Страница:
Южный вариант пути на запад, по рекам Собат и Белый Нил, пришлось избрать из-за неопределенной обстановки на севере. Многочисленные беженцы и тайные агенты негуса, неоднократно посещавшие Хартум, в один голос утверждали, что сейчас в этом районе идут ожесточенные сражения между англичанами и махдистами. Города и селения сожжены и разграблены, противники дошли до крайнего ожесточения и уничтожают на своем пути все живое. Уточнять эту информацию уже не было времени — приближался большой сезон дождей, когда многие места в Нильской долине превращаются в непролазные болота. На это время движение торговых караванов прекращается, а местные жители перебираются со своим скотом и скарбом на возвышенные места, куда не доходят воды разлившегося Нила.
Так или иначе, но негус очень торопился с отправкой своего посольства.
В тот день, после беседы с господином Леонтьевым, Теодорос вновь встретился с Дмитрием. Сказал, что будет очень важный разговор, и просил следовать за собой.
По тропинке, мимо молчаливых дозорных, поднялись к развалинам горного монастыря. Расположились в низкой келье размером не больше купе поезда. Вдоль стен две узкие скамейки и столик у небольшого окна в виде креста. Все каменное, высечено прямо в скале. На стенах кельи следы копоти от светильника и поблекшие от времени лики святых. Почти такие же, какие приходилось видеть в церквах Аддис-Абебы. Еще вспомнилось, как Тоня объясняла смысл эфиопских икон.
— Говорят, ты из столицы получил письмо? Как там домашние?
— Спасибо, у них все хорошо, — ответил Теодорос. Словно угадав мысли спутника, добавил: — Тобья вышла замуж за одного из наших расов. Ему в бою оторвало руку, так что воевать больше не придется. Не нравится женщинам, когда мы этим делом слишком часто занимаемся.
— Разве нам нравится? Но приходится этим заниматься.
— Да. Чаще всего не по своей воле.
Продолжить разговор не удалось. У входа раздались шаги, и в келью вошел негус. Был он в неприметном сером плаще и опирался на посох, словно простой пастух. Сегодня его голова не была повязана традиционным платком и можно было видеть, как сильно поседел он за последнее время.
Эфиопский монарх приветливо кивнул обоим, сделал знак, чтобы сидели. Внимательно посмотрел на Дмитрия, помолчал. Потом что-то негромко произнес и вновь глянул в глаза. Да так, как будто хотел заглянуть в самую душу.
— Негус обращается к тебе, Митрий, с большой просьбой, — перевел Теодорос. — Надо доставить секретное послание эмиру Борну Раббеху ибн Файдулла. Слышал о нем?
— Нет. Что такое Борну? Племя? Город?
— Как мало в Европе знают о наших делах, — вздохнул Теодорос. — Борну — это древнее и богатое государство, которое занимает обширную территорию на берегах озера Чад.
Далее Дмитрий услышал краткую историю Раббеха. Узнал, что этот африканский правитель не может похвастаться знатным происхождением, но обладает энергией, умом и государственными способностями. Он родился недалеко от Хартума в семье простого ремесленника. В молодости завербовался в египетскую армию, а затем перешел на службу к одному из торговцев, которые снаряжали караваны в южные районы Судана, богатые слоновой костью и золотом. У вождей местных племен закупали, а где и просто захватывали рабов.
Вскоре Раббех стал самостоятельным хозяином, набрал свой отряд базингеров, вооруженных ружьями чернокожих солдат. Начал вести дела с арабскими торговцами и египетскими чиновниками, познакомился с англичанами. Когда в Судане победили махдисты и изгнали из страны всех иноземцев, он отказался подчиниться новой власти и со своими людьми ушел на запад. Там на просторах саванны одного за другим покорил всех местных царьков, носивших громкие титулы султанов и халифов, разгромил многочисленное войско Борну и провозгласил себя эмиром этой страны. Но проявил благоразумие и сохранил власть за большинством этих правителей, только обязал их отдавать половину доходов в свою казну.
Теперь государство эмира Раббеха простирается от озера Чад до Нильской долины. Его люди торгуют с Британской королевской компанией Нигера, с греческими и турецкими купцами из средиземноморских городов. Бельгийский король Леопольд, колониальным владением которого недавно стал весь бассейн реки Конго, шлет ему приветственные послания. Бельгийские представители доставили в столицу Борну королевское знамя как символ дружбы и союза. Сторонники махди неоднократно пытались заставить Раббеха подчиниться, но каждый раз получали отпор. Более того, его отряды перешли в наступление и захватили их земли, на которых расположены богатые медные рудники, а несколько тысяч махдистских воинов перешли на сторону Раббеха. Все это происходило в то время, когда главные силы махдистов вторглись в Эфиопию, так что помощь негусу с запада оказалась весьма кстати.
— Сейчас эмиру Раббеху немногим более пятидесяти, — закончил Теодорос. — Это опытный политик и талантливый военачальник. Он верный союзник негуса. Связь с ним особенно важна сейчас, когда не ясен исход борьбы англичан и махдистов, а наша страна затратила так много сил на войну с итальянцами.
— Почему Эфиопия не заключит окончательный мир со сторонниками махди? Ведь в одиночку каждая страна не сможет отстоять свою независимость. Рано или поздно европейские государства одержат верх.
Негус внимательно выслушал вопрос, согласно кивнул. На его губах мелькнула довольная улыбка.
Теодорос перевел его слова:
— Негус сказал, что не ошибся в своем выборе. Ты умеешь думать и задаешь серьезные вопросы. Да, победа европейцев возможна. Но мы должны сражаться, иначе наши внуки будут плевать на наши могилы. Победа европейцев будет временной. Африка не подходит для жизни белого человеками, и на большинстве ее земель белые женщины не смогут выращивать своих детей. Нас всегда будет больше, и мы умеем учиться. Для нас Китай и Япония пример того, как надо перенимать европейский опыт в технике и науке и при этом сохранить независимость. Тем более что европейцы ненавидят друг друга. Так что рано или поздно, но хозяевами на своей земле будем мы сами…
Такого откровенного ответа Дмитрий не ожидал. Хотел было возразить, что большинство европейцев и не собирается переселяться в Африку, работы им хватает и у себя дома. Но Теодорос сделал знак и продолжал:
— Что касается сторонников махди, то с их первым вождем, Мохаммедом Ахмедом, у нас начали складываться деловые отношения. К сожалению, он скончался вскоре после своих побед, а его преемники не сумели управлять государством, высокими налогами совсем разорили народ. Люди продавали детей в рабство, чтобы спасти их от голодной смерти. Фанатики-махдисты требуют от всех людей беспрекословного исполнения положений Корана. Но любая религия, в том Числе и ислам, провозглашают мир, согласие, терпимость. Ее положения нельзя буквально использовать для ведения государственных дел. В Библии хорошо сказано — «Богу — Богово, кесарю — кесарево».
Под сводами кельи опять зазвучал негромкий голос негуса. Словно эхо ему вторил Теодорос:
— Ты, Митрий, умен и смел, умеешь ладить с людьми другой веры и другого цвета кожи. Негус был поражен, когда ты показал его воинам свое умение фехтовать и стрелять с двух рук. Эмиру Раббеху уже известно о нашей победе над итальянцами и о помощи России. Чтобы укрепить свою пятидесятитысячную армию, он просил прислать надежного военного советника. Такого, например, как бей Сулейман.
— Кто это?
— За этим именем скрывается австрийский офицер Александр Ингер, выпускник военной академии в Вене. Сейчас он начальник штаба махдистской армии и очень помогает в ее организации и обучении. Наши агенты сообщили, что именно он планировал все операции против Эфиопии.
— Негус хочет, чтобы я инспектировал армию эмира Раббеха?
— Совершенно верно. Он говорит, что тебе не о чем беспокоиться. Он сам напишет российскому императору о твоей секретной миссии, о той неоценимой помощи, которую ты окажешь Эфиопии. После завершения твоей миссии мы поможем тебе вернуться домой и благодарность негуса будет очень щедрой.
…Что верно, то верно — беспокоиться не о чем. Да, в государственных делах не шутят. Во время этого разговора в келье заброшенного монастыря узнал столько секретов, что за одно неосторожное слово можно здесь остаться навсегда. Гордиться тем, что выбор пал именно на тебя, будешь казак потом… Если останешься жив. А пока знай, что до Бога высоко, до царя далеко, рассчитывать можешь только на свои собственные силы.
Тогда, помнится, и задал последний вопрос, как я найду дорогу к этому Раббеху?
— Твоим проводником будет Альхаджи Хасан Инува. Вы уже виделись. Он из племени хауса, родом из тех мест и не раз встречался с эмиром.
Сейчас Хасан сидел рядом на циновке, в тени натянутого над палубой тента. На толстощеком рябом лице хитрая улыбка — в который раз уже описывал Дмитрию святыни Мекки и Медины. Со всеми подробностями рассказывал про обычаи паломников, имевших счастье вознести молитвы в этих благословенных городах, где ступала нога пророка Мухаммеда. Каждый раз заставлял повторять услышанное.
Хозяин судна, худощавый, длинноносый Максуд-aгa, и его чернокожие матросы почтительно держались в стороне, не смея вмешаться в негромкую беседу паломников. Скромная одежда, ревностные молитвы, возносимые пять раз в день, и охранные заклинания, написанные на крохотных листках бумаги и бесплатно врученные всем желающим, несомненно доказывали святость этих двоих пассажиров. И даже у самых любопытных не возникало желания поближе ознакомиться с содержанием их потертых дорожных мешков или осмотреть длинные посохи. Тем более что на этих посохах из прочного горного дуба ясно можно было различить глубокие царапины, оставленные когтями шайтана, напавшего на паломников в пустыне. Тогда сила молитвы спасла святых людей, но для простых смертных трогать предметы, к которым прикасалась нечистая сила, было весьма опасно.
Интерес посторонних к посохам был опасен и для самих паломников. Тем более что при внимательном изучении можно было найти в их рукоятках выдолбленные и искусно заделанные отверстия. А о содержании скрытых там посланий Менелика Второго эмиру Раббеху не знали ни Хасан, ни сам Дмитрий, которого теперь все величали Альхаджи Муса.
К торговому каравану Максуда-аги они присоединились еще на эфиопской границе. Хозяин не возражал против попутчиков и даже согласился принять их на свое полное обеспечение. Сам он направлялся к берегам Нила с партией товара, закупленного в морском порту Джибути. Хотя среди тюков индийского ситца и французской галантереи Дмитрию бросились в глаза ящики с итальянским мылом, на которых еще стояла сделанная им самим маркировка. Ясно, что это часть тех трофеев, которые были описаны и перекочевали с захваченных итальянских складов в кладовые негуса. Как они оказались у купца, лучше было не узнавать, тем более что пограничные власти отнеслись к нему с большим вниманием и даже дали для сопровождения несколько воинов, вооруженных не мушкетами, а российскими винтовками.
Дорога на запад была тяжелой. Опять люди и мулы с поклажей карабкались по узким тропинкам на крутых склонах, дрожали под порывами холодного ветра, пробирались через заросли и вязли в болотах в жарких горных долинах. Только теперь жара становилась все сильнее — караван медленно спускался с Эфиопского нагорья к долине Нила и его притоков. Наконец с одного из перевалов открылся вид на уходившую до самого горизонта буро-желтую равнину, с рощами раскидистых деревьев, блестящими лентами рек, обрамленных темными полосами прибрежных кустов. И над всем этим ослепительное солнце и бледное раскаленное небо.
На берегу одной из речек караван поджидали местные жители с удивительно черной кожей, такой, что даже отливала синевой. Правда, их одеяние, состоявшее из пучков ярко-зеленых листьев и алых бус, выглядело на таком фоне весьма эффектно. Максуд-aгa приветствовал их как старых знакомых, раздал подарки, а затем распрощался со своими караванщиками и продолжил путь.
Теперь нужно было неподвижно сидеть в узкой выдолбленной из целого древесного ствола пироге и наблюдать за работой гребцов, проворно махавших веслами в такт какой-то своей бесконечной песне. Под ее аккомпанемент лихо, словно на санках с горы, перескакивали через белопенные пороги. В такие моменты захватывало дух, но само плавание доставляло удовольствие.
В первые дни радовали глаз бесчисленные оттенки зелени, красная земля береговых обрывов, причудливо обкатанные водой желтые и белые камни, яркие цветы, радужное оперение птиц, пестрые рыбы. Тенистые протоки сменялись зарослями тростника и широкими песчаными отмелями, на которых нежились на солнце крокодилы. В прибрежном мелководье плескались бегемоты и слоны, а из кустарника выходили на водопой стада буйволов, зебр и антилоп. Порой над пышными метелками тростников поднимались большеглазые головы жирафов. В изысканном поклоне склоняли пятнистые шеи, как бы приветствуя проплывающих мимо людей.
Только вскоре все это повторяющееся за каждым поворотом реки буйство красок, великолепие растительного и животного мира перестало волновать. Все стало казаться привычным и однообразным. Суровой реальностью остались только беспощадно палящее солнце и бесчисленные насекомые, чьи укусы не давали покоя ни днем ни ночью.
Встречались рыбаки, плававшие на странных, связанных из пучков тростника остроносых лодках. Стоя на коленях, они внимательно всматривались в воду и ловко били рыб копьями. На одной из проток Максуд-aгa всего лишь за связку бус сторговал у них громадного нильского окуня, не уступавшего своим размером и весом взрослому мужчине. Рыбину эту ели два дня, и Дмитрию она показалась не хуже осетрины. Довелось встретить и местных старателей, промывавших на круглых деревянных подносах песок и глину с прибрежных отмелей. Эти знали цену собранным золотым крупинкам, от бус и ситца отказались наотрез. Но не устояли, когда купец выложил перед ними пачки листового табака.
Все чаще встречались прибрежные деревни. Их крытые соломой дома с круглыми дверными отверстиями были установлены на высоких сваях, так что жителям не грозил самый высокий паводок. В одной из таких деревень пришлось задержаться на два дня из-за того, что охотники вынесли на продажу шкуру довольно крупной обезьяны с густым шелковистым мехом. Выглядела она замечательно — вся шкура черная, а хвост и бока белые, словно украшенные длинной бахромой. Увидев такое великолепие, Максуд-aгa задрожал от восхищения, что не укрылось от глаз охотников. Упорный торг продолжался день и две ночи. Его результаты обе стороны хранили в тайне, но позднее купец признался, что совершил очень выгодную сделку. На обратном пути он заберет не менее сотни заготовленных обезьяньих шкур. Объяснил, что в Джибути французские торговцы такой товар оторвут с руками — сейчас в Париже у богатых дам этот черно-белый мех пользуется бешеным успехом!
Наконец пироги достигли русла Собата, где их поджидала собственная барка Максуда-аги. Весьма вместительное плоскодонное судно, сколоченное массивными железными гвоздями из толстых досок. Вскоре к ней присоединилось несколько барок и пирог других торговцев и вся флотилия продолжила путь вниз по реке.
Случалось, что образованные растениями плавучие острова, не хуже льдин в ледоход, преграждали путь судам. Их обходили, распихивали веслами, рубили корни и стебли, которые сплелись в плотный ковер. Но в одной из проток все суда застряли в этом плавучем болоте. Купцы ворчали на задержку в пути, а молодые гребцы нашли развлечение. Прыгая с кочки на кочку, с островка на островок, перебирались с одной барки на другую, навещали родных и знакомых. Если кто и проваливался в воду, то быстро выбирался под смех и шутки товарищей. Веселье продолжалось до тех пор, пока один из парней с истошным криком не забился у самого борта барки. Незаметно подплывший крокодил отхватил ему ногу по самое колено.
Ночью эти твари совсем обнаглели и красные огоньки их глаз светились совсем близко. Теперь люди боялись даже зачерпнуть воды из реки. До утра на судах жгли факелы, стучали в котлы и барабаны. Купцы время от времени стреляли в темноту из ружей. Лишь к утру течение протолкнуло травяной завал и удалось выбраться из ловушки.
Все вздохнули с облегчением, когда суда добрались до Белого Нила. Теперь до Хартума, конечного пункта пути, оставалось плыть не больше недели. Течение великой реки само понесет их и больше не будет никаких забот.
С головной барки раздался тревожный крик. Ему ответил скорбный стон всего каравана — «они пришли!».
Поперек реки стоял на якоре пароходик с пушкой на носу, а над берегом поднятый на высоком шесте развевался трехцветный французский флаг.
25
Так или иначе, но негус очень торопился с отправкой своего посольства.
В тот день, после беседы с господином Леонтьевым, Теодорос вновь встретился с Дмитрием. Сказал, что будет очень важный разговор, и просил следовать за собой.
По тропинке, мимо молчаливых дозорных, поднялись к развалинам горного монастыря. Расположились в низкой келье размером не больше купе поезда. Вдоль стен две узкие скамейки и столик у небольшого окна в виде креста. Все каменное, высечено прямо в скале. На стенах кельи следы копоти от светильника и поблекшие от времени лики святых. Почти такие же, какие приходилось видеть в церквах Аддис-Абебы. Еще вспомнилось, как Тоня объясняла смысл эфиопских икон.
— Говорят, ты из столицы получил письмо? Как там домашние?
— Спасибо, у них все хорошо, — ответил Теодорос. Словно угадав мысли спутника, добавил: — Тобья вышла замуж за одного из наших расов. Ему в бою оторвало руку, так что воевать больше не придется. Не нравится женщинам, когда мы этим делом слишком часто занимаемся.
— Разве нам нравится? Но приходится этим заниматься.
— Да. Чаще всего не по своей воле.
Продолжить разговор не удалось. У входа раздались шаги, и в келью вошел негус. Был он в неприметном сером плаще и опирался на посох, словно простой пастух. Сегодня его голова не была повязана традиционным платком и можно было видеть, как сильно поседел он за последнее время.
Эфиопский монарх приветливо кивнул обоим, сделал знак, чтобы сидели. Внимательно посмотрел на Дмитрия, помолчал. Потом что-то негромко произнес и вновь глянул в глаза. Да так, как будто хотел заглянуть в самую душу.
— Негус обращается к тебе, Митрий, с большой просьбой, — перевел Теодорос. — Надо доставить секретное послание эмиру Борну Раббеху ибн Файдулла. Слышал о нем?
— Нет. Что такое Борну? Племя? Город?
— Как мало в Европе знают о наших делах, — вздохнул Теодорос. — Борну — это древнее и богатое государство, которое занимает обширную территорию на берегах озера Чад.
Далее Дмитрий услышал краткую историю Раббеха. Узнал, что этот африканский правитель не может похвастаться знатным происхождением, но обладает энергией, умом и государственными способностями. Он родился недалеко от Хартума в семье простого ремесленника. В молодости завербовался в египетскую армию, а затем перешел на службу к одному из торговцев, которые снаряжали караваны в южные районы Судана, богатые слоновой костью и золотом. У вождей местных племен закупали, а где и просто захватывали рабов.
Вскоре Раббех стал самостоятельным хозяином, набрал свой отряд базингеров, вооруженных ружьями чернокожих солдат. Начал вести дела с арабскими торговцами и египетскими чиновниками, познакомился с англичанами. Когда в Судане победили махдисты и изгнали из страны всех иноземцев, он отказался подчиниться новой власти и со своими людьми ушел на запад. Там на просторах саванны одного за другим покорил всех местных царьков, носивших громкие титулы султанов и халифов, разгромил многочисленное войско Борну и провозгласил себя эмиром этой страны. Но проявил благоразумие и сохранил власть за большинством этих правителей, только обязал их отдавать половину доходов в свою казну.
Теперь государство эмира Раббеха простирается от озера Чад до Нильской долины. Его люди торгуют с Британской королевской компанией Нигера, с греческими и турецкими купцами из средиземноморских городов. Бельгийский король Леопольд, колониальным владением которого недавно стал весь бассейн реки Конго, шлет ему приветственные послания. Бельгийские представители доставили в столицу Борну королевское знамя как символ дружбы и союза. Сторонники махди неоднократно пытались заставить Раббеха подчиниться, но каждый раз получали отпор. Более того, его отряды перешли в наступление и захватили их земли, на которых расположены богатые медные рудники, а несколько тысяч махдистских воинов перешли на сторону Раббеха. Все это происходило в то время, когда главные силы махдистов вторглись в Эфиопию, так что помощь негусу с запада оказалась весьма кстати.
— Сейчас эмиру Раббеху немногим более пятидесяти, — закончил Теодорос. — Это опытный политик и талантливый военачальник. Он верный союзник негуса. Связь с ним особенно важна сейчас, когда не ясен исход борьбы англичан и махдистов, а наша страна затратила так много сил на войну с итальянцами.
— Почему Эфиопия не заключит окончательный мир со сторонниками махди? Ведь в одиночку каждая страна не сможет отстоять свою независимость. Рано или поздно европейские государства одержат верх.
Негус внимательно выслушал вопрос, согласно кивнул. На его губах мелькнула довольная улыбка.
Теодорос перевел его слова:
— Негус сказал, что не ошибся в своем выборе. Ты умеешь думать и задаешь серьезные вопросы. Да, победа европейцев возможна. Но мы должны сражаться, иначе наши внуки будут плевать на наши могилы. Победа европейцев будет временной. Африка не подходит для жизни белого человеками, и на большинстве ее земель белые женщины не смогут выращивать своих детей. Нас всегда будет больше, и мы умеем учиться. Для нас Китай и Япония пример того, как надо перенимать европейский опыт в технике и науке и при этом сохранить независимость. Тем более что европейцы ненавидят друг друга. Так что рано или поздно, но хозяевами на своей земле будем мы сами…
Такого откровенного ответа Дмитрий не ожидал. Хотел было возразить, что большинство европейцев и не собирается переселяться в Африку, работы им хватает и у себя дома. Но Теодорос сделал знак и продолжал:
— Что касается сторонников махди, то с их первым вождем, Мохаммедом Ахмедом, у нас начали складываться деловые отношения. К сожалению, он скончался вскоре после своих побед, а его преемники не сумели управлять государством, высокими налогами совсем разорили народ. Люди продавали детей в рабство, чтобы спасти их от голодной смерти. Фанатики-махдисты требуют от всех людей беспрекословного исполнения положений Корана. Но любая религия, в том Числе и ислам, провозглашают мир, согласие, терпимость. Ее положения нельзя буквально использовать для ведения государственных дел. В Библии хорошо сказано — «Богу — Богово, кесарю — кесарево».
Под сводами кельи опять зазвучал негромкий голос негуса. Словно эхо ему вторил Теодорос:
— Ты, Митрий, умен и смел, умеешь ладить с людьми другой веры и другого цвета кожи. Негус был поражен, когда ты показал его воинам свое умение фехтовать и стрелять с двух рук. Эмиру Раббеху уже известно о нашей победе над итальянцами и о помощи России. Чтобы укрепить свою пятидесятитысячную армию, он просил прислать надежного военного советника. Такого, например, как бей Сулейман.
— Кто это?
— За этим именем скрывается австрийский офицер Александр Ингер, выпускник военной академии в Вене. Сейчас он начальник штаба махдистской армии и очень помогает в ее организации и обучении. Наши агенты сообщили, что именно он планировал все операции против Эфиопии.
— Негус хочет, чтобы я инспектировал армию эмира Раббеха?
— Совершенно верно. Он говорит, что тебе не о чем беспокоиться. Он сам напишет российскому императору о твоей секретной миссии, о той неоценимой помощи, которую ты окажешь Эфиопии. После завершения твоей миссии мы поможем тебе вернуться домой и благодарность негуса будет очень щедрой.
…Что верно, то верно — беспокоиться не о чем. Да, в государственных делах не шутят. Во время этого разговора в келье заброшенного монастыря узнал столько секретов, что за одно неосторожное слово можно здесь остаться навсегда. Гордиться тем, что выбор пал именно на тебя, будешь казак потом… Если останешься жив. А пока знай, что до Бога высоко, до царя далеко, рассчитывать можешь только на свои собственные силы.
Тогда, помнится, и задал последний вопрос, как я найду дорогу к этому Раббеху?
— Твоим проводником будет Альхаджи Хасан Инува. Вы уже виделись. Он из племени хауса, родом из тех мест и не раз встречался с эмиром.
Сейчас Хасан сидел рядом на циновке, в тени натянутого над палубой тента. На толстощеком рябом лице хитрая улыбка — в который раз уже описывал Дмитрию святыни Мекки и Медины. Со всеми подробностями рассказывал про обычаи паломников, имевших счастье вознести молитвы в этих благословенных городах, где ступала нога пророка Мухаммеда. Каждый раз заставлял повторять услышанное.
Хозяин судна, худощавый, длинноносый Максуд-aгa, и его чернокожие матросы почтительно держались в стороне, не смея вмешаться в негромкую беседу паломников. Скромная одежда, ревностные молитвы, возносимые пять раз в день, и охранные заклинания, написанные на крохотных листках бумаги и бесплатно врученные всем желающим, несомненно доказывали святость этих двоих пассажиров. И даже у самых любопытных не возникало желания поближе ознакомиться с содержанием их потертых дорожных мешков или осмотреть длинные посохи. Тем более что на этих посохах из прочного горного дуба ясно можно было различить глубокие царапины, оставленные когтями шайтана, напавшего на паломников в пустыне. Тогда сила молитвы спасла святых людей, но для простых смертных трогать предметы, к которым прикасалась нечистая сила, было весьма опасно.
Интерес посторонних к посохам был опасен и для самих паломников. Тем более что при внимательном изучении можно было найти в их рукоятках выдолбленные и искусно заделанные отверстия. А о содержании скрытых там посланий Менелика Второго эмиру Раббеху не знали ни Хасан, ни сам Дмитрий, которого теперь все величали Альхаджи Муса.
К торговому каравану Максуда-аги они присоединились еще на эфиопской границе. Хозяин не возражал против попутчиков и даже согласился принять их на свое полное обеспечение. Сам он направлялся к берегам Нила с партией товара, закупленного в морском порту Джибути. Хотя среди тюков индийского ситца и французской галантереи Дмитрию бросились в глаза ящики с итальянским мылом, на которых еще стояла сделанная им самим маркировка. Ясно, что это часть тех трофеев, которые были описаны и перекочевали с захваченных итальянских складов в кладовые негуса. Как они оказались у купца, лучше было не узнавать, тем более что пограничные власти отнеслись к нему с большим вниманием и даже дали для сопровождения несколько воинов, вооруженных не мушкетами, а российскими винтовками.
Дорога на запад была тяжелой. Опять люди и мулы с поклажей карабкались по узким тропинкам на крутых склонах, дрожали под порывами холодного ветра, пробирались через заросли и вязли в болотах в жарких горных долинах. Только теперь жара становилась все сильнее — караван медленно спускался с Эфиопского нагорья к долине Нила и его притоков. Наконец с одного из перевалов открылся вид на уходившую до самого горизонта буро-желтую равнину, с рощами раскидистых деревьев, блестящими лентами рек, обрамленных темными полосами прибрежных кустов. И над всем этим ослепительное солнце и бледное раскаленное небо.
На берегу одной из речек караван поджидали местные жители с удивительно черной кожей, такой, что даже отливала синевой. Правда, их одеяние, состоявшее из пучков ярко-зеленых листьев и алых бус, выглядело на таком фоне весьма эффектно. Максуд-aгa приветствовал их как старых знакомых, раздал подарки, а затем распрощался со своими караванщиками и продолжил путь.
Теперь нужно было неподвижно сидеть в узкой выдолбленной из целого древесного ствола пироге и наблюдать за работой гребцов, проворно махавших веслами в такт какой-то своей бесконечной песне. Под ее аккомпанемент лихо, словно на санках с горы, перескакивали через белопенные пороги. В такие моменты захватывало дух, но само плавание доставляло удовольствие.
В первые дни радовали глаз бесчисленные оттенки зелени, красная земля береговых обрывов, причудливо обкатанные водой желтые и белые камни, яркие цветы, радужное оперение птиц, пестрые рыбы. Тенистые протоки сменялись зарослями тростника и широкими песчаными отмелями, на которых нежились на солнце крокодилы. В прибрежном мелководье плескались бегемоты и слоны, а из кустарника выходили на водопой стада буйволов, зебр и антилоп. Порой над пышными метелками тростников поднимались большеглазые головы жирафов. В изысканном поклоне склоняли пятнистые шеи, как бы приветствуя проплывающих мимо людей.
Только вскоре все это повторяющееся за каждым поворотом реки буйство красок, великолепие растительного и животного мира перестало волновать. Все стало казаться привычным и однообразным. Суровой реальностью остались только беспощадно палящее солнце и бесчисленные насекомые, чьи укусы не давали покоя ни днем ни ночью.
Встречались рыбаки, плававшие на странных, связанных из пучков тростника остроносых лодках. Стоя на коленях, они внимательно всматривались в воду и ловко били рыб копьями. На одной из проток Максуд-aгa всего лишь за связку бус сторговал у них громадного нильского окуня, не уступавшего своим размером и весом взрослому мужчине. Рыбину эту ели два дня, и Дмитрию она показалась не хуже осетрины. Довелось встретить и местных старателей, промывавших на круглых деревянных подносах песок и глину с прибрежных отмелей. Эти знали цену собранным золотым крупинкам, от бус и ситца отказались наотрез. Но не устояли, когда купец выложил перед ними пачки листового табака.
Все чаще встречались прибрежные деревни. Их крытые соломой дома с круглыми дверными отверстиями были установлены на высоких сваях, так что жителям не грозил самый высокий паводок. В одной из таких деревень пришлось задержаться на два дня из-за того, что охотники вынесли на продажу шкуру довольно крупной обезьяны с густым шелковистым мехом. Выглядела она замечательно — вся шкура черная, а хвост и бока белые, словно украшенные длинной бахромой. Увидев такое великолепие, Максуд-aгa задрожал от восхищения, что не укрылось от глаз охотников. Упорный торг продолжался день и две ночи. Его результаты обе стороны хранили в тайне, но позднее купец признался, что совершил очень выгодную сделку. На обратном пути он заберет не менее сотни заготовленных обезьяньих шкур. Объяснил, что в Джибути французские торговцы такой товар оторвут с руками — сейчас в Париже у богатых дам этот черно-белый мех пользуется бешеным успехом!
Наконец пироги достигли русла Собата, где их поджидала собственная барка Максуда-аги. Весьма вместительное плоскодонное судно, сколоченное массивными железными гвоздями из толстых досок. Вскоре к ней присоединилось несколько барок и пирог других торговцев и вся флотилия продолжила путь вниз по реке.
Случалось, что образованные растениями плавучие острова, не хуже льдин в ледоход, преграждали путь судам. Их обходили, распихивали веслами, рубили корни и стебли, которые сплелись в плотный ковер. Но в одной из проток все суда застряли в этом плавучем болоте. Купцы ворчали на задержку в пути, а молодые гребцы нашли развлечение. Прыгая с кочки на кочку, с островка на островок, перебирались с одной барки на другую, навещали родных и знакомых. Если кто и проваливался в воду, то быстро выбирался под смех и шутки товарищей. Веселье продолжалось до тех пор, пока один из парней с истошным криком не забился у самого борта барки. Незаметно подплывший крокодил отхватил ему ногу по самое колено.
Ночью эти твари совсем обнаглели и красные огоньки их глаз светились совсем близко. Теперь люди боялись даже зачерпнуть воды из реки. До утра на судах жгли факелы, стучали в котлы и барабаны. Купцы время от времени стреляли в темноту из ружей. Лишь к утру течение протолкнуло травяной завал и удалось выбраться из ловушки.
Все вздохнули с облегчением, когда суда добрались до Белого Нила. Теперь до Хартума, конечного пункта пути, оставалось плыть не больше недели. Течение великой реки само понесет их и больше не будет никаких забот.
С головной барки раздался тревожный крик. Ему ответил скорбный стон всего каравана — «они пришли!».
Поперек реки стоял на якоре пароходик с пушкой на носу, а над берегом поднятый на высоком шесте развевался трехцветный французский флаг.
25
— Откуда здесь появились французы? — удивился Дмитрий.
— В Джибути торговцы говорили, что французская военная экспедиция намерена пробраться на Нил с запада, — ответил Максуд-ага. — Только разговор этот был больше года назад. Все давно решили, что французы пропали в джунглях и болотах.
— Негус знает об этой экспедиции?
Но купец не ответил. Только как-то странно взглянул на Дмитрия и чуть заметно усмехнулся.
— На Нил пришли новые хозяева, сила на их стороне. Эх, хотел остановиться в Фашоде, поторговать на тамошнем базаре, расспросить о делах в Хартуме. Теперь придется терять время в этом захолустье. Эй, рулевой! Причаливай!
Местечко и верно выглядело неказисто. У стен развалившейся крепости, неизвестно кем и когда построенной, сгрудилось несколько глинобитных домов и соломенных хижин. Но зато собравшиеся на берегу жители представляли весьма живописную картину.
Только немногие из них красовались в длинных холщовых одеяниях, купленных у арабских и египетских торговцев. Все остальные обходились минимумом одежды, но при этом демонстрировали богатую фантазию и своеобразную элегантность. В глазах рябило от разноцветных перьев, пятнистых и полосатых накидок из звериных шкур, блестящих бус и причудливых металлических браслетов. Одни щеголяли пышными шевелюрами, утыканными гребнями и длинными булавками, другие сверкали гладко выбритыми головами, третьи имели сложные прически, сооруженные с помощью красной глины и воска. Среди собравшихся на берегу можно было увидеть людей с самыми различными оттенками темной кожи — от иссиня-черной и пепельно-серой до почти желтой, светло-коричневой, шоколадной, цвета старой бронзы. Многие натерли свои тела жиром, черной и красной краской нанесли на них причудливые узоры.
Вообще население этого африканского местечка проявляло заботу о своей внешности с неменьшим старанием, чем обитатели любой европейской столицы.
Все собравшиеся с любопытством смотрели на суда флотилии, что-то приветливо кричали, размахивали руками. Самые сообразительные уже тащили на берег клетки с курами и гроздья бананов.
Вдруг все крики смолкли и люди расступились. На берег вышел коротенький человек с малиновым лицом и грозно закрученными черными усами. Одет он был в узкий синий мундир с множеством нашивок и медных пуговиц. На голове кепи с золотым галуном, на груди огнем горят медали и какие-то значки. За ним следовало несколько смуглолицых солдат в весьма потертой форме, но с винтовками в руках. Матовый блеск вороненых стволов свидетельствовал о том, что уход за оружием они ведут согласно всем требованиям устава.
Чуть ниже по течению Дмитрий заметил и вторую канонерку. Она была вытащена на берег, и около нее возились солдаты с пилами и топорами в руках. Немного в стороне увидел и навес над штабелями ящиков. Наметанным глазом определил — в них патроны и консервы. Запас солидный. Значит, оказались на тыловой базе французского экспедиционного отряда, который вышел с побережья Атлантического океана и пересек Африку с запада на восток. Где же основные силы? Каков их состав?
Долго раздумывать над этим не пришлось.
— Кто такие? Куда направляетесь?! — этот краснолицый коротышка обладал весьма зычным басом. — Объявляю, что вы находитесь на территории протектората Центральная Французская Африка! Центр данной области город Фашода занят отрядом под командованием капитана Жана Батиста Маршана. Комендантом этого пункта являюсь я — сержант отдельной экспедиционной бригады Пьер Жюве. Приказываю — с каждого судна явиться старшему! Для просмотра представить документы на всех людей и грузы!
Один из смуглолицых солдат повторил приказ коменданта на таком ужасном арабском, что Максуд-aгa только плюнул с досады. Кивнул Хасану и Дмитрию:
— Следуйте за мной. Эти марокканские стрелки могут объясняться только с верблюдами на каирском базаре. С такими переводчиками попадем в беду — где не поймут, там и наврут.
Купец проворно сошел на берег и отвесил коменданту глубокий поклон. На довольно приличном французском произнес приветствие, а затем продолжил:
— О великий господин! Мы всего лишь мирные купцы, хотим торговать с местным населением. Плывем со своим товаром в Хартум. На моем судне имеются товары французского производства, а сам я готов представить рекомендательное письмо секретаря губернатора Джибути. Все мы счастливы, что прибыли во владения Франции, где царят закон и порядок. Да здравствует Франция!
— Кто такие?
— Меня зовут Максуд-aгa, коммерсант, в Джибути имею собственный магазин. Эти двое паломники из святого города Мекка — Альхаджи Хасан и Альхаджи Муса. Англичане не разрешили им вернуться в родные края обычным путем. Но теперь, по воле Аллаха, мы находимся под благодатной сенью французского флага!
— Мы не англичане и уважаем права верующих. Твои спутники грамотные?
— Да, великий господин!
— Пусть поработают в канцелярии, пока мой писарь не оправится после болезни. А ты, коммерсант, будешь моим переводчиком.
Почтительный тон купца, склоненные головы его спутников, смирение местных жителей — все это благотворно подействовало на коменданта. Может быть, впервые после долгого перехода через африканские дебри он позволил себе расслабиться. Его непреклонный взгляд смягчился, а в грозном рыке зазвучали добродушные нотки, совсем как у настоящего отца-командира.
От избытка чувств комендант даже произнес речь. Как и подобает сержанту, говорил кратко и образно. Паузы делал лишь для того, чтобы вытереть пот и дать Максуду-aгe возможность перевести свои слова.
— Знайте, что сегодня колониальные владения Франции постираются через всю Африку! От Дакара до Джибути! Французская цивилизация марширует по всему миру! Мадагаскар — французский! Индокитай — французский! Острова на Тихом океане и в Америке — французские! Скоро и на берегах Нила появятся французские города, железные дороги, кафе и магазины! Вы все будете говорить по-французски. Вас всех обучат современным профессиям, и вы сможете регулярно трудиться. Сможете приодеться и не будете сверкать на солнце голыми ляжками! Ха-ха-ха! На Нил пришли первые французы, следом за ними идут тысячи новых! Мощь Франции безгранична! Капитан — салют!
С канонерки, стоявшей на якоре, звонко хлопнул холостой выстрел. Ее пушечка пальнула еще пару раз и замолчала. Легкий дымок быстро таял над речным простором. На берегу царила благоговейная тишина. Поэтому все хорошо слышали, какой взрыв ругательств раздался на канонерке. Без переводчика стало ясно, что продолжение демонстрации мощи Франции не состоится. Комендант изменился в лице.
— Капитан! — прокричал он во все горло. — Поднимай якорь! Плыви на мелководье! Плотники, ко мне!
Дальше ничего особенного не произошло. Громко пыхтя и фыркая, вся в клубах пара, канонерка добралась до берега. Капитан непрерывно ругался, а команда вычерпывала воду. На песчаной косе общими усилиями ее поставили на катки и оттащили подальше от реки. Стали видны изъеденные червями днище и доски обшивки, которые буквально вываливались из пазов. После плавания по тропическим рекам корпус пришел в негодность и просто разваливался от отдачи при стрельбе из собственного орудия. Да, на таком корабле опасно плавать и не стоит выходить в бой даже против тростниковых рыбачьих лодок.
Для своих новых сотрудников комендант приказал очистить один из домов. Как и подобает важному чиновнику, Максуд-ага разместился в главной и единственной комнате. Пристройку, где раньше содержались козы, кое-как почистили, и в ней поселили Хасана и Дмитрия. К счастью, в этом вонючем закутке приходилось только ночевать. Весь день проводили на реке у судов. Осматривали товары, составляли их списки, определяли цены и высчитывали размер налогов, которые следовало выплатить новой администрации. После споров и ругани с владельцами судов и товаров домой приходили без сил, но отдохнуть не удавалось и после наступления темноты.
По улочкам стлался едкий дым очагов и тяжелые пряные ароматы местных кушаний. Женщины хором обсуждали свои проблемы, отчитывали ленивых мужей и непослушных детей. Каждый вечер в каком-либо из домов начинался праздник с танцами и пением. На бой барабанов и звон гонгов приходили родные и соседи. А когда успокаивались люди, любовные вопли котов сотрясали окрестности. С холмов лаяли шакалы, а с реки доносилось пыхтение бегемотов. Слыша, как в темноте Дмитрий ворочается на своей циновке и не может заснуть, Хасан успокаивал:
— В Джибути торговцы говорили, что французская военная экспедиция намерена пробраться на Нил с запада, — ответил Максуд-ага. — Только разговор этот был больше года назад. Все давно решили, что французы пропали в джунглях и болотах.
— Негус знает об этой экспедиции?
Но купец не ответил. Только как-то странно взглянул на Дмитрия и чуть заметно усмехнулся.
— На Нил пришли новые хозяева, сила на их стороне. Эх, хотел остановиться в Фашоде, поторговать на тамошнем базаре, расспросить о делах в Хартуме. Теперь придется терять время в этом захолустье. Эй, рулевой! Причаливай!
Местечко и верно выглядело неказисто. У стен развалившейся крепости, неизвестно кем и когда построенной, сгрудилось несколько глинобитных домов и соломенных хижин. Но зато собравшиеся на берегу жители представляли весьма живописную картину.
Только немногие из них красовались в длинных холщовых одеяниях, купленных у арабских и египетских торговцев. Все остальные обходились минимумом одежды, но при этом демонстрировали богатую фантазию и своеобразную элегантность. В глазах рябило от разноцветных перьев, пятнистых и полосатых накидок из звериных шкур, блестящих бус и причудливых металлических браслетов. Одни щеголяли пышными шевелюрами, утыканными гребнями и длинными булавками, другие сверкали гладко выбритыми головами, третьи имели сложные прически, сооруженные с помощью красной глины и воска. Среди собравшихся на берегу можно было увидеть людей с самыми различными оттенками темной кожи — от иссиня-черной и пепельно-серой до почти желтой, светло-коричневой, шоколадной, цвета старой бронзы. Многие натерли свои тела жиром, черной и красной краской нанесли на них причудливые узоры.
Вообще население этого африканского местечка проявляло заботу о своей внешности с неменьшим старанием, чем обитатели любой европейской столицы.
Все собравшиеся с любопытством смотрели на суда флотилии, что-то приветливо кричали, размахивали руками. Самые сообразительные уже тащили на берег клетки с курами и гроздья бананов.
Вдруг все крики смолкли и люди расступились. На берег вышел коротенький человек с малиновым лицом и грозно закрученными черными усами. Одет он был в узкий синий мундир с множеством нашивок и медных пуговиц. На голове кепи с золотым галуном, на груди огнем горят медали и какие-то значки. За ним следовало несколько смуглолицых солдат в весьма потертой форме, но с винтовками в руках. Матовый блеск вороненых стволов свидетельствовал о том, что уход за оружием они ведут согласно всем требованиям устава.
Чуть ниже по течению Дмитрий заметил и вторую канонерку. Она была вытащена на берег, и около нее возились солдаты с пилами и топорами в руках. Немного в стороне увидел и навес над штабелями ящиков. Наметанным глазом определил — в них патроны и консервы. Запас солидный. Значит, оказались на тыловой базе французского экспедиционного отряда, который вышел с побережья Атлантического океана и пересек Африку с запада на восток. Где же основные силы? Каков их состав?
Долго раздумывать над этим не пришлось.
— Кто такие? Куда направляетесь?! — этот краснолицый коротышка обладал весьма зычным басом. — Объявляю, что вы находитесь на территории протектората Центральная Французская Африка! Центр данной области город Фашода занят отрядом под командованием капитана Жана Батиста Маршана. Комендантом этого пункта являюсь я — сержант отдельной экспедиционной бригады Пьер Жюве. Приказываю — с каждого судна явиться старшему! Для просмотра представить документы на всех людей и грузы!
Один из смуглолицых солдат повторил приказ коменданта на таком ужасном арабском, что Максуд-aгa только плюнул с досады. Кивнул Хасану и Дмитрию:
— Следуйте за мной. Эти марокканские стрелки могут объясняться только с верблюдами на каирском базаре. С такими переводчиками попадем в беду — где не поймут, там и наврут.
Купец проворно сошел на берег и отвесил коменданту глубокий поклон. На довольно приличном французском произнес приветствие, а затем продолжил:
— О великий господин! Мы всего лишь мирные купцы, хотим торговать с местным населением. Плывем со своим товаром в Хартум. На моем судне имеются товары французского производства, а сам я готов представить рекомендательное письмо секретаря губернатора Джибути. Все мы счастливы, что прибыли во владения Франции, где царят закон и порядок. Да здравствует Франция!
— Кто такие?
— Меня зовут Максуд-aгa, коммерсант, в Джибути имею собственный магазин. Эти двое паломники из святого города Мекка — Альхаджи Хасан и Альхаджи Муса. Англичане не разрешили им вернуться в родные края обычным путем. Но теперь, по воле Аллаха, мы находимся под благодатной сенью французского флага!
— Мы не англичане и уважаем права верующих. Твои спутники грамотные?
— Да, великий господин!
— Пусть поработают в канцелярии, пока мой писарь не оправится после болезни. А ты, коммерсант, будешь моим переводчиком.
Почтительный тон купца, склоненные головы его спутников, смирение местных жителей — все это благотворно подействовало на коменданта. Может быть, впервые после долгого перехода через африканские дебри он позволил себе расслабиться. Его непреклонный взгляд смягчился, а в грозном рыке зазвучали добродушные нотки, совсем как у настоящего отца-командира.
От избытка чувств комендант даже произнес речь. Как и подобает сержанту, говорил кратко и образно. Паузы делал лишь для того, чтобы вытереть пот и дать Максуду-aгe возможность перевести свои слова.
— Знайте, что сегодня колониальные владения Франции постираются через всю Африку! От Дакара до Джибути! Французская цивилизация марширует по всему миру! Мадагаскар — французский! Индокитай — французский! Острова на Тихом океане и в Америке — французские! Скоро и на берегах Нила появятся французские города, железные дороги, кафе и магазины! Вы все будете говорить по-французски. Вас всех обучат современным профессиям, и вы сможете регулярно трудиться. Сможете приодеться и не будете сверкать на солнце голыми ляжками! Ха-ха-ха! На Нил пришли первые французы, следом за ними идут тысячи новых! Мощь Франции безгранична! Капитан — салют!
С канонерки, стоявшей на якоре, звонко хлопнул холостой выстрел. Ее пушечка пальнула еще пару раз и замолчала. Легкий дымок быстро таял над речным простором. На берегу царила благоговейная тишина. Поэтому все хорошо слышали, какой взрыв ругательств раздался на канонерке. Без переводчика стало ясно, что продолжение демонстрации мощи Франции не состоится. Комендант изменился в лице.
— Капитан! — прокричал он во все горло. — Поднимай якорь! Плыви на мелководье! Плотники, ко мне!
Дальше ничего особенного не произошло. Громко пыхтя и фыркая, вся в клубах пара, канонерка добралась до берега. Капитан непрерывно ругался, а команда вычерпывала воду. На песчаной косе общими усилиями ее поставили на катки и оттащили подальше от реки. Стали видны изъеденные червями днище и доски обшивки, которые буквально вываливались из пазов. После плавания по тропическим рекам корпус пришел в негодность и просто разваливался от отдачи при стрельбе из собственного орудия. Да, на таком корабле опасно плавать и не стоит выходить в бой даже против тростниковых рыбачьих лодок.
Для своих новых сотрудников комендант приказал очистить один из домов. Как и подобает важному чиновнику, Максуд-ага разместился в главной и единственной комнате. Пристройку, где раньше содержались козы, кое-как почистили, и в ней поселили Хасана и Дмитрия. К счастью, в этом вонючем закутке приходилось только ночевать. Весь день проводили на реке у судов. Осматривали товары, составляли их списки, определяли цены и высчитывали размер налогов, которые следовало выплатить новой администрации. После споров и ругани с владельцами судов и товаров домой приходили без сил, но отдохнуть не удавалось и после наступления темноты.
По улочкам стлался едкий дым очагов и тяжелые пряные ароматы местных кушаний. Женщины хором обсуждали свои проблемы, отчитывали ленивых мужей и непослушных детей. Каждый вечер в каком-либо из домов начинался праздник с танцами и пением. На бой барабанов и звон гонгов приходили родные и соседи. А когда успокаивались люди, любовные вопли котов сотрясали окрестности. С холмов лаяли шакалы, а с реки доносилось пыхтение бегемотов. Слыша, как в темноте Дмитрий ворочается на своей циновке и не может заснуть, Хасан успокаивал: