Страница:
— Ввиду чрезвычайных обстоятельств, — сказал Лайт, — с этого момента вы будете исполнять только мои команды.
Мими и ДМ, не выразившие никакого удивления при его появлении, несколько замешкались с ответом.
— Нам нужно знать эти чрезвычайные обстоятельства, — сказал один из мэшин-менов, видимо выполнявший роль руководителя группы. — Иначе мы не сможем судить о целесообразности ваших команд.
— Справедливо. Вас лишили правдивой информации о том, что происходит в мире, и вы чуть было не нарушили основной принцип вашей деятельности.
Лайт коротко, приводя только факты и цифры, рассказал о войне, которую намерены развязать хозяева Кокервиля.
— Таким образом, — заключил он, — вы по неведению могли стать главными исполнителями плана истребления человечества. Выполняя мои команды, вы будете не уничтожать, а спасать людей.
После того как мэшин-мены задали несколько уточняющих вопросов и получили исчерпывающие ответы, старший из них сказал:
— Мы в вашем распоряжении.
Все сразу упростилось. У Лайта появились помощники, и необходимость самому вникать в практическое управление сложным хозяйством отпала.
— Выключите энергопитание навигационной службы.
— Готово, — доложила ДМ.
Теперь ни одна ракета не могла отбыть из Кокервиля или причалить к нему без его, Лайта, разрешения.
— Всю связь, внешнюю и внутреннюю, беру на себя. Ни одно слово без моей команды не должно вы рваться из Кокервиля во внешний мир.
— Готово!
Первую задачу можно было считать решенной. Боулз не сможет подать команду тем зловещим кораблям, которые затаились в океанских глубинах. А что делать дальше, Лайт пока не решил.
— Гарри! — услышал он знакомый голос и, взглянув на экран, увидел Торна, Боулза и Кокера, смотревших на него как на выходца из крематорной печи. За спинкой кресла, в котором восседал Боулз, стоял его «адъютант» — первый экземпляр мими-исполнителя, с которым генерал не расставался. — Я преклоняюсь перед тобой, Гарри, — продолжал Торн. — Как ты стал чевом?
— Плевать на то, кем он стал! — оборвал Боулз. — Я хочу знать: какого черта вы там делаете?! Кто раз решил вам совать свой грязный нос в диспетчерскую?!
— Спрашивать, генерал, буду я, — спокойно ответил Лайт. — И вам будет очень плохо, если вы станете мне лгать.
— Дик 12-44! — повелительно крикнул Боулз. — Немедленно вышвырните этого проходимца! Не выполняйте ни одной его команды!
Старший мэшин-мен посмотрел на Лайта, как бы спрашивая — отвечать или нет? Лайт разрешающе кивнул.
— Ваше приказание неразумно, генерал Боулз, — деловито, как будто выдавая справку, сказал Дик 12-44. — Теперь мы знаем правду о смысле наших действий и больше ваших команд выполнять не будем.
Боулз вызвал Макрожера и приказал:
— Сейчас же пошли в диспетчерскую вооруженную бригаду. Пусть выволокут этого наглеца и заодно сменят персонал мими.
— Слушаюсь, генерал!
— Напрасно слушаетесь, Макрожер, — заметил Лайт. — С этой минуты я отключаю службу охраны от всех видов связи и снимаю у вас искусственную гравитацию. Побудьте в невесомости и соберитесь с мыслями, если таковые найдутся.
Еще до того, как изображение Макрожера погасло, все успели увидеть, как начальник охраны всплыл вместе со своим столом, стулом и прочими вещичками.
Кокер захихикал, попытался что-то сказать, но смог только икнуть. Боулз рванулся к резервному пульту.
— Спокойно, генерал, — остановил его Лайт. — Вы, видимо, еще не разобрались в обстановке. Вся связь проходит только через меня. Сейчас вы разговариваете со мной, потому что я это разрешил. Ни с Землей и ни с кем внутри Кокервиля вы связаться не сможете. Если вы не хотите убедиться, что ваша весомость так же иллюзорна, как у Макрожера, сядьте и слушайте.
Боулз рухнул в кресло. Он действительно не мог и не хотел признать безвыходность своего положения.
— Чего ты хочешь, Гарри? — заискивающе спросил Торн. Им еще не овладела тревога за свою судьбу. Он был полон восхищения научным подвигом Лайта и понял, что сделал величайшую глупость, оставив лабораторию на пороге великих открытий.
— Я хочу, чтобы генерал Боулз сообщил мне код тех команд, которыми можно затопить подводные корабли.
— Какие корабли, Гарри? — с искренним недоумением пролепетал Торн.
— Он шпион! — выкрикнул Боулз. — Предатель! Диверсант!
— Дэви, — обратился Лайт к Торну. — Если ты действительно не знаешь, о каких кораблях идет речь, значит, и от тебя скрыли часть правды. Объясни своему взбесившемуся генералу, у которого ненависть вы теснила остатки интеллекта, что чев не может быть ничьим агентом. Он подчиняется только разуму.
— Может быть, ему нужен выкуп? — радостно сообразил Кокер. — Сколько ты хочешь, малыш? — спросил он у Лайта.
— Кокер! Прикажите генералу отвечать на мои вопросы. Иначе мне придется отключить гравитацию и в ваших апартаментах. Вот так…
Вся мебель в кабинете закачалась и оторвалась от пола. Судорожно ухватившись за подлокотники, Кокер завопил о помощи. Кресла, в которых сидели Боулз и Торн, уже начали переворачиваться ножками вверх. Но Лайт вновь включил установку, и все вещи опустились на свои места.
— Скажи ему, Том! — взмолился Кокер. — Скажи все, что он хочет. Пусть тоже знает о «Прополке».
— Замолчи, Сэм! — прикрикнул на него Боулз. — Он шантажирует нас и ответит по закону. Мы ничего ему не скажем. — Обратившись к Торну, он спросил: — Сколько времени он может торчать там без воды и жратвы?
— Сколько угодно, — ответил Торн.
— Если вы будете молчать, — напомнил о себе Лайт, — я включу глобальное вещание и буду допрашивать вас перед глазами всего человечества.
— Послушайте, доктор, — миролюбиво начал Боулз. — Нам с вами нет никакой нужды ссориться. Война, о которой вы прослышали, готовится нашими врагами. Мы вынуждены упредить их и нанести первый удар. Мы уверены в победе, но на всякий случай ре шили обезопасить элиту нашего общества, в том числе и вас, чтобы сохранить цивилизацию свободного мира. Раз уж вы проникли в нашу тайну, мы готовы принять вас в союзники и предоставить вам в послевоенной администрации любой достойный вас пост.
— Я повторяю свой вопрос: по какой команде подводники произведут провокационный удар и как можно затопить их до нанесения этого удара?
В голосе Лайта нельзя было уловить ни раздражения, ни нетерпения. Он был спокоен и тверд. Но именно это спокойствие ужасало Боулза.
— Это военная тайна, доктор.
— Поэтому я и хочу ее знать.
Милз, следивший по голограммам за тем, что происходит в Кокервиле, не успевал осмыслить те изменения, которые совершались в психике участников начавшейся схватки. На помощь пришла Минерва:
— У Лайта все ступени Инта работают с предельным напряжением. Центры анализа, логического контроля и прогнозирования выдают безошибочные умозаключения. У него нет ни колебаний, ни сомнений. Каждое решение сразу же реализуется в поступках. У Кокера волны страха захлестнули остаточные фрагменты интеллекта. А у Боулза идет борьба между эмоциями страха, ярости и надеждой обмануть Лайта. Его Инт не парализован, как у Кокера, а мобилизован. Но мысли, оформляющиеся на высших ступенях, отвергаются логическим центром. Видимо, каждая из них признается им более нелепой, чем предыдущая. Возникают зыбкие узоры и тут же распадаются. Но Боулз далек от капитуляции. Отчетливо складывается характерная картина коварства.
— Надо бы предупредить Лайта, — встревожился Милз.
— Мы не можем с ним связаться, пока он не вызовет нас. Но я думаю, что он сейчас достаточно проницателен, чтобы разгадать уловки Боулза.
— А что у Торна?
— У него, пожалуй, самая сложная голограмма. Как ни странно, эмоция страха, во многом определяющая поведение Кокера и Боулза, у Торна почти не просматривается. Доминантные — изумление, восхищение и еще зависть. Все его чувства в состоянии смятения. Идет борьба между эмоциями положительными и отрицательными. Видите, как наслаиваются и перемешиваются краски обоих стволов. А Инт работает четко, с присущей ему энергией. От Торна можно ждать самых непредвиденных поступков.
— Хорошо, — сказал Боулз. — Я открою вам все карты. Но для этого вы должны покинуть диспетчерскую и прибыть сюда. Все материалы в нашем штабном кабинете.
— В последний раз говорю вам, генерал, — с тем же устрашающим спокойствием сказал Лайт, — немедленно сообщите кодовую команду для затопления кораблей. Или вы повиснете вниз головой на очень долгое время.
Боулз ухватился за сиденье, и видно было, что он готов находиться в любом положении, лишь бы не проронить ни слова. Кокер влез в кресло с ногами, обхватил руками его спинку и уже открыл рот, чтобы издать отчаянный вопль. Только Торн поднялся и с взволнованным, побледневшим лицом повернулся к Лайту:
— Я все скажу, Гарри. Не потому, что ты меня принудил. Я всегда разделял твои взгляды и сейчас особенно глубоко понял мерзкую сущность того, что задумали эти люди. — Торн протянул руку в сторону Кокера и Боулза.
Генерал вскочил с неожиданной для него резвостью и кинулся к Торну, Но мими по знаку Лайта успел выключить гравитацию, и все трое закувыркались под потолком.
— Поболтайтесь в невесомости, — сказал Лайт, — пусть генерал остынет, а я пока включаю глобальную связь.
***
Весть о том, что Кокервиль в результате каких-то никем не объясненных помех полностью изолирован от всего мира, успела стать величайшей, всех ошеломившей сенсацией. Сто двадцать тысяч человек, чьи имена десятилетиями не сходили с экранов великосветской хроники, биржевых сводок, научных обозрений, военной летописи, сто двадцать тысяч, среди которых были боссы и менеджеры, ни на минуту не упускавшие руководства гигантскими промышленными концернами и колоссальными капиталами, вдруг, в одно мгновение, словно растворились в бездне космоса.
К Кокервилю направились правительственные корабли, но все причалы центральной базы и ее сателлитов оказались наглухо задраенными. Космический город будто вымер. Все попытки связаться с его обитателями ни к чему не привели.
Естественно поэтому, что голос Лайта, внезапно донесшийся из Кокервиля, вызвал у всех землян такой интерес, какого они никогда ни к чему не проявляли. Остановились все транспортные машины, прекратились все другие телепередачи, прервались все зрелища, люди забыли о ложках, поднесенных ко рту. Все взоры сосредоточились на лице обыкновенного, небрежно одетого человека средних лет.
— Люди! — начал Лайт. — Я говорю с вами из диспетчерского центра Кокервиля. Чтобы проникнуть сюда, мне пришлось выйти в открытый космос без скафандра и пройти сквозь радиоактивную зону. Как видите, я жив. Жив потому, что сменил свою бренную плоть на другую, сделанную из витагена — материала, созданного моей лабораторией. Чтобы у вас не осталось сомнений в правдивости каждого моего слова, я включаю запись моего перехода, сделанную теми, кто пытался меня задержать.
ДМ, фиксировавшая все, что происходило в Кокервиле, выдала на экран изображение, которое до этого видели только Кокер, Боулз и Торн, не считая службы охраны. Теперь весь мир видел, как свободно передвигался Лайт в своем мятом пиджаке, с развевающимися волосами в безвоздушном, мертвяще-холодном пространстве космоса.
— Люди из витагена, — продолжал Лайт, — люди, не зависящие от условий среды, продиктованных природой, люди, не знающие старости и болезней, люди бессмертные и мудрые — появятся в далеком будущем. Путь к их созданию долог и труден. Я представляю собой лишь жалкое подобие Человека Величественного. Мне пришлось раньше времени стать существом из витагена и отказаться от привычных радостей бытия. Я сделал это по призыву тех сил человечества, которые решили сорвать сатанинский план кучки злодеев. В эти дни, когда все вы с нетерпением ждете ликвидации всех запасов оружия, кокеры и боулзы ради спасения своих прибылей и привилегий намеревались спровоцировать тотальную войну. Благодаря бдительности миролюбивых сил их план сорвался. Но заговорщики еще угрожают миру…
Лайт перевел на экран кабинет Кокера. Кресла все еще витали под потолком огромного помещения, сталкивались, разлетались в разные стороны. Кокер протяжно вопил, взывая о помощи.
— Я вынужден был, — продолжал Лайт, — отключить в этой комнате гравитацию, чтобы усмирить организаторов и вдохновителей заговора. Они хотя и попали в собственный капкан, но все еще готовы кусаться. Я возвращаю им силу тяжести.
Кресла мягко опустились на пол.
— Снова, теперь уже перед глазами всего человечества, я спрашиваю вас, — обратился Лайт к Боулзу. — Назовете вы команды для затопления подводных кораблей?
Боулз молчал.
— В таком случае мы выслушаем доктора Торна. Он один из главарей, но согласился дать чистосердечные показания. Прошу, Дэви, от тебя все ждут правды.
Изнеможенный, едва держась на ногах, Торн с ненавистью смотрел на Боулза:
— Я скажу все, генерал… Гарри… То, что я хочу рассказать, может показаться невероятным. Поэтому я прошу продемонстрировать запись доклада Боулза группе генералов… Я тоже присутствовал. Это было около восьми месяцев назад… Сейчас я попробую вспомнить число…
Но ничего вспомнить Торн уже не смог. Боулз приказал своему адъютанту: «Убей его!» Лайт не успел выключить гравитацию, слишком неожиданным был этот приказ. А мими-исполнитель не потерял ни секунды. Точным выстрелом из лучевого пистолета он убил Торна наповал.
Лайт переключил гравитацию в кабинете Кокера на резко сменяющийся режим. Кресла и мими-исполнитель то взлетали под потолок, то грохались оттуда на пол и снова взлетали. Боулз и Кокер судорожно цеплялись за мягкие кожаные подушки, пряча в них головы и ноги. Но гравитационная встряска не прошла для них даром. Когда Лайт в последний раз бросил кресла вниз, и Сэм VI, и генерал лежали в них с едва заметными признаками жизни. А мими-адъютант растянулся на полу со свернутой шеей и переломанными конечностями.
28
Мими и ДМ, не выразившие никакого удивления при его появлении, несколько замешкались с ответом.
— Нам нужно знать эти чрезвычайные обстоятельства, — сказал один из мэшин-менов, видимо выполнявший роль руководителя группы. — Иначе мы не сможем судить о целесообразности ваших команд.
— Справедливо. Вас лишили правдивой информации о том, что происходит в мире, и вы чуть было не нарушили основной принцип вашей деятельности.
Лайт коротко, приводя только факты и цифры, рассказал о войне, которую намерены развязать хозяева Кокервиля.
— Таким образом, — заключил он, — вы по неведению могли стать главными исполнителями плана истребления человечества. Выполняя мои команды, вы будете не уничтожать, а спасать людей.
После того как мэшин-мены задали несколько уточняющих вопросов и получили исчерпывающие ответы, старший из них сказал:
— Мы в вашем распоряжении.
Все сразу упростилось. У Лайта появились помощники, и необходимость самому вникать в практическое управление сложным хозяйством отпала.
— Выключите энергопитание навигационной службы.
— Готово, — доложила ДМ.
Теперь ни одна ракета не могла отбыть из Кокервиля или причалить к нему без его, Лайта, разрешения.
— Всю связь, внешнюю и внутреннюю, беру на себя. Ни одно слово без моей команды не должно вы рваться из Кокервиля во внешний мир.
— Готово!
Первую задачу можно было считать решенной. Боулз не сможет подать команду тем зловещим кораблям, которые затаились в океанских глубинах. А что делать дальше, Лайт пока не решил.
— Гарри! — услышал он знакомый голос и, взглянув на экран, увидел Торна, Боулза и Кокера, смотревших на него как на выходца из крематорной печи. За спинкой кресла, в котором восседал Боулз, стоял его «адъютант» — первый экземпляр мими-исполнителя, с которым генерал не расставался. — Я преклоняюсь перед тобой, Гарри, — продолжал Торн. — Как ты стал чевом?
— Плевать на то, кем он стал! — оборвал Боулз. — Я хочу знать: какого черта вы там делаете?! Кто раз решил вам совать свой грязный нос в диспетчерскую?!
— Спрашивать, генерал, буду я, — спокойно ответил Лайт. — И вам будет очень плохо, если вы станете мне лгать.
— Дик 12-44! — повелительно крикнул Боулз. — Немедленно вышвырните этого проходимца! Не выполняйте ни одной его команды!
Старший мэшин-мен посмотрел на Лайта, как бы спрашивая — отвечать или нет? Лайт разрешающе кивнул.
— Ваше приказание неразумно, генерал Боулз, — деловито, как будто выдавая справку, сказал Дик 12-44. — Теперь мы знаем правду о смысле наших действий и больше ваших команд выполнять не будем.
Боулз вызвал Макрожера и приказал:
— Сейчас же пошли в диспетчерскую вооруженную бригаду. Пусть выволокут этого наглеца и заодно сменят персонал мими.
— Слушаюсь, генерал!
— Напрасно слушаетесь, Макрожер, — заметил Лайт. — С этой минуты я отключаю службу охраны от всех видов связи и снимаю у вас искусственную гравитацию. Побудьте в невесомости и соберитесь с мыслями, если таковые найдутся.
Еще до того, как изображение Макрожера погасло, все успели увидеть, как начальник охраны всплыл вместе со своим столом, стулом и прочими вещичками.
Кокер захихикал, попытался что-то сказать, но смог только икнуть. Боулз рванулся к резервному пульту.
— Спокойно, генерал, — остановил его Лайт. — Вы, видимо, еще не разобрались в обстановке. Вся связь проходит только через меня. Сейчас вы разговариваете со мной, потому что я это разрешил. Ни с Землей и ни с кем внутри Кокервиля вы связаться не сможете. Если вы не хотите убедиться, что ваша весомость так же иллюзорна, как у Макрожера, сядьте и слушайте.
Боулз рухнул в кресло. Он действительно не мог и не хотел признать безвыходность своего положения.
— Чего ты хочешь, Гарри? — заискивающе спросил Торн. Им еще не овладела тревога за свою судьбу. Он был полон восхищения научным подвигом Лайта и понял, что сделал величайшую глупость, оставив лабораторию на пороге великих открытий.
— Я хочу, чтобы генерал Боулз сообщил мне код тех команд, которыми можно затопить подводные корабли.
— Какие корабли, Гарри? — с искренним недоумением пролепетал Торн.
— Он шпион! — выкрикнул Боулз. — Предатель! Диверсант!
— Дэви, — обратился Лайт к Торну. — Если ты действительно не знаешь, о каких кораблях идет речь, значит, и от тебя скрыли часть правды. Объясни своему взбесившемуся генералу, у которого ненависть вы теснила остатки интеллекта, что чев не может быть ничьим агентом. Он подчиняется только разуму.
— Может быть, ему нужен выкуп? — радостно сообразил Кокер. — Сколько ты хочешь, малыш? — спросил он у Лайта.
— Кокер! Прикажите генералу отвечать на мои вопросы. Иначе мне придется отключить гравитацию и в ваших апартаментах. Вот так…
Вся мебель в кабинете закачалась и оторвалась от пола. Судорожно ухватившись за подлокотники, Кокер завопил о помощи. Кресла, в которых сидели Боулз и Торн, уже начали переворачиваться ножками вверх. Но Лайт вновь включил установку, и все вещи опустились на свои места.
— Скажи ему, Том! — взмолился Кокер. — Скажи все, что он хочет. Пусть тоже знает о «Прополке».
— Замолчи, Сэм! — прикрикнул на него Боулз. — Он шантажирует нас и ответит по закону. Мы ничего ему не скажем. — Обратившись к Торну, он спросил: — Сколько времени он может торчать там без воды и жратвы?
— Сколько угодно, — ответил Торн.
— Если вы будете молчать, — напомнил о себе Лайт, — я включу глобальное вещание и буду допрашивать вас перед глазами всего человечества.
— Послушайте, доктор, — миролюбиво начал Боулз. — Нам с вами нет никакой нужды ссориться. Война, о которой вы прослышали, готовится нашими врагами. Мы вынуждены упредить их и нанести первый удар. Мы уверены в победе, но на всякий случай ре шили обезопасить элиту нашего общества, в том числе и вас, чтобы сохранить цивилизацию свободного мира. Раз уж вы проникли в нашу тайну, мы готовы принять вас в союзники и предоставить вам в послевоенной администрации любой достойный вас пост.
— Я повторяю свой вопрос: по какой команде подводники произведут провокационный удар и как можно затопить их до нанесения этого удара?
В голосе Лайта нельзя было уловить ни раздражения, ни нетерпения. Он был спокоен и тверд. Но именно это спокойствие ужасало Боулза.
— Это военная тайна, доктор.
— Поэтому я и хочу ее знать.
Милз, следивший по голограммам за тем, что происходит в Кокервиле, не успевал осмыслить те изменения, которые совершались в психике участников начавшейся схватки. На помощь пришла Минерва:
— У Лайта все ступени Инта работают с предельным напряжением. Центры анализа, логического контроля и прогнозирования выдают безошибочные умозаключения. У него нет ни колебаний, ни сомнений. Каждое решение сразу же реализуется в поступках. У Кокера волны страха захлестнули остаточные фрагменты интеллекта. А у Боулза идет борьба между эмоциями страха, ярости и надеждой обмануть Лайта. Его Инт не парализован, как у Кокера, а мобилизован. Но мысли, оформляющиеся на высших ступенях, отвергаются логическим центром. Видимо, каждая из них признается им более нелепой, чем предыдущая. Возникают зыбкие узоры и тут же распадаются. Но Боулз далек от капитуляции. Отчетливо складывается характерная картина коварства.
— Надо бы предупредить Лайта, — встревожился Милз.
— Мы не можем с ним связаться, пока он не вызовет нас. Но я думаю, что он сейчас достаточно проницателен, чтобы разгадать уловки Боулза.
— А что у Торна?
— У него, пожалуй, самая сложная голограмма. Как ни странно, эмоция страха, во многом определяющая поведение Кокера и Боулза, у Торна почти не просматривается. Доминантные — изумление, восхищение и еще зависть. Все его чувства в состоянии смятения. Идет борьба между эмоциями положительными и отрицательными. Видите, как наслаиваются и перемешиваются краски обоих стволов. А Инт работает четко, с присущей ему энергией. От Торна можно ждать самых непредвиденных поступков.
— Хорошо, — сказал Боулз. — Я открою вам все карты. Но для этого вы должны покинуть диспетчерскую и прибыть сюда. Все материалы в нашем штабном кабинете.
— В последний раз говорю вам, генерал, — с тем же устрашающим спокойствием сказал Лайт, — немедленно сообщите кодовую команду для затопления кораблей. Или вы повиснете вниз головой на очень долгое время.
Боулз ухватился за сиденье, и видно было, что он готов находиться в любом положении, лишь бы не проронить ни слова. Кокер влез в кресло с ногами, обхватил руками его спинку и уже открыл рот, чтобы издать отчаянный вопль. Только Торн поднялся и с взволнованным, побледневшим лицом повернулся к Лайту:
— Я все скажу, Гарри. Не потому, что ты меня принудил. Я всегда разделял твои взгляды и сейчас особенно глубоко понял мерзкую сущность того, что задумали эти люди. — Торн протянул руку в сторону Кокера и Боулза.
Генерал вскочил с неожиданной для него резвостью и кинулся к Торну, Но мими по знаку Лайта успел выключить гравитацию, и все трое закувыркались под потолком.
— Поболтайтесь в невесомости, — сказал Лайт, — пусть генерал остынет, а я пока включаю глобальную связь.
***
Весть о том, что Кокервиль в результате каких-то никем не объясненных помех полностью изолирован от всего мира, успела стать величайшей, всех ошеломившей сенсацией. Сто двадцать тысяч человек, чьи имена десятилетиями не сходили с экранов великосветской хроники, биржевых сводок, научных обозрений, военной летописи, сто двадцать тысяч, среди которых были боссы и менеджеры, ни на минуту не упускавшие руководства гигантскими промышленными концернами и колоссальными капиталами, вдруг, в одно мгновение, словно растворились в бездне космоса.
К Кокервилю направились правительственные корабли, но все причалы центральной базы и ее сателлитов оказались наглухо задраенными. Космический город будто вымер. Все попытки связаться с его обитателями ни к чему не привели.
Естественно поэтому, что голос Лайта, внезапно донесшийся из Кокервиля, вызвал у всех землян такой интерес, какого они никогда ни к чему не проявляли. Остановились все транспортные машины, прекратились все другие телепередачи, прервались все зрелища, люди забыли о ложках, поднесенных ко рту. Все взоры сосредоточились на лице обыкновенного, небрежно одетого человека средних лет.
— Люди! — начал Лайт. — Я говорю с вами из диспетчерского центра Кокервиля. Чтобы проникнуть сюда, мне пришлось выйти в открытый космос без скафандра и пройти сквозь радиоактивную зону. Как видите, я жив. Жив потому, что сменил свою бренную плоть на другую, сделанную из витагена — материала, созданного моей лабораторией. Чтобы у вас не осталось сомнений в правдивости каждого моего слова, я включаю запись моего перехода, сделанную теми, кто пытался меня задержать.
ДМ, фиксировавшая все, что происходило в Кокервиле, выдала на экран изображение, которое до этого видели только Кокер, Боулз и Торн, не считая службы охраны. Теперь весь мир видел, как свободно передвигался Лайт в своем мятом пиджаке, с развевающимися волосами в безвоздушном, мертвяще-холодном пространстве космоса.
— Люди из витагена, — продолжал Лайт, — люди, не зависящие от условий среды, продиктованных природой, люди, не знающие старости и болезней, люди бессмертные и мудрые — появятся в далеком будущем. Путь к их созданию долог и труден. Я представляю собой лишь жалкое подобие Человека Величественного. Мне пришлось раньше времени стать существом из витагена и отказаться от привычных радостей бытия. Я сделал это по призыву тех сил человечества, которые решили сорвать сатанинский план кучки злодеев. В эти дни, когда все вы с нетерпением ждете ликвидации всех запасов оружия, кокеры и боулзы ради спасения своих прибылей и привилегий намеревались спровоцировать тотальную войну. Благодаря бдительности миролюбивых сил их план сорвался. Но заговорщики еще угрожают миру…
Лайт перевел на экран кабинет Кокера. Кресла все еще витали под потолком огромного помещения, сталкивались, разлетались в разные стороны. Кокер протяжно вопил, взывая о помощи.
— Я вынужден был, — продолжал Лайт, — отключить в этой комнате гравитацию, чтобы усмирить организаторов и вдохновителей заговора. Они хотя и попали в собственный капкан, но все еще готовы кусаться. Я возвращаю им силу тяжести.
Кресла мягко опустились на пол.
— Снова, теперь уже перед глазами всего человечества, я спрашиваю вас, — обратился Лайт к Боулзу. — Назовете вы команды для затопления подводных кораблей?
Боулз молчал.
— В таком случае мы выслушаем доктора Торна. Он один из главарей, но согласился дать чистосердечные показания. Прошу, Дэви, от тебя все ждут правды.
Изнеможенный, едва держась на ногах, Торн с ненавистью смотрел на Боулза:
— Я скажу все, генерал… Гарри… То, что я хочу рассказать, может показаться невероятным. Поэтому я прошу продемонстрировать запись доклада Боулза группе генералов… Я тоже присутствовал. Это было около восьми месяцев назад… Сейчас я попробую вспомнить число…
Но ничего вспомнить Торн уже не смог. Боулз приказал своему адъютанту: «Убей его!» Лайт не успел выключить гравитацию, слишком неожиданным был этот приказ. А мими-исполнитель не потерял ни секунды. Точным выстрелом из лучевого пистолета он убил Торна наповал.
Лайт переключил гравитацию в кабинете Кокера на резко сменяющийся режим. Кресла и мими-исполнитель то взлетали под потолок, то грохались оттуда на пол и снова взлетали. Боулз и Кокер судорожно цеплялись за мягкие кожаные подушки, пряча в них головы и ноги. Но гравитационная встряска не прошла для них даром. Когда Лайт в последний раз бросил кресла вниз, и Сэм VI, и генерал лежали в них с едва заметными признаками жизни. А мими-адъютант растянулся на полу со свернутой шеей и переломанными конечностями.
28
Официальное сообщение Всемирного Комитета Бдительности о фактах, вскрытых на его последнем заседании, всполошило весь мир. И международные организации и правительства приняли согласованные меры для пресечения возможной провокации. Но по команде из Кокервиля крупнейшие станции «бастиона демократии» обрушились на Комитет с руганью и насмешками. Комментаторы доказывали, что кампания, поднятая против юбилея, нелепа и злонамеренна, а все обвинения против Кокера и Боулза высосаны из пальца. Последовательно проводилась мысль, что вопли о мнимой военной опасности лишь прикрывают агрессивные планы врагов цивилизации. Вновь подняли головы парламентарии, всегда выступавшие против разоружения. Они потребовали от президента отозвать своих представителей из комиссий, уточнявших порядок уничтожения оружия.
Только станция «КД» вела неравный поединок с дезинформаторами. Она приводила все новые и новые факты в поддержку выводов Комитета Бдительности. Вместе с другими материалами Генри Диренхэм воспроизвел свою беседу с начальником базы космополо Рони Скинертоном. Шеф космической полиции потребовал от Рони категорического опровержения. На базу ринулись репортеры. Но старый полицейский без колебаний подтвердил: «Все верно, Кокервиль готовит войну». Никто не знал, что непреклонность Скинертона питается личной ненавистью к устроителям юбилея. Когда стало ясно, что сроки катастрофы приближаются, Рони обратился к своему начальству с просьбой разрешить ему вывезти на базу семью. Ему грубо отказали. После этого он и решил выступить в открытую и быть < твердым до конца.
Хотя Скинертона сняли с поста и объявили душевнобольным, слова популярного полицейского служаки произвели сильное впечатление не только на рядовых избирателей, но и на самых высокопоставленных лиц. Президент запросил у Комитета уточненные сведения о местонахождении исчезнувших субмарин.
Милз никому не раскрывал секрет Эйба. Он боялся, что разоблачение роли супермэшин-менов в лабораториях Торна вызовет бесполезный скандал, в результате которого Эйб будет демонтирован и последний источник информации иссякнет. Все, что поступало от мими-исполнителей, попадало в Комитет только через Зюдера и Милза.
Последнее сообщение Эйба было удручающим. Мими-исполнители доложили, что они перемонтировали проводку зарядных систем с таким расчетом, чтобы любая попытка потопить лодки вызвала самопроизвольный залп из всех установок. Оказалось, что и такую возможность предусмотрел Боулз, подготавливая свою команду электронных палачей.
Комитет предупредил президента, и готовившийся штурм пиратских субмарин был отменен.
Когда неожиданно прервалась всякая связь с Ко-кервилем, смятение охватило самых беспечных людей. Но особенно тяжелые переживания достались Милзу. Он проклинал себя за то, что предложил Лайту полететь в Кокервиль и надоумил его пожертвовать своей бесценной человеческой личностью. Он все больше укреплялся в мысли, что жертва эта ненужная, что ничего Гарри сделать не сможет, что никогда больше они не увидятся. Но чем тяжелее становилось у него на душе, тем энергичней проводил он мобилизацию сил «Клубов думающих». Масса членов «КД» была уже готова к новому походу в столицу, чтобы заставить правительство принять решительные меры против заговорщиков.
В одну из самых тоскливых минут и раздался голос Лайта из диспетчерской. Милз увидел родное лицо и обрадовался ему так, как и в первый миг после перевоплощения.
Путешествие Лайта в открытом космосе, его схватка с патрульным катером, допрос Боулза — все это ошеломило зрителей. Немногие поняли, кто такой Лайт, что такое витаген, какова роль диспетчерской Кокервиля, о каких подводных лодках идет речь. Можно было принять увиденное за праздничную шутку юбиляра, но вид богатейшего человека в мире и знаменитого генерала, барахтающихся в невесомости, их бессилие и беспомощность убедительней всяких слов доказывали, что в Кокервиле творится что-то беспримерно важное. А когда адъютант Боулза пристрелил Торна и все увидели рухнувшего на пол, окровавленного «отца мими», оцепенели и закоренелые скептики. Гравитационная встряска, которой Лайт подверг, Боулза и Кокера, гибель мими-исполнителя вызвали шумное одобрение зрителей.
ДМ уже перебрала записи совещаний в Кокервиле, нашла ту, которую имел в виду Торн, и Лайт объявил: — Доктор Торн погиб. Он пал первой и, я надеюсь, последней жертвой несостоявшейся войны. Он успел дать нам ключ к событиям, свидетелями которых вы стали. Сейчас вы увидите и услышите, что делали и о чем говорили заговорщики восемь месяцев назад. Перед землянами впервые предстал главный кабинет Кокера. В проеме одной из стен медленно вращался земной шар, красуясь континентами и океанами. Его вращением командовал Боулз. Кроме Кокера и Торна здесь находились еще три человека в генеральских мундирах. Иногда Боулз останавливал планету и привлекал внимание слушателей к тому или иному району, ничем не отличавшемуся от остальных. В таких случаях Земля теряла форму шара, плоскость экрана заполнялась отчетливо видимыми городами. При желании Боулз мог приблизить любую частицу обжитого мира и рассматривать ее во всех подробностях.
Но сейчас он ничего не рассматривал. Он мог даже не смотреть на изображение, — так знакома ему была последовательность вращений и остановок, суета возникавших человеческих муравейников — вся эта пестрая и, в конце концов, очень однообразная картина перенаселенной Земли. Топким лучом он очерчивал кружок величиной в мелкую монету и тихим голосом называл мощность боевого заряда, который должен был в этом кружке взорваться. Порой такие кружки располагались целыми гроздьями, иногда отстояли один от другого на тысячи километров.
Кокер смотрел и слушал, полузакрыв глаза. Не все, что говорил Боулз, доходило до его сознания. Многие географические названия он прочно забыл и не старался вспомнить, к какой части света они относятся. Кишевшие людьми города не вызывали никакого любопытства. Так же мало говорили ему и цифры мегатонн, которые должны были превратить эти города в выжженные пустыни. Он доверял Боулзу. Это дело генералов — выбрать объекты нападения и определять силу поражения. А ему, Кокеру, достаточно было сознавать, что все делается по его воле и только от него зависит судьба надоевшей ему планеты.
Иногда Кокер засыпал. Боулз и Торн делали вид, что не замечают, как отваливается челюсть босса, обнажая молодые зубы. Впрочем, Торн действительно не замечал. Он ничего не видел, кроме вращающейся Земли и укрупнявшихся городов. И каждое слово Боулза отчеканивалось в его мозгу во всей своей полновесности.
В этот день Торна впервые приобщали к тайному тайных. Только теперь, когда более активное участие Торна в грядущей операции стало необходимым, а сам он был полностью приручен, решили раскрыть перед ним суть «Прополки». Боулз был уверен, что грандиозность операции увлечет Торна и заставит его ускорить изготовление мими-исполнителей.
Боулз не торопился. Окружив световой петлей какой-нибудь город, он сухо, но точно обозначал границы зоны поражения, предположительное количество жертв, масштабы вероятных экономических потерь. У него была отличная память, у генерала Боулза. К тому же он столько раз просматривал выкладки компьютеров, что каждая цифра стала ему так же памятна, как дата его рождения.
Торн давно свыкся с мыслью о неизбежности войны. Он знал, что погибнут целые народы, а густо населенные страны превратятся в пустыни. Но только сейчас, когда он видел эти обреченные города, видел беспечные толпы мужчин и женщин, стариков и детей, слышал их голоса, раскаты смеха и звуки музыки, он почувствовал себя как бы одним из них, обреченных, и ему стало страшно.
Восточное полушарие ушло за обрез стенда, и зеленую твердь континента сменила глубокая синева медленно скользившего океана. Торн удивился, что Боулз вдруг замолчал, а его световая указка погасла. Ведь именно в морских пучинах таились базы ответного удара противника. Правда, они подвижны и часто меняют дислокацию. Тем массивней должен был стать удар по вероятным районам их расположения. Но Боулз молчал. Ни одного кружка не вывел он ни на дальних, ни на близких подступах к своим городам. Это было очень странно, но Торн ничем не выразил своего недоумения. Он знал, что вопрос, заданный не вовремя, может прозвучать как проявление недомыслия.
Появилось хорошо знакомое Торну побережье. Обозначились мегаполисы «бастиона демократии», и указка Боулза ожила. Она так же неторопливо окружала световой линией крупнейшие скопления людей, как только что делала это на просторах другого полушария. И так же деловито, без малейшего волнения Боулз перечислял цифры, означавшие количество отравленных, сожженных, умерщвленных радиацией, перечеркивал уничтоженные промышленные комплексы, ставшие на долгое время непригодными для жизни территории. И все это без всяких оговорок — не как о возможном, а неизбежном.
На этом закончилась демонстрация изобразительного материала. Умолкли звуки Земли. Замолчал и Боулз. Разбуженный наступившей тишиной, Кокер засуетился в своем кресле, имитируя физическую зарядку. Генералы достали карманные компьютеры и приступили к профессиональному обсуждению проекта. Боулз отвел Торна в сторону и спросил:
— Тебе все ясно, Дэви?
— Мне кажется, — сказал Торн, — что вы показали нам лишь часть предполагаемой битвы… Причем часть наиболее устрашающую, но наименее вероятную.
— Это тебе действительно только кажется, — подтвердил Боулз. — Ты видел полную и точную (насколько точным может быть исполнение любого сложного дела) картину первого удара.
— Вы хотите сказать «первых» — нашего и ответного…
— Я всегда говорю только то, что хочу сказать. Не первых, а первого, нашего первого удара.
— В таком случае, генерал, я должен признаться, что ничего не понимаю.
Едва заметная усмешка приподняла уголки высохших губ Боулза.
— Что же тут непонятного, Дэви?
— Все… Если этот удар наш, то почему очагами поражения стали не районы расположения военных баз противника — районы, известные нам по данным разведки, а только густонаселенные центры, где ни пусковых устройств, ни складов оружия быть не может. Ведь тем самым мы даем врагу возможность об рушить на нас еще более сокрушительный удар возмездия.
— Ну и что же? — спросил Боулз.
— Как ну и что же?.. — совсем растерявшись, повторил Торн. — Почему, даже не дожидаясь ответного удара, мы сами… Это вытекает из того, что я слышал, — мы сами поразим наши города, промышленность, научные центры? Не могу же я сделать вывод, что мы собственными ракетами уничтожим вместе со всем миром свою же страну!
— Всегда нужно делать тот вывод, который подсказывает логика, — наставительно сказал Боулз.
— Ты все правильно понял, Дэви, — закивал Кокер.
Торн переводил взгляд с одного на другого, вглядывался в их лица и решил, что оба сошли с ума. Задавать вопросы сумасшедшим и ждать от них объяснений было глупо. Поэтому он замолчал.
— Растолкуй ему, Том, — сказал Кокер. — Пожалей мальчика.
— Как ты себе представляешь, Дэви, спасение последнего оплота цивилизации? — спросил Боулз.
Только станция «КД» вела неравный поединок с дезинформаторами. Она приводила все новые и новые факты в поддержку выводов Комитета Бдительности. Вместе с другими материалами Генри Диренхэм воспроизвел свою беседу с начальником базы космополо Рони Скинертоном. Шеф космической полиции потребовал от Рони категорического опровержения. На базу ринулись репортеры. Но старый полицейский без колебаний подтвердил: «Все верно, Кокервиль готовит войну». Никто не знал, что непреклонность Скинертона питается личной ненавистью к устроителям юбилея. Когда стало ясно, что сроки катастрофы приближаются, Рони обратился к своему начальству с просьбой разрешить ему вывезти на базу семью. Ему грубо отказали. После этого он и решил выступить в открытую и быть < твердым до конца.
Хотя Скинертона сняли с поста и объявили душевнобольным, слова популярного полицейского служаки произвели сильное впечатление не только на рядовых избирателей, но и на самых высокопоставленных лиц. Президент запросил у Комитета уточненные сведения о местонахождении исчезнувших субмарин.
Милз никому не раскрывал секрет Эйба. Он боялся, что разоблачение роли супермэшин-менов в лабораториях Торна вызовет бесполезный скандал, в результате которого Эйб будет демонтирован и последний источник информации иссякнет. Все, что поступало от мими-исполнителей, попадало в Комитет только через Зюдера и Милза.
Последнее сообщение Эйба было удручающим. Мими-исполнители доложили, что они перемонтировали проводку зарядных систем с таким расчетом, чтобы любая попытка потопить лодки вызвала самопроизвольный залп из всех установок. Оказалось, что и такую возможность предусмотрел Боулз, подготавливая свою команду электронных палачей.
Комитет предупредил президента, и готовившийся штурм пиратских субмарин был отменен.
Когда неожиданно прервалась всякая связь с Ко-кервилем, смятение охватило самых беспечных людей. Но особенно тяжелые переживания достались Милзу. Он проклинал себя за то, что предложил Лайту полететь в Кокервиль и надоумил его пожертвовать своей бесценной человеческой личностью. Он все больше укреплялся в мысли, что жертва эта ненужная, что ничего Гарри сделать не сможет, что никогда больше они не увидятся. Но чем тяжелее становилось у него на душе, тем энергичней проводил он мобилизацию сил «Клубов думающих». Масса членов «КД» была уже готова к новому походу в столицу, чтобы заставить правительство принять решительные меры против заговорщиков.
В одну из самых тоскливых минут и раздался голос Лайта из диспетчерской. Милз увидел родное лицо и обрадовался ему так, как и в первый миг после перевоплощения.
Путешествие Лайта в открытом космосе, его схватка с патрульным катером, допрос Боулза — все это ошеломило зрителей. Немногие поняли, кто такой Лайт, что такое витаген, какова роль диспетчерской Кокервиля, о каких подводных лодках идет речь. Можно было принять увиденное за праздничную шутку юбиляра, но вид богатейшего человека в мире и знаменитого генерала, барахтающихся в невесомости, их бессилие и беспомощность убедительней всяких слов доказывали, что в Кокервиле творится что-то беспримерно важное. А когда адъютант Боулза пристрелил Торна и все увидели рухнувшего на пол, окровавленного «отца мими», оцепенели и закоренелые скептики. Гравитационная встряска, которой Лайт подверг, Боулза и Кокера, гибель мими-исполнителя вызвали шумное одобрение зрителей.
ДМ уже перебрала записи совещаний в Кокервиле, нашла ту, которую имел в виду Торн, и Лайт объявил: — Доктор Торн погиб. Он пал первой и, я надеюсь, последней жертвой несостоявшейся войны. Он успел дать нам ключ к событиям, свидетелями которых вы стали. Сейчас вы увидите и услышите, что делали и о чем говорили заговорщики восемь месяцев назад. Перед землянами впервые предстал главный кабинет Кокера. В проеме одной из стен медленно вращался земной шар, красуясь континентами и океанами. Его вращением командовал Боулз. Кроме Кокера и Торна здесь находились еще три человека в генеральских мундирах. Иногда Боулз останавливал планету и привлекал внимание слушателей к тому или иному району, ничем не отличавшемуся от остальных. В таких случаях Земля теряла форму шара, плоскость экрана заполнялась отчетливо видимыми городами. При желании Боулз мог приблизить любую частицу обжитого мира и рассматривать ее во всех подробностях.
Но сейчас он ничего не рассматривал. Он мог даже не смотреть на изображение, — так знакома ему была последовательность вращений и остановок, суета возникавших человеческих муравейников — вся эта пестрая и, в конце концов, очень однообразная картина перенаселенной Земли. Топким лучом он очерчивал кружок величиной в мелкую монету и тихим голосом называл мощность боевого заряда, который должен был в этом кружке взорваться. Порой такие кружки располагались целыми гроздьями, иногда отстояли один от другого на тысячи километров.
Кокер смотрел и слушал, полузакрыв глаза. Не все, что говорил Боулз, доходило до его сознания. Многие географические названия он прочно забыл и не старался вспомнить, к какой части света они относятся. Кишевшие людьми города не вызывали никакого любопытства. Так же мало говорили ему и цифры мегатонн, которые должны были превратить эти города в выжженные пустыни. Он доверял Боулзу. Это дело генералов — выбрать объекты нападения и определять силу поражения. А ему, Кокеру, достаточно было сознавать, что все делается по его воле и только от него зависит судьба надоевшей ему планеты.
Иногда Кокер засыпал. Боулз и Торн делали вид, что не замечают, как отваливается челюсть босса, обнажая молодые зубы. Впрочем, Торн действительно не замечал. Он ничего не видел, кроме вращающейся Земли и укрупнявшихся городов. И каждое слово Боулза отчеканивалось в его мозгу во всей своей полновесности.
В этот день Торна впервые приобщали к тайному тайных. Только теперь, когда более активное участие Торна в грядущей операции стало необходимым, а сам он был полностью приручен, решили раскрыть перед ним суть «Прополки». Боулз был уверен, что грандиозность операции увлечет Торна и заставит его ускорить изготовление мими-исполнителей.
Боулз не торопился. Окружив световой петлей какой-нибудь город, он сухо, но точно обозначал границы зоны поражения, предположительное количество жертв, масштабы вероятных экономических потерь. У него была отличная память, у генерала Боулза. К тому же он столько раз просматривал выкладки компьютеров, что каждая цифра стала ему так же памятна, как дата его рождения.
Торн давно свыкся с мыслью о неизбежности войны. Он знал, что погибнут целые народы, а густо населенные страны превратятся в пустыни. Но только сейчас, когда он видел эти обреченные города, видел беспечные толпы мужчин и женщин, стариков и детей, слышал их голоса, раскаты смеха и звуки музыки, он почувствовал себя как бы одним из них, обреченных, и ему стало страшно.
Восточное полушарие ушло за обрез стенда, и зеленую твердь континента сменила глубокая синева медленно скользившего океана. Торн удивился, что Боулз вдруг замолчал, а его световая указка погасла. Ведь именно в морских пучинах таились базы ответного удара противника. Правда, они подвижны и часто меняют дислокацию. Тем массивней должен был стать удар по вероятным районам их расположения. Но Боулз молчал. Ни одного кружка не вывел он ни на дальних, ни на близких подступах к своим городам. Это было очень странно, но Торн ничем не выразил своего недоумения. Он знал, что вопрос, заданный не вовремя, может прозвучать как проявление недомыслия.
Появилось хорошо знакомое Торну побережье. Обозначились мегаполисы «бастиона демократии», и указка Боулза ожила. Она так же неторопливо окружала световой линией крупнейшие скопления людей, как только что делала это на просторах другого полушария. И так же деловито, без малейшего волнения Боулз перечислял цифры, означавшие количество отравленных, сожженных, умерщвленных радиацией, перечеркивал уничтоженные промышленные комплексы, ставшие на долгое время непригодными для жизни территории. И все это без всяких оговорок — не как о возможном, а неизбежном.
На этом закончилась демонстрация изобразительного материала. Умолкли звуки Земли. Замолчал и Боулз. Разбуженный наступившей тишиной, Кокер засуетился в своем кресле, имитируя физическую зарядку. Генералы достали карманные компьютеры и приступили к профессиональному обсуждению проекта. Боулз отвел Торна в сторону и спросил:
— Тебе все ясно, Дэви?
— Мне кажется, — сказал Торн, — что вы показали нам лишь часть предполагаемой битвы… Причем часть наиболее устрашающую, но наименее вероятную.
— Это тебе действительно только кажется, — подтвердил Боулз. — Ты видел полную и точную (насколько точным может быть исполнение любого сложного дела) картину первого удара.
— Вы хотите сказать «первых» — нашего и ответного…
— Я всегда говорю только то, что хочу сказать. Не первых, а первого, нашего первого удара.
— В таком случае, генерал, я должен признаться, что ничего не понимаю.
Едва заметная усмешка приподняла уголки высохших губ Боулза.
— Что же тут непонятного, Дэви?
— Все… Если этот удар наш, то почему очагами поражения стали не районы расположения военных баз противника — районы, известные нам по данным разведки, а только густонаселенные центры, где ни пусковых устройств, ни складов оружия быть не может. Ведь тем самым мы даем врагу возможность об рушить на нас еще более сокрушительный удар возмездия.
— Ну и что же? — спросил Боулз.
— Как ну и что же?.. — совсем растерявшись, повторил Торн. — Почему, даже не дожидаясь ответного удара, мы сами… Это вытекает из того, что я слышал, — мы сами поразим наши города, промышленность, научные центры? Не могу же я сделать вывод, что мы собственными ракетами уничтожим вместе со всем миром свою же страну!
— Всегда нужно делать тот вывод, который подсказывает логика, — наставительно сказал Боулз.
— Ты все правильно понял, Дэви, — закивал Кокер.
Торн переводил взгляд с одного на другого, вглядывался в их лица и решил, что оба сошли с ума. Задавать вопросы сумасшедшим и ждать от них объяснений было глупо. Поэтому он замолчал.
— Растолкуй ему, Том, — сказал Кокер. — Пожалей мальчика.
— Как ты себе представляешь, Дэви, спасение последнего оплота цивилизации? — спросил Боулз.