Лау Миллер. Черный тан

   – Сильный я?
   Джал прищурил глаза и задумчиво посмотрел на демона. Ему казалось абсурдным, что такое существо может иметь амбиции. Много лет назад мать показала ему, как правильно читать заклинание, чтобы вызвать таких чудовищ. Она предупреждала, что они очень опасны: «Находясь в нашем мире, они постоянно испытывают сильную боль, фактически агонию. Можно многого от них добиться простым обещанием отпустить их и вернуть в „пустоту“.
   Грелл казался каким-то странным, но у Джала не было ни времени, ни желания думать об этом. Он медленно подошел к демону, стараясь побороть отвращение к его уродству, и посмотрел в невыразительные, бегающие глаза.
   – Да…..
   – Куда идешь ты? – настойчиво повторил Грелл вопрос. Джал присвистнул сквозь зубы, раздраженный настойчивостью демона, но все-таки ответил.
   – Я иду собирать души. Кровь и души. Для большой магии… Ты отвечаешь за скооров до моего возвращения.
   Грелл ничего не ответил, лишь слегка покачался из стороны в сторону.
 
   Суд продолжался почти неделю. Тристану казалось странным, что сиды до сих пор с такой любезностью обращаются с ним и Талискером, в то время как его собственная сестра стоит перед судом за многочисленные убийства их соплеменников. Каждое утро начиналось одинаково. Эскариус приводил их в большой амфитеатр, где происходил суд, затем занимал свое место как представитель клана. В самом центре круглого пространства сидела Риган, связанная кожаными ремнями и одетая в красное платье – символ обвинения ее в кровавых делах. Девушку не просили говорить в начале суда, но казалось, она очень напряженно выслушивает показания разных свидетелей, большинство которых не могло спокойно на нее смотреть. Риган же бросала им вызов, пристально всматриваясь в лица, будто полностью отрицая горестные рассказы об убийствах их детей и близких.
   По краям большой арены, словно указатели сторон света на компасе, сидели представители разных кланов. Напротив Риган стоял Эскариус, он был один. Клан волков, живущий в Сутре изолированно, не присоединяясь ни к каким договорам, не искал в Совете справедливости. Из-за этого предполагаемого нейтралитета Эскариус оказался подходящей кандидатурой для посредника, хотя право вынесения приговора ему предоставлено не было. Рядом с ним сидел какой-то сид. Ни Тристан, ни Талискер не были с ним знакомы. Лицо высокого человека, одетого в церемониальные одежды, скрывала большая маска. Она изображала существо, в котором черты представителей всех кланов сидов – медведей, орлов, рысей и волков – объединились в некий загадочный образ. В одной руке судья-сид держал перо орла, в другой – нечто, завернутое в мягкую кожу. Талискер был уверен, что это Бразнаир.
   Между Эскариусом и кланом рысей размещался клан сидов-медведей. Эти кланы особенно пострадали, потому что их земли граничили с землями Риган с одной стороны, а дальше на юго-восток находились владения леди Уллы. Сиды-орлы тоже были обижены и сидели справа от рысей. Талискер и Тристан находились слева от Риган, там, где на компасе указан запад.
   К третьему дню, когда никто не попросил их высказаться, а Риган не предоставили возможности хоть как-то объяснить свое поведение, Тристан потерял терпение. Он понимал, как важно каждому из выступающих рассказать о своем горе. Но поскольку одна ужасная история следовала за другой, а высокомерное выражение лица Риган мало ей помогало, ситуация становилась все более и более непоправимой. Один из сидов-орлов держал большую палку, используя ее, чтобы показать, чья очередь говорить. Он сердито погрозил палкой Риган, когда описывали, как скоор атаковал молодых сидов-орлов и сжег их.
   Кисточки и колокольчики раскачивались и звенели в холодном тихом воздухе, но Риган оставалась невозмутимой. Тристан больше не мог этого выносить.
   – Как я понимаю, защиты не будет? – Он встал. – И это справедливость сидов?
   – Тан Тристан, вы должны сохранять спокойствие до тех пор, пока вас не попросят говорить, – произнес Эскариус. – Сейчас очередь орлов.
   Тристан сдвинул брови, отчего исказились его обычно приятные черты лица, и сердито посмотрел на Эскариуса.
   – Я здесь пленник, сэр? – спросил он язвительно. – Я правитель и могу говорить когда захочу.
   – Тристан. – Талискер взял сына за руку. – Это суд сидов…
   – Это не суд. Это фарс, – продолжал тот. – Мы все знаем, что Риган будет приговорена к смерти. Всем известно, что она заслуживает такого наказания. Какой смысл во всем этом спектакле… – Его голос вдруг прервался. – Просто убейте ее… – в голосе появилась дрожь, следующие слова смогли услышать только Талискер и Мориас, сидевшие рядом, – … мою сестру…
   Мориас встал и закрыл его собой от смущенных сидов. Он напористо шептал, не отводя взгляда от расстроенного лица Тристана.
   – Суд устроен не для Риган. Неужели ты не понимаешь, Тристан? Суд для тех, кто обвиняет… Риган может показать, что ее мучают угрызения совести, и попросить прощения…
   – Прежде чем умрет? Мориас печально кивнул.
   – Тогда я не могу больше смотреть на это. И не буду.
   – Твоя преданность сестре делает тебе честь, Тристан. Но не забывай, ты все еще правитель Сулис Мора. Когда это… закончится, сиды могут стать, а могут и не стать твоими союзниками.
   Тристан выпрямился насколько мог.
   – Значит, ты предлагаешь, чтобы я из политических соображений смотрел, как мою сестру приговаривают к смерти? Мориас, ты меня сильно недооцениваешь. Я знаю, кто она. Но использовать ее смерть для собственной выгоды не буду.
   – Тебе ничего не надо делать, Тристан. Просто сиди и молчи, – твердо сказал Мориас.
   – Нет. Раз суд может приговорить ее к смерти со мной или без меня, пусть он сделает это в мое отсутствие. – Тристан повернулся, чтобы выйти из амфитеатра. – Ты пойдешь со мной, отец? – спросил он.
   – Сочту за честь, сын, – ответил Талискер с чувством.
   Они молча пошли к пещере, их никто не сопровождал. За их спинами раздался гул возмущенных голосов, но мужчины проигнорировали его. Только оказавшись в пещере, Тристан дал волю чувствам. Он упал на свой топчан и зарыдал. Талискер беспомощно сидел рядом, поглаживая сына по спине, словно тот до сих пор был ребенком.
   – Зачем она так себя ведет, отец? Почему не попросит у них прощения? Ты видел? Видел, с каким видом она сидит перед ними?
   – Да, – ответил Талискер. – Это единственный способ поведения, который она знает, сын.
   Он не мог постичь свои собственные чувства. Вид гордой, сидящей с высоко поднятой головой Риган вызывал ужасную боль в сердце. И тем не менее оба его ребенка в последние несколько часов заставили Талискера гордиться ими. К сожалению, Риган эта гордость стоит жизни.
   Прошло, наверное, не меньше часа, когда в пещеру вошел Мориас. Он выглядел взволнованным и усталым.
   – Похоже, мы кое-что поменяли в традициях сидов, – расплылся он в улыбке. – Мне дали разрешение действовать в качестве посредника. Я вызову тебя, Тристан, сегодня днем, а тебя, Дункан, завтра утром. Риган тоже будет дана возможность высказаться.
   – Для чего все это нужно, если наши слова не повлияют на результат? – нахмурился Тристан. – Какая разница, выступим мы или нет?
   – Как ты можешь говорить такое сеаннаху? Слова – это все. Слова – это память, молодой человек. – Мориас беззлобно улыбнулся в ответ на презрительное замечание Тристана. – Слова могут иметь значение и здесь, каким бы ни был результат. История рассудит, насколько виновата твоя сестра, но и сиды способны на милосердие. Если нам удастся доказать, что она находилась под влиянием Джала и… не знала об основных событиях…
   Талискер горько рассмеялся.
   – Значит, мы должны солгать им, Мориас?
   – А что заставляет тебя быть таким уверенным, что это ложь?
   – Я ее отец, Мориас, и мое сердце остается холодным, когда я смотрю на нее. Да, Джал на нее влиял, потому что Риган считала, что любит его. Но ведь любовь не оправдывает… Возможно, это слово никогда прежде не употреблялось в Сутре, и мне очень неприятно, что я в какой-то степени несу ответственность за содеянное. Риган – расистка, Мориас. Она ненавидит сидов только за то, что они отличаются от Великих. Нет другой причины, кроме страха и неуверенности и… – Он замолчал, и Мориас нахмурился. – Вот видишь, я даже толком не могу тебе объяснить. Возможно, это действительно человеческий недостаток.
   – Нет, я не верю в это. Если ты говоришь, что расистские наклонности вызваны у нее страхом и неуверенностью, тогда это Джал и, возможно, до него его дядя посеял и взрастил этот страх, а не ты или Уна. Я уверен – Риган достойна жалости, а не обвинений.
   – О господи! – Талискер слабо улыбнулся. – Ты не видел, какую опасность несут такие «невиновные», как Риган, Мориас. Тебе не мешало бы как-нибудь изучить мой мир.
   – Как ты думаешь, Риган выжила бы в твоем мире, Дункан? – спросил Мориас.
   – Да, она… Подожди-ка. Ты не хочешь ли предложить…
   – А как ты думаешь? – спокойно поинтересовался Мориас. – Ты говоришь, что, когда смотришь «на дочь, твое сердце остается холодным», но не станешь же ты возражать, если появится возможность продлить ей жизнь?
   – Что ты имеешь в виду? – хмуро спросил Тристан.
   – Для сидов это может показаться приемлемым – согласиться сослать Риган в мир ее отца.
   Мориас пристально наблюдал за реакцией Тристана. Тристан ахнул и посмотрел на отца, который кивнул, как бы соглашаясь.
   – Как ты думаешь? – спросил Мориас, сообразив, что кое-что упустил.
   – Ну… я думаю, что ты уже сделал это, Мориас.
   – Что?
   – Отец и я видели кого-то, когда проходили через ворота в этот мир. Она была одета в церемониальные одежды, а на лице маска, но…
   – Это была она, Риган, – закончил за сына Талискер. – Раньше я не был уверен, но теперь все стало на свои места. Это произошло, очевидно, из-за разницы во времени между нашим миром и Эдинбургом. Она немного опережала по времени, а мы отставали.
   Он взмахнул руками, не в силах объяснить сложную работу ворот.
   Мориас встревожился.
   – Вам надо было рассказать мне об этом раньше.
   – Я думал, тебя это обрадует, – сказал Тристан. – Это значит, что мы выиграли. Риган останется жить в мире отца.
   – Это не значит, что мы выиграли. По крайней мере не автоматически. Это значит, что у нас хорошие шансы на выигрыш.
   – А что случится, если мы не выиграем? И Риган не пройдет через ворота, как мы уже видели?
   Мориас с сомнением пожал плечами.
   – Я не уверен. Таких случаев еще не бывало. Но изменение временных планок в воротах… гибельно.
   – Гибельно, – повторил Талискер.
   – Лучше бы нам убедиться, что мы выиграли дело. – Мориас посмотрел на Талискера. – Какие бы чувства мы все ни испытывали.
 
   В конце концов показания Тристана и Талискера мало что изменили. Во второй половине дня Мориас вызвал Тристана и попросил рассказать, какие изменения произошли в поведении его сестры с тех пор, как в Сулис Море появился Джал. Потом расспросил о разрыве отношений между ними и насколько Тристан считает Риган виноватой. Юноша не мог понять направление мыслей Мориаса, когда тот задавал эти вопросы, поэтому все больше и больше нервничал.
   – Ты знаешь, Мориас, чего я не могу понять? – сказал он. – Почему я не предстал сегодня перед судом, правда…
   Мориас удивился и, бросив на него сердитый взгляд, сказал:
   – Отвечайте, пожалуйста, на вопросы, тан Тристан.
   – Но это правда. Я единственный человек, который мог как-то повлиять на всю эту печальную историю, прежде чем она началась. Можно было арестовать Джала еще до того, как он очаровал мою сестру. Я закрывал на все глаза, что могло быть хуже? Для этого есть одно название – соучастие. Я позволил Риган управлять королевством, хотя это моя обязанность, которая меня толком не интересовала. А она так хорошо управлялась со всеми делами.
   Он издал короткий, горький смешок, а Талискер вдруг почувствовал, куда клонит сын. Отца охватила тревога. К сожалению, Мориас стоял спиной к Талискеру и не так быстро понял, что показания Тристана вот-вот выйдут из-под контроля.
   Талискер посмотрел на Риган. На ее лице было странное выражение, как будто девушка пыталась спрятать свой страх. Он подумал: неужели Тристан не понимает, что его признание лишает сестру смысла жизни?
   – … это просто ирония судьбы, – голос Тристана дрогнул, – потому что она совсем не королевских кровей. Риган является настоящей дочерью Дункана и Уны Талискеров.
   Среди сидов, окружавших арену, началось смятение. Риган опустила голову на грудь, ничего не говорила и не плакала, но было очевидно, что она уничтожена. Мориас в смятении не знал, что сказать, и ждал, пока стихнет шум. Затем тихо произнес:
   – Зачем, Тристан? Что заставило тебя сказать это?
   – Черт возьми, Мориас! Ты же знаешь, что это правда! Риган не знатного происхождения. Все это было сделано, чтобы защитить меня. Поэтому сказали, что мы близнецы. Еще потому, что… – Он взял себя в руки, но Талискер видел, что по его щекам текут слезы. – Посмотрите на меня, – продолжил он спокойно. – Совет никогда не принял бы меня в качестве единственного наследника Ибистер. Риган заняла лучшие покои на верхнем этаже, потому что… потому что я не мог подниматься по ступенькам. Но мне необходимо было изменить мнение людей о себе. Но ведь я не глуп, как бы ни выглядел, и должен был сделать все, чтобы предотвратить случившееся. – Тристан посмотрел на Риган и грустно улыбнулся. – По крайней мере, Риган что-то делала в своей жизни, а не пряталась от нее, как я. В ней есть страсть и воля. Она сильная, у нее просто не хватило жизненного опыта, чтобы противостоять Джалу. Но не надо забывать, что Джал – сын богини Фирр.
   Раздались еще более потрясенные голоса сидов. Мориас наклонился к Тристану.
   – Зачем все это им говорить? – спросил он, сердито глядя на него.
   – Мне нечего терять, Мориас, – пробормотал Тристан.
   – Кроме королевства.
 
   На следующий день Мориас пытался как-то все уладить во время показаний Талискера. Изображать Риган другой, чем она была, не имело смысла. Выражение ее лица стало еще более надменным и отстраненным, чем обычно. Талискер нервно улыбнулся дочери, но она проигнорировала его, как будто решила не соблюдать никаких внешних приличий.
   – Талискер, ты можешь сказать Совету, почему было принято решение скрыть истинное происхождение Риган? – мягко начал Мориас.
   – Все было так, как сказал Тристан: чтобы его защитить. Они оба тогда были намного моложе и гораздо уязвимее. Но, смею вас заверить, идея принадлежала Риган. Она всегда была готова защищать брата. Когда они были детьми, она приглядывала за ним без напоминаний. Дети были очень близки.
   – Не кажется тебе тогда странным, что через несколько лет она позволила Джалу послать своих псов, чтобы они убили Тристана?
   – Я не верю, что она могла отдать такой приказ. Талискер оглянулся на свою дочь, которая еле заметно покачала головой.
   – А что ты скажешь насчет ее приказа послать скооров искоренить племя сидов-рысей?
   – Нет. Она никогда бы не смогла такое… сделать.
   Талискер чувствовал, что у него перехватило горло. Он сглотнул слюну, беспокоясь, не заметят ли присутствующие сомнения в его голосе.
   – Ты ведь пытался предупредить ее насчет Джала, правда?
   – Да. Но она тогда вообразила, что влюблена в него. Что можно было сказать, чтобы переубедить ее? Да и я тогда не представлял себе весь масштаб злобы Джала.
   Следующий вопрос прозвучал для Талискера как удар грома.
   – Давайте вспомним несчастный случай, который убил мать Риган, ее настоящую мать, твою жену Уну… Ты веришь, что твоя дочь намеренно послужила причиной несчастного случая и способствовала смерти матери?
   – Что?!
   Мориас и глазом не моргнул.
   – Ты должен ответить на вопрос, Дункан. Почему ты не смотришь на Риган, если не думаешь так?
   – Мне не верится, что ты меня спрашиваешь об этом. Чего ты надеешься добиться таким образом?
   – Правды. Это то, чего требует Совет.
   Талискер повернулся к Риган. Она была потрясена. Широко распахнутые глаза уставились на Талискера. Рот остался полуоткрытым, как будто девушка только что сделала глубокий вдох.
   – Нет… я…
   Он вдруг услышал, какая вокруг тишина. Все замерли. С океана дул ветер, и мелкая красная пыль покрывала амфитеатр. Красное платье Риган и одежда Талискера развевались на ветру. Ему показалось, что они остались одни, и Талискер понял только сейчас, как мало времени ему досталось на жизнь с Уной. Он хотел избавиться от этих мыслей, как делал многие годы, но не мог.
   – Как ты могла позволить ей уйти? Ты дала ей упасть…
   – Нет.
   Талискер видел, что рот Риган произнес слово, но не мог слышать ее голоса, поэтому он подошел к самому центру арены. Два сида, охранявшие Риган, скрестили перед ним копья, но остались стоять на месте, когда Талискер развел копья в сторону, чтобы посмотреть в глаза дочери.
   – Почему ты ее не держала? – простонал он. – Если бы это был я… Я никогда бы не позволил ей упасть… никогда…
   Риган теперь плакала. Тихие слезы катились по щекам, оставляя мокрые дорожки на тонком слое пыли, покрывшем лицо.
   – Нет, – сказала она опять. – Нет… я не могла ее удержать…
   – Ты убила ее, Риган. Талискер отвернулся, не в силах смотреть на дочь.
   – Нет, папа. Я была просто маленькой девочкой. Мне было двенадцать лет. Мои ноги тоже скользили… и я испугалась. Я не хотела, чтобы она упала, ведь она моя мама.
   Риган согнулась и укрыла лицо в коленях, чтобы никто не видел ее слез.
   Талискер пошел к выходу.
   – Доволен теперь? – прошипел он Мориасу, проходя мимо. Тот ничего не ответил. Он намеревался показать человеческие черты Риган, в чем и преуспел. Она безутешно рыдала.
   – Пожалуйста, Талискер, останься, – настойчиво попросил Мориас. – Я чувствую, что произошли перемены. Сиды должны понять, что Риган не виновата…
   – Сидам абсолютно все равно, старик. Они видят перед собой женщину, которая ответственна за смерть их близких. Какое им дело до того, какой она была в детстве и любил ли ее отец. Они приговорят ее к смерти. Мне больше нечего сказать.
 
   Он оказался прав. В этот же день, немного позже, Совет вынес свой вердикт. Риган должна быть предана смерти обычным способом сидов. Ее привяжут к столбу, и сиды, избранные Советом, забросают ее копьями. Она приняла приговор спокойно. Хотя Талискер там не присутствовал, ему обо всем рассказал Тристан, дрожавший от волнения.
   – Она была такой храброй, – прошептал он. – Мориас, ты должен дать ей какое-нибудь снадобье или еще что-то придумать. Мне невыносимо думать, что она…
   – Я не могу, Тристан.
   Тристан в отчаянии смотрел на мага.
   – Тогда отправь ее в другой мир, Мориас.
   – Это как раз то, что я намереваюсь сделать, Тристан. Она не может умереть. Мы должны спасти твою сестру и отправить ее через ворота. Теперь я понимаю: очень важно, чтобы она оказалась в Эдинбурге.

ГЛАВА 15

 
   В тусклом свете свечей деревянные стулья с высокими спинками отбрасывали причудливые тени. За окном слышался шум транспорта, бесконечно сновавшего по старой дороге. Но здесь, в тесной, выкрашенной в коричневый цвет старой комнате для собраний, царила атмосфера ожидания. Нокс уже довольно давно здесь не был и забыл, как приглушенная тишина и спокойствие этого места могут направить мысли человека внутрь себя. Он прошел в конец комнаты, и его глаза привычно остановились на некрашеной коробке кафедры, с которой он в течение нескольких часов рассказывал о новых планах Бога, касавшихся Детей.
   Однако чувство тревоги у Нокса сейчас вызывало не приближающееся Вознесение, а подсунутая под его дверь записка, предлагавшая встречу здесь. Раздражающие каракули заставили подозревать кое-кого, но Нокс не был полностью уверен и не имел времени проверить почерк других Детей. Пару дней назад кто-то начал за ним следить. Сомнений не оставалось, ощущение слежки было очень сильным. Последние две ночи, проходя через парк, Нокс чувствовал себя очень странно. Ему казалось, будто он актер в каком-то фильме и сам за собой наблюда…
   – Нокс.
   Теперь он знал точно – это Стремящийся Летать, Гордон. Хотя и не зная точно, что известно парню, Нокс немного расслабился. Нельзя сказать, что он чего-то боялся, имея в союзниках скоора.
   – Что случилось, брат? К чему такая секретность? Если то, о чем ты хочешь поговорить со мной, личное, смею уверить тебя, что сохраню тайну.
   Он говорил доброжелательным, озабоченным тоном, что всегда обезоруживало его прежнего советчика.
   – Д-держу п-пари, что с-сохранишь, – ответил Стремящийся Летать. Он стоял около ступенек, ведущих на кафедру, поэтому Нокс не заметил его, когда пришел. – Р-разглашение тайны опасно д-для тебя.
   Нокс вздохнул. Сочетание заикания и презрительного отношения к миру может быть очень утомительным.
   – Послушай, я очень занят. Просто скажи мне, чего ты хочешь. Нокс сел на стул в первом ряду и холодно посмотрел на парня.
   – Я развернул ковер, Нокс.
   Нокс не колебался ни минуты.
   – И что? Ты из-за этого меня сюда позвал? Тебе нужна помощь, чтобы скатать его?
   Стремящийся Летать какое-то время смотрел на него, но Нокс не отводил взгляда, что заставило парня нервничать.
   – Я н-нашел т-тело.
   – Тело?
   – Т-тело Д-Даниэля.
   Последовала пауза, пока оба собеседника оценивали свои позиции. Уверенность Стремящегося Летать была поколеблена, но не надо было обладать большим умом, чтобы понять: Нокс блефует. Он был единственным человеком, который имел дело с ковром. Сначала Нокс решил вызвать скоора, чтобы убрать ненужного свидетеля, но потом отверг идею. Если парень исчезнет, его будут искать.
   – Стремящийся Летать… что, если я докажу, что Бог связан со мной?
   – Н-не вижу, что з-здесь общего с убийством, – ответил упрямо Стремящийся Летать. – Н-наш Бог не п-прощает убийство.
   – Ненавидь грех, но люби грешника, – ответил Нокс. – Вот чему учит Господь, так ведь?
   – Но Д-Даниэль… Ты убил Даниэля!
   Стремящийся Летать тяжело опустился на ступеньки, ведущие на кафедру. Его глаза были полны искренних слез. Нокс тяжело вздохнул.
   – Не совсем так, Стремящийся Летать. Мы все любили Даниэля, и он счел, что ответственность слишком велика.
   – Т-ты хочешь с-сказать, что он сам с-себя убил?
   Нокс не сразу ответил. Он был не настолько глуп, чтобы притворяться плачущим, поэтому обхватил голову руками, как будто стараясь усмирить эмоции.
   – Я пытался настроить его на что-то позитивное, потому что мне казалось, и Даниэль этого хотел бы. А потом Бог простил меня. Он послал мне знак, что я все еще достоин его милости и что Даниэль был прав насчет жизни перед Концом Света…
   – Ч-что был за з-знак?
   Нокс щелкнул пальцами, и появился скоор. Он слегка потоптался в центральном проходе зала для собраний, его крылья двигались, задевая деревянные стулья по обе стороны от прохода. Стремящийся Летать вскрикнул, его глаза округлились от ужаса, и он упал на колени.
   – «Звук их крыльев напоминал топот множества лошадей… – произнес Стремящийся Летать. – … Их хвосты и жала как у скорпионов… ангел преисподней… Абаддон…» – Он не мог заставить себя смотреть на скоора и уставился в пол. Когда Стремящийся Летать истощил весь свой запас знаний «Откровений Иоанна Богослова», он просто обхватил голову руками и зашептал: – О господи! О господи! О господи!
   Нокс почувствовал неожиданное сочувствие к парню. Скооры ужасно страшные на вид. Откровенно говоря, Нокс и сам предпочитал не смотреть на них, разве только в случае крайней необходимости. Скоор остановился перед ним, ожидая приказаний.
   – Встань, Стремящийся Летать. Тебе нечего бояться скоора. Они просто слуги нашего Господа, так же, как и наши.
   – Они? Ты имеешь в виду, что их много? Н-неужели целая армия пришла из преисподней, пока мы спали? – Стремящийся Летать воздел к небу руки. – П-почему же мы не в-вознеслись?
   – Ни один человек не может знать точного часа, когда это случится, – сказал Нокс мягко и усмехнулся, ободряюще похлопав Гордона по плечу. – Послушай, для тех Детей, у которых вера не так сильна, как должно, это будет нелегким испытанием. Мне необходимо сегодня вечером проверить каждого. Надеюсь, я могу рассчитывать на твою поддержку?
   Стремящийся Летать, казалось, немного успокоился. Он выпрямился и поправил очки, которые съехали набок, пока он пребывал в объятиях страха. На какое-то мгновение Ноксу показалось, что проблема решена.
   – Н-но это не м-меняет с-сути дела, касающегося Д-Даниэля. Все остальные д-должны об этом узнать.
   – Нет. Я сам с этим разберусь, кроме того, на фоне грядущих событий это дело не так уж важно, так ведь?
   Нокс отодвинулся немного в сторону, чтобы позволить Стремящемуся Летать увидеть скоора во весь рост. Тот моментально побледнел.
   – Д-да, наверное, ты прав, – пробормотал Гордон. – Нокс, значит ли это, что Бог именно тебе поручает вести Детей к Концу Света? Я имею в виду, до Вознесения.
   – Да. Именно это он мне говорил.
   Нокс опять улыбнулся доброжелательно и беззаботно.
   – Он сказал тебе?
   – Поверь мне, Гордон. Его план только начинает осуществляться.
 
   – Такое впечатление, что каждое последующее поколение должно повторять ошибки предыдущего, – пробормотал Эскариус.