Осмотр закончился, и Дмитрий искренне похвалил порядок в большом и сложном хозяйстве арсенала. Добавил, что теперь получил полное представление о военной мощи Борну и оценил мудрость хакима Раббеха, который умеет выбирать себе помощников.
   Его спутники остались очень довольны.
   А на следующий день началась работа. Учения сменяли смотры, а смотры учения. Затем следовали стрельбы и чистка оружия, скачки и чистка лошадей. Прежде всего взялись за личных базингеров алама Раббеха. Их гоняли по утрам и вечерам, и на них сыпались награды за усердие и меткую стрельбу, а также плети за ошибки и нерасторопность. Лично переучивать все войско было невозможно, и Дмитрий, помня свой эфиопский опыт, начал собирать начальников аламов с их помощниками, излагал им основы европейской тактики, рассказывал о возможностях современного оружия. Чтобы не задевать самолюбия ветеранов, материал излагал неторопливо, без ученых словечек и терминов.
   По совету барде Идриса, время от времени делал перерыв и угощал собравшихся орехами кола. Непринужденно доставал из кармана эти покрытые белой кожурой плоды, каждый не крупнее каштана, ломал их на четвертинки и протягивал на ладони. Такое простое отношение расценивалось как знак уважения и дружбы, нравилось слушателям. Тем более что орехи всегда были не с розовой или фиолетовой, а белой кожурой. Те, что подаются только почтенным гостям. Все, в том числе и сам Дмитрий, который быстро привык к терпкому, слегка горьковатому их вкусу, охотно жевали эти орехи, прогоняющие усталость и сон.
   Однако к учебе все относились по-разному. Некоторые жадно тянулись к новому, все схватывали на лету, задавали вопросы, предлагали собственные решения тактических задач. Другие же отмалчивались или недовольно сопели, если им самим задавали вопросы.
   — Твои рассказы весьма поучительны, Альхаджи Муса, — не выдержал один из них. — Только наша жара и мухи цеце заставят любое чужеземное войско долбить камни носом.
   — В наших краях все они умрут злой смертью, — поддержал его другой.
   — Вы оба правы, — спокойно ответил Дмитрий. — Первые чужеземцы погибнут, но за ними придут другие, уже умудренные опытом. И они захотят стать новыми хозяевами вашей земли. А прошлые победы никого не защищают вечно. Подумайте об этом. Если кто-нибудь не согласен со мной, то может поговорить с эмиром.
   Желающих обсуждать эту тему с Раббехом не нашлось, и занятия продолжались. Но кроме них нужно было не забывать и о собственных воинах алама, хотя ежедневную заботу о них взял на себя Айчак. Да и самому, чтобы не растерять силу и ловкость, приходилось каждое утро не менее часа заниматься фехтованием и стрельбой в одном из тихих двориков. Скоро об этом узнал Фадельалла и тоже пожелал принимать участие в этих упражнениях. Измочалил весь ствол росшего в углу двора баобаба, все учился одновременно поражать цели из двух наганов.
   Но на Дмитрии такая напряженная работа начала сказываться. Пропал аппетит, сон стал тяжелым и не приносил отдыха, а от сухой жары по всему телу пошел зуд. На пятках треснула кожа, да так глубоко, что нельзя было встать на кровоточащие ступни. В довершении всех бед опять начала трясти лихорадка.
   Ахмед, который обычно предлагал лечить все недуги с помощью соблазнительных чернокожих девиц, на этот раз испугался не на шутку. У постели Дмитрия появился Идрис. Он яростно взглянул на евнуха, произнес что-то невнятное, но выразительно провел ладонью поперек горла. Тот пулей вылетел за дверь, и вскоре над больным склонился Роберт Кейнсон.
   — Ай-ай-ай, мистер Димитри, — он сокрушенно покачал головой. — Белому человеку в Африке надо постоянно заботится о своем здоровье. Его организму трудно пребывать в такой жаре. Желательно время от времени дышать лондонским или петербургским туманом, бродить по снегу. Сейчас выпейте вот это, а хинин принимайте регулярно. Пусть слуга смазывает ваши пятки этой мазью.
   — Он евнух. Скучает без дела, все предлагает обзавестись гаремом.
   — Воздержание вещь похвальная, но все хорошо в меру, — улыбнулся мистер Кейнсон. — Эти длинные ночи, когда жара долго не дает заснуть, и обилие острых приправ в местных кушаньях в конце концов отрицательно сказываются на психике. Мужчина может получить нервное расстройство, а, как уверяют опытные врачи, все болезни происходят от тревог и волнений. Принимайте лекарство и через три-четыре дня встанете на ноги в буквальном смысле слова.
   — Ваши лекарства волшебные?
   — Мы, англичане, торгуем в Африке и Индии почти триста лет и тысячами жизней заплатили за то, чтобы научиться жить и работать в жарких странах. А сейчас отошлите своего евнуха и поговорим…
   Мистер Кейнсон вертел в руках коробочку с лекарствами и делал вид, что объясняет их применение.
   — Вы хорошо начали, и те, кто послал вас в Борну, сделали правильный выбор, — тихо заговорил он. — Но получилось так, что их интересы совпали с интересами Англии. Поэтому я должен объяснить вам кое-какие особенности местной политики.
   — Моя страна тоже имеет собственные интересы, и я буду руководствоваться только ими.
   — Не возражаю. Поэтому вы должны знать, что Лондон давно наладил деловые связи с Раббехом. Он оказался одним из самых активных противников махдистов и отвлек на себя их значительные силы. Его решение идти на запад обеспокоило наше руководство, но оно скоро поняло, как выгодно иметь в районе Чада и Нигера лояльного и сильного человека. Прежние правители Борну хотя и были нашими старинными торговыми партнерами, но уже не могли эффективно контролировать трассахарскую торговлю и позволили французским и немецким предпринимателям обосноваться в стране. Кроме того, гордый султан Сокото Абдурахман категорически отказывался вести с нами переговоры. Он называет себя халифом и повелителем мусульман, но все знают капризный нрав этого фанатика, которого прозвали Сырой Глиной за неспособность править твердой рукой.
   — Разве среди его советников нет ваших людей?
   — Конечно, есть. Но если с конкурентами мы расправимся, действуя на биржах европейских столиц, то обуздать могучего владыку Сокото должны базингеры Раббеха. Ваша задача — помочь им в этом. Необходимое снаряжение скоро получите.
   — Значит, практически я буду работать на вашу компанию?
   — Конечно, нет, но наши интересы совпадают. Вчера мне довелось ознакомиться с копией ответного послания Раббеха эфиопскому негусу. В нем содержится благодарность за присылку опытного военного специалиста, хотя имя его предусмотрительно не называется. Главное, в послании поддерживается идея Менелика о союзе независимых африканских государств. Не знаю, найдет ли она понимание — в Лондоне, но в интересах большой торговли выгоднее иметь дело с партнерами, которые полностью контролируют свою территорию и несут все расходы по соблюдению порядка, сбору налогов и другим хозяйственным делам.
   — Так вы против создания колоний?
   — Создание собственных колоний тешит тщеславие некоторых политиков и ура-патриотов. На деле все эти военные экспедиции и колониальная администрация — дорогое удовольствие, и в конечном итоге дают временный результат. Доступ к заморским рынкам и сырью дешевле получать при участии местных вождей и торговцев. Им достаточно выделять часть прибыли. Кстати, и вашим деловым людям выгоднее не связываться с колониями и иметь дело с уже готовой администрацией другого государства. Думаю, что опыт российско-эфиопских отношений доказал это. Легче договориться с негусом, чем тратиться на господина Ашинова и его колонистов.
   — Спасибо за лекарства, — сухо ответил Дмитрий, которому в словах англичанина послышалась насмешка.
   — Не обижайтесь, к вопросу о колониях мы относимся несколько иначе, чем вы. Для огромной России заморские территории не имеют такого значения, как для маленькой Англии, — улыбнулся мистер Кейнсон. — Разрешите дать последний совет. К вам хорошо относится старший сын и наследник эмира Фадельалла. Вы ровесники и сможете подружиться. Это будет полезно для вашей работы и вашей безопасности.
   Англичанин ушел, а Дмитрий задумался над услышанным. Да, выбора нет, и здесь идет своя игра. Но ведь тебя и послали, чтобы узнать, что происходит в этих краях. В уже отправленном письме российскому послу в Аддис-Абебе осторожно намекнул, что местные проблемы оказались гораздо сложнее, чем представлялось раньше. Придется действовать по обстоятельствам. Но в одном этот голубоглазый мистер прав: с сыном эмира надо дружить.
   Но еще до полного выздоровления Дмитрия Фадельалла сам навестил его, расспросил о здоровье, передал привет от отца. Слуги принесли изысканные угощения — медовые лепешки и ароматное питье, в котором плавали ломтики ананаса. Не без гордости сын эмира сообщил, что все это приготовила его любимая супруга Хадия. Несколько смутился и, понизив голос, добавил, что она много слышала об удивительном воине с востока и считает, что ему следует оказать честь и пригласить в гости. Конечно, в некоторых странах такое проявление женского любопытства покажется неприличным и Альхаджи Муса может осудить всю эту затею. Но Хадия дочь султана Кути, а в тех краях женщины пользуются большой свободой. Да и в других странах Судана, вдали от святынь истинной веры, многие люди открыто говорят, что зов женщины сильнее заветов Всевышнего.
   Не прошло и трех дней, как Дмитрий был гостем во дворце Фадельалла. Впрочем, своими размерами и богатым убранством его покои не блистали, всего было в меру. Кроме двух кровных жеребцов, привязанных у входа, и неплохого набора оружия, хозяин похвастался несколькими книгами по истории и географии, изданными в Каире, и небольшим глобусом немецкой работы. Вновь заговорил о своем желании повидать мир, но тут дворецкий почтительно доложил, что угощение уже подано.
   Уселись на ковровые подушки у низкого и широкого стола, за которым распоряжалась хозяйка — большеглазая и смуглая, с правильными чертами лица, очень похожая на арабских красавиц, которых доводилось видеть в Египте. Вся она была окутана пышными волнами кружев и розового шелка, а ее лицо прикрывал прозрачный шарф. Но он поминутно соскальзывал, а унизанные тонкими золотыми браслетами изящные руки часто показывались из широких рукавов. Но чтобы ни у кого не возникло соменений в незыблемости соблюдаемых в доме приличий, за ее спиной черной горой возвышался главный евнух, за поясом которого были заткнуты плеть и кривой кинжал.
   Хозяин представил супругу, подробно перечислил всю ее родню, упомянул и предков — древних египетских фараонов. Дал понять, что она является лучшим украшением всей женской половины его дворца, которая не столь представительна, как у самого эмира, но все же содержит не один десяток красавиц. В свою очередь гость церемонно приветствовал хозяйку, довольно коряво произнес арабский стих, весьма целомудренно прославляющий женскую красоту, и растерянно замолчал. Что еще можно сказать в такой обстановке? Все же сидим не у походного костра в компании спешившихся головорезов.
   Но по знаку хозяина толстая женская фигура, наглухо закутанная в цветные шали, ввела в комнату двух мальчуганов в красных кафтанчиках с игрушечными сабельками на боку. Они с радостным криком засеменили к матери.
   — Будущие базингеры. Оба в нашу породу, такие же черные, как и их дед, — с гордостью произнес Фадельалла.
   Гость закашлялся, пытаясь сообразить, что полагается говорить в таком случае. Маленькие дети не лошади и не оружие, о них следует выражаться несколько иначе. Да еще на чужом языке. Но внуки эмира уже сами обратили внимание на человека со странным цветом кожи.
   — Кто тебя вымазал известкой? — спросил старший мальчуган и указал на шею гостя, не полностью прикрытую широким воротом рубахи.
   Мать поспешно привлекла ребенка к себе, что-то зашептала ему на ухо. Отец быстро опустил лицо к блюду с пирожками, толстая женская фигура мелко задрожала. Не пошевелился один только евнух, ему, надо думать, приходилось видеть и слышать еще и не такое.
   А Дмитрий расхохотался. Вопрос ребенка снял напряжение, и он почувствовал себя как дома.
   — В моей стране солнце печет не так горячо, как у вас, потому в нашем племени у всех людей светлая кожа. Вот посмотри сам, — с этими словами Дмитрий закатал по локоть правый рукав.
   Дети испуганно взвизгнули и уткнулись в колени матери, глаза которой стали круглыми от удивления.
   — Додо22! Он додо! — верещали малыши. — Волосатый додо! Дмитрий критически взглянул на свою обнаженную руку, попытался понять причину такой реакции. Потемневшая от загара широкая кисть, выше нее густо поросшая волосами розоватая кожа, за которой следует белая ямка локтевого сгиба с тонкими голубыми прожилками. Пожалуй для тех, кто привык к равномерно-темному цвету собственной гладкой кожи, это и в самом деле может выглядеть весьма странно. Ну а что касается волос, то еще в первые дни путешествия по саванне Хасан пошутил: «Таких зарослей, как у тебя, у наших людей не бывает. О мохнатых чудовищах бабки любят рассказывать сказки, пугают ими малых ребят».
   — Эй, базингер! Не бойся, дотронься сам до меня! — предложил гость.
   Родители дружно поддержали его, и мальчуган, не выпуская конец материнского шарфа, приблизился и осторожно провел пальцем по руке Дмитрия. С торжествующим видом взглянул на братишку, который с открытым ртом смотрел на происходящее и все крепче прижимался к матери. Но в конце концов, с шутками и смехом, уговорили и его последовать примеру брата.
   Когда нянька увела детей, беседа продолжалась в непринужденной обстановке. Больше всех говорила сама хозяйка, мило выражала сочувствие гостю, расспрашивала его о родных и близких, настоятельно советовала больше заботиться о своем здоровье. Искренне сокрушалась, что при такой трудной работе ему приходится в домашних делах полагаться только на слуг. Женская забота бывает очень необходима не только детям.
   После этого визита молва о Дмитрии пошла гулять по всем женским покоям знатных домов Диквы. Новых приглашений в гости не последовало, но многие убеленные сединами отцы семейств стали более дружелюбно посматривать на молодого галадима, заводили с ним разговоры не только о дворцовых делах и дальних странах, но осторожно узнавали о его привычках и склонностях, звали на охоту. Евнух Ахмед оживился, все чаще заводил речь о семейных делах и свадебных обычаях, а в его гардеробе появились дорогие, обновки, которые явно были ему не по карману.
   Все это живо напомнило Дмитрию ситуацию, которая сложилась в последние месяцы его дворцовой службы в Гатчине. Неужели оженят?
   Однако стало совсем неуютно после того, как однажды утром во двор, где они фехтовали с Фадельалла, стремительно вошла молодая женщина. Одета на манер мужчин, которые отправляются в поход или на охоту, — простая рубаха с короткими рукавами, шаровары, мягкие сапоги для верховой езды. Голова повязана пестрым платком, а на ничем не прикрытом лице озорная улыбка.
   Слуги, стоявшие в углу двора с принадлежностями для умывания, поспешно склонились в низком поклоне. Фадельалла грозно нахмурился:
   — Авва, ты зачем сюда явилась!
   — Мне нужен Альхаджи Муса! — без малейшего смущения произнесла женщина. Голос ее звучал звонко и четко.
   — Постыдилась бы слуг! Врываешься без предупреждения. Здесь же почти голые мужчины скачут в поту и грязи, рубятся на мечах. Что скажет твой будущий муж!
   — Я дочь эмира Раббеха, а отец учил меня быть смелой и решительной. Кроме того, я вдова и могу встречаться с кем пожелаю. Мой друг, галадима Умар Муби, подарил мне пистолет, но он не стреляет. В арсенале мне сказали, что починить его может только этот иностранец.
   — Да тебе просто любопытно самой взглянуть на него!
   — Эй, а чем я хуже твоей Хадии! Она всем только и рассказывает, как принимала иностранца в своем доме. Альхаджи Муса, взгляни, можно починить этот пистолет?
   Никелированный бельгийский браунинг ярко блестел на солнце. Не оружие — дамская игрушка. Вся неисправность в том, что он стоит на предохранителе. Ясно, что в арсенале этот пистолетик никто и не видел. Но тем не менее Дмитрий с важным видом осмотрел его со всех сторон, вынул обойму, заглянул в ствол, пощелкал курком. Сделал пробный выстрел и вернул с поклоном:
   — Будьте внимательны, у этого пистолета очень легкий спуск. В ответ Авва задорно тряхнула головой и тут же выпустила всю обойму в многострадальный баобаб.
   — Спасибо, Альхаджи Муса. А ты не пугай меня новым замужеством. Знаю, что отец думает только о политике, поэтому и собирается породниться с Хайяту. Меня отдает за него, а в свой гарем тысяча первой женой берет одну из его дочерей. Но этому старому святоше не удастся запереть меня в своем доме. С Умаром как встречаюсь, так и дальше буду встречаться!
   — Тише ты! Смотри! Сын Хайяту, этот щенок Сайд, выследит тебя. Как он сделал это с нашим Наби.
   — Наш брат дурак. Выпил слишком много пива и хвастался, что переспал с одной из жен отца. Потом оказалось, что она из тех гаремных девчонок, что кормят кур. Но Сайд донес об этом, и все начали вопить о позоре и нарушении семейных прав эмира. Отцу ничего не оставалось, как приказать Суруру отхлестать Наби на площади как обычного прелюбодея.
   — Вот с тех пор он и ходит мрачный, как старый слон.
   Этот разговор брата и сестры Дмитрий слушал с большим интересом. Ну и бедовые же дети получились у эмира. С ними надо держать ухо востро!

39

 
   Однообразная дворцовая жизнь, сдобренная гаремными сплетнями, шла своим чередом, когда в столице появился Хасан. В свое время на его исчезновение никто не обратил внимания, а сейчас он вернулся также незаметно и сидел в пропитанном бурой пылью плаще рядом с Раббехом. В эту небольшую комнату Дмитрия привели среди ночи, и в свете масляных ламп он увидел Фадельалла, Идриса и старого Абубакара. Что заставило их собраться в такое неурочное время?
   — Султан Зиндера тайно готовит мятеж, — сообщил Раббех. — Хасан привез доказательства.
   Все молчали, ожидая более точных известий, свои чувства каждый держал при себе. Не услышав ни гневных воплей, ни пламенных заверений в верности, эмир удовлетворенно кивнул и повел деловой разговор.
   Собеседники понимали его с полуслова. Ясно, что за этой попыткой выйти из повиновения Борну стоит старый соперник — султан Сокото. Следовательно, нужно направить дополнительные войска на западное направление. На севере и востоке весть о возможном мятеже наверняка отзовется волнениями среди пограничных племен. Но там можно будет обойтись выплатой дополнительных денег верным вождям, которые охраняют границы на краю Сахары. После недавнего карательного похода южные султаны затаились в горах Мандара. Они не станут нападать первыми.
   На ковре раскатали квадрат тонко выделанной козьей кожи, в центре которого схематично были изображены озеро Чад с впадающими в него реками, окрестные города и горные хребты. Золотыми монетами и раковинами каури обозначили расположение своих аламов и войск предполагаемых противников. Стали советоваться, кого и куда направить, если дела пойдут скверно. Что будет, если нападающие двинуться с юга? Или сразу с нескольких направлений? А если мятежников поддержат и в самом Борну?
   — Не забывайте и о европейских войсках: они могут вмешаться в любое время, — негромко произнес Раббех и за линией раковин каури выложил несколько талеров. — Вот как нас обложили со всех сторон. Альхаджи Муса, что ты скажешь?
   Не всякому казаку приходится принимать участие в планировании военной кампании сразу на нескольких фронтах. Здесь нужны знания стратегии и оперативного искусства, которые постигаются в генеральных штабах. Но ведь опыт уже есть, да и умишком Бог не обидел. Свое мнение Дмитрий высказал без лишних теоретических рассуждений, таблиц и графиков. Выслушали его внимательно, кое-что уточнили, высказались сами, поспорили. Решили пока шума не поднимать, держать войска в готовности и ждать развития событий.
   Еще пару раз собирались на такие ночные советы. Думали и гадали, может быть, все обойдется. Но султан Зиндера взялся за оружие, его люди перебили телохранителей наместника Раббеха и пограбили караваны купцов. При дворе султана объявились родственники бывшего правителя Борну и призвали народ восстать против власти эмира, которого они назвали Беглым Рабом. Стало известно, что в Сокото султан Абдурахман грозит стереть Дикву с лица земли и объявил о сборе войска. Вот только воины не спешат на его зов. Да тут еще и англичане начали подтягивать свои войска к городу Бида, славному своими мастерами и торговцами. Его правитель задержал на Нигере барку с несколькими тюками мануфактуры из Манчестера, и теперь администрация компании обратилась к султану с просьбой объяснить поведение его подданного. Но из ответного послания англичане узнали, что повелитель Сокото будет выяснять свои отношения с неверными только на поле боя.
   Все эти новости Раббех изложил на очередном ночном совете и, усмехнувшись, положил на карту новый талер у города Бида.
   — Выступаем на Сокото! — вырвалось у Фадельалла.
   — На западных складах просо и сушеная рыба заготовлены? — Эмир сделал вид, что не слышал возгласа сына. — А патроны и порох?
   Абубакар и Дмитрий заверили, что припасы собраны и все другие приготовления полностью завершены.
   — За придворными, о которых мы говорили, слежка ведется? Смотри, Идрис, перебежчиков быть не должно. — Раббех немного подумал. — Слушай, барде, поднимай мятеж в землях Абдурахмана. Пусть англичане, у них много денег и солдат, ввяжутся в драку, а мы еще подождем. Начинать войну умеет любой дурак, ты же, сынок, учись побеждать без помощи оружия. Поэтому сейчас займешься самым важным делом — моей свадьбой. Люди должны знать, что не беглый раб, а сын простого ремесленника из Сеннара породнится с наследником халифа и повелителем мусульман, а моя дочь станет женой будущего султана Сокото Хайяту!
   Обе свадьбы отпраздновали без промедления и с подобающей пышностью. Но Дмитрий не принимал участия в церемониях, все время пропадал в арсенале и на складах. Лишь один день пришлось потратить на обязательное торжество — свадебный пир, который тянулся долго и скучно. Согласно местным обычаям женщин на нем не было, они угощались в отдельных покоях, а из поданных напитков самым крепким оказалось кофе. Но мужчины веселились как могли, и разговорам о будущей войне не было конца. Все врали и хвастались изо всех сил, хотя толком никто ничего и не знал. Сам Дмитрий, рядом с которым сидел один из помощников Идриса, больше молчал или мямлил какую-то чушь о жаре и своих больных пятках.
   Но Раббех и Хайяту повсюду появлялись вместе, при каждом удобном случае громогласно клялись во взаимной дружбе и требовали восстановления справедливости. Позднее верные люди донесли, что в Сокото известия об этих свадьбах вызвало большой переполох, а сам султан Абдурахман был в полной растерянности и еще долго не мог отдать ни одного вразумительного распоряжения.
   Спустя несколько дней Дмитрий чистил в конюшне своего гнедого. Как обычно, говорил ему ласковые слова, угощал сдобными лепешками. Жеребец доброжелательно пофыркивал, игриво толкал хозяина, просился на прогулку. Внезапно по его гладкой шерсти прошла волна мелкой дрожи, и он испуганно вскинул голову. В соседнем стойле нервно затопали другие лошади. Стоявший рядом конюх поспешно схватился за висевший на шее амулет, негромко предупредил:
   — Берегись, сюда идет человек с дурным глазом.
   — Альхаджи Муса, тебя зовет эмир! — громко произнес подошедший Хайяту и не удержался, торжествующе добавил: — Идем в поход на Мандара! Я командую войском, а ты поступаешь в мое распоряжение!
   — Я подчиняюсь только приказам эмира.
   — Сейчас он сам объявит тебе свою волю!
   Эмир был необычайно весел, что-то рассказывал окружавшим его придворным. Известным болтунам и подхалимам, о которых сам много раз говорил, что они способны лишь «жрать и сплетничать». Церемонно ответил на приветствие Дмитрий, но был краток.
   — Альхаджи Муса, мы решили кое-кому показать мощь Борну. Сам я побуду дома при молодой жене, а в поход пойдет наш верховный судья и советник Хайяту, законный наследник повелителя халифата Сокото. Под его командованием посылаем тебя, много конников, лучших базингеров с пушками. К вам присоединяться меткие лучники племени манга и войска верных нам султанов. Дойдете до гор Мандара и реки Бенуэ, там выпотрошите тех шакалов, которые все еще лижут задницу султану Абдурахману и платят ему дань золотом. Выступаете завтра, а сегодня устраиваем пир в честь славного полководца Хайяту!
   После таких слов Дмитрий вышел из покоев эмира в недоумении. Во время последнего ночного совещания не было и речи о походе на юг, да еще со значительными силами. Кто же тогда будет прикрывать западную границу и столицу? Видно, хитрит Раббех, опять ведет свою тайную игру.
   В одном из дворцовых переходов повстречался Идрис, незаметно сделал знак следовать за собой. В каком-то полутемном чулане, у дверей которого двое рослых слуг немедленно уселись играть в кости, он тихо заговорил:
   — Не беспокойся, все идет как задумано. Хаким это затеял, чтобы обмануть сильного соседа. В Сокото должны поверить, что под командованием Хайяту собрано сильное войско и сам он представляет серьезную угрозу. Кроме того, его следует на время убрать из столицы, потому что последнее время он начал вмешиваться в дела Хакима и ведет себя слишком самостоятельно. Умный правитель не держит долго таких советников.