Халат не успела погладить.
Модные голубые и зеленоватые халатики им, студентам младших курсов, не положены.
Извольте ходить в белых!
В аудиторию вошла после звонка.
Извинилась перед преподом, прокралась вдоль стеночки на заднюю парту.
– Верка, Верка, гляди, какой флаер мне у метро вчера всучили! – сделав восторженные глаза, свистящим шепотом прошипела Ирочка Милюкова, подпихивая яркий листок прямо Верочке на конспект.
Вера бросила на плакатик поверхностный взгляд, мало ли таких приглашений на модные дискотеки и вечеринки в ночных клубах раздают при выходе из метро?
Однако, что-то сразу ёкнуло и заставило пристальнее вчитаться в текст…
Во-первых, это название папиного телеканала…
Вернее, бывшего папиного телеканала, ведь папа там больше не работает.
А во-вторых, это громкое и звучное словосочетание – ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВСТВЕННИЦА.
Мимо такого заголовка не проскочишь!
Вера перестала вслушиваться в латынь преподавателя и вся сосредоточилась на плакате.
ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВСТВЕННИЦА.
Новое риэлити-шоу на канале "Норма Ти-Ви".
Рекордный рэйтинг в Англии, Дании и в Германии.
Хочешь заработать миллион долларов – приходи на наше риэлити-шоу!
"Последний комплекс" или "Последняя девственница".
Интрига шоу состоит в том, что три пары молодых людей будут жить в квартире, в которой будут установлены телекамеры.
Три девушки – заведомые, врачебно освидетельствованные девственницы (совершеннолетние).
И три парня.
Девушка, которая через три месяца выйдет из студии, сохранив невинность, получит миллион.
Парень, который соблазнит девушку, получит сто тысяч.
За двух девушек – двести, и за трех – триста тысяч.
Правила: никаких насилий, запугиваний, подавляющих волю психотропных средств, алкоголя и т.д. и т.п.
Для прохождения кастинга, чтобы попасть на программу "Риэлити шоу – Последняя девственница", присылайте свои резюме и фотографии на телеканал "Норма Ти-Ви".
Прием резюме до 30-го марта.
– Ну что, пойдешь миллиончик заработать? – свистящим шепотом спросила Милюкова.
– А ты? – переспросила Верочка.
– А я по условиям не подойду, – ответила Ира, – я от рудиментарной перепонки еще в девятом классе избавилась.
Препод все же шикнул в сторону их излишне активной задней парты;
– Мигунова с Милюковой, мало, что опаздываете на занятия, так еще и болтаете так громко, что мне здесь на кафедре слышно, выгоню!
Вера машинально подгребла флаер под конспект и демонстративно принялась переписывать что-то из латыни, начертанной мелом на доске.
Про шоу и про кастинг вспомнила, уже когда открыла конспект в метро.
Цветастый флаер лежал между страницами конспекта.
3.
Иван Борщанский водил свою "сахарную маму" в Большой зал Консерватории.
В программе был пианист Петров с оркестром Питерской филармонии.
Ивану нравился патентованный комфорт Большого зала… Размеренный ритм прогулок по фойе, хрусталь люстр и благородное серебро органа, нарядные дамы, узнаваемые лица мужчин московского света и эта приятная уверенность, когда ты сидишь и слушаешь музыку, уверенность в том, что потом, вечером, когда в лимузине ты привезешь даму домой, там, в большой и уютной квартире, она подарит тебе такую же патентованную качественную ласку, как Большой зал Консерватории, который дарит слушателю музыку только самого высокого качества.
Без лажи и без туфты.
Если Моцарт, то это качественный Моцарт.
И если Чайковский. То это качественный Чайковский.
Иван рано почувтвовал вкус к дорогим вещам.
И концерты в Большом зале Консерватории нравились ему.
Он был молод и даже юн, но он понимал суть традиции, которая выработалась и прижилась здесь, в этих стенах, – умные, добившиеся успеха мужчины везли отсюда своих дам в тихий уют зажиточных квартир…
Это как бы висело в воздухе… Комфорт. Уверенность. Зажиточность…
Вместе со звенящим соль-диезом солирующей в финале скрипки…
Свою "сахарную маму" он выводил сюда уже много раз.
Или это "сахарная мама" выводила сюда Ивана?
Мария Витальевна относилась к той редко встречающейся части бальзаковских женщин, которые имеют все основания не только номинально, по одному возрасту относиться к воспетой великим французом когорте нежных фемин. Она истинно была таковою – сочной и смачной в своей взрослой сексуальности, что так выгодно порой отличает зрелую даму от девушки и заставляет трепетных мальчиков делать выбор в пользу сексуальных пристрастий Оноре де Бальзака, но никак не вкусов некоторых русских классиков с их романтическими девушками.
Мария Витальевна в свои тридцать девять была стройна и вместе с тем царственно статна. Прекрасные формы развитого бюста и красивая линия крепких бедер сочетались в ее облике с легкой тонкостью талии, по-балетному прямой спиной и гордой длинной шейкой…
Мария Витальевна была истинной мечтой юных пятнадцатилетних сладострастников, для которых первые мечты о сексе не вяжутся с субтильными формами сверстниц, которые полагают, что истинное наслаждение новосозревшему девятикласснику может подарить только учительница… Да не всякая, но такая, как Мария Витальевна.
Иван познакомился с Марией Витальевной на корте.
Какая-то тайная, но уверенная взаимность сразу блеснула в глазах обоих партнеров, едва тренер поставил их друг перед дружкой.
Стройный и сильный девятнадцатилетний юноша.
И дама тридцати девяти лет – воплощенная квинтэссенция зрелой женственности.
После трех геймов они поехали обедать в "Прагу" на Арбат.
Поехали в ее "Мерседесе".
А уже оттуда – к ней, в ее квартиру на Пречистенке.
Целый год им обоим было очень хорошо.
Сегодня играли Чайковского.
Первый концерт для фортепьяно с оркестром.
Иван блаженствовал.
Под роскошные, по-имперски пафосные аккорды он любовался царственным профилем своей взрослой подруги.
Чайковский и Мария.
Мария и Чайковский.
Уверенность и качество…
В его только начинающейся жизни все было самого высокого качества.
Автомобиль марки "Мерседес".
Коньяк "Реми Мартен Гран Крю".
Роскошнейшая из всех женщин.
Второй курс престижнейшего МГИМО…
Первый концерт для фортепьяно с оркестром в исполнении Петрова и оркестра питерской Филармонии…
Чего еще попросить у Судьбы?
– Мы больше не будем встречаться, Ванечка, я уезжаю, – сказала Мария Витальевна, поднимаясь с их устланного черным шелком ложа. – Мужа переводят в Австралию, а по его статусу он не может там без супруги.
Иван молчал, ошарашенный этой новостью.
– Представляешь, Ванечка, тридцать часов лететь и при этом делать восемь промежуточных посадок, я не вынесу.
Мария Витальевна чиркнула своей золотой зажигалкой и выпустила облачко белого дыма.
– Я и так-то умираю в этих самолетах, а здесь тридцать часов и восемь раз взлетать и садиться!
Иван не верил.
Как же так, неужели его счастье может просто взять и кончиться?
– А нельзя не ехать? – спросил он, и тон, которым прозвучал его вопрос, был самым жалостливым из всех мыслимых.
– Что? – переспросила Мария Витальевна. – Не лететь? А плыть пароходом туда надо целый месяц, да и не всегда и не отовсюду туда ходят корабли.
– Нет, я имею в виду вообще не ехать туда, к мужу…
На слове "к мужу" Иван запнулся, как будто в горле запершило.
– Не ехать? – изумилась Мария Витальевна. – Нет, я никак не могу туда не ехать, – уверенно сказала она.
– А как же я? – совсем по-детски спросил Иван. – А я как же?
– А ты останешься здесь, – вздохнув, сказала Мария Витальевна. – Я же не могу взять тебя с собой в Австралию…
Счастье рано или поздно кончается.
Но с концом одного счастья рождается другое.
Иван этого не знал.
4.
На даче Мигунов примерялся к ружью.
Нет, не для того, чтобы застрелиться, но…
Но, может, и для того, чтобы застрелиться. Ведь ко всему надо сперва примериться.
И к самоубийству тоже.
Это было ружье его приятеля.
Да и сама дача тоже принадлежала приятелю.
Сам Мигунов на данном этапе своей жизни никакой загородной недвижимостью не обладал.
Не сподобился.
Все вокруг говорили, мол, давай-давай, при твоем положении есть возможность взять участок в Усово по Рублёвке на берегу Москвы-реки, там продается участок, и не каждому позволят купить, там закрытый клуб домовладельцев, но тебе как главному редактору известного телеканала продадут…
И деньги были…
В первый же год его работы на "Норма Ти-Ви" ему платили по "двадцатке" в месяц, то есть четверть "лимона" в год…
Коттедж сразу не построишь, но ведь и знакомые банкиры тогда предлагали дать взаймы. И ведь он бы отдал.
Но Мигунов всегда как огня боялся возни с ремонтами, переездами, строительствами…
В эту стройку только влезь – и больше ничем другим заниматься не будешь, только ежедневно разбираться с прорабом, куда уходят деньги и почему дом так медленно строится.
Жил Мигунов эти годы своей работы на телевидении широко. Ездил везде. Везде платил и за себя, и за друзей. Давал людям в долг. Часто без отдачи.
Играл…
Вернее – поигрывал в казино и чаще спускал все почти до нитки.
Два раза покупал квартиры.
Одну подарил любовнице, когда с ней расходился.
Другую записал на дочь Верочку, как приданое ей на будущую свадьбу.
В общем, был Мигунов гол как сокол!
И сидел он на даче у приятеля своего Василия Ломидзе, сидел, покуда не гнали…
– А ведь скоро погонят, – думал Мигунов, примеряя Васино ружьецо, направив его себе в рот, так чтобы рукою достать при этом до курка.
Скоро отовсюду погонят.
Анна вот прогнала! Прогнала, как узнала, что он уже не редактор…
Прогонят и отсюда.
Может, не сразу, может, поиграют в человеческие ценности, в порядочность, в дружбу… Поиграют месячишко, а потом непременно прогонят.
Мигунов отложил ружьецо.
Как-то все это неопрятно со стрельбой в рот.
Далида, когда отравилась, специально примеряла-выверяла, как будет на подушках лежать – красиво ли? Ведь корреспонденты поди набегут, фотографировать будут…
А из ружьеца в рот – это как-то неопрятно.
Кровь, мозги, осколки черепа… Полкомнаты уделает так, что за день не отмоют.
Да и потом это пошло и банально.
Ишь, покончил самоубийством, оставшись без работы, потому что бросили его и друзья, и любовница…
Еще и записочку слёзную под стать моменту пошленькую написать: "В смерти моей прошу никого не винить, кроме сволочи Борщанского и моей бывшей любовницы Анны – последней гадины и паскуды, потому что меня хорошего бросила…" …
Позвонил Верочке.
– Давно не виделись, доча, встретимся? Поболтаем?
Написал Васе Ломидзе записку, что уехал, не дождавшись хозяина, отворил ворота, выкатил свою "Ауди" и порулил в Москву, чтобы успеть подхватить дочку с последней пары.
Сидели в бистро на Маяковке.
Респектабельный мэн и красивая девушка-студентка.
Пойди они в дорогой ресторан, там бы наверняка подумали, что это сладострастный папик с юной любовницей, или босс с секретаршей.
Про хорошее испорченный телевидением народ никогда не подумает.
Во всем виноват Комиссаров.
– Как учеба? Как подружки?
Мигунов знал многих Верочкиных подруг и всегда живо интересовался их делами.
– Как ты, папа? Тебе сейчас тяжело?
Мигунов смотрел, как дочь ковыряет в креманке свой фруктовый салат. Смотрел и думал: вырастет женщина-врач. Вырастет и папе в старости уколы будет делать…
Преодолевая неловкость, Мигунов заговорил о том, что считал теперь для них с Верочкой и для себя очень важным:
– Ты прости, доча, но я тебе "Пежо" двести шестое обещал, а меня вот с работы сняли…
– Да что ты, папа, не думай об этом, – Верочка протянула руку и дотронулась до его плеча. – Не думай папа, не бери в голову, я что, маленькая что ли? Не понимаю?
Мигунов вздохнул.
– Можно было бы классом ниже машину купить тебе, десятку отечественную что ли, но я даже боюсь тебе предлагать, доча, а "Пежо" за двадцать тысяч мне теперь не по карману.
– Пап, я тебя умоляю, давай прекратим этот разговор, давай лучше о твоих перспективах.
Верочка с любовью глядела на него своими бесконечно добрыми глазами.
"А ведь глаза у нее мои, – подумал Мигунов, – серые с зелёным".
– Ах, доча, – уже вслух сказал он, – какие перспективы? Нету теперь у меня особых перспектив.
– Но ведь без работы-то ты не останешься? – спросила Вера.
– Это смотря без какой работы, – наклонив голову, задумчиво заговорил Мигунов. – Это раньше, при коммунистах, на руководящих работников распространялось правило равноценных переходов. Сняли тебя с директоров треста банно-прачечных услуг – назначат директором департамента школ и детских учреждений. А теперь, доча, у нас капитализм и никто гарантий трудоустройства тебе не даёт.
– Но ведь ты такой талантливый, папа! – с чувством воскликнула Верочка. – Ты обязательно устроишься.
– Ах, Верочка, любовь моя, – тяжело вздохнул Мигунов, – сколько у нас телеканалов? Два десятка… А талантливых мужчин с дипломами журналистов?
Двадцать тысяч человек… Так что не все так просто, доченька моя, не все так просто.
– Но ведь у тебя связи, – робко попыталась возразить Верочка.
– Связи? Связи хорошо работают только тогда, когда ты сидишь в кресле и кому-то нужен, когда по бартеру можешь оказать взаимную услугу, а когда тебя выбросили в мусорку, тогда связи уже не работают…
Они посидели.
Посидели, помолчали.
Потом Мигунов достал-таки конверт и, протянув дочке, сказал:
– Здесь половина твоей "Пежо", пусть у тебя будет. Не могу я совсем без подарка.
Вера покраснела, отодвинула конверт.
– Папа, папа не надо!
Конверт он все же вынудил ее принять.
Сказал:
– Был бы у меня миллион, я бы бросил все, купил бы, доча, домик в Кратово или по Калужской дороге на Десне, не коттедж, а именно домик, летний, даже без удобств, из тех, что в годы моей юности дачами назывались. И писал бы там книгу… А потом издал бы ее на свои деньги, и еще бы писал. И еще… Мне миллиона бы хватило надолго, покуда писателем известным не стал бы… А десять тысяч, доча, они моих проблем теперь не решают…
Потом довез Верочку до дома.
Поцеловал в щеку.
И Верочка его потом поцеловала в угол рта.
– Держись, папка! – сказала Верочка, выпархивая из машины.
Постоял, подождал, покуда она откроет дверь в парадную.
Потом тронул машину и включил погромче радио "Хит".
Так, чтобы басы в колонках его "Ауди" были и постовому милиционеру слышны.
А Верочка, придя домой, снова раскрыла конспект и, увидав там флаер с рекламой нового риэлити шоу, вспомнила про папкину мечту о миллионе…
Девушка, которая через три месяца выйдет из студии, сохранив невинность, получит миллион.
5.
После отъезда Марии Витальевны Иван месяц не ходил в институт.
И кабы не отец, кабы не влияние и связи отца, Ивана бы отчислили за прогулы и несданные зачеты.
Иван и спорт забросил.
Теннис?
К черту теннис!
Ивану было тошно выходить на корт, потому что он сразу вспоминал Марию Витальевну.
Музыка?
К черту музыку!
Потому что каждый нотный сборник, будь то этюды Шопена или сонаты Бетховена, напоминал Марию Витальевну, рояль в ее гостиной, фортепьянные вечера в Большом зале Консерватории.
Месяц он провалялся на диване, изучая атлас Австралии и листая путеводители по Мельбурну и Сиднею…
Он даже трижды звонил в турагентства, узнавал, сколько стоят туры в Австралию.
За двадцать тысяч можно скататься туда на месячишко?
А чтобы пожить там полгодика? Сколько нужно?
Тысяч пятьдесят?
Иван редко ездил в институт на метро.
Но…
Поехал и сразу, по выходе на Студенческой, получил в руки флаер…
Парень, который соблазнит девушку, получит сто тысяч.
За двух девушек – двести и за трех – триста тысяч.
"Получу триста тысяч – поеду в Австралию", – подумал он…
ГЛАВА 2
Обеды у Аркадия Борщанского были расписаны на две недели вперед.
В понедельник в "Славянском базаре" он обедал с Альбертом Владиславовичем, зампредом госкомитета по делам печати, во вторник в "Узбекистане" с Рафиком Ходжаевым, одним из главных рекламных спонсоров канала, в среду в торговом центре "Меркурий" с генералом Томилиным из МВД… И так далее, и так далее.
Секретарша Борщанского строго вела все расписания обедов своего шефа, и если какой-то из них не вытанцовывался по причине каких-либо форсмажоров, сотрапезникам заранее присылались извинения, а иногда даже и подарки в качестве компенсации. Шофер мчался в министерство и передавал бутылочку "Хеннеси Гран Крю" и пару видеокассет с последним сериалом канала "Норма Ти-Ви".
Естественно, за обеды всегда платил телеканал.
На этих обедах делалась политика.
Сегодня шофер вез своего босса в "Балчуг-Кемпински".
Там был заказан столик для встречи с Дульчанским.
Дульчанский был пройдоха каких поискать.
Он работал в Комитете по делам Связи и ведал там распределением разрешенных частот вещания. Именно от него зависело, продлят ли "Норме" лицензию, и именно от него зависело, разрешат ли "Норме" перейти на более мощные передатчики.
Дульчанский был похабником и балагуром.
Любил смачные сальные анекдоты и везде и все сводил к откровенным непристойностям.
– Значит, поменяли формат вещания? – спросил Дульчанский, выслушав новости об отставке Мигунова. – Теперь вместо политики будете порнуху крутить?
– У нас есть проект получше порнухи, – кивнул Борщанский, прикасаясь губами к аперитиву. – Мы риэлити-шоу замыслили учинить, "Последняя девственница" называется.
– Где вы такую дуру найдете? – хохотнул Дульчанский. – Или вы по несовершеннолетним ударить решились?
– Найдем, найдем, Москва большая, – Борщанский жестом руки успокоил своего визави. – Тем более что приз девственнице миллион "убитых енотов", деньги даже для нас немалые.
– Миллион? – оживился Дульчанский. – Так давай сразу попилим, что тебе стоит? Ты же и так все по ранее согласованному сценарию снимаешь, кому дать приз, кому не дать!
Борщанский хохотнул, улыбнулся таинственно.
– Не все так, не все так, дружище.
– И ты еще будешь мне вкручивать, что у тебя на программах игра идет по чесноку? – не унимался Дульчанский. Сумма выигрыша явно привела в возбуждение его неугомонный, досужий до мыслей о деньгах мозг. – Давай туда на твое риэлити наших подставных поставим? Им по полтахе в зубы, а лимон попилим? А? Или тебе уже более мощные передатчики ни к чему? Или ты о продлении лицензии не думаешь?
Было непонятно, всерьез ли Дульчанский размечтался о призовых деньгах или нарочно разыгрывает из себя простого как три рубля?
– Ты по кастингу там возьми на программу мою племяшку? – сказал Дульчанский. – Я к тебе ее подошлю.
– А она что? Девственница? Ты что проверял, дядя? – хохотнул Борщанский. – Или она тоже несовершеннолетняя?
– Какие такие условности, – махнул рукой Дульчанский. – Ну принесем мы тебе справки от гинеколога, что это изменит? Главное бабки по справедливости попилить.
Разве не так? …
Выходя из "Балчуга" и садясь в редакционный "Мерседес", Борщанский подумал: "А ведь и правда, все так просто. Взять и попилить, взять и попилить, и именно такие простые парни как Дульчанский сейчас банкуют. Потому что реально мыслят". ….
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
"Редактор программы наставлял нас, нам нельзя ни на минуту забывать о том, что мы находимся под включенными камерами и с включенными микрофонами. Поэтому надо все время следить за тем, как выглядишь, как выглядит твое лицо, как ты держишься, красива ли твоя поза, твоя походка, твое выражение лица? Нужно все время помнить об одежде: красиво ли сидит на тебе ти-шортка, или юбка, или джинсы. Кстати, одежды каждому на все шоу выдают по две огромных сумки и подбирают вещи строго индивидуально. Потому что фирмы-производители молодежной одежды в рекламных спонсорах у нашего риэлити-шоу. Со мной полдня работали два дизайнера-модельера, и комбинировали, и что-то даже подгоняли по фигуре. В общем, надавали мне два десятка маек, ти-шорток, курточек, джинсов, брючек, шорт и купальников. Как приданое на свадебное путешествие! На все три месяца программы.
Кастинг проходил на шестом этаже, в комнате рядом с бывшим папиным кабинетом.
Народу пришло – не протолкнёшься!
Еще внизу, в стеклянном вестибюле, где пропуска выписывают, и где милиционеры за турникетами стоят, поразила меня толпища этих жаждущих заработать миллион.
Разномастные, в основном приезжие, не москвичи и не москвички, объединенные одним каким-то блеском в глазах, общим презрением к окружающим и общей остервенелой жаждой показаться оторвано-крутыми, супер-пупер моднявыми и преисполненными по-своему понимаемой свободой, заключающейся в основном в проколотых ноздрях, ушах, языках и поголовно заголенных и татуированных животиках у девиц… Я еще подумала: неужто в Москве столько девственниц? И еще подумала, что эти явно не похожи… Скорее наоборот, на каких-то оголтелых провинциальных завсегдатаек дешевых дискотек они похожи, чем на последних московских девственниц. Я, кстати, как умная Маша оделась а-ля бизнес-вумэн: английский костюм в полоску и белая блузка с галстуком.
Но это и не нужно было, меня секретарша, которая за очередной порцией кандидаток спускалась, узнала. Узнала и сразу в сторону оттащила. Давай, мол, Верочка, я тебя без очереди к главному редактору пропущу, зачем тебе среди всей этой шушеры отираться?
И то верно!
Я как увидела, что в коридоре, где офис "Нормы Ти-Ви" творится, так сразу поняла, что уж лучше по блату, без очереди, потому что вдоль стены до самых лифтов – человек сто, не меньше стояло, сидело, балдело, жевало свою резинку, пяля свои бессмысленные бельма…
Я не стала кокетничать и согласилась, чтобы Эмма меня без очереди на комиссию пропихнула – небольшое это удовольствие, с приезжей шушерой в коридоре отираться!
Эмма меня не успела даже чаем угостить, как в приемную вышел сам Борщанский, папин шеф, и с ним еще один молодой, который теперь у них на папином месте – временно исполняющим обязанности главреда.
Борщанский улыбался, ручку жал. Представил нового… Его Владиславом Семеновичем зовут. Просил, чтобы я его без отчества, просто – Владислав…
В общем, сказали, что без всяких-яких меня они берут, чтобы я вместе с Эммой шла теперь в кабинет к юристу, заключать контракт… И чтобы в среду уже на репетицию…
В среду на репетиции я встретила Ивана".
2.
Мигунову позвонил какой-то хмырь, назвавшийся новым пресс-атташе канала "Норма Ти-Ви". Хмырь назвал причину своего звонка: в следующую среду исполнялось восемь лет, как "Норма" была в эфире. В этой связи к Мигунову как к одному из первых творческих работников канала этот атташе имел несколько обычных для такого случая вопросов: как, когда, с кем начинали, кто придумал это, а кто стоял за тем, и так далее.
Мигунову от этих расспросов стало стыдно и противно.
Стыдно стало оттого, что хмырь этот, атташе хренов, наверняка там глумился и потешался, вот-де, с выгнанным, с выпертым под зад коленом бывшим главредом разговаривает, а обидно и противно стало на душе потому, что приглашения на традиционную вечеринку по случаю годовщины "Нормы" он не получил… Вот так!
Забыли уже. И уже из списков вип-персон вычеркнули.
Мигунов вспомнил прошлогоднюю вечеринку.
Они устраивали ее в "Метелице" на Новом Арбате.
Совет учредителей не пожалел тогда денег.
Были все свои, останкинские, и все "нужники" и из Думы, и из Белого дома, и со Старой площади… И даже с улицы Намёткина была пара господ, которые сказали-таки свой традиционный тост – "пьем за вас, за нас и за газ"…
Мигунов вспомнил, как завис и запал тогда на ту модную ви-джейшу с музыкального канала. Он явно тогда перебрал – пять или шесть рюмок водки в баре, а потом, когда они спустились с ней в казино, он еще (уже не для куражу, а для показухи) вылакал три или все пять рюмок текилы…
В общем, ви-джейка эта с модным, на американский манер именем, которое он теперь позабыл, выпотрошила его до дна. Не только вся наличность кончилась, но и две карточки виза и мастер Промгромбанка тоже обнулились, так лихо девчонка та с голым пузиком и с брюликом в пупке проигрывала фишки на французской рулетке…
Хорошо еще, что по мудрому совету друзей он никогда не держал на дисконтных карточках больше, чем по три тысячи евро, а кредитки, все эти голден и платинум карт-манетик*, брал с собою только за границу. Иначе секс в ту ночку с этой ви-джеечкой обошелся бы Мигунову в еще более сокрушительную сумму. * карт-манетик – фр. "магнитная карта" Смешно…
Но он и секса-то самого почти не запомнил.
Вроде приехали к нему на Звездный, включили музыку, плазму, раскрыли бар с "Хеннеси" и "Джеймсоном", напустили разноцветных шариков в джакузи… А потом он просто вырубился.
Модные голубые и зеленоватые халатики им, студентам младших курсов, не положены.
Извольте ходить в белых!
В аудиторию вошла после звонка.
Извинилась перед преподом, прокралась вдоль стеночки на заднюю парту.
– Верка, Верка, гляди, какой флаер мне у метро вчера всучили! – сделав восторженные глаза, свистящим шепотом прошипела Ирочка Милюкова, подпихивая яркий листок прямо Верочке на конспект.
Вера бросила на плакатик поверхностный взгляд, мало ли таких приглашений на модные дискотеки и вечеринки в ночных клубах раздают при выходе из метро?
Однако, что-то сразу ёкнуло и заставило пристальнее вчитаться в текст…
Во-первых, это название папиного телеканала…
Вернее, бывшего папиного телеканала, ведь папа там больше не работает.
А во-вторых, это громкое и звучное словосочетание – ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВСТВЕННИЦА.
Мимо такого заголовка не проскочишь!
Вера перестала вслушиваться в латынь преподавателя и вся сосредоточилась на плакате.
ПОСЛЕДНЯЯ ДЕВСТВЕННИЦА.
Новое риэлити-шоу на канале "Норма Ти-Ви".
Рекордный рэйтинг в Англии, Дании и в Германии.
Хочешь заработать миллион долларов – приходи на наше риэлити-шоу!
"Последний комплекс" или "Последняя девственница".
Интрига шоу состоит в том, что три пары молодых людей будут жить в квартире, в которой будут установлены телекамеры.
Три девушки – заведомые, врачебно освидетельствованные девственницы (совершеннолетние).
И три парня.
Девушка, которая через три месяца выйдет из студии, сохранив невинность, получит миллион.
Парень, который соблазнит девушку, получит сто тысяч.
За двух девушек – двести, и за трех – триста тысяч.
Правила: никаких насилий, запугиваний, подавляющих волю психотропных средств, алкоголя и т.д. и т.п.
Для прохождения кастинга, чтобы попасть на программу "Риэлити шоу – Последняя девственница", присылайте свои резюме и фотографии на телеканал "Норма Ти-Ви".
Прием резюме до 30-го марта.
– Ну что, пойдешь миллиончик заработать? – свистящим шепотом спросила Милюкова.
– А ты? – переспросила Верочка.
– А я по условиям не подойду, – ответила Ира, – я от рудиментарной перепонки еще в девятом классе избавилась.
Препод все же шикнул в сторону их излишне активной задней парты;
– Мигунова с Милюковой, мало, что опаздываете на занятия, так еще и болтаете так громко, что мне здесь на кафедре слышно, выгоню!
Вера машинально подгребла флаер под конспект и демонстративно принялась переписывать что-то из латыни, начертанной мелом на доске.
Про шоу и про кастинг вспомнила, уже когда открыла конспект в метро.
Цветастый флаер лежал между страницами конспекта.
3.
Иван Борщанский водил свою "сахарную маму" в Большой зал Консерватории.
В программе был пианист Петров с оркестром Питерской филармонии.
Ивану нравился патентованный комфорт Большого зала… Размеренный ритм прогулок по фойе, хрусталь люстр и благородное серебро органа, нарядные дамы, узнаваемые лица мужчин московского света и эта приятная уверенность, когда ты сидишь и слушаешь музыку, уверенность в том, что потом, вечером, когда в лимузине ты привезешь даму домой, там, в большой и уютной квартире, она подарит тебе такую же патентованную качественную ласку, как Большой зал Консерватории, который дарит слушателю музыку только самого высокого качества.
Без лажи и без туфты.
Если Моцарт, то это качественный Моцарт.
И если Чайковский. То это качественный Чайковский.
Иван рано почувтвовал вкус к дорогим вещам.
И концерты в Большом зале Консерватории нравились ему.
Он был молод и даже юн, но он понимал суть традиции, которая выработалась и прижилась здесь, в этих стенах, – умные, добившиеся успеха мужчины везли отсюда своих дам в тихий уют зажиточных квартир…
Это как бы висело в воздухе… Комфорт. Уверенность. Зажиточность…
Вместе со звенящим соль-диезом солирующей в финале скрипки…
Свою "сахарную маму" он выводил сюда уже много раз.
Или это "сахарная мама" выводила сюда Ивана?
Мария Витальевна относилась к той редко встречающейся части бальзаковских женщин, которые имеют все основания не только номинально, по одному возрасту относиться к воспетой великим французом когорте нежных фемин. Она истинно была таковою – сочной и смачной в своей взрослой сексуальности, что так выгодно порой отличает зрелую даму от девушки и заставляет трепетных мальчиков делать выбор в пользу сексуальных пристрастий Оноре де Бальзака, но никак не вкусов некоторых русских классиков с их романтическими девушками.
Мария Витальевна в свои тридцать девять была стройна и вместе с тем царственно статна. Прекрасные формы развитого бюста и красивая линия крепких бедер сочетались в ее облике с легкой тонкостью талии, по-балетному прямой спиной и гордой длинной шейкой…
Мария Витальевна была истинной мечтой юных пятнадцатилетних сладострастников, для которых первые мечты о сексе не вяжутся с субтильными формами сверстниц, которые полагают, что истинное наслаждение новосозревшему девятикласснику может подарить только учительница… Да не всякая, но такая, как Мария Витальевна.
Иван познакомился с Марией Витальевной на корте.
Какая-то тайная, но уверенная взаимность сразу блеснула в глазах обоих партнеров, едва тренер поставил их друг перед дружкой.
Стройный и сильный девятнадцатилетний юноша.
И дама тридцати девяти лет – воплощенная квинтэссенция зрелой женственности.
После трех геймов они поехали обедать в "Прагу" на Арбат.
Поехали в ее "Мерседесе".
А уже оттуда – к ней, в ее квартиру на Пречистенке.
Целый год им обоим было очень хорошо.
Сегодня играли Чайковского.
Первый концерт для фортепьяно с оркестром.
Иван блаженствовал.
Под роскошные, по-имперски пафосные аккорды он любовался царственным профилем своей взрослой подруги.
Чайковский и Мария.
Мария и Чайковский.
Уверенность и качество…
В его только начинающейся жизни все было самого высокого качества.
Автомобиль марки "Мерседес".
Коньяк "Реми Мартен Гран Крю".
Роскошнейшая из всех женщин.
Второй курс престижнейшего МГИМО…
Первый концерт для фортепьяно с оркестром в исполнении Петрова и оркестра питерской Филармонии…
Чего еще попросить у Судьбы?
– Мы больше не будем встречаться, Ванечка, я уезжаю, – сказала Мария Витальевна, поднимаясь с их устланного черным шелком ложа. – Мужа переводят в Австралию, а по его статусу он не может там без супруги.
Иван молчал, ошарашенный этой новостью.
– Представляешь, Ванечка, тридцать часов лететь и при этом делать восемь промежуточных посадок, я не вынесу.
Мария Витальевна чиркнула своей золотой зажигалкой и выпустила облачко белого дыма.
– Я и так-то умираю в этих самолетах, а здесь тридцать часов и восемь раз взлетать и садиться!
Иван не верил.
Как же так, неужели его счастье может просто взять и кончиться?
– А нельзя не ехать? – спросил он, и тон, которым прозвучал его вопрос, был самым жалостливым из всех мыслимых.
– Что? – переспросила Мария Витальевна. – Не лететь? А плыть пароходом туда надо целый месяц, да и не всегда и не отовсюду туда ходят корабли.
– Нет, я имею в виду вообще не ехать туда, к мужу…
На слове "к мужу" Иван запнулся, как будто в горле запершило.
– Не ехать? – изумилась Мария Витальевна. – Нет, я никак не могу туда не ехать, – уверенно сказала она.
– А как же я? – совсем по-детски спросил Иван. – А я как же?
– А ты останешься здесь, – вздохнув, сказала Мария Витальевна. – Я же не могу взять тебя с собой в Австралию…
Счастье рано или поздно кончается.
Но с концом одного счастья рождается другое.
Иван этого не знал.
4.
На даче Мигунов примерялся к ружью.
Нет, не для того, чтобы застрелиться, но…
Но, может, и для того, чтобы застрелиться. Ведь ко всему надо сперва примериться.
И к самоубийству тоже.
Это было ружье его приятеля.
Да и сама дача тоже принадлежала приятелю.
Сам Мигунов на данном этапе своей жизни никакой загородной недвижимостью не обладал.
Не сподобился.
Все вокруг говорили, мол, давай-давай, при твоем положении есть возможность взять участок в Усово по Рублёвке на берегу Москвы-реки, там продается участок, и не каждому позволят купить, там закрытый клуб домовладельцев, но тебе как главному редактору известного телеканала продадут…
И деньги были…
В первый же год его работы на "Норма Ти-Ви" ему платили по "двадцатке" в месяц, то есть четверть "лимона" в год…
Коттедж сразу не построишь, но ведь и знакомые банкиры тогда предлагали дать взаймы. И ведь он бы отдал.
Но Мигунов всегда как огня боялся возни с ремонтами, переездами, строительствами…
В эту стройку только влезь – и больше ничем другим заниматься не будешь, только ежедневно разбираться с прорабом, куда уходят деньги и почему дом так медленно строится.
Жил Мигунов эти годы своей работы на телевидении широко. Ездил везде. Везде платил и за себя, и за друзей. Давал людям в долг. Часто без отдачи.
Играл…
Вернее – поигрывал в казино и чаще спускал все почти до нитки.
Два раза покупал квартиры.
Одну подарил любовнице, когда с ней расходился.
Другую записал на дочь Верочку, как приданое ей на будущую свадьбу.
В общем, был Мигунов гол как сокол!
И сидел он на даче у приятеля своего Василия Ломидзе, сидел, покуда не гнали…
– А ведь скоро погонят, – думал Мигунов, примеряя Васино ружьецо, направив его себе в рот, так чтобы рукою достать при этом до курка.
Скоро отовсюду погонят.
Анна вот прогнала! Прогнала, как узнала, что он уже не редактор…
Прогонят и отсюда.
Может, не сразу, может, поиграют в человеческие ценности, в порядочность, в дружбу… Поиграют месячишко, а потом непременно прогонят.
Мигунов отложил ружьецо.
Как-то все это неопрятно со стрельбой в рот.
Далида, когда отравилась, специально примеряла-выверяла, как будет на подушках лежать – красиво ли? Ведь корреспонденты поди набегут, фотографировать будут…
А из ружьеца в рот – это как-то неопрятно.
Кровь, мозги, осколки черепа… Полкомнаты уделает так, что за день не отмоют.
Да и потом это пошло и банально.
Ишь, покончил самоубийством, оставшись без работы, потому что бросили его и друзья, и любовница…
Еще и записочку слёзную под стать моменту пошленькую написать: "В смерти моей прошу никого не винить, кроме сволочи Борщанского и моей бывшей любовницы Анны – последней гадины и паскуды, потому что меня хорошего бросила…" …
Позвонил Верочке.
– Давно не виделись, доча, встретимся? Поболтаем?
Написал Васе Ломидзе записку, что уехал, не дождавшись хозяина, отворил ворота, выкатил свою "Ауди" и порулил в Москву, чтобы успеть подхватить дочку с последней пары.
Сидели в бистро на Маяковке.
Респектабельный мэн и красивая девушка-студентка.
Пойди они в дорогой ресторан, там бы наверняка подумали, что это сладострастный папик с юной любовницей, или босс с секретаршей.
Про хорошее испорченный телевидением народ никогда не подумает.
Во всем виноват Комиссаров.
– Как учеба? Как подружки?
Мигунов знал многих Верочкиных подруг и всегда живо интересовался их делами.
– Как ты, папа? Тебе сейчас тяжело?
Мигунов смотрел, как дочь ковыряет в креманке свой фруктовый салат. Смотрел и думал: вырастет женщина-врач. Вырастет и папе в старости уколы будет делать…
Преодолевая неловкость, Мигунов заговорил о том, что считал теперь для них с Верочкой и для себя очень важным:
– Ты прости, доча, но я тебе "Пежо" двести шестое обещал, а меня вот с работы сняли…
– Да что ты, папа, не думай об этом, – Верочка протянула руку и дотронулась до его плеча. – Не думай папа, не бери в голову, я что, маленькая что ли? Не понимаю?
Мигунов вздохнул.
– Можно было бы классом ниже машину купить тебе, десятку отечественную что ли, но я даже боюсь тебе предлагать, доча, а "Пежо" за двадцать тысяч мне теперь не по карману.
– Пап, я тебя умоляю, давай прекратим этот разговор, давай лучше о твоих перспективах.
Верочка с любовью глядела на него своими бесконечно добрыми глазами.
"А ведь глаза у нее мои, – подумал Мигунов, – серые с зелёным".
– Ах, доча, – уже вслух сказал он, – какие перспективы? Нету теперь у меня особых перспектив.
– Но ведь без работы-то ты не останешься? – спросила Вера.
– Это смотря без какой работы, – наклонив голову, задумчиво заговорил Мигунов. – Это раньше, при коммунистах, на руководящих работников распространялось правило равноценных переходов. Сняли тебя с директоров треста банно-прачечных услуг – назначат директором департамента школ и детских учреждений. А теперь, доча, у нас капитализм и никто гарантий трудоустройства тебе не даёт.
– Но ведь ты такой талантливый, папа! – с чувством воскликнула Верочка. – Ты обязательно устроишься.
– Ах, Верочка, любовь моя, – тяжело вздохнул Мигунов, – сколько у нас телеканалов? Два десятка… А талантливых мужчин с дипломами журналистов?
Двадцать тысяч человек… Так что не все так просто, доченька моя, не все так просто.
– Но ведь у тебя связи, – робко попыталась возразить Верочка.
– Связи? Связи хорошо работают только тогда, когда ты сидишь в кресле и кому-то нужен, когда по бартеру можешь оказать взаимную услугу, а когда тебя выбросили в мусорку, тогда связи уже не работают…
Они посидели.
Посидели, помолчали.
Потом Мигунов достал-таки конверт и, протянув дочке, сказал:
– Здесь половина твоей "Пежо", пусть у тебя будет. Не могу я совсем без подарка.
Вера покраснела, отодвинула конверт.
– Папа, папа не надо!
Конверт он все же вынудил ее принять.
Сказал:
– Был бы у меня миллион, я бы бросил все, купил бы, доча, домик в Кратово или по Калужской дороге на Десне, не коттедж, а именно домик, летний, даже без удобств, из тех, что в годы моей юности дачами назывались. И писал бы там книгу… А потом издал бы ее на свои деньги, и еще бы писал. И еще… Мне миллиона бы хватило надолго, покуда писателем известным не стал бы… А десять тысяч, доча, они моих проблем теперь не решают…
Потом довез Верочку до дома.
Поцеловал в щеку.
И Верочка его потом поцеловала в угол рта.
– Держись, папка! – сказала Верочка, выпархивая из машины.
Постоял, подождал, покуда она откроет дверь в парадную.
Потом тронул машину и включил погромче радио "Хит".
Так, чтобы басы в колонках его "Ауди" были и постовому милиционеру слышны.
А Верочка, придя домой, снова раскрыла конспект и, увидав там флаер с рекламой нового риэлити шоу, вспомнила про папкину мечту о миллионе…
Девушка, которая через три месяца выйдет из студии, сохранив невинность, получит миллион.
5.
После отъезда Марии Витальевны Иван месяц не ходил в институт.
И кабы не отец, кабы не влияние и связи отца, Ивана бы отчислили за прогулы и несданные зачеты.
Иван и спорт забросил.
Теннис?
К черту теннис!
Ивану было тошно выходить на корт, потому что он сразу вспоминал Марию Витальевну.
Музыка?
К черту музыку!
Потому что каждый нотный сборник, будь то этюды Шопена или сонаты Бетховена, напоминал Марию Витальевну, рояль в ее гостиной, фортепьянные вечера в Большом зале Консерватории.
Месяц он провалялся на диване, изучая атлас Австралии и листая путеводители по Мельбурну и Сиднею…
Он даже трижды звонил в турагентства, узнавал, сколько стоят туры в Австралию.
За двадцать тысяч можно скататься туда на месячишко?
А чтобы пожить там полгодика? Сколько нужно?
Тысяч пятьдесят?
Иван редко ездил в институт на метро.
Но…
Поехал и сразу, по выходе на Студенческой, получил в руки флаер…
Парень, который соблазнит девушку, получит сто тысяч.
За двух девушек – двести и за трех – триста тысяч.
"Получу триста тысяч – поеду в Австралию", – подумал он…
ГЛАВА 2
1.
Обеды у Аркадия Борщанского были расписаны на две недели вперед.
В понедельник в "Славянском базаре" он обедал с Альбертом Владиславовичем, зампредом госкомитета по делам печати, во вторник в "Узбекистане" с Рафиком Ходжаевым, одним из главных рекламных спонсоров канала, в среду в торговом центре "Меркурий" с генералом Томилиным из МВД… И так далее, и так далее.
Секретарша Борщанского строго вела все расписания обедов своего шефа, и если какой-то из них не вытанцовывался по причине каких-либо форсмажоров, сотрапезникам заранее присылались извинения, а иногда даже и подарки в качестве компенсации. Шофер мчался в министерство и передавал бутылочку "Хеннеси Гран Крю" и пару видеокассет с последним сериалом канала "Норма Ти-Ви".
Естественно, за обеды всегда платил телеканал.
На этих обедах делалась политика.
Сегодня шофер вез своего босса в "Балчуг-Кемпински".
Там был заказан столик для встречи с Дульчанским.
Дульчанский был пройдоха каких поискать.
Он работал в Комитете по делам Связи и ведал там распределением разрешенных частот вещания. Именно от него зависело, продлят ли "Норме" лицензию, и именно от него зависело, разрешат ли "Норме" перейти на более мощные передатчики.
Дульчанский был похабником и балагуром.
Любил смачные сальные анекдоты и везде и все сводил к откровенным непристойностям.
– Значит, поменяли формат вещания? – спросил Дульчанский, выслушав новости об отставке Мигунова. – Теперь вместо политики будете порнуху крутить?
– У нас есть проект получше порнухи, – кивнул Борщанский, прикасаясь губами к аперитиву. – Мы риэлити-шоу замыслили учинить, "Последняя девственница" называется.
– Где вы такую дуру найдете? – хохотнул Дульчанский. – Или вы по несовершеннолетним ударить решились?
– Найдем, найдем, Москва большая, – Борщанский жестом руки успокоил своего визави. – Тем более что приз девственнице миллион "убитых енотов", деньги даже для нас немалые.
– Миллион? – оживился Дульчанский. – Так давай сразу попилим, что тебе стоит? Ты же и так все по ранее согласованному сценарию снимаешь, кому дать приз, кому не дать!
Борщанский хохотнул, улыбнулся таинственно.
– Не все так, не все так, дружище.
– И ты еще будешь мне вкручивать, что у тебя на программах игра идет по чесноку? – не унимался Дульчанский. Сумма выигрыша явно привела в возбуждение его неугомонный, досужий до мыслей о деньгах мозг. – Давай туда на твое риэлити наших подставных поставим? Им по полтахе в зубы, а лимон попилим? А? Или тебе уже более мощные передатчики ни к чему? Или ты о продлении лицензии не думаешь?
Было непонятно, всерьез ли Дульчанский размечтался о призовых деньгах или нарочно разыгрывает из себя простого как три рубля?
– Ты по кастингу там возьми на программу мою племяшку? – сказал Дульчанский. – Я к тебе ее подошлю.
– А она что? Девственница? Ты что проверял, дядя? – хохотнул Борщанский. – Или она тоже несовершеннолетняя?
– Какие такие условности, – махнул рукой Дульчанский. – Ну принесем мы тебе справки от гинеколога, что это изменит? Главное бабки по справедливости попилить.
Разве не так? …
Выходя из "Балчуга" и садясь в редакционный "Мерседес", Борщанский подумал: "А ведь и правда, все так просто. Взять и попилить, взять и попилить, и именно такие простые парни как Дульчанский сейчас банкуют. Потому что реально мыслят". ….
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Русалочки.
"Редактор программы наставлял нас, нам нельзя ни на минуту забывать о том, что мы находимся под включенными камерами и с включенными микрофонами. Поэтому надо все время следить за тем, как выглядишь, как выглядит твое лицо, как ты держишься, красива ли твоя поза, твоя походка, твое выражение лица? Нужно все время помнить об одежде: красиво ли сидит на тебе ти-шортка, или юбка, или джинсы. Кстати, одежды каждому на все шоу выдают по две огромных сумки и подбирают вещи строго индивидуально. Потому что фирмы-производители молодежной одежды в рекламных спонсорах у нашего риэлити-шоу. Со мной полдня работали два дизайнера-модельера, и комбинировали, и что-то даже подгоняли по фигуре. В общем, надавали мне два десятка маек, ти-шорток, курточек, джинсов, брючек, шорт и купальников. Как приданое на свадебное путешествие! На все три месяца программы.
Кастинг проходил на шестом этаже, в комнате рядом с бывшим папиным кабинетом.
Народу пришло – не протолкнёшься!
Еще внизу, в стеклянном вестибюле, где пропуска выписывают, и где милиционеры за турникетами стоят, поразила меня толпища этих жаждущих заработать миллион.
Разномастные, в основном приезжие, не москвичи и не москвички, объединенные одним каким-то блеском в глазах, общим презрением к окружающим и общей остервенелой жаждой показаться оторвано-крутыми, супер-пупер моднявыми и преисполненными по-своему понимаемой свободой, заключающейся в основном в проколотых ноздрях, ушах, языках и поголовно заголенных и татуированных животиках у девиц… Я еще подумала: неужто в Москве столько девственниц? И еще подумала, что эти явно не похожи… Скорее наоборот, на каких-то оголтелых провинциальных завсегдатаек дешевых дискотек они похожи, чем на последних московских девственниц. Я, кстати, как умная Маша оделась а-ля бизнес-вумэн: английский костюм в полоску и белая блузка с галстуком.
Но это и не нужно было, меня секретарша, которая за очередной порцией кандидаток спускалась, узнала. Узнала и сразу в сторону оттащила. Давай, мол, Верочка, я тебя без очереди к главному редактору пропущу, зачем тебе среди всей этой шушеры отираться?
И то верно!
Я как увидела, что в коридоре, где офис "Нормы Ти-Ви" творится, так сразу поняла, что уж лучше по блату, без очереди, потому что вдоль стены до самых лифтов – человек сто, не меньше стояло, сидело, балдело, жевало свою резинку, пяля свои бессмысленные бельма…
Я не стала кокетничать и согласилась, чтобы Эмма меня без очереди на комиссию пропихнула – небольшое это удовольствие, с приезжей шушерой в коридоре отираться!
Эмма меня не успела даже чаем угостить, как в приемную вышел сам Борщанский, папин шеф, и с ним еще один молодой, который теперь у них на папином месте – временно исполняющим обязанности главреда.
Борщанский улыбался, ручку жал. Представил нового… Его Владиславом Семеновичем зовут. Просил, чтобы я его без отчества, просто – Владислав…
В общем, сказали, что без всяких-яких меня они берут, чтобы я вместе с Эммой шла теперь в кабинет к юристу, заключать контракт… И чтобы в среду уже на репетицию…
В среду на репетиции я встретила Ивана".
2.
Мигунову позвонил какой-то хмырь, назвавшийся новым пресс-атташе канала "Норма Ти-Ви". Хмырь назвал причину своего звонка: в следующую среду исполнялось восемь лет, как "Норма" была в эфире. В этой связи к Мигунову как к одному из первых творческих работников канала этот атташе имел несколько обычных для такого случая вопросов: как, когда, с кем начинали, кто придумал это, а кто стоял за тем, и так далее.
Мигунову от этих расспросов стало стыдно и противно.
Стыдно стало оттого, что хмырь этот, атташе хренов, наверняка там глумился и потешался, вот-де, с выгнанным, с выпертым под зад коленом бывшим главредом разговаривает, а обидно и противно стало на душе потому, что приглашения на традиционную вечеринку по случаю годовщины "Нормы" он не получил… Вот так!
Забыли уже. И уже из списков вип-персон вычеркнули.
Мигунов вспомнил прошлогоднюю вечеринку.
Они устраивали ее в "Метелице" на Новом Арбате.
Совет учредителей не пожалел тогда денег.
Были все свои, останкинские, и все "нужники" и из Думы, и из Белого дома, и со Старой площади… И даже с улицы Намёткина была пара господ, которые сказали-таки свой традиционный тост – "пьем за вас, за нас и за газ"…
Мигунов вспомнил, как завис и запал тогда на ту модную ви-джейшу с музыкального канала. Он явно тогда перебрал – пять или шесть рюмок водки в баре, а потом, когда они спустились с ней в казино, он еще (уже не для куражу, а для показухи) вылакал три или все пять рюмок текилы…
В общем, ви-джейка эта с модным, на американский манер именем, которое он теперь позабыл, выпотрошила его до дна. Не только вся наличность кончилась, но и две карточки виза и мастер Промгромбанка тоже обнулились, так лихо девчонка та с голым пузиком и с брюликом в пупке проигрывала фишки на французской рулетке…
Хорошо еще, что по мудрому совету друзей он никогда не держал на дисконтных карточках больше, чем по три тысячи евро, а кредитки, все эти голден и платинум карт-манетик*, брал с собою только за границу. Иначе секс в ту ночку с этой ви-джеечкой обошелся бы Мигунову в еще более сокрушительную сумму. * карт-манетик – фр. "магнитная карта" Смешно…
Но он и секса-то самого почти не запомнил.
Вроде приехали к нему на Звездный, включили музыку, плазму, раскрыли бар с "Хеннеси" и "Джеймсоном", напустили разноцветных шариков в джакузи… А потом он просто вырубился.