Лайл Холли. Подстрекатель

   Некоторые начнут задавать вопросы — правильные вопросы, те, которые нужно было задать уже давно. Раньше Джесс намеревалась упросить Рейта хотя бы вернуться в дом, провести время с ней и его друзьями, снова стать частью своей старой жизни. Но он поднялся над этим. Он нашел путь — чудесный, потрясающий, удивительный путь. Пришла пора и ей сделать то же самое.
   Джесс ехала домой — точнее, туда, что она считала своим домом после побега из Уоррена — и по дороге размышляла о своей жизни. Она притворялась и делала это везде. Во-первых, она пыталась быть такой, какой не была; она делала это, чтобы выжить, но ложь есть ложь. Далее, она притворялась, что у нее с Соландером может быть будущее. Позволила ему думать так ради своего удобства. Джесс знала, что, оставаясь с Соландером, она тратила его время и не давала ему найти женщину, которая полюбит его так, как он того заслуживал.
   Кроме того, она растрачивала и свою жизнь. Поддерживала отношения, которых в действительности не хотела, лишь потому, что пока она с Соландером, ей не придется признать правду, что у нее ничего нет, а также потому, что чувствовала вину за ту боль, которую причинит ему, если уйдет. Она заслужила эту вину, не так ли? Но она не могла остаться с ним и быть той женщиной, которой нужно быть. Она лгала друзьям, обманом получила образование, притворялась на скучных собраниях ковила с их пагубной бюрократией; приняла деньги, на которые не имела права, чтобы иметь возможность прикрыться происхождением из далекой Империи. Оставшись наедине с собой и будучи, впервые за долгое время, на редкость откровенной, Джесс поняла, что ей не нравится женщина, которой она стала.
   Итак, нужно что-то менять.
   Оставить Соландера. Найти свой дом и самой за него платить. Аккуратно разорвать связи с семьей и именем Артис. Понять свою жизнь — кем она хочет быть.
   В любом случае ей есть с чего начать. Если, будучи стольти, она не могла работать на кого-либо, то Джесс могла начать свое дело, которое обеспечивало бы ее. Сидя за длинным обеденным столом, она узнала, как начать такое дело, куда вкладывать полученные от него деньги и как эти инвестиции потом будут работать на нее.
   В ковиле она знала женщину примерно ее возраста, которую можно убедить присоединиться к ней и вместе заняться бизнесом. Они бы отбирали, если необходимо обучали и нанимали музыкантов, которые играли бы на вечерах стольти. Джесс обдумала эту идею, и она ей понравилась. Живое искусство — вроде того, чем Рейт занимался в театре. Возможно, они смогут арендовать его театр, когда в нем не будет спектаклей, и предложить жителям Нижнего Города концерты лучших музыкантов. У людей из Нижнего Города были свои развлечения, но Джесс думала, что живая музыка им понравится. Она не рассчитывала получить прибыль от этого, пока не увидела, что сделал Рейт. Если даже его работа была несовершенна, она все равно… так сказать, дышала.
   Джесс решила, что по дороге домой зайдет в Дом Кейверринов, чтобы узнать, хочет ли Джин стать ее партнершей.
   Когда у нее будет партнерша и дело, которое обеспечит ее средствами для жизни, Джесс сможет найти место, где жить. И после этого скажет Соландеру, что между ними все кончено. Она боялась этого. Боялась прежде всего потому, что видела панику в глазах Соландера, когда Рейт порвал с ними и, главное, с Велин. Она чувствовала его тревогу, когда тот упоминал Рейта. Соландер считает, что она может уйти от него к Рейту, но он никогда не поверит, что она хочет уйти от него просто так, потому что это полностью противоречило ее природе. Джесс закрыла глаза, пока аэрокар вез ее домой. Она боялась дней и ночей, которые последуют за сегодняшним днем.
 
   Велин просматривала конечные контракты, которые прислали ей родители, проверяя каждый пункт и выискивая лазейки, которые родители или их адвокаты могли пропустить или счесть малозначительными для женщины ее положения. Закончив, поставила под документом свою подпись, которая по сути означала слияние состояний двух семей. Луэркас тал-Джернас скоро вернется из продолжительной поездки в другую Империю, где, как сообщила его семья, он все-таки нашел чародея, который вернет ему отличное здоровье и тело.
   Два дня назад она разговаривала с Луэркасом по дальней связи и решила, что медицинский маг гораздо более щедрый, чем природа. Ее избранник никогда не был красавцем; теперь же Велин казалось, что его красота прекрасно сочетается с ее собственной. У них будут красивые дети, и они будут хорошо жить. Тот факт, что они не любят друг друга — они, по сути, даже не знали друг друга, — мало значил для них обоих. Контракты предполагали значительную свободу для других интересов, когда у них появится два законных ребенка, которые продолжат семейный бизнес и унаследуют состояние.
   Луэркас занимал хороший пост в Совете — возглавлял Департамент Исследований. Он заслужил репутацию за выдающиеся успехи и за некую безжалостность, которая обеспечивала богатство и положение, а также положения тех, кто отваживался следовать за ним за счет робких. Он был сторонником повышения эффективности магии. Хотел расширить Империю, присоединив территории, которые контролировались другими державами: Стритией, Западным Манарканским Господством, Протекторатом Огненного Кольца, богатого полезными ископаемыми. У него были конкретные цели, ясные планы, четкие амбиции. Он не ставил смыслом жизни спасение стада жирных, бесчувственных животных.
   Возможно, сжигание душ и неправильно по большому счету, но это создало Империю и удерживало ее от распада. Чем больше Велин думала об этом, тем больше убеждалась в великолепии Харс Тикларим, а все, что олицетворяла Империя, выше незначительных забот по поводу источника магии или ее цены. Без магии Империя бы погибла, а это стало бы более серьезной трагедией.
 
   Прошли последние представления, а чудесный аромат цветущих чайных и розовых кустов вокруг театра Нью-Бринч обещал наступление весны. Свет брал верх над тьмой, улицы наполнялись людьми, которые жаждали сладости воздуха и мягкости бриза. Они шли к Нью-Бринч, влекомые экзотическими ароматами и звуками музыки и смеха. Рядом с театром они увидели бесплатное уличное представление — мужчины и женщины, одетые в красные и золотистые одежды, показывали небольшие пантомимы с поразительной точностью и остроумием. Эти актеры направляли людей ко входу в театр, где продавались билеты на будущие спектакли.
   Цены на дешевые места были довольно низкими, и люди, очарованные загадочным входом в театр с красивыми картинами и орнаментом и желавшие увидеть больше, платили свои гроши и уходили домой с билетами на какой-либо из трехдневных и трех вечерних спектаклей.
   В то же время в более высоких частях города друг Рейта и литературный критик опубликовал интригующую статью о генеральной репетиции спектакля. Он не стал ни хвалить, ни критиковать пьесу, а просто различными способами написал, что она абсолютно не похожа на все, которые он видел, и что благодаря отступлению от традиционного театра может исчезнуть так же быстро, как и появилась. Он подчеркнул, что количество билетов весьма ограничено и что лучшие места уже раскупили, поэтому очень немногим посчастливится увидеть это необычное и удивительное представление, учитывая, что оно будет идти всего шесть дней.
   С таким же успехом он мог сообщить богатым и влиятельным жителям города, что владеет тайным эликсиром бессмертия, но лишь первые пятьдесят человек получат его.
   Дорогие места распродавались быстрее дешевых. Предприимчивые люди, которые купили больше билетов, чем нужно, перепродавали их по ценам от баснословных до непристойных.
   Известие о гонке за лучшими местами просочилось и к нижним сословиям, которые поняли, что их билеты теперь стоят больше, гораздо больше того, что они за них заплатили. Большинство — но не все — продали их, получив не только свой месячный заработок, но в некоторых случаях и годовой.
   Из своего внутреннего кабинета в театре Рейт наблюдал, как к нему льются деньги. Уже перед первым спектаклем у него хватало денег, чтобы заплатить всем актерам за месяц — как он и планирован, — а не за шесть дней, сохранить декорации и начать работать над следующей постановкой.
   Билеты на каждый из шести дней были распроданы еще за неделю до премьеры, но пока никто не видел «Человека снов». Все зависело от того, что случится после. Если стольти хорошо отзовутся о спектакле, люди продолжат приходить — остальные стольти, потому что не захотят ничего пропустить, и представители других сословий, потому что они ухватятся за любую возможность быть замеченными вместе со стольти, а таких возможностей было мало. Но если они придут в ужас от того, что он создал, то найдут способ закрыть театр, и это станет концом эксперимента.
   — Вы выглядите как собачонка, которая загнала в угол медведя, — заметила Мичаан, когда снимала с лица грим.
   Она играла дерево. Они закончили прогон, и этим вечером состоится премьера.
   — Если бы я был хотя бы наполовину так же уверен, как эта собачонка, и то было бы неплохо.
   — Все будет в порядке. Вы создали нечто потрясающее, — ответила девушка. — Они придут; это не то, что они ожидают, но это по-настоящему потрясающе и заставляет задуматься. По-моему, большинство из них уже давно не задумывались.
   — Когда ты стольти, то гораздо легче жить, не думая о последствиях, — вздохнул Рейт, пытаясь смягчить мрачность голоса легкой улыбкой. — Когда думаешь о последствиях, начинают сниться кошмары. Он пожал плечами.
   — Может быть, они увидят себя, может, своих знакомых… может, увидят лишь нереальную историю без всякого глубинного смысла. Я не знаю. Теперь, когда мы здесь, все кажется глупым, ничтожным способом что-либо изменить. Что это может изменить? Кого тронет? Кто изменится?
   Мичаан засмеялась.
   — Вы не можете этого знать, и ни к чему волноваться. Вы предоставили пищу для размышлений. Вот пусть и едят — а как они будут это делать, не зависит от вас.
   — Но я хочу, чтобы это привело к освобождению уорренцев. Хочу, чтобы привело к прекращению неправильного использования магии.
   — Вы хотите того, чего хотите, и хотите этого сейчас… но жизнь устроена иначе. Человек может сдвинуть мир, но для этого нужен длинный рычаг и много времени.
   Ее улыбка была загадочной.
   — Не спешите. Сегодня упадет первая капля дождя. Завтра вторая. Дождь создает реки и сглаживает горы. Перемены настанут, вы начали бурю.
   Рейт посмотрел на коробку с деньгами, на список проданных мест и на длинный список заявок. Он начал бурю, но кто скажет, будет ли это мелкий дождик, который даже не прибьет пыль, или ливень, который смоет город? Разумеется, он не знал.
 
   Дафрил Кроу-Джабен сел рядом с Велин, которой удалось приобрести два билета в лучшую секцию. Дафрил принял приглашение быть ее сопровождающим; все знали, что она готовилась к нутевазу и поэтому могла появиться на людях только в сопровождении надежного мужчины, а поскольку он был близким другом Луэркаса, это ставило его в ранг надежного. Вся ситуация забавляла Дафрила: он не общался с Велин много лет, но, разумеется, знал подходы к ней. Однако он поведет себя безупречно. Не получишь славы от того, что назовешь себя покорителем такой добродетельной женщины, как Велин.
   Он заметил, что Джесс Ковитач-Артис села слева от него, и тут же почувствовал радость. До Дафрила дошли слухи о том, что Джесс и Соландер расстались, и все утверждали, что у Джесс больше нет ни с кем отношений, ни серьезных, ни случайных. Дафрил всегда считал ее красивой, умной, интересной… и далекой. У него сложилось впечатление, что он не очень ей нравился, и это его интриговало.
   Дафрил откинулся на своем сиденье, пытаясь найти удобное положение, и понял, что эти сиденья созданы для чего угодно, но уж точно не для удобства. Велин один раз посмотрела на Джесс и отвернулась. Джесс взглянула на Велин с абсолютно пустым выражением лица, а затем уставилась на сцену и больше не отвлекалась. Интересно. Велин перестала встречаться с Гелласом, постановщиком всей этой шарады, несколько месяцев назад. Все знали, что Геллас и Джесс были друзьями с того времени, как появились на пороге Дома Артисов с ученическими документами в руках. Дафрила мучил вопрос, не стал ли Геллас причиной неприязни между Велин и Джесс.
   Геллас не жил в Доме Артисов почти год. Дафрил не уделял особого внимания большинству из Артисов, но что-то в Гелласе всегда казалось ему не вписывающимся в общую картину. Дафрил знал, что Геллас пришел в Дом Артисов издалека, чтобы воспользоваться возможностями, которые ему положены по рождению. Но, несмотря на дружбу с этим хорьком Соландером, Геллас никогда не шел по дорожке, на которой семья Артисов могла открыть все двери. Эта дорожка — магия. Вместо нее он выбрал какой-то философский бред, хотя у Артисов не было связей с духовенством и монастырями, где жили философы. Поэтому он построил театр, словно один из ковил-оссетов, которые тратили жизни на раскопки руин Фен Хан и Кробади, или издавали книги со своей же поэзией, или переводили потерянную литературу Мехаттинов. Беспомощные дилетанты, все до одного — и Геллас в том числе, ведь, имея нужные связи и имя, он поступил, как они.
   Он даже не сделал эти проклятые богами сиденья как положено. Но если не получится поспать, по крайней мере можно поболтать с Джесс. Она выглядела так, словно не хотела быть нигде, кроме как здесь, Дафрил чувствовал это.
   — Вижу, Джесс, вы не могли не прийти? — прошептал он, нагнувшись к ней.
   Его поразило отвращение в ее взгляде.
   — Я несказанно счастлива быть здесь, — ответила она. — Я была так рада, что мне досталось хорошее место. Но теперь подумываю поменяться с кем-нибудь.
   — Почему вы так на меня смотрите? — спросил он. — Я ничего вам не сделал.
   — Вы показали вкус к плохой компании, — ответила она.
   Он заговорил еще тише:
   — Велин? Моя мать уговорила меня пойти с ней. Ее будущий спутник еще не вернулся с островов, и семья хочет, чтобы ее видели в сопровождении… друзей ее мужчины, пока тот не вернется.
   Перемена выражения лица Джесс поразила его. Она засветилась, словно солнце.
   — Она соединится клятвами? С кем?
   — Луэркасом тал-Джернасом. Своим очень-очень далеким кузеном. Он жил несколько лет в Доме Артисов, но я не уверен, знаете ли вы его. В Совете Драконов он занимает пост Магистра Исследований, через родню тал-Джернас имеет связи с большинством из крупнейших предприятий в Эл Артисе и много связей за границей.
   — Тот, кто… растаял? Когда умер отец Соландера? Тот Луэркас?
   Дафрил кивнул.
   — Из них получится чудесная пара, — пробормотала Джесс.
   — Он наконец отыскал чародея, который вылечит повреждения. Он хорошо выглядит. Даже лучше, чем раньше.
   — Он знает о ней?
   Дафрил ухмыльнулся и тихо хихикнул.
   — Имеете в виду ее… увлечение? А есть ли кто-то, кто не знает?
   Он заметил, как Джесс взглянула на сцену, а затем снова на него. Она сделала это так быстро, что глаз почти не заметил этого, а мозг почти не среагировал.
   Почти.
   Значит, Геллас не догадывался о том, что его женщина была женщиной всех. Как забавно.
   Перед самым началом Дафрил заметил троих мужчин, выделявшихся на фоне веселых, взволнованных театралов. Он знал только одного из них — ужасающего чародея по имени Грат Фареган, который с того момента, как его сняли с поста одного из Магистров Департамента Безопасности, по слухам, вступил в преступную организацию. Но вот они идут между рядами с программками в руках и сверяют места со своими билетами. Дафрил и Фареган встретились взглядами. Фареган свирепо посмотрел на Дафрила, и он вздрогнул. Значит, Фареган не забыл и не простил. Все трое уселись через два ряда после Дафрила.
   Он чувствовал, как пот течет по его спине. Во рту пересохло, внутренности завязались узлом. Дафрил плотно прижал руки к бокам и молился, чтобы это было лишь нелепым совпадением. Он слышал, как они обсуждали слух о том, что постановка претендует на премию «Делькейтский Шар» и что достать билеты будет еще сложнее.
   Но Дафрила это не успокоило. Он допустил ошибку, когда смеялся над Фареганом после того, как его сместили с поста, — смеялся над тем, что стариков застали с малолетними девочками и что нужно быть идиотом, чтобы так попасться. А теперь этот человек и два его отвратительных дружка сидели позади Дафрила, и он чувствовал их взгляды на своем затылке.
   Когда погас свет и заиграла музыка, Дафрил немного расслабился. Но он больше не стал пытаться заговорить с Джесс. Велин он тоже не уделял ни малейшего внимания. Просто сидел и ждал конца этого испытания, надеясь выйти из театра раньше, чем Фареган догонит его.
   Однако спектакль постепенно завладевал им — причем не в лучшем смысле этого слова. Дафрил начал распознавать антимагический подтекст, выраженный в потрясающих танцах, продуманных репликах, юморе, пафосе. Он задумался над ужасной ситуацией, в которую попал бедняга чародей. По мере того как жизнь главного персонажа становилась все хуже, пока не превратилась в кошмар, Дафрил замечал, что симпатии зрителей переходят на сторону неприкаянных душ, а не страдающего чародея.
   И это были люди, которых с детства научили думать, что магия — ответ на все их проблемы. Люди, которых всеми доступными способами научили обращаться за помощью к магам. А теперь в мгновение ока они отвернулись от магии и всего, что она воплощала.
   Это беспокоило Дафрила. Конечно, он сомневался, что они бросят свои аэрокары, прекрасные дома, магические устройства и все, что облегчало им жизнь. Но их непостоянство казалось ему опасным. Похоже, почва, на которой он так безмятежно идолго стоял, треснула, и разлом может в любой момент поглотить его. Дафрилу было интересно, как Магистры Безмолвного Дознания воспринимают спектакль — но у него не хватало духа повернуться и посмотреть.
   Поставив пьесу — Дафрил посмотрел в программку — некоего Винкалиса, Геллас повел себя странно для стольти. Очень странно.
   Однако, возможно, в этом не было ничего странного. Взгляните на его поступки. Он ушел от женщины, которую, судя по всему, любил; перестал появляться в Доме Артисов даже по праздникам и, по-видимому, расстался со своими закадычными друзьями — Соландером и Джесс.
   Что-то в Гелласе настораживало Дафрила. Это имело отношение к его великолепному театру, который возник из развалин; имело отношение к пьесе, написанной совершенно неизвестным писателем, и к поразительным актерам, среди которых не было ни знакомых имен, ни знакомых лиц…
   Дафрил почувствовал возможность. Ни он, ни Луэркас никогда не любили костлявого чудака Гелласа. Луэркас откровенно ненавидел его. Теперь Дафрил и Луэркас могли указать Совету Драконов на Гелласа и его носящую подрывной характер пьесу. Если они поднимут вопрос о том, что «Человек снов» больше, чем просто пьеса, то, возможно, обеспечат себе продвижение. Власть.
   К окончанию спектакля он уже забыл о Фарегане и его дружках и поспешно покинул театр, намереваясь связаться с Луэркасом и сообщить ему, что возможность сама пришла к ним в руки.
 
   После представления Джесс подошла к Андеру Пенангвели, с которым они с Джин познакомились, когда писали предложение на свой концерт живой музыки.
   — Магистр Пенангвели! Вам понравился спектакль?
   Она протянула руки и обменялась с ним поцелуями в щеку.
   — Дитя мое, я в восторге! Тот, кто это написал, просто гений. Хотя выбрал очень мрачную тему — очень мрачную. Я смеялся на протяжении всего представления, но теперь я размышляю. Такая грустная история — такие трагичные маленькие жизни. А этот бедняга чародей…
   Старик погладил бороду и продолжил:
   — Вы ведь знаете постановщика?
   Джесс кивнула.
   — Мы дружим с детства. Сейчас, к сожалению, мы больше не встречаемся, но… — Она пожала плечами.
   — Вы должны познакомить меня с ним. И, может быть, с автором тоже?
   — Его я не знаю, — ответила Джесс. — Зато Геллас где-то здесь — я уверена, он с радостью познакомится с вами.
   Пенангвели кивнул.
   — Он разглядел в этой пьесе настоящий шедевр. Трагедия, которая заставляет смеяться, — или комедия, которая заставляет плакать. Очень неожиданно. А теперь позвольте представить вас моим друзьям. Это Джесс Ковитач-Артис, та самая девушка, которая принесет в наши дома живую музыку — как, вероятно, и всей Империи. Джесс, это Магистр Грат Фареган и Магистр Ноано Омви.
   Он повернулся к своим приятелям.
   — У Джесс и дочери моего близкого друга появилась прекрасная идея собрать музыкантов и дать им возможность выступать на сцене. Можете себе представить?
   — Но они же будут ошибаться, — сказал Магистр Омви и посмотрел на Джесс, ожидая объяснений.
   Она кивнула.
   — Будут. Зато аудитория услышит живую музыку с естественными изменениями и чувствами. Здесь не будет того совершенства, которого можно добиться в видеографе, но никто, кроме присутствующих на концерте, не услышит точно такого же исполнения. Похоже на сегодняшний спектакль — завтра актеры, возможно, сыграют роли слегка по-другому. Для завтрашних зрителей представление будет другим. Понимаете?
   Все трое улыбнулись и кивнули. Затем Магистр Фареган, который казался очень знакомым, хотя Джесс не могла припомнить точно, спросил:
   — Ковитач-Артис? Какая это ветвь семьи?
   И Джесс почувствовала тот же страх, который мучил ее с первого дня в Доме Артисов.
   — Большинство Ковитач-Артисов живет в Инджарвале, — ответила она. — Наши предки — Бейрон-Артисы, что поселились там около трехсот лет тому назад.
   Она рассказала родословную — то, что заучила уже давно, — а они улыбались и кивали, улыбались и кивали. Затем она заметила, что Пенангвели и Омви смотрят мимо нее, продолжая кивать и улыбаться. Что-то возле сцены по-настоящему привлекло их внимание. Они притворялись, что их интересует скучная история ее семьи, но тайком наблюдали за чем-то позади нее, и это интересовало их гораздо больше.
   Чего нельзя было сказать про Фарегана. Он смотрел на нее — смотрел так, что Джесс начала чувствовать недомогание.
   Она не обернулась, чтобы избежать взгляда Фарегана и посмотреть, что так заинтересовало остальных, хотя желание сделать это было непреодолимым. Вместо этого сослалась на встречу, на которую уже сильно опаздывала, и с улыбкой попрощалась.
   Когда она наконец смогла обернуться, то увидела Рейта, который принимал поздравления от зрителей. Рядом с ним стояли несколько актеров. Именно они и привлекли внимание Магистров.
   Ей вдруг захотелось узнать, чем занимаются эти старики. Джин не упомянула, какую должность занимает Магистр Пенангвели, поэтому Джесс решила, что он ковил-оссет. Но почему-то теперь ей казалось, что у него могут быть иные интересы — нечто неприятное, хотя она не представляла, что именно. Тот факт, что он оказался в компании Магистра Фарегана, не в его пользу. И этот их визит мог оказаться не таким уж случайным и дружественным: три старых Магистра, которые отважились появиться в Нижнем Городе после наступления темноты, видимо, заинтересовались пьесой. А еще это могло означать, что после стольких лет они занялись Рейтом. Или ею. Или обоими.
 
   Безмолвное Дознание располагалось в Золотом Здании, названном так не из-за цвета или строительного материала, а в честь предполагаемого конструктора — Кеймуса Золотого, который якобы был величайшим архитектором Третьего Периода. Вокруг Золотого Здания, словно вокруг древней богини, царила аура могущества; оно стояло на вершине самого высокого из Мерокалинов — семи холмов, которые некогда были сердцем Эл Артиса, прежде чем маги построили в облаках Верхний Город, жители которого надменно смотрят на Нижний Город, который давным-давно был единственным.
   Много старых зданий потеряли прежний блеск и престиж, когда истинное сердце Эл Артиса переместилось на небо, но только не огороженное стеной Золотое Здание, похожее на лабиринт. Уже более семисот лет здесь тайно собирались небольшие группы влиятельных старых людей, чтобы распоряжаться судьбами тех, кто ниже их. В душе этого здания хранятся отзвуки голосов этих стариков, их могущества, их решений.
   Сейчас один из членов Совета Драконов, влиятельный и уважаемый человек, стоял с закрытым лицом перед тремя старыми мужчинами, облаченными в черно-зеленые мантии.
   — Вы это видели?
   — Мы это видели, — ответил Андер Пенангвели, Великий Магистр Дознавателей.
   — Пьеса выставляет магию в таком свете, который мы, в Совете Драконов, не хотели бы видеть. Писатель стремился найти метафору, как мне кажется, но при этом ему удалось обнажить горькую правду. Он использовал магию в качестве метафоры, а информацию о жертвах, которые неизбежны при любых заклинаниях, вставил, чтобы пьеса имела успех.
   Все трое закивали головами.
   — Мы видели. Продолжайте.
   Дракон с трудом проглотил слюну и продолжил:
   — «Человек снов» заставит людей задуматься. Эта пьеса укажет им на то, о чем нежелательно думать; она заставит многих задавать очень опасные вопросы.
   — Тогда запретим ее, — предложил Пенангвели. — К чему сидеть здесь в столь поздний час? Запретим чертову пьесу, только и всего. Пора нам вернуться в постели и поспать.
   — Если мы ее запретим, то вызовем любопытство по поводу того, что Совет Драконов вмешался в столь безобидное развлечение. А любопытство нам ни к чему, — возразил Дракон.