Увы, эти надежды не оправдались. На сцене неспешно текла жизнь небольшого провинциального общества. Автор поселил героев в замкнутом мирке усадьбы, и эти вообще-то неплохие люди жили обычной жизнью и не имели ни желания, ни сил для того, чтобы хоть как-то ее изменить. Мучительно было смотреть на их бесплодные порывы, выслушивать многословные жалобы на сложившиеся обстоятельства. Как все верно изображено, как похоже на судьбу некоторых знакомых. Неужели и самого в недалеком будущем ожидает нечто подобное?
   Этот дядя Ваня, хотя и чужой человек, а растравил всю душу. Зачем тогда сам потратил столько сил и времени на учебу? Неужели мечты о дальних странах так и останутся мечтами? Зря пошел на эту пьесу господина Антона Чехова. В ней герои откровенно говорят о том, в чем порой страшно признаться даже самому себе.
   Вон даже маменьку Софи проняло! Почему-то ей очень не понравились слова одного из героев о том, что его затягивает такая «скучная, глупая и грязная жизнь». Почтенная дама что-то гневно прошипела, от возмущения выкатила глаза и затрясла вторым подбородком. Повернулась к Дмитрию и возмущенная Софи. Боже, как она похожа на свою мать, тоже неодобрительно поджала губы. Но Сергей Сергеевич уже почуял неладное, не допустил бурного проявления чувств членами своего семейства. Быстро склонился к уху супруги и чуть слышно, но внятно произнес знакомые всем псовым охотникам слова — «сидеть, место».
   Больше Сергея Сергеевичу не пришлось беспокоиться о соблюдении приличий. Во время антракта отношение его семьи к пьесе Чехова изменилось коренным образом. В фойе звучали громкие похвалы знатоков, свидетельствовавшие о том, что «Дядя Ваня» имеет успех.
   — Да-да, это несомненный успех!
   — Чехов вновь доказал, что он не только юморист, но и талантливый драматург.
   — Эта его пьеса — подлинная драма будничной жизни.
   — Согласен, пошлой жизни без героев.
   — Как можно быть довольным таким существованием!
   Действие пьесы продолжалось, но Дмитрий уже потерял интерес к происходившему на сцене. Начался последний акт, и перед зрителями предстала забитая мебелью комната, клетка с птицей и на стене карта Африки. Она-то зачем здесь?
   К географическим картам Дмитрий был неравнодушен с детства. Мог часами рассматривать это хитрое сплетение рек, горных хребтов, дорог, морских берегов. Вот и сейчас поднял театральный бинокль и принялся внимательно изучать очертания африканского континента. Сразу же установил, что составитель этой карты не учел данных, полученных Василием Васильевичем Юнкером во время его последнего путешествия в Экваториальную Африку. Недавно Российское географическое общество высоко оценило заслуги соотечественника, побывавшего на берегах Нила и притоков Конго… А вот на Сахару театральный художник не пожалел краски. Пустил ее широкой желтой полосой через всю Африку, остатками закрасил Аравийский полуостров.
   Тем временем пьеса подходила к концу и картой Африки заинтересовался один из ее героев, доктор Астров. Постоял перед ней, задумчиво посмотрел и вдруг произнес: «А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело!»
   От этих слов у Дмитрия перехватило дыхание, сильно забилось сердце. Неожиданно нахлынули воспоминания. Словно опять пахнуло в лицо горячим и сухим ветром из Аравийской пустыни, запахом раскаленных солнцем камней и дымом костра. Вспомнились морские валы с белыми гребнями пены и снежные вершины гор, красоту которых увидел впервые и запомнил навек. Ведь совсем недавно, всего-то месяца три назад, стоял на перевале и смотрел на бурые холмы, отбрасывавшие длинные черные тени. Пыльная дымка закрывала весь горизонт, и в нее опускался уже сплющившийся багровый шар солнца.
   — Вон в том направлении лежит Багдад, — говорил стоявший рядом ротмистр. — До него по прямой будет чуть больше ста верст. За ним, до самого Красного моря, лежит пустыня. Ты, Дмитрий Михайлович, приезжай к нам еще разок. Тогда проберемся в самый Багдад, там в квартале Азамия на берегу Тигра есть чудесное место. Посидим, попьем кофе.
   На самом краю Иранского нагорья Дмитрий оказался не случайно. Одному из тамошних курдских беков, старинному и верному другу Российской империи, исполнилось шестьдесят лет. Поэтому в одном из ведомств Петербурга было решено отметить этот юбилей ценным подарком. Парчовый халат, украшенные самоцветами часы, булатная сабля и другие мелочи, а в придачу к ним увесистый мешочек с золотыми монетами были упакованы в небольшой ковровый вьюк. Вот его-то и надо было мимо любопытных глаз сотрудников иностранных посольств и в обход турецких и персидских застав быстро и без всякой огласки доставить в одну из долин к югу от горы Арарат, где со своим родом кочевал бек.
   Часть пути сопровождать груз поручили Дмитрию. Моментально оформили отпуск для улаживания семейных дел и отправили в дорогу. До Севастополя ехал поездом вместе с двумя молчаливыми охранниками в штатском, а через Черное море перемахнул на миноносце. На пристани в Батуме уже встречал драгунский ротмистр, настоящий кавказский служака, заматеревший в боях и походах. Он принял груз, внимательно посмотрел на молодого хорунжего и произнес:
   — Твое дело смотреть и учиться. Без приказа никуда не суйся. В случае чего, отстреливайся до конца, но последнюю пулю оставь для себя. В горах есть такие роды, что пленных не берут, потому что их нечем кормить. Просто снимают кожу с человека, а все остальное выбрасывают собакам. Так что решай сам, что делать с последней пулей.
   По горам шли мало кому известными тропами, о дороге никого не расспрашивали. Если кто и встретился в пути, то и сам постарался не попадаться на глаза. Эти хорошо вооруженные всадники на добрых конях, одетые в драные черкески, не внушали желания познакомиться с ними поближе. Тем более не стоило просить их поделиться своим грузом. Правда, на одном из перевалов попали в засаду. Пули звонко щелкали по камням, выбивали порой искры, поднимали облачка пыли. Выстрелы гулко отдавались в горных ущельях. Одного из спутников зацепило, и запомнилось, как быстро темнела кровь на его повязке. Другому не повезло, пуля клюнула прямо в глаз. Ротмистр перекрестился.
   — Господи, упокой его душу. Спасибо, что послал легкую смерть. Ну а за эту стрельбу Хамид и вся его родня нам дорого заплатят.
   Но на другой день и самим пришлось очищать путь от турецкого дозора. Дело дошло до рубки, но Дмитрий, как и было приказано, оставался в стороне, при драгоценном вьюке с подарками. Правда, когда откуда-то из-за скалы вылетел незнакомый всадник, успел вскинуть карабин. Взял на мушку нижний край лохматой черной папахи и нажал курок. Окончательно понял, что произошло, только после того, как ротмистр похлопал по плечу.
   — Молодец, срезал турка с первого выстрела. Хорошо тебя учили.
   Горбоносому курдскому беку, вся голова которого была исполосована сабельными шрамами, подарки доставили в целости и сохранности. Хозяин угостил испеченным на углях бараном и айраном, кислым молоком, разведенным ключевой водой. Долго потом о чем-то беседовал с ротмистром.
   Гости выспались, подкормили коней и отправились домой. Так и закончилась эта короткая поездка в горы.
   В Петербурге те, кто посылал Дмитрия, остались довольны, но похвалили скупо — отметили, что с первым поручением справился. Посоветовали все, что случилось, забыть и ждать другого случая. Сослуживцы и знакомые вопросов не задавали, считали, что ездил человек по семейным делам. Однако проницательные кумушки Гатчины раскрыли тайну этой поездки и дружно решили, что молодой казак ездил просить благословения у дяди и что теперь его свадьбе непременно быть.
   Спектакль кончился.
   — Не спешите, — сказал своим Сергей Сергеевич. — Ни к чему нам у выхода толкаться, пускай первыми знатные персоны разъезжаются. Не хочу на их рожи смотреть, во дворце они перед нами готовы на коленях ползать, а здесь делают вид, что не узнают. Нам Митрофан потом коляску к самой двери подаст. Вы побеседуйте промеж себя, а мы с Дмитрием пока в буфете побудем.
   У заставленной разноцветными бутылками стойки Сергей Сергеевич обратился к буфетчику:
   — Чем порадуешь?
   — Извольте шампанское, кларет, токайское. Имеем отменный сект, только что получили с рейнских берегов.
   — Ты, молодец, нам обыкновенной анисовой подай и пряничка закусить… Сильная пьеса, — обратился он к Дмитрию. — Думал, что будет простое зубоскальство, а тут за душу взяло. Этот Чехов всю нашу жизнь наизнанку вывернул. А его доктор Астров, как он о защите леса говорит. Ведь все верно. Выпьем, казак.
   Выпили. Вдруг Сергей Сергеевич решительно произнес:
   — Утекай отсюда, казак. Давно вижу, ты птица другого полета, не усидишь в нашем гнезде. Заездят тебя мои бабы. Я сам-то с ними едва могу совладать… Да встряхнись ты, Дмитрий! Не вешай нос. Вон на тебя глаз положили, а ты совсем и не замечаешь. Да не на этих напомаженных кралей гляди. Я о полковнике говорю, что у окна сидит. Он уже два раза в твою сторону смотрел.
   За столиком и верно устроился Федор Иванович. Как это с самого начала не обратил внимания на блеск его золотых погон и массивный серебряный нагрудный значок офицера Главного штаба.
   — Иди к нему, казак, ищи судьбу. Я своим скажу, что тебя вызвали по служебным делам.
   Дальше Дмитрий уже не слушал. К столику у окна бросился как на крыльях. Поездка на Кавказ состоялась не без участия этого полковника. Неужели и вправду — судьба!
   — Как вам понравилась пьеса, хорунжий? Не хотите ли кофе? — Федор Иванович чуть заметно приподнял в улыбке уголки губ. Ох уж эта скандинавская кровь, все он делает не спеша, предварительно взвесив и продумав.
   Заговорили о пьесе, потом о погоде, но Дмитрий твердо решил воспользоваться моментом. Вся обстановка в театре располагала к неофициальному разговору. Как бы случайно упомянул о том, что известный им обоим полковник собирается ехать в монгольские степи, ищет попутчиков.
   Федор Иванович отхлебнул кофе, медленно кивнул:
   — Все верно, но есть и другие места. Правда, там стоит такая жарища, что даже актеры со сцены объявляют об этом.
   — Я готов!
   — Хорошо. Явитесь ко мне на следующей неделе.

9

   В Африке и на самом деле стояла жарища. В этом Дмитрий убедился сразу же, как только сошел с обдуваемой морским ветерком пароходной палубы и вступил на набережную Александрии. Обе гавани этого крупнейшего египетского порта, западная и восточная, были забиты пассажирскими и грузовыми судами, многомачтовыми парусниками, пузатыми фелюгами, рыбачьими баркасами и массой лодок. У входа в гавань гремела огромными ковшами землечерпалка. Расчищая фарватер, сбрасывала принесенные водами Нила тонны ила в баржи, которые толкал непрерывно гудевший буксир. С берега ему отвечали пронзительные паровозные гудки и грохотали портовые краны. Над пирсом, где суда грузились каменным углем, поднималось облако густой черной пыли, и с ним смешивались столбы дыма из пароходных труб. На причалах порта вздымались горы огромных тюков с хлопком, разнообразных мешков и ящиков, громоздились штабеля строевого леса, стальных труб и мотков проволоки. Повсюду сновали тысячи людей — багроволицых европейцев, смуглых жителей Ближнего Востока, темнокожих африканцев. Все они спешили по своим делам, шумно спорили и непрерывно жестикулировали. В этой пестрой толпе мелькали разносчики, истошными голосами предлагавшие всем желающим освежиться стаканом холодной воды или отведать жареного миндаля…
   В конце девятнадцатого века в этот город у моря, построенный еще по приказу Александра Македонского, широким потоком шли товары промышленной Европы. После открытия Суэцкого канала Египет оказался в самом центре важного торгового пути с Запада на Восток. Словно подтверждая ценность этой коммуникации, на рейде — в стороне от сутолоки торгового порта — застыли крейсеры в серо-голубой тропической окраске. Над каждым из них трепетало белое полотнище с алым крестом, военно-морской флаг Британской империи.
   От всего этого грохота и гама Дмитрий пришел в себя в европейском квартале, раскинувшемся вдоль набережной Корниш. Его тенистые аллеи протянулись вдоль широкой песчаной косы, отделяющей Средиземное море от прибрежных лагун и озер, где какие-то предприимчивые дельцы устроили настоящие промыслы по выпариванию соли из морской воды. Сам квартал снабжался водой из Нила, которая поступала по специальному каналу, и его светлые уютные дома утопали в зелени садов и цветочных клумб.
   Именно здесь Дмитрию предстояло жить и работать в скромной должности помощника секретаря российского консула. Сам консул подчеркнуто вежливо встретил нового сотрудника, задал несколько ничего не значащих вопросов. Потом сдержанно кивнул и произнес:
   — Вы, уважаемый Дмитрий Михайлович, числитесь по ведомству Василия Ильича. Мне было чрезвычайно приятно познакомиться с вами, но сейчас прошу меня извинить. Очень занят.
   Василий Ильич, грузный и лысоватый господин, черными глазками пристально рассмотрел новичка. Словно цыган коня на ярмарке. Видимо, остался доволен, желтым прокуренным пальцем подкрутил длинный ус и кивнул в сторону двери:
   — Прошу следовать за мной. Работать будем в одной комнате, стол и всякий канцелярский снаряд получите потом. Сейчас пройдем на воздух, прогуляемся по вечерней прохладе, посмотрим на город.
   Пока шли, он задал Дмитрию несколько вопросов о прежней службе, удовлетворенно потер руки. Без лишних церемоний предложил перейти на «ты». О себе сообщил, что несколько лет работал в российском посольстве в Стамбуле, а службу начинал в Нижегородском драгунском полку. Для Дмитрия этим было сказано многое. В российской армии этот полк занимал особое положение — он не числился ни в одной из кавалерийских дивизий и много лет нес постоянную службу в Закавказье. Его драгуны носили особую форму, которую дополняли черкески и бурки, и больше походили на местных джигитов, чем на солдат и офицеров регулярной армии. Но все отлично знали, что именно из числа нижегородцев выходят отличные служаки, знатоки стран и народов Востока.
   Так с разговорами миновали узкие улочки старых кварталов Александрии и оказались у массивных крепостных стен, над которыми возвышалась башня маяка.
   — Это форт Табият-эль-Атта. Он контролирует подходы к городу с моря и обе гавани, — сказал Василий Ильич. — Ты как военный человек в каждом новом месте должен прежде всего обращать внимание на укрепления и коммуникации, а уж потом любоваться всякой архитектурой. Такое знание всегда пригодится, а порой может и жизнь спасти. Сейчас на бастион поднимемся и сам увидишь город и его окрестности.
   — Пустят нас туда? — Дмитрий глазами указал на английского солдата, стоявшего у входа в одну из низких галерей форта.
   — Этот артиллерист охраняет орудия в казематах. Мы туда не пойдем. Просто, как туристы, со смотровой площадки посмотрим на город. Рядом с фортом ученые раскопали какие-то купальни. Говорят, времен Юлия Цезаря, так что сюда ходит много любопытных.
   С бастиона открывался чудесный вид на порт, город и его окрестности. Бирюзовые волны Средиземного моря набегали на унылые желто-бурые пески африканского берега, и разделявшая их белая полоса прибоя тянулась до самого горизонта. Но стоило только повернуться в сторону дельты Нила, как картина резко менялась. В лучах заходящего солнца живым блеском сверкала вода многочисленных речных проток и оросительных каналов, а на их берегах радовала глаз сочная зелень бесчисленных полей хлопчатника, кукурузы, риса, фруктовых садов и пальмовых рощ. Между ними тесно сгрудились глинобитные домики с плоскими крышами, над которыми поднимались длинные коромысла шадуфов, простейших приспособлений для вычерпывания воды из оросительных каналов и поливки полей. Уже не одно тысячелетие благодатные воды Нила питали эту узкую полоску земли между морем и пустыней, на которой жили и трудились многие поколения египтян.
   Любоваться этим видом долго не пришлось. Начальник по-военному четко и кратко ориентировал подчиненного на местности и давал необходимые пояснения. Но чтобы не привлекать внимания посторонних, все время тыкал пальцем в сторону какой-то ямы, где под наблюдением двух европейцев в груде камней копались египетские рабочие.
   — Это тоже следы Юлия Цезаря? Или Наполеона? — поинтересовался Дмитрий, когда спускались с бастиона и проходили мимо каменной стены, испещренной глубокими щербинами.
   — Следы обстрела английской эскадры, — буркнул Василий Ильич. Решив, что такое объяснение слишком краткое, добавил: — Как тебе должно быть известно, сейчас Египет часть Османской империи и местный паша ежегодно платит дань турецкому султану. Но когда англичане натянули нос французам и прибрали к своим рукам Суэцкий канал, то на радостях решили сразу завладеть и Египтом вместе со всеми его владениями в глубинах Африки. Пашу и его правительство так долгами опутали, что они и слова поперек сказать не смели. Видя такой позор, молодые египетские офицеры восстали. В это же время на юге против англичан поднялись сторонники Мухаммеда Ахмеда, провозгласившего себя махди. Знаешь, кто это?
   — Махди — это посланник Аллаха на земле, или просто живой мессия.
   — Совершенно верно. Вот они и погнали англичан и их сторонников из Нильской долины. Так что Великобритании пришлось с боями восстанавливать свою власть на этих землях. На юге с махдистами война идет до сих пор, а вот Александрию английская эскадра бомбардировала не так давно. Меня тогда в этих краях не было, но знаю, что лучшие британские броненосцы почти целый день палили по этому и другим фортам. Потом высадили десант и разгромили восставших военных, а их вожака отправили в ссылку на остров Цейлон.
   — Подробностей не помню, но в газетах писали, что от меткой стрельбы с английских кораблей эти египетские форты один за другим взлетали на воздух.
   — Вранье это. Как видишь, форты стоят до сих пор. Египтяне в них бились до конца, в корабли было около сотни попаданий. Просто снаряды старых пушек не могли пробить броню. Видя такое, артиллеристы не выдержали. Как-никак люди восточные, эмоциональные. Решили, что бесполезно бороться с судьбой. Впрочем, и у англичан не все получилось гладко. Потом их адмирал откровенно назвал стрельбу неудовлетворительной. Выяснилось, что меткость была невысокой, да и не все снаряды рвались. Один из них угодил-таки прямо в склад, где находилось триста тонн пороха, но не взорвался. Поэтому в своем рапорте командующий британской эскадрой посоветовал начальству военно-морского арсенала заняться производством детских колясок, раз оно не может наладить изготовление надежных взрывателей.
   — Откуда все это известно?
   — Да уж в газетах об этом не писали. Просто один приятель снял копию с адмиральского рапорта и мне подарил. Ну а сейчас мы отправимся в клуб, посмотришь, как англичане здесь устроились. Теперь весь Египет в их руках, и хотя паша на троне остался, но реальной силы он уже не имеет.
   Пышные пальмы окружали белоснежное здание клуба. В его прохладных залах можно было полюбоваться коллекциями древностей, собранных местными любителями истории, а в библиотеке просмотреть доставленные из Европы свежие газеты. В баре вышколенные слуги в развевающихся голубых галабеях4 спешили подать прохладительные напитки. Кухня клубного ресторана порадовала изысканными французскими блюдами и изобилием тропических фруктов. Для любителей спорта имелись облицованный мрамором плавательный бассейн, площадки для игры в гольф, поле для конного поло. Члены клуба — сотрудники европейских дипломатических миссий, коммерсанты, офицеры английского гарнизона — тепло приветствовали Василия Ильича и его гостя.
   Очень скоро разговор зашел о лошадях и Дмитрия проводили в конюшню клуба. Как бы случайно задали несколько вопросов и с интересом выслушали его ответы. Поспорили об английской и арабской манерах седловки. Предложили самому сделать несколько кругов по ипподрому, оценили умение управлять немного своенравной гнедой кобылкой. Дали длинную клюшку и посмотрели, как ему удается на всем скаку ударить по брошенному на траву мячу. Сделать это удалось не сразу, несколько раз промахнулся, но все же попал в этот белый шарик, выточенный из слоновой кости. В клубе свято соблюдали колониальные традиции и для игры в конное поло признавали только такие мячи.
   Из клуба Дмитрий уходил, уже имея в кармане с десяток визитных карточек новых знакомых, а коренастый британский майор, помощник начальника полиции, еще раз напомнил ему:
   — Ждем вас послезавтра. Отдохните после морского путешествия и приходите на тренировку. Через две недели мы встречаемся с офицерами третьего гусарского полка, а они весьма сильны в конном поло.
   …Что же, судя по первым впечатлениям, служба на новом месте против ожидания обещает быть приятной. Интересно, как в этих краях проводят вечернее время? Улыбающийся Дмитрий хотел было обратиться с этим вопросом, но вся его веселость прошла, как только он встретил взгляд начальника. Показалось, что в его глазах-буравчиках мелькнуло какое-то весьма странное выражение.
   — Очень хорошо у тебя в клубе получилось, — произнес начальник. — Знакомства завел полезные, только учти — англичане пить здоровы. Споят.
   — Не беспокойтесь, не подвержен. Употребляю только в случае служебной необходимости.
   — Это тоже неплохо. А теперь пора тебе собственным хозяйством обзаводиться. Завтра утром пойдем всякую домашнюю утварь покупать. Где-то тут поблизости была лавка ковров старого Максуда. Что-то я в темноте стал плохо видеть. Спроси-ка вот этого носильщика, как к ней пройти. — Василий Ильич указал на рослого детину в плоской вязаной шапочке с мотком веревок на плече, который стоял под уличным фонарем.
   Поняв, что речь идет о нем, детина поспешно приблизился и склонился в почтительном поклоне. Дмитрий задал вопрос и в ответ услышал длинную фразу, из которой понял только два последних слова «бакшиш, сэр». Старательно выговаривая каждое слово, повторил вопрос и опять ничего не понял из ответа носильщика. В растерянности повернулся к своему спутнику.
   — Ничего не могу разобрать. Почему-то он у меня денег просит.
   В глазах начальника плясали веселые искорки. Он сунул монетку в руку носильщика и повернулся к Дмитрию.
   — Он не нищий, просто за услугу просит дать «бакшиш», а по нашему «на чай». А вот тебе с таким арабским языком надо было в Багдад ехать. В Бухаре или Кабуле он бы еще сгодился, а в Египте говорят на другом диалекте. Письменный же язык в Коране или казенных бумагах будет одинаковым, а вот уличный разговор повсюду разный. Придется тебе немного подучиться.
   — Ну уж от этого никогда не откажусь.

10

   Первый год работы в Египте почти подошел к концу. Многие знакомые европейцы и земляки-сослуживцы жаловались на скуку и однообразие местной жизни, на то, как ужасно медленно тянутся на африканских берегах жаркие и душные дни и месяцы. Дмитрию скучать не приходилось — вокруг было столько нового и интересного!
   После того как он ознакомился со своими обязанностями, начал брать уроки арабского языка. В старом городе нашелся отставной преподаватель каирского университета Аль-Азхар, который согласился заниматься с Дмитрием. Платить ему пришлось из собственного довольно скудного жалования: казна отпускала на учебу более чем скромные средства, которых едва хватало на покупку книг. Учитель приходил на занятия со своим сплетенным из камыша ковриком, садился, скрестив ноги, и, опустив крючковатый нос к самой странице, начинал толковать текст.
   Но ученых занятий Дмитрию было мало, и он пополнял свои знания на улицах и базарах. Задавал вопросы и смело заводил разговор, не смущаясь своих ошибок и насмешливых взглядов собеседников. Потом просил учителя объяснить услышанное, и тот сначала краснел от возмущения, а потом начинал хихикать. Ну а уж потом выдавал поистине бесценные лингвистические комментарии, так что через некоторое время Дмитрий смог свободно объясняться и с погонщиками верблюдов, и с важными чиновниками из дворца самого паши. Никто из местных жителей уже не пытался отвечать на его вопросы на английском или французском или просто делать вид, что не понимают его слов.
   Несколько неожиданно для самого себя вдруг почувствовал, что способен легко перенимать чужую речь и манеры, что порой словно растворяется в уличной толпе, чувствует себя в ней своим. Обрадовался и поделился этими мыслями с Василием Ильичем. Тот опять крутил прокуренными пальцами длинный ус и долго о чем-то думал. Потом предложил Дмитрию коротко подстричься, одеть феску и длиннополый пиджак, обуться в сандали, а в руки взять четки. Осмотрел его со всех сторон, сделал некоторые замечания и посоветовал прогуляться в торговые ряды, что раскинулись у железнодорожного вокзала.
   Случилось именно то, на что рассчитывал бывалый драгун.
   Сухощавый и темноглазый Дмитрий ничем не выделялся в уличной толпе. Какой-то прохожий даже принял его за своего знакомого и, подслеповато щурясь, попросил передать привет родным. В одной из лавок Молодой продавец попытался было всучить ему дешевый кинжал, но сразу же получил выговор от хозяина.
   — Этот хлам предложи какому-нибудь франку5. Перед тобой же настоящий черкес, а они все понимают толк в хорошем оружии. Уважаемый, — обратился он к Дмитрию, — всегда будем рады видеть тебя в нашей лавке. Выполним любой твой заказ.