Страница:
– Хорошо.
Трис уставился в добрые коричневые глаза лошадки. Риган права, пони на самом деле был большой лошадью в маленьком теле. Если внимательно изучить его взгляд, то можно понять, что он очень вдумчивый и серьезный. На какое-то мгновение Трис дал волю воображению и представил, как выглядел бы Пип, если бы был большим конем.
– Ну что? – нетерпеливо спросила Риган.
– Гордый, – улыбнулся он.
– Ты уверен?
На какое-то мгновение ему показалось, что девушка готова рассмеяться, и Тристан засомневался.
– Я… я…
– Нет, все на самом деле очень хорошо, – успокоила его Риган. – Не мешало бы ему сказать об этом, как ты думаешь?
Тристан подошел и погладил бархатный нос пони. Он пристально посмотрел в глаза животного и мягко сказал:
– Послушай меня. Ты и я начнем все сначала, Пип. Я знаю… я знаю, как трудно быть маленьким и неловким. Люди не уважают тебя так, как больших красивых коней… – Его голос упал почти до шепота, неожиданно Тристан почувствовал сильное волнение. – Мне все это знакомо, Пип. Я вижу, какое у тебя большое сердце. И знаю, что ты очень умный. У меня к тебе особое отношение, потому что мне хорошо известно, что ты мог бы быть королем среди коней. Итак, с сегодняшнего дня я буду называть тебя только Гордым, когда мы будем одни, потому что нам обоим известно, что у тебя внутри, правда?
Трис погладил по шее и поцеловал новоявленного Гордого в нос. Он не видел, как Риган смахнула слезу и вытерла глаза, полностью поглощенный их общим секретом.
Они спокойным шагом ехали через залитый солнцем луг, и Тристан воображал, что чувствует перемены в своем пони. Через много лет он будет улыбаться и качать головой, вспоминая этот случай, но в тот момент мальчик чувствовал, что получил от Риган драгоценный подарок. Трис посмотрел на сестру – ее лицо было серьезным и очень усталым.
– Ри, тебе все еще снятся птицы? Она кивнула.
– Ты должна кому-нибудь рассказать об этом, Ри. Ты мало спишь, это может быть вредным.
– Вряд ли здесь можно что-то сделать, Трис. И потом, я рассказала тебе, этого достаточно…
Трис улыбнулся и опять посмотрел на Гордого. Ему польстило, что сестра одному ему доверила свой секрет.
– Через много лет в приступе дикой ярости она убьет старое животное, чтобы наказать Тристана за то, что он предал ее. Им было по десять лет, Нима, не намного меньше, чем тебе сейчас, когда Трис стал по-новому относиться к своему пони. Шестью годами позже в их жизни все переменится. Но и в этот день, когда они спокойно ехали домой, на севере стали собираться черные тучи. Другой ребенок, умный и своенравный, очень хотел поскорее стать взрослым… Посмотри, вот он сидит в нашем зеркале. Очень задумчивый вид, не правда ли? Может быть, он…
Джал любил слушать море. Шум прибоя и крик морских птиц создавали постоянную, хаотичную музыку. Он сидел, опустив ноги в небольшую ложбинку между камнями, заполненную водой, и как зачарованный смотрел на линию прибоя. Что-то нереальное ощущалось им в тот момент, когда волна поднималась, а потом убегала, унося с собой его юную душу. Чувствуя холодные брызги на лице и соленые пальцы ветра, ерошившие волосы, он в очередной раз забыл, что мама опять рассердится на него, а он на нее.
В отличие от других десятилетних детей у Джала была от природы достаточно сильно развита интуиция, и он понимал, что его мать не так уж всемогуща. В этом заключалась ирония, потому что его мать, леди Фирр, была богиней. Она застала сына в тот момент, когда Джал пытался произнести заклятие, и пришла в ярость. А у него почти получилось, мальчик был уверен, что видел какое-то движение и мерцание в темноте, но тут ворвалась мать и стала кричать какие-то глупые слова.
– Ты что, хочешь погибнуть? – воскликнула Фирр. – Ты ведь смертен, глупый мальчишка!
– Как я могу чему-то научиться, если ты не хочешь мне ничего объяснять? – пожаловался он. – Как мне развивать свои способности?
Фирр подошла к сыну и отвесила очень болезненную оплеуху.
– Ты не будешь развивать никакие способности, Джал! – воскликнула она. – Мы с тобой говорили об этом бессчетное количество раз. Ты нормальный маленький мальчик.
– Как я могу быть нормальным мальчиком? Это самая глупая вещь, которую я когда-нибудь слышал, – закричал он в ответ и выскочил за дверь, размазывая по лицу слезы ярости.
Теперь же, сидя на морском берегу и чувствуя, как бриз охлаждает все еще горящую щеку, Джал с удовлетворением отметил, что мать не могла отрицать его правоту. У Джала не было друзей, так как они жили очень изолированно от остального мира, на самой северной окраине Сутры, граничащей и с востока, и с запада с суровым Северным океаном. Очень часто в серых штормовых водах можно было увидеть плавучие льдины и айсберги. Джал знал, что Фирр собирается вскоре отослать его из Сутры. Мать жалеет о том, что не сделала этого раньше, когда он был ребенком. Мальчик чувствовал, что, если бы ему удалось доказать, что у него такие же магические способности, как и у нее, она изменила бы свое мнение и перестала бы относиться к сыну как к обыкновенному ребенку.
Начинался сильный дождь, ливень, прилетевший с океана. Джал вздохнул и натянул на голову капюшон куртки для верховой езды, которую постоянно носил. Ему не хотелось уходить. Больше всего на свете он желал попробовать еще раз. Оглядевшись вокруг, мальчик заметил зияющее отверстие в ближайшей скале. При высоком приливе пещера заполнялась рокочущими волнами, которые поднимались на вершину скалы огромной шапкой пены и потом с грохотом свергались оттуда. Сейчас же пещера казалась надежным, хоть и сырым укрытием, и там должно быть достаточно темно, чтобы продолжить работу. Подхватив свои ботинки, Джал, сгорая от нетерпения, побежал к пещере, шлепая босыми ногами по лужам и не обращая внимания на ливень. Как и любой десятилетний мальчик, он не задумывался о последствиях. Главным для него было непреодолимое желание преуспеть в своей затее. Джал бежал по лужам, даже не пытаясь их перепрыгнуть, полностью поглощенный мыслями о том, что должно произойти. Джал собирался вызвать демона.
Все началось очень хорошо. В дальнем углу, темном и спокойном, куда не только свет, но и волны даже в самый высокий прилив редко попадают, Джал нарисовал палочкой на песке выученные им символы. Почерк у него был детский, неровный, еще не сформировавшийся характером владельца. Ногой он разгладил холодную поверхность сухого песка, стараясь, чтобы эта процедура не отвлекала его от задуманного. На мгновение Джалу пришла в голову мысль, что если в такой темноте ему удастся вызвать демона, такого же черного, и тот ничего не скажет, как он узнает, что затея удалась? Ему, возможно, никогда не узнать своих способностей… Тем не менее, когда Джал закончил писать символы, они начали светиться снизу, из-под песка, словно были составляющей какого-то мощного потока огня. Их свет окрасил каменные стены пещеры в мягкий оранжевый цвет. Любой другой мальчик испугался бы и, возможно, остановился, задумавшись о последствиях, но только не Джал. С упорством, унаследованным от матери, он продолжал. Широко расставив ноги, утопив ступни в песке, маленький упрямец начал читать заклинание, что, по его мнению, должно было занять минут двадцать.
Мальчик ошибся. Его предыдущая попытка, прерванная матерью, оказалась не совсем безуспешной. Демон был разбужен и поднят из самых глубин мрака. Это заклинание, как и любое другое, приносит такому существу боль, и он обязательно должен появиться, чтобы избавиться от нее. Вмешательство же Фирр послужило причиной того, что он вместо забвения попал в преддверие ада и был обречен на долгие часы, заполненные болью. Короче, когда демон появился, он был очень и очень зол…
Фирр уже бежала через залитый дождем пляж, когда из пещеры раздался первый слабый детский крик. Из-за ливня она плохо видела, но было заметно, что вход в пещеру освещен мерцающим светом высвободившейся энергии. Это означало, что ей предстоит принять вызов и что битва будет очень трудной даже для нее.
Когда Фирр вбежала в пещеру, перед ее глазами предстала картина, превосходившая все самые ужасные кошмары любой матери.
Демон материализовался. Выбравшись из своего заключения, он обрел физическую сущность. Возглас облегчения, готовый сорваться с губ Джала, был оборван черной когтистой лапой. Костлявое тело рванулось вперед. Демон схватил мальчика и приблизил к своей морде с желтыми глазами и огромными зубами, обдав дыханием таким же зловонным, как преисподняя, откуда он явился. В этот момент Джал закричал, так как был уверен, что чудовище собирается откусить ему голову. Но реальность была еще ужаснее: демон убивал, вбирая жертву в себя. Бросив быстрый взгляд на своего мучителя, он прижал мальчика к бесформенному грубому телу. Джал еще раз вскрикнул и затих, почувствовав обжигающий контакт между собой и демоном. Теряя сознание, он вспомнил последнее слово заклинания, но было слишком поздно.
– Отпусти его сейчас же! – Голос Фирр эхом разнесся по пещере. В нем звучала материнская ярость, такая же непоколебимая, как скалы. – Отпусти ребенка немедленно, грязная скотина!
Она не могла убить его, так как боялась причинить вред Джалу, но начала произносить слова, которые мальчик не успел выучить, заклинание сдерживания и подчинения. Слова вырывались так быстро, как только возможно, чтобы сохранить форму, но отчаяние переполняло богиню. Джал поглощался черной массой тела демона. Голова мальчика откинулась назад и безвольно повисла, женщина боялась, что уже потеряла сына. Наконец, когда было произнесено последнее слово, демон подчинился ее воле. Фирр показалось, что прошла целая вечность. Если ее сын мертв, как она считала, чудовище останется в этом мире, обреченное на вечную агонию. Это будет ее местью.
– Стой спокойно! – скомандовала она.
Демон послушался, хотя процесс поглощения не прекратился, так как уже стал необратимым. Непоглощенной осталась только голова мальчика. Глаза у него были закрыты. Фирр подошла к неподвижному демону, дотронулась до виска сына и почувствовала тонкую ниточку биения его упрямого сердца. Но сейчас перед ней стояла дилемма. Она знала лишь одно, заклинание, которое могло отделить тело мальчика от чудовища. Необходимо покрыть его лицо символами охраны и защиты, однако магия хаоса останется с ним на всю жизнь. Если она не научит своего сына всему, что знает о хаосе, шансы его дожить хотя бы до одиннадцати лет ничтожны.
Вздохнув, мать достала из-за пояса кинжал и пузырек с голубой пудрой, предусмотрительно захваченные с собой, и начала резать прекрасное лицо своего мальчика, присыпая раны пудрой и бормоча разные слова. Фирр не умела исцелять. Собственный поврежденный глаз был тому доказательством, но, возможно, ее простое колдовство сможет облегчить боль.
Вот так, совершенно неожиданно для Джала, исполнилось его заветное желание. Знания, которые он так жаждал получить, теперь оказались необходимы для его спасения. Леди Фирр плакала, делала надрезы, посыпала их пудрой и думала о том, что людям следует быть очень осмотрительными со своими желаниями…
Сегодня выдался тяжелый день. Иногда искривленные конечности Тристана начинали сильно болеть, словно предупреждали, что события могут получить неожиданное развитие. Особенно болела шея. Ноющая боль растекалась по спине сверху донизу. Оставалось лишь завернуться в одеяло и держать спину в тепле. Отец пошел в амбар, где бродит Риган, одному богу известно. Она считала себя самостоятельной и иногда исчезала на целый день, возвращаясь домой замкнутой и непокорной. Талискер ничего на это не говорил, но Тристан знал, что отец обеспокоен своенравным поведением дочери. Риган могла бы с легкостью избавить отца от волнений, сообщив, что находится на ферме своего друга Морага, живущего на другом конце долины, однако девушка предпочитала ничего не говорить, играя в какую-то игру, понятную ей одной.
Возможно, благодаря своей болезни Тристан стал очень хорошо разбираться в людях. Он знал, что после смерти его матери Уны, Риган и отец держались на расстоянии и были холодны. Никто не говорил об Уне, и Тристану, находившемуся в центре этой ледяной злобы и скорби, очень не хватало матери.
Юноша смотрел в окно, с нетерпением ожидая возвращения Риган, и наконец увидел всадника, спускавшегося с горы. Еще издалека Тристан понял, что это не сестра – всадник сидел в седле гораздо более уверенно, чем женщина. Поверх зеленого пледа на нем был черный плащ для верховой езды. Когда он подъехал совсем близко, ветер сдул с его головы капюшон. Тристан вскрикнул и, несмотря на боль в ногах, направился к двери, выскочил на улицу и побежал к конюшням.
– Папа, папа, иди скорее! Дядя Сандро приехал! Сеаннах приехал!
Талискер выбежал из конюшни; мальчик заметил, что отец улыбается. Как редко теперь приходилось видеть на его лице улыбку, делавшую Дункана намного моложе. Они стояли бок о бок, наблюдая за приближающимся всадником. Мальчик подпрыгивал на месте и махал рукой.
Сандро спешился и тепло обнял Талискера, затем повернулся к Тристану.
– Трис… как же ты вырос! – Он ласково взъерошил ему волосы. – Я очень хотел тебя повидать. – Но Тристан мог с уверенностью сказать, что у сеаннаха было серьезное дело. За его улыбкой скрывалась какая-то тревога. – Трис, мне надо поговорить с твоим отцом. Не мог бы ты поставить Джаггера в стойло и накормить его?
Мальчик улыбнулся – Джаггер был массивным животным, около метра восьмидесяти высотой и абсолютно черным.
– О, у Триса особый подход к лошадям, – заметил Талискер. – Он может приручить любое животное.
Тристан просиял от похвалы отца и повел Джаггера в стойло, спокойно разговаривая с ним.
Тристан не очень разбирался в отношениях сеаннаха с отцом. Когда он был маленьким, мама рассказывала, что они – особые люди, пришедшие из другого мира для того, чтобы сражаться в Руаннох Вере и Сулис Море. И хотя она казалась совершенно серьезной, мальчик считал, что это одна из историй сеаннаха, придуманная, чтобы поразить сына военными подвигами отца. Он знал, что оба мужчины – ветераны баталий, хотя его отец никогда об этом не говорил. Также Тристан знал, что родился в Сулис Море, и его родители переехали в долину, когда мальчику исполнилось всего несколько месяцев. Кое-что необычное было и в дяде Сандро. Он обладал кожей очень красивого цвета с золотистым оттенком, но светлее, чем у сидов. Возможно, он на самом деле приехал из дальних южных районов, а может быть, даже из-за моря. Так или иначе, в сеаннахе чувствовалось что-то необычное, что делало его редкие визиты особенными и очень волнующими.
Трис стал привязывать Джаггера и вдруг осознал, что слышит обрывки разговора мужчин. Видимо, они все еще находились на улице.
– Да нет, Сандро, – в голосе отца звучало недоверие, – ведь он совсем еще мальчик.
– Перестань, Дункан, – мягко возразил ему Сандро, – ты знаешь, что все совсем не так. В четырнадцать лет мальчик уже считается достаточно взрослым, чтобы погибнуть в бою.
Тристан затаил дыхание, испугавшись, что какое-нибудь неосторожное движение выдаст его или не удастся расслышать ответ отца.
– Не надо мне напоминать об этом, – угрюмо заметил Талискер, – я тоже их видел. Совсем еще дети. Но Тристан… другой. Я планировал оставить его с собой.
– Давай войдем внутрь, – спокойно сказал Сандро. – Не лучше ли нам обсудить все это за стаканчиком, а? Я привез письма от Ибистер…
– Да, мне сейчас не помешает выпить. Прости, Сандро, вот что значит жить в изоляции, я забыл все манеры. Пойдем.
Они не спеша пошли к дому, и голоса стихли. Для Тристана поручение сеаннаха – само по себе волнующее событие, а тут еще такой разговор! В голове у него был полнейший сумбур, и Тристан автоматически продолжал выполнять работу, думая о том, что сеаннах приехал обсудить его будущее.
Закончив с Джаггером, он не пошел в дом. Как бы ему ни хотелось все узнать, Тристан чувствовал, что отцу необходимо поговорить с Сандро наедине. Может, сеаннаху нужен помощник? Он слышал как-то, что у них есть помощники, но людям может не понравиться присутствие калеки на праздниках. Знакомые, которые хорошо знали Тристана, конечно, принимали и любили мальчика, однако ему хватало ума, чтобы понять, что остальной мир не обязательно желает видеть его в своих рядах.
Начался дождь, и Тристан укрылся в дверном проеме конюшни, слушая пение птиц, полностью погруженный в свои мысли.
– Что ты здесь делаешь под дождем? Ты же знаешь, что потом у тебя все будет болеть, Трисси?
Риган пришла по тропинке за конюшней, а он был так поглощен своими мыслями, что не услышал ее шагов. Отведя пони в стойло и накрыв попоной, Тристан рассказал сестре о приезде Сандро.
– Итак, они решают твое будущее, а ты здесь. Почему?
– Я… я просто жду. Им нужно время… – Она взяла его за руку и посмотрела в глаза.
– Ты имеешь полное право, Трис, принимать собственные решения, – твердо сказала девушка. – Пошли.
Когда они вошли в дом, Талискер и Сандро повернулись и посмотрели на Тристана. Сандро даже не сразу поприветствовал Риган, хотя улыбнулся ей натянутой, слегка небрежной улыбкой. Риган, привыкшая быть в центре внимания, вздернула подбородок.
– Что происходит, папа?
Она крепко сжала руку брата.
– Проходите и садитесь, – вздохнул Талискер. – Существуют вещи, о которых вам следовало рассказать давным-давно. А теперь меня заставляют это сделать обстоятельства. Мне очень жаль, но кое-что может потрясти вас.
Тристан сел рядом с отцом, а Риган – с Сандро. Оба выжидающе смотрели на Талискера. который от волнения тяжело вздыхал.
– Хотелось бы мне, чтобы здесь была твоя мама. Она хорошо справлялась с подобными вещами…
– Что произошло? – потребовала ответа Риган. Талискер собрался с духом.
– Это касается тебя, Трис. Мы… Уна и я. – не настоящие твои родители, мы усыновили тебя. Уна была акушеркой и присутствовала при твоем появлении на свет. Твоя настоящая мать умерла во время родов. Отец…
Он замолчал, не находя в себе сил сказать горькую правду сыну. Сандро сделал большой глоток пива и договорил за Талискера:
– Твой отец был плохим человеком, Тристан. Он ничего не знал о твоих физических проблемах и отказался от ребенка при рождении. Уна пообещала твоей матери, прежде чем та умерла, что позаботится о тебе, так она и сделала. Уна принесла тебя в этот дом, чтобы вместе с Дунканом заменить тебе родителей.
Прошло много времени, прежде чем до Тристана дошел смысл сказанного. Тишину нарушали только тихое потрескивание поленьев в камине и легкий шелест дождя по крыше. Риган наклонилась через стол и взяла брата за руку.
– Это все не имеет никакого значения, Трис, – сказала она спокойно. – Мы твоя семья и любим тебя, вот что главное.
Трис ничего не сказал; отблески огня отражались в невыплаканных слезах в его глазах. Риган повернулась к отцу.
– Зачем ты ему сейчас рассказал об этом? – резко спросила она. – Какое все это имеет значение? Не стоило вспоминать о давно прошедшем.
Талискер обычно сдержанно себя вел, и его непросто было разозлить, однако сейчас в его голубых глазах сияла такая ярость, какой Сандро не видел у него много лет.
– Ты что, думаешь, я все это свалил на ваши головы без причины? Ты всегда предполагаешь самое худшее, Ри, не правда ли? Ты никогда не перестанешь считать, что я…
– Есть что-то еще? – сухо поинтересовалась девушка, нисколько не обращая внимания на гнев отца.
– Да. Пять лет назад отец Тристана на смертном ложе признался Ибистер, правительнице Сулис Мора, что он отрекся от сына.
– А какое отношение ко всему этому имеет Ибистер? – удивилась Риган.
– Мама Тристана была ее младшей сестрой. У самой правительницы не было детей, поскольку она никогда не выходила замуж. А значит, Трис по рождению является законным наследником трона Сулис Мора.
Риган и Тристан в один голос ахнули и недоверчиво уставились друг на друга. Риган первая расплылась в широкой улыбке.
– Мой брат будет правителем Сулис Мора! – радостно воскликнула она.
– Нет, – покачал головой Талискер. – Твой брат уже является правителем Сулис Мора. Ибистер умерла две недели назад.
Опять последовала долгая пауза, потом заговорил Тристан. Его губы дрожали, и ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, Дункану и Сандро голос мальчика в тишине большой комнаты показался совсем детским.
– Что же теперь будет, отец?
– Сандро сразу после кончины Ибистер выехал к нам сюда. Она оставила завещание, где говорится, что наследник ты. Так что сразу после похорон будет выслан эскорт, чтобы доставить тебя в Сулис Мор. Другие таны прибыли на церемонию похорон и останутся на твою коронацию. – Талискер нервно сглотнул слюну, его переполняли эмоции. – Тебе придется уехать и стать таном, Тристан. Как оказалось, тебе это право принадлежит по рождению.
– Папа, ты ведь поедешь со мной, правда?
По голосу Тристана можно было понять, что он догадался, каков будет ответ отца, еще до того, как закончил вопрос. Талискер подошел к камину и, облокотившись на полку, смотрел на огонь, не говоря ни слова.
– Нет, Тристан, отец не поедет с тобой, – вмешался Сандро. – В Сулис Море произошли ужасные события с нами обоими и со всеми воинами, участвовавшими в заключительной битве…
– Но ты ведь вернулся туда, – нахмурилась Риган. – И остальные воины должны оставаться в городе…
– Я не вернусь туда, Риган, – сказал Талискер. Девушка тут же вскочила, опрокинув стул.
– С Тристаном там может случиться все что угодно! – выкрикнула она. – Люди могут не захотеть, чтобы он был их правителем. Его могут убить. Ты собираешься оставить сына один на один с судьбой? Что бы сказала мама – твоя драгоценная Уна, – если бы узнала, что ты оказался трусом?
Не дожидаясь ответа, Риган побежала к выходу. Перед тем как выскочить за дверь, она повернулась. Ее лицо было искажено яростью, по щекам градом катились слезы, но Риган их не замечала.
– Ты трус! – выкрикнула она.
Хлопнув дверью, девушка выбежала под дождь.
– Риган, подожди!
Сандро встал и хотел догнать ее, но Талискер его остановил.
– Пусть идет, Сандро. В конце концов, она права.
– Нет, не права. Это слишком опасно для тебя, ты ведь можешь там опять встретиться с душами. Тебе следовало бы ей все объяснить. А что значат ее слова о матери? Когда она стала такой…
– Враждебной? Не так давно. После смерти Уны. Прости меня, Тристан. – Талискер подошел к столу и положил руку сыну на плечо. – Я пытался… прикладывал много усилий, однако твоя сестра… с ней что-то происходит, она не принимает мою помощь.
Тристан молча кивнул. Он взял кувшин пива и долил кружку отца, потом достал с полки еще одну кружку и налил себе. Талискер и Сандро молча наблюдали за ним. Тристан раньше никогда не пил алкогольных напитков, но, похоже, сейчас был самый подходящий момент, чтобы начать это делать. Он улыбнулся слабой, тоскливой улыбкой обоим мужчинам.
– Расскажи мне обо всем подробно, отец, – попросил он спокойно. – Все о битве. Почему возвращение для тебя опаснее, чем для других воинов, о моей матери и о Сулис Море. Я еду туда, чтобы управлять… и мне надо знать все.
ГЛАВА 2
… она уже плакала, когда пошел черный дождь. Она плакала, потому что ее случайно заперли, и скоро обязательно появятся крысы. Когда что-то в первый раз легко задело ее щеку, девочка подумала, что это крыса сидит у нее на плече и копошится в волосах, готовая исцарапать заплаканное лицо. Но она ошибалась. Риган открыла глаза, увидела, что это всего лишь дождь, и зарыдала в голос. Он попадал в амбар через щели в старой кирпичной кладке вместе с тонкими лучами сумеречного света. Нет, это не крысы, но и не дождь. Потянувшись, она поймала одну из больших, черных как смоль капель, но та не была ни мокрой, ни холодной – мягкой. Перо…
Все больше и больше перьев, и звук – ужасный, скрипучий. Звук, который наполнил амбар, он был похож на хаос преисподней, и Риган издала пронзительный вопль ужаса. Девочка вскочила, побежала к двери и отчаянно заколотила в неприступную дубовую преграду.
– Помогите мне-е-е-е, – рыдала она. – Здесь кто-то есть!
А потом они появились. Шум их крыльев казался эхом ее плача, высокий, тонкий звук. Девочка оглянулась и увидела их кривые когти и острые крючковатые клювы.
– Папа… папа, – кричала она. Что-то вцепилось ей в затылок и выдрало целый клок волос. Птицы кричали, издеваясь над ней. Она отвернулась от двери, безуспешно пытаясь защититься от их когтей и клювов руками, а они рвали в клочья тонкую ткань одежды и царапали нежную детскую кожу.
Риган упала на землю, отмахиваясь руками и колотя ногами по земле. Она кричала, но вороны не обращали на ее крик внимания. Теперь они сидели на ее спине. Девочка чувствовала обжигающую боль от их когтей и слышала скрипучее карканье, наводящее ужас. «Они ненавидят даже друг друга», – пришло ей в голову, несмотря на страх. Она просто чувствовала это.
– Злые, ужасные существа! – кричала Риган, продолжая метаться по амбару.
– Риган! О господи, девочка!
Наконец появился свет, и раздался странный шум, словно кто-то бил птиц и прогонял их чем-то. Потом она почувствовала на своих плечах одеяло, и сильные, надежные руки подхватили ее. Это был папа. Он наконец-то пришел…
Трис уставился в добрые коричневые глаза лошадки. Риган права, пони на самом деле был большой лошадью в маленьком теле. Если внимательно изучить его взгляд, то можно понять, что он очень вдумчивый и серьезный. На какое-то мгновение Трис дал волю воображению и представил, как выглядел бы Пип, если бы был большим конем.
– Ну что? – нетерпеливо спросила Риган.
– Гордый, – улыбнулся он.
– Ты уверен?
На какое-то мгновение ему показалось, что девушка готова рассмеяться, и Тристан засомневался.
– Я… я…
– Нет, все на самом деле очень хорошо, – успокоила его Риган. – Не мешало бы ему сказать об этом, как ты думаешь?
Тристан подошел и погладил бархатный нос пони. Он пристально посмотрел в глаза животного и мягко сказал:
– Послушай меня. Ты и я начнем все сначала, Пип. Я знаю… я знаю, как трудно быть маленьким и неловким. Люди не уважают тебя так, как больших красивых коней… – Его голос упал почти до шепота, неожиданно Тристан почувствовал сильное волнение. – Мне все это знакомо, Пип. Я вижу, какое у тебя большое сердце. И знаю, что ты очень умный. У меня к тебе особое отношение, потому что мне хорошо известно, что ты мог бы быть королем среди коней. Итак, с сегодняшнего дня я буду называть тебя только Гордым, когда мы будем одни, потому что нам обоим известно, что у тебя внутри, правда?
Трис погладил по шее и поцеловал новоявленного Гордого в нос. Он не видел, как Риган смахнула слезу и вытерла глаза, полностью поглощенный их общим секретом.
Они спокойным шагом ехали через залитый солнцем луг, и Тристан воображал, что чувствует перемены в своем пони. Через много лет он будет улыбаться и качать головой, вспоминая этот случай, но в тот момент мальчик чувствовал, что получил от Риган драгоценный подарок. Трис посмотрел на сестру – ее лицо было серьезным и очень усталым.
– Ри, тебе все еще снятся птицы? Она кивнула.
– Ты должна кому-нибудь рассказать об этом, Ри. Ты мало спишь, это может быть вредным.
– Вряд ли здесь можно что-то сделать, Трис. И потом, я рассказала тебе, этого достаточно…
Трис улыбнулся и опять посмотрел на Гордого. Ему польстило, что сестра одному ему доверила свой секрет.
– Через много лет в приступе дикой ярости она убьет старое животное, чтобы наказать Тристана за то, что он предал ее. Им было по десять лет, Нима, не намного меньше, чем тебе сейчас, когда Трис стал по-новому относиться к своему пони. Шестью годами позже в их жизни все переменится. Но и в этот день, когда они спокойно ехали домой, на севере стали собираться черные тучи. Другой ребенок, умный и своенравный, очень хотел поскорее стать взрослым… Посмотри, вот он сидит в нашем зеркале. Очень задумчивый вид, не правда ли? Может быть, он…
Джал любил слушать море. Шум прибоя и крик морских птиц создавали постоянную, хаотичную музыку. Он сидел, опустив ноги в небольшую ложбинку между камнями, заполненную водой, и как зачарованный смотрел на линию прибоя. Что-то нереальное ощущалось им в тот момент, когда волна поднималась, а потом убегала, унося с собой его юную душу. Чувствуя холодные брызги на лице и соленые пальцы ветра, ерошившие волосы, он в очередной раз забыл, что мама опять рассердится на него, а он на нее.
В отличие от других десятилетних детей у Джала была от природы достаточно сильно развита интуиция, и он понимал, что его мать не так уж всемогуща. В этом заключалась ирония, потому что его мать, леди Фирр, была богиней. Она застала сына в тот момент, когда Джал пытался произнести заклятие, и пришла в ярость. А у него почти получилось, мальчик был уверен, что видел какое-то движение и мерцание в темноте, но тут ворвалась мать и стала кричать какие-то глупые слова.
– Ты что, хочешь погибнуть? – воскликнула Фирр. – Ты ведь смертен, глупый мальчишка!
– Как я могу чему-то научиться, если ты не хочешь мне ничего объяснять? – пожаловался он. – Как мне развивать свои способности?
Фирр подошла к сыну и отвесила очень болезненную оплеуху.
– Ты не будешь развивать никакие способности, Джал! – воскликнула она. – Мы с тобой говорили об этом бессчетное количество раз. Ты нормальный маленький мальчик.
– Как я могу быть нормальным мальчиком? Это самая глупая вещь, которую я когда-нибудь слышал, – закричал он в ответ и выскочил за дверь, размазывая по лицу слезы ярости.
Теперь же, сидя на морском берегу и чувствуя, как бриз охлаждает все еще горящую щеку, Джал с удовлетворением отметил, что мать не могла отрицать его правоту. У Джала не было друзей, так как они жили очень изолированно от остального мира, на самой северной окраине Сутры, граничащей и с востока, и с запада с суровым Северным океаном. Очень часто в серых штормовых водах можно было увидеть плавучие льдины и айсберги. Джал знал, что Фирр собирается вскоре отослать его из Сутры. Мать жалеет о том, что не сделала этого раньше, когда он был ребенком. Мальчик чувствовал, что, если бы ему удалось доказать, что у него такие же магические способности, как и у нее, она изменила бы свое мнение и перестала бы относиться к сыну как к обыкновенному ребенку.
Начинался сильный дождь, ливень, прилетевший с океана. Джал вздохнул и натянул на голову капюшон куртки для верховой езды, которую постоянно носил. Ему не хотелось уходить. Больше всего на свете он желал попробовать еще раз. Оглядевшись вокруг, мальчик заметил зияющее отверстие в ближайшей скале. При высоком приливе пещера заполнялась рокочущими волнами, которые поднимались на вершину скалы огромной шапкой пены и потом с грохотом свергались оттуда. Сейчас же пещера казалась надежным, хоть и сырым укрытием, и там должно быть достаточно темно, чтобы продолжить работу. Подхватив свои ботинки, Джал, сгорая от нетерпения, побежал к пещере, шлепая босыми ногами по лужам и не обращая внимания на ливень. Как и любой десятилетний мальчик, он не задумывался о последствиях. Главным для него было непреодолимое желание преуспеть в своей затее. Джал бежал по лужам, даже не пытаясь их перепрыгнуть, полностью поглощенный мыслями о том, что должно произойти. Джал собирался вызвать демона.
Все началось очень хорошо. В дальнем углу, темном и спокойном, куда не только свет, но и волны даже в самый высокий прилив редко попадают, Джал нарисовал палочкой на песке выученные им символы. Почерк у него был детский, неровный, еще не сформировавшийся характером владельца. Ногой он разгладил холодную поверхность сухого песка, стараясь, чтобы эта процедура не отвлекала его от задуманного. На мгновение Джалу пришла в голову мысль, что если в такой темноте ему удастся вызвать демона, такого же черного, и тот ничего не скажет, как он узнает, что затея удалась? Ему, возможно, никогда не узнать своих способностей… Тем не менее, когда Джал закончил писать символы, они начали светиться снизу, из-под песка, словно были составляющей какого-то мощного потока огня. Их свет окрасил каменные стены пещеры в мягкий оранжевый цвет. Любой другой мальчик испугался бы и, возможно, остановился, задумавшись о последствиях, но только не Джал. С упорством, унаследованным от матери, он продолжал. Широко расставив ноги, утопив ступни в песке, маленький упрямец начал читать заклинание, что, по его мнению, должно было занять минут двадцать.
Мальчик ошибся. Его предыдущая попытка, прерванная матерью, оказалась не совсем безуспешной. Демон был разбужен и поднят из самых глубин мрака. Это заклинание, как и любое другое, приносит такому существу боль, и он обязательно должен появиться, чтобы избавиться от нее. Вмешательство же Фирр послужило причиной того, что он вместо забвения попал в преддверие ада и был обречен на долгие часы, заполненные болью. Короче, когда демон появился, он был очень и очень зол…
Фирр уже бежала через залитый дождем пляж, когда из пещеры раздался первый слабый детский крик. Из-за ливня она плохо видела, но было заметно, что вход в пещеру освещен мерцающим светом высвободившейся энергии. Это означало, что ей предстоит принять вызов и что битва будет очень трудной даже для нее.
Когда Фирр вбежала в пещеру, перед ее глазами предстала картина, превосходившая все самые ужасные кошмары любой матери.
Демон материализовался. Выбравшись из своего заключения, он обрел физическую сущность. Возглас облегчения, готовый сорваться с губ Джала, был оборван черной когтистой лапой. Костлявое тело рванулось вперед. Демон схватил мальчика и приблизил к своей морде с желтыми глазами и огромными зубами, обдав дыханием таким же зловонным, как преисподняя, откуда он явился. В этот момент Джал закричал, так как был уверен, что чудовище собирается откусить ему голову. Но реальность была еще ужаснее: демон убивал, вбирая жертву в себя. Бросив быстрый взгляд на своего мучителя, он прижал мальчика к бесформенному грубому телу. Джал еще раз вскрикнул и затих, почувствовав обжигающий контакт между собой и демоном. Теряя сознание, он вспомнил последнее слово заклинания, но было слишком поздно.
– Отпусти его сейчас же! – Голос Фирр эхом разнесся по пещере. В нем звучала материнская ярость, такая же непоколебимая, как скалы. – Отпусти ребенка немедленно, грязная скотина!
Она не могла убить его, так как боялась причинить вред Джалу, но начала произносить слова, которые мальчик не успел выучить, заклинание сдерживания и подчинения. Слова вырывались так быстро, как только возможно, чтобы сохранить форму, но отчаяние переполняло богиню. Джал поглощался черной массой тела демона. Голова мальчика откинулась назад и безвольно повисла, женщина боялась, что уже потеряла сына. Наконец, когда было произнесено последнее слово, демон подчинился ее воле. Фирр показалось, что прошла целая вечность. Если ее сын мертв, как она считала, чудовище останется в этом мире, обреченное на вечную агонию. Это будет ее местью.
– Стой спокойно! – скомандовала она.
Демон послушался, хотя процесс поглощения не прекратился, так как уже стал необратимым. Непоглощенной осталась только голова мальчика. Глаза у него были закрыты. Фирр подошла к неподвижному демону, дотронулась до виска сына и почувствовала тонкую ниточку биения его упрямого сердца. Но сейчас перед ней стояла дилемма. Она знала лишь одно, заклинание, которое могло отделить тело мальчика от чудовища. Необходимо покрыть его лицо символами охраны и защиты, однако магия хаоса останется с ним на всю жизнь. Если она не научит своего сына всему, что знает о хаосе, шансы его дожить хотя бы до одиннадцати лет ничтожны.
Вздохнув, мать достала из-за пояса кинжал и пузырек с голубой пудрой, предусмотрительно захваченные с собой, и начала резать прекрасное лицо своего мальчика, присыпая раны пудрой и бормоча разные слова. Фирр не умела исцелять. Собственный поврежденный глаз был тому доказательством, но, возможно, ее простое колдовство сможет облегчить боль.
Вот так, совершенно неожиданно для Джала, исполнилось его заветное желание. Знания, которые он так жаждал получить, теперь оказались необходимы для его спасения. Леди Фирр плакала, делала надрезы, посыпала их пудрой и думала о том, что людям следует быть очень осмотрительными со своими желаниями…
Сегодня выдался тяжелый день. Иногда искривленные конечности Тристана начинали сильно болеть, словно предупреждали, что события могут получить неожиданное развитие. Особенно болела шея. Ноющая боль растекалась по спине сверху донизу. Оставалось лишь завернуться в одеяло и держать спину в тепле. Отец пошел в амбар, где бродит Риган, одному богу известно. Она считала себя самостоятельной и иногда исчезала на целый день, возвращаясь домой замкнутой и непокорной. Талискер ничего на это не говорил, но Тристан знал, что отец обеспокоен своенравным поведением дочери. Риган могла бы с легкостью избавить отца от волнений, сообщив, что находится на ферме своего друга Морага, живущего на другом конце долины, однако девушка предпочитала ничего не говорить, играя в какую-то игру, понятную ей одной.
Возможно, благодаря своей болезни Тристан стал очень хорошо разбираться в людях. Он знал, что после смерти его матери Уны, Риган и отец держались на расстоянии и были холодны. Никто не говорил об Уне, и Тристану, находившемуся в центре этой ледяной злобы и скорби, очень не хватало матери.
Юноша смотрел в окно, с нетерпением ожидая возвращения Риган, и наконец увидел всадника, спускавшегося с горы. Еще издалека Тристан понял, что это не сестра – всадник сидел в седле гораздо более уверенно, чем женщина. Поверх зеленого пледа на нем был черный плащ для верховой езды. Когда он подъехал совсем близко, ветер сдул с его головы капюшон. Тристан вскрикнул и, несмотря на боль в ногах, направился к двери, выскочил на улицу и побежал к конюшням.
– Папа, папа, иди скорее! Дядя Сандро приехал! Сеаннах приехал!
Талискер выбежал из конюшни; мальчик заметил, что отец улыбается. Как редко теперь приходилось видеть на его лице улыбку, делавшую Дункана намного моложе. Они стояли бок о бок, наблюдая за приближающимся всадником. Мальчик подпрыгивал на месте и махал рукой.
Сандро спешился и тепло обнял Талискера, затем повернулся к Тристану.
– Трис… как же ты вырос! – Он ласково взъерошил ему волосы. – Я очень хотел тебя повидать. – Но Тристан мог с уверенностью сказать, что у сеаннаха было серьезное дело. За его улыбкой скрывалась какая-то тревога. – Трис, мне надо поговорить с твоим отцом. Не мог бы ты поставить Джаггера в стойло и накормить его?
Мальчик улыбнулся – Джаггер был массивным животным, около метра восьмидесяти высотой и абсолютно черным.
– О, у Триса особый подход к лошадям, – заметил Талискер. – Он может приручить любое животное.
Тристан просиял от похвалы отца и повел Джаггера в стойло, спокойно разговаривая с ним.
Тристан не очень разбирался в отношениях сеаннаха с отцом. Когда он был маленьким, мама рассказывала, что они – особые люди, пришедшие из другого мира для того, чтобы сражаться в Руаннох Вере и Сулис Море. И хотя она казалась совершенно серьезной, мальчик считал, что это одна из историй сеаннаха, придуманная, чтобы поразить сына военными подвигами отца. Он знал, что оба мужчины – ветераны баталий, хотя его отец никогда об этом не говорил. Также Тристан знал, что родился в Сулис Море, и его родители переехали в долину, когда мальчику исполнилось всего несколько месяцев. Кое-что необычное было и в дяде Сандро. Он обладал кожей очень красивого цвета с золотистым оттенком, но светлее, чем у сидов. Возможно, он на самом деле приехал из дальних южных районов, а может быть, даже из-за моря. Так или иначе, в сеаннахе чувствовалось что-то необычное, что делало его редкие визиты особенными и очень волнующими.
Трис стал привязывать Джаггера и вдруг осознал, что слышит обрывки разговора мужчин. Видимо, они все еще находились на улице.
– Да нет, Сандро, – в голосе отца звучало недоверие, – ведь он совсем еще мальчик.
– Перестань, Дункан, – мягко возразил ему Сандро, – ты знаешь, что все совсем не так. В четырнадцать лет мальчик уже считается достаточно взрослым, чтобы погибнуть в бою.
Тристан затаил дыхание, испугавшись, что какое-нибудь неосторожное движение выдаст его или не удастся расслышать ответ отца.
– Не надо мне напоминать об этом, – угрюмо заметил Талискер, – я тоже их видел. Совсем еще дети. Но Тристан… другой. Я планировал оставить его с собой.
– Давай войдем внутрь, – спокойно сказал Сандро. – Не лучше ли нам обсудить все это за стаканчиком, а? Я привез письма от Ибистер…
– Да, мне сейчас не помешает выпить. Прости, Сандро, вот что значит жить в изоляции, я забыл все манеры. Пойдем.
Они не спеша пошли к дому, и голоса стихли. Для Тристана поручение сеаннаха – само по себе волнующее событие, а тут еще такой разговор! В голове у него был полнейший сумбур, и Тристан автоматически продолжал выполнять работу, думая о том, что сеаннах приехал обсудить его будущее.
Закончив с Джаггером, он не пошел в дом. Как бы ему ни хотелось все узнать, Тристан чувствовал, что отцу необходимо поговорить с Сандро наедине. Может, сеаннаху нужен помощник? Он слышал как-то, что у них есть помощники, но людям может не понравиться присутствие калеки на праздниках. Знакомые, которые хорошо знали Тристана, конечно, принимали и любили мальчика, однако ему хватало ума, чтобы понять, что остальной мир не обязательно желает видеть его в своих рядах.
Начался дождь, и Тристан укрылся в дверном проеме конюшни, слушая пение птиц, полностью погруженный в свои мысли.
– Что ты здесь делаешь под дождем? Ты же знаешь, что потом у тебя все будет болеть, Трисси?
Риган пришла по тропинке за конюшней, а он был так поглощен своими мыслями, что не услышал ее шагов. Отведя пони в стойло и накрыв попоной, Тристан рассказал сестре о приезде Сандро.
– Итак, они решают твое будущее, а ты здесь. Почему?
– Я… я просто жду. Им нужно время… – Она взяла его за руку и посмотрела в глаза.
– Ты имеешь полное право, Трис, принимать собственные решения, – твердо сказала девушка. – Пошли.
Когда они вошли в дом, Талискер и Сандро повернулись и посмотрели на Тристана. Сандро даже не сразу поприветствовал Риган, хотя улыбнулся ей натянутой, слегка небрежной улыбкой. Риган, привыкшая быть в центре внимания, вздернула подбородок.
– Что происходит, папа?
Она крепко сжала руку брата.
– Проходите и садитесь, – вздохнул Талискер. – Существуют вещи, о которых вам следовало рассказать давным-давно. А теперь меня заставляют это сделать обстоятельства. Мне очень жаль, но кое-что может потрясти вас.
Тристан сел рядом с отцом, а Риган – с Сандро. Оба выжидающе смотрели на Талискера. который от волнения тяжело вздыхал.
– Хотелось бы мне, чтобы здесь была твоя мама. Она хорошо справлялась с подобными вещами…
– Что произошло? – потребовала ответа Риган. Талискер собрался с духом.
– Это касается тебя, Трис. Мы… Уна и я. – не настоящие твои родители, мы усыновили тебя. Уна была акушеркой и присутствовала при твоем появлении на свет. Твоя настоящая мать умерла во время родов. Отец…
Он замолчал, не находя в себе сил сказать горькую правду сыну. Сандро сделал большой глоток пива и договорил за Талискера:
– Твой отец был плохим человеком, Тристан. Он ничего не знал о твоих физических проблемах и отказался от ребенка при рождении. Уна пообещала твоей матери, прежде чем та умерла, что позаботится о тебе, так она и сделала. Уна принесла тебя в этот дом, чтобы вместе с Дунканом заменить тебе родителей.
Прошло много времени, прежде чем до Тристана дошел смысл сказанного. Тишину нарушали только тихое потрескивание поленьев в камине и легкий шелест дождя по крыше. Риган наклонилась через стол и взяла брата за руку.
– Это все не имеет никакого значения, Трис, – сказала она спокойно. – Мы твоя семья и любим тебя, вот что главное.
Трис ничего не сказал; отблески огня отражались в невыплаканных слезах в его глазах. Риган повернулась к отцу.
– Зачем ты ему сейчас рассказал об этом? – резко спросила она. – Какое все это имеет значение? Не стоило вспоминать о давно прошедшем.
Талискер обычно сдержанно себя вел, и его непросто было разозлить, однако сейчас в его голубых глазах сияла такая ярость, какой Сандро не видел у него много лет.
– Ты что, думаешь, я все это свалил на ваши головы без причины? Ты всегда предполагаешь самое худшее, Ри, не правда ли? Ты никогда не перестанешь считать, что я…
– Есть что-то еще? – сухо поинтересовалась девушка, нисколько не обращая внимания на гнев отца.
– Да. Пять лет назад отец Тристана на смертном ложе признался Ибистер, правительнице Сулис Мора, что он отрекся от сына.
– А какое отношение ко всему этому имеет Ибистер? – удивилась Риган.
– Мама Тристана была ее младшей сестрой. У самой правительницы не было детей, поскольку она никогда не выходила замуж. А значит, Трис по рождению является законным наследником трона Сулис Мора.
Риган и Тристан в один голос ахнули и недоверчиво уставились друг на друга. Риган первая расплылась в широкой улыбке.
– Мой брат будет правителем Сулис Мора! – радостно воскликнула она.
– Нет, – покачал головой Талискер. – Твой брат уже является правителем Сулис Мора. Ибистер умерла две недели назад.
Опять последовала долгая пауза, потом заговорил Тристан. Его губы дрожали, и ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, Дункану и Сандро голос мальчика в тишине большой комнаты показался совсем детским.
– Что же теперь будет, отец?
– Сандро сразу после кончины Ибистер выехал к нам сюда. Она оставила завещание, где говорится, что наследник ты. Так что сразу после похорон будет выслан эскорт, чтобы доставить тебя в Сулис Мор. Другие таны прибыли на церемонию похорон и останутся на твою коронацию. – Талискер нервно сглотнул слюну, его переполняли эмоции. – Тебе придется уехать и стать таном, Тристан. Как оказалось, тебе это право принадлежит по рождению.
– Папа, ты ведь поедешь со мной, правда?
По голосу Тристана можно было понять, что он догадался, каков будет ответ отца, еще до того, как закончил вопрос. Талискер подошел к камину и, облокотившись на полку, смотрел на огонь, не говоря ни слова.
– Нет, Тристан, отец не поедет с тобой, – вмешался Сандро. – В Сулис Море произошли ужасные события с нами обоими и со всеми воинами, участвовавшими в заключительной битве…
– Но ты ведь вернулся туда, – нахмурилась Риган. – И остальные воины должны оставаться в городе…
– Я не вернусь туда, Риган, – сказал Талискер. Девушка тут же вскочила, опрокинув стул.
– С Тристаном там может случиться все что угодно! – выкрикнула она. – Люди могут не захотеть, чтобы он был их правителем. Его могут убить. Ты собираешься оставить сына один на один с судьбой? Что бы сказала мама – твоя драгоценная Уна, – если бы узнала, что ты оказался трусом?
Не дожидаясь ответа, Риган побежала к выходу. Перед тем как выскочить за дверь, она повернулась. Ее лицо было искажено яростью, по щекам градом катились слезы, но Риган их не замечала.
– Ты трус! – выкрикнула она.
Хлопнув дверью, девушка выбежала под дождь.
– Риган, подожди!
Сандро встал и хотел догнать ее, но Талискер его остановил.
– Пусть идет, Сандро. В конце концов, она права.
– Нет, не права. Это слишком опасно для тебя, ты ведь можешь там опять встретиться с душами. Тебе следовало бы ей все объяснить. А что значат ее слова о матери? Когда она стала такой…
– Враждебной? Не так давно. После смерти Уны. Прости меня, Тристан. – Талискер подошел к столу и положил руку сыну на плечо. – Я пытался… прикладывал много усилий, однако твоя сестра… с ней что-то происходит, она не принимает мою помощь.
Тристан молча кивнул. Он взял кувшин пива и долил кружку отца, потом достал с полки еще одну кружку и налил себе. Талискер и Сандро молча наблюдали за ним. Тристан раньше никогда не пил алкогольных напитков, но, похоже, сейчас был самый подходящий момент, чтобы начать это делать. Он улыбнулся слабой, тоскливой улыбкой обоим мужчинам.
– Расскажи мне обо всем подробно, отец, – попросил он спокойно. – Все о битве. Почему возвращение для тебя опаснее, чем для других воинов, о моей матери и о Сулис Море. Я еду туда, чтобы управлять… и мне надо знать все.
ГЛАВА 2
… она уже плакала, когда пошел черный дождь. Она плакала, потому что ее случайно заперли, и скоро обязательно появятся крысы. Когда что-то в первый раз легко задело ее щеку, девочка подумала, что это крыса сидит у нее на плече и копошится в волосах, готовая исцарапать заплаканное лицо. Но она ошибалась. Риган открыла глаза, увидела, что это всего лишь дождь, и зарыдала в голос. Он попадал в амбар через щели в старой кирпичной кладке вместе с тонкими лучами сумеречного света. Нет, это не крысы, но и не дождь. Потянувшись, она поймала одну из больших, черных как смоль капель, но та не была ни мокрой, ни холодной – мягкой. Перо…
Все больше и больше перьев, и звук – ужасный, скрипучий. Звук, который наполнил амбар, он был похож на хаос преисподней, и Риган издала пронзительный вопль ужаса. Девочка вскочила, побежала к двери и отчаянно заколотила в неприступную дубовую преграду.
– Помогите мне-е-е-е, – рыдала она. – Здесь кто-то есть!
А потом они появились. Шум их крыльев казался эхом ее плача, высокий, тонкий звук. Девочка оглянулась и увидела их кривые когти и острые крючковатые клювы.
– Папа… папа, – кричала она. Что-то вцепилось ей в затылок и выдрало целый клок волос. Птицы кричали, издеваясь над ней. Она отвернулась от двери, безуспешно пытаясь защититься от их когтей и клювов руками, а они рвали в клочья тонкую ткань одежды и царапали нежную детскую кожу.
Риган упала на землю, отмахиваясь руками и колотя ногами по земле. Она кричала, но вороны не обращали на ее крик внимания. Теперь они сидели на ее спине. Девочка чувствовала обжигающую боль от их когтей и слышала скрипучее карканье, наводящее ужас. «Они ненавидят даже друг друга», – пришло ей в голову, несмотря на страх. Она просто чувствовала это.
– Злые, ужасные существа! – кричала Риган, продолжая метаться по амбару.
– Риган! О господи, девочка!
Наконец появился свет, и раздался странный шум, словно кто-то бил птиц и прогонял их чем-то. Потом она почувствовала на своих плечах одеяло, и сильные, надежные руки подхватили ее. Это был папа. Он наконец-то пришел…