Страница:
— А это у нас по детской песенке: когда едят, они не спят; когда не спят, они едят.
— Во, стервец! — умилилась новоиспеченная нянька. — И давно кормлен?
— Только что… — прошелестела наконец Ардинька.
— Стало быть, питье не по евонному жору. Пошли-ка, рыбонька, покажешь мне, от какой скотинки молоко доено.
Она бесцеремонно пихнула Ардиньку в спину толстым пальцем, больше напоминающим черный огурец, и обе двинулись к выходу из естественного каменного ограждения Бирюзового Дола.
— Эй, кто-нибудь там, проводите!.. — запоздало крикнул командор.
Из привратного кораблика выскочил Борб, бывший сегодня в карауле. Паянна, не умеряя шага, выхватила у него из ножен меч и шагнула в темную дыру прохода. «А на кой ляд нам провожатые!» — донесся оттуда ее трубный бас.
Юрг растерянно повел плечами, но Гуен, не очень-то склонная к умозрительному анализу происходящего, снялась со своего насеста и ринулась следом за ушедшими.
— Слушай, поговорила бы ты со своей протеже, — обратился Юрг к жене, тщетно пытавшейся утихомирить орущего младенца.
— Проте… что?
— Же, вот что. У вас, стало быть, это слово непереводимо? Счастливая цивилизация. Пожалуйста, втолкуй этой бабище, что Ардиень-свет-Алэловна — все-таки королевская дочь, и обзывать ее «рыбонькой»…
— У нас же все ее так втихомолку называют, а Харр, бывало, и прямо в глаза именовал. По-моему, она считала это просто ласковым обращением и на фамильярность глядела сквозь пальчики, как и подобает истинной аристократке.
— Ты что, мое твое величество, не понимаешь? Этим туземцам инопланетным только волю дай, они тут всех обхамят и на шею сядут. С прислугой надо обращаться адекватно.
— Что-что? С прислугой? Откуда такие познания, благородный эрл? Не ты ли мне рассказывал, что у вас на Земле…
— Из художественной литературы. Так что расставим точки над i. Я не могу возражать против того, чтобы она некоторое время помогала тебе и Ардиньке кормить и пеленать нашего скандалиста. Но командовать моими людьми, отбирать их личное оружие…
— Ай-ай-ай, командор, и что же это у тебя за воины, если простая бабуля может у них оружие отобрать? Личное притом.
— Дразнишься?
— В кои-то веки повод появился!
— Ну-ну, отольются кошке мышкины слезки — ты еще с ней наплачешься! — пообещал рассвирепевший супруг.
— Что-то пока я наблюдаю только скупые мужские слезы… Ну, хорошо. Я с воеводшей поговорю, чтобы она распоряжалась только в детской и на кухне — то есть там, где понадобятся женские руки. Согласен?
— Женские руки! Да во всей Вселенной не найдется больше юбки, об которую обтирались бы еще одни такие лапищи!
— Тс-с-с… Они возвращаются.
Обе женщины, так разительно непохожие друг на друга, возникли из воротец, дружелюбно беседуя, как ни в чем не бывало. Командор возвел очи к лазоревым весенним небесам — это ж надо! И на щеках у Паянны уже красовались какие-то белые загогулинки, вроде японских иероглифов — сметаной ее Ардинька разрисовывала, что ли?
— Негоже мальцу молоком от двурогой скотины пробавляться, — безапелляционно изрекла воеводша, останавливаясь перед принцессой в извечной своей позе — уперев кулаки в бока; — сыти недостает. Вели отослать Арду-царевну к батюшке, пусть он спроворит к нашему двору молочную рогатиху поудоистее. А не сумеет, так я сама в его стойлах пошустрю.
Юрг тихонечко застонал.
— И вот еще что, — добавила она, принимая от принцессы темнокожего буяна. — Не сказывала ты, как этою молодца неуемного звать-величать.
— Эзерисом.
Ладно придумано. Светло, солнечно. Эшка, значить. — Похоже, Харров отпрыск стремительно обрастал уменьшительно-ласкательными именами. — Ну, снесу его в постелю. Ты токмо павам своим вели, — черный перст обратился в сторону Фируза с Кукушонком. — Чтобы громко не мяучили.
Она повернулась и размашисто зашагала по трепещущим колокольчикам, которым вряд ли суждено было выжить там, где ступала ее ножища. Мона Сэниа невольно послала дверному люку мысленный приказ распахнуться пошире.
— Забавно… — задумчиво проговорила мона Сэниа, когда они с Юргом остались наконец одни. — Ты слышал — павы. Стало быть, в наших крэгах она не узнала анделисов.
— Их же никто из тихриан практически не видел: днем они в своих загончиках заповедных дрыхнут, а когда дым сигнальный всем тамошним людям спать велит, то возле мертвецов, как падальщики, собираются. И потом, возьми хотя бы Харра — сколько раз он тут на Кукушонка да Фируза глядел, а в стрекозе своей синенькой, которую он из своих кудрей вытряс и пирлюхой назвал, маленького крэга распознать так и не смог.
— И все-таки… Должна бы она что-то почувствовать! Значит, нет у нее никакого колдовского дара. А то я начала это подозревать, глядя на то, как она мгновенно располагает к себе всех окружающих. Вон, гляди, и Ю-ю с Фирюзой на четвереньках за ней ползут — подглядывать. Нет, что ни говори, а теперь мне спокойнее будет улетать на Сваху, оставляя вас всех на ее попечение.
— Я не ослышался? Тебе? Разве сейчас твоя очередь? И потом, оставаться гут нос к носу с этой гиппопотамихой… Да лучше с белой медведицей!
Муж мой, любовь моя, — мона Сэниа сложила руки на груди в молитвенном жесте; — ты смеешься над моими видениями, величая их гаданием на кофейной гуще, но я уверяю тебя: мне вот-вот откроется что-то значительное, что я смогу уловить и понять только там, в тишине и уединении туманной долины. Может быть, мне укажут совсем другое место…
— Сэнни! Одумайся — там нет никого, кто мог бы указывать, иначе я вообще не отпускал бы тебя туда. Я же объяснял тебе: это подсознательные процессы, я ведь тоже в свахейской тишине начинаю так отчетливо слышать свой внутренний голос, словно со мной говорит кто-то посторонний. Я мысленно задаю вопрос — и тут же получаю ответ. Обстановка там такая, к созерцанию собственного пупа располагающая.
— Но я тоже вроде бы получаю ответы! И, насколько я поняла, в последнем был намек на то, что амулеты, которые мы ищем в Урочище Белых Тараканов, оттуда каким-то образом улетели — или были унесены.
— Вот так прямо на твоих глазах?
— Нет, я не знаю, когда и каким образом, но мне это совершенно определенно привиделось в тумане.
— Это просто иллюзия.
— Ты мне не веришь только потому, что не хочешь меня отпускать!
Сзади послышался звук, словно хлопнуло на ветру полотнище тяжелого флага.
— Почто собачитесь, благоверные? — несмотря на тяжесть походки, Паянна приблизилась совершенно бесшумно.
— Да вот нужно слетать в одно место, — тон у принцессы был как у обиженной девочки, — и мы каждый раз спорим…
— Делов-то! Киньте жребий, и вся недолга. — Она пошарила в складках своей необъятной юбки и извлекла что-то вроде посверкивающей бляшки или крупной пуговицы. — Держи, княжна, ты меня ожерельем обдарила, так это тебе взамен.
— Голубое золото!
— Ну а что мне в ём проку… Хоть и приданое энто мое, еще прадедом найденное. Кидай оземь!
Принцесса неуверенно повертела в руках драгоценный кругляш — с одной стороны отпечаталась неровная частая сеточка, на другой было отчеканено хмурое, совсем не тихрианское лицо с определенно зверским выражением. Паянна требовательно кивнула:
— Ну, выбирай: рожа или рогожа?
— Рогожа! — торопливо чирикнула принцесса детским голоском и высоко подбросила вверх дареную кругляшку.
Голубой просверк разрезал воздух, точно падающая звезда, и Юрг, подпрыгнув, поймал на лету их новый талисман.
— Ну, вот видишь, я была права, — торжествующим тоном возвестила мона Сэниа, глянув на его ладонь. — Рогожка. Да не волнуйся, муж мой, любовь моя, я, как и в прошлый раз, только посижу на уступчике, в туман погляжу. Потом мы с тобой обсудим, где искать дальше, ведь, сколько времени копаемся, то в пыли, то в болоте, а толку никакого. Не знаю, как тебя, а меня это уже раздражает.
Но Юрг, словно не слыша ее слов, придирчиво разглядывал маленький, но тяжелый кружочек незнакомого металла.
— Скажи-ка, Паянна, а у вас всегда деньгами служили жемчужины? Вот таких кругляшей в ходу не было?
— Сказанул — в ходу! — Тихрианка хлопнула себя по бокам, так что Гуен на верхушке центрального купола испуганно забила крыльями и закричала дурным голосом. — Да на одну таку финтифлюху два, а то и три каравана на корню скупить можно! Кто ж ими швыряться-то будет, а паче того — при себе в кисете носить? Тут и честной караванник позарится, не говоря о татях разбойных. Не-ет, окромя моей, такой штуковины днем с огнем не сыщешь. Одная она, и никому про нее не ведомо.
— Странно. Я почему-то убежден, что это — монета, и не такая уж древняя. Может, с другой дороги?
— Да ни в жисть! — Паянна отмахнулась тяжелой лапищей, так что Юрг едва успел шарахнуться в сторону. — В других землях голубого золота и в помину нет. Токмо у нас.
— Вот это меня и удивляет: у вас-то оно откуда? И в слитках притом, насколько я помню Оцмаров клад. Даю голову на отсечение, что ваша металлургия дорастет до получения таких температур, какие требуются для плавки золота, лет так через тысячу. Так кто тут руку приложил?
Паянна зевнула, как пантера.
— Чегой-то темно ты баешь, князь, — проговорила она равнодушно. — Уму недоступно. На что люди не гожи, на то кудесная сила найдется. Так-то.
На такой аргумент оставалось только за ухом почесать.
— Ну, я лечу, с твоего позволения? — нетерпеливо подала голос принцесса.
— О, дьявол, кто о чем, а шелудивый о бане… Держи свой собачий жетончик, мое твое величество, и лети на все четыре стороны!
Довела-таки, однако.
9. В логове бога
— Во, стервец! — умилилась новоиспеченная нянька. — И давно кормлен?
— Только что… — прошелестела наконец Ардинька.
— Стало быть, питье не по евонному жору. Пошли-ка, рыбонька, покажешь мне, от какой скотинки молоко доено.
Она бесцеремонно пихнула Ардиньку в спину толстым пальцем, больше напоминающим черный огурец, и обе двинулись к выходу из естественного каменного ограждения Бирюзового Дола.
— Эй, кто-нибудь там, проводите!.. — запоздало крикнул командор.
Из привратного кораблика выскочил Борб, бывший сегодня в карауле. Паянна, не умеряя шага, выхватила у него из ножен меч и шагнула в темную дыру прохода. «А на кой ляд нам провожатые!» — донесся оттуда ее трубный бас.
Юрг растерянно повел плечами, но Гуен, не очень-то склонная к умозрительному анализу происходящего, снялась со своего насеста и ринулась следом за ушедшими.
— Слушай, поговорила бы ты со своей протеже, — обратился Юрг к жене, тщетно пытавшейся утихомирить орущего младенца.
— Проте… что?
— Же, вот что. У вас, стало быть, это слово непереводимо? Счастливая цивилизация. Пожалуйста, втолкуй этой бабище, что Ардиень-свет-Алэловна — все-таки королевская дочь, и обзывать ее «рыбонькой»…
— У нас же все ее так втихомолку называют, а Харр, бывало, и прямо в глаза именовал. По-моему, она считала это просто ласковым обращением и на фамильярность глядела сквозь пальчики, как и подобает истинной аристократке.
— Ты что, мое твое величество, не понимаешь? Этим туземцам инопланетным только волю дай, они тут всех обхамят и на шею сядут. С прислугой надо обращаться адекватно.
— Что-что? С прислугой? Откуда такие познания, благородный эрл? Не ты ли мне рассказывал, что у вас на Земле…
— Из художественной литературы. Так что расставим точки над i. Я не могу возражать против того, чтобы она некоторое время помогала тебе и Ардиньке кормить и пеленать нашего скандалиста. Но командовать моими людьми, отбирать их личное оружие…
— Ай-ай-ай, командор, и что же это у тебя за воины, если простая бабуля может у них оружие отобрать? Личное притом.
— Дразнишься?
— В кои-то веки повод появился!
— Ну-ну, отольются кошке мышкины слезки — ты еще с ней наплачешься! — пообещал рассвирепевший супруг.
— Что-то пока я наблюдаю только скупые мужские слезы… Ну, хорошо. Я с воеводшей поговорю, чтобы она распоряжалась только в детской и на кухне — то есть там, где понадобятся женские руки. Согласен?
— Женские руки! Да во всей Вселенной не найдется больше юбки, об которую обтирались бы еще одни такие лапищи!
— Тс-с-с… Они возвращаются.
Обе женщины, так разительно непохожие друг на друга, возникли из воротец, дружелюбно беседуя, как ни в чем не бывало. Командор возвел очи к лазоревым весенним небесам — это ж надо! И на щеках у Паянны уже красовались какие-то белые загогулинки, вроде японских иероглифов — сметаной ее Ардинька разрисовывала, что ли?
— Негоже мальцу молоком от двурогой скотины пробавляться, — безапелляционно изрекла воеводша, останавливаясь перед принцессой в извечной своей позе — уперев кулаки в бока; — сыти недостает. Вели отослать Арду-царевну к батюшке, пусть он спроворит к нашему двору молочную рогатиху поудоистее. А не сумеет, так я сама в его стойлах пошустрю.
Юрг тихонечко застонал.
— И вот еще что, — добавила она, принимая от принцессы темнокожего буяна. — Не сказывала ты, как этою молодца неуемного звать-величать.
— Эзерисом.
Ладно придумано. Светло, солнечно. Эшка, значить. — Похоже, Харров отпрыск стремительно обрастал уменьшительно-ласкательными именами. — Ну, снесу его в постелю. Ты токмо павам своим вели, — черный перст обратился в сторону Фируза с Кукушонком. — Чтобы громко не мяучили.
Она повернулась и размашисто зашагала по трепещущим колокольчикам, которым вряд ли суждено было выжить там, где ступала ее ножища. Мона Сэниа невольно послала дверному люку мысленный приказ распахнуться пошире.
— Забавно… — задумчиво проговорила мона Сэниа, когда они с Юргом остались наконец одни. — Ты слышал — павы. Стало быть, в наших крэгах она не узнала анделисов.
— Их же никто из тихриан практически не видел: днем они в своих загончиках заповедных дрыхнут, а когда дым сигнальный всем тамошним людям спать велит, то возле мертвецов, как падальщики, собираются. И потом, возьми хотя бы Харра — сколько раз он тут на Кукушонка да Фируза глядел, а в стрекозе своей синенькой, которую он из своих кудрей вытряс и пирлюхой назвал, маленького крэга распознать так и не смог.
— И все-таки… Должна бы она что-то почувствовать! Значит, нет у нее никакого колдовского дара. А то я начала это подозревать, глядя на то, как она мгновенно располагает к себе всех окружающих. Вон, гляди, и Ю-ю с Фирюзой на четвереньках за ней ползут — подглядывать. Нет, что ни говори, а теперь мне спокойнее будет улетать на Сваху, оставляя вас всех на ее попечение.
— Я не ослышался? Тебе? Разве сейчас твоя очередь? И потом, оставаться гут нос к носу с этой гиппопотамихой… Да лучше с белой медведицей!
Муж мой, любовь моя, — мона Сэниа сложила руки на груди в молитвенном жесте; — ты смеешься над моими видениями, величая их гаданием на кофейной гуще, но я уверяю тебя: мне вот-вот откроется что-то значительное, что я смогу уловить и понять только там, в тишине и уединении туманной долины. Может быть, мне укажут совсем другое место…
— Сэнни! Одумайся — там нет никого, кто мог бы указывать, иначе я вообще не отпускал бы тебя туда. Я же объяснял тебе: это подсознательные процессы, я ведь тоже в свахейской тишине начинаю так отчетливо слышать свой внутренний голос, словно со мной говорит кто-то посторонний. Я мысленно задаю вопрос — и тут же получаю ответ. Обстановка там такая, к созерцанию собственного пупа располагающая.
— Но я тоже вроде бы получаю ответы! И, насколько я поняла, в последнем был намек на то, что амулеты, которые мы ищем в Урочище Белых Тараканов, оттуда каким-то образом улетели — или были унесены.
— Вот так прямо на твоих глазах?
— Нет, я не знаю, когда и каким образом, но мне это совершенно определенно привиделось в тумане.
— Это просто иллюзия.
— Ты мне не веришь только потому, что не хочешь меня отпускать!
Сзади послышался звук, словно хлопнуло на ветру полотнище тяжелого флага.
— Почто собачитесь, благоверные? — несмотря на тяжесть походки, Паянна приблизилась совершенно бесшумно.
— Да вот нужно слетать в одно место, — тон у принцессы был как у обиженной девочки, — и мы каждый раз спорим…
— Делов-то! Киньте жребий, и вся недолга. — Она пошарила в складках своей необъятной юбки и извлекла что-то вроде посверкивающей бляшки или крупной пуговицы. — Держи, княжна, ты меня ожерельем обдарила, так это тебе взамен.
— Голубое золото!
— Ну а что мне в ём проку… Хоть и приданое энто мое, еще прадедом найденное. Кидай оземь!
Принцесса неуверенно повертела в руках драгоценный кругляш — с одной стороны отпечаталась неровная частая сеточка, на другой было отчеканено хмурое, совсем не тихрианское лицо с определенно зверским выражением. Паянна требовательно кивнула:
— Ну, выбирай: рожа или рогожа?
— Рогожа! — торопливо чирикнула принцесса детским голоском и высоко подбросила вверх дареную кругляшку.
Голубой просверк разрезал воздух, точно падающая звезда, и Юрг, подпрыгнув, поймал на лету их новый талисман.
— Ну, вот видишь, я была права, — торжествующим тоном возвестила мона Сэниа, глянув на его ладонь. — Рогожка. Да не волнуйся, муж мой, любовь моя, я, как и в прошлый раз, только посижу на уступчике, в туман погляжу. Потом мы с тобой обсудим, где искать дальше, ведь, сколько времени копаемся, то в пыли, то в болоте, а толку никакого. Не знаю, как тебя, а меня это уже раздражает.
Но Юрг, словно не слыша ее слов, придирчиво разглядывал маленький, но тяжелый кружочек незнакомого металла.
— Скажи-ка, Паянна, а у вас всегда деньгами служили жемчужины? Вот таких кругляшей в ходу не было?
— Сказанул — в ходу! — Тихрианка хлопнула себя по бокам, так что Гуен на верхушке центрального купола испуганно забила крыльями и закричала дурным голосом. — Да на одну таку финтифлюху два, а то и три каравана на корню скупить можно! Кто ж ими швыряться-то будет, а паче того — при себе в кисете носить? Тут и честной караванник позарится, не говоря о татях разбойных. Не-ет, окромя моей, такой штуковины днем с огнем не сыщешь. Одная она, и никому про нее не ведомо.
— Странно. Я почему-то убежден, что это — монета, и не такая уж древняя. Может, с другой дороги?
— Да ни в жисть! — Паянна отмахнулась тяжелой лапищей, так что Юрг едва успел шарахнуться в сторону. — В других землях голубого золота и в помину нет. Токмо у нас.
— Вот это меня и удивляет: у вас-то оно откуда? И в слитках притом, насколько я помню Оцмаров клад. Даю голову на отсечение, что ваша металлургия дорастет до получения таких температур, какие требуются для плавки золота, лет так через тысячу. Так кто тут руку приложил?
Паянна зевнула, как пантера.
— Чегой-то темно ты баешь, князь, — проговорила она равнодушно. — Уму недоступно. На что люди не гожи, на то кудесная сила найдется. Так-то.
На такой аргумент оставалось только за ухом почесать.
— Ну, я лечу, с твоего позволения? — нетерпеливо подала голос принцесса.
— О, дьявол, кто о чем, а шелудивый о бане… Держи свой собачий жетончик, мое твое величество, и лети на все четыре стороны!
Довела-таки, однако.
9. В логове бога
Посидеть на облюбованном уступчике не удалось — он был безнадежно загажен забравшимся сюда туканярой. Ких, выглянув из кораблика, гадливо принюхался и, не спрашивая разрешения, одним разрядом пришиб осквернителя их посадочной площадки. Вместе с Дузом они спихнули подрагивающую тушу вниз с обрыва, и белесые тараканищи длиной с древко стрелы тут же устремились к дармовой кормежке.
— Фу, — сказала принцесса, так и не рискнувшая высунуть нос из люка. — Давайте-ка срочно перебазироваться на другой конец долины, а то не проветриться будет.
Но когда они очутились на противоположном краю каменного «корыта», то под ногами увидели тонкую взвесь еще не осевшей пыли.
— Обвал, — констатировал Дуз. — Сравнительно недавний.
— Могло быть и небольшое землетрясение, — предположил Ких, хотя его не спрашивали — вольность, явившаяся следствием того, что командор всеми силами старался развить в своих воинах зачатки самостоятельного мышления.
Мона Сэниа чихнула.
— Искать-то все равно надо, — раздраженно проговорила она. — Может быть, все и к лучшему, откроется еще какая-нибудь пещера, или трещина обнаружится… Короче — за дело. Только будьте внимательны: малейший шум под ногами — и, не раздумывая, сюда. Ну а теперь Ких — налево, Дуз — направо, а я пока останусь здесь. Удачи!
В одиночестве стало немного легче. Она присела на пороге кораблика, решив подождать, пока осядет пыль. Пришлось трижды чихнуть, и это малоприятное занятие отвлекло ее от проблем, которые она собиралась решать в этой приглянувшейся ей долине, ласкающей душу мягкими лапками своей безлюдной тишины, где ответы рождались сами собой, словно подсказанные добрым гномом. Так что же за странная перепалка… а-апчхи! — вышла сегодня у нее с мужем? И только ли в том причина, что он ни с того ни с сего возненавидел Паянну? Ведь между ними и раньше вспыхивали ссоры, но какие-то быстротечные и, как правило, не лишенные примитивного юмора. Что же случилось на этот раз?
Ты не поверила ему до конца, и он чувствует, что между вами пролегла какая-то трещинка. Отсюда его раздражение.
Неправда! Между нами не осталось никаких подозрений; я убедилась, что во всем были виноваты его пикантные воспоминания, сказки про цветущий папоротник, завистливые взгляды Алэла на нашего сына…
Убедилась — это значит: убедила себя. Эти все объяснения от разума. А от сердца — кошачий коготок.
Слушай, внутренний голос, или как там тебя, я ведь сюда прилетела вовсе не для того, чтобы ворошить старые обиды. На всей своей нелепой ревности я поставила жирнющий крест, так что и ты изволь больше о ней не вспоминать. А сейчас лучше скажи мне, пока я не зачихалась до потери сознания…
Зачем тебе чихать? Вокруг тебя нет никакой пыли.
А ведь и правда. Чудеса! Только она не осела на землю, а, следуя за гуляющей по дну долины «поземкой», превратилась в бесшумный золотистый смерчик, который внезапно поднялся и, пританцовывая вокруг кораблика, заключил его в янтарную сферу, образуя золотистый полупрозрачный кокон; каменный карниз, дымящаяся подземным паром долина, сырое низкое небо — все затуманилось и исчезло, остались лишь вихрящиеся узоры. Они складывались в контуры, с удручающей быстротой сменяющие друг друга, а потому не узнаваемыми…
Это оттого, что ты никак не можешь сосредоточиться на чем-то одном.
Хм, Паянна тоже советовала сосредоточиться, но сегодня мысли скачут, как здешние кузнечики, такие прозрачные и невесомые… Да. Я готова. Сосредоточилась.
Тотчас же золотисто-коричневые волнистые линии снова завихрились, словно кто-то рисовал в воде тончайшими струйками сепии и охры; сменяющие друг друга контуры теперь напоминали развалины здешних городов, которых они перевидали за этот год несметное множество — рассыпавшиеся башни и минареты, обрушившиеся акведуки и возносящиеся к облачным небесам смятые каркасы, которые уже никогда не обрастут кирпичной плотью … Нет. Это все очень любопытно и даже притягательно, но — для Юрга.
Жаль, бесконечно жаль. Тогда что хочешь увидеть ты?
Хоть что-нибудь магическое, невероятное! Ведь жили же когда-то здесь, в этой долине, настоящие колдуны?
Зачем спрашивать то, в чем ты и без того уверена?
Действительно. А вот и тени появились, похожие на скорбных ангелов с наших древних фресок, созданных неведомыми художниками еще до Темных Времен. Тогда вопрос: а почему они жили у этом уединении, а не в городах вместе с остальным населением? Ведь кудесники для того и существуют, чтобы помогать людям…
Злобные проблески, похожие на языки пламени, заметались вокруг, пожирая призрачные человеческие силуэты, Утончаясь и темнея, они превращались в горизонтальные и вертикальные росчерки, похожие на рыбачьи сети.
Понятно. Костры и решетки.
А чего ты еще ждала от технократической цивилизации, не признающей никакой магии — и в то же время мучительно завидующей ее носителям?
Тупиковая цивилизация и никудышные чародеи. Может быть, объединившись, они и смогли бы спасти свой мир…
Если бы нашелся человек, который начертал эти слова на своем знамени и сплотил под ним и тех, и других.
В сказках и преданиях боги всегда рождают такого человека, причем в нужное время и в нужном месте.
А в действительности и богам свойственно ошибаться…
Ты говоришь так, будто… будто я слышу не отзвук собственного «я», а глас какого-то высшего существа, принадлежащего к числу небожителей. Или нет?
Называй меня все-таки «своим внутренним голосом» — и тебе спокойнее, и меня это забавляет.
Да я не забавляться сюда прилетела!
Ну, если ты решила, наконец, вернуться к тому, зачем ты здесь, то постарайся все-таки отогнать от себя все праздные мысли.
Да проще простого. Вот первая непраздная мысль: мне необходимо нечто, сотворенное при помощи магических сил. Талисман. Амулет. Оберег. С указанием места, где он находится. И поточнее, пожалуйста.
Гм… Ну, ладно. В этом месте ты уже однажды бывала. Припомни.
Пылевая взвесь, окружавшая ее, снова пришла в движение и как бы разделилась на два слоя: самые темные пылинки отступили назад и образовали что-то вроде слегка мерцающего фона, на котором легкая охра начертала уже знакомую картину: чудом уцелевшие сдвоенные башни, преддверье когда-то возносящихся ввысь, но сейчас уже рассыпавшихся в прах циклопических сооружений; у подножия правой пары башен, точно река почерневшей крови, змеился застывший зловещий поток; и самое непостижимое — в центре этой безжизненной панорамы громоздился гигантский шар на шести растопыренных опорах, на вид весьма ненадежных, который загадочным образом не тронули ни молнии, ни ураганы, ни землетрясения.
На эти руины они наткнулись совершенно случайно еще в первые свои посещения Свахи, когда не водила их с места на место магическая «поземка», и тогда в кладбищенской тишине они услышали мерное постукивание, доносившееся сразу с трех сторон. В то время они еще не знали, что это всего-навсего вездесущие туканяры, и присвоили этому месту легкомысленное наименование: «Три Часовщика».
Помнится, тогда Юрг, со всей осторожностью изучив лежащие позади башен развалины, с удивлением констатировал, что здесь не обошлось без взрывов, умелых и безжалостных; громадная же сфера, ими почему-то не тронутая, но не пощаженная временем, при ближайшем рассмотрении оказалась настолько изъедена трещинами, что командор строго-настрого запретил даже приближаться к ней, чтобы не быть погребенным под ее обломками, когда она в самый неподходящий момент все-таки рассыплется в прах.
Ну что ж, место памятное, попробуем поискать там. Спасибо!
Погоди, это еще не все…
Где-то в глубине горных недр послышалось глухое урчание, камни на дне долины шевельнулись, а призрачный сферический экран пропал, как будто его и не было. И в тот же миг прямо перед нею возник Ких — так внезапно, что она даже отшатнулась. Карманы его жавровой куртки подозрительно оттопыривались.
— Ну, сколько раз надо предупреждать, чтобы вы не подбирали всякий мусор! Что там у тебя?
— Вот. — Он протянул на ладони не то плоский комок ссохшейся глины, не то залежалую ракушку. — Из свежей трещины выкатилось. Я подобрал на всякий случай…
Вид у юного дружинника был смущенный, словно ему стыдно было за то, что он осмелился преподнести своей повелительнице какую-то трухлявую пакость.
Но она приняла до странности невесомую окаменелость на обе ладони бережно, почти благоговейно, не сомневаясь в том, что это подарок, только неизвестно — от кого; повинуясь какому-то внутреннему импульсу, поднесла к губам и подышала на него, словно желая оживить своим теплом.
И ничего не произошло. Заскорузлая поверхность затуманилась, и только. И все-таки сохранялось ощущение, что внутри — что-то живое, неуловимо пульсирующее…
Появился, наконец, Дуз, маленького землетрясения как видно просто не заметивший, но зато сразу углядевший, что принцесса с младшим дружинником что-то отыскали.
— Моллюск, — как всегда предельно лаконично констатировал он. — Дохлый. И давно.
— Может, кинжальчиком поковырять? — с естественным простодушием проявил инициативу Ких.
— Ни в коем случае! — вскрикнула Сэнни, как будто ей предложили резать по живому.
Потекли замедленные минуты ожидания. Все, замерев, вглядывались в ребристые, плотно сомкнутые створки, словно надеясь, что они сами собой раскроются. И, наконец, оправдывая их надежды, ракушка на глазах принялась молодеть, освобождаясь от известковой коросты веков и одеваясь золотистой оболочкой, испускающей ровное негреющее свечение; этот призрачный опаловый шар разрастался на глазах, отмеряя объем пространства, подвластного волшебству — как мыльный пузырь, рожденный капризом ребенка. В воздухе означилось напряжение, точно натягивались тысячи струн. Сейчас… Вот-вот…
Что-то полыхнуло, черно и нестрашно, и руки девушки ощутили едва уловимое шевеление. И точно: теперь на ее ладонях лежало нечто, напоминающее бледную мальву о двух лепестках, и угольный пестик чернел посередине, традиционно окруженный щетинками тычинок. Выходит, это был просто засохший бутон, который раскрылся, согретый ее дыханием — только вот зачем?
И, словно оскорбившись этим непониманием, лепестки задергались, словно лапки перевернутого на спинку краба, затем с легким щелчком сомкнулись, и миниатюрная древность обрела свой прежний ископаемый вид.
Ну и что теперь с ней делать?..
Возьми ее с собой, а там видно будет.
Это надо понимать, что никаких амулетов в этой долине больше нет, а если что и попадется случайно, то это только забавные игрушки. Так?
Молчишь. Что ж, и на том спасибо.
Когда все мыслимые и немыслимые меры предосторожности были, наконец, приняты, Юрг уселся за низенький черепаховый столик и развернул лоскут жавровой шкурки, в который предусмотрительно был завернут свахейский артефакт. Сорк замер за его спиной. «Так, подышим…» — пробормотал командор, осторожно обнюхивая приплюснутый шершавый катышок и одновременно пытаясь согреть его своим дыханием.
Чем бы он ни был, но никак не желал ни пахнуть, ни раскрываться. Может, потереть? Юрг принялся надраивать упрямую окаменелость, поминая недобрым словом Аладдина и всех джиннов арабского фольклора, вместе взятых. Результат оставался нулевым.
— Может, эта фиговина функционирует только в женских руках? — предположил Юрг, оборачиваясь к Сорку.
Тот нахмурился: как и большинству прирожденных вояк, любые магические штучки были ему не по душе, и ничего доброго он от них не ждал. По его разумению, командор был трижды прав, когда не позволил высокочтимой принцессе вместе с ним исследовать эту подозрительную поделку древних колдунов.
— Но госпожа сейчас в безопасности… — дипломатично обронил он, не решаясь на прямой совет.
Как же, в безопасности! Она не носила бы титул «ее своенравия», если бы продолжала отсиживаться в окружении своих снежнорунных коз. Посему, как только в их маленьком замке захлопнулся вход, она бесшумно перелетела в спальню и теперь наблюдала за манипуляциями супруга через дырочку в ковровой занавеске. Пока ее вмешательства не требовалось — командор полировал «ракушку» полой камзола, потея от досады.
— Черт бы подрал все эти шаманские фигли-мигли, — не выдержал он, швыряя неподдающийся амулет на стол. — У себя я просто просветил бы его рентгеном, возраст определил радио-углеродным методом, потом вскрыл лазерным лучом… Сгонять на Землю, что ли?
Сорк, с уважением внимавший непереводимым заклинаниям, при последних словах невольно оттопырил нижнюю губу: знал, как относится его высокочтимая госпожа к любым предлогам для экскурсов командора на родину.
Юрг скосился на его мину, понял. Эта подспудная и необъяснимая неприязнь к Земле, которая передалась от его супруги к остальным джасперянам, всегда раздражала его. Он встал, отшвырнув ногой табурет, схватил хрустальный кувшин с родниковой водой, напился прямо из горлышка.
— Все-таки это просто ракушка, — пробормотал он. — Ну, так ты у меня сейчас отмокнешь, тварюга водяная…
Кувшин лязгнул по черепаховой крышке стола, точно кованый сапог.
— В таких случаях моя интернатская нянька говорила: господи, благослови…
Принцесса за ковром скептически усмехнулась: насколько она помнила, ее звездного эрла в основном пестовала рыжая псина по кличке Брага. Чтобы нечаянное шевеление занавески не выдало ее присутствия, она мысленно приказала полупрозрачному куполу слегка притемниться, словно солнце заслонила нежданная туча. Сумерки, сгустившиеся в шатровом покое, оставляли ей теперь только частое дыхание Юрга, долетавшее до нее теплыми толчками воздуха; послышался легкий булькающий звук — свахейская диковинка окунулась в воду.
В первый миг ничего не произошло; затем прежде, чем она успела что-либо рассмотреть, у нее появилось ощущение, что в комнате присутствует еще кто-то. А затем она услышала сдавленный вскрик Сорка, прижавшегося к стене.
В центре маленького зала начало светлеть, вокруг застывшего столбом командора сгрудились какие-то тени, с каждой секундой становящиеся все отчетливее… Мона Сэниа тоже чуть не вскрикнула, увидев, что это — она сама в походном снаряжении, и Ких, и Дуз.
Она отбросила занавеску и шагнула вперед. Юрг оглянулся и, раскрыв рот, ошеломленно переводил взгляд с одной собственной жены на другую.
Принцесса бесстрашно протянула руку, пытаясь отодвинуть в сторону появившегося здесь без спроса Киха — и покачнулась: рука, не встретив ни малейшего сопротивления, прошла через пустоту.
— Фу… — командор, наконец, перевел дух. — Что-то вроде голограммы. А я уже ошалел от радужной перспективы, когда на одну мою бедную голову будут две жены со всеми их капризами! Только как теперь это художество погасить?
Мона Сэниа поддернула рукав, запустила руку в кувшин и выудила шероховатую плюшку. И тут же застывшие вокруг кувшина призраки померкли и безвозвратно растворились в воздухе.
— Теперь я догадываюсь, зачем это мне подарено, — проговорила принцесса, обтирая мокрый амулет о подол платья. — Мне недаром показали панораму Трех Часовщиков — несомненно, там имеется что-то такое, что надо будет таким же образом запечатлеть во всех подробностях. Завтра же слетаю туда.
— Фу, — сказала принцесса, так и не рискнувшая высунуть нос из люка. — Давайте-ка срочно перебазироваться на другой конец долины, а то не проветриться будет.
Но когда они очутились на противоположном краю каменного «корыта», то под ногами увидели тонкую взвесь еще не осевшей пыли.
— Обвал, — констатировал Дуз. — Сравнительно недавний.
— Могло быть и небольшое землетрясение, — предположил Ких, хотя его не спрашивали — вольность, явившаяся следствием того, что командор всеми силами старался развить в своих воинах зачатки самостоятельного мышления.
Мона Сэниа чихнула.
— Искать-то все равно надо, — раздраженно проговорила она. — Может быть, все и к лучшему, откроется еще какая-нибудь пещера, или трещина обнаружится… Короче — за дело. Только будьте внимательны: малейший шум под ногами — и, не раздумывая, сюда. Ну а теперь Ких — налево, Дуз — направо, а я пока останусь здесь. Удачи!
В одиночестве стало немного легче. Она присела на пороге кораблика, решив подождать, пока осядет пыль. Пришлось трижды чихнуть, и это малоприятное занятие отвлекло ее от проблем, которые она собиралась решать в этой приглянувшейся ей долине, ласкающей душу мягкими лапками своей безлюдной тишины, где ответы рождались сами собой, словно подсказанные добрым гномом. Так что же за странная перепалка… а-апчхи! — вышла сегодня у нее с мужем? И только ли в том причина, что он ни с того ни с сего возненавидел Паянну? Ведь между ними и раньше вспыхивали ссоры, но какие-то быстротечные и, как правило, не лишенные примитивного юмора. Что же случилось на этот раз?
Ты не поверила ему до конца, и он чувствует, что между вами пролегла какая-то трещинка. Отсюда его раздражение.
Неправда! Между нами не осталось никаких подозрений; я убедилась, что во всем были виноваты его пикантные воспоминания, сказки про цветущий папоротник, завистливые взгляды Алэла на нашего сына…
Убедилась — это значит: убедила себя. Эти все объяснения от разума. А от сердца — кошачий коготок.
Слушай, внутренний голос, или как там тебя, я ведь сюда прилетела вовсе не для того, чтобы ворошить старые обиды. На всей своей нелепой ревности я поставила жирнющий крест, так что и ты изволь больше о ней не вспоминать. А сейчас лучше скажи мне, пока я не зачихалась до потери сознания…
Зачем тебе чихать? Вокруг тебя нет никакой пыли.
А ведь и правда. Чудеса! Только она не осела на землю, а, следуя за гуляющей по дну долины «поземкой», превратилась в бесшумный золотистый смерчик, который внезапно поднялся и, пританцовывая вокруг кораблика, заключил его в янтарную сферу, образуя золотистый полупрозрачный кокон; каменный карниз, дымящаяся подземным паром долина, сырое низкое небо — все затуманилось и исчезло, остались лишь вихрящиеся узоры. Они складывались в контуры, с удручающей быстротой сменяющие друг друга, а потому не узнаваемыми…
Это оттого, что ты никак не можешь сосредоточиться на чем-то одном.
Хм, Паянна тоже советовала сосредоточиться, но сегодня мысли скачут, как здешние кузнечики, такие прозрачные и невесомые… Да. Я готова. Сосредоточилась.
Тотчас же золотисто-коричневые волнистые линии снова завихрились, словно кто-то рисовал в воде тончайшими струйками сепии и охры; сменяющие друг друга контуры теперь напоминали развалины здешних городов, которых они перевидали за этот год несметное множество — рассыпавшиеся башни и минареты, обрушившиеся акведуки и возносящиеся к облачным небесам смятые каркасы, которые уже никогда не обрастут кирпичной плотью … Нет. Это все очень любопытно и даже притягательно, но — для Юрга.
Жаль, бесконечно жаль. Тогда что хочешь увидеть ты?
Хоть что-нибудь магическое, невероятное! Ведь жили же когда-то здесь, в этой долине, настоящие колдуны?
Зачем спрашивать то, в чем ты и без того уверена?
Действительно. А вот и тени появились, похожие на скорбных ангелов с наших древних фресок, созданных неведомыми художниками еще до Темных Времен. Тогда вопрос: а почему они жили у этом уединении, а не в городах вместе с остальным населением? Ведь кудесники для того и существуют, чтобы помогать людям…
Злобные проблески, похожие на языки пламени, заметались вокруг, пожирая призрачные человеческие силуэты, Утончаясь и темнея, они превращались в горизонтальные и вертикальные росчерки, похожие на рыбачьи сети.
Понятно. Костры и решетки.
А чего ты еще ждала от технократической цивилизации, не признающей никакой магии — и в то же время мучительно завидующей ее носителям?
Тупиковая цивилизация и никудышные чародеи. Может быть, объединившись, они и смогли бы спасти свой мир…
Если бы нашелся человек, который начертал эти слова на своем знамени и сплотил под ним и тех, и других.
В сказках и преданиях боги всегда рождают такого человека, причем в нужное время и в нужном месте.
А в действительности и богам свойственно ошибаться…
Ты говоришь так, будто… будто я слышу не отзвук собственного «я», а глас какого-то высшего существа, принадлежащего к числу небожителей. Или нет?
Называй меня все-таки «своим внутренним голосом» — и тебе спокойнее, и меня это забавляет.
Да я не забавляться сюда прилетела!
Ну, если ты решила, наконец, вернуться к тому, зачем ты здесь, то постарайся все-таки отогнать от себя все праздные мысли.
Да проще простого. Вот первая непраздная мысль: мне необходимо нечто, сотворенное при помощи магических сил. Талисман. Амулет. Оберег. С указанием места, где он находится. И поточнее, пожалуйста.
Гм… Ну, ладно. В этом месте ты уже однажды бывала. Припомни.
Пылевая взвесь, окружавшая ее, снова пришла в движение и как бы разделилась на два слоя: самые темные пылинки отступили назад и образовали что-то вроде слегка мерцающего фона, на котором легкая охра начертала уже знакомую картину: чудом уцелевшие сдвоенные башни, преддверье когда-то возносящихся ввысь, но сейчас уже рассыпавшихся в прах циклопических сооружений; у подножия правой пары башен, точно река почерневшей крови, змеился застывший зловещий поток; и самое непостижимое — в центре этой безжизненной панорамы громоздился гигантский шар на шести растопыренных опорах, на вид весьма ненадежных, который загадочным образом не тронули ни молнии, ни ураганы, ни землетрясения.
На эти руины они наткнулись совершенно случайно еще в первые свои посещения Свахи, когда не водила их с места на место магическая «поземка», и тогда в кладбищенской тишине они услышали мерное постукивание, доносившееся сразу с трех сторон. В то время они еще не знали, что это всего-навсего вездесущие туканяры, и присвоили этому месту легкомысленное наименование: «Три Часовщика».
Помнится, тогда Юрг, со всей осторожностью изучив лежащие позади башен развалины, с удивлением констатировал, что здесь не обошлось без взрывов, умелых и безжалостных; громадная же сфера, ими почему-то не тронутая, но не пощаженная временем, при ближайшем рассмотрении оказалась настолько изъедена трещинами, что командор строго-настрого запретил даже приближаться к ней, чтобы не быть погребенным под ее обломками, когда она в самый неподходящий момент все-таки рассыплется в прах.
Ну что ж, место памятное, попробуем поискать там. Спасибо!
Погоди, это еще не все…
Где-то в глубине горных недр послышалось глухое урчание, камни на дне долины шевельнулись, а призрачный сферический экран пропал, как будто его и не было. И в тот же миг прямо перед нею возник Ких — так внезапно, что она даже отшатнулась. Карманы его жавровой куртки подозрительно оттопыривались.
— Ну, сколько раз надо предупреждать, чтобы вы не подбирали всякий мусор! Что там у тебя?
— Вот. — Он протянул на ладони не то плоский комок ссохшейся глины, не то залежалую ракушку. — Из свежей трещины выкатилось. Я подобрал на всякий случай…
Вид у юного дружинника был смущенный, словно ему стыдно было за то, что он осмелился преподнести своей повелительнице какую-то трухлявую пакость.
Но она приняла до странности невесомую окаменелость на обе ладони бережно, почти благоговейно, не сомневаясь в том, что это подарок, только неизвестно — от кого; повинуясь какому-то внутреннему импульсу, поднесла к губам и подышала на него, словно желая оживить своим теплом.
И ничего не произошло. Заскорузлая поверхность затуманилась, и только. И все-таки сохранялось ощущение, что внутри — что-то живое, неуловимо пульсирующее…
Появился, наконец, Дуз, маленького землетрясения как видно просто не заметивший, но зато сразу углядевший, что принцесса с младшим дружинником что-то отыскали.
— Моллюск, — как всегда предельно лаконично констатировал он. — Дохлый. И давно.
— Может, кинжальчиком поковырять? — с естественным простодушием проявил инициативу Ких.
— Ни в коем случае! — вскрикнула Сэнни, как будто ей предложили резать по живому.
Потекли замедленные минуты ожидания. Все, замерев, вглядывались в ребристые, плотно сомкнутые створки, словно надеясь, что они сами собой раскроются. И, наконец, оправдывая их надежды, ракушка на глазах принялась молодеть, освобождаясь от известковой коросты веков и одеваясь золотистой оболочкой, испускающей ровное негреющее свечение; этот призрачный опаловый шар разрастался на глазах, отмеряя объем пространства, подвластного волшебству — как мыльный пузырь, рожденный капризом ребенка. В воздухе означилось напряжение, точно натягивались тысячи струн. Сейчас… Вот-вот…
Что-то полыхнуло, черно и нестрашно, и руки девушки ощутили едва уловимое шевеление. И точно: теперь на ее ладонях лежало нечто, напоминающее бледную мальву о двух лепестках, и угольный пестик чернел посередине, традиционно окруженный щетинками тычинок. Выходит, это был просто засохший бутон, который раскрылся, согретый ее дыханием — только вот зачем?
И, словно оскорбившись этим непониманием, лепестки задергались, словно лапки перевернутого на спинку краба, затем с легким щелчком сомкнулись, и миниатюрная древность обрела свой прежний ископаемый вид.
Ну и что теперь с ней делать?..
Возьми ее с собой, а там видно будет.
Это надо понимать, что никаких амулетов в этой долине больше нет, а если что и попадется случайно, то это только забавные игрушки. Так?
Молчишь. Что ж, и на том спасибо.
* * *
Суета, поднятая Юргом вокруг мумии засохшего бутона, поначалу развлекала мону Сэниа, но мало-помалу начала-таки ее раздражать. Ну ладно, отправил в козий загон всех обитателей Игуаны, включая четвероногих, шестиногих и пернатых, оставив при себе в наглухо запертом шатровом покое только Сорка, как самого осторожного из всей дружины. Но зачем же расчехлять тяжелый полевой десинтор? Ведь и ежу ясно, что это оружие против чародейства — все равно, что теннисная ракетка против шаровой молнии.Когда все мыслимые и немыслимые меры предосторожности были, наконец, приняты, Юрг уселся за низенький черепаховый столик и развернул лоскут жавровой шкурки, в который предусмотрительно был завернут свахейский артефакт. Сорк замер за его спиной. «Так, подышим…» — пробормотал командор, осторожно обнюхивая приплюснутый шершавый катышок и одновременно пытаясь согреть его своим дыханием.
Чем бы он ни был, но никак не желал ни пахнуть, ни раскрываться. Может, потереть? Юрг принялся надраивать упрямую окаменелость, поминая недобрым словом Аладдина и всех джиннов арабского фольклора, вместе взятых. Результат оставался нулевым.
— Может, эта фиговина функционирует только в женских руках? — предположил Юрг, оборачиваясь к Сорку.
Тот нахмурился: как и большинству прирожденных вояк, любые магические штучки были ему не по душе, и ничего доброго он от них не ждал. По его разумению, командор был трижды прав, когда не позволил высокочтимой принцессе вместе с ним исследовать эту подозрительную поделку древних колдунов.
— Но госпожа сейчас в безопасности… — дипломатично обронил он, не решаясь на прямой совет.
Как же, в безопасности! Она не носила бы титул «ее своенравия», если бы продолжала отсиживаться в окружении своих снежнорунных коз. Посему, как только в их маленьком замке захлопнулся вход, она бесшумно перелетела в спальню и теперь наблюдала за манипуляциями супруга через дырочку в ковровой занавеске. Пока ее вмешательства не требовалось — командор полировал «ракушку» полой камзола, потея от досады.
— Черт бы подрал все эти шаманские фигли-мигли, — не выдержал он, швыряя неподдающийся амулет на стол. — У себя я просто просветил бы его рентгеном, возраст определил радио-углеродным методом, потом вскрыл лазерным лучом… Сгонять на Землю, что ли?
Сорк, с уважением внимавший непереводимым заклинаниям, при последних словах невольно оттопырил нижнюю губу: знал, как относится его высокочтимая госпожа к любым предлогам для экскурсов командора на родину.
Юрг скосился на его мину, понял. Эта подспудная и необъяснимая неприязнь к Земле, которая передалась от его супруги к остальным джасперянам, всегда раздражала его. Он встал, отшвырнув ногой табурет, схватил хрустальный кувшин с родниковой водой, напился прямо из горлышка.
— Все-таки это просто ракушка, — пробормотал он. — Ну, так ты у меня сейчас отмокнешь, тварюга водяная…
Кувшин лязгнул по черепаховой крышке стола, точно кованый сапог.
— В таких случаях моя интернатская нянька говорила: господи, благослови…
Принцесса за ковром скептически усмехнулась: насколько она помнила, ее звездного эрла в основном пестовала рыжая псина по кличке Брага. Чтобы нечаянное шевеление занавески не выдало ее присутствия, она мысленно приказала полупрозрачному куполу слегка притемниться, словно солнце заслонила нежданная туча. Сумерки, сгустившиеся в шатровом покое, оставляли ей теперь только частое дыхание Юрга, долетавшее до нее теплыми толчками воздуха; послышался легкий булькающий звук — свахейская диковинка окунулась в воду.
В первый миг ничего не произошло; затем прежде, чем она успела что-либо рассмотреть, у нее появилось ощущение, что в комнате присутствует еще кто-то. А затем она услышала сдавленный вскрик Сорка, прижавшегося к стене.
В центре маленького зала начало светлеть, вокруг застывшего столбом командора сгрудились какие-то тени, с каждой секундой становящиеся все отчетливее… Мона Сэниа тоже чуть не вскрикнула, увидев, что это — она сама в походном снаряжении, и Ких, и Дуз.
Она отбросила занавеску и шагнула вперед. Юрг оглянулся и, раскрыв рот, ошеломленно переводил взгляд с одной собственной жены на другую.
Принцесса бесстрашно протянула руку, пытаясь отодвинуть в сторону появившегося здесь без спроса Киха — и покачнулась: рука, не встретив ни малейшего сопротивления, прошла через пустоту.
— Фу… — командор, наконец, перевел дух. — Что-то вроде голограммы. А я уже ошалел от радужной перспективы, когда на одну мою бедную голову будут две жены со всеми их капризами! Только как теперь это художество погасить?
Мона Сэниа поддернула рукав, запустила руку в кувшин и выудила шероховатую плюшку. И тут же застывшие вокруг кувшина призраки померкли и безвозвратно растворились в воздухе.
— Теперь я догадываюсь, зачем это мне подарено, — проговорила принцесса, обтирая мокрый амулет о подол платья. — Мне недаром показали панораму Трех Часовщиков — несомненно, там имеется что-то такое, что надо будет таким же образом запечатлеть во всех подробностях. Завтра же слетаю туда.