же говорил, что любой человек, сидящий на
унитазе, напоминает одновременно и скульптора, и мыслителя...
Известно лишь доке, что корабль ремонтируют в доке!
Рассказывает Александр Руманов (Москва):
-- В Москве выступает Юрий Кукин. Второе отделение, вопросы и ответы.
Девочка поднимает руку и спрашивает:
-- Как Вы относитесь к творчеству Олега Митяева?
-- Помнится, -- говорит Кукин, -- приехал я в Москву, а в дороге
потерял записную книжку. А ехал я к Визбору, и как его теперь найти -- не
знаю. Зато знаю, как он писал песни: если, к примеру, о корабле, то
выспрашивал у капитана все детали -- что как называется и работает. То есть,
он писал так, как надо писать. Стал я вспоминать его песни: одна -- где он
живет в последнем переулке, другая -- где окна выходят во двор, третья --
где номер квартиры... Позвонил в дверь, Адочка Якушева меня встретила... Да,
кстати, у Митяева есть такая строчка: "...А на верфи ледоколы лечатся..."
Так вот, они там не лечатся! А вообще очень талантливый автор!
Вспоминает Ирина Рынкевич:
-- В нашем КСП в Петрозаводске долго ломали голову над одной песней
Олега Митяева. В начале ее говорилось, что солдаты залегли для броска. В
конце же была строчка -- нечто вроде "Взвод ни на шаг не отступил..."
В итоге песня получила местное название "Неудавшийся бросок".
А другую песню того же автора мы просто не могли себе позволить
включать в репертуар по соображениям собственной репутации, ибо любой
северянин знает, что морошка растет только на болоте, но никак не на камнях,
как уверяет Митяев.
Рассказывает Берг:
-- Год, кажется, 1973-й, август. Я -- в Москве, в гостях у Андрюши
Добровольского, тогда недавнего выпускника МАИ и близкого друга
"Жаворонков", а впоследствии -- профессионального кинорежиссера. Кроме меня
еще некий Валера, художник, и Леша Куликов (Береза), в то время воронежский
аспирант.
Андрей показывает нам квартиру (отцовскую, на проезде Серова,
естественно, "крутую" -- эту старую мебель, эти комнаты, эти
"благоустройства". А "там", наряду с традиционным унитазом, была диковинная
штука с фонтанчиком посредине -- биде.
Потом стали петь песни, и когда я дошел до "Грачей", а точнее, до
строчки "...Ты, конечно, не знаешь, что снова в беде я..." -- Береза очень
тихо и очень отчетливо подправил: "В биде!" Песенка была поломана. И не мог
я ее петь после этого еще лет десять.
Рассказывает Сергей Губанов (Москва):
1996 год, Москва, весенний слет куста "РЭКС". У костра сидят Андрей
Суворов и Володя Рычков и обалденно поют песню Андрея Крючкова. Тот
находится тут же и время от времени пытается им подпевать, но народ
реагирует нервно, да и сам автор понимает, что с его голосиной делать это --
только кайф ломать. А петь охота! И тогда он встает, отходит метров на
тридцать и врубает от души...
На одном из слетов начала 80-х московская группа "Мышеловка", в ту пору
игравшая вполне нормальную музыку, устроила музыкальную побудку: "мышеловы"
ходили от стоянки к стоянке и громко играли что-то жизнеутверждающее.
Забредя в лагерь куста "РЭКС" и узнав от его обитателей, что в такой-то
палатке спит Андрей Крючков, музыканты окружили ее с четырех сторон и по
На втором часу записи Харисов вдруг издал возглас:
-- Блин, а что ж это я в гармонии-то смотрю?
У профессионалов и термины, как известно, особые.
В 1992 году записывал Мустафин второй магнитоальбом Харисова. В
процессе записи тот ему и говорит:
-- Давай начнем со второй вольты, а ты состыкуй.
-- Сам состыкуй!
-- От состыкуя слышу!..
Рассказывает Юрий Кукин, как его чуть не постигла участь Троцкого.
Было это в Куйбышеве в середине 60-х. Видимо, это был вечер туристской
песни, так как выступали и местные ребята характерного вида.
Кукин хотел было начать, как водится, с "За туманом", но обратил
внимание на то, что вся сцена засыпана желтыми листьями (а был октябрь), и к
заднику булавками были приколоты листья, а сбоку двое молодых людей лишние
листья запихивают в рюкзак, -- и Кукин изменил решение в пользу "Потянуло,
потянуло..."
И вдруг на него еще и сверху начинают сыпаться листья. Видимо, как он
выразился, местному Станиславскому показалось мало простого пейзажа и он
решил задействовать атмосферные явления. Причем сыпались листья прямо на
певца. Он поет грустную песню, а в зале ржачка: листья падают и ведут себя
непредсказуемо. То на голову ляжет лист, то глаз закроет, то между струн
застрянет и начнет глушить звук...
В какой-то момент запас природного материала иссяк -- листопад
кончился. Но не приключения. На словах "...и как будто от убийцы от себя
себя спасать..." сверху полетел ледоруб и треснул великого барда по плечу.
Это там, наверху, ребята решили вытряхнуть остатки, а на дне рюкзака лежал
этот предмет, которым, как мы знаем, можно даже творить историю.
Вот и получилась такая история.
"Игра с неизвестным" -- так назывался художественный фильм, снятый на
студии им.Довженко (Киев), где Юрий Кукин играл сам себя. А в главной роли
был Олег Митяев.
И такой там был эпизод: Олег бредет по развалинам замка, спускается в
подвал, там паутина, крысы... Видит металлическую дверь. Отгребает мусор и
со скрипом ее открывает. Заглядывает внутрь и с ужасом отшатывается: изо
всех углов этого помещения на него несутся грязные небритые люди -- группа
"ДДТ" Юрия Шевчука -- с криками и песней о предчувствии гражданской войны.
Это не понравилось худсовету. Он велел вытащить рокеров из подвала,
причесать, постричь, побрить, одеть поприличней и с хорошей песней вставить
в другое место. А режиссеру все это уже надоело, и он приказал монтажеру
просто вырезать этот эпизод и склеить с тем, что там по фильму идет дальше.
Что будет, то будет, плевать.
А монтажеру тем более плевать.
Фильм приняли.
И вот идет Митяев по подвалу, раздвигая паутину, открывает ржавую дверь
и издает вопль ужаса. А там (выхолит, что за дверью) сидит Кукин у себя дома
на диване (в кадре -- диван, стена и сам Кукин). И теперь все думают, что
Юрий Алексеевич бомж и живет в подвале.
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- Май 1996 года, Санкт-Петербург, фестиваль "Петербургский аккорд".
Заключительный концерт. Ведущий -- Альфред Тальковский -- своим
профессионально-звучным голосом торжественно объявляет:
-- Законодательное собрание города Санкт-Петербурга учудило приз...
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- В июне 1999 года я, встретив в ЦАТе Александра Городницкого,
предложил ему сделать интервью о нынешнем состоянии жанра.
-- Давайте после Грушинского, -- ответил бессменный председатель жюри
Грушинского фестиваля. -- До того времени, скорее всего, не будет, а кроме
того, я наберусь свежих отрицательных впечатлений...
Рассказывает Борис Гордон:
-- На юбилее группы "Несчастный случай" ее лидер Алексей Кортнев
объявляет выступление Алексея Иващенко и Георгия Васильева:
-- А сейчас -- 45 минут настоящего искусства!..
Комментарий Бориса Жукова: у Кортнева был предшественник и весьма
знаменитый. В конце 70-х во Францию поехала большая делегация Союза
писателей СССР. Помимо обязательных в таких случаях "литературных генералов"
в нее включили несколько официальных фрондеров -- Вознесенского,
Рождественского и т. п., -- а также Окуджаву и, что уж вовсе странно,
Высоцкого, никогда, как известно, не состоявшего в СП СССР. Столь пестрый
состав делегации один из ее членов -- Роберт Рождественский --
прокомментировал так:
-- Ну, мы все обеспечим официальную часть, а Булат с Володькой --
художественную...
(Хотя порой похожая на месть.)
Рассказывает Берг:
-- Кажется, в январе 1974 или 1975 года я впервые оказался в
Новосибирске, куда меня пригласили с концертом даже не КСПшники еще, а
альпинисты. И жил я в домике одного из них -- Володи Кузнецова, а попросту
-- Кузена. С самолета сошел почти без чувств: 12-часовой перелет на АН-24 с
тремя промежуточными посадками (Саратов -- Уфа -- Челябинск -- Омск --
Новосибирск) я совершил, находясь на больничном после сотрясения мозга:
"проклятая гололедица!". Но у Кузена была своя сверхзадача, и все три дня
все свободное от сцены время он выдаивал из меня песенки -- все, какие я
знал, и свои, и чужие.
За час до отъезда в аэропорт он решил проверить, что же записалось.
Включил воспроизведение -- и... Первые секунды он был просто в шоке. Затем
издал нечеловеческий вопль. Когда же обрел способность произносить слова, я
услышал:
-- Стой, никуда ты не поедешь, пишем все с начала!!!
Сгубила его, понятно, жадность, а конкретно подвела привычка к
расположению предметов на столике, где стояли "Комета МГ-201" (так, кажется,
назывался магнитофон) и микрофон-"мыльница" МД-47: рядом с последним все это
время исправно функционировал будильник "Севан", по мощности, как известно,
не уступавший знаменитому трактору ДТ-54. Так что если мелодию за скрежетом
шестеренок еще можно было разобрать и домыслить, то проблема со словами
оказалась практически неразрешимой.
Увы, мой больничный заканчивался и я улетел.
Рассказывают Алексей Куликов (Волгоград), более известный в КСПшных
кругах под псевдонимом "Береза", и его партнер по исполнительскому дуэту
Анатолий Костин (Воронеж) -- соответственно, "Пинчер".
На первых Грушинских фестивалях, еще в Пескалах, организация была не
такая всеобъемлющая и четкая, как теперь, и была большая проблема с
туалетами. Точнее, туалет был, но слишком уж далеко, и хорошо просматривался
со всех позиций. Причем у мужиков проблемы возникали чаще, потому что, как
известно, емкость мужского мочевого пузыря втрое меньше, чем женского.
Поэтому они время от времени просто собирались в кружок, становились
поплотнее и пели, стараясь не подпускать к себе представителей прекрасного
пола.
И вот однажды московский собиратель песен Миша Байер, изобретатель
"бардобойки" -- микрофона на удочке, привлеченный стройным многоголосным
исполнением песни "Взвейтесь, соколы, орлами", подошел к компании маевцев
(так испокон называли себя члены КСП Московского авиационного института),
ядро которой составлял мужской квартет "Жаворонок". Изловчившись, Миша
просунул между ног в самый центр круга свой "снаряд" и стал записывать.
По окончании песни и связанной с ней процедуры повеселевшие маевцы
сказали ему:
-- Ну-ка, вруби: интересно, что получилось.
Миша врубил. Это была горная река! И где-то вдали -- "полно горе
горева-а-ать!.."
Та же проблема несколько иным образом отразилась на деятельности
спецслужб израильского парламента -- кнессета.
Как известно, одной стороной его здание смотрит на Ган Сакер, что в
переводе означает -- парк Сакер. Парк этот, длинный и узкий, находится в
центре Иерусалима между кнессетом и оживленной улицей, уставленной
многоэтажными домами. Это, пожалуй, один из немногих парков в Израиле, не
оснащенный так называемыми "всеми удобствами".
И именно в нем повадился отмечать дни своего рождения Евгений Дреер, в
прошлом хорошо знакомый ростовчанам как ценитель изящной словесности и
пропагандист лучших ее образцов в авторской песне. Празднества эти с самого
начала приняли форму слета -- со сценой, микрофонами, тарахтящим движком,
горячительными напитками и прочими атрибутами слетов КСП. Проводились они в
ночь с пятницы на субботу, то есть в священный шабат, когда всякая активная
деятельность, в том числе игра на музыкальных инструментах, правоверными
израильтянами не поощряется. И последние где-то часа в два пополуночи,
достанные крепкими голосами участников, помноженными на мощность акустики,
для которой 100 метров от сцены до окон квартир -- ничто, выходили
прокалывать шины транспортных средств любителей АП и просто друзей виновника
торжества. Что, впрочем, тоже является работой...
Так вот, едва ли не единственные в парке кустики росли (и посейчас
растут) вдоль проволочной ограды кнессета. И участники слета повадились было
использовать их по одному из назначений -- ввиду вышеупомянутого отсутствия
удобств. Это продолжалось недолго и только на первом слете: появились
парламентские секьюрити и в доступной форме на хорошем еврейском языке
попросили больше этого не делать: сигнализация срабатывает!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- Как Боря Бурда ведет концерты. В Ростове у нас был импровизированный
концерт. Должно было петь четыре человека, а пело человек пятнадцать. А
зрителями были бабушки, внучки... А потом народ набежал: это был центральный
парк культуры и отдыха. И я обратил внимание: стоит Михалев уже "под газом"
и лошадь обнимает. Живую, не какую-нибудь там! Горюет и что-то ей
рассказывает. А Боря ведет концерт. И получилось так, что Кукин спел песню и
выпала у него гитара. Уронил он ее. А гитар не хватало. Боря тут же
реагирует:
-- Представляете, что значит для автора уронить гитару? Это живое
существо; человек с ней свыкается. А гитара-то ведь не Кукина, а гитара-то
Михалева!..
А Кукин, уходя:
-- Да что ж он брешет!
Игорь Михалев всего этого не слышит, а Бурда тем временем продолжает:
-- И вот сейчас на сцену выйдет Михалев. Представляете, какое
несчастье: она же треснула, наверное! Какое горе для автора! Знаете, люди
добрые, давайте это горе как-то компенсируем, давайте его очень тепло
встретим!
Михалев выходит на сцену, народ восторженно орет и рукоплещет, и Игорь
не поймет, что ж такое.
А лошадь угнал Анвар Исмагилов. Он сел на нее и ускакал в город к
своему другу -- решил его удивить. Милиция перекрывает дорогу, останавливает
машины и Анвар скачет в режиме наибольшего благоприятствования. Прискакал и
начал друга выкликать. Тот высунулся из окна, посмотрел на него с кислой
рожей и произнес:
-- А, это ты...
Поскакал Анвар назад, упал с лошади...
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
На концерте в "Перекрестке" Дмитрий Бикчентаев поет свой знаменитый
"Старый Новый Год" на стихи Вознесенского. После строчки "..вытри рюмашки
насухо..." у кого-то звонит мобильник.
-- ...выключи телефон!!! -- следуя авторскому тексту, радостно кричит
весь зал вместе с Дмитрием.
Рассказывают Алексей Куликов (Береза) и Анатолий Костин (Пинчер). Пинч
вообще-то воронежец, а Береза, как мы помним, житель героического
Волгограда. Но в аспирантуре он учился в Воронеже, и у них с Пинчером
сложился неплохой исполнительский дуэт. И вот они на концерте в Москве в
начале 70-х поют песню Владимира Кочана на стихи Леонида Филатова, которая
начинается со слов:
что мы сторонимся любви...
Но -- что значит спетость! Не сговариваясь, запели:
Так повелось промеж людей,
что мы сторонимся... --
и разом замерли.
Зал -- восемьсот человек -- замер на несколько секунд, видимо,
производя при этом какие-то расчеты в уме, затем дружно грохнул.
Друзья переждали этот выплеск эмоций и запели снова, на сей раз ближе к
тексту.
Ирина Рынкевич, автор и исполнитель из Петрозаводска, честно
признается:
-- До сих пор боюсь свою любимую "Московскую цыганочку" М.Балашова --
А.Фрейдина ("Догорает старый вальс...") из-за строчек "Пусть прогремит,
ударит в ночь / Телефона очередь..."
Оказалось, что в моем сознании слово "очередь" ассоциативно связано с
такой вещицей, как пулемет. И, дабы не превращать лирическую песню в боевик,
я, приближаясь к злополучной строчке, всегда пыталась вызвать в своем
сознании образ телефона. Но, поскольку почти всю сознательную жизнь
домашнего телефона у меня не было, я представляла себе более родной предмет
-- телефонную будку.
В результате получалось:
Пусть прогремит, ударит в ночь
Автомата очередь!..
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- Была такая история в 1982 году на Грушинском фестивале. Дуэт Митяев
-- Старцев приехал зарабатывать звание лауреатов. До этого они были
дипломантами. А готовил их Михаил Вейцкин наш известный, который подготовил
целую плеяду авторов и исполнителей, и они все, несмотря на то, что выходили
из-под одного топора, были совершенно разные, но чувствовалась рука мастера.
Сделали они знаменитую песню Луферова "Не плачь, дядя". А в жюри
первого тура случился Алексей Брунов, очень веселый человек по жизни,
большой любитель пошутить. Он им и говорит:
-- Так все нормально, ребята, но слова-то нужно подучить! На гитару так
не пойдет!
-- А в чем дело?!?!
-- Ну как же, вы же спели "Не плачь, дядя, съешь свою шляпу".
-- Не может быть!!!
-- Да спросите вон хоть у кого...
А он к тому времени успел подговорить человек восемь. И вот к ним
подходят один за одним и говорят:
-- Ну, ребята, вы дали!
И малоизвестные тогда Митяев Олег Григорьевич и Старцев Петр
Николаевич, исполнительский дуэт, отправились репетировать. А репетировали
они тогда зверски, часами, и сотню раз злосчастную фразу повторили.
И вот II тур (а тогда три отборочных тура было). И они поют:
-- Не плачь, дядя, съешь свою шляпу!
Рассказывает московский бард Александр Карпов (из московской газеты
"БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Должно быть, всякому исполнителю знакома ситуация, когда уже во время
исполнения какой-то старой песни на сцене вдруг с ужасом осознаёшь, что
слова вылетают изо рта совершенно автоматически. Песня не повторялась уже
Бог весть сколько времени, и текст совершенно забыт. Поешь и думаешь, когда
же инстинкт подведёт и ты застынешь перед микрофоном с беспомощно раскрытым
ртом... Но не таков Игорь Белый! Находчивости этого барда поистине нет
предела! Ведь даже забыв начисто слова своих песен, умудряется он прямо по
ходу дела сочинить новые. А уж что из этого выходит...
Как-то раз Белый и Карпов давали концерт в актовом зале одной из школ
города Пушкина. Аудитория состояла из учащихся старших классов, петь было
неудобно, микрофоны отсутствовали. Игоря переклинило, и он принялся
бессовестно путать и забывать слова. Карпов, как мог, помогал ему вспоминать
и подпевал даже те песни, которые Игорь ранее пел один, Получалось все
более-менее сносно до тех пор, пока не настала очередь песни "Веселых
Рыбаков с Острова Хоккайдо". Начинается эта песня так:
В море, в море за тунцом!
Капитан наш молодцом.
У него большая карта,
Водки пинта, виски кварта!..
Песню отпели хорошо вплоть до последнего куплета. А в конце песни
первый куплет предполагалось повторить. "В море, в море за тунцом!.." --
весело распевали барды. Но Карпову пришлось тут же заткнуться, поскольку
вместо второй строчки Белый неожиданно пропел: "Наш кораблик молодцом!.."
Карпов вопросительно покосился на Игоря, ожидая, что тот не будет
усугублять ситуацию и допоёт куплет, как будто так и задумывалось. Однако, к
его ужасу, Белый достаточно бодро затянул дальше: "А у капитана -- виски..."
И, страшно оскалившись на зрителей, бодро завершил: "ДА ЕЩЕ И КВАРТА
ВОДКИ!!!"
Барды еле сползли со сцены от смеха...
Вспоминает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Карелия. Зима. Февраль. Панельная многоэтажка. Кухня. Щели под
подоконником. Ветер свищет. Холод зверский. Сидим. Пьем чай. Играем на
гитаре. Поем никитинскую: "Что происходит на свете, а просто...".
В строчке "легкие платья из ситца", хозяин квартиры, у которого от
холода нос посинел, пропел инстиктивно: "теплые платья из ситца..."
Рассказывает Борис Вайханский.
Во время межрегионального фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996
года, как водится, проходили концерты ведущих мастеров жанра. Постигла эта
участь и Александра Городницкого. Аккомпанировал ему старый товарищ по
оружию Михаил Кане, который, как известно, и сам выступает в качестве
исполнителя. И на этом концерте он тоже спел несколько песен Городницкого
сам, после чего они вошли в "штатный" режим: Кане играет и подпевает,
Городницкий ведет главную партию.
Недолго это длилось, когда вдруг из зала раздался громкий и ясный голос
некоей дамы:
-- Пусть Кане поет!
Ее попытались проигнорировать, но она настаивала:
-- Пусть Кане поет!
-- Но почему Кане?
-- Он лучше поет! У него голос лучше!
В чем-то аналогичный случай. Рассказывает Валентин Вихорев.
17 декабря 1998 года в лектории питерского зоопарка состоялся его
концерт. На этапе подготовки к нему обратились Татьяна и Александр Копосовы
с предложением поучаствовать в роли помощников:
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем?
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем и подпоем?
-- Валентин Иваныч, а можно, вы на этой песенке посидите, отдохнете,
послушаете, а мы сами поработаем?
Рассказывает Берг, как весной 1997 г. в Литве, в Висагинасе президент
местного КСП Рустам Салихов предложил:
-- Хотите, я Вам поставлю кассету с Вашей песней в хорошем исполнении?
Рассказывает Евгений Дреер (Ростов-на-Дону -- Иерусалим):
-- 23 мая 1998 года. Закончился 7-й слет "Дуговка" на Кинеретском
озере. Почти все разъехались, кроме нескольких панков и особо религиозных
участников, дожидающихся появления на небе трех первых звезд после шабата
(святой субботы). И один из них мне говорит:
-- Иду вчера по "Дугве", вижу: рыжий, толстый, бородатый поет песни
Ланцберга. И так паршиво поет! Но вполне адекватно. А сегодня мне
рассказали, что Ланцберг был на слете...
Рассказывает Берг:
-- Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973
года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский
фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил
за это)... Но все равно настроение было поганое.
И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой
кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и
выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну,
думаю, сейчас вылезу -- морду набью!
Вылезаю, смотрю -- киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит.
Рассказывает Марина Меламед (автор, Харьков -- Иерусалим):
-- Хороший человек Дмитрий Дихтер приехал в 1988 году в Харьков на
первый и единственный детский слет, проигнорировал застолье у местных бардов
и отправился к детям под сосны.
Меж тем у детей из КСП "Товарищ гитара" назрела мелкая трагедия: не
хватало Визбора. В смысле -- кассеты для создания песенного воздуха для
приезжающих.
Дима Свербилов (тогда 14 лет), человек дела, пошел и грубо разбудил
хорошего человека Дихтера, который, попав под сосны, нечаянно уснул.
Дихтер безропотно встал, не проснувшись, и почапал, куда ведут. Привели
к микрофону, усадили, скомандовали -- пой Визбора! Хороший Дихтер покорно
пел минут сорок, а Свербилов, человек дела, считал песни.
Утром над лагерем раздался Визбор, очень похожий на настоящего, только
громко. Дихтер с омерзением проснулся.
В это время в спальном лежбище появился Борис Бурда, свежий и чистый,
-- здороваться. Дихтер доверительно сказал ему:
-- Слушай, друг, найди этого идиота, что орет на весь лагерь, и дай ему
в ухо!
Боря ушел, минут через десять вернулся, радостно взволнованный, но
по-прежнему свежий и чистый.
Подошел к Дихтеру и дал ему в ухо.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- 1982 год. После "Эсхара" -- лауреатский концерт, уже в городе. В
первых рядах сидят наши ребята, выходят на сцену -- тот Клячкина поет, тот
-- Кукина, тот -- свои дурацкие песни... А мы затеяли анекдоты рассказывать.
Рассказываю им такой: весна 1945 года, в бункере к Борману подходит Гитлер:
-- Мартин, Мартин, все пропало, русские нас окружили, завтра возьмут
Рейхстаг! Наши идеи, наши планы...
-- Адя, брось, не суетись, сядь лучше, послушай, какую я песню сочинил:
"Лыжи у печки стоят,
гаснет закат за горой..."
Только мы отсмеялись, выходит парень -- восемнадцать лет, первый раз на
сцене:
-- Юрий Визбор, "Лыжи у печки стоят"!
Мы -- ржать, а он не может сообразить, что же сделал не так.
TV любит золотарей-интеллектуалов!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- О прекрасной реакции Миши Кочеткова. Он ведет телепередачу "Гнездо
глухаря". Там можно импровизировать, правда, в определенных рамках. Миша
говорит:
-- Мы тебе на сегодня выберем какую-нибудь профессию. Кем ты хочешь
быть? Хочешь -- скульптором? А в связи с этим споешь какую-нибудь песню.
И вот идет прямой эфир, Кочетков спрашивает:
-- Так, Володя, кто ты у нас сегодня?
-- Скульптор.
-- Ты знаешь, Володя, нет, мне не нравится. Давай, будешь
ассенизатором.
-- Нет, Миша, лучше я буду скульптором, мастером мелких форм.
Миша тут же находится:
-- Ну, конечно, Шостакович же говорил, что любой человек, сидящий на
унитазе, напоминает одновременно и скульптора, и мыслителя...
Известно лишь доке, что корабль ремонтируют в доке!
Рассказывает Александр Руманов (Москва):
-- В Москве выступает Юрий Кукин. Второе отделение, вопросы и ответы.
Девочка поднимает руку и спрашивает:
-- Как Вы относитесь к творчеству Олега Митяева?
-- Помнится, -- говорит Кукин, -- приехал я в Москву, а в дороге
потерял записную книжку. А ехал я к Визбору, и как его теперь найти -- не
знаю. Зато знаю, как он писал песни: если, к примеру, о корабле, то
выспрашивал у капитана все детали -- что как называется и работает. То есть,
он писал так, как надо писать. Стал я вспоминать его песни: одна -- где он
живет в последнем переулке, другая -- где окна выходят во двор, третья --
где номер квартиры... Позвонил в дверь, Адочка Якушева меня встретила... Да,
кстати, у Митяева есть такая строчка: "...А на верфи ледоколы лечатся..."
Так вот, они там не лечатся! А вообще очень талантливый автор!
Вспоминает Ирина Рынкевич:
-- В нашем КСП в Петрозаводске долго ломали голову над одной песней
Олега Митяева. В начале ее говорилось, что солдаты залегли для броска. В
конце же была строчка -- нечто вроде "Взвод ни на шаг не отступил..."
В итоге песня получила местное название "Неудавшийся бросок".
А другую песню того же автора мы просто не могли себе позволить
включать в репертуар по соображениям собственной репутации, ибо любой
северянин знает, что морошка растет только на болоте, но никак не на камнях,
как уверяет Митяев.
Рассказывает Берг:
-- Год, кажется, 1973-й, август. Я -- в Москве, в гостях у Андрюши
Добровольского, тогда недавнего выпускника МАИ и близкого друга
"Жаворонков", а впоследствии -- профессионального кинорежиссера. Кроме меня
еще некий Валера, художник, и Леша Куликов (Береза), в то время воронежский
аспирант.
Андрей показывает нам квартиру (отцовскую, на проезде Серова,
естественно, "крутую" -- эту старую мебель, эти комнаты, эти
"благоустройства". А "там", наряду с традиционным унитазом, была диковинная
штука с фонтанчиком посредине -- биде.
Потом стали петь песни, и когда я дошел до "Грачей", а точнее, до
строчки "...Ты, конечно, не знаешь, что снова в беде я..." -- Береза очень
тихо и очень отчетливо подправил: "В биде!" Песенка была поломана. И не мог
я ее петь после этого еще лет десять.
Рассказывает Сергей Губанов (Москва):
1996 год, Москва, весенний слет куста "РЭКС". У костра сидят Андрей
Суворов и Володя Рычков и обалденно поют песню Андрея Крючкова. Тот
находится тут же и время от времени пытается им подпевать, но народ
реагирует нервно, да и сам автор понимает, что с его голосиной делать это --
только кайф ломать. А петь охота! И тогда он встает, отходит метров на
тридцать и врубает от души...
На одном из слетов начала 80-х московская группа "Мышеловка", в ту пору
игравшая вполне нормальную музыку, устроила музыкальную побудку: "мышеловы"
ходили от стоянки к стоянке и громко играли что-то жизнеутверждающее.
Забредя в лагерь куста "РЭКС" и узнав от его обитателей, что в такой-то
палатке спит Андрей Крючков, музыканты окружили ее с четырех сторон и по