Страница:
— Вот что, отправляйся-ка ты лучше в гости…
— Чуть опосля. Ступай-ка за мной.
Мокрая суконная юбка хлопнула по пудовым сапогам, и Паянна, натужно покряхтывая, полезла вверх по склону, усеянному плюшевыми островками песчаного тимьяна. Мона Сэниа недоуменно следовала за ней, стараясь не попасть под неизбежную осыпь.
— Во, и у вас то ж, я нюхом чуяла, — старая воеводиха внезапно остановилась и, гибко извернувшись, выдрала из-под можжевелового куста пучок сизоватой, точно тронутой плесенью, зелени; замотала собственным волосом, протянула девушке. — Держи, подрёмник это, а, по-вашему — сонь-травенец. Под подушку муженьку положь, только сама-то храпака не задай.
Принцесса, как завороженная, против воли приняла ведовскую травку — умом понимала, что и притрагиваться нельзя, но внезапно одеревеневшие пальцы стиснули влажный пучок, спрятали в складках плаща. Сказка ведь не кончена, на жаркой Невесте следует точно и холодно отдать еще один долг.
— …а утресь вынешь, — прозвучало опять так спокойно и буднично, словно речь шла о просушке сапог.
— Паянна, — медленно проговорила принцесса, — зачем ты это делаешь?
— Сама знаешь, княжна, я служу верно…
— Зачем ты мне служишь?
Черная маска на миг замерла, а затем по ней словно волны побежали; непомерно расширившиеся глаза глядели на девушку изумленно и недоверчиво:
— Любого вопроса ждала я от тебя, княжна моя милостивая, только не такого. И врать тебе мне не след, и как изъясниться, не ведаю…
— А ты попроще.
Ну ладно, коли так. Доживать бы мне век свой при князе Лронге Справедливом в лени да сытости, где была я сама себе госпожа, так нет же — к чужедальнему двору подалась в услужение рабское. Зачем, спрашиваешь? А затем, что дело господарское — приказы приказывать, на то ни ума, ни силы, ни доблести не надобно. Что повелено, то исполнят, а что да как, то забота чужая. Только скукотишша это, да что мне тебе говорить, ты сама праздной тоскою маешься. А подневольная доля — она хитроумия требует, любое повеление — оно ведь от сих до сих, вот и выворачивайся, точно на узком мосточке. Тут уж не до скуки, иной раз темечко-то до самой черепушки прочешешь, чтоб в енто самое «от сих до сих» уложиться…
— Я вот тебя слушаю, — медленно проговорила принцесса, и у меня складывается впечатление, что ты не о жизни своей рассказываешь, а излагаешь правила какой-то игры; только вот непонятно, с кем ты играешь — со мной… или с собой?
Паянна снова запрокинула голову, глядя в пепельное небо, опустившееся еще ниже, точно оно хотело сомкнуться с морскою водой, похоронив в ее глубине острова, опостылевшие неведомому богу. И в этот миг девушке показалось, что эта зловещая туча и массивная фигура чернокожей тихрианки — суть одного естества…
— Однако, княжна моя милостивая, мне пора, — прозвучал голос Паянны, словно не расслышавшей обращенного к ней вопроса, — да и до твоей сладкой ноченьки уж рукой подать.
Точно лезвием ледяным полоснуло во всем теле, от губ до самых щиколоток; позабывшаяся за разговором боль, воскрешенная одним-единственным словом, как будто мстила за передышку.
Проклятая черная ворона, да как она смеет даже думать о том, что случится грядущей ночью?
— Да лети ты, куда хочешь! — в бешенстве крикнула она, отталкивая от себя старую воеводиху и все-таки не забывая представить себе двор перед плитняковым донжоном, таким же приземистым и несокрушимым, как и сам верховный судья.
Теперь, когда чернокожая ведьма была препровождена не в очень-то благородное судейское семейство, надо было сделать глубокий вдох и явиться под собственный кров, как ни в чем не бывало.
Получилось. Не в первый же раз, в самом деле…
Супруг вместе с детишками уже укрылся от непогоды в шатровом покое их импровизированного замка; воплей Эзрика тоже слышно не было, как видно, Ких, на все руки мастер, уже его утихомирил.
— Яусталакаксобака, — торопливо пробормотала она недавно освоенную земную формулу. — Пойду, лягу.
Было в ее тоне что-то такое, что Юрг даже не улыбнулся.
— Конечно, малыш. Паянну отыскала?
— И даже отправила к Пыметсу, погостить. — Это уже из их уютной спаленки. Швырнула плащ на пол, скинула сапоги и повалилась на постель, крепко-накрепко зажмурившись. Раньше это просто означало бы: «сплю, не буди»; теперь же ей приходилось сжиматься в комочек, чтобы как-то пересилить, стиснуть свою неумолимо растущую томительную боль в никудышных тисочках слабеющей женской воли.
Юрг прошел мимо на цыпочках, пронес в детскую прикорнувших малышей. Они позволили себя уложить безропотно, как видно, сказалась надвигающаяся буря. Юрг вернулся, всмотрелся в осунувшееся и вместе с тем на удивление помолодевшее лицо жены — это ж и здоровый мужик не выдержит так с планеты на планету порхать, одни психологические перегрузки чего стоят. Вот и сейчас даже не сняла ни куртки, ни обруча; однако первый сон лучше не тревожить, через час-полтора можно будет все это исправить… Он осторожно прилег рядом — тоже тянуло в сон, метеозависимость на старости лет развивается, не иначе.
Темнело так стремительно, что жучки-фонарщики под потолком начали зажигать свои чуть теплящиеся огоньки, но своду неистово забарабанили первые капли тропического ливня. Мона Сэниа внутренне изготовилась: вот сейчас. Такой грохот ведь и мертвого разбудит. Еще секунда. Ну же, ну…
Оськин трубный рев был слышен, наверное, даже в караулке, но принцесса ждала его и поэтому вскочила первая.
— Спи, спи, — шепнула она мужу; — сейчас я его убаюкаю.
Она нагнулась к плащу, и влажный пучок подрёмника тревожно захолодил ее ладонь. Спи, муж мой, любовь моя.
Колдовская травка, повинуясь едва уловимому движению пальцев, перекочевала через ничто прямо под супружескую подушку. Теперь оставалось только утихомирить крикливое чадо. Она скользнула в персональную Эзрикову спаленку, где на табурете постоянно восседал в позе богомола пучеглазый свянич, прижимая к мохнатому брюшку полный рожок, отчего молоко всегда было теплым.
— Ких, — негромко позвала она; — тебе сегодня опять приглядывать на Эзрой.
Дружинники в такую рань еще не ложились, поэтому младший из них явился в тот же миг, лопоухий и на все готовый, точно седьмой гном из земной сказки.
— Только не давай ему плакать, прошу тебя, — проговорила принцесса каким-то странным, совсем не повелительным тоном. И исчезла.
У нее была своя сказка, не земная — невестийская, и эта сказка была еще не окончена.
Кроме того страшного (ох и ошибалась ты, старая ведьма — вовсе не сладкого!), ради чего она и летела на Невесту, надо было еще и попрощаться с Гороном, и чтобы его не изумлять чужеземными одеяниями, пришлось на минуту задержаться на дальнем берегу, где в заветном дупле хранились уже порядком потрепанное сиреневое платье и змеиные сандалии; оплетать руки ремешками было некогда, но пришлось изрядно потрудиться, чтобы спрятать за широким поясом не только десинтор, но и стилет с длинным клинком, при необходимости заменявший шпагу.
Здесь, на восточном мысу Игуаны, буря неистовствовала уже вовсю, и на так и не остывшие за ночь камни Сорочьей Невесты она ступила, вымокшая до нитки.
И не просто на камни — на вершину гранитного столба.
Это был тот самый утес, выметнувшийся в ночное небо, точно чертов палец, у подножья которого она впервые повстречалась с Гороном. Место выбралось как-то само собой — похоже, в подсознании прежде всего теплилось желание по-доброму попрощаться со своим проводником, чтобы объяснить ему и свое нечаянное появление на его земле, и неминуемое исчезновение…
Только не это!
Привет, мой неслышимый. Сама знаю, что не так. «Необходимость попрощаться»… «свой проводник»… Холодные, ничего не выражающие словечки, точно мелкие градинки, бесследно исчезающие на жарких ладонях. А сказать надо просто: «Вот и кончена наша сказка, Горон; мы, может, больше не увидимся. Не судьба. Но рано или поздно сюда прилетят мои люди и исполнят мечту этого народа — перенесут всех обратно на оставленную когда-то родную землю. Но чтобы вам не помешали, я сделаю то, что сделаю. Скоро ты об этом узнаешь. А теперь прощай. И если будешь вспоминать меня, не ищи названия тому, что между нами было: имени этому нет. Просто представь себе, что два рыцаря едут рядом по ночной дороге: они не давали друг другу никаких клятв, но нет ничего на свете крепче верности, которую они хранили, может быть, и не подозревая о ней. Просто два рыцаря на лунном пути…»
Ты так уверена, что вы оба — рыцари?
Она встряхнулась. Горон — это потом. Его еще разыскать надо. Ей удалось сегодня прилететь раньше обычного, но все же ослепительная луна уже покатилась к горизонту, кося серебряными лучами каменные торчки и пирамидальные скалы и неохотно окунаясь в предрассветную дымку; жаркая ночь уже почти высушила платье и волосы, хотя даже здесь, на высоте птичьего полета, не ощущалось ни ветерка.
Она огляделась: справа высилась, точно тихрианский зиккурат, изъеденная солнцем и дождями вторая скала; «живая тропа» проскальзывала через эти каменные ворота и, сбегая с невысокого перевала, раздваивалась: одна уходила на восток, к каким-то неведомым селениям невестийцев; другая, скорее угадываемая, чем различимая, вела прямо к заброшенному подлесью, мерцающему вдали. Еще дальше, заслоненный сейчас этой черно-оливковой шайкой, должен располагаться прозрачный камень, именуемый «соляным столбом», и только за выжженной пустошью, куда здешний люд не смеет даже ступить, зачарованным островком расположились заповедные и зловещие владения Лунного Нетопыря.
Только вот где искать их владельца?
Где? Глубокомысленный вопрос, ты не находишь? И главное — риторический. Со стороны могло бы показаться, что ты уже струсила…
А вот такое даже собственному внутреннему голосу она не советовала бы произносить. Принцесса втянула пряный предутренний воздух сквозь стиснутые зубы, шагнула с верхнего уступа и взмыла в поднебесье, очутившись прямо над безлюдной купиной, над которой слабо вилась видимая только отсюда тоненькая струйка не то дыма, не то пара. Впереди сиял знаменитый соляной столб, точно узкий стакан, наполненный доверху лунным светом, а еще дальше, за серой плешью безжизненной пустоши, призрачно означился замок Властелина Ночи, окольцованный остроконечными утесами; легкое облачко парило над ним, выдавая присутствие открытой воды. Ах да, там, за Сумеречной Башней, еще в прошлый раз она заметила зеркальную поверхность озера. Ну что же, теперь настало время разглядеть все это поближе.
Она ринулась вперед, в последний миг краешком глаза углядев внизу какой-то рыжий отблеск. Неужели живой огонь? Но ведь здесь он под запретом…
Не отвлекайся!
Где уж тут отвлекаться, когда она уже над зубчатой кромкой стены, и сейчас главное — не быть застигнутой врасплох, как в прошлый раз. Но теперь она знала, чего опасаться, а как говаривал ее звездный эрл, кто предупрежден, тот вооружен.
Кстати, оружие пора снять с предохранителя.
А это еще зачем?
Она только тряхнула головой, отмахиваясь от голоса, как от назойливой мухи. Крошечная площадочка между двумя щербатыми зубцами служила надежной опорой для ног, но вот светлое платьице, которое она второпях не догадалась прикрыть темным плащом, выдаст ее в первый же миг, если, как и в первую встречу, он прилетит откуда-то со стороны.
Как бы сейчас пригодился амулет, дарующий невидимость!
Не вспоминай старые сказки, когда тебе предстоит новая, самая упоительная в твоей жизни!
И этот туда же. Сговорились они с Паянной, что ли? Или… или этот голос — наваждение самого Нетопыря, чтобы разливающаяся по всему телу истома не позволила ей даже поднять оружие? Ну уж нет. Не имелось во всей Вселенной силы, которая остановила бы ее руку, когда в ней клинок или десинтор. И впереди — цель.
Кстати о цели. Она осторожно выглянула из-за зубца, надеясь на то, что распущенные темные волосы прикроют лицо. Вот и гладкая, точно залитая лавой площадка, на которой он появился тогда. Пусто. Справа обтекаемый, как будто вылепленный из глины торчок Сумеречной Башни, обвитой стремящейся кверху галереей; слева нагромождение нелепых строений, напоминающих половинки гигантских колоколов. Луна уже довольно низко, и все это тонет в зеленоватом полумраке, где ни единой светящейся ветви, да что там — былинки. И во всем этом хаосе — оцепенение потустороннего вместилища духов, словно сюда ни разу не ступала нога человека.
И тут, точно в ответ на ее мысль, впереди возникло какое-то движение; она даже не уловила, где именно — просто легкое колебание дымки, нечаянное шевеление затаившегося призрака, трепет занавески в окне… В окне!
Это были его крылья, там, слева, за переплетом двойного проема; даже на таком расстоянии можно было угадать, что всесильный повелитель полночных земель сидел понуро, оборотившись спиной к лунному свету и так низко опустив венценосную голову, что ее даже не было видно — поза бесконечного и безнадежного ожидания. И только крылья слегка распахивались и снова смыкались. Словно дышали…
Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы оторвать взгляд от этих пепельных опахал, когда-то вознесших ее в сказочном полете над этой землей; но дыхание ей уже не подчинялось — каждый вдох и выдох сливался с ритмом, заданным этими взмахами и завладевшим всем ее существом; глухие удары колокола, необратимо притупляющие сознание, доносились из какой-то неведомой глубины… пока она вдруг не поняла, что звучат они в гулкой пустоте ее собственного тела, выжженного изнутри непереносимой истомой.
Вот и поделом тебе! Нечего было сопротивляться. Сколько времени потеряно, какое блаженство ты могла бы…
Молчи!
Дыхание сбилось, колокол задребезжал и захлебнулся.
Локоть оперся о камень, пальцы машинально нашли нужную кнопку калибратора. Такой мощности хватит, чтобы расплавить и испепелить и каменный переплет, и все, что за ним. Ну…
Хм. Попробуй.
Слепящая голубая молния полыхнула, изломалась и отлетела куда-то назад, едва не задев край готового вспыхнуть платья.
Еще не поняв, что произошло, мона Сэниа вытянула руку — пальцы уперлись в упругую невидимую преграду, чуть клейкую на ощупь. То, что издалека она приняла за дымку ночных испарений, оказалось прозрачным защитным куполом, укрывавшим обиталище невестийского демона вместе с его хозяином.
Прянуть в сторону и очутиться снова на вершине гранитного столба было делом такого краткого мига, что она не успела заметить — поднял ли голову Нетопырь, уловив безобидную для него вспышку, или даже не удостоил ее вниманием?
Если нападение было замечено, то значит, он предупрежден. И вооружен. Впрочем, нужно ли вооружаться тому, кого укрывает неуязвимая лунная поволока, самая загадочная субстанция во Вселенной? Нападающий будет поражен своим же собственным оружием, потому что по всем законам отражения… Да, десинторный разряд должен был обратить ее самое в горсточку пепла, но он почему-то ушел в сторону, и это необъяснимо. Но раздумывать об этом некогда — небо на востоке светлеет, а луна царапает свое серебряное брюхо о шершавые навершия каменных столбищ.
И ничего, ничего не поделать простому смертному, не владеющего тайной управления таким чудом, как лунная поволока… Нет, какой-то выход наверняка есть. Должен быть! Да и она — не простая смертная. Что позволено Юпитеру…
Юпитеру позволено все.
Ярость росла, выметая начисто все нетопырево наваждение и обостряя сознание. Так. Она натолкнулась на защитный купол. Горон как-то проговорился, что Нетопырь огораживает свои хоромы, только когда покидает их. Но сейчас она отчетливо видела движение его крыльев — сидит, голубчик, в собственной берлоге. Тем не менее, прикрылся. А кто это его, собственно, предупредил, что ему угрожает опасность? Или у него тоже прорезался внутренний голос? Эй, тебя спрашивают, изволь отвечать!
Каждому свое.
Абсолютно бессодержательный ответ, тебе бы в Диван к моему папеньке. Хорошо, обойдемся собственной головой, благо она прояснилась. Думай, Сэнни, думай. Здесь, на Невесте, Нетопырю ничто не угрожало, всех этих пещерных он в гробу видал, как выражается звездный эрл. А маггиры слишком мудры, чтобы связываться. Да он им и не мешает. Кто же еще?
А ведь еще эти… наемники Вселенской Орды. Они вроде бы появляются здесь редко, но подозрительно четко ориентируются — это ж надо так аккуратно проникнуть в подземелье маггиров, никто и тревогу поднять не успел… И что из этого следует? Думай, Сэнни, думай, ты тут одна и за командора, и за всю дружину. К тому же ордынцы летели не отрядом — всего-навсего парой. Значит, были абсолютно уверены в собственной безопасности. Следовательно, вооружены адекватно. Так что же за оружие у них было?
Думай… И словно само собой всплыло в памяти маленькое искристое колечко, припрятанное ею в пещере на Свахе, где до сих пор лежали непогребенными останки девятерых джасперян. И на ее глазах точно такое же кольцо ордынец надел на клюв своего крэга, чтобы превратить их обоих в единый источник всесокрушающей убойной силы.
Так вот, значит, с кем пересеклись пути ее соотечественников! И понятно, почему возле испепеленных тел десинторов не оказалось — ведь странствующие по всем планетам мародеры и должны были в первую очередь интересоваться чужим оружием.
Но если ордынцы прибрали к рукам столь ценные трофеи, то почему они не взяли десинторы сюда? Что может быть удобнее в грабительском налете — компактны, дальнобойны…
И, как она только что убедилась, бесполезны, когда впереди — нечто неуязвимое и непостижимое, как ничто. Выходит, они заранее знали про «лунную поволоку». Проверили когда-то на практике. Или нет?
Все может быть.
А раз они вооружились своими погибельными кольцами, значит, уклончивый ты мой, здесь годится именно это оружие. Я права?
Только не вздумай это проверять! Да и где ты такое кольцо достанешь?
А это уже не твоя забота. Жди, я скоро вернусь.
23. Обитатель нефритового ларца
— Чуть опосля. Ступай-ка за мной.
Мокрая суконная юбка хлопнула по пудовым сапогам, и Паянна, натужно покряхтывая, полезла вверх по склону, усеянному плюшевыми островками песчаного тимьяна. Мона Сэниа недоуменно следовала за ней, стараясь не попасть под неизбежную осыпь.
— Во, и у вас то ж, я нюхом чуяла, — старая воеводиха внезапно остановилась и, гибко извернувшись, выдрала из-под можжевелового куста пучок сизоватой, точно тронутой плесенью, зелени; замотала собственным волосом, протянула девушке. — Держи, подрёмник это, а, по-вашему — сонь-травенец. Под подушку муженьку положь, только сама-то храпака не задай.
Принцесса, как завороженная, против воли приняла ведовскую травку — умом понимала, что и притрагиваться нельзя, но внезапно одеревеневшие пальцы стиснули влажный пучок, спрятали в складках плаща. Сказка ведь не кончена, на жаркой Невесте следует точно и холодно отдать еще один долг.
— …а утресь вынешь, — прозвучало опять так спокойно и буднично, словно речь шла о просушке сапог.
— Паянна, — медленно проговорила принцесса, — зачем ты это делаешь?
— Сама знаешь, княжна, я служу верно…
— Зачем ты мне служишь?
Черная маска на миг замерла, а затем по ней словно волны побежали; непомерно расширившиеся глаза глядели на девушку изумленно и недоверчиво:
— Любого вопроса ждала я от тебя, княжна моя милостивая, только не такого. И врать тебе мне не след, и как изъясниться, не ведаю…
— А ты попроще.
Ну ладно, коли так. Доживать бы мне век свой при князе Лронге Справедливом в лени да сытости, где была я сама себе госпожа, так нет же — к чужедальнему двору подалась в услужение рабское. Зачем, спрашиваешь? А затем, что дело господарское — приказы приказывать, на то ни ума, ни силы, ни доблести не надобно. Что повелено, то исполнят, а что да как, то забота чужая. Только скукотишша это, да что мне тебе говорить, ты сама праздной тоскою маешься. А подневольная доля — она хитроумия требует, любое повеление — оно ведь от сих до сих, вот и выворачивайся, точно на узком мосточке. Тут уж не до скуки, иной раз темечко-то до самой черепушки прочешешь, чтоб в енто самое «от сих до сих» уложиться…
— Я вот тебя слушаю, — медленно проговорила принцесса, и у меня складывается впечатление, что ты не о жизни своей рассказываешь, а излагаешь правила какой-то игры; только вот непонятно, с кем ты играешь — со мной… или с собой?
Паянна снова запрокинула голову, глядя в пепельное небо, опустившееся еще ниже, точно оно хотело сомкнуться с морскою водой, похоронив в ее глубине острова, опостылевшие неведомому богу. И в этот миг девушке показалось, что эта зловещая туча и массивная фигура чернокожей тихрианки — суть одного естества…
— Однако, княжна моя милостивая, мне пора, — прозвучал голос Паянны, словно не расслышавшей обращенного к ней вопроса, — да и до твоей сладкой ноченьки уж рукой подать.
Точно лезвием ледяным полоснуло во всем теле, от губ до самых щиколоток; позабывшаяся за разговором боль, воскрешенная одним-единственным словом, как будто мстила за передышку.
Проклятая черная ворона, да как она смеет даже думать о том, что случится грядущей ночью?
— Да лети ты, куда хочешь! — в бешенстве крикнула она, отталкивая от себя старую воеводиху и все-таки не забывая представить себе двор перед плитняковым донжоном, таким же приземистым и несокрушимым, как и сам верховный судья.
Теперь, когда чернокожая ведьма была препровождена не в очень-то благородное судейское семейство, надо было сделать глубокий вдох и явиться под собственный кров, как ни в чем не бывало.
Получилось. Не в первый же раз, в самом деле…
Супруг вместе с детишками уже укрылся от непогоды в шатровом покое их импровизированного замка; воплей Эзрика тоже слышно не было, как видно, Ких, на все руки мастер, уже его утихомирил.
— Яусталакаксобака, — торопливо пробормотала она недавно освоенную земную формулу. — Пойду, лягу.
Было в ее тоне что-то такое, что Юрг даже не улыбнулся.
— Конечно, малыш. Паянну отыскала?
— И даже отправила к Пыметсу, погостить. — Это уже из их уютной спаленки. Швырнула плащ на пол, скинула сапоги и повалилась на постель, крепко-накрепко зажмурившись. Раньше это просто означало бы: «сплю, не буди»; теперь же ей приходилось сжиматься в комочек, чтобы как-то пересилить, стиснуть свою неумолимо растущую томительную боль в никудышных тисочках слабеющей женской воли.
Юрг прошел мимо на цыпочках, пронес в детскую прикорнувших малышей. Они позволили себя уложить безропотно, как видно, сказалась надвигающаяся буря. Юрг вернулся, всмотрелся в осунувшееся и вместе с тем на удивление помолодевшее лицо жены — это ж и здоровый мужик не выдержит так с планеты на планету порхать, одни психологические перегрузки чего стоят. Вот и сейчас даже не сняла ни куртки, ни обруча; однако первый сон лучше не тревожить, через час-полтора можно будет все это исправить… Он осторожно прилег рядом — тоже тянуло в сон, метеозависимость на старости лет развивается, не иначе.
Темнело так стремительно, что жучки-фонарщики под потолком начали зажигать свои чуть теплящиеся огоньки, но своду неистово забарабанили первые капли тропического ливня. Мона Сэниа внутренне изготовилась: вот сейчас. Такой грохот ведь и мертвого разбудит. Еще секунда. Ну же, ну…
Оськин трубный рев был слышен, наверное, даже в караулке, но принцесса ждала его и поэтому вскочила первая.
— Спи, спи, — шепнула она мужу; — сейчас я его убаюкаю.
Она нагнулась к плащу, и влажный пучок подрёмника тревожно захолодил ее ладонь. Спи, муж мой, любовь моя.
Колдовская травка, повинуясь едва уловимому движению пальцев, перекочевала через ничто прямо под супружескую подушку. Теперь оставалось только утихомирить крикливое чадо. Она скользнула в персональную Эзрикову спаленку, где на табурете постоянно восседал в позе богомола пучеглазый свянич, прижимая к мохнатому брюшку полный рожок, отчего молоко всегда было теплым.
— Ких, — негромко позвала она; — тебе сегодня опять приглядывать на Эзрой.
Дружинники в такую рань еще не ложились, поэтому младший из них явился в тот же миг, лопоухий и на все готовый, точно седьмой гном из земной сказки.
— Только не давай ему плакать, прошу тебя, — проговорила принцесса каким-то странным, совсем не повелительным тоном. И исчезла.
У нее была своя сказка, не земная — невестийская, и эта сказка была еще не окончена.
Кроме того страшного (ох и ошибалась ты, старая ведьма — вовсе не сладкого!), ради чего она и летела на Невесту, надо было еще и попрощаться с Гороном, и чтобы его не изумлять чужеземными одеяниями, пришлось на минуту задержаться на дальнем берегу, где в заветном дупле хранились уже порядком потрепанное сиреневое платье и змеиные сандалии; оплетать руки ремешками было некогда, но пришлось изрядно потрудиться, чтобы спрятать за широким поясом не только десинтор, но и стилет с длинным клинком, при необходимости заменявший шпагу.
Здесь, на восточном мысу Игуаны, буря неистовствовала уже вовсю, и на так и не остывшие за ночь камни Сорочьей Невесты она ступила, вымокшая до нитки.
И не просто на камни — на вершину гранитного столба.
Это был тот самый утес, выметнувшийся в ночное небо, точно чертов палец, у подножья которого она впервые повстречалась с Гороном. Место выбралось как-то само собой — похоже, в подсознании прежде всего теплилось желание по-доброму попрощаться со своим проводником, чтобы объяснить ему и свое нечаянное появление на его земле, и неминуемое исчезновение…
Только не это!
Привет, мой неслышимый. Сама знаю, что не так. «Необходимость попрощаться»… «свой проводник»… Холодные, ничего не выражающие словечки, точно мелкие градинки, бесследно исчезающие на жарких ладонях. А сказать надо просто: «Вот и кончена наша сказка, Горон; мы, может, больше не увидимся. Не судьба. Но рано или поздно сюда прилетят мои люди и исполнят мечту этого народа — перенесут всех обратно на оставленную когда-то родную землю. Но чтобы вам не помешали, я сделаю то, что сделаю. Скоро ты об этом узнаешь. А теперь прощай. И если будешь вспоминать меня, не ищи названия тому, что между нами было: имени этому нет. Просто представь себе, что два рыцаря едут рядом по ночной дороге: они не давали друг другу никаких клятв, но нет ничего на свете крепче верности, которую они хранили, может быть, и не подозревая о ней. Просто два рыцаря на лунном пути…»
Ты так уверена, что вы оба — рыцари?
Она встряхнулась. Горон — это потом. Его еще разыскать надо. Ей удалось сегодня прилететь раньше обычного, но все же ослепительная луна уже покатилась к горизонту, кося серебряными лучами каменные торчки и пирамидальные скалы и неохотно окунаясь в предрассветную дымку; жаркая ночь уже почти высушила платье и волосы, хотя даже здесь, на высоте птичьего полета, не ощущалось ни ветерка.
Она огляделась: справа высилась, точно тихрианский зиккурат, изъеденная солнцем и дождями вторая скала; «живая тропа» проскальзывала через эти каменные ворота и, сбегая с невысокого перевала, раздваивалась: одна уходила на восток, к каким-то неведомым селениям невестийцев; другая, скорее угадываемая, чем различимая, вела прямо к заброшенному подлесью, мерцающему вдали. Еще дальше, заслоненный сейчас этой черно-оливковой шайкой, должен располагаться прозрачный камень, именуемый «соляным столбом», и только за выжженной пустошью, куда здешний люд не смеет даже ступить, зачарованным островком расположились заповедные и зловещие владения Лунного Нетопыря.
Только вот где искать их владельца?
Где? Глубокомысленный вопрос, ты не находишь? И главное — риторический. Со стороны могло бы показаться, что ты уже струсила…
А вот такое даже собственному внутреннему голосу она не советовала бы произносить. Принцесса втянула пряный предутренний воздух сквозь стиснутые зубы, шагнула с верхнего уступа и взмыла в поднебесье, очутившись прямо над безлюдной купиной, над которой слабо вилась видимая только отсюда тоненькая струйка не то дыма, не то пара. Впереди сиял знаменитый соляной столб, точно узкий стакан, наполненный доверху лунным светом, а еще дальше, за серой плешью безжизненной пустоши, призрачно означился замок Властелина Ночи, окольцованный остроконечными утесами; легкое облачко парило над ним, выдавая присутствие открытой воды. Ах да, там, за Сумеречной Башней, еще в прошлый раз она заметила зеркальную поверхность озера. Ну что же, теперь настало время разглядеть все это поближе.
Она ринулась вперед, в последний миг краешком глаза углядев внизу какой-то рыжий отблеск. Неужели живой огонь? Но ведь здесь он под запретом…
Не отвлекайся!
Где уж тут отвлекаться, когда она уже над зубчатой кромкой стены, и сейчас главное — не быть застигнутой врасплох, как в прошлый раз. Но теперь она знала, чего опасаться, а как говаривал ее звездный эрл, кто предупрежден, тот вооружен.
Кстати, оружие пора снять с предохранителя.
А это еще зачем?
Она только тряхнула головой, отмахиваясь от голоса, как от назойливой мухи. Крошечная площадочка между двумя щербатыми зубцами служила надежной опорой для ног, но вот светлое платьице, которое она второпях не догадалась прикрыть темным плащом, выдаст ее в первый же миг, если, как и в первую встречу, он прилетит откуда-то со стороны.
Как бы сейчас пригодился амулет, дарующий невидимость!
Не вспоминай старые сказки, когда тебе предстоит новая, самая упоительная в твоей жизни!
И этот туда же. Сговорились они с Паянной, что ли? Или… или этот голос — наваждение самого Нетопыря, чтобы разливающаяся по всему телу истома не позволила ей даже поднять оружие? Ну уж нет. Не имелось во всей Вселенной силы, которая остановила бы ее руку, когда в ней клинок или десинтор. И впереди — цель.
Кстати о цели. Она осторожно выглянула из-за зубца, надеясь на то, что распущенные темные волосы прикроют лицо. Вот и гладкая, точно залитая лавой площадка, на которой он появился тогда. Пусто. Справа обтекаемый, как будто вылепленный из глины торчок Сумеречной Башни, обвитой стремящейся кверху галереей; слева нагромождение нелепых строений, напоминающих половинки гигантских колоколов. Луна уже довольно низко, и все это тонет в зеленоватом полумраке, где ни единой светящейся ветви, да что там — былинки. И во всем этом хаосе — оцепенение потустороннего вместилища духов, словно сюда ни разу не ступала нога человека.
И тут, точно в ответ на ее мысль, впереди возникло какое-то движение; она даже не уловила, где именно — просто легкое колебание дымки, нечаянное шевеление затаившегося призрака, трепет занавески в окне… В окне!
Это были его крылья, там, слева, за переплетом двойного проема; даже на таком расстоянии можно было угадать, что всесильный повелитель полночных земель сидел понуро, оборотившись спиной к лунному свету и так низко опустив венценосную голову, что ее даже не было видно — поза бесконечного и безнадежного ожидания. И только крылья слегка распахивались и снова смыкались. Словно дышали…
Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы оторвать взгляд от этих пепельных опахал, когда-то вознесших ее в сказочном полете над этой землей; но дыхание ей уже не подчинялось — каждый вдох и выдох сливался с ритмом, заданным этими взмахами и завладевшим всем ее существом; глухие удары колокола, необратимо притупляющие сознание, доносились из какой-то неведомой глубины… пока она вдруг не поняла, что звучат они в гулкой пустоте ее собственного тела, выжженного изнутри непереносимой истомой.
Вот и поделом тебе! Нечего было сопротивляться. Сколько времени потеряно, какое блаженство ты могла бы…
Молчи!
Дыхание сбилось, колокол задребезжал и захлебнулся.
Локоть оперся о камень, пальцы машинально нашли нужную кнопку калибратора. Такой мощности хватит, чтобы расплавить и испепелить и каменный переплет, и все, что за ним. Ну…
Хм. Попробуй.
Слепящая голубая молния полыхнула, изломалась и отлетела куда-то назад, едва не задев край готового вспыхнуть платья.
Еще не поняв, что произошло, мона Сэниа вытянула руку — пальцы уперлись в упругую невидимую преграду, чуть клейкую на ощупь. То, что издалека она приняла за дымку ночных испарений, оказалось прозрачным защитным куполом, укрывавшим обиталище невестийского демона вместе с его хозяином.
Прянуть в сторону и очутиться снова на вершине гранитного столба было делом такого краткого мига, что она не успела заметить — поднял ли голову Нетопырь, уловив безобидную для него вспышку, или даже не удостоил ее вниманием?
Если нападение было замечено, то значит, он предупрежден. И вооружен. Впрочем, нужно ли вооружаться тому, кого укрывает неуязвимая лунная поволока, самая загадочная субстанция во Вселенной? Нападающий будет поражен своим же собственным оружием, потому что по всем законам отражения… Да, десинторный разряд должен был обратить ее самое в горсточку пепла, но он почему-то ушел в сторону, и это необъяснимо. Но раздумывать об этом некогда — небо на востоке светлеет, а луна царапает свое серебряное брюхо о шершавые навершия каменных столбищ.
И ничего, ничего не поделать простому смертному, не владеющего тайной управления таким чудом, как лунная поволока… Нет, какой-то выход наверняка есть. Должен быть! Да и она — не простая смертная. Что позволено Юпитеру…
Юпитеру позволено все.
Ярость росла, выметая начисто все нетопырево наваждение и обостряя сознание. Так. Она натолкнулась на защитный купол. Горон как-то проговорился, что Нетопырь огораживает свои хоромы, только когда покидает их. Но сейчас она отчетливо видела движение его крыльев — сидит, голубчик, в собственной берлоге. Тем не менее, прикрылся. А кто это его, собственно, предупредил, что ему угрожает опасность? Или у него тоже прорезался внутренний голос? Эй, тебя спрашивают, изволь отвечать!
Каждому свое.
Абсолютно бессодержательный ответ, тебе бы в Диван к моему папеньке. Хорошо, обойдемся собственной головой, благо она прояснилась. Думай, Сэнни, думай. Здесь, на Невесте, Нетопырю ничто не угрожало, всех этих пещерных он в гробу видал, как выражается звездный эрл. А маггиры слишком мудры, чтобы связываться. Да он им и не мешает. Кто же еще?
А ведь еще эти… наемники Вселенской Орды. Они вроде бы появляются здесь редко, но подозрительно четко ориентируются — это ж надо так аккуратно проникнуть в подземелье маггиров, никто и тревогу поднять не успел… И что из этого следует? Думай, Сэнни, думай, ты тут одна и за командора, и за всю дружину. К тому же ордынцы летели не отрядом — всего-навсего парой. Значит, были абсолютно уверены в собственной безопасности. Следовательно, вооружены адекватно. Так что же за оружие у них было?
Думай… И словно само собой всплыло в памяти маленькое искристое колечко, припрятанное ею в пещере на Свахе, где до сих пор лежали непогребенными останки девятерых джасперян. И на ее глазах точно такое же кольцо ордынец надел на клюв своего крэга, чтобы превратить их обоих в единый источник всесокрушающей убойной силы.
Так вот, значит, с кем пересеклись пути ее соотечественников! И понятно, почему возле испепеленных тел десинторов не оказалось — ведь странствующие по всем планетам мародеры и должны были в первую очередь интересоваться чужим оружием.
Но если ордынцы прибрали к рукам столь ценные трофеи, то почему они не взяли десинторы сюда? Что может быть удобнее в грабительском налете — компактны, дальнобойны…
И, как она только что убедилась, бесполезны, когда впереди — нечто неуязвимое и непостижимое, как ничто. Выходит, они заранее знали про «лунную поволоку». Проверили когда-то на практике. Или нет?
Все может быть.
А раз они вооружились своими погибельными кольцами, значит, уклончивый ты мой, здесь годится именно это оружие. Я права?
Только не вздумай это проверять! Да и где ты такое кольцо достанешь?
А это уже не твоя забота. Жди, я скоро вернусь.
23. Обитатель нефритового ларца
Она и не собиралась долго задерживаться, только слетела вниз, па живую тропу, очерченную двумя рядками молодой поросли, торопливо обломила несколько светящихся веток. И в следующий миг уже была на Свахе, в сталактитовой пещере, где девять кучек непогребенного праха отмечали места гибели ее неизвестных соплеменников.
Отыскать неприметную луночку, выплавленную в полу, оказалось делом не таким скорым, как это ей представлялось: тусклые зеленоватые отсветы метались по гладким, точно обледенелым стенам, наполняли призрачным мерцанием сталагмитовые столбы, высящиеся над мертвецами, точно неумело изваянные варварские надгробия. Принцесса кружила по пещере, старательно обходя зловещие черные островки и кляня себя за то, что не захватила настоящего факела.
Потаенная хоронушка наконец нашлась сама собой — голые пальцы в легкой сандалии внезапно ощутили что-то вроде ледяного укола. И тут же под самой ногой замерцали и замкнулись в колечко морозные искорки.
Она наклонилась, острием стилета подцепила свою страшненькую находку, опустила ее в десинторную кобуру, ведь еще старый сибилло, заячья душонка, предупреждал, что касаться погибельного амулета, мягко говоря, рискованно. Полдела сделано. Теперь домой, кое-что придется поискать, так что вся надежда на подрёмник и так кстати нахлынувшее ненастье, наверняка загнавшее верных дружинников в теплую караулку.
Ненастье было еще то: яростно хлещущие по куполу струи заставляли только пожалеть несовместимую с домашним комфортом Гуен, которая не желала укрываться в корабликах ни при какой погоде; зато Кукушонок несомненно пригрелся где-нибудь здесь, в шатровом покое. Найти сундучок с боевыми перчатками и заткнуть одну из них за пояс было не сложнее, чем подобрать чей-то плащ, расстеленный на скамье у входа как видно для просушки. Но это было не главное: мона Сэниа отчетливо помнила, что прибегнуть к силе погибельного кольца в одиночку ордынец не мог.
Ему потребовался крэг.
Теперь приходилось ждать грозовой вспышки — ну надо же, оставила светящиеся ветви там, в свахейском склепе. И хотя молнии полыхали почти непрерывно, но притемненный свод шатра почти не пропускал света — как видно Ких постарался, чтобы яркие сполохи не будили его крикливого подопечного. Позвать мона Сэниа тоже не решалась: а вдруг Кукушонок сейчас в спальне и теперь стремительно ринется на ее зов, не разбирая в темноте дороги? Тут уж и подрёмник не поможет…
Наконец после третьей или четвертой вспышки она кое-как разглядела нахохлившийся силуэт — своим насестом крэг выбрал старинную амфору, подаренную Ушинью им на новоселье. Она скользнула к нему, протянула руку — «сюда!» — и тотчас же прохладные коготки охватили запястье. Не тратя лишних слов и времени на объяснения, она прикрыла крэга полой плаща, и в следующий миг они оба уже были на зубчатой стене Нетопырева замка.
— Не удивляйся, — торопливо зашептала она, натягивая защитную перчатку и осторожно освобождая своего пернатого спутника из-под укрывавшей его ткани. — Мы в другом мире, но пусть он тебя не волнует; главное, чтобы ты четко увидел цель. Гляди, Кукушонок…
Она осеклась: вместо невзрачных рябеньких перышек под ее рукой, отражая последние лунные лучи, разлилось перламутровое сияние… Фируз.
Что это? Ты принесла с собой опасные игрушки!
И не только. Но этой ночью решения нужно принимать с быстротой молнии, так что — прости, неслышимый. Не до тебя.
— Слушай только меня, Фируз, даже если тебе и померещится чей-то чужой голос. Повинуйся только мне. Гляди: там внизу, в сумеречном дворце — все зло этого мира. Оно угрожает всему живому, и эта угроза смертельна. Ты один способен его уничтожить с помощью магической силы, которую ты обретешь, едва я надену на твой клюв заклятое кольцо, которое самому тебе не причинит никакого вреда. Это первое твое столкновение с сатанинской нечистью — готов ли ты?
— Да, — прошелестело едва различимо, но твердо. Принцесса и не сомневалась, Фируз все-таки был сыном Кукушонка.
— Тогда я надеваю его тебе на клюв… вот так. А теперь смотри еще внимательнее: слева, за двойным окном — серые дымчатые крылья, — она выхватила из ножен стилет и вытянула руку, упираясь его острием в невидимую и неподатливую преграду. — Это ворон, исполинский ночной ворон. Убей его!
Слабое серебряное мерцание одело кончик клюва, и начало казаться, что он едва заметно удлиняется — мало, этого слишком мало! И тогда она собрала всю свою боль и ненависть и послала вперед вместе с этим растущим лучом; обретая плотность стального лезвия, он вытягивался, неощутимо преодолевая защитный купол, и вот уже, освобождая птицу, с клюва сорвалось дымчатое кольцо, и помчалось к цели, наливаясь адским пламенем. Стремительно разрастаясь, оно слилось с контурами окна, от его прикосновения вспыхнули рамы, и забились, заметались крылья, исчезая к клубах вихрящейся гари; хруст и грохот долетали даже сюда, но не слышно было ни единого крика… или полночному демону было некого звать на помощь?
Нет! Нет… Этого не может быть…
Еще как может. А вот что поистине невозможно, так это остаться живым в этом кипящем пекле.
Черное жерло на том месте, где недавно было окно, плевалось каменными брызгами вперемешку с языками лилового пламени; дым вываливался компактными тяжелыми клубками как… как лошадиный помет.
— Ну и натворили мы с тобой, — насмешливо проговорила принцесса, поглаживая холодный птичий клюв, освобожденный от погибельного кольца. — Гранмерси. Ступай-ка на свой насест, досыпать. И пусть то, что случилось сегодня, останется между нами. Забудь все, малыш. Бай-бай!
Вот так и отправились все на свои законные места: юный соратник, принявший боевое крещение — в шатровый покой, на старую амфору; перчатка — в сундучок.
Черные небеса, да как легко, как радостно, лучезарно, солнечно, черт побери, стало этой лунной ночью! Она бросила прощальный и вполне удовлетворенный взгляд на разрушительные трещины, разбегающиеся по всему фасаду обреченного дворца, злорадно помедлила, дожидаясь, когда они доберутся до крыши… Добрались. С оглушительным грохотом повалились колонны фасада, строение осело, заполняя все пространство под призрачным куполом пылью и пеплом, со скрежетом развалилась на оплавленные куски кровля. Смотреть было больше не на что.
Радуешься?
Еще как! Сейчас и Горона обрадую.
А вот в этом я сомневаюсь…
Сомнение — дело сугубо личное. А Горона, кстати, предстоит еще разыскать, пока совсем не рассвело.
Какое это теперь имеет значение…
А ведь и правда. Рассвет теперь никого не напугает на этой земле, и любопытный малыш, которому захочется взглянуть на такое чудо природы, как восходящее светило, уже может не бояться чудовищной казни во имя исполнения беспощадных законов полуночного властелина.
Да-да, разумеется. Теперь его просто пожурят, и будут нянчить, и кормить всем подлесьем, и так до самой старости, когда и ему придет черед оставить этой земле новое потомство. И он произведет урода, и уродом будет его внук, и правнук…
Тебе обязательно портить мне настроение в благодарность за то, что я помогла этому народу?
А ведь ты как-то говорила, что твои соплеменники никогда не помогают чужеземцам. Или нет?
Отыскать неприметную луночку, выплавленную в полу, оказалось делом не таким скорым, как это ей представлялось: тусклые зеленоватые отсветы метались по гладким, точно обледенелым стенам, наполняли призрачным мерцанием сталагмитовые столбы, высящиеся над мертвецами, точно неумело изваянные варварские надгробия. Принцесса кружила по пещере, старательно обходя зловещие черные островки и кляня себя за то, что не захватила настоящего факела.
Потаенная хоронушка наконец нашлась сама собой — голые пальцы в легкой сандалии внезапно ощутили что-то вроде ледяного укола. И тут же под самой ногой замерцали и замкнулись в колечко морозные искорки.
Она наклонилась, острием стилета подцепила свою страшненькую находку, опустила ее в десинторную кобуру, ведь еще старый сибилло, заячья душонка, предупреждал, что касаться погибельного амулета, мягко говоря, рискованно. Полдела сделано. Теперь домой, кое-что придется поискать, так что вся надежда на подрёмник и так кстати нахлынувшее ненастье, наверняка загнавшее верных дружинников в теплую караулку.
Ненастье было еще то: яростно хлещущие по куполу струи заставляли только пожалеть несовместимую с домашним комфортом Гуен, которая не желала укрываться в корабликах ни при какой погоде; зато Кукушонок несомненно пригрелся где-нибудь здесь, в шатровом покое. Найти сундучок с боевыми перчатками и заткнуть одну из них за пояс было не сложнее, чем подобрать чей-то плащ, расстеленный на скамье у входа как видно для просушки. Но это было не главное: мона Сэниа отчетливо помнила, что прибегнуть к силе погибельного кольца в одиночку ордынец не мог.
Ему потребовался крэг.
Теперь приходилось ждать грозовой вспышки — ну надо же, оставила светящиеся ветви там, в свахейском склепе. И хотя молнии полыхали почти непрерывно, но притемненный свод шатра почти не пропускал света — как видно Ких постарался, чтобы яркие сполохи не будили его крикливого подопечного. Позвать мона Сэниа тоже не решалась: а вдруг Кукушонок сейчас в спальне и теперь стремительно ринется на ее зов, не разбирая в темноте дороги? Тут уж и подрёмник не поможет…
Наконец после третьей или четвертой вспышки она кое-как разглядела нахохлившийся силуэт — своим насестом крэг выбрал старинную амфору, подаренную Ушинью им на новоселье. Она скользнула к нему, протянула руку — «сюда!» — и тотчас же прохладные коготки охватили запястье. Не тратя лишних слов и времени на объяснения, она прикрыла крэга полой плаща, и в следующий миг они оба уже были на зубчатой стене Нетопырева замка.
— Не удивляйся, — торопливо зашептала она, натягивая защитную перчатку и осторожно освобождая своего пернатого спутника из-под укрывавшей его ткани. — Мы в другом мире, но пусть он тебя не волнует; главное, чтобы ты четко увидел цель. Гляди, Кукушонок…
Она осеклась: вместо невзрачных рябеньких перышек под ее рукой, отражая последние лунные лучи, разлилось перламутровое сияние… Фируз.
Что это? Ты принесла с собой опасные игрушки!
И не только. Но этой ночью решения нужно принимать с быстротой молнии, так что — прости, неслышимый. Не до тебя.
— Слушай только меня, Фируз, даже если тебе и померещится чей-то чужой голос. Повинуйся только мне. Гляди: там внизу, в сумеречном дворце — все зло этого мира. Оно угрожает всему живому, и эта угроза смертельна. Ты один способен его уничтожить с помощью магической силы, которую ты обретешь, едва я надену на твой клюв заклятое кольцо, которое самому тебе не причинит никакого вреда. Это первое твое столкновение с сатанинской нечистью — готов ли ты?
— Да, — прошелестело едва различимо, но твердо. Принцесса и не сомневалась, Фируз все-таки был сыном Кукушонка.
— Тогда я надеваю его тебе на клюв… вот так. А теперь смотри еще внимательнее: слева, за двойным окном — серые дымчатые крылья, — она выхватила из ножен стилет и вытянула руку, упираясь его острием в невидимую и неподатливую преграду. — Это ворон, исполинский ночной ворон. Убей его!
Слабое серебряное мерцание одело кончик клюва, и начало казаться, что он едва заметно удлиняется — мало, этого слишком мало! И тогда она собрала всю свою боль и ненависть и послала вперед вместе с этим растущим лучом; обретая плотность стального лезвия, он вытягивался, неощутимо преодолевая защитный купол, и вот уже, освобождая птицу, с клюва сорвалось дымчатое кольцо, и помчалось к цели, наливаясь адским пламенем. Стремительно разрастаясь, оно слилось с контурами окна, от его прикосновения вспыхнули рамы, и забились, заметались крылья, исчезая к клубах вихрящейся гари; хруст и грохот долетали даже сюда, но не слышно было ни единого крика… или полночному демону было некого звать на помощь?
Нет! Нет… Этого не может быть…
Еще как может. А вот что поистине невозможно, так это остаться живым в этом кипящем пекле.
Черное жерло на том месте, где недавно было окно, плевалось каменными брызгами вперемешку с языками лилового пламени; дым вываливался компактными тяжелыми клубками как… как лошадиный помет.
— Ну и натворили мы с тобой, — насмешливо проговорила принцесса, поглаживая холодный птичий клюв, освобожденный от погибельного кольца. — Гранмерси. Ступай-ка на свой насест, досыпать. И пусть то, что случилось сегодня, останется между нами. Забудь все, малыш. Бай-бай!
Вот так и отправились все на свои законные места: юный соратник, принявший боевое крещение — в шатровый покой, на старую амфору; перчатка — в сундучок.
Черные небеса, да как легко, как радостно, лучезарно, солнечно, черт побери, стало этой лунной ночью! Она бросила прощальный и вполне удовлетворенный взгляд на разрушительные трещины, разбегающиеся по всему фасаду обреченного дворца, злорадно помедлила, дожидаясь, когда они доберутся до крыши… Добрались. С оглушительным грохотом повалились колонны фасада, строение осело, заполняя все пространство под призрачным куполом пылью и пеплом, со скрежетом развалилась на оплавленные куски кровля. Смотреть было больше не на что.
Радуешься?
Еще как! Сейчас и Горона обрадую.
А вот в этом я сомневаюсь…
Сомнение — дело сугубо личное. А Горона, кстати, предстоит еще разыскать, пока совсем не рассвело.
Какое это теперь имеет значение…
А ведь и правда. Рассвет теперь никого не напугает на этой земле, и любопытный малыш, которому захочется взглянуть на такое чудо природы, как восходящее светило, уже может не бояться чудовищной казни во имя исполнения беспощадных законов полуночного властелина.
Да-да, разумеется. Теперь его просто пожурят, и будут нянчить, и кормить всем подлесьем, и так до самой старости, когда и ему придет черед оставить этой земле новое потомство. И он произведет урода, и уродом будет его внук, и правнук…
Тебе обязательно портить мне настроение в благодарность за то, что я помогла этому народу?
А ведь ты как-то говорила, что твои соплеменники никогда не помогают чужеземцам. Или нет?