– Если бы у них там была голубятня, они бы заделали крышу, – настаивал на своем Сандро. – Пошли.
   – Хотелось бы мне иметь при себе свой меч, – пробормотал Талискер.
 
   Тристан на чердаке дрожал от мучительного холода. Около его ног горел походный газовый фонарь. Газ производил тихое, но действующее на нервы шипение, которому молодой житель Сутры не доверял, и ему оно очень не нравилось. Одеяло, принесенное Ноксом, пахло сыростью и плесенью, как и весь чердак, но Тристан плотно завернулся в него. Он чувствовал, что у него начинается лихорадка. Тристану это состояние было знакомо с детства, и он сразу узнал неприятный жар, от которого по позвоночнику потекли холодные ручейки пота. В холоде чердака это чувство сначала показалось ему почти приятным, если не считать, что здесь не было никого, кто мог бы за ним ухаживать и заботиться, если горячка усилится и начнется бред.
   Тристан в панике осмотрел чердак, гадая, что с ним теперь будет, и жалея, что до сих пор жив. Потом болезнь взяла свое, и он закрыл глаза.
   Его разбудил звук, раздавшийся где-то у дальней стены. Тристан опять открыл глаза и почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Звук был такой, будто кто-то скребся за стеной, карабкаясь наверх. Каждые несколько секунд звук повторялся, словно незнакомец терял опору и сползал вниз. Первой мыслью Тристана было, что это скоор, и он стал осматриваться в поисках подходящего оружия, чтобы защитить себя, не сомневаясь, что чудовище пришло за ним. Ему удалось отыскать гаечный ключ около бака с водой, и юноша стал сбоку от металлического слухового окна, через которое, как ему показалось, чудовище собиралось проникнуть на чердак. Несмотря на то, что в комнате было очень холодно, Тристан был весь в поту из-за лихорадки, но он стоял с гаечным ключом в дрожащей руке, чувствуя себя очень больным. Снаружи раздался еще один тихий звук, который Тристан сразу узнал, это был скрежещущий, металлический скрип. Незнакомец открыл щеколду, и окно сразу распахнулось.
   – Думаю, ты был прав.
   Струя ледяного, морозного воздуха принесла чьи-то слова. И немедленно вслед за ними появился силуэт, слава богу, человеческий, который с трудом пытался протиснуться в узкое пространство окна. Тристан отошел назад, думая, что глаза подводят его и что он или спит, или бредит. Фигура была одета в просторную черную одежду, на голове у нее был странный головной убор из шерсти с прорезями для глаз, все остальное лицо было скрыто под ним. С проклятиями незнакомец тяжело рухнул на пол, вслед за ним немедленно последовал второй, одетый подобным же образом. Тристан понимал, что должен был бы воспользоваться преимуществом, пока эти люди не сориентировались на чердаке и в растерянности его осматривали, щурясь от света лампы. И все-таки он не ударил, что-то в силуэтах показалось ему очень знакомым…
   Трис встретился взглядом с первым человеком, и в этот момент его скрутил приступ тошноты. Он закачался и уронил гаечный ключ.
   – Трис? Трис, это я… мы…
   Тристан застонал в ответ, чувство реальности покинуло его, так как лихорадка все-таки взяла верх. Жар проник в его глаза, и ему казалось, что в глазницах горит огонь. Он быстро моргал, пытаясь ответить. Голос юноши был похож на голос слабого ребенка.
   – Я… не знаю…
   Человек шагнул вперед и стянул с лица маску.
   – Это я, Тристан, Талискер…
   – Отец? – Юноша смотрел на него, стараясь разглядеть странное видение, прежде чем сознание покинет его. – Нет, это не можешь быть ты…
   – Дункан.
   Второй человек также снял маску, хотя и в этом случае было невозможно поверить своим глазам, но Тристан видел его недавно и более отчетливо помнил его черты, чем позабывшееся за годы лицо отца.
   – Сеаннах?
   – Да, Тристан, – улыбнулся человек. – Дункан, ты не забыл, что произошло с нашим возрастом? Трис думает, что нам по шестьдесят лет.
   Трис кивнул, пытаясь преодолеть очередной приступ лихорадки.
   – Да, – согласился он, – шестьдесят.
   Талискер выглядел совершенно несчастным, возможно, он воображал себе другую встречу.
   – Почему он вообще должен помнить? – заметил он горько. – Сколько бы мне ни было лет, он не видел меня очень давно. Трис! – Дункан сделал шаг к сыну. – Беатрис с нами. Мы пришли, чтобы…
   Тристан потерял сознание, и последнее ощущение было, что Талискер подхватил его на руки. Отец прижал юношу к груди.
   – Тристан не узнал меня, Сандро.
   – Он болен, Дункан.
   – Я знаю, знаю, – печально согласился Талискер. – Но он должен был меня узнать. – Глядя на сына, Дункан от всей души желал, чтобы все произошло не так и у него была возможность повернуть время вспять и все изменить. – Мы пришли, чтобы вернуть тебя домой, Тристан, – прошептал он.
   Когда они покидали чердак, пошел дождь. Шум воды, стучащей по шиферу и стекающей по старинным стокам, был на удивление громким. Дождевая вода стала проникать через щели в крыше и стекать на пол.
   – Тебе не кажется, что людям, ожидающим потопа, следовало бы лучше заботиться о своем доме? – заметил Талискер.
   Он нес на спине почти потерявшего сознание Тристана.
   – Они не считают, что будут здесь, когда придет Конец Света. Бог должен их забрать до того, как это случится. Они верят в Вознесение.
   – Не совсем понятно только, как тот факт, что они заручаются поддержкой скоора и воруют людей, вписывается в их сценарий? – хмуро поинтересовался Талискер. – Во что только люди не верят, а?
   Сандро пожал плечами, приготовившись вылезать в окно.
   – Мне лично не кажутся чем-то неразумным святые, ангелы, чудеса… Это все составляющие веры. Понимаешь, Дункан?
   – Да, но… давай это обсудим немного позже. Сандро в ответ усмехнулся, прежде чем исчез из виду.
   «Он получает от всего этого удовольствие, – подумал Дункан. – Это прежний Сандро».
   – Держись крепче, сынок, – инструктировал он Триса.
   Они поползли вниз. Пока дело касалось небольшого по протяжению отрезка крыши, все шло достаточно легко. Но вот идти по пожарной лестнице с грузом на спине, да еще по ставшим скользкими ступенькам, оказалось намного сложнее. Талискер пропустил одну ступеньку и упал с нескольких футов. Правда, ему удалось приземлиться на один бок и избежать повреждений у сына. К счастью, дождь и холод привели Тристана в чувство, и он смог с помощью отца спуститься сам по железным ступенькам пожарной лестницы.
   – Пошли… – Нетерпеливый шепот Сандро был едва слышен сквозь шум дождя, который становился настоящим потопом. Даже Дети сочли бы это уместным замечанием.
   – Пошли скорее, Трис. Здесь недалеко, – сказал Талискер. – Там стоит машина Беа.
   Они стали пересекать лужайку. Сандро впереди, за ним гораздо медленнее двигался Талискер, поддерживая Тристана. А так как голова сына находилась где-то на уровне его груди, задача была не из легких. Талискер услышал, что его окликнул Сандро. Голос был встревоженным.
   – Трис, оставайся здесь, пока я не позову тебя, – предупредил он.
   Сандро опять позвал его, теперь он почти кричал. И как только Талискер поравнялся с другом, он громко выругался. Перед ними находились два скоора. К несчастью, и Тристан, и Сандро были безоружны.
   – О господи! – Сандро повернулся и бросился бежать, прежде чем Талискер успел отреагировать. – Дункан, уходи! У нас нет…
   Раздался слабый, сдавленный звук, так как первый скоор догнал его и схватил передними лапами, перегнув, как резиновую куклу. Талискер замер на несколько секунд, онемев от ужаса. Раздался звук, вызванный ударом жала скоора по спине Сандро.
   – Дункан!
   Тело Сандро было вывернуто дугой в лапах чудовища, а его крик был полон страдания и боли. Придя в себя, Талискер бросился бежать к тисам. Ноги скользили и цеплялись за мокрую траву. За спиной сквозь шум дождя был слышен звук крыльев скоора. Он подгонял Талискера. Как оказалось, чудовищу было трудно лететь между деревьями. Шум крыльев становился все громче и уже был похож на работающий двигатель самолета. Талискер стал петлять между деревьями, пытаясь замедлить полет скоора, но через пару минут заметил, что сам потерял ориентацию. У него не было возможности окликнуть Сандро или Тристана, не привлекая внимания скооров.
   Дункан остановился под деревом, подстриженным в виде мельницы, чтобы немного передохнуть. Восстановив дыхание, он стал прислушиваться к шуму крыльев скооров, пытавшихся сократить расстояние. Но потом вдруг все стихло, остался только шум дождя. Должно быть, скооры опустились на землю. Страшно было себе представить, как эти ужасные чудовища снуют по лужайке, ведь кроме того, что они представали перед вами в виде насекомых, в них еще было что-то человеческое. В доме было все так же тихо, ни огонька, ни звука. Только дождь и гнетущая тишина, скрывавшая много тайн.
   Оглядевшись вокруг, Талискер обнаружил, что находится почти на том самом месте, где оставил Тристана, только немного правее. Значит, сын должен был быть слева от него где-то через три дерева. Но самое главное, он вдруг заметил, что неподалеку кто-то оставил ящик с инструментами. Холодный лунный свет отражался от острого лезвия секатора, этот блеск заставил Талискера усмехнуться.
   Рванув вперед, он побежал к тележке, которая находилась в сотне ярдов от него. Дункан догадывался, что скооры ждут, когда человек сдвинется с места, и оказался прав. Как только он оставил свое укрытие в черной тени деревьев, они тут же опять поднялись в воздух. Но Талискер, не оглядываясь, бежал вперед. Уже почти достигнув цели и протянув руку, чтобы схватить инструмент, он поскользнулся и через мгновение лежал, дыша в холодную мокрую траву.
   – Нет, – простонал Дункан.
   Быстро вскочив на ноги, он осознал, что шум крыльев скооров становится все ближе и ближе и что его спина полностью беззащитна перед их когтями, буквально просится в объятия странных рук гигантского насекомого. Силой воли он преодолел страх.
   Вперед! Вперед!
   Слово пришло ниоткуда и засело в его мозгу. Оно было простое, не имеющее особого смысла, но его оказалось достаточно, чтобы унять животный страх и учащенное сердцебиение. Скооры приближались. Шум их крыльев становился все громче, уже прямо за его спиной они заставляли дождевые капли разлетаться в стороны. В тот момент, когда Талискер достиг тележки, шум стал еще громче. Времени выбрать подходящее оружие у него не было, поэтому одним движением он бросил тело вперед, снова чуть не упал, схватил первую попавшуюся ручку, развернулся и ударил.
   Это оказалась коса. Первый скоор словно раздвоился. Когда до Талискера дошло, что случилось, он покрепче взялся за рукоятку и распорол туловище второго скоора прямо до пластины на груди. Тот упал на спину, дергая конечностями и беспомощно открывая пасть, из которой не вырывалось ни звука. Осознав свое преимущество и почувствовав что-то вроде сострадания к незавидному положению монстра, Талискер подошел к скоору и обезглавил его третьим ударом. В ночи воцарилась полная тишина, а Талискер стоял и долго смотрел на тела своих врагов, а потом на окровавленную косу.
   – Вот так, – прошептал он.
   – Папа, – раздался хриплый шепот где-то впереди. Прежде чем отправиться к сыну, Талискер еще раз оглянулся на скооров, но они исчезли. Не было ни вспышек, ни дыма. Они просто исчезли.
   Тристан уже шел к Сандро, который лежал лицом в грязи на том самом месте, где его бросил скоор. Он пытался перевернуть сеаннаха, но не мог справиться с весом крупного мужчины.
   – Нет, нет, – выдохнул Талискер. – Я сам… Сандро, ответь мне, Сандро…
   Он встал возле друга на колени и легко перевернул его. С огромным облегчением Дункан заметил, что глаза сицилийца моргнули, когда тот попытался прийти в себя. Обхватив друга за талию, Талискер увидел на его спине огромную опухоль, от которой исходил сильный жар.
   – Слава богу, жив! – пробормотал он. – Трис, ты можешь сейчас идти сам?
   Тот кивнул. Холодный воздух несколько взбодрил юношу, хотя он до сих пор чувствовал слабость.
   – Пошли, Сандро. – Талискер встал, покачиваясь, подняв на руки безжизненное тело друга. – Вперед.
   Они прошли через ворота к машине, в которой их с нетерпением ждала Беа, пытаясь разглядеть сквозь дождь хоть что-нибудь.
   – Тристан! Спасибо тебе, господи! – засмеялась она. Но улыбка увяла на губах, как только Беа увидела Талискера. – Что случилось? В него кто-нибудь выстрелил? Он жив? О, мой бог…
   – Беа, перестань причитать и помоги мне положить его, – приказал Талискер.
   Однако, поскольку машина была трех-дверной, это было легче сказать, чем сделать. Потребовались усилия всех троих, чтобы поместить Сандро на заднее сиденье рядом с Трисом. Беа завела мотор, и машина неохотно вернулась к жизни. Талискер, весь промокший, дрожащий от возбуждения, разразился хриплым, обессиленным хохотом.
   – Над чем ты смеешься? – нахмурилась Беа.
   – Машина произвела шума больше, чем мы за всю ночь. А ведь мы убили двух скооров.
   – Прости, – фыркнула она, слегка обиженная его замечанием.
   – Извини, Беа, я ничего такого не имел в виду. Просто, когда побываешь в такой переделке, нервы не выдерживают. Не обращай внимания…
   Она вздохнула:
   – Похоже, у нас на заднем сиденье два инвалида.
   – Да.
   – А что это на тебе за голубые пятна?
   – Кровь скооров.
   – О господи, хорошо еще, что их было только два. Дункан, ты уверен, что с ними все будет в порядке?
   Талискер оглянулся назад на своего сына и Сандро. Трис спал.
   – Мне кажется, у мальчика лихорадка. Когда он был ребенком, с ним такое постоянно случалось. А Сандро… я не знаю.
   – Ты имеешь в виду, он может умереть? Голос Беа зазвенел от тревоги.
   – Это возможно, Беа. Мне очень жаль. – Талискер стал смотреть на темные улицы за окном, чувствуя, что она будет смущена, если он заметит ее реакцию. – Ты любишь его, ведь правда? Тебе, наверное, было тяжело, когда мы исчезли?
   Беатрис пожала плечами, не зная, что ответить. Но когда заговорила, в ее голосе звучали слезы.
   – Да, да, так оно и было! Но Сандро никогда мне не принадлежал. Ты знаешь о Диане?
   – Диана? – Он покачал головой. – Думаю, за это время многое изменилось. Ведь мы ушли на двадцать пять лет. Он прожил без нее целую жизнь. Мне кажется, Сандро тоже тебя любит, хотя не совсем еще понимает это. Ты была первым человеком, о котором он подумал, когда мы вернулись. – Талискер опять посмотрел на Сандро и вздохнул. – Полагаю, у вас хорошие шансы на будущее… если он выживет.
 
   Риган проснулась с первыми лучами рассвета, проникшими через окно в ее комнату. Воспоминания о предыдущей ночи были смутными, неясными. Девушка знала, что видела кошмарный сон… что-то, касающееся жуков. Перед глазами вдруг ясно предстала картина – ползающие по полу полчища насекомых. Она ахнула и стала оглядывать спальню в поисках ответа. Но в тусклых лучах света не смогла разглядеть ничего необычного. И все-таки у девушки было странное ощущение, что ночью произошли важные события, хотя в ее памяти остался провал, такой же серый, как небо за окном, покрытое тяжелыми, темными тучами.
   Не склонная к инертности ни физически, ни духовно, Риган быстро оделась в самую свою теплую одежду без помощи служанки. Необходимо было выйти на свежий воздух и в одиночестве подумать.
   Сулис Мор был погружен в сон. Не спали только слуги, работающие в кухне замка, да торговцы на рынках прогоняли своей суетой последние признаки ночи. Хотя, возможно, из-за пасмурной, серой погоды, влияющей на настроение людей, они работали молча. Никто не переговаривался друг с другом и даже не насвистывал. Риган нахмурилась, ей была неприятна эта тишина. Она выскользнула из города через потайную калитку, которую они с Тристаном обнаружили еще в первые годы правления, и решила пройтись через небольшой клочок леса, примыкающий к северной стене города. Выше леса простирались пустые пространства Бэдлэнда, где двадцать пять лет назад происходили битвы за Сулис Мор. Трис заметил, что земля в этом месте настолько пропитана кровью воинов, что здесь стал расти лес, тогда как раньше было пустынно.
   Действительно, атмосфера в небольшом туннеле из деревьев навевала меланхолию. Риган по характеру была более прагматичной, поэтому не сомневалась, что это Ибистер велела посадить здесь деревья в память о погибших воинах, хотя упоминаний об этом в бумагах бывшей правительницы она не нашла. Сегодня оголенные ветви деревьев тянулись в зимнее небо как будто в безмолвной мольбе. Тропинки между деревьями не было, и Риган бесцельно брела между ними, рассеянно размышляя о том, что произошло ночью. Воспоминания были смутными, да и то только те отрывки, которые ей подкидывала услужливая память. Основное же мучительно ускользало от сознания, как иногда происходит со снами при пробуждении.
   Движение высоко в кроне деревьев привлекло внимание Риган, вызвав сильную тревогу. Она не сомневалась, что знает, кто там. Птица. Большая черная птица, ворон или ворона. Риган застыла на месте, вцепившись руками в нижние ветви дерева, которые секунду назад пыталась отвести в сторону, чтобы расчистить себе проход. Она долго и напряженно смотрела на птицу, а та, не имея опыта общения с людьми, также уставилась на девушку, склонив голову под странным углом, как умеют делать только пернатые. Несмотря на холодную погоду, Риган почувствовала, что у нее на лбу выступил пот. Она не могла двигаться под взглядом вороны, как будто от этого зависела ее жизнь. Надо было решить, что делать дальше: или заставить птицу улететь, несмотря на то, что Риган ужасно боялась именно их полета, а шума крыльев еще больше, или вернуться назад в город.
   – Нет, – прошептала она. – Я боюсь не…
   Девушка нахмурилась, вдруг вспомнив что-то. Ее обрадовало, что это отвлекло внимание от вороны.
   – Я боюсь не насекомых.
   Вот что ей следовало сказать Джалу прошлой ночью, он сидел рядом с ней на кровати, когда она засыпала. Риган вспомнилось выражение его лица. Тяжелый взгляд, хотя и полный заботы. Его губы двигались, когда Джал пытался успокоить ее, но она не могла разобрать ни слова. Риган хотела ему сказать, что это не могло быть ночным кошмаром, потому что она не боялась насекомых, в этом не было никакого смысла…
   … И в том, что пришел Мориас, тоже не было смысла. Как только эта мысль созрела в ее мозгу, подсознание открыло дверцу, и Риган вспомнила все, до мельчайших подробностей. Каждое слово, сказанное стариком. Все, что случилось потом. С необыкновенной ясностью она увидела, как Джал вошел к ней в комнату раньше стражников и слуг, что было невозможно, если только он не находился рядом с ее дверью, когда Риган закричала и разбудила всех. Он пришел убедиться, что со стариком покончено и что тот замолчал прежде, чем успел сказать Риган, зачем появился. Но ему это не удалось.
   … это Джал. Он твой…
   Вдруг Риган услышала странный звук, какой-то сдавленный хриплый шум, и поняла, что издает его сама. Она была сильной женщиной, и прошли годы с тех пор, когда ей в последний раз приходилось издавать подобные звуки. Риган плакала не как женщина, тихими, нежными слезами, а рыдала громко, отчаянно, от чего сотрясалось все ее тело. Потому что теперь она понимала, но не то, что Мориас хотел предупредить о враждебности и опасности Джала, а то, что она любит его. Это было болезненное прозрение. Несмотря на тот факт, что Джал всегда был для нее загадкой, а может быть, именно из-за этого, Риган страстно была в него влюблена.
   Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха, и тяжело опустилась на покрытый снегом пенек. Стараясь успокоиться, Риган прислушивалась к своему прерывистому дыханию. Закрыв глаза, она спрятала лицо в руках, чтобы приглушить голос отчаяния. Но все эти долгие минуты рядом с ней был Джал. Его лицо, полное противоречий, ласковые, но в то же время требовательные и умные глаза. Татуировка на скуле, о которой он сказал, что она символизирует бесконечность. Как много времени прошло с тех пор, как он впервые появился в Сулис Море. И все это время он помогал ей. Джал был единственным человеком, кто, казалось, понимал ее неприязнь к сидам. Сейчас Риган понимала, что она желала его с того момента, когда впервые увидела.
   Но он был изменником. А изменника ждет смерть.
 
   – Этого не может быть. Я не могу умереть здесь. – Голос Сандро, слабый, угасающий, опровергал сказанное им. Талискер наклонил голову поближе к лицу друга, чтобы услышать шепот.
   – Прости, Сандро.
   Лицо Талискера было усталым и печальным. Он все еще был в черной одежде, в которой провел предыдущую ночь, и знал, что она вся пропиталась потом, но ведь он всю ночь провел у постели Сандро. Тристан спал, избавившись от лихорадки. Он принял первую в своей жизни таблетку аспирина, которая помогла его организму, никогда раньше не знавшему химии, самым чудодейственным образом.
   Беа тоже спала. Но ее борьба с усталостью закончилась после того, как она выпила полбутылки джина. Талискер не стал ничего говорить, но вспомнил своего отца, который был горьким пьяницей, так что ему ничего не стоило определить любителя выпить на глаз. Беатрис ухватилась за свой залапанный стакан, будто это вопрос жизни или смерти. Хотя при нынешних обстоятельствах, возможно, так оно и было. Беа тоже не хотела оставлять Сандро одного, но была переполнена горем при виде страданий умирающего друга. Для нее это было непереносимо. Талискер подумал: какая ирония судьбы, сегодня вернуться в свою молодость, а на следующий день умирать. Для Беа было бы гораздо лучше, если бы они никогда не возвращались, тогда по крайней мере у нее оставалась бы надежда.
   В том месте, куда скоор ужалил Сандро, стали происходить странные превращения. Вокруг раны кожа на спине и груди стала менять цвет и текстуру, становясь темно-синей и более плотной, образуя хрупкий хитиновый слой. Изменения медленно поднимались к груди и опускались ниже, к бедрам. Талискер заметил это, когда Сандро в горячке сорвал с себя рубашку час или два назад, но у него не было уверенности, что его друг сознавал, какие изменения с ним происходят.
   За все эти годы Талискеру пришлось потерять немало дорогих его сердцу людей. Но неизбежность ухода Сандро казалась непереносимой. Неизменными остались между ними неразделимая связь, связывавшая их долгие годы, взлеты и падения в их дружбе, совсем не похожие на другие отношения. В долгие предрассветные часы мужчины часто вспоминали, как им пришлось трансформироваться в одного человека, чтобы победить Корвуса. Правда, их было тогда трое: он, Сандро и Малки.
   – Ты думал, что он придет, правда? Думал, что он, по крайней мере появится, раз я умираю?
   Талискер угрюмо смотрел в лицо Сандро. Он знал, кого имеет в виду его друг. Интересно, неужели он читает мысли?
   – Да… – согласился он.
   – Дункан, я хочу тебе кое-что сказать… – Сандро мучительно пытался сесть прямо, но Талискер, вместо того чтобы помочь ему, почему-то почувствовал легкое раздражение.
   – Сандро, я клянусь тебе. Не знаю, найдется ли мне оправдание, но, если тебе будет невмоготу, я обещаю, что… убью тебя сам.
   Сандро хрипло рассмеялся, у него пересохло горло. Когда он откинул волосы со лба, Талискер заметил тонкий голубой след под кожей, поднимающийся вверх, и отвел глаза, будучи не в силах смотреть на это.
   – Прости меня, Сандро. – Он попытался засмеяться. – Давай я тебе налью выпить.
   – Нет-нет, со мной все в порядке…
   Сандро отбросил покрывало и с выражением ужаса на лице уставился на свое тело. Его талия превратилась в нечто совершенно чужеродное, похожее на тело осы или стрекозы.
   – Тебе… больно?
   Талискер нахмурился, задав такой глупый вопрос. Какое-то мгновение Сандро ничего не отвечал, но когда он опять посмотрел на Дункана, его лицо было искажено страхом.
   – Дункан… когда гусеницы становятся бабочками, они сначала делают кокон… – Он замолчал, оставив конец фразы недосказанным, потому что у него не было слов, чтобы описать свои чувства. Сандро закрыл глаза, и Талискеру показалось на какое-то мгновение, что он опять уснул, но вдруг опять раздался низкий, наполненный страданием голос: – Они становятся мягкими внутри, так?
   – Перестань, Сандро. Не надо об этом говорить.
   – Оттого, что это отвратительно слушать, правдой оно не перестает быть.
   Сандро, казалось, впал в забытье, что было благословением в том состоянии, в котором он находился.
   – Что ты собирался мне сказать, Сандро? – пробормотал Талискер.
   Он с отсутствующим видом взял друга за руку, она была ледяной, несмотря на то что в доме было очень жарко.
   – Это неправильно… умирать здесь, – через минуту опять заговорил Сандро. Его глаза открылись, и он невероятным усилием попытался сфокусировать свой взгляд на Талискере. – Моя смерть… должна принадлежать Сутре.
   – Да, ты прав, – согласился Талискер.
   Но на этом силы сеаннаха иссякли. Он опять упал на подушки. Его лицо было мертвенно-бледным на фоне розовых и сиреневых цветов на наволочках. На сей раз ему не удалось вернуть себе сознание, и Талискеру представилась возможность повнимательнее рассмотреть грудь Сандро, высоко вздымавшуюся, так как он часто и глубоко дышал. Талискер снял с шеи мешочек с камнем, в котором была заточена смерть друга, и долго смотрел на него. Сандро прав, Талискер держит в руках его смерть, но это смерть в Сутре, а не в Эдинбурге…
   – Что происходит?
   Беа стояла в дверях своей комнаты. Надо сказать, что после двух часов сна лучше выглядеть она не стала. На ней был пушистый оранжевый халат, а длинные густые волосы рассыпались по плечам. Глаза все еще были красными и опухшими от слез.