Страница:
— Да.
— Тогда мне придется придумать, как достать аэрокар с универсальным пропуском в Уоррен. На это уйдет день-два.
Свободно проходить через ворота… Нет, такой случай нельзя не исследовать.
Соландер поразмыслил еще немного, потом сказал:
— Я обязательно придумаю что-нибудь. А пока украдем немного еды для тебя и твоих друзей.
Рейт и Соландер находились в одной из кладовых огромной кухни, складывая еду в огромную коробку. Рейт не верил своим глазам. Он даже не пытался догадаться ни о назначении всего оборудования громадного кухонного помещения, ни о том, чем занимается здесь такое множество людей. Скорее всего они готовили — упоительные ароматы, доносившиеся оттуда, нашептывали о великолепии приготавливаемых блюд. Ничто не походило на получение питания из стенных трубок. Другого способа приготовления пищи Рейт попросту не знал, поэтому то и дело оглядывался через плечо, наблюдая за тем, что делают в кухне повара.
Он первым заметил подростка со строгим выражением лица, направлявшегося к кладовой, где они с Соландером отбирали продукты.
— Соландер! — позвал Рейт вполголоса. — Сюда кто-то идет!..
Соландер посмотрел в сторону открытой двери, негромко выругался, после чего сообщил:
— Это Луэркас, наш дальний родственник.
Соландер засунул коробку между другими такими же, стоявшими на полу позади него, и быстро повернулся, держа в руке несколько маленьких пирожков. Один из них он сунул Рейту, другой принялся жевать сам.
— Он… ужасен…
— Понял, — сказал Рейт и откусил кусочек пирожка. Пирожок оказался таким невероятно вкусным, что у Рейта в уголках глаз даже выступили слезы. В этот момент в кладовую вошел Луэркас.
— Ты, — начал он, глядя мимо Рейта на Соландера. — Что ты делаешь здесь, крысенок ты этакий? Твоим родителям следует покрепче держать тебя на привязи.
— У меня есть такое же право заходить в кладовку, как и у тебя, — невнятно пробормотал Соландер тоном, показавшимся Рейту оскорбительным, хотя слов своего нового знакомого он почти не разобрал.
Луэркас же, скорее всего, понял все точно, поскольку полыхнул в Соландера свирепым взглядом.
— Только не тогда, когда я запрещаю это тебе, жалкий червяк. — Затем Луэркас посмотрел на Рейта, и глаза его зловеще сузились. — А это еще что такое, черт побери?
— Это… дальний родственник из… Инджарвала, — соврал Соландер. — Он здесь по обмену.
— Похож на мусор, подобранный на помойке. Слушай, ты, уличный грязнуля. Отвратительный чернявый ублюдок. Неплохо оказаться в настоящем городе, а? Ну-ка, покажи, как ты умеешь кланяться старшим.
Луэркас гадко улыбнулся.
У Рейта от страха свело живот, но он посмотрел прямо в глаза Луэркасу и тихо, но твердо произнес:
— Нет.
— Нет, замарашка? Запомни, родичи твои в Инджарвале, и оттуда они тебе не помогут. Кланяйся, я сказал, иначе плохо тебе придется.
— Нет! — решительно повторил Рейт, упрямо покачав головой.
Он почувствовал, что будь у него в желудке немного больше, чем кусочек только что откушенного пирожка, его вытошнило бы прямо здесь, но мальчик постарался не показывать этого ни выражением лица, ни голосом.
Луэркас указал пальцем на Рейта, и тот услышал судорожный вздох Соландера.
— Говорю тебе, кланяйся, — повторил Луэркас, бледный огненный луч вылетел из его пальца в сторону Рейта и… тут же погас.
Рейт скрестил руки на груди, пытаясь выглядеть уверенно. Он не произнес ни единого слова. Сердце мальчика бешено билось, а колени так ослабли, что он почувствовал, как они дрожат. Ища поддержки, Рейт оперся спиной о стеллаж позади себя, и этот жест, очевидно, придал уверенности его облику.
— Кланяйся! — рявкнул Луэркас.
Второй луч, вырвавшийся из его пальца, выглядел более сильным.
— Нет, Луэркас, не надо! — вскрикнул Соландер, но его протест оказался излишним.
Второй луч погас, не успев прикоснуться к Рейту. Лицо Луэркаса побагровело.
— Думаешь, ты такой большой умник, да?! Думаешь, твой маленький фокус забавен? Ладно, посмотрим, как тебя позабавит настоящая магия. КЛАНЯЙСЯ, ты, грязный ублюдок! — проревел он, но тут Рейт услышал чей-то топот.
Кто-то бегом приближался к ним. Двое взрослых мужчин ворвались в кладовую как раз в тот момент, когда третий — самый мощный — выпущенный Луэркасом луч, не долетев до Рейта, снова погас.
Мужчины схватили Луэркаса и выволокли вон из кладовой. Рейт услышал, как они кричат что-то насчет того, что Луэркас пристает к детям, обижает их, используя приемы магии, достаточно сильные, чтобы поднять тревогу по всему дому. Они кричали, что это происшествие отрицательно скажется на его характеристиках, и Луэркасу будет трудно рассчитывать на хорошую должность, поскольку Драконы наверняка примут во внимание его дурное поведение и неумение сохранять самообладание.
Они еще что-то кричали, уводя Луэркаса с собой, но Рейт уже не мог разобрать слов. Он повернулся к Соландеру.
— Кажется, меня сейчас стошнит.
— Теперь он возненавидит тебя, — проговорил Соландер с благоговейным ужасом. — Не могу поверить, что ты просто… не поклонился.
— Я смотрел ему в глаза. Сделай я сейчас то, что он хотел от меня, то при следующей нашей встрече он потребовал бы чего-нибудь гораздо худшего. Он… он мне совсем не понравился.
Соландер вытащил коробку из-под стеллажа и вздохнул.
— Он никому не нравится. Но мало кому удается совладать с ним. — С этими словами Соландер протянул коробку Рейту. — Сейчас тебе лучше уйти отсюда. Я провожу тебя до ворот. Доберешься домой без приключений?
— Не волнуйся. На меня редко кто обращает внимание. Я умею оставаться незамеченным.
Соландер печально посмотрел на своего нового знакомого.
— Не так уж хорошо это тебе удается, как мне кажется. Когда будешь возвращаться сюда, мы позаботимся о том, чтобы ты выглядел иначе.
Рейт взял коробку с едой и следом за Соландером направился к выходу из дома. Может, надо было все же поклониться, подумал он. Может быть, ничего такого и не произошло бы.
Нет, возразил Рейт сам себе. Он видел в глазах Луэркаса нечто, ищущее слабость в других, нечто, получающее удовольствие от боли, причиненной окружающим.
Рейт решил, что одной из главнейших задач для него в ближайшем будущем станет необходимость по возможности избегать встреч с Луэркасом.
После того как Рейт ушел, Соландер вернулся в свою комнату и сел на кровать, лениво манипулируя в воздухе тремя золотыми шарами. Интересно, думал он, как отнесся бы отец к этому мальчишке из Нижнего Города? Рейт продемонстрировал явную невосприимчивость к воздействию магии. Однако отец неоднократно говорил Соландеру, что магия влияет на всех людей, ведь магия является шестой силой физики, и нельзя найти человека, не подверженного воздействию магических ритуалов, так же как нельзя найти живое существо, не подверженное воздействию силы тяжести.
Шары медленно вращались перед Соландером по правильной окружности, плавая в воздухе, будто дрессированные рыбки в аквариуме. Свет, проникавший в комнату через окна, отражался от шаров, отлитых из чистого золота и ужасно тяжелых. Не используя магию, Соландер, наверное, не смог бы поднять с пола даже один такой шар. Но, как он сказал Рейту, у него были недюжинные способности к магии. И, подумал Соландер, выдающаяся способность к обнаружению того, что, возможно, является величайшим упущением в теоретической магии за последние две тысячи лет.
Наверное, следует рассказать отцу о Рейте, подумал Соландер. Рон Артис наверняка захотел бы узнать о существовании такого человека.
Но мысли о разгадке тайны Рейта — а возможно, и разработке новой теории магии, включающей в себя доказательства наличия Законов Исключения, этих до сих пор мифических и требующих постижения законов, которые позволили бы кудесникам создавать заклинания без каких-либо эффектов рикошета, также именовавшегося словом «рево», — казались Соландеру чем-то вроде песнопений Искусительниц Калара. Он жаждал занять свое место в Академии. Нет, желал добиться высочайшего места в Академии, и у него оставалось всего лишь четыре года, чтобы совершить нечто такое, что вывело бы Соландера вперед, выше всех остальных кандидатов.
Отец не раз говорил Соландеру, что ему надлежит самостоятельно добиваться приема в Академию, что старший Артис не будет использовать ни свое влияние, ни свое положение в Совете Драконов, чтобы получить тепленькое местечко для сына. И доводы его казались достаточно вескими, поскольку если бы Соландер поступил в Академию с родительской помощью, в будущем возможные оппоненты получили бы шанс подвергнуть сомнению его подготовленность для назначения на какой-нибудь стоящий пост в Совете Драконов или любую другую достойную должность в пределах сферы влияния Империи Харс Тикларим.
Если Соландеру удастся опровергнуть один из главных догматов современной теории магии, причем не просто принести с собой в экзаменационную аудиторию стопку документов, а продемонстрировать физические доказательства своей собственной теории, никто не посмеет выразить сомнение в его праве занять место среди Магистров, а в дальнейшем стать главой Драконов и в конце концов Ландимином Харса.
Соландер приказал трем золотым шарам быстрее вращаться в воздухе и улыбнулся, представив себе, как его везут по подводным улицам Эл Маритаса, облаченного в великолепную мантию со знаками высших государственных отличий. Как его приветствуют громкими возгласами тысячи подданных, выстроившихся вдоль Триумфального Тракта под сверкающим сводом океана. Он сдержанно улыбался бы при этом. Помахал бы рукой, чтобы просто… ну… дать людям понять, что некогда он был таким же, как они. Таким же человеком из народа. Когда-то…
Соландер заставил шары по спиральной траектории опуститься на пол, подтянул колени к груди и взглянул в окошко, выходившее в огороженный внутренний дворик величественного старого дома. Там три юные девочки были заняты веселой игрой, смеясь над тем, какие забавные узоры образуют брошенные ими камешки в водах струящегося фонтана. Наблюдая за ними, Соландер напомнил себе, что ему придется придумать правдоподобную историю, своего рода легенду для Рейта и его друзей, чтобы те смогли успешно затеряться среди остальных членов огромной семьи. Можно, предположил он, выдать их за детей дальних родственников откуда-нибудь с того берега Брегианского океана. Соландер выбрал Инджарвал, отдаленную бедную провинцию. Взрослые в Верхнем Городе редко обращали внимание на прибывших оттуда.
Да, решил мальчик, Инджарвал лучше, чем, скажем, Бенедикта — родственники оттуда всегда посылали своих отпрысков в Эл Артис для получения образования и знакомства с нужными людьми, способными помочь им сделать карьеру. Но родственники из Бенедикты во время каникул забирали своих детей домой и часто совершали неожиданные визиты в Эл Артис, что никак не отвечало замыслам Соландера. А Рейта это попросту погубило бы.
Соландеру предстояло сочинить пару рекомендательных писем и изготовить необходимые удостоверения личности. Фальшивые, естественно. Он однажды слышал, как Луэркас трепался о таких документах, которые якобы позволяли ему посещать таверны и театры «только для взрослых» в Нижнем Городе. Если Луэркасу удалось сделать такое, подумал мальчик, то и он сможет. Однако теперь не могло быть и речи о том, чтобы выведать у Луэркаса подробности об изготовлении таких документов. Пронюхай Луэркас о том, что мальчик ищет возможность раздобыть фальшивые документы, он непременно разузнает, зачем ему это нужно, и тогда Соландеру придется до конца дней своих платить дань этому ублюдку, который будет шантажировать его. А Рейт… Соландеру и думать не хотелось о том, что могло бы случиться с Рейтом.
Соландер откинулся на кровати и закрыл глаза. Письма. Фальшивые удостоверения. Средство транспортировки трех человек из Уоррена в Верхний Город, а также какой-то предлог для посещения Уоррена, который не вызовет никаких подозрений. Всякая, понятная всем причина для более или менее постоянного пребывания в Эл Артисе и Доме Артисов троих прибывших туда детей. Изменение облика Рейта, такое, чтобы Луэркас не смог опознать его.
Рон Артис прочистил горло — видимо, он уже некоторое время стоял в дверях.
— Ты готов? — спросил он сына, и тот, чувствуя вину за все виды непослушания, едва не подпрыгнул.
— Извини, — сказал он, вставая с кровати.
Одним мысленным усилием подняв с пола все три шара и веревочку, Соландер начал вращать их в воздухе, мысленно сосредоточившись на разнице в их весе, а также на отличии химического состава шаров и веревочки.
— Вот над чем я сейчас в основном работаю.
Шары плавали в воздухе, словно рыбки, отлично формируя тестовые модели конфигураций. Веревочка играла роль своего рода контрапункта, двигаясь точно по предписанным траекториям.
Краешком глаза Соландер наконец заметил улыбку на губах отца — впервые за долгое время.
Глава 2
— Тогда мне придется придумать, как достать аэрокар с универсальным пропуском в Уоррен. На это уйдет день-два.
Свободно проходить через ворота… Нет, такой случай нельзя не исследовать.
Соландер поразмыслил еще немного, потом сказал:
— Я обязательно придумаю что-нибудь. А пока украдем немного еды для тебя и твоих друзей.
Рейт и Соландер находились в одной из кладовых огромной кухни, складывая еду в огромную коробку. Рейт не верил своим глазам. Он даже не пытался догадаться ни о назначении всего оборудования громадного кухонного помещения, ни о том, чем занимается здесь такое множество людей. Скорее всего они готовили — упоительные ароматы, доносившиеся оттуда, нашептывали о великолепии приготавливаемых блюд. Ничто не походило на получение питания из стенных трубок. Другого способа приготовления пищи Рейт попросту не знал, поэтому то и дело оглядывался через плечо, наблюдая за тем, что делают в кухне повара.
Он первым заметил подростка со строгим выражением лица, направлявшегося к кладовой, где они с Соландером отбирали продукты.
— Соландер! — позвал Рейт вполголоса. — Сюда кто-то идет!..
Соландер посмотрел в сторону открытой двери, негромко выругался, после чего сообщил:
— Это Луэркас, наш дальний родственник.
Соландер засунул коробку между другими такими же, стоявшими на полу позади него, и быстро повернулся, держа в руке несколько маленьких пирожков. Один из них он сунул Рейту, другой принялся жевать сам.
— Он… ужасен…
— Понял, — сказал Рейт и откусил кусочек пирожка. Пирожок оказался таким невероятно вкусным, что у Рейта в уголках глаз даже выступили слезы. В этот момент в кладовую вошел Луэркас.
— Ты, — начал он, глядя мимо Рейта на Соландера. — Что ты делаешь здесь, крысенок ты этакий? Твоим родителям следует покрепче держать тебя на привязи.
— У меня есть такое же право заходить в кладовку, как и у тебя, — невнятно пробормотал Соландер тоном, показавшимся Рейту оскорбительным, хотя слов своего нового знакомого он почти не разобрал.
Луэркас же, скорее всего, понял все точно, поскольку полыхнул в Соландера свирепым взглядом.
— Только не тогда, когда я запрещаю это тебе, жалкий червяк. — Затем Луэркас посмотрел на Рейта, и глаза его зловеще сузились. — А это еще что такое, черт побери?
— Это… дальний родственник из… Инджарвала, — соврал Соландер. — Он здесь по обмену.
— Похож на мусор, подобранный на помойке. Слушай, ты, уличный грязнуля. Отвратительный чернявый ублюдок. Неплохо оказаться в настоящем городе, а? Ну-ка, покажи, как ты умеешь кланяться старшим.
Луэркас гадко улыбнулся.
У Рейта от страха свело живот, но он посмотрел прямо в глаза Луэркасу и тихо, но твердо произнес:
— Нет.
— Нет, замарашка? Запомни, родичи твои в Инджарвале, и оттуда они тебе не помогут. Кланяйся, я сказал, иначе плохо тебе придется.
— Нет! — решительно повторил Рейт, упрямо покачав головой.
Он почувствовал, что будь у него в желудке немного больше, чем кусочек только что откушенного пирожка, его вытошнило бы прямо здесь, но мальчик постарался не показывать этого ни выражением лица, ни голосом.
Луэркас указал пальцем на Рейта, и тот услышал судорожный вздох Соландера.
— Говорю тебе, кланяйся, — повторил Луэркас, бледный огненный луч вылетел из его пальца в сторону Рейта и… тут же погас.
Рейт скрестил руки на груди, пытаясь выглядеть уверенно. Он не произнес ни единого слова. Сердце мальчика бешено билось, а колени так ослабли, что он почувствовал, как они дрожат. Ища поддержки, Рейт оперся спиной о стеллаж позади себя, и этот жест, очевидно, придал уверенности его облику.
— Кланяйся! — рявкнул Луэркас.
Второй луч, вырвавшийся из его пальца, выглядел более сильным.
— Нет, Луэркас, не надо! — вскрикнул Соландер, но его протест оказался излишним.
Второй луч погас, не успев прикоснуться к Рейту. Лицо Луэркаса побагровело.
— Думаешь, ты такой большой умник, да?! Думаешь, твой маленький фокус забавен? Ладно, посмотрим, как тебя позабавит настоящая магия. КЛАНЯЙСЯ, ты, грязный ублюдок! — проревел он, но тут Рейт услышал чей-то топот.
Кто-то бегом приближался к ним. Двое взрослых мужчин ворвались в кладовую как раз в тот момент, когда третий — самый мощный — выпущенный Луэркасом луч, не долетев до Рейта, снова погас.
Мужчины схватили Луэркаса и выволокли вон из кладовой. Рейт услышал, как они кричат что-то насчет того, что Луэркас пристает к детям, обижает их, используя приемы магии, достаточно сильные, чтобы поднять тревогу по всему дому. Они кричали, что это происшествие отрицательно скажется на его характеристиках, и Луэркасу будет трудно рассчитывать на хорошую должность, поскольку Драконы наверняка примут во внимание его дурное поведение и неумение сохранять самообладание.
Они еще что-то кричали, уводя Луэркаса с собой, но Рейт уже не мог разобрать слов. Он повернулся к Соландеру.
— Кажется, меня сейчас стошнит.
— Теперь он возненавидит тебя, — проговорил Соландер с благоговейным ужасом. — Не могу поверить, что ты просто… не поклонился.
— Я смотрел ему в глаза. Сделай я сейчас то, что он хотел от меня, то при следующей нашей встрече он потребовал бы чего-нибудь гораздо худшего. Он… он мне совсем не понравился.
Соландер вытащил коробку из-под стеллажа и вздохнул.
— Он никому не нравится. Но мало кому удается совладать с ним. — С этими словами Соландер протянул коробку Рейту. — Сейчас тебе лучше уйти отсюда. Я провожу тебя до ворот. Доберешься домой без приключений?
— Не волнуйся. На меня редко кто обращает внимание. Я умею оставаться незамеченным.
Соландер печально посмотрел на своего нового знакомого.
— Не так уж хорошо это тебе удается, как мне кажется. Когда будешь возвращаться сюда, мы позаботимся о том, чтобы ты выглядел иначе.
Рейт взял коробку с едой и следом за Соландером направился к выходу из дома. Может, надо было все же поклониться, подумал он. Может быть, ничего такого и не произошло бы.
Нет, возразил Рейт сам себе. Он видел в глазах Луэркаса нечто, ищущее слабость в других, нечто, получающее удовольствие от боли, причиненной окружающим.
Рейт решил, что одной из главнейших задач для него в ближайшем будущем станет необходимость по возможности избегать встреч с Луэркасом.
После того как Рейт ушел, Соландер вернулся в свою комнату и сел на кровать, лениво манипулируя в воздухе тремя золотыми шарами. Интересно, думал он, как отнесся бы отец к этому мальчишке из Нижнего Города? Рейт продемонстрировал явную невосприимчивость к воздействию магии. Однако отец неоднократно говорил Соландеру, что магия влияет на всех людей, ведь магия является шестой силой физики, и нельзя найти человека, не подверженного воздействию магических ритуалов, так же как нельзя найти живое существо, не подверженное воздействию силы тяжести.
Шары медленно вращались перед Соландером по правильной окружности, плавая в воздухе, будто дрессированные рыбки в аквариуме. Свет, проникавший в комнату через окна, отражался от шаров, отлитых из чистого золота и ужасно тяжелых. Не используя магию, Соландер, наверное, не смог бы поднять с пола даже один такой шар. Но, как он сказал Рейту, у него были недюжинные способности к магии. И, подумал Соландер, выдающаяся способность к обнаружению того, что, возможно, является величайшим упущением в теоретической магии за последние две тысячи лет.
Наверное, следует рассказать отцу о Рейте, подумал Соландер. Рон Артис наверняка захотел бы узнать о существовании такого человека.
Но мысли о разгадке тайны Рейта — а возможно, и разработке новой теории магии, включающей в себя доказательства наличия Законов Исключения, этих до сих пор мифических и требующих постижения законов, которые позволили бы кудесникам создавать заклинания без каких-либо эффектов рикошета, также именовавшегося словом «рево», — казались Соландеру чем-то вроде песнопений Искусительниц Калара. Он жаждал занять свое место в Академии. Нет, желал добиться высочайшего места в Академии, и у него оставалось всего лишь четыре года, чтобы совершить нечто такое, что вывело бы Соландера вперед, выше всех остальных кандидатов.
Отец не раз говорил Соландеру, что ему надлежит самостоятельно добиваться приема в Академию, что старший Артис не будет использовать ни свое влияние, ни свое положение в Совете Драконов, чтобы получить тепленькое местечко для сына. И доводы его казались достаточно вескими, поскольку если бы Соландер поступил в Академию с родительской помощью, в будущем возможные оппоненты получили бы шанс подвергнуть сомнению его подготовленность для назначения на какой-нибудь стоящий пост в Совете Драконов или любую другую достойную должность в пределах сферы влияния Империи Харс Тикларим.
Если Соландеру удастся опровергнуть один из главных догматов современной теории магии, причем не просто принести с собой в экзаменационную аудиторию стопку документов, а продемонстрировать физические доказательства своей собственной теории, никто не посмеет выразить сомнение в его праве занять место среди Магистров, а в дальнейшем стать главой Драконов и в конце концов Ландимином Харса.
Соландер приказал трем золотым шарам быстрее вращаться в воздухе и улыбнулся, представив себе, как его везут по подводным улицам Эл Маритаса, облаченного в великолепную мантию со знаками высших государственных отличий. Как его приветствуют громкими возгласами тысячи подданных, выстроившихся вдоль Триумфального Тракта под сверкающим сводом океана. Он сдержанно улыбался бы при этом. Помахал бы рукой, чтобы просто… ну… дать людям понять, что некогда он был таким же, как они. Таким же человеком из народа. Когда-то…
Соландер заставил шары по спиральной траектории опуститься на пол, подтянул колени к груди и взглянул в окошко, выходившее в огороженный внутренний дворик величественного старого дома. Там три юные девочки были заняты веселой игрой, смеясь над тем, какие забавные узоры образуют брошенные ими камешки в водах струящегося фонтана. Наблюдая за ними, Соландер напомнил себе, что ему придется придумать правдоподобную историю, своего рода легенду для Рейта и его друзей, чтобы те смогли успешно затеряться среди остальных членов огромной семьи. Можно, предположил он, выдать их за детей дальних родственников откуда-нибудь с того берега Брегианского океана. Соландер выбрал Инджарвал, отдаленную бедную провинцию. Взрослые в Верхнем Городе редко обращали внимание на прибывших оттуда.
Да, решил мальчик, Инджарвал лучше, чем, скажем, Бенедикта — родственники оттуда всегда посылали своих отпрысков в Эл Артис для получения образования и знакомства с нужными людьми, способными помочь им сделать карьеру. Но родственники из Бенедикты во время каникул забирали своих детей домой и часто совершали неожиданные визиты в Эл Артис, что никак не отвечало замыслам Соландера. А Рейта это попросту погубило бы.
Соландеру предстояло сочинить пару рекомендательных писем и изготовить необходимые удостоверения личности. Фальшивые, естественно. Он однажды слышал, как Луэркас трепался о таких документах, которые якобы позволяли ему посещать таверны и театры «только для взрослых» в Нижнем Городе. Если Луэркасу удалось сделать такое, подумал мальчик, то и он сможет. Однако теперь не могло быть и речи о том, чтобы выведать у Луэркаса подробности об изготовлении таких документов. Пронюхай Луэркас о том, что мальчик ищет возможность раздобыть фальшивые документы, он непременно разузнает, зачем ему это нужно, и тогда Соландеру придется до конца дней своих платить дань этому ублюдку, который будет шантажировать его. А Рейт… Соландеру и думать не хотелось о том, что могло бы случиться с Рейтом.
Соландер откинулся на кровати и закрыл глаза. Письма. Фальшивые удостоверения. Средство транспортировки трех человек из Уоррена в Верхний Город, а также какой-то предлог для посещения Уоррена, который не вызовет никаких подозрений. Всякая, понятная всем причина для более или менее постоянного пребывания в Эл Артисе и Доме Артисов троих прибывших туда детей. Изменение облика Рейта, такое, чтобы Луэркас не смог опознать его.
Рон Артис прочистил горло — видимо, он уже некоторое время стоял в дверях.
— Ты готов? — спросил он сына, и тот, чувствуя вину за все виды непослушания, едва не подпрыгнул.
— Извини, — сказал он, вставая с кровати.
Одним мысленным усилием подняв с пола все три шара и веревочку, Соландер начал вращать их в воздухе, мысленно сосредоточившись на разнице в их весе, а также на отличии химического состава шаров и веревочки.
— Вот над чем я сейчас в основном работаю.
Шары плавали в воздухе, словно рыбки, отлично формируя тестовые модели конфигураций. Веревочка играла роль своего рода контрапункта, двигаясь точно по предписанным траекториям.
Краешком глаза Соландер наконец заметил улыбку на губах отца — впервые за долгое время.
Глава 2
Ворота Винкалис — меньше других по размерам, редко посещаемые, забытые — вели в то место, куда никто не хотел заходить. Их широкая арка располагалась над узкой безлюдной улицей и обеспечивала удобное укрытие для любого, кто был достаточно проворен и миниатюрен, чтобы взобраться наверх и улечься там, не высовываясь над низеньким парапетом. Для Джесс это был излюбленный наблюдательный пункт. Джесс, крошечная для своего возраста и тоненькая как тростинка, могла лежать на небольшом изгибе арки, наблюдая за удивительным движением по облачной дороге в Верхний Город, гадая о мире, лежащем за воротами, мире, недоступном ей из-за ее происхождения, недоступном по закону, а также из-за смертоносных ворот, через которые только Рейт мог проходить по собственному желанию.
Рейт, который отваживался бросать вызов воротам, рассказывал Джесс о том, что лежало за пределами ее узкого мирка, и она любила слушать его рассказы. Более всего девочка жаждала покинуть мрачные, мертвящие границы Уоррена и оказаться там, в живом мире.
Но где же Рейт?
Джесс страшилась сообщить ему плохие новости… и в то же время боялась, что на этот раз что-то случилось с ним самим, и он не вернется. Она боялась, что ей придется выбирать — самой, в одиночку — между Сном и смертью.
Она пролежала на арке, наблюдая и ожидая, весь предыдущий день и большую часть сегодняшнего. Прошлым вечером Джесс вернулась в подвал только после наступления темноты, когда почувствовала себя на улицах в безопасности, и отправилась на свой наблюдательный пункт при первых проблесках зари. Стражники, патрулировавшие Уоррен, обращали мало внимания на происходящее в этом районе, но при дневном свете всякое могло случиться, так что Джесс предпочитала передвигаться в темноте.
Сейчас, изнывающая от жажды, голодная и обеспокоенная, встречающая закат второго дня в отсутствие Рейта, девочка размышляла над тем, какой выбор у нее остался. Джесс попыталась представить себе, как она входит в дом, наливает себе Питание и наедается до отвала, после чего впадает в забытье. Она смутно помнила время, проведенное ею во Сне, — короткие вспышки осознанного желания двигаться, дышать, действовать, совершить попытку бегства, которые едва озаряли бескрайний, бездонный, уродливый океан состояния, близкого к небытию. Сон внушал девочке ужас. Но она не знала, хватит ли у нее храбрости выбрать смерть. Джесс уже ощущала жжение в желудке, которое не смогли погасить несколько кусочков черствого хлеба, съеденного ею два дня назад. Насколько усилится эта боль дня через четыре? Или через десять? Сколько пройдет времени, прежде чем она умрет?
И тут Джесс заметила какое-то движение внизу, на узкой дороге. В сумерках она не смогла поначалу с уверенностью сказать, Рейт ли это, хотя, глядя на тощий силуэт, она предположила, что это именно он. Джесс уже узнавала походку Рейта, но с одеждой было что-то не так. И еще он нес в руках большую коробку. Джесс не могла догадаться, что это такое — Рейт никогда не приносил с собой того, чего не мог спрятать под рубашкой. А это он нес, ни от кого не прячась.
Джесс оглядела улицу, чтобы удостовериться, что поблизости нигде нет стражи, затем соскользнула вниз по арке на невысокий козырек сторожевой будки и легко спрыгнула на землю.
Рейт прошел через ворота, приветствуемый обычным взрывом света, и сказал:
— Быстро. Сматываемся отсюда. У меня замечательные новости.
А у меня новости ужасные, подумала Джесс, но промолчала и просто побежала за Рейтом. Ее новости станут очевидными сами по себе, решила она, и нет нужды прямо сейчас омрачать явную радость друга. Она любила Рейта, и ей понравилась эта новая улыбка на его лице и дух радостного возбуждения, сквозивший в движениях.
Они пробежали по своей улице, нырнули в свою лестничную клетку и протиснулись через разбитое окно в своеубежище.
Корзины и деревянные ящики, сложенные вдоль стен и в центре помещения, земляной пол с небольшим «ложем» из тряпья и всегдашняя темень, поскольку обитатели этого убежища не отваживались зажигать здесь свет из боязни обнаружить свое присутствие.
— Где Смоук? — спросил Рейт, ставя принесенную им коробку на один из ящиков. — Он тоже должен услышать, что я скажу. — Не дожидаясь ответа, Рейт подал Джесс нечто прекрасное, прохладное, гладкое и круглое. — Откуси. Это лучшее из того, что я когда-либо пробовал в своей жизни.
Джесс откусила и едва не вскрикнула. Неведомое лакомство хрустнуло, сок оросил ей язык, а его сладость, как ей показалось, обладала не только запахом и вкусом, но также цветом и звуком. Она откусила еще, и сладость начала смешиваться с солью ее слез. Смоуку это тоже понравилось бы, подумала Джесс.
— Неплохо, да? — ухмыльнулся Рейт.
Джесс с трудом проглотила застрявший в горле комок и отложила круглое лакомство в сторону.
— Смоука больше нет, — прошептала она.
Улыбка Рейта тут же погасла.
— Нет? Как нет? Его схватила стража?
— Он… он сдался. Сказал, что ты больше не сможешь обеспечивать нас… что мы едим слишком много и что попытки прокормить нас обоих губят тебя. А еще он сказал, что я — самая маленькая и ем меньше всех, и поэтому я останусь, а он уйдет. Потом он убежал. Я хотела догнать его, но он бегает быстрее меня, и я даже не знаю, в какой из домов он вошел.
— Когда? — прошептал Рейт.
— Сразу после того, как ты ушел.
— Тогда он спит уже полных двое суток и еще чуть-чуть.
Джесс кивнула.
— Слишком долго. И он уже слишком большой. Если мы опять попытаемся лишить его Питания, на этот раз он может просто умереть.
— И мы даже не знаем, где его искать.
— Да. И это тоже. Правда, время еще есть — он станет как остальные только через несколько месяцев. Но где нам начать поиски?
— Смоук не хотел, чтобы ты нашел его. Он больше не хотел быть обузой.
На лице Рейта отразилось страдание.
— Но я нашел выход для нас. Для всех нас — тебя, меня и его. Я нашел для нас новый дом, где мы можем жить втроем, где нас будут хорошо кормить несколько раз в день, каждый день, где можно ходить по улицам куда захочешь и ежедневно носить разную одежду. — Рейт закрыл лицо ладонями. — Почему он не дождался меня?
— Смоук уже давно начал говорить об этом, — объяснила Джесс. — Он взял с меня клятву, что я буду молчать. Он беспокоился, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь плохого из-за нас. Я тоже тревожусь, но я слишком большая трусиха, чтобы решиться на то, что сделал он. Не будь я настолько слабой, я бы просто отошла ко Сну… И тогда тебе больше не пришлось бы рисковать, проходя через ворота. Ты смог бы остаться там, в той прекрасной жизни.
Рейт подтянул колени к груди и прижался к ним лицом. И заплакал. Джесс сидела рядом, нежно поглаживая его по волосам и спине.
— Смоук не ушел бы, если бы думал, что тебе удастся вызволить нас отсюда. Он сдался лишь потому, что не хотел, чтобы ты погиб из-за нас понапрасну.
— Ничего не понапрасну, — всхлипывая, проговорил Рейт. — Вы — мои друзья. Моя семья. Вы все, что у меня есть в этом мире.
— Поэтому он и ушел, — тихо сказала Джесс. — Потому что любил тебя, как брата.
Рейт поднял голову и посмотрел на нее. В темноте Джесс увидела мерцание его наполненных слезами глаз. И бледное пятно лица. Он выглядел осунувшимся, изможденным. Отчаявшимся.
— Я не могу отправиться за ним, Джесс. После гибели брата я поклялся, что больше никого не убью. Смоук уже слишком долго получает Питание. Я не смогу вернуть его. И пытаться даже не буду. Я не хочу убивать его.
— Он знал об этом. Знал, когда уходил.
— Но мы с тобой выберемся отсюда, Джесс. И когда-нибудь я вернусь и найду способ освободить всех, кто находится здесь. Всех до одного.
Джесс взяла его за руку и кивнула.
— Да. Я знаю. Ты так и сделаешь, Рейт.
Она обняла его и мысленно помолилась о том, что если они покинут это место, то она постарается, чтобы Рейт больше никогда не посмотрел в сторону Уоррена, не говоря уже о том, чтобы возвращаться сюда. Джесс было жаль Смоука. Сердце ее болело за него, особенно при мысли о том, что всего лишь два дня стояли между ним и надеждой.
Но Уоррен медленно отравлял всех своим злом, которое словно висело в воздухе, изо дня в день высасывая из людей жизнь, и Джесс боялась, что если они не уйдут отсюда навсегда, то в конце концов станут жертвами этого яда.
— Брат Фареган, тебя, закованного в кандалы и с завязанными глазами, привели в эту камеру для того, чтобы ты дал клятву: присягнул на верность не магии и не правительству, но Тайному и Благородному Обществу Безмолвного Дознания. Мы держим в своих руках бразды правления миром, а ты словом и делом доказал, что достоин находиться среди нас. Прежде чем ты прошел через последнюю дверь, тебе сообщили, что обратно ты выйдешь в одной из двух ипостасей — либо как наш друг, либо как бездыханный труп. Признаешь ли ты, что пришел сюда по собственной воле?
— Признаю, — ответил закованный в цепи человек.
— Согласен ли ты пройти испытание на верность?
— Согласен.
— Знай, что если ты не пройдешь его, ты умрешь — и смерть твоя будет ужасной. У тебя все еще остается выбор между испытанием и быстрой смертью.
— Я выбираю испытание.
— Хорошо.
Двое стражников сняли оковы с рук Фарегана и сдернули капюшон с его головы. Кандалы по-прежнему оставались на его ногах и были прикреплены к кольцу на возвышении в самом центре пола.
Он ничего не видел вокруг себя из-за яркого света, льющегося на него со всех сторон. Фареган поднял подбородок, сделал глубокий вдох и стал ждать…
Отовсюду, со всех мыслимых сторон, его внезапно атаковали колдовские чары. Фареган знал, что ни при каких обстоятельствах не должен защищать себя и сопротивляться тому, что делают с ним. Ему надлежало доказать свою верность, подчинившись воле тех, кто стоял над ним, кем бы они ни были. Но когда загорелось его тело, Фарегану потребовалось собрать воедино, по крупицам, все свое самообладание, чтобы позволить огню охватить его.
Фареган закричал, потом упал на пол… но не воспользовался имеющейся в его распоряжении силой, чтобы погасить огонь.
Он ощущал тошнотворный запах своей горящей плоти. Он плакал, он обмочился от боли и страха… а затем суровое испытание внезапно закончилось. Хотя его правая нога все еще болела, в остальном Фареган чувствовал себя неплохо.
— Встань! — властно приказал ему голос из темноты.
Он встал. Правую ногу пронзило острой болью, но Фареган перенес ее безмолвно. Не осталось ни следов мочи и огня, ни запаха дыма или обугленной кожи.
— Повторяй вслед за мной: Я — Друг Дознания, брат Тайных Магистров Матрина, и я не признаю никакой власти, кроме власти Магистра Дознания…
Фареган начал повторять слова присяги.
— Ни бог, ни друг, ни дитя не заставят меня пренебречь нуждами Дознания…
— Никакая жизнь не будет для меня священной, если мне прикажут оборвать ее…
— Никакой закон не будет для меня непререкаемым, если мне прикажут нарушить его…
— С этого дня и до самой моей смерти Тайное и Благородное Общество Безмолвного Дознания является моей единственной семьей, моей единственной любовью и единственным хозяином.
Когда Фареган закончил повторять слова клятвы, голос произнес:
— Тавро на твоей ноге является твоим личным знаком, знаком того, что ты — один из избранных. Жизнь твоя привязана к нему… Если исказишь его или удалишь, то в то же мгновение ты умрешь. Ты — наш, а мы — твои. Все вместе мы правим миром. Добро пожаловать.
Яркий свет погас, и группа почтенных старцев окружила Фарегана. Они по очереди обняли его и обменялись с ним семейным рукопожатием — правая рука к правой руке, третий и четвертый пальцы плотно прижаты к ладони.
Фареган заплакал от радости. Наконец-то он — один из Магистров Дознания. Магистр нижнего ранга, но все же Тайный Магистр. Время и счастливый случай вознесут его выше, подумал он. А если даже и нет, он все же стоял среди единственных в мире людей, к которым когда-либо желал присоединиться.
Рейт сидел в подвале, прислушиваясь к тихому дыханию. Он уже довольно долго сидел вот так, рядом с девочкой, глядя на нее, свернувшуюся клубочком на куче тряпья. В течение нескольких следующих дней ее жизни надлежало коренным образом измениться, а Рейт не знал, ведет ли он ее к катастрофе или спасает от мук ада. Полностью доверяя ему, она спокойно спала.
Сам же Рейт уснуть никак не мог.
Рейт, который отваживался бросать вызов воротам, рассказывал Джесс о том, что лежало за пределами ее узкого мирка, и она любила слушать его рассказы. Более всего девочка жаждала покинуть мрачные, мертвящие границы Уоррена и оказаться там, в живом мире.
Но где же Рейт?
Джесс страшилась сообщить ему плохие новости… и в то же время боялась, что на этот раз что-то случилось с ним самим, и он не вернется. Она боялась, что ей придется выбирать — самой, в одиночку — между Сном и смертью.
Она пролежала на арке, наблюдая и ожидая, весь предыдущий день и большую часть сегодняшнего. Прошлым вечером Джесс вернулась в подвал только после наступления темноты, когда почувствовала себя на улицах в безопасности, и отправилась на свой наблюдательный пункт при первых проблесках зари. Стражники, патрулировавшие Уоррен, обращали мало внимания на происходящее в этом районе, но при дневном свете всякое могло случиться, так что Джесс предпочитала передвигаться в темноте.
Сейчас, изнывающая от жажды, голодная и обеспокоенная, встречающая закат второго дня в отсутствие Рейта, девочка размышляла над тем, какой выбор у нее остался. Джесс попыталась представить себе, как она входит в дом, наливает себе Питание и наедается до отвала, после чего впадает в забытье. Она смутно помнила время, проведенное ею во Сне, — короткие вспышки осознанного желания двигаться, дышать, действовать, совершить попытку бегства, которые едва озаряли бескрайний, бездонный, уродливый океан состояния, близкого к небытию. Сон внушал девочке ужас. Но она не знала, хватит ли у нее храбрости выбрать смерть. Джесс уже ощущала жжение в желудке, которое не смогли погасить несколько кусочков черствого хлеба, съеденного ею два дня назад. Насколько усилится эта боль дня через четыре? Или через десять? Сколько пройдет времени, прежде чем она умрет?
И тут Джесс заметила какое-то движение внизу, на узкой дороге. В сумерках она не смогла поначалу с уверенностью сказать, Рейт ли это, хотя, глядя на тощий силуэт, она предположила, что это именно он. Джесс уже узнавала походку Рейта, но с одеждой было что-то не так. И еще он нес в руках большую коробку. Джесс не могла догадаться, что это такое — Рейт никогда не приносил с собой того, чего не мог спрятать под рубашкой. А это он нес, ни от кого не прячась.
Джесс оглядела улицу, чтобы удостовериться, что поблизости нигде нет стражи, затем соскользнула вниз по арке на невысокий козырек сторожевой будки и легко спрыгнула на землю.
Рейт прошел через ворота, приветствуемый обычным взрывом света, и сказал:
— Быстро. Сматываемся отсюда. У меня замечательные новости.
А у меня новости ужасные, подумала Джесс, но промолчала и просто побежала за Рейтом. Ее новости станут очевидными сами по себе, решила она, и нет нужды прямо сейчас омрачать явную радость друга. Она любила Рейта, и ей понравилась эта новая улыбка на его лице и дух радостного возбуждения, сквозивший в движениях.
Они пробежали по своей улице, нырнули в свою лестничную клетку и протиснулись через разбитое окно в своеубежище.
Корзины и деревянные ящики, сложенные вдоль стен и в центре помещения, земляной пол с небольшим «ложем» из тряпья и всегдашняя темень, поскольку обитатели этого убежища не отваживались зажигать здесь свет из боязни обнаружить свое присутствие.
— Где Смоук? — спросил Рейт, ставя принесенную им коробку на один из ящиков. — Он тоже должен услышать, что я скажу. — Не дожидаясь ответа, Рейт подал Джесс нечто прекрасное, прохладное, гладкое и круглое. — Откуси. Это лучшее из того, что я когда-либо пробовал в своей жизни.
Джесс откусила и едва не вскрикнула. Неведомое лакомство хрустнуло, сок оросил ей язык, а его сладость, как ей показалось, обладала не только запахом и вкусом, но также цветом и звуком. Она откусила еще, и сладость начала смешиваться с солью ее слез. Смоуку это тоже понравилось бы, подумала Джесс.
— Неплохо, да? — ухмыльнулся Рейт.
Джесс с трудом проглотила застрявший в горле комок и отложила круглое лакомство в сторону.
— Смоука больше нет, — прошептала она.
Улыбка Рейта тут же погасла.
— Нет? Как нет? Его схватила стража?
— Он… он сдался. Сказал, что ты больше не сможешь обеспечивать нас… что мы едим слишком много и что попытки прокормить нас обоих губят тебя. А еще он сказал, что я — самая маленькая и ем меньше всех, и поэтому я останусь, а он уйдет. Потом он убежал. Я хотела догнать его, но он бегает быстрее меня, и я даже не знаю, в какой из домов он вошел.
— Когда? — прошептал Рейт.
— Сразу после того, как ты ушел.
— Тогда он спит уже полных двое суток и еще чуть-чуть.
Джесс кивнула.
— Слишком долго. И он уже слишком большой. Если мы опять попытаемся лишить его Питания, на этот раз он может просто умереть.
— И мы даже не знаем, где его искать.
— Да. И это тоже. Правда, время еще есть — он станет как остальные только через несколько месяцев. Но где нам начать поиски?
— Смоук не хотел, чтобы ты нашел его. Он больше не хотел быть обузой.
На лице Рейта отразилось страдание.
— Но я нашел выход для нас. Для всех нас — тебя, меня и его. Я нашел для нас новый дом, где мы можем жить втроем, где нас будут хорошо кормить несколько раз в день, каждый день, где можно ходить по улицам куда захочешь и ежедневно носить разную одежду. — Рейт закрыл лицо ладонями. — Почему он не дождался меня?
— Смоук уже давно начал говорить об этом, — объяснила Джесс. — Он взял с меня клятву, что я буду молчать. Он беспокоился, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь плохого из-за нас. Я тоже тревожусь, но я слишком большая трусиха, чтобы решиться на то, что сделал он. Не будь я настолько слабой, я бы просто отошла ко Сну… И тогда тебе больше не пришлось бы рисковать, проходя через ворота. Ты смог бы остаться там, в той прекрасной жизни.
Рейт подтянул колени к груди и прижался к ним лицом. И заплакал. Джесс сидела рядом, нежно поглаживая его по волосам и спине.
— Смоук не ушел бы, если бы думал, что тебе удастся вызволить нас отсюда. Он сдался лишь потому, что не хотел, чтобы ты погиб из-за нас понапрасну.
— Ничего не понапрасну, — всхлипывая, проговорил Рейт. — Вы — мои друзья. Моя семья. Вы все, что у меня есть в этом мире.
— Поэтому он и ушел, — тихо сказала Джесс. — Потому что любил тебя, как брата.
Рейт поднял голову и посмотрел на нее. В темноте Джесс увидела мерцание его наполненных слезами глаз. И бледное пятно лица. Он выглядел осунувшимся, изможденным. Отчаявшимся.
— Я не могу отправиться за ним, Джесс. После гибели брата я поклялся, что больше никого не убью. Смоук уже слишком долго получает Питание. Я не смогу вернуть его. И пытаться даже не буду. Я не хочу убивать его.
— Он знал об этом. Знал, когда уходил.
— Но мы с тобой выберемся отсюда, Джесс. И когда-нибудь я вернусь и найду способ освободить всех, кто находится здесь. Всех до одного.
Джесс взяла его за руку и кивнула.
— Да. Я знаю. Ты так и сделаешь, Рейт.
Она обняла его и мысленно помолилась о том, что если они покинут это место, то она постарается, чтобы Рейт больше никогда не посмотрел в сторону Уоррена, не говоря уже о том, чтобы возвращаться сюда. Джесс было жаль Смоука. Сердце ее болело за него, особенно при мысли о том, что всего лишь два дня стояли между ним и надеждой.
Но Уоррен медленно отравлял всех своим злом, которое словно висело в воздухе, изо дня в день высасывая из людей жизнь, и Джесс боялась, что если они не уйдут отсюда навсегда, то в конце концов станут жертвами этого яда.
— Брат Фареган, тебя, закованного в кандалы и с завязанными глазами, привели в эту камеру для того, чтобы ты дал клятву: присягнул на верность не магии и не правительству, но Тайному и Благородному Обществу Безмолвного Дознания. Мы держим в своих руках бразды правления миром, а ты словом и делом доказал, что достоин находиться среди нас. Прежде чем ты прошел через последнюю дверь, тебе сообщили, что обратно ты выйдешь в одной из двух ипостасей — либо как наш друг, либо как бездыханный труп. Признаешь ли ты, что пришел сюда по собственной воле?
— Признаю, — ответил закованный в цепи человек.
— Согласен ли ты пройти испытание на верность?
— Согласен.
— Знай, что если ты не пройдешь его, ты умрешь — и смерть твоя будет ужасной. У тебя все еще остается выбор между испытанием и быстрой смертью.
— Я выбираю испытание.
— Хорошо.
Двое стражников сняли оковы с рук Фарегана и сдернули капюшон с его головы. Кандалы по-прежнему оставались на его ногах и были прикреплены к кольцу на возвышении в самом центре пола.
Он ничего не видел вокруг себя из-за яркого света, льющегося на него со всех сторон. Фареган поднял подбородок, сделал глубокий вдох и стал ждать…
Отовсюду, со всех мыслимых сторон, его внезапно атаковали колдовские чары. Фареган знал, что ни при каких обстоятельствах не должен защищать себя и сопротивляться тому, что делают с ним. Ему надлежало доказать свою верность, подчинившись воле тех, кто стоял над ним, кем бы они ни были. Но когда загорелось его тело, Фарегану потребовалось собрать воедино, по крупицам, все свое самообладание, чтобы позволить огню охватить его.
Фареган закричал, потом упал на пол… но не воспользовался имеющейся в его распоряжении силой, чтобы погасить огонь.
Он ощущал тошнотворный запах своей горящей плоти. Он плакал, он обмочился от боли и страха… а затем суровое испытание внезапно закончилось. Хотя его правая нога все еще болела, в остальном Фареган чувствовал себя неплохо.
— Встань! — властно приказал ему голос из темноты.
Он встал. Правую ногу пронзило острой болью, но Фареган перенес ее безмолвно. Не осталось ни следов мочи и огня, ни запаха дыма или обугленной кожи.
— Повторяй вслед за мной: Я — Друг Дознания, брат Тайных Магистров Матрина, и я не признаю никакой власти, кроме власти Магистра Дознания…
Фареган начал повторять слова присяги.
— Ни бог, ни друг, ни дитя не заставят меня пренебречь нуждами Дознания…
— Никакая жизнь не будет для меня священной, если мне прикажут оборвать ее…
— Никакой закон не будет для меня непререкаемым, если мне прикажут нарушить его…
— С этого дня и до самой моей смерти Тайное и Благородное Общество Безмолвного Дознания является моей единственной семьей, моей единственной любовью и единственным хозяином.
Когда Фареган закончил повторять слова клятвы, голос произнес:
— Тавро на твоей ноге является твоим личным знаком, знаком того, что ты — один из избранных. Жизнь твоя привязана к нему… Если исказишь его или удалишь, то в то же мгновение ты умрешь. Ты — наш, а мы — твои. Все вместе мы правим миром. Добро пожаловать.
Яркий свет погас, и группа почтенных старцев окружила Фарегана. Они по очереди обняли его и обменялись с ним семейным рукопожатием — правая рука к правой руке, третий и четвертый пальцы плотно прижаты к ладони.
Фареган заплакал от радости. Наконец-то он — один из Магистров Дознания. Магистр нижнего ранга, но все же Тайный Магистр. Время и счастливый случай вознесут его выше, подумал он. А если даже и нет, он все же стоял среди единственных в мире людей, к которым когда-либо желал присоединиться.
Рейт сидел в подвале, прислушиваясь к тихому дыханию. Он уже довольно долго сидел вот так, рядом с девочкой, глядя на нее, свернувшуюся клубочком на куче тряпья. В течение нескольких следующих дней ее жизни надлежало коренным образом измениться, а Рейт не знал, ведет ли он ее к катастрофе или спасает от мук ада. Полностью доверяя ему, она спокойно спала.
Сам же Рейт уснуть никак не мог.