Страница:
— Это греческий флаг, — раздался за спиной негромкий голос помощника капитана. — Мы теперь не пароход «Кострома», а торговое судно «Прометеус», принадлежащее афинской компании «Стефанидос и сыновья».
— Что это значит?
— Обратите внимание, Дмитрий Михайлович, — у нас исчезла одна мачта, появилась вторая дымовая труба, надстройка из коричневой стала белой, а над палубой натянут тент для защиты от солнца. Так что даже на близком расстоянии нас теперь трудно узнать. Если же случайно и встретимся с итальянцами, а они пришлют десантную партию для досмотра, то и тогда сможем представить им необходимые греческие документы.
— Думаете, все это поможет?
— Знаю, что итальянцев удалось направить по ложному курсу, но нам и самим надо принять меры предосторожности. Вас не укачивает? Ну тогда пойдемте завтракать.
Из пароходного салона доносился знакомый с детства аромат, от которого потекли слюнки.
— Гречневая каша с топленым маслом! — радостно воскликнул Дмитрий. — Да я ее больше года не пробовал!
Довольный реакцией гостя, помощник погладил свою короткую русую бородку.
— Располагайтесь как дома. Наши офицеры отдыхают после ночного аврала, с ними встретитесь потом. Сейчас нашего кваску отведайте, при такой жаре самый лучший напиток. Семен, угощай гостя, — обратился он к хлопотавшему у стола чернявому молодцу.
Дмитрий с удовольствием отдал должное угощению, но, когда они с помощником остались одни, как бы случайно поинтересовался.
— Кажется, раньше у вас служил другой буфетчик? Толстый и лысый.
— Совершенно верно. В Порт-Саиде он вернулся на борт совсем больным. Видимо, на берегу съел что-то не то. Наш доктор ничем не смог ему помочь. Хорошо, что на рейде стоял «Нижний Новгород», который возвращался в Россию. С него мы забрали Семена, а своего буфетчика им передали. Дома его вылечат, — усмехнулся помощник.
— Быстро это у вас получилось. Слышал, что обычно больных отправляют в госпиталь на берегу и сообщают об этом консулу.
— Это касается коммерческих судов, а мы входим в состав российского Добровольного флота. У нас другие порядки — большинство команды это офицеры и матросы запаса. Если что случится, то наши суда могут быть мобилизованы для нужд военного флота. Прикажут — на них поставят пушки, так что они станут вспомогательными крейсерами… Вы, Дмитрий Михайлович, угощайтесь, мы себе можем кое-что позволить и сверх казенного пайка.
— Разве на флоте плохо кормят?
— Как вам сказать? Я штурманом ходил в дальнее плавание на крейсере «Аскольд». Поверите, в конце похода кусок в горло не шел. Кругом же все из железа и стали — переборки, трапы, машины, пушки. Стало казаться, что вся еда пропитана запахом металла.
Собеседник сокрушенно вздохнул, но тут же поспешил бодро добавить.
— Вообще-то наших флотских кормят сытно. Ежедневно отпускают на человека по триста грамм мяса, а в постные дни рыбу в двойном количестве. Да еще круп, овощей, хлеба, сахара и прочего. В придачу к этому по чарке водки.
— Большая чарка-то?
— Казенная норма — сто двадцать три грамма. Ни больше ни меньше.
— Ну а если кто-нибудь не употребляет спиртного?
— Тогда он получает зачет.
— Это что такое?
— Казна ему возмещает стоимость невыпитой чарки. Невелики деньги, а все же прибавка к жалованию.
— Кажется, «Аскольд» уже плавал в этом районе?
— Так точно. Когда шли из Кронштадта на Дальний Восток, проходили через Суэцкий канал и посетили Персидский залив.
— Наш консул говорил, что вы большое впечатление произвели на прибрежных султанов и их подданных.
— Было дело. В Питере посчитали, что российский военный корабль должен показать свой флаг в водах, которые Британия решила окончательно превратить в собственное море. Мы заходили в Кувейт, Басру и другие порты. Там «Аскольд» с его мощной артиллерией и неутомимым духовым оркестром имел огромный успех. Но особенно арабов и персов поразили пять дымовых труб нашего крейсера. Ничего подобного они раньше не видели и решили, что это самый мощный военный корабль в мире! Вот тогда-то английские резиденты и всполошились и стали среди местного населения распускать слухи о том, что у «Аскольда» только две трубы настоящие, а остальные фальшивые. Но и наши дипломаты не дремали — тут же обо всем донесли капитану. После этого нам было приказано уголь не экономить и крейсер входил в порты Персидского залива густо дымя всеми пятью трубами, так что черная туча закрывала половину неба!
— Как же на это отреагировали англичане?
— Чтобы не оказаться рядом с «Аскольдом», их однотрубные канонерские лодки спешно покидали порты перед нашим приходом. Потом уже Британия послала в залив свой самый современный броненосец, но на местных жителей он не произвел большого впечатления. У него было всего две трубы!
В салон вошел капитан, малиновый, словно после парной бани:
— Ну и жарища! Хоть у вас, господа, под вентилятором немного остыну. Семен, поднеси квасу!
Капитан скинул легкий китель, остался в одной безрукавке, и с его плеча глянула на всех очаровательная японочка. Улыбается завлекательно, в одной руке алый цветок, в другой — пестрый веер. Все остальное прикрыто какой-то бурой попоной, видны только кончики ножек.
— Это память о моей молодой глупости, — сказал капитан, заметив заинтересованный взгляд Дмитрия. — Эту наколку делал лучший мастер Нагасаки. Уже потом меня в Сан-Франциско бес попутал — напился как свинья. Когда проспался, узнал, что корвет наш ушел на Камчатку, и мне пришлось подписать контракт на службу в американском флоте. На первом же аврале их корабельный капеллан как увидел эту гейшу, так от ярости затрясся. Капитан тоже оказался богомольным пуританином, приказал немедленно прикрыть все ее фривольные выпуклости. Вот один из кочегаров и соорудил такой фартук, чтобы команду не вводить в соблазн.
— Долго вам пришлось у американцев служить?
— Больше года. Потом сбежал в Сидней, нанялся на немецкий пароход, который шел в Европу. В России покаялся, начал служить в торговом флоте, но уж хмельного — ни капли!
— Поэтому-то нашего капитана в азиатские страны и посылают, — заметил помощник. — Который год арабским шейхам наши товары поставляет.
— Что же Россия продает в этих краях?
— Самый разный текстиль, сахарный песок, мыло и еще товары из Тулы и Нижнего Новгорода — замки, ножи, самовары, охотничьи ружья. Все это доставляем по заказам покупателей в любую погоду. Как говорится, точно по расписанию, от пункта «А» до пункта «Б». Идем экономичным ходом, на полной скорости не гоняем, но и во время штормов в базах не отстаиваемся, не боимся, что волна с корпуса краску обдерет или пушки со станков свернет.
— Зачем такие намеки делать! — вспыхнул помощник. — Военные моряки в море выходят в любую погоду!
— Хе-хе-хе, молодой человек. Это шутка старая, во всех флотах мира торговые моряки и рыбаки такое своим военным собратьям говорят. Не обижайтесь, в случае чего — не приведи Господь — всем нам в соленой купели придется кончать жизнь. Такая уж у нас работа. Старинная латинская пословица что гласит? «Плавать необходимо, а жить необязательно». Ты, господин помощник, лучше поднимись на мостик и сверься с картой. Скоро будем менять курс.
Плавание продолжалось. День за днем над бледно-зеленым морем ослепительно сияло солнце, и порой в неподвижном горячем воздухе вставали миражи — черные горбатые острова и белые стены призрачных городов. Но потом задувал сухой ветер и бурая пелена пыльного тумана закрывала все вокруг. Через несколько часов пыль оседала, и тогда в бинокль можно было рассмотреть дальний берег Африки — причудливые нагромождения скал, сухие русла рек, россыпь желтых камней у черты прибоя.. Наступала ночь, и на бездонном черном небе загорались яркие созвездия в окружении бесчисленных мелких звезд и сверкающего пояса Млечного Пути. В темноте исчезал горизонт и звездное небо отражалось в воде. Таинственные огни мерцали в морской глубине, а за кормой судна тянулся длинный серебристый след. Очарованный этой картиной, Дмитрий стоял у борта и ему казалось, что «Кострома», словно хвостатая ракета, сама скользит среди небесных созвездий.
Капитана и помощника все эти красоты мало интересовало. Долгие часы они проводили на мостике, изучали карту, советовались с механиком, расспрашивали его о состоянии машин и запасах угля. Из машинного отделения несло нестерпимым жаром, и часто выбиравшиеся оттуда кочегары без сил валились на палубу. Около них хлопотали корабельный врач и священник. Одного беднягу так и не смогли выходить, отдал Богу душу. Священник прочитал молитву, и зашитое в парусину тело опустили за борт.
«Кострома» часто меняла курс, одну ночь простояла на якоре, укрывшись за каким-то островом. Шли вдоль пустынных берегов, но случалось встречали и другие суда. С ними обменивались приветственными гудками и флажными сигналами, но старались близко не подходить. Все обрадовались, когда увидели первые арабские «дау» — крутобокие парусники с немного наклоненными вперед мачтами и ярко раскрашенными бортами. Те самые, что плавают в водах Индийского океана. Поняли, что скоро конец пути.
Однако у самого выхода из Красного моря, в узком Бабэль-Мандебском проливе, «Кострому» настигла остроносая миноноска под итальянским флагом. Словно змея выскользнула из-за скалистого мыса. С нее запросили — не встречался ли в пути российский пароход?
Капитан с посеревшим лицом вцепился в поручни мостика так, что побелели костяшки пальцев. От неожиданности слова не мог сказать, только широко открытым ртом заглатывал воздух…
Бедовый помощник не растерялся и на этот раз, заорал в мегафон:
— Эти русские медведи на своем корыте застряли у мыса Касар! Машину чинят! А у вас нет свежих газет?! Идем от самого Суэца, не знаем, что в мире творится!
В ответ с мостика миноноски прокричали слова благодарности и помахали руками. Она круто развернулась и, зарываясь в волны полным ходом, помчалась прочь.
— Пошли в Асэб, там у них база и угольный склад, — объяснил помощник и добавил. — Значит, пока крейсер за нами гонялся, весь уголь пожег и теперь вынужден встать на погрузку.
— Полный вперед! — капитан вновь обрел голос. Он широко перекрестился и громко возблагодарил Николу Морского за избавление путешествующих от опасности на водах. — Теперь, в океане-то, они нас черта с два найдут!
Свежий ветер с Индийского океана катил крутую волну, и судно изрядно качало. По правому борту открылись бурые каменистые берега с редкими темными пятнами зарослей. За ними неровными уступами уходили в небо голые холмы, над которыми в самое небо вздымался черный зазубренный пик.
— Гора Абейда, — указал на нее помощник. — В этих местах наш земляк Ашинов и попытался основать Новую Москву. Слышали об этом?
— Слышал, — отозвался Дмитрий. — Здесь-то он и собирался сеять хлеб и растить сады?
— Вы, молодые люди, других глупее себя не считайте, — заметил капитан. — На этом морском пути российским судам весьма полезно бы свой собственный порт иметь. Только делать все нужно по-другому. Незачем было почти две сотни человек сюда из России везти и смущать их рассказами о вольном хлебопашестве. На этих берегах белый человек удержится, если только он занимается торговлей и промышленностью. Вон англичане здесь всего трех своих агентов содержат, и те с помощью нескольких индийцев забрали в свои руки всю торговлю с сомалийскими племенами. А в бухте Джибути французы уже и порт со складами оборудовали, собираются строить железную дорогу до самой эфиопской столицы.
К вечеру «Кострома» подходила к этому колониальному владению Франции в Африке. На рейде Джибути стояло несколько судов, а чуть в стороне от них дымила низкобортная канонерка под Андреевским флагом.
— Вовремя земляки подошли, теперь нас никто не тронет, — с довольной улыбкой произнес капитан. — Поднять российский флаг!
15
16
— Что это значит?
— Обратите внимание, Дмитрий Михайлович, — у нас исчезла одна мачта, появилась вторая дымовая труба, надстройка из коричневой стала белой, а над палубой натянут тент для защиты от солнца. Так что даже на близком расстоянии нас теперь трудно узнать. Если же случайно и встретимся с итальянцами, а они пришлют десантную партию для досмотра, то и тогда сможем представить им необходимые греческие документы.
— Думаете, все это поможет?
— Знаю, что итальянцев удалось направить по ложному курсу, но нам и самим надо принять меры предосторожности. Вас не укачивает? Ну тогда пойдемте завтракать.
Из пароходного салона доносился знакомый с детства аромат, от которого потекли слюнки.
— Гречневая каша с топленым маслом! — радостно воскликнул Дмитрий. — Да я ее больше года не пробовал!
Довольный реакцией гостя, помощник погладил свою короткую русую бородку.
— Располагайтесь как дома. Наши офицеры отдыхают после ночного аврала, с ними встретитесь потом. Сейчас нашего кваску отведайте, при такой жаре самый лучший напиток. Семен, угощай гостя, — обратился он к хлопотавшему у стола чернявому молодцу.
Дмитрий с удовольствием отдал должное угощению, но, когда они с помощником остались одни, как бы случайно поинтересовался.
— Кажется, раньше у вас служил другой буфетчик? Толстый и лысый.
— Совершенно верно. В Порт-Саиде он вернулся на борт совсем больным. Видимо, на берегу съел что-то не то. Наш доктор ничем не смог ему помочь. Хорошо, что на рейде стоял «Нижний Новгород», который возвращался в Россию. С него мы забрали Семена, а своего буфетчика им передали. Дома его вылечат, — усмехнулся помощник.
— Быстро это у вас получилось. Слышал, что обычно больных отправляют в госпиталь на берегу и сообщают об этом консулу.
— Это касается коммерческих судов, а мы входим в состав российского Добровольного флота. У нас другие порядки — большинство команды это офицеры и матросы запаса. Если что случится, то наши суда могут быть мобилизованы для нужд военного флота. Прикажут — на них поставят пушки, так что они станут вспомогательными крейсерами… Вы, Дмитрий Михайлович, угощайтесь, мы себе можем кое-что позволить и сверх казенного пайка.
— Разве на флоте плохо кормят?
— Как вам сказать? Я штурманом ходил в дальнее плавание на крейсере «Аскольд». Поверите, в конце похода кусок в горло не шел. Кругом же все из железа и стали — переборки, трапы, машины, пушки. Стало казаться, что вся еда пропитана запахом металла.
Собеседник сокрушенно вздохнул, но тут же поспешил бодро добавить.
— Вообще-то наших флотских кормят сытно. Ежедневно отпускают на человека по триста грамм мяса, а в постные дни рыбу в двойном количестве. Да еще круп, овощей, хлеба, сахара и прочего. В придачу к этому по чарке водки.
— Большая чарка-то?
— Казенная норма — сто двадцать три грамма. Ни больше ни меньше.
— Ну а если кто-нибудь не употребляет спиртного?
— Тогда он получает зачет.
— Это что такое?
— Казна ему возмещает стоимость невыпитой чарки. Невелики деньги, а все же прибавка к жалованию.
— Кажется, «Аскольд» уже плавал в этом районе?
— Так точно. Когда шли из Кронштадта на Дальний Восток, проходили через Суэцкий канал и посетили Персидский залив.
— Наш консул говорил, что вы большое впечатление произвели на прибрежных султанов и их подданных.
— Было дело. В Питере посчитали, что российский военный корабль должен показать свой флаг в водах, которые Британия решила окончательно превратить в собственное море. Мы заходили в Кувейт, Басру и другие порты. Там «Аскольд» с его мощной артиллерией и неутомимым духовым оркестром имел огромный успех. Но особенно арабов и персов поразили пять дымовых труб нашего крейсера. Ничего подобного они раньше не видели и решили, что это самый мощный военный корабль в мире! Вот тогда-то английские резиденты и всполошились и стали среди местного населения распускать слухи о том, что у «Аскольда» только две трубы настоящие, а остальные фальшивые. Но и наши дипломаты не дремали — тут же обо всем донесли капитану. После этого нам было приказано уголь не экономить и крейсер входил в порты Персидского залива густо дымя всеми пятью трубами, так что черная туча закрывала половину неба!
— Как же на это отреагировали англичане?
— Чтобы не оказаться рядом с «Аскольдом», их однотрубные канонерские лодки спешно покидали порты перед нашим приходом. Потом уже Британия послала в залив свой самый современный броненосец, но на местных жителей он не произвел большого впечатления. У него было всего две трубы!
В салон вошел капитан, малиновый, словно после парной бани:
— Ну и жарища! Хоть у вас, господа, под вентилятором немного остыну. Семен, поднеси квасу!
Капитан скинул легкий китель, остался в одной безрукавке, и с его плеча глянула на всех очаровательная японочка. Улыбается завлекательно, в одной руке алый цветок, в другой — пестрый веер. Все остальное прикрыто какой-то бурой попоной, видны только кончики ножек.
— Это память о моей молодой глупости, — сказал капитан, заметив заинтересованный взгляд Дмитрия. — Эту наколку делал лучший мастер Нагасаки. Уже потом меня в Сан-Франциско бес попутал — напился как свинья. Когда проспался, узнал, что корвет наш ушел на Камчатку, и мне пришлось подписать контракт на службу в американском флоте. На первом же аврале их корабельный капеллан как увидел эту гейшу, так от ярости затрясся. Капитан тоже оказался богомольным пуританином, приказал немедленно прикрыть все ее фривольные выпуклости. Вот один из кочегаров и соорудил такой фартук, чтобы команду не вводить в соблазн.
— Долго вам пришлось у американцев служить?
— Больше года. Потом сбежал в Сидней, нанялся на немецкий пароход, который шел в Европу. В России покаялся, начал служить в торговом флоте, но уж хмельного — ни капли!
— Поэтому-то нашего капитана в азиатские страны и посылают, — заметил помощник. — Который год арабским шейхам наши товары поставляет.
— Что же Россия продает в этих краях?
— Самый разный текстиль, сахарный песок, мыло и еще товары из Тулы и Нижнего Новгорода — замки, ножи, самовары, охотничьи ружья. Все это доставляем по заказам покупателей в любую погоду. Как говорится, точно по расписанию, от пункта «А» до пункта «Б». Идем экономичным ходом, на полной скорости не гоняем, но и во время штормов в базах не отстаиваемся, не боимся, что волна с корпуса краску обдерет или пушки со станков свернет.
— Зачем такие намеки делать! — вспыхнул помощник. — Военные моряки в море выходят в любую погоду!
— Хе-хе-хе, молодой человек. Это шутка старая, во всех флотах мира торговые моряки и рыбаки такое своим военным собратьям говорят. Не обижайтесь, в случае чего — не приведи Господь — всем нам в соленой купели придется кончать жизнь. Такая уж у нас работа. Старинная латинская пословица что гласит? «Плавать необходимо, а жить необязательно». Ты, господин помощник, лучше поднимись на мостик и сверься с картой. Скоро будем менять курс.
Плавание продолжалось. День за днем над бледно-зеленым морем ослепительно сияло солнце, и порой в неподвижном горячем воздухе вставали миражи — черные горбатые острова и белые стены призрачных городов. Но потом задувал сухой ветер и бурая пелена пыльного тумана закрывала все вокруг. Через несколько часов пыль оседала, и тогда в бинокль можно было рассмотреть дальний берег Африки — причудливые нагромождения скал, сухие русла рек, россыпь желтых камней у черты прибоя.. Наступала ночь, и на бездонном черном небе загорались яркие созвездия в окружении бесчисленных мелких звезд и сверкающего пояса Млечного Пути. В темноте исчезал горизонт и звездное небо отражалось в воде. Таинственные огни мерцали в морской глубине, а за кормой судна тянулся длинный серебристый след. Очарованный этой картиной, Дмитрий стоял у борта и ему казалось, что «Кострома», словно хвостатая ракета, сама скользит среди небесных созвездий.
Капитана и помощника все эти красоты мало интересовало. Долгие часы они проводили на мостике, изучали карту, советовались с механиком, расспрашивали его о состоянии машин и запасах угля. Из машинного отделения несло нестерпимым жаром, и часто выбиравшиеся оттуда кочегары без сил валились на палубу. Около них хлопотали корабельный врач и священник. Одного беднягу так и не смогли выходить, отдал Богу душу. Священник прочитал молитву, и зашитое в парусину тело опустили за борт.
«Кострома» часто меняла курс, одну ночь простояла на якоре, укрывшись за каким-то островом. Шли вдоль пустынных берегов, но случалось встречали и другие суда. С ними обменивались приветственными гудками и флажными сигналами, но старались близко не подходить. Все обрадовались, когда увидели первые арабские «дау» — крутобокие парусники с немного наклоненными вперед мачтами и ярко раскрашенными бортами. Те самые, что плавают в водах Индийского океана. Поняли, что скоро конец пути.
Однако у самого выхода из Красного моря, в узком Бабэль-Мандебском проливе, «Кострому» настигла остроносая миноноска под итальянским флагом. Словно змея выскользнула из-за скалистого мыса. С нее запросили — не встречался ли в пути российский пароход?
Капитан с посеревшим лицом вцепился в поручни мостика так, что побелели костяшки пальцев. От неожиданности слова не мог сказать, только широко открытым ртом заглатывал воздух…
Бедовый помощник не растерялся и на этот раз, заорал в мегафон:
— Эти русские медведи на своем корыте застряли у мыса Касар! Машину чинят! А у вас нет свежих газет?! Идем от самого Суэца, не знаем, что в мире творится!
В ответ с мостика миноноски прокричали слова благодарности и помахали руками. Она круто развернулась и, зарываясь в волны полным ходом, помчалась прочь.
— Пошли в Асэб, там у них база и угольный склад, — объяснил помощник и добавил. — Значит, пока крейсер за нами гонялся, весь уголь пожег и теперь вынужден встать на погрузку.
— Полный вперед! — капитан вновь обрел голос. Он широко перекрестился и громко возблагодарил Николу Морского за избавление путешествующих от опасности на водах. — Теперь, в океане-то, они нас черта с два найдут!
Свежий ветер с Индийского океана катил крутую волну, и судно изрядно качало. По правому борту открылись бурые каменистые берега с редкими темными пятнами зарослей. За ними неровными уступами уходили в небо голые холмы, над которыми в самое небо вздымался черный зазубренный пик.
— Гора Абейда, — указал на нее помощник. — В этих местах наш земляк Ашинов и попытался основать Новую Москву. Слышали об этом?
— Слышал, — отозвался Дмитрий. — Здесь-то он и собирался сеять хлеб и растить сады?
— Вы, молодые люди, других глупее себя не считайте, — заметил капитан. — На этом морском пути российским судам весьма полезно бы свой собственный порт иметь. Только делать все нужно по-другому. Незачем было почти две сотни человек сюда из России везти и смущать их рассказами о вольном хлебопашестве. На этих берегах белый человек удержится, если только он занимается торговлей и промышленностью. Вон англичане здесь всего трех своих агентов содержат, и те с помощью нескольких индийцев забрали в свои руки всю торговлю с сомалийскими племенами. А в бухте Джибути французы уже и порт со складами оборудовали, собираются строить железную дорогу до самой эфиопской столицы.
К вечеру «Кострома» подходила к этому колониальному владению Франции в Африке. На рейде Джибути стояло несколько судов, а чуть в стороне от них дымила низкобортная канонерка под Андреевским флагом.
— Вовремя земляки подошли, теперь нас никто не тронет, — с довольной улыбкой произнес капитан. — Поднять российский флаг!
15
Городок Джибути совсем недавно стал административным центром французского владения Берег Сомали. Протянулся он вдоль узкого мыса полумесяцем, охватившим широкую бухту. Вдоль его единственной, названной Губернаторской, авеню разместилось несколько одноэтажных зданий европейских контор и магазинов, а на самой набережной чахлые кусты обозначили бульвар. Говорят, воду для их поливки, так же как и для нужд всего местного населения, привозят на верблюдах из какого-то источника, расположенного вдали от побережья. Порт — причал, одинокий подъемный кран да несколько бараков. В стороне от него разместился арабский квартал — тесно застроенный ослепительно белыми домами с плоскими крышами, круглыми окнами-бойницами и дверными проемами, напоминающими по форме замочные скважины. Окраины городка облепили круглые африканские хижины, крытые выгоревшей на солнце травой, а за ними до самого горизонта протянулась серо-коричневая пустыня с грудами черных камней.
На причале шлюпку с «Костромы» встречала живописная группа босоногих эфиопов в белоснежных просторных рубахах, пестро расшитых у ворота и по подолу. На головах кисейные повязки и соломенные шляпы, в руках копья и круглые щиты, у некоторых — винтовки. Впереди встречавших стоял величавый мужчина в черной расшитой золотом бархатной накидке. Сандали, украшенные полосками цветной кожи, головная повязка из пышной львиной гривы, широкая алая лента на подоле рубахи и кривая сабля в золоченых ножнах свидетельствовали о том, что это важная персона. На фоне такого великолепия уже знакомый Дмитрию господин Леонтьев в своем сереньком полотняном костюме совсем не смотрелся.
Однако на земляков он взглянул по-начальственному строго. Выслушал рапорт капитана и представил главного эфиопа.
— Его превосходительство рас7 Ато-Иосиф, один из особо приближенных самого негуса Менелика, царя царей и повелителя Эфиопии. Ему поручено принять доставленный вами груз, высочайше пожалованный российским императором Александром Третьим своему царственному собрату. Его превосходительство Ато-Иосиф, который был посланцем негуса в России, поздравляет вас с благополучным прибытием и просит пожаловать на торжественный ужин в свою резиденцию. Предупреждаю всех, — тут господин Леонтьев со значением взглянул на земляков и понизил голос, — на ужине будут и представители французских властей. Так что о делах поговорим после. Особо.
На Дмитрия эфиопская кухня не произвела большого впечатления. Мелкие куски мяса плавали в густом овощном соусе, обильно заправленном луком и сдобренном красным перцем. Гостям подали ложки, но сами хозяева предпочитали есть руками — рвали тонкие лепешки на куски и, зажав их в пальцах, ловко выуживали мясо и черпали подливку. В стаканы подливали хмельной горьковатый напиток, сваренный из меда и горных трав. Ато-Иосиф потчевал гостей, не забывал и французских чиновников, которые в свою очередь не скупились на комплименты в адрес негуса и российского императора, восхищались российско-французской дружбой. О случившемся в этих краях разгроме поселения вольных казаков Ашинова никто из них и не вспоминал. Напротив — на гостей посматривали с большим интересом, расспрашивали о плавании, приглашали посетить «Парижское кафе», недавно открытое в Джибути. В свою очередь и российские моряки прошлого не касались, даже угостили всю компанию пшеничной водкой и балыком.
Застолье было в полном разваре, когда господин Леонтьев, до этого шумно толковавший о чем-то с разомлевшими от угощения французами, незаметно кивнул Дмитрию и нетвердыми шагами направился к двери. На веранде, где светил керосиновый фонарь, он что-то буркнул эфиопам-охранникам, которые моментально растворились во тьме, и повернулся к Дмитрию. Глянул абсолютно трезво, но неприветливо, холодно-вежливо спросил:
— С кем имею честь, милостивый государь?
От неожиданности Дмитрий даже обиделся. Ну да эти гвардейские уланы манерами никогда особенно и не блистали, саперы и драгуны и то считались более деликатными. Но ответил сдержанно:
— На причале капитан «Костромы» меня уже представлял. Если помните, то мы виделись в Александрии, да и в Питере у нас есть общие знакомые.
— Для меня все это не имеет никакого значения, — прозвучало в ответ. — Здесь я возглавляю научно-духовную экспедицию России и постоянно бываю во дворце негуса Эфиопии, который советуется со мной по многим вопросам. Между прочим, в Санкт-Петербург, а не в Питер, я регулярно посылаю официальные донесения. Предупреждаю, мне здесь не нужны скучающие онегины, печорины, рязанские охотники на слонов и прочие любители африканской экзотики.
— Прошу прощения, Николай Степанович, решение о моей посылке в Эфиопию было принято в последний момент, и необходимые бумаги вы скоро получите. А наши общие знакомые служат на Дворцовой площади в известных вам зданиях, что стоят напротив Зимнего дворца. Хорошо знаю, кто организовал и оплатил вашу экспедицию, в состав которой входят не только архимандрит Ефрем, но и добровольцы из гвардейских полков и батарей. И еще — в своих донесениях на имя начальника Азиатской части Главного штаба российской армии генерал-лейтенанта Проценко вы будете включать и мою информацию.
— Хм… Да, разумеется… — выражение лица господина Леонтьева несколько смягчилось. — Вашего приезда ожидал, штабные давно обещали прислать мне помощника. Почему сами не представились до нашего разговора?
— Что же, мне надо было объясняться прямо на причале или на этом пиру? — резко ответил Дмитрий. Такому человеку лучше всего сразу дать понять, с кем он имеет дело, и поубавить спеси. Иначе и дальше будет изображать из себя всемогущего повелителя.
— Ну-ну, не надо так горячиться. Теперь я припоминаю, что видел вас в Александрии вместе с Василием Ильичом. Мы обязательно поладим, дел здесь невпроворот.
Дел и верно оказалось много. С доставкой груза в эфиопскую столицу Аддис-Абебу возникли такие проблемы, о которых в Санкт-Петербурге и не подозревали. До города Харэр, ближайшего владения негуса, было около четырехсот километров. Путь лежал через Данакильскую пустыню, одно из самых жарких мест в мире, и обычно он занимал не менее трех недель. Однако все природные трудности отступили на задний план, после того как на следующее утро господин Леонтьев сообщил главную новость:
— В Джибути нет верблюдов, и наш груз не на чем везти. Дмитрий впервые увидел Николая Степановича несколько смущенным, спокойно выслушал его объяснения.
— Эти подлецы итальянцы знают, что мы повезем оружие, но действовать открыто не решаются. Войны пока еще нет. Поэтому они уговаривают кочевников сомалийцев устроить засаду на пути нашего каравана.
— Разве через пустыню ведет только одна дорога? Слышал, что караваны с кофе, слоновой костью, шкурами и даже золотом регулярно идут из Эфиопии к портам на океанском берегу и возвращаются груженными хлопчатобумажными тканями и разными товарами из Европы и Азии. Есть же купцы, караванщики и другой люд, который кормится на этой торговле. Ведь в прошлом году англичане значительно увеличили здесь свои операции.
— Ну, казак, вижу, что ты кое-что про здешние порядки уже знаешь! — Господин Леонтьев не скрывал удивления и теперь явно стремился продемонстрировать дружеские чувства. — Теперь понимаю, что ты в Африку приехал за делом, а не за пустыми мечтаниями. Давай без лишних церемоний, перейдем на «ты». Согласен? Так вот — должен сказать тебе откровенно — все осложнилось не только из-за итальянцев. Французы затеяли строить через пустыню железную дорогу. Завезли рабочих и инструменты, начали съемку местности и разметку пути, а о дикарях-кочевниках и не подумали.
— Это они поступили весьма легкомысленно.
— Вот именно. По всем кочевьям прошел слух, что «ференджи» по своей новой дороге будут возить все грузы и оставят без пропитания сотни сомалийских семей. Говорили, что вдоль этой дороги они поставят железный забор и он перекроет тропы, по которым издавна ходят караваны и перегоняют стада. Но больше всего сомалийцев возмутило то, что драгоценной пресной водой иностранцы поливают бесполезные кустики и цветочки у своих домов. Поэтому сейчас строительных рабочих режут, а их поселки сжигают. Прошел слух, что кочевники готовят налет и на Джибути. На всякий случай французский губернатор обратился в Париж с просьбой прислать войска.
— Да, вот это положение! Чтобы доставить наш груз нужно не менее тысячи верблюдов.
— Не беспокойся, казак. Я нашел выход и из такого положения! — Господин Леонтьев с торжеством взглянул на собеседника. — Во-первых, наши грузы сомалийцы пропустят, хотя им за это и придется хорошо заплатить. Вот как французы будут с ними разбираться, это уж не наша печаль. А во-вторых, верблюдов мы найдем у арабских купцов, которые проживают на английской территории или в Британском Сомалиленде.
— Как удалось договориться с кочевниками?
— О, в отношениях с сомалийцами теперь все дело только в цене. Главное — они пошли на переговоры и обещали не нападать на мои караваны. Правда, перед этим пришлось их немного припугнуть. В таком деле очень помог один мой знакомый, который работает у французов на строительстве железной дороги. Он отлично чувствует себя в пустыне и уже успел изучить всю округу. Между прочим, наш земляк — россиянин. Здесь его официально зовут месье Эмитер, а настоящее имя знать не обязательно.
— Кто такой? Не из тех ли, кого Ашинов завез в африканские края?
— Нет, это мужчина опытный и решительный, такого пустыми обещаниями не заманишь. Учился в Московском университете, а потом строил железные дороги в Средней Азии и Сибири. Не поладил с губернскими чиновниками, которые захотели с него получить больше обычной благодарности, и махнул в Америку. Несколько лет там проработал и теперь нанялся к французам. Да он еще и рыжий, а как наши мужики говорят — во святых рыжих нет! Недаром жители пустыни прозвали его Рыжим Джинном и его именем пугают детей.
— Чем же месье Эмитер прославился?
— Как-то на поселок его строительной бригады напали местные кочевники, кого-то убили, что-то украли и барак сожгли. Так он со своими рабочими пустился в погоню и в ответ несколько их становищ пустил по ветру, а весь скот угнал. Не побоялся обидеть и английские власти на территории их собственной колонии — прямо у пограничного поста расправился с одним из шейхов. Чтобы не опозориться перед сомалийцами, англичане поспешили заявить протест губернатору Джибути, но тот ответил, что ему ничего не известно и за поступки рабочих компании на английской территории он не отвечает. Тем дело и закончилось.
— Да, нравы у вас тут царят жестокие. Ну а если мы наймем верблюдов в Британском Сомалиленде, то для разгрузки «Кострому» придется перевести в порт Зейла. Что, если там английские власти ее арестуют вместе с грузом?
— Я уже все предусмотрел и договорился. Чтобы не обижать итальянцев, англичане «Кострому» в свой порт не допустят, но они не возражают против того, чтобы мы перегрузили оружие на местные «дау» и доставили его в Зейлу. Эту морскую перевозку, как и найм верблюдов, оплачивает правительство негуса. Завтра Ато-Иосиф посылает своего человека в один из ближайших оазисов для переговоров с арабскими купцами. Ты поедешь с ним для представительства, да смотри — держи ухо востро! Проследи, чтобы с делом не тянули больше двух дней. Здесь все привыкли не спешить, любят пить кофе и вести долгие переговоры, блистать красноречием и обманывать друг друга. Ехать придется верхом на верблюде. Сможешь?
— Смогу. Уже ездил в Египте.
На причале шлюпку с «Костромы» встречала живописная группа босоногих эфиопов в белоснежных просторных рубахах, пестро расшитых у ворота и по подолу. На головах кисейные повязки и соломенные шляпы, в руках копья и круглые щиты, у некоторых — винтовки. Впереди встречавших стоял величавый мужчина в черной расшитой золотом бархатной накидке. Сандали, украшенные полосками цветной кожи, головная повязка из пышной львиной гривы, широкая алая лента на подоле рубахи и кривая сабля в золоченых ножнах свидетельствовали о том, что это важная персона. На фоне такого великолепия уже знакомый Дмитрию господин Леонтьев в своем сереньком полотняном костюме совсем не смотрелся.
Однако на земляков он взглянул по-начальственному строго. Выслушал рапорт капитана и представил главного эфиопа.
— Его превосходительство рас7 Ато-Иосиф, один из особо приближенных самого негуса Менелика, царя царей и повелителя Эфиопии. Ему поручено принять доставленный вами груз, высочайше пожалованный российским императором Александром Третьим своему царственному собрату. Его превосходительство Ато-Иосиф, который был посланцем негуса в России, поздравляет вас с благополучным прибытием и просит пожаловать на торжественный ужин в свою резиденцию. Предупреждаю всех, — тут господин Леонтьев со значением взглянул на земляков и понизил голос, — на ужине будут и представители французских властей. Так что о делах поговорим после. Особо.
На Дмитрия эфиопская кухня не произвела большого впечатления. Мелкие куски мяса плавали в густом овощном соусе, обильно заправленном луком и сдобренном красным перцем. Гостям подали ложки, но сами хозяева предпочитали есть руками — рвали тонкие лепешки на куски и, зажав их в пальцах, ловко выуживали мясо и черпали подливку. В стаканы подливали хмельной горьковатый напиток, сваренный из меда и горных трав. Ато-Иосиф потчевал гостей, не забывал и французских чиновников, которые в свою очередь не скупились на комплименты в адрес негуса и российского императора, восхищались российско-французской дружбой. О случившемся в этих краях разгроме поселения вольных казаков Ашинова никто из них и не вспоминал. Напротив — на гостей посматривали с большим интересом, расспрашивали о плавании, приглашали посетить «Парижское кафе», недавно открытое в Джибути. В свою очередь и российские моряки прошлого не касались, даже угостили всю компанию пшеничной водкой и балыком.
Застолье было в полном разваре, когда господин Леонтьев, до этого шумно толковавший о чем-то с разомлевшими от угощения французами, незаметно кивнул Дмитрию и нетвердыми шагами направился к двери. На веранде, где светил керосиновый фонарь, он что-то буркнул эфиопам-охранникам, которые моментально растворились во тьме, и повернулся к Дмитрию. Глянул абсолютно трезво, но неприветливо, холодно-вежливо спросил:
— С кем имею честь, милостивый государь?
От неожиданности Дмитрий даже обиделся. Ну да эти гвардейские уланы манерами никогда особенно и не блистали, саперы и драгуны и то считались более деликатными. Но ответил сдержанно:
— На причале капитан «Костромы» меня уже представлял. Если помните, то мы виделись в Александрии, да и в Питере у нас есть общие знакомые.
— Для меня все это не имеет никакого значения, — прозвучало в ответ. — Здесь я возглавляю научно-духовную экспедицию России и постоянно бываю во дворце негуса Эфиопии, который советуется со мной по многим вопросам. Между прочим, в Санкт-Петербург, а не в Питер, я регулярно посылаю официальные донесения. Предупреждаю, мне здесь не нужны скучающие онегины, печорины, рязанские охотники на слонов и прочие любители африканской экзотики.
— Прошу прощения, Николай Степанович, решение о моей посылке в Эфиопию было принято в последний момент, и необходимые бумаги вы скоро получите. А наши общие знакомые служат на Дворцовой площади в известных вам зданиях, что стоят напротив Зимнего дворца. Хорошо знаю, кто организовал и оплатил вашу экспедицию, в состав которой входят не только архимандрит Ефрем, но и добровольцы из гвардейских полков и батарей. И еще — в своих донесениях на имя начальника Азиатской части Главного штаба российской армии генерал-лейтенанта Проценко вы будете включать и мою информацию.
— Хм… Да, разумеется… — выражение лица господина Леонтьева несколько смягчилось. — Вашего приезда ожидал, штабные давно обещали прислать мне помощника. Почему сами не представились до нашего разговора?
— Что же, мне надо было объясняться прямо на причале или на этом пиру? — резко ответил Дмитрий. Такому человеку лучше всего сразу дать понять, с кем он имеет дело, и поубавить спеси. Иначе и дальше будет изображать из себя всемогущего повелителя.
— Ну-ну, не надо так горячиться. Теперь я припоминаю, что видел вас в Александрии вместе с Василием Ильичом. Мы обязательно поладим, дел здесь невпроворот.
Дел и верно оказалось много. С доставкой груза в эфиопскую столицу Аддис-Абебу возникли такие проблемы, о которых в Санкт-Петербурге и не подозревали. До города Харэр, ближайшего владения негуса, было около четырехсот километров. Путь лежал через Данакильскую пустыню, одно из самых жарких мест в мире, и обычно он занимал не менее трех недель. Однако все природные трудности отступили на задний план, после того как на следующее утро господин Леонтьев сообщил главную новость:
— В Джибути нет верблюдов, и наш груз не на чем везти. Дмитрий впервые увидел Николая Степановича несколько смущенным, спокойно выслушал его объяснения.
— Эти подлецы итальянцы знают, что мы повезем оружие, но действовать открыто не решаются. Войны пока еще нет. Поэтому они уговаривают кочевников сомалийцев устроить засаду на пути нашего каравана.
— Разве через пустыню ведет только одна дорога? Слышал, что караваны с кофе, слоновой костью, шкурами и даже золотом регулярно идут из Эфиопии к портам на океанском берегу и возвращаются груженными хлопчатобумажными тканями и разными товарами из Европы и Азии. Есть же купцы, караванщики и другой люд, который кормится на этой торговле. Ведь в прошлом году англичане значительно увеличили здесь свои операции.
— Ну, казак, вижу, что ты кое-что про здешние порядки уже знаешь! — Господин Леонтьев не скрывал удивления и теперь явно стремился продемонстрировать дружеские чувства. — Теперь понимаю, что ты в Африку приехал за делом, а не за пустыми мечтаниями. Давай без лишних церемоний, перейдем на «ты». Согласен? Так вот — должен сказать тебе откровенно — все осложнилось не только из-за итальянцев. Французы затеяли строить через пустыню железную дорогу. Завезли рабочих и инструменты, начали съемку местности и разметку пути, а о дикарях-кочевниках и не подумали.
— Это они поступили весьма легкомысленно.
— Вот именно. По всем кочевьям прошел слух, что «ференджи» по своей новой дороге будут возить все грузы и оставят без пропитания сотни сомалийских семей. Говорили, что вдоль этой дороги они поставят железный забор и он перекроет тропы, по которым издавна ходят караваны и перегоняют стада. Но больше всего сомалийцев возмутило то, что драгоценной пресной водой иностранцы поливают бесполезные кустики и цветочки у своих домов. Поэтому сейчас строительных рабочих режут, а их поселки сжигают. Прошел слух, что кочевники готовят налет и на Джибути. На всякий случай французский губернатор обратился в Париж с просьбой прислать войска.
— Да, вот это положение! Чтобы доставить наш груз нужно не менее тысячи верблюдов.
— Не беспокойся, казак. Я нашел выход и из такого положения! — Господин Леонтьев с торжеством взглянул на собеседника. — Во-первых, наши грузы сомалийцы пропустят, хотя им за это и придется хорошо заплатить. Вот как французы будут с ними разбираться, это уж не наша печаль. А во-вторых, верблюдов мы найдем у арабских купцов, которые проживают на английской территории или в Британском Сомалиленде.
— Как удалось договориться с кочевниками?
— О, в отношениях с сомалийцами теперь все дело только в цене. Главное — они пошли на переговоры и обещали не нападать на мои караваны. Правда, перед этим пришлось их немного припугнуть. В таком деле очень помог один мой знакомый, который работает у французов на строительстве железной дороги. Он отлично чувствует себя в пустыне и уже успел изучить всю округу. Между прочим, наш земляк — россиянин. Здесь его официально зовут месье Эмитер, а настоящее имя знать не обязательно.
— Кто такой? Не из тех ли, кого Ашинов завез в африканские края?
— Нет, это мужчина опытный и решительный, такого пустыми обещаниями не заманишь. Учился в Московском университете, а потом строил железные дороги в Средней Азии и Сибири. Не поладил с губернскими чиновниками, которые захотели с него получить больше обычной благодарности, и махнул в Америку. Несколько лет там проработал и теперь нанялся к французам. Да он еще и рыжий, а как наши мужики говорят — во святых рыжих нет! Недаром жители пустыни прозвали его Рыжим Джинном и его именем пугают детей.
— Чем же месье Эмитер прославился?
— Как-то на поселок его строительной бригады напали местные кочевники, кого-то убили, что-то украли и барак сожгли. Так он со своими рабочими пустился в погоню и в ответ несколько их становищ пустил по ветру, а весь скот угнал. Не побоялся обидеть и английские власти на территории их собственной колонии — прямо у пограничного поста расправился с одним из шейхов. Чтобы не опозориться перед сомалийцами, англичане поспешили заявить протест губернатору Джибути, но тот ответил, что ему ничего не известно и за поступки рабочих компании на английской территории он не отвечает. Тем дело и закончилось.
— Да, нравы у вас тут царят жестокие. Ну а если мы наймем верблюдов в Британском Сомалиленде, то для разгрузки «Кострому» придется перевести в порт Зейла. Что, если там английские власти ее арестуют вместе с грузом?
— Я уже все предусмотрел и договорился. Чтобы не обижать итальянцев, англичане «Кострому» в свой порт не допустят, но они не возражают против того, чтобы мы перегрузили оружие на местные «дау» и доставили его в Зейлу. Эту морскую перевозку, как и найм верблюдов, оплачивает правительство негуса. Завтра Ато-Иосиф посылает своего человека в один из ближайших оазисов для переговоров с арабскими купцами. Ты поедешь с ним для представительства, да смотри — держи ухо востро! Проследи, чтобы с делом не тянули больше двух дней. Здесь все привыкли не спешить, любят пить кофе и вести долгие переговоры, блистать красноречием и обманывать друг друга. Ехать придется верхом на верблюде. Сможешь?
— Смогу. Уже ездил в Египте.
16
В путь отправились ночью. Шли в серебристом свете звезд быстро, и всадники на верблюдах казались огромными. Тихо позвякивали колокольчики, подвешенные на тонких верблюжьих шеях, и шуршали мелкие камни под их широкими ступнями. Мимо проплывали черные тени редких кустов, серые песчаные поляны, белесые пятна солончаков. На востоке над горизонтом, словно крупный кристалл топаза, загорелся Меркурий, а следом за ним выплыл тонкий серп убывающей Луны. Скоро в предрассветных сумерках обозначились облака и казалось, что над пустыней встал желтоглазый циклоп с кривой саблей в мохнатой лапе. Он быстро менял цвет и из серого становился фиолетовым, зеленым, алым, золотым. Из-за горизонта быстро вынырнуло солнце, и под его лучами чудовище исчезло. Небо сразу поблекло, стали видны лиловые силуэты далеких гор, черные груды камней, бурая растрескавшаяся от жары земля, пропыленные кусты колючек и пучки сухой травы.
Наступила жара, и горячий воздух перехватил горло, сжал виски, осушил обильный пот. Теперь каждый шаг верблюда отдавался гулким ударом в сердце, звенел в ушах. С непривычки Дмитрия замутило и так качнуло в седле, что чуть не упал на землю. Это заметил один из спутников и поспешил на помощь — сказал что-то утешительное и протянул сшитый из кожи кувшин. Вот только сделать из него хороший глоток не получилось. Через узенькое горлышко удалось всосать не больше столовой ложки, но сразу же стало легче, из глаз исчезли багровые круги… Да, из такого сосуда лишнего не выпьешь, его содержимого хватит на весь долгий путь по пустыне.
Наступила жара, и горячий воздух перехватил горло, сжал виски, осушил обильный пот. Теперь каждый шаг верблюда отдавался гулким ударом в сердце, звенел в ушах. С непривычки Дмитрия замутило и так качнуло в седле, что чуть не упал на землю. Это заметил один из спутников и поспешил на помощь — сказал что-то утешительное и протянул сшитый из кожи кувшин. Вот только сделать из него хороший глоток не получилось. Через узенькое горлышко удалось всосать не больше столовой ложки, но сразу же стало легче, из глаз исчезли багровые круги… Да, из такого сосуда лишнего не выпьешь, его содержимого хватит на весь долгий путь по пустыне.