Страница:
Тем не менее английский лейтенант оставался спокоен. С выражением презрительного превосходства он рассматривал эмирское воинство и хладнокровно раскуривал толстую сигару.
— Что они кричат? — обратился он к Дмитрию, который в отряде взялся исполнять обязанности переводчика. — Я плохо понимаю их язык. Почему мои солдаты недовольны?
— Враги знают, что большинство стрелков родилось в Кано и нанялось на службу к англичанам. Называют их ослами, ворами, детьми шлюх.
— Боже! Правила приличия надо соблюдать даже на войне. Наших парней следует подбодрить. Пусть врагам ответит сержант.
Мордастый верзила, на груди которого красовались медали за войну в Южной Африке и бои на Золотом Берегу, исполнил приказ и гаркнул что-то очень похожее на боевой клич эмира. Услышав такое все стрелки дружно загоготали, засвистели и затопали, хором повторяя его слова. А передние ряды наступающих смущенно замолчали и даже приостановились на некоторое время.
— Что он сказал? — удивился лейтенант.
— Он немного иначе произнес имя их вождя, сэр. И вместо «я раздавил врага», получилось «я вляпался в дерьмо».
— Черт возьми! Ему не откажешь в остроумии. Обязательно в будущем выучу язык хауса. Ну а сейчас приступим к работе.
Длинная пулеметная очередь скосила весь передовой отряд наступавших. На таком расстоянии ни одна из пуль снаряженной ленты не прошла мимо цели. Остальные воины попятились, немногие из них взялись за свои мушкеты, но ответный огонь стрелков заставил их отойти еще дальше. Перестрелка продолжалась до тех пор, пока из-за кустов не пошла в атаку новая группа конных воинов. Они помчались вдоль берега и попытались напасть с тыла.
По приказу лейтенанта четверо стрелков подхватили треногу с пулеметом и быстро перенесли ее на новую позицию. Две ленты были выпущены в упор, из пулеметного кожуха, со свистом вырывался пар, а весь речной берег оказался завален трупами людей и лошадей.
— Сегодня крокодилы поедят досыта, — ухмыльнулся сержант. — Не зря Кадуну называют Крокодильей рекой.
— Кончай болтать. Проверь стрелков.
— Уже проверил, сэр. Ранены только двое.
— Лейтенант, противник деморализован и отступает, — негромко произнес Дмитрий. Азарт боя овладел и им. Эх, если бы здесь был алам его арабов!
Но англичанин словно угадал его мысли. Через пару минут все хаусанцы были в седлах и отряд начал преследование. Еще через час от захваченных пленных стало известно, что эмир устроил свой лагерь в соседней долине. Кони устали, но смогли выдержать стремительный бросок и вынести стрелков к подножию холма, на котором возвышался походный шатер грозного Нагвамаце. Неудачные атаки у реки и тяжелые потери сломили боевой дух его войска, и охрана велась из рук вон плохо. На появление чужих всадников вблизи ставки никто не обратил внимания, и стрелки, безжалостно работая шпорами и плетьми, чудом взяли крутой склон.
Лейтенант, Дмитрий, сержант и несколько хаусанцев внезапно ворвались в шатер и увидели Ибрагима Нагвамаце в окружении советников и слуг. Прежде чем кто-нибудь из них пришел в себя, лейтенант подскочил к эмиру и ловко одел на него наручники. Стрелки разоружили охрану, а горластый сержант уже кричал с вершины холма, что все воины могут расходится по домам.
— Англичане взяли в плен эмира, до остальных им нет дела! — разносилось над долиной.
— Скажи, что мы сохраним ему жизнь и все имущество, — обратился лейтенант к Дмитрию. — Если он прекратит набеги и будет вести себя смирно, то вскоре сможет вернуться в свой дворец.
— Я узнал тебя, Альхаджи Муса, — сказал эмир, выслушавший перевод Дмитрия. — Этот хитрец Нуху Лере оказался прав, жизнь очень быстро меняется. Сегодня псы затравили кота, и он уже не будет ловить мышей.
73
74
— Что они кричат? — обратился он к Дмитрию, который в отряде взялся исполнять обязанности переводчика. — Я плохо понимаю их язык. Почему мои солдаты недовольны?
— Враги знают, что большинство стрелков родилось в Кано и нанялось на службу к англичанам. Называют их ослами, ворами, детьми шлюх.
— Боже! Правила приличия надо соблюдать даже на войне. Наших парней следует подбодрить. Пусть врагам ответит сержант.
Мордастый верзила, на груди которого красовались медали за войну в Южной Африке и бои на Золотом Берегу, исполнил приказ и гаркнул что-то очень похожее на боевой клич эмира. Услышав такое все стрелки дружно загоготали, засвистели и затопали, хором повторяя его слова. А передние ряды наступающих смущенно замолчали и даже приостановились на некоторое время.
— Что он сказал? — удивился лейтенант.
— Он немного иначе произнес имя их вождя, сэр. И вместо «я раздавил врага», получилось «я вляпался в дерьмо».
— Черт возьми! Ему не откажешь в остроумии. Обязательно в будущем выучу язык хауса. Ну а сейчас приступим к работе.
Длинная пулеметная очередь скосила весь передовой отряд наступавших. На таком расстоянии ни одна из пуль снаряженной ленты не прошла мимо цели. Остальные воины попятились, немногие из них взялись за свои мушкеты, но ответный огонь стрелков заставил их отойти еще дальше. Перестрелка продолжалась до тех пор, пока из-за кустов не пошла в атаку новая группа конных воинов. Они помчались вдоль берега и попытались напасть с тыла.
По приказу лейтенанта четверо стрелков подхватили треногу с пулеметом и быстро перенесли ее на новую позицию. Две ленты были выпущены в упор, из пулеметного кожуха, со свистом вырывался пар, а весь речной берег оказался завален трупами людей и лошадей.
— Сегодня крокодилы поедят досыта, — ухмыльнулся сержант. — Не зря Кадуну называют Крокодильей рекой.
— Кончай болтать. Проверь стрелков.
— Уже проверил, сэр. Ранены только двое.
— Лейтенант, противник деморализован и отступает, — негромко произнес Дмитрий. Азарт боя овладел и им. Эх, если бы здесь был алам его арабов!
Но англичанин словно угадал его мысли. Через пару минут все хаусанцы были в седлах и отряд начал преследование. Еще через час от захваченных пленных стало известно, что эмир устроил свой лагерь в соседней долине. Кони устали, но смогли выдержать стремительный бросок и вынести стрелков к подножию холма, на котором возвышался походный шатер грозного Нагвамаце. Неудачные атаки у реки и тяжелые потери сломили боевой дух его войска, и охрана велась из рук вон плохо. На появление чужих всадников вблизи ставки никто не обратил внимания, и стрелки, безжалостно работая шпорами и плетьми, чудом взяли крутой склон.
Лейтенант, Дмитрий, сержант и несколько хаусанцев внезапно ворвались в шатер и увидели Ибрагима Нагвамаце в окружении советников и слуг. Прежде чем кто-нибудь из них пришел в себя, лейтенант подскочил к эмиру и ловко одел на него наручники. Стрелки разоружили охрану, а горластый сержант уже кричал с вершины холма, что все воины могут расходится по домам.
— Англичане взяли в плен эмира, до остальных им нет дела! — разносилось над долиной.
— Скажи, что мы сохраним ему жизнь и все имущество, — обратился лейтенант к Дмитрию. — Если он прекратит набеги и будет вести себя смирно, то вскоре сможет вернуться в свой дворец.
— Я узнал тебя, Альхаджи Муса, — сказал эмир, выслушавший перевод Дмитрия. — Этот хитрец Нуху Лере оказался прав, жизнь очень быстро меняется. Сегодня псы затравили кота, и он уже не будет ловить мышей.
73
Участие в боевых действиях не отвлекло Дмитрия от хозяйственных дел, и он оказался готов к появлению представителей горнорудных компаний. К тому времени эмир Нуху уже принес присягу и получил официальную бумагу с признанием его прав на владение землями, сбор налогов и другие не менее важные функции. К нему же отошла изрядная часть соседнего эмирата, владыка которого вздумал развлекаться тем, что на горных перевалах постреливал в сторону английских геологов. Джентльмены из Лондона благожелательно выслушали Дмитрия, ознакомились с его рекомендациями, полученными в горном департаменте протектората и канцелярии верховного комиссара, но окончательного решения не приняли.
Дело сдвинулось с мертвой точки после того, как они встретились с мистером Кейнсоном. Быстро выяснилось, что серьезные переговоры можно вести лишь с одним из них, и только его компания получила самую полную информацию об уникальных качествах местной руды, содержащей, кроме олова, еще и колумбит, вольфрам и другие редкие минералы. Вскоре эмир Нуху был признан привилегированным пайщиком вновь созданной горной компании, а с Дмитрием, как с его представителем, заключен договор на поставку стройматериалов и продовольствия для будущего рудника. Полученный кредит позволил заказать более мощное оборудование для собственной лесопилки и кирпичного завода, приобрести несколько земельных участков и на берегу Кануны, где верховный комиссар Лугард решил строить новую столицу Северной Нигерии.
Железная дорога вступила в строй вовремя и на ее открытие прибыло множество важных гостей. Среди них был и эмир Нуху в своем красочном традиционном наряде. Увидев названного сына, чисто выбритого и одетого в полувоенную форму управления транспортных работ, он удовлетворенно улыбнулся и не без гордости взглянул на других вождей. Но сам Дмитрий чувствовал себя отвратительно. За эти годы совсем отвык от европейской одежды и сейчас тесный френч, узкие брюки и тяжелые армейские ботинки сковали все тело. А тут еще оголенная кожа лица воспалилась и отчаянно чесалась, обдуваемая влажным и теплым ветерком.
Но приходилось терпеть. Вчера мистер Кейнсон провел с Дмитрием долгую беседу и предупредил, что на торжество прибудет верховный комиссар, упомянул о некоторых фактах и особенностях его характера.
Родившийся в Индии, в семье миссионера, Фредерик Джон Лугард решил посвятить свою жизнь созданию Британской империи. Блестяще окончил Королевский военный колледж и начал службу в одном из самых привилегированных полков. Но избыток энергии не позволил ему спокойно делать карьеру в столичном гарнизоне. Да тут еще случился бурный, и довольно скандальный, роман с одной замужней леди. Так что молодому офицеру пришлось покинуть Лондон и отправляться в Афганистан. Он отлично проявил себя во время похода на Кабул, а затем храбро сражался с махдистами на берегах Нила и отличился во время операций в Бирме и Восточной Африке.
Услышав этот рассказ, Дмитрий не удержался и фыркнул. Настолько некоторые моменты в судьбе Лугарда показались похожими на его собственную историю.
— Не вижу в этом ничего смешного, — проворчал мистер Кейнсон. — Лугард смелый офицер и расчетливый администратор. К подчиненным относится справедливо, но не терпит своеволия и лени.
— У меня нет таких качеств.
— Последнее время вы ведете себя слишком самостоятельно. Поступают жалобы на вызывающее поведение наглого араба, который слишком успешно увеличивает свое имущество. К счастью, все эти жалобы исходят от чернокожих, а их верховный комиссар очень не жалует. Недавно на нижнем Нигере какой-то местный Робин Гуд проткнул его отравленной стрелой. Лугард выжил, но после этого возненавидел туземцев, больше чем арабов. Теперь он лучше относится даже к французам!
Дмитрий промолчал, но англичанин продолжал свои наставления.
— Вы еще молоды, мистер Димитри, но уже должны знать, что комиссары и губернаторы, короли и президенты, меняются, а экономика и торговля остаются. Джентльмены из «Англо-ориентал Найджирия лимитед» и других солидных компаний вложили свои капиталы в руду, лес, пальмовое масло и заинтересованы в получении прибыли. Вы и я стали пайщиками некоторых из них и также заинтересованы в том, чтобы административный идиотизм не мешал торговле. Настоятельно рекомендую принять европейский вид, чтобы не раздражать верховного комиссара. Тем более что за старание на работе и боевую доблесть будете награждены медалью.
Церемония открытия железной дороги прошла очень торжественно — говорились речи, звучала музыка, гремели салюты. Лугард, невысокий лысеющий мужчина средних лет, был одет по-деловому — в куртку с засученными рукавами, из карманов которой торчали карандаши, блокноты и сигары. Он пристально осмотрел подчиненных, подергал свои висячие усы и в краткой речи дал понять, что власть Британской администрации несет мир и процветание, а те, кто с этим не согласен, будут наказаны. Под колючим взглядом его глубоко посаженных глаз, все почувствовали себя довольно неуютно. Приглашенные на церемонию эмиры и вожди племен сразу же поняли, что надо проявить покорность и стали кланяться до самой земли и бормотать здравицы в честь нового повелителя. Однако эмир Нуху и тут превзошел своих коллег. Он сделал вид, что только сейчас обратил внимание на малый рост верховного комиссара и, как бы по сердечной простоте, громко изумился:
— Этот малец — грозный молодец!
Стоявший рядом с Лугардом мистер Кейнсон перевел слова эмира и пояснил, что в торжественных случаях местные жители именно таким образом выражают восторг и восхищение.
— Туземцы весьма эмоциональны, сэр, — добавил майор Мак-Клинток. — Порой наивная искренность этих детей природы не знает границ.
Естественно, что после таких объяснений, эмиру Нуху было оказано благосклонное внимание.
Торжества закончились вручением наград, и на груди Дмитрия заблестели медаль на пестрой ленточке. Лугард критически взглянул на награжденного и заявил, что для хозяйственного освоения колонии нужны именно такие энергичные люди. Командовавший конными стрелками лейтенант за доблесть на поле боя получил высшую британскую боевую награду — Крест Виктории. Ордена и медали получили и другие лица, а верховный комиссар объявил, что это пока лишь малая часть щедрот, которые хлынут на доблестных строителей Британской империи после полного умиротворения султаната Сокото.
Недовольным остался один лишь майор Мак-Клинток, которому достался орден «За боевые заслуги».
— Сопливый мальчишка, в Африке служит недавно, а такую награду отхватил, — жаловался он мистеру Кейнсону. — Некоторые здесь годами пыль глотают, а он только из пулемета пострелял и сразу Крест Виктории получил. Если эта награда будет раздаваться всем молокососам, то скоро и русских пушек не хватит!
— Прошу прощения, сэр. Но причем здесь русские пушки? — удивился Дмитрий. Его, вместе с майором и почтовым чиновником, мистер Кейнсон пригласил к себе, чтобы обмыть награды в узком кругу.
— Согласно воле нашей обожаемой королевы Виктории, высшая боевая награда Великобритании чеканится из бронзы русских пушек, захваченных нашими солдатами во время Крымской войны, — торжественно произнес майор. — Здоровье Ее Величества!
Все встали и выпили за здоровье королевы.
— Не расстраивайтесь, майор, — успокоил его мистер Кейнсон. — Вы так же получили достойную награду.
— О подвиге лейтенанта напишут все наши газеты, — произнес почтовый чиновник. — Их прочтут в городских кварталах и сельской местности, и тысячи молодых людей захотят поехать в колонии за славой и почетом. На вербовочных пунктах выстроятся целые очереди желающих. А стоит ли рассказывать публике о нашей работе?
Больше этой темы никто не касался, и застольная беседа завершилась в обстановке полного согласия и профессионального взаимопонимания. Но Дмитрию стало окончательно ясно, что ему навечно отводится роль инструмента, полезного для «хозяйственного освоения новой колонии». Принимать такую судьбу не хотелось.
Но чтобы изменить положение и добиться успеха, чтобы не подставить себя под удары разгневанных врагов и обиженных друзей — тот же мистер Кейнсон никогда не одобрит подобной самостоятельности — надо было действовать обдуманно и спокойно. Сейчас наступил подходящий момент, все англичане заняты походом на Сокото, заранее готовятся вступить в спор о разделе добычи, новых должностей и наград.
Телеграмма из Лагоса сообщила о прибытии нового набора пил для лесопилки. Это означало, что деньги переведены в надежный банк. Молодец Ассад!
Прошло еще некоторое время и Дмитрий очутился на борту парохода «Зария». Огромное гребное колесо, приспособленное на его корме, вспенивало бурую воду, а могучее течение Нигера удваивало скорость ветхого суденышка. Мимо проплывали крутые лесистые холмы и черные скалы, капитан ругал руководство компании, которое за многие годы так и не удосужилось отметить на реке опасные для судоходства места. Недобрым словом вспоминал прибрежную деревушку Аджаокуту, где местные жители перебили экипаж и разграбили груз севшей на камни баржи.
Наконец горы отступили и сменились низкими песчаными берегами. Течение реки стало плавным, она разлилась на добрых три километра. Вскоре «Зария» повернула к городку Локоджа, что лежит у слияния Нигера и Бенуэ.
Здесь, у причала из массивных бревен сгрудились многочисленные пароходы и баржи, на берегу встали конторы и склады, окруженные кварталами соломенных хижин и навесов. Именно сюда в 1841 году пришли первые четыре парохода, только что принятые на вооружение британского военно-морского флота. На небольшом участке земли, с разрешения султана Сокото, были построены торговая контора и полицейский пост. Полноводные реки открывали широкий путь на север, запад, восток и территория британских владений в глубинах Западной Африки постоянно расширялась. В Лондоне им давали самые различные названия — Протекторат Масличных рек, Колония Лагос, Нигерский Судан, Нигриция… Так продолжалось до тех пор, пока супруга Лугарда, журналистка лондонской «Таймс» Флора Шоу, не начала использовать в своих статьях новое название — Нигерия.
Об этих событиях Дмитрий слышал уже много раз. Сейчас его интересовал один вопрос, как, не привлекая к себе внимания, покинуть пределы протектората и перебраться в Лагос. Знал, что где-то в Локодже обосновался один из родственников Хасана, но совсем не ожидал встретить его самого.
— Думал, что сейчас ты находишься в Сокото или Кано, — удивился он, увидев старого приятеля.
— Там уже все кончено, — грустно произнес Хасан. — Яйцом камень не разбить! Сам видел, сколько пушек и пулеметов у англичан. Да еще они пускали ракеты, которые поджигали дома и посевы. Даже ночью к их лагерю было не подступиться — какие-то машины ревели, как сотни львов, и все вокруг освещали мертвым светом.
— Это они включали сирены и прожектора, чтобы вас напугать.
— Больше всего пугала пулеметная стрельба. Звучало, вроде и не очень громкое, та-та-та, а люди падали один за другим. Да и пушки делали свое дело. Городские ворота Кано, окованные железом, они разнесли за малое время, так что сопротивление было бесполезным.
— Слышал, что эмир Кано бежал из города.
— Он долго колебался и не знал, что предпринять. Потом собрал своих телохранителей и отправился в Сокото, чтобы посоветоваться с султаном и поклониться могилам предков. Англичане узнали, что в городе нет власти и тут же появились у ворот. Но тебе я могу сказать откровенно, многие горожане не хотели воевать.
— Думаю, именно ты это им подсказал?
— Не только я. Про нас, жителей Кано, говорят, что «утром они красильщики, днем переписчики книг, вечером торговцы»… Дураков среди нас нет, власть глупых и своенравных эмиров всем надоела. Люди хотят спокойно жить и работать.
— В других местах шли бои?
— Были мелкие стычки. Но около Сокото произошло целое сражение. Там живет много тех, кто больше привык командовать, а не работать. Вот они и решили вместе с султаном скакать прямо на пулеметы. Кто остался живым, быстро одумались и разбежались по домам.
— А султан Аттахиру?
— Он бежал на восток, в горы Баучи. Тамошним дикарям, которые так и не поняли разницу между Аллахом и своими деревяшками, объявил, что поведет их в паломничество к святыням Мекки и Медины. Они поверили и собрались в городке Бурми, с копьями и луками встали на его стенах слуги султана связали их за ноги, что бы кто-нибудь не передумал и не бежал. Потом они целый день пускали стрелы, а к вечеру англичане подвезли пушки. Аттахиру сам поднялся на стену, призвал всех стоять до конца. Погиб как воин, пуля ему попала прямо в лоб. На следующий день в самом Бурми и окрестностях насчитали тысячи трупов его защитников.
— Англичане умеют быть беспощадными, — кивнул Дмитрий. Услышанное только укрепило его решимость. — Куда же делся эмир Кано?
— Бежал в глухую деревушку, но свои же придворные выдали его англичанам. Сейчас сидит в тюрьме Локоджи. Хочешь взглянуть на него?
— Не имею желания. Боюсь, как бы самому в ней не оказаться. Срочно надо быть в Лагосе, а пропуск получить не успел. На пароход без него не пустят.
Какое-то время Хасан внимательно смотрел на Дмитрия, потирал толстый нос. Потом его рябое лицо озарилось широкой улыбкой.
— Понимаю тебя, брат Муса, — негромко произнес он. — Мы с тобой всю Африку прошли с востока на запад, послужили и негусу и хакиму. В каких только переделках не бывали. Пришло время подумать и о своих делах. Тебе пора возвращаться домой. Для англичан ты чужой и скоро станешь ненужным Бычьей голове. Даже опасным, потому что слишком много знаешь о его делах. Тебе нужна помощь?
— Нужна
— Слышал, что за это время ты успел обзавестись кое-какой собственностью. Кому ее оставляешь?
— Все записано на эмира Нуху Лере.
— Очень разумно. Скоро верховный комиссар начнет назначать новых эмиров, верных королеве. Сейчас им подбирают надежных помощников. Так что казначейство Кано уже можно назвать моим.
— Поздравляю.
— Без таких, как я Лугард, не сможет управлять. Но и мы не будем терять время даром, узнаем все тайны англичан и еще скажем свое слово. Это наша страна… Ты пока на пристани без пропуска не появляйся: военное положение еще действует. Ночью тебя отвезут к дальним островам. Завтра моя баржа отплывает в Лагос с грузом кож и хлопка, она и подберет тебя. Передашь привет Ассаду, он уже собственный магазин открыл!
Дело сдвинулось с мертвой точки после того, как они встретились с мистером Кейнсоном. Быстро выяснилось, что серьезные переговоры можно вести лишь с одним из них, и только его компания получила самую полную информацию об уникальных качествах местной руды, содержащей, кроме олова, еще и колумбит, вольфрам и другие редкие минералы. Вскоре эмир Нуху был признан привилегированным пайщиком вновь созданной горной компании, а с Дмитрием, как с его представителем, заключен договор на поставку стройматериалов и продовольствия для будущего рудника. Полученный кредит позволил заказать более мощное оборудование для собственной лесопилки и кирпичного завода, приобрести несколько земельных участков и на берегу Кануны, где верховный комиссар Лугард решил строить новую столицу Северной Нигерии.
Железная дорога вступила в строй вовремя и на ее открытие прибыло множество важных гостей. Среди них был и эмир Нуху в своем красочном традиционном наряде. Увидев названного сына, чисто выбритого и одетого в полувоенную форму управления транспортных работ, он удовлетворенно улыбнулся и не без гордости взглянул на других вождей. Но сам Дмитрий чувствовал себя отвратительно. За эти годы совсем отвык от европейской одежды и сейчас тесный френч, узкие брюки и тяжелые армейские ботинки сковали все тело. А тут еще оголенная кожа лица воспалилась и отчаянно чесалась, обдуваемая влажным и теплым ветерком.
Но приходилось терпеть. Вчера мистер Кейнсон провел с Дмитрием долгую беседу и предупредил, что на торжество прибудет верховный комиссар, упомянул о некоторых фактах и особенностях его характера.
Родившийся в Индии, в семье миссионера, Фредерик Джон Лугард решил посвятить свою жизнь созданию Британской империи. Блестяще окончил Королевский военный колледж и начал службу в одном из самых привилегированных полков. Но избыток энергии не позволил ему спокойно делать карьеру в столичном гарнизоне. Да тут еще случился бурный, и довольно скандальный, роман с одной замужней леди. Так что молодому офицеру пришлось покинуть Лондон и отправляться в Афганистан. Он отлично проявил себя во время похода на Кабул, а затем храбро сражался с махдистами на берегах Нила и отличился во время операций в Бирме и Восточной Африке.
Услышав этот рассказ, Дмитрий не удержался и фыркнул. Настолько некоторые моменты в судьбе Лугарда показались похожими на его собственную историю.
— Не вижу в этом ничего смешного, — проворчал мистер Кейнсон. — Лугард смелый офицер и расчетливый администратор. К подчиненным относится справедливо, но не терпит своеволия и лени.
— У меня нет таких качеств.
— Последнее время вы ведете себя слишком самостоятельно. Поступают жалобы на вызывающее поведение наглого араба, который слишком успешно увеличивает свое имущество. К счастью, все эти жалобы исходят от чернокожих, а их верховный комиссар очень не жалует. Недавно на нижнем Нигере какой-то местный Робин Гуд проткнул его отравленной стрелой. Лугард выжил, но после этого возненавидел туземцев, больше чем арабов. Теперь он лучше относится даже к французам!
Дмитрий промолчал, но англичанин продолжал свои наставления.
— Вы еще молоды, мистер Димитри, но уже должны знать, что комиссары и губернаторы, короли и президенты, меняются, а экономика и торговля остаются. Джентльмены из «Англо-ориентал Найджирия лимитед» и других солидных компаний вложили свои капиталы в руду, лес, пальмовое масло и заинтересованы в получении прибыли. Вы и я стали пайщиками некоторых из них и также заинтересованы в том, чтобы административный идиотизм не мешал торговле. Настоятельно рекомендую принять европейский вид, чтобы не раздражать верховного комиссара. Тем более что за старание на работе и боевую доблесть будете награждены медалью.
Церемония открытия железной дороги прошла очень торжественно — говорились речи, звучала музыка, гремели салюты. Лугард, невысокий лысеющий мужчина средних лет, был одет по-деловому — в куртку с засученными рукавами, из карманов которой торчали карандаши, блокноты и сигары. Он пристально осмотрел подчиненных, подергал свои висячие усы и в краткой речи дал понять, что власть Британской администрации несет мир и процветание, а те, кто с этим не согласен, будут наказаны. Под колючим взглядом его глубоко посаженных глаз, все почувствовали себя довольно неуютно. Приглашенные на церемонию эмиры и вожди племен сразу же поняли, что надо проявить покорность и стали кланяться до самой земли и бормотать здравицы в честь нового повелителя. Однако эмир Нуху и тут превзошел своих коллег. Он сделал вид, что только сейчас обратил внимание на малый рост верховного комиссара и, как бы по сердечной простоте, громко изумился:
— Этот малец — грозный молодец!
Стоявший рядом с Лугардом мистер Кейнсон перевел слова эмира и пояснил, что в торжественных случаях местные жители именно таким образом выражают восторг и восхищение.
— Туземцы весьма эмоциональны, сэр, — добавил майор Мак-Клинток. — Порой наивная искренность этих детей природы не знает границ.
Естественно, что после таких объяснений, эмиру Нуху было оказано благосклонное внимание.
Торжества закончились вручением наград, и на груди Дмитрия заблестели медаль на пестрой ленточке. Лугард критически взглянул на награжденного и заявил, что для хозяйственного освоения колонии нужны именно такие энергичные люди. Командовавший конными стрелками лейтенант за доблесть на поле боя получил высшую британскую боевую награду — Крест Виктории. Ордена и медали получили и другие лица, а верховный комиссар объявил, что это пока лишь малая часть щедрот, которые хлынут на доблестных строителей Британской империи после полного умиротворения султаната Сокото.
Недовольным остался один лишь майор Мак-Клинток, которому достался орден «За боевые заслуги».
— Сопливый мальчишка, в Африке служит недавно, а такую награду отхватил, — жаловался он мистеру Кейнсону. — Некоторые здесь годами пыль глотают, а он только из пулемета пострелял и сразу Крест Виктории получил. Если эта награда будет раздаваться всем молокососам, то скоро и русских пушек не хватит!
— Прошу прощения, сэр. Но причем здесь русские пушки? — удивился Дмитрий. Его, вместе с майором и почтовым чиновником, мистер Кейнсон пригласил к себе, чтобы обмыть награды в узком кругу.
— Согласно воле нашей обожаемой королевы Виктории, высшая боевая награда Великобритании чеканится из бронзы русских пушек, захваченных нашими солдатами во время Крымской войны, — торжественно произнес майор. — Здоровье Ее Величества!
Все встали и выпили за здоровье королевы.
— Не расстраивайтесь, майор, — успокоил его мистер Кейнсон. — Вы так же получили достойную награду.
— О подвиге лейтенанта напишут все наши газеты, — произнес почтовый чиновник. — Их прочтут в городских кварталах и сельской местности, и тысячи молодых людей захотят поехать в колонии за славой и почетом. На вербовочных пунктах выстроятся целые очереди желающих. А стоит ли рассказывать публике о нашей работе?
Больше этой темы никто не касался, и застольная беседа завершилась в обстановке полного согласия и профессионального взаимопонимания. Но Дмитрию стало окончательно ясно, что ему навечно отводится роль инструмента, полезного для «хозяйственного освоения новой колонии». Принимать такую судьбу не хотелось.
Но чтобы изменить положение и добиться успеха, чтобы не подставить себя под удары разгневанных врагов и обиженных друзей — тот же мистер Кейнсон никогда не одобрит подобной самостоятельности — надо было действовать обдуманно и спокойно. Сейчас наступил подходящий момент, все англичане заняты походом на Сокото, заранее готовятся вступить в спор о разделе добычи, новых должностей и наград.
Телеграмма из Лагоса сообщила о прибытии нового набора пил для лесопилки. Это означало, что деньги переведены в надежный банк. Молодец Ассад!
Прошло еще некоторое время и Дмитрий очутился на борту парохода «Зария». Огромное гребное колесо, приспособленное на его корме, вспенивало бурую воду, а могучее течение Нигера удваивало скорость ветхого суденышка. Мимо проплывали крутые лесистые холмы и черные скалы, капитан ругал руководство компании, которое за многие годы так и не удосужилось отметить на реке опасные для судоходства места. Недобрым словом вспоминал прибрежную деревушку Аджаокуту, где местные жители перебили экипаж и разграбили груз севшей на камни баржи.
Наконец горы отступили и сменились низкими песчаными берегами. Течение реки стало плавным, она разлилась на добрых три километра. Вскоре «Зария» повернула к городку Локоджа, что лежит у слияния Нигера и Бенуэ.
Здесь, у причала из массивных бревен сгрудились многочисленные пароходы и баржи, на берегу встали конторы и склады, окруженные кварталами соломенных хижин и навесов. Именно сюда в 1841 году пришли первые четыре парохода, только что принятые на вооружение британского военно-морского флота. На небольшом участке земли, с разрешения султана Сокото, были построены торговая контора и полицейский пост. Полноводные реки открывали широкий путь на север, запад, восток и территория британских владений в глубинах Западной Африки постоянно расширялась. В Лондоне им давали самые различные названия — Протекторат Масличных рек, Колония Лагос, Нигерский Судан, Нигриция… Так продолжалось до тех пор, пока супруга Лугарда, журналистка лондонской «Таймс» Флора Шоу, не начала использовать в своих статьях новое название — Нигерия.
Об этих событиях Дмитрий слышал уже много раз. Сейчас его интересовал один вопрос, как, не привлекая к себе внимания, покинуть пределы протектората и перебраться в Лагос. Знал, что где-то в Локодже обосновался один из родственников Хасана, но совсем не ожидал встретить его самого.
— Думал, что сейчас ты находишься в Сокото или Кано, — удивился он, увидев старого приятеля.
— Там уже все кончено, — грустно произнес Хасан. — Яйцом камень не разбить! Сам видел, сколько пушек и пулеметов у англичан. Да еще они пускали ракеты, которые поджигали дома и посевы. Даже ночью к их лагерю было не подступиться — какие-то машины ревели, как сотни львов, и все вокруг освещали мертвым светом.
— Это они включали сирены и прожектора, чтобы вас напугать.
— Больше всего пугала пулеметная стрельба. Звучало, вроде и не очень громкое, та-та-та, а люди падали один за другим. Да и пушки делали свое дело. Городские ворота Кано, окованные железом, они разнесли за малое время, так что сопротивление было бесполезным.
— Слышал, что эмир Кано бежал из города.
— Он долго колебался и не знал, что предпринять. Потом собрал своих телохранителей и отправился в Сокото, чтобы посоветоваться с султаном и поклониться могилам предков. Англичане узнали, что в городе нет власти и тут же появились у ворот. Но тебе я могу сказать откровенно, многие горожане не хотели воевать.
— Думаю, именно ты это им подсказал?
— Не только я. Про нас, жителей Кано, говорят, что «утром они красильщики, днем переписчики книг, вечером торговцы»… Дураков среди нас нет, власть глупых и своенравных эмиров всем надоела. Люди хотят спокойно жить и работать.
— В других местах шли бои?
— Были мелкие стычки. Но около Сокото произошло целое сражение. Там живет много тех, кто больше привык командовать, а не работать. Вот они и решили вместе с султаном скакать прямо на пулеметы. Кто остался живым, быстро одумались и разбежались по домам.
— А султан Аттахиру?
— Он бежал на восток, в горы Баучи. Тамошним дикарям, которые так и не поняли разницу между Аллахом и своими деревяшками, объявил, что поведет их в паломничество к святыням Мекки и Медины. Они поверили и собрались в городке Бурми, с копьями и луками встали на его стенах слуги султана связали их за ноги, что бы кто-нибудь не передумал и не бежал. Потом они целый день пускали стрелы, а к вечеру англичане подвезли пушки. Аттахиру сам поднялся на стену, призвал всех стоять до конца. Погиб как воин, пуля ему попала прямо в лоб. На следующий день в самом Бурми и окрестностях насчитали тысячи трупов его защитников.
— Англичане умеют быть беспощадными, — кивнул Дмитрий. Услышанное только укрепило его решимость. — Куда же делся эмир Кано?
— Бежал в глухую деревушку, но свои же придворные выдали его англичанам. Сейчас сидит в тюрьме Локоджи. Хочешь взглянуть на него?
— Не имею желания. Боюсь, как бы самому в ней не оказаться. Срочно надо быть в Лагосе, а пропуск получить не успел. На пароход без него не пустят.
Какое-то время Хасан внимательно смотрел на Дмитрия, потирал толстый нос. Потом его рябое лицо озарилось широкой улыбкой.
— Понимаю тебя, брат Муса, — негромко произнес он. — Мы с тобой всю Африку прошли с востока на запад, послужили и негусу и хакиму. В каких только переделках не бывали. Пришло время подумать и о своих делах. Тебе пора возвращаться домой. Для англичан ты чужой и скоро станешь ненужным Бычьей голове. Даже опасным, потому что слишком много знаешь о его делах. Тебе нужна помощь?
— Нужна
— Слышал, что за это время ты успел обзавестись кое-какой собственностью. Кому ее оставляешь?
— Все записано на эмира Нуху Лере.
— Очень разумно. Скоро верховный комиссар начнет назначать новых эмиров, верных королеве. Сейчас им подбирают надежных помощников. Так что казначейство Кано уже можно назвать моим.
— Поздравляю.
— Без таких, как я Лугард, не сможет управлять. Но и мы не будем терять время даром, узнаем все тайны англичан и еще скажем свое слово. Это наша страна… Ты пока на пристани без пропуска не появляйся: военное положение еще действует. Ночью тебя отвезут к дальним островам. Завтра моя баржа отплывает в Лагос с грузом кож и хлопка, она и подберет тебя. Передашь привет Ассаду, он уже собственный магазин открыл!
74
В Лагосе пришлось задержаться. В этом городе, раскинувшимся на болотистых островах между океаном и лагуной, влажная жара не ослабевала круглый год. Только после захода солнца ветерок с Атлантики приносил некоторую свежесть. Часто солнце скрывалось за низкими серыми облаками и часами моросил дождь. К ночи он переходил в ливень, и долгие вечерние часы можно было слушать, как крыша легкого домика гудит под ударами водяных струй. В перерывах между дождями оглушительно орали огромные бурые лягушки, а на стенах, покрытых зелеными пятнами плесени, резвились крупные усатые тараканы. Тучи насекомых летели на свет настольной лампы, гроздями повисали на москитной сетке, ища самую маленькую дырочку, чтобы дорваться до укрывшегося за ней потного тела.
Купец Ассад, у которого остановился Дмитрий, только вздыхал, вспоминая благодатный климат родного Туниса. Тем не менее он часто повторял, что Лагос это город, в котором улицы вымощены фунтами стерлингов.
— Надо только уметь их подбирать и тратить с умом, — говорил он. — Каждый день на эти острова с материка приходят десятки новых людей. Они не имеют ни знаний, ни денег. Умеют только копать землю и таскать мешки. Потому и живут в лачугах на окраинах. Но ты взгляни на дома амаро!
— Кто это?
— Дети и внуки рабов, которых когда-то увезли в Бразилию. Те, кому удалось там выжить и разбогатеть. Теперь вернувшись на родину своих предков, они взяли всю торговлю в свои руки. Миллионами ворочают, в лондонских банках имеют собственные счета. Какие дома в центре города построили — два и в три этажа, с колоннами, резными оградами на балконах, с фигурами и росписью. Детей посылают на учебу в английские колледжи!
— Как на это смотрят колониальные власти? — поинтересовался Дмитрий. На Севере доводилось видеть совершенно другое отношение к способностям африканцев.
— Сейчас колония Лагос имеет особый статус и не подчиняется верховному комиссару. В такой жаре англичане долго не живут. Очень скоро уезжают домой, кто сам, а кто и в гробу. Для них главное, чтобы продолжалась прибыльная торговля. Знают, чтобы сделка совершилась успешно, местный купец-посредник должен получить комиссионные. Так что в этой лагуне ловкая ящерица очень скоро превращается в матерого крокодила!
— Слышал, что англичане выгнали африканских представителей из Торговой палаты.
— Это было несколько лет назад. Сейчас все переменилось — амаро объединились с нами, арабскими торговцами, и устроили настоящую забастовку. Банковские операции прекратились, вся торговля встала. Теперь палата в наших руках, и губернатор Лагоса не хочет новых ссор. Некоторые из этих амаро даже получили паспорта, стали британскими подданными. Один из них, Китойе Аджаса, за особые заслуги королевским указом возведен в рыцарское достоинство, и теперь все к нему обращаются со словом «сэр»!
С тем, что Ассад говорит правду нельзя было не согласиться. Стоило только взглянуть на работы в морском порту, где возводились новые причалы и землечерпалки углубляли дно. Или на строительство вокзала и железной дороги, которая должна была соединить Лагос с внутренними районами, а в будущем протянуться и до самого Кано. Освещенные электрическими фонарями центральная набережная Марина и главная улица Бродстрит, а также телефон, в крупных конторах и банках, говорили сами за себя. Все это ясно свидетельствовало о действительно огромных перспективах для бизнеса на африканском земле.
Своеобразные условия этого торгового центра давали возможности для осуществления давно задуманной операции — получения британского паспорта.
Новое дело Дмитрий начал расчетливо и хладнокровно. Заводил знакомства с нужными людьми, тщательно собирал информацию, терпеливо обивал пороги канцелярий. Приходилось терпеть откровенное презрение старших чиновников и вымогательство младших клерков. Тем не менее, не без помощи Ассада и его знакомых, обзавелся несколькими важными бумагами.
Однако еще оставался визит к заведующему канцелярией губернатора. Именно от этого, обиженного на жизнь господина, годы службы в тропиках не прибавили ему ни наград, ни денег, ни здоровья, зависело — стоит ли занимать высшее руководство такой никчемной проблемой. Опытные люди предупреждали, что этот сноб требует самого тщательного оформления бумаг, подарков не принимает и, как представитель одной из старейших дворянских фамилий графства Глостершир, с большим трудом переносит общение с нетитулованными особами, не говоря уж о представителях других национальностей.
В ожидании приема Дмитрий несколько часов просидел в душном коридоре… Рядом томились другие просители, сжимавшие в потных ладонях свои бумаги. Первыми, согласно заранее составленному списку, прошли на прием англичане. Многие из них вышли из канцелярии, нервно кусая губи и бормоча проклятия. Два итальянца, грек и прочая цветная публика, в их числе и Дмитрий, терпеливо ожидали своей очереди.
В коридор, громко стуча сапогами, весь в нашивках и наградах, вошел старший сержант стрелков, несших охрану у ворот губернаторского дворца. Привычно покрутил ручку массивного телефонного аппарата на столе у дежурного клерка и приказал кому-то приготовиться сопровождать губернатора в поездке за город. Говорил на хауса.
Когда он проходил мимо, Дмитрий встал и отдал честь левой рукой.
— Здравия желаю, старший сержант! Прости, не могу салютовать, как положено. Плечо прострелено.
— За что получил медаль?
— Брал эмира Нагвамаце. Да еще за разные дела под командой Горбатого вояки.
— О, да ты воевал на востоке! Мой брат в войске Раббеха стал десятником.
— В чьем аламе?
— Умара Муби.
— Знаю его, это муж дочери Раббеха Аввы. Ходил с ним в горы Мандара.
— Ха! Вижу, ты послужил королеве Викторри и в чужом войске. Что привело тебя в Лагос?
— Душно здесь. Мне надо побыть в тени35.
Во дворе старший сержант внимательно выслушал Дмитрия, задал несколько вопросов. Потом рассмеялся и протянул свою громадную ручищу.
— Давай сюда бумаги, земляк. Правильно решил, что только в Лондоне вылечат твою руку. Сейчас мой знакомый писарь все сделает. У него таких паспортов целая коробка.
— Земляк, пусть он выпишет паспорт на имя Дмитрия Есаулова. — Дмитрий решил, что успех следует развивать немедленно. — Это греческое имя. В Лондоне к христианам относятся лучше, чем к мусульманам.
— Хорошо придумал! Потом замолишь этот грех. В городе обезьян, сам будь обезьяной. Напиши имя по буквам и жди меня.
— Земляк, прими мою скромную благодарность, — Дмитрий вынул серебряные часы Айчака. — В Кадуне мой отец эмир Нуху строит свой дворец. Покажи там эти часы и тебя встретят там как самого дорогого гостя.
Через несколько дней Дмитрий стоял на палубе парохода и полной грудью вдыхал соленый океанский ветер. Смотрел на зеленую стену мангровых зарослей, голубую ленту лагуны и сверкающую под солнцем беспредельную водную гладь Атлантики. За спиной оставались дымные причалы, шумные улицы и площади Лагоса и долгие годы, проведенные на африканской земле. В кармане лежал британский паспорт, бело-голубая чековая книжка «Барклиз банка», доверенность на получение акций «Англо-ориентал Найджирия лимитед».
Купец Ассад, у которого остановился Дмитрий, только вздыхал, вспоминая благодатный климат родного Туниса. Тем не менее он часто повторял, что Лагос это город, в котором улицы вымощены фунтами стерлингов.
— Надо только уметь их подбирать и тратить с умом, — говорил он. — Каждый день на эти острова с материка приходят десятки новых людей. Они не имеют ни знаний, ни денег. Умеют только копать землю и таскать мешки. Потому и живут в лачугах на окраинах. Но ты взгляни на дома амаро!
— Кто это?
— Дети и внуки рабов, которых когда-то увезли в Бразилию. Те, кому удалось там выжить и разбогатеть. Теперь вернувшись на родину своих предков, они взяли всю торговлю в свои руки. Миллионами ворочают, в лондонских банках имеют собственные счета. Какие дома в центре города построили — два и в три этажа, с колоннами, резными оградами на балконах, с фигурами и росписью. Детей посылают на учебу в английские колледжи!
— Как на это смотрят колониальные власти? — поинтересовался Дмитрий. На Севере доводилось видеть совершенно другое отношение к способностям африканцев.
— Сейчас колония Лагос имеет особый статус и не подчиняется верховному комиссару. В такой жаре англичане долго не живут. Очень скоро уезжают домой, кто сам, а кто и в гробу. Для них главное, чтобы продолжалась прибыльная торговля. Знают, чтобы сделка совершилась успешно, местный купец-посредник должен получить комиссионные. Так что в этой лагуне ловкая ящерица очень скоро превращается в матерого крокодила!
— Слышал, что англичане выгнали африканских представителей из Торговой палаты.
— Это было несколько лет назад. Сейчас все переменилось — амаро объединились с нами, арабскими торговцами, и устроили настоящую забастовку. Банковские операции прекратились, вся торговля встала. Теперь палата в наших руках, и губернатор Лагоса не хочет новых ссор. Некоторые из этих амаро даже получили паспорта, стали британскими подданными. Один из них, Китойе Аджаса, за особые заслуги королевским указом возведен в рыцарское достоинство, и теперь все к нему обращаются со словом «сэр»!
С тем, что Ассад говорит правду нельзя было не согласиться. Стоило только взглянуть на работы в морском порту, где возводились новые причалы и землечерпалки углубляли дно. Или на строительство вокзала и железной дороги, которая должна была соединить Лагос с внутренними районами, а в будущем протянуться и до самого Кано. Освещенные электрическими фонарями центральная набережная Марина и главная улица Бродстрит, а также телефон, в крупных конторах и банках, говорили сами за себя. Все это ясно свидетельствовало о действительно огромных перспективах для бизнеса на африканском земле.
Своеобразные условия этого торгового центра давали возможности для осуществления давно задуманной операции — получения британского паспорта.
Новое дело Дмитрий начал расчетливо и хладнокровно. Заводил знакомства с нужными людьми, тщательно собирал информацию, терпеливо обивал пороги канцелярий. Приходилось терпеть откровенное презрение старших чиновников и вымогательство младших клерков. Тем не менее, не без помощи Ассада и его знакомых, обзавелся несколькими важными бумагами.
Однако еще оставался визит к заведующему канцелярией губернатора. Именно от этого, обиженного на жизнь господина, годы службы в тропиках не прибавили ему ни наград, ни денег, ни здоровья, зависело — стоит ли занимать высшее руководство такой никчемной проблемой. Опытные люди предупреждали, что этот сноб требует самого тщательного оформления бумаг, подарков не принимает и, как представитель одной из старейших дворянских фамилий графства Глостершир, с большим трудом переносит общение с нетитулованными особами, не говоря уж о представителях других национальностей.
В ожидании приема Дмитрий несколько часов просидел в душном коридоре… Рядом томились другие просители, сжимавшие в потных ладонях свои бумаги. Первыми, согласно заранее составленному списку, прошли на прием англичане. Многие из них вышли из канцелярии, нервно кусая губи и бормоча проклятия. Два итальянца, грек и прочая цветная публика, в их числе и Дмитрий, терпеливо ожидали своей очереди.
В коридор, громко стуча сапогами, весь в нашивках и наградах, вошел старший сержант стрелков, несших охрану у ворот губернаторского дворца. Привычно покрутил ручку массивного телефонного аппарата на столе у дежурного клерка и приказал кому-то приготовиться сопровождать губернатора в поездке за город. Говорил на хауса.
Когда он проходил мимо, Дмитрий встал и отдал честь левой рукой.
— Здравия желаю, старший сержант! Прости, не могу салютовать, как положено. Плечо прострелено.
— За что получил медаль?
— Брал эмира Нагвамаце. Да еще за разные дела под командой Горбатого вояки.
— О, да ты воевал на востоке! Мой брат в войске Раббеха стал десятником.
— В чьем аламе?
— Умара Муби.
— Знаю его, это муж дочери Раббеха Аввы. Ходил с ним в горы Мандара.
— Ха! Вижу, ты послужил королеве Викторри и в чужом войске. Что привело тебя в Лагос?
— Душно здесь. Мне надо побыть в тени35.
Во дворе старший сержант внимательно выслушал Дмитрия, задал несколько вопросов. Потом рассмеялся и протянул свою громадную ручищу.
— Давай сюда бумаги, земляк. Правильно решил, что только в Лондоне вылечат твою руку. Сейчас мой знакомый писарь все сделает. У него таких паспортов целая коробка.
— Земляк, пусть он выпишет паспорт на имя Дмитрия Есаулова. — Дмитрий решил, что успех следует развивать немедленно. — Это греческое имя. В Лондоне к христианам относятся лучше, чем к мусульманам.
— Хорошо придумал! Потом замолишь этот грех. В городе обезьян, сам будь обезьяной. Напиши имя по буквам и жди меня.
— Земляк, прими мою скромную благодарность, — Дмитрий вынул серебряные часы Айчака. — В Кадуне мой отец эмир Нуху строит свой дворец. Покажи там эти часы и тебя встретят там как самого дорогого гостя.
Через несколько дней Дмитрий стоял на палубе парохода и полной грудью вдыхал соленый океанский ветер. Смотрел на зеленую стену мангровых зарослей, голубую ленту лагуны и сверкающую под солнцем беспредельную водную гладь Атлантики. За спиной оставались дымные причалы, шумные улицы и площади Лагоса и долгие годы, проведенные на африканской земле. В кармане лежал британский паспорт, бело-голубая чековая книжка «Барклиз банка», доверенность на получение акций «Англо-ориентал Найджирия лимитед».