И может быть, был бы счастлив. Мне хочется, чтобы папочка был счастлив. Мне так не хватало его иногда, я так тосковала по нему. И теперь я загадала для себя, что если я сделаю это для папы, то и сама тогда смогу рассчитывать на благосклонность Судьбы. Итак, завтра!" …
После собрания, выйдя из АСБ, Иван перешел на другую сторону дороги и, поймав частника, поехал к метро "Алексеевская". Там потусовался возле ларьков, посмотрел, чем торгуют, поперебирал в руках какие-то компакт-диски с музыкой, ничего не купив, спустился под землю и поехал в сторону "Тургеневской".
Машинально перешел на "Кировскую" и поймал себя на мысли, что не стал бы возражать против того, чтобы в толпе нашелся какой-нибудь маньяк из тех, что сталкивают незнакомых им пассажиров на рельсы перед выскакивающим из тоннеля поездом. Пусть бы этот маньяк выбрал бы теперь его – Ивана!
Сел в поезд, идущий до "Комсомольской". Вышел через остановку, перешел на кольцевую линию. Сел в поезд, идущий до "Киевской".
Маньяка для Ивана сегодня не нашлось.
Он вышел на "Киевской" и пешком дошел до набережной Москва-реки. Броситься с моста в реку? Вон полынья какая черная, страшная!
Проголосовал, остановил желтую "Волгу"-такси.
Спросил водителя, не знает ли тот адреса посольства Австралии?
Шофер ничуть не удивился, позвонил по рации своей диспетчерше и та, порывшись в справочных недрах, сказала, куда ехать.
Собственно, это оказалось не так и далеко. …
– Мне необходимо увидеться с советником господина посла по безопасности, – на английском сказал Иван вышедшему навстречу к нему сотруднику. – Я сын генерального директора одного из телевизионных каналов, студент Московского института междунароных отношений, у меня есть заявление для господина посла.
Ивана провели в небольшую приемную и попросили подождать.
Через десять минут сотрудник вернулся и попросил Ивана показать его паспорт.
Паспорт Иван уже показывал нашему российскому милиционеру и австралийскому морскому пехотинцу, когда входил в здание.
Теперь этот мрачного вида чиновник вертел в руках ксиву Ивана, то и дело переводя взгляд с фотографии на оригинал и обратно.
– Я сделаю копию и верну его вам? – спросил чиновник.
Иван кивнул.
Прошло еще десять минут.
Чиновник вернулся, теперь сопровождаемый двумя сотрудниками. Один из них, мужчина, походил на колониального английского офицера времен правления королевы Виктории. С ним была блондинка лет тридцати, в белой блузке и в сером шерстяном жакете.
– Меня зовут Джон Эванс, – представился долговязый, а это моя помощница Энн Дивенлоу.
Джон протянул Ивану его паспорт.
– Мы готовы выслушать вас, мистер Борщанский…
– Кофе? Или чашку чаю? – спросила Энн, подарив Ивану быструю тренированную улыбку.
– Я хочу сказать вам одну важную вещь, – начал Иван, нервно, взад и вперед раскачиваясь в кресле. – Дело в том, что я знаком, что я близко знаком с женой генерала Макарова, работающего теперь в Австралии.
Энн и Джон переглянулись… Не выдержали разведческого этикета, настолько были поражены началом разговора.
– Этот Макаров, – нервно продолжал Иван, – он не то ГРУшник, не то контрразведчик по линии ФСБ, я точно не знаю, знаю только, что он генерал и что его жена Мария Витальевна Макарова сейчас улетела к нему в Канберру.
Эванс развел руками, потом снова свел их, держа левый кулак в своей правой ладони: ну, что же далее, мистер Борщанский, что из этого?
– Я был близко знаком с женой генерала, – повторил Иван, – и я хотел бы отправиться в Австралию для того, чтобы снова быть с нею, понимаете?
Джон и Энн снова переглянулись.
– Простите, вы были любовниками с миссис Макаровой? – спросила Энн.
– Да, – ответил Иван, слегка запнувшись, – да, мы были любовниками, и я не хочу, чтобы наши отношения прерывались.
– Мы понимаем, – кивнул Джон, – но как мы можем помочь вашему чувству?
– Мы могли бы быть взаимно полезны, – сказал Иван, – я уверен, что личность генерала Макарова небезынтересна для определенных служб Её Величества Королевы, и я мог бы оказаться полезным, в обмен на вашу помощь…
– Помощь в сердечных делах? – недоверчиво переспросила Энн. …
Они проговорили более двух часов.
Джон попросил Ивана рассказать о своей жизни, об учебе в МГИМО, о работе отца в Останкино… Они с Энн не выпытывали никаких интимных подробностей его отношений с Марией Витальевной, просто просили рассказать о себе…
И когда Иван дошел до проекта "Последняя девственница", в котором он со следующего дня должен был сниматься, Джон пришел в нескрываемое оживление и попросил рассказать подробнее.
Расставались они не друзьями, но приятелями. Приятелями, имеющими доверительные отношения.
Пожимая Ивану руку, Джон сказал:
– Приступайте к съемкам в шоу, а через три месяца, мы что-нибудь такое придумаем!
По дороге домой Иван мечтал о том, как он снова будет вместе с Марией Витальевной.
Генерала, благодаря его стараниям, выдворят из Австралии и отправят на пенсию, и Мария Витальевна, разочаровавшись в отставнике-муже, бросит его, уйдя к Ивану. А Иван, выиграв на телешоу приз в триста тысяч, купит домик в Испании, где они будут вместе с нею… С его сахарной мамой. …
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Приводимые выдержки из дневников некоторых участников шоу подвергнуты незначительной литературной обработке издательством "Капитал-Марс".
Сегодня нас друг другу презентовали. Общее впечатление – так себе компашка, но ничего, бывает хуже, уж я-то знаю. Но что поделать, три месяца париться по любому с ними придется. Здесь уж я не в силах что-нибудь изменить.
Девчонки.
Белоснежка – стиля нет, шмотки-прикид стандартный. Для понта очечки нацепила.
Очечки и белая блузка – не стиль! Правда, нужно отметить, что грудь у нее – фейерверк! Но это дела не решает: если ты сама из себя ничего не представляешь, то грудь не поможет. Ей же надо уметь правильно пользоваться. У меня, например, размер – А 75, но грудь у меня упругая и аккуратная. Главное в этом деле что?
Красивая форма, а не размер. Большая грудь – биг проблемс! Абсолютно ясно, что костюм надо подбирать не по-человечески: юбку, брюки, пиджаки – отдельно, но это бы все еще небольшая проблема… Самое главное, что парни за грудью ни твоего стиля, ни тебя самой не видят. И уж конечно, большая грудь – маленькие мозги.
Это точно! Так что большая грудь – это скорей минус, а не плюс в жизни.
Разумеется, для шоу эта белоснежкина выдающаяся часть тела – в тему, в самый раз для картинки. Правильно организаторы сделали, что ее взяли.
Русалочка… Русалочка это – вау! Это – нечто!
Прикид у нее на уровне. Сразу видно, цивильный, дорогой бизнес-костюмчик. Хорошо сидит, хорошо подобран. Сразу видно, не за сто баксов на рынке брала. Только вот глазки у этой Русалочки, типа, умненькие и смотрела она на всех, как мне показалось, надменно. Мне почему-то сразу стало ясно, что она здесь неспроста.
Скорее всего, по блату прошла. Ну, это уж у нас, как везде, водится – без блатников никуда.
Парни.
Серый Волк – лысый, накачанный, одевается в спортивные костюмы. Хорошо хоть не с рынка, на котором, наверняка, работает. Костюм на нем был точно не китайская подделка. Качественный. Это хорошо. Больше говорить о нем и нечего, лысый – он и есть лысый, наверняка какой-нибудь ларек держит с пиратскими двд, или того хуже – с мелочевкой: сигаретами и бабл-гамом.
Бармалей мне поначалу понравился. Просто, чисто по-человечески. Бородка стильная, хоть и по стандарту скроенная, а не эксклюзивная. Красная бандана, сережка…
Вроде бы ничего. Под мачо косит. Но как только он рот раскрыл – абзац! Улыбается слащаво, заискивает перед организаторами. Скользкий тип. Не люблю таких.
Карабас-Барабас… Вот если бы было в моих планах влюбиться в кого-нибудь, то Карабас – вроде подходящая кандидатура. Я сейчас и вспомнить не могу, в каком он прикиде был. Мне запомнилось только, что он очень классно держался. Уверенно, не заискивал ни перед кем, в рот режиссеру не глядел, типа ловит каждое слово. Это – хорошо. Хотя тоже, как посмотреть, может, тоже блатник.
ГЛАВА 4
Врио носил модные брюки, модные свитера, модные ботинки… И даже носки на нем были очень модные, в чем можно было запросто убедиться, когда он садился в низкие кресла и высоко поддергивал свои пижонские штаны.
Вся работа врио состояла из перманентного балаболства о том, какой должна быть их новая программа.
Едва притащившись в Останкино по утру, которое для начальства определялось часом пополудни, врио приступал к нескончаемым тёркам, начиная обычно с кабинета генерального директора, куда по нахалке входил без доклада, едва спросив у секретарши: "Кто там у него?" Вопрос этот он задавал из формального любопытства, потому как ответь ему Эмма, что "там у него Президент Российской Федерации", врио все равно бы зашел, и зайдя, поддернул бы свои пижонские штаны, плюхнулся бы в кресло и оборвав собеседников на полуслове, принялся бы тереть о своей программе риэлити…
Собственно, Борщанский прощал врио его бесцеремонность за то, что тот, по его мнению, "знал свое дело" и "знал, как это делать".
Врио порою и сам поражался своей нахальной везучести: как это все поверили в то, что он, совершенно обыкновенный недоучившийся студент Щукинского, снявшийся в двух эпизодических ролях и едва полгода поработавший ассистентом у одного известного режиссера, именно он знает, как это надо делать? Он смог убедить в этом половину Останкино.
А весь секрет был в нахальстве.
Как и у девяноста процентов успешных людей, работавших в этом стеклянном доме. В нахальной убежденности, что ты принадлежишь к некоей богом избранной группе тех, которые умеют то, чего не умеют другие. Собственно, это умение было не более чем нахальством, поддерживаемым психозом круговой поруки таких же нахалов, убедивших себя в том, что они богом избранные умельцы, обладающие неким сакральным знанием.
– Кто там у него? – спросил врио Эмму, спросил, даже не замедлив своего движения к директорской двери.
У Борщанского сидела Алина Милявская, коммерческий директор канала.
– Хорошо, что и ты здесь, Алиночка, – поддергивая свои модные штанцы, с ходу начал врио. Он даже не поинтересовался, о чем шел разговор у генерального с коммерческим, врио был всегда уверен в том, что его тема заведомо важнее и интереснее для всех окружающих, чем все другие.
– Новое телешоу предполагает и новую рекламную политику, новый набор спонсоров и рекламодателей. Правильно я говорю?
И, не дождавшись ответа, Врио сразу начал о своем, как если бы присутствовавшие здесь должны были непременно быть в курсе хода его беспорядочных мыслей.
– Я думаю, мы будем ставить парочкам наших любовников баллы по убывающей и периодически изымать игроков с низким рейтингом из шоу, заменяя их новыми. И еще, надо всем дать псевдонимы. А то эти Леша, Надя, Иван, Вера – это как-то не коммерчески. Это как-то несовременно!
– А как ставить баллы по убывающей? – спросила Милявская. – Зрительские опросы?
Интерактив?
– Хренатив! – передразнил ее врио. – Работать не умеешь, что ли? Или тебя научить?
Врио сменил позу, развалился на совещательском диване и, высоко подтянув под себя ногу, вальяжно по-котовьи потянулся.
– Алина, ты же, бля-труля-ля, не со зрителями работаешь, а с рекламодателями, со спонсорами, с коммерсантами, которые у тебя рекламу размещают в окнах на нашем телешоу, вот ты с них и спрашивай, кто им на программе нравится, а кто нет! Ты главных спонсоров, кто больше бабок даст, кто больше рекламы поставит, их и пытай, кто самый в шоу симпатичный, и если надо будет, мы сценарий под главных спонсоров всегда перепишем.
– Сценарий? – хмыкнула Милявская. – У вас что, уже решено и расписано кто кого невинности лишит?
– А ты думала, что на телевидении все на самотеке? – врио изобразил удивление наивностью коллеги. – Ты думала, что все в прямом эфире, что ли?
– И ничего я не думала, – поджав губки, ответила Милявская. – Просто я тоже должна все знать, я же рекламодателям время на шоу продаю, они же спрашивают.
– Вот-вот! – ожил Борщанский. – Вот в этом-то как раз твоя рекламная политика состоит, Алиночка, ты должна с дорогими спонсорами доверительно, они же на нас как на богов смотрят. Они же считают нас некими ангелами, что ли, а ты им этак доверительно пару тайночек приоткрой за то, чтобы и они к тебе этаким бартером, за доверительность и сопричастность – модульный заказ на рекламное время по максимуму.
– Соавторами и соучастниками их? – хмыкнула Алина.
– Именно! – кивнул Борщанский.
– Короче, – уточнил врио, – весь якобы зрительский интерактив, определяющий рейтинг участников будет через тебя от спонсоров, усекла?
– Они же, то есть рекламодатели, – добавил Борщанский, – они же и вывод непопулярных игроков определять будут, они же и победителя определят.
– За самое престижное место ролика в рекламном окне? – спросила Алина.
– За самый крупный заказ, за генеральное спонсорство можно весь сценарий переписать, – сказал Врио. – Можно даже наших девственниц к главному спонсору в баньку прямиком со съемок направить…
– Ну уж ты загнул! – махнула ручкой Алина. – Ты уж скажешь!
– Алина! – игриво-грозно поглядел на женщину Врио. – Ты чё? Не знаешь главного жизненного правила? Кто заказывает музыку, тот и девушку танцует!
2.
Студия представляла из себя большую трехкомнатную квартиру.
Спальня девочек, спальня мальчиков, гостиная и кухня-столовая.
Ну, ванная и туалет, само собой.
Вере досталась та кровать, что ближе к двери.
Она спорить не стала.
Ее новые товарки, Белоснежка и Красная Шапочка предлагали разыграть места в спальне на спичках. Но Вера, которую теперь звали не Вера, а Русалочка, махнула рукой, мол, выбирайте, а мне все равно.
Парней звали Серый Волк, Бармалей и Карабас-Барабас.
Причем, Карабас-Барабасом был Иван Борщанский, сын генерального.
О том, что Карабас – сынок генерального, знала только Русалочка-Вера. Остальные участники шоу даже не догадывались, с кем свела их Судьба.
Белоснежка, наверное, самая сексуальная из всех… Хотя, как объяснил всем рассудительный Карабас, девчонки и мальчишки здесь подобраны на самый разный зрительский вкус.
Белоснежка – самая сладенькая, потому что блондинка с голубыми глазенками и грудь у нее больше, чем у Красной Шапочки и у Русалочки.
В первый день режиссер заказывал побольше массовок в гостиной и на кухне. Чтобы зрители имели возможность познакомиться со всеми участниками и не путаться потом, кто есть кто.
Завтрак таким образом затянули на два часа, все равно, в эфир потом пустят через монтажную, где повырезают длинноты.
Но об этом вслух Карабас не говорил.
У Бармалея к Карабасу по замыслу режиссера возникает неприязнь. Бармалей – этакий мачо испанского типа, вроде Бандероса в фильме про стрелка-убийцу.
Бармалею не нравится умненький Карабас и он по-петушиному оттесняет Карабаса от девушек, от Русалочки и от Красной Шапочки. От обеих сразу. Причем пока это оттеснение имеет не очень агрессивный характер и выражается только в словесной пикировке.
Бармалей цепляется к словам, задирается…
Вера понимала, что таковой была задумка режиссера, что врио дал Бармалею такую установку.
Они перед включением камер каждый по десять-пятнадцать минут беседовали с врио.
Секретная беседа, без посторонних.
Верочке тоже сегодня этот врио наговорил, мол, Русалочка – девочка для тонкого и умного ценителя, поэтому она должна вести себя подчеркнуто скромно, но в то же самое время она не должна сидеть молча, как клуша. Она должна говорить, но, в отличие от простушки Белоснежки, не говорить через слово вау и у-упс, не болтать о шмотках, попсе и дешевых курортах вроде Египта и Турции, а рассказывать о своих впечатлениях от книг Достоевского и Маркеса с Борхесом.
А в качестве затравки к первой ссоре на кухне врио подсказал Верочке такой ход: она-де зайдет на кухню со своим компакт-диском и поставит в музыкальный центр Моцарта или Рахманинова вместо игравшей там Бритни или Шакиры, и тогда Белоснежка с Красной Шапочкой должны будут возмутиться, мол, упс, что за дела?
Потом по сценарному плану умный Карабас должен будет вступиться за симпатичную ему умную Русалочку, а ревнивый Бармалей – прицепиться к Карабасу, нападая на него и хорохорясь перед Красной Шапочкой.
Серый Волк, у которого толстый в складочках затылок выбрит под рыночного братка из Коньково, клеится к Белоснежке.
А та еще как бы не решила, с кем ей дружить. Присматривается, как бы не прогадать?
Сегодня дежурной поварихой на кухне Белоснежка. Верочка-Русалочка будет готовить и мыть посуду завтра.
Придумывать ничего не надо.
За всех всё уже врио придумал.
У Белоснежки имидж простой и хозяйственной девушки, она умеет приготовить и борщ, и котлеты, и посуду моет без боя.
А Русалочка завтра и посуды набьет и всю команду яичницей замучает. Яичница на завтрак, яичница на обед, яичница на ужин.
Зато умная и Моцарта на пианино может.
Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого Волка.
Все пацаны мне сразу не понравились. Ну не люблю я, когда серьгу в ухо вдевают и платок на башку вяжут, как этот Бармалей. Я потом руководителю сказал, что неправильно таких уродов, как Бармалей с серьгой, по телику показывать. Мне дали понять, что разные герои должны быть, что я тоже, может, кому-нибудь не очень нравлюсь. Шоу такое, такая специфика. Как потом они меня достали, эти начальнички, своими указаниями и спецификой! Но что поделать?! Я сразу понял, что нужно к этому ко всему, к шоу, к указаниям сверху, правильно относиться. Тут выколупываться, поперек идти – не в тему. Мне ж бабки светили, и не маленькие, по любому. Ни хрена не сделаешь… Три месяца надо потерпеть. Тем более с этим в платке и с серьгой всегда можно после того, как шоу кончится, подрулить и побазарить по-пацански. Отметелить его, короче, качественно и от души. Да и второго, Карабаса-Барабаса тоже неплохо бы приложить чем-нибудь тяжелым где-нибудь в укромном месте. Он вообще, как потом оказалось, – полный козел!
Девахи, по началу показалось, – нормальные. Особенно Белоснежка. Грудь, как у Памеллы Андерсон! У меня постер ее и ее груди вместе со всем остальным в ларьке на двери висит. Я сразу на эту Белоснежкину грудь запал. Только мне не нравится, когда девчонки очки носят. Типа, учительницу третьего класса напоминает. Хотя так-то ничего, сексуально, если вдуматься. Да и очки в постели можно снять.
Больше всего меня бесили эти дурацкие погонялы-клички! Это меня сначала хотели назвать Бармалеем! Я подвалил к этому Владику, сказал, типа, не по-пацански это звучит – Бармалей! Ну, он малость помялся, но потом согласился сменить на Серого Волка. Потом сказал, что правильно, по имиджу этот паря с серьгой больше на Бармалея похож. Я-то понял, по какому такому имиджу! Просто Владик вовремя понял, что со мной не надо очень сильно упираться рогом, тогда и я с понятием отнесусь.
Я же, со своей стороны, въехал, что совсем без погонял – хреново. Когда сменили мне на Серого Волка, я согласился. Что мне, реальными бабками рисковать из-за клички? На зоне вообще – номера, а что поделаешь?
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница Красной Шапочки Вау! Обожаю заниматься нейл-дизайном! Это такой продвинутый макияж: разукрашивание ногтей или приклеивание к ним биндисов (такие специальные штучки – уже готовые узоры, ленточки, шарики). У меня это классно получается. Ногти у меня длинные, идеальной формы, любая позавидует.
Сегодня первый день съемки, который пойдет в эфир, надо выглядеть поэффектнее. Я зашла в гостиную – все уже собрались – мне сразу бросилось в глаза, что Карабас с книжкой сидит в кресле. Вау! Дурак, что ли? Чего, всем хочет показать, что он очень умный? А Русалочка? У нее такой вид был, типа, она вообще не при делах.
Устроилась на диванчике и смотрит на всех, как будто она в зоопарке, а вся компашка – обезьянки. Вот, блин, видимо не въехала еще, что все мы тут обезьянки!
Я подула на ногти, чтоб лак быстрей высох и паутинка серебристая к нему побыстрее пристала, а этот придурочный Бармалей подбежал ко мне и схватил за руку! Темперамент, типа, всем свой демонстрирует.
– Ты что!? – закричала я. – Сдурел? У меня же ещё лак не просох! Я целый час сегодня макияжем занималась. Осторожней нужно быть с девушкой!
– Ага-ага! Вот мы как раз про нее! Про эту самую осторожность. И очень интересуемся твоим драгоценным мнением.
Ну, понятно, установку вчера всем дал главреж, вот разговоры и ведутся ясно о чем. О девственности и прочем. Что ж, можно поучаствовать. Я выбрала место повыгоднее, где, по моим расчетам, я точно вся в кадр попаду. У Бармалея беседу развивать получалось как-то по-протокольному, не врубался он, что перед камерами надо больше естественности проявлять. Но это его проблемы и режиссера. Вот когда я свое риэлити-шоу буду устраивать, то точно таких, как Бармалей, не возьму.
Я на его вопрос мило улыбнулась и ответила уже заготовленной специальной фразой.
Фразой обтекаемой и универсальной в моем положении:
– Просто так сложилось. Судьба у меня такая. Не было подходящей ситуации и нормального парня. Вот и все.
Что я буду при всех всю правду о себе выкладывать? А так не подкопаешься. Я сделала задумчивый вид и добавила:
– Но к сексу я нормально отношусь, был бы партнер достойный.
– Достойный? А что, по-твоему, значит достойный? – подал голос Карабас-Барабас, оторвавшись от своей книжки, философии или фиг знает, что он там читал.
– Мы, – мудро уклонилась я от ответа, – настоящие женщины, привыкли полагаться на интуицию. Вот который мне понравится тот и будет достойным.
– А я тебе нравлюсь? – спросил Серый Волк. Тупо и нагло. Надо ж быть таким тормозом!
– Нравишься, нравишься, Серый. Только даже и не мечтай ко мне в постель нырнуть!
Не моего ты уровня человек.
– Вот она! Женская логика! – усмехнулся Карабас. – Только что, вроде как, ты, Шапо, сказала, что если бы попался достойный, ты с ним лишилась бы девственности.
Так?
– Так.
– Я тебя спросил, что ты подразумеваешь под достойным, ты сказала – тот который нравится. Так?
– Ну?
– Вот тебе и "ну". Волк нравится, а в постель с ним не пойдешь. Как это все понимать?
Карабас явно надо мной подсмеивался. Я от него только отмахнулась. Разводить философию – это мне не по кайфу! Хотя я понимаю, что надо что-то говорить все время. Мы ж перед камерами как никак. Белоснежка – та вообще, по-дурацки хлопала глазами и с опаской поглядывала на черные зрачки, уставившихся на нее камер. Вот точно ей промывку мозгов устроят! Говорил же режиссер, чтоб не вперивались в камеры. Говорил, чтобы нормально, как обычно себя вели. Ну чего поделаешь, если некоторые не догоняют. Я вообще-то думаю, что это со временем пройдет. День-два и все. Не помню, кто-то сказал, что человек ко всему привыкает. По себе знаю – это точно…
Я продолжила разговор, вообще получалось, что я за всех отдуваюсь:
– Что за фигня!? Да все ты понял, Карабас! Не хотелось бы мне иметь Серого как партнера. Сексуального, типа, партнера. А как соучастник по шоу – нормально. С ним хоть все понятно и он путаных вопросов не задает, как ты.
– Значит, чё? Чё, Шапка, пошли в койку? – спросил Серый Волк с таким идиотским видом, что все засмеялись, даже эта дурочка Белоснежка:
– Тебе ж, Волк, сказано, что не интересен ты Шапо как сексуальный партнер!
– Ну, тогда с тобой пошли!
– Уймись Волчара! – сквозь смех сказала я. – Вы давайте, на чем остановились, продолжайте. Раз уж начали. У нас тут тема девственности, самая продвинутая!
Но Серый Волк все грузил своей тупостью:
– Да ладно мне мозги пачкать! Ясно, что ты на лимон губищу раскатала, вот и вся причина! Были бы мы не в студии, без камер ты бы быстро ко мне в койку запрыгнула!
Что за придурок! Я разозлилась, но сдержалась и коротко ответила:
– Будь уверен, не запрыгнула бы!
Мне вообще эти деньги фиолетово! Мне главное, чтобы меня заметили нужные люди!
Заметили и оценили! Чтобы мои книги издали, чтобы дали возможность затусоваться в нужных местах. А с миллионом этим… Любому нормальному человеку ясно: мимо мы все пролетим. Круто будет, если хоть что-то от этого миллиона урвем. Надо реально мыслить.
Белоснежка заговорила, типа, на нее снизошло откровение или что там нисходит сверху? Явно на камеру работала, репетировала наверное, свою речь, в туалете, где никто не заметит:
– Для нас, девушек, лишение девственности – это и правда серьезный шаг! И правда, здесь без осторожности нельзя! А как же? Первого раза больше не будет, девственная плева рвется во время первого же раза и все! Так что вопрос о первом разе очень важен! А уж последующие – это не то! Совсем не то! И правда, первый раз должен быть только с тем, уж если не по любви, то с человеком, который тебе очень-очень нравится!
Ва-ау! Вообще, я заметила, что сначала все так себя немного неестественно ведут с непривычки, к камерам привыкают, друг к другу. Только я нормально себя вела.
Что я понимаю, так это как себя на риэлити-шоу нужно подавать! Главное – естественность. Это все ценят, уж я-то знаю.
После собрания, выйдя из АСБ, Иван перешел на другую сторону дороги и, поймав частника, поехал к метро "Алексеевская". Там потусовался возле ларьков, посмотрел, чем торгуют, поперебирал в руках какие-то компакт-диски с музыкой, ничего не купив, спустился под землю и поехал в сторону "Тургеневской".
Машинально перешел на "Кировскую" и поймал себя на мысли, что не стал бы возражать против того, чтобы в толпе нашелся какой-нибудь маньяк из тех, что сталкивают незнакомых им пассажиров на рельсы перед выскакивающим из тоннеля поездом. Пусть бы этот маньяк выбрал бы теперь его – Ивана!
Сел в поезд, идущий до "Комсомольской". Вышел через остановку, перешел на кольцевую линию. Сел в поезд, идущий до "Киевской".
Маньяка для Ивана сегодня не нашлось.
Он вышел на "Киевской" и пешком дошел до набережной Москва-реки. Броситься с моста в реку? Вон полынья какая черная, страшная!
Проголосовал, остановил желтую "Волгу"-такси.
Спросил водителя, не знает ли тот адреса посольства Австралии?
Шофер ничуть не удивился, позвонил по рации своей диспетчерше и та, порывшись в справочных недрах, сказала, куда ехать.
Собственно, это оказалось не так и далеко. …
– Мне необходимо увидеться с советником господина посла по безопасности, – на английском сказал Иван вышедшему навстречу к нему сотруднику. – Я сын генерального директора одного из телевизионных каналов, студент Московского института междунароных отношений, у меня есть заявление для господина посла.
Ивана провели в небольшую приемную и попросили подождать.
Через десять минут сотрудник вернулся и попросил Ивана показать его паспорт.
Паспорт Иван уже показывал нашему российскому милиционеру и австралийскому морскому пехотинцу, когда входил в здание.
Теперь этот мрачного вида чиновник вертел в руках ксиву Ивана, то и дело переводя взгляд с фотографии на оригинал и обратно.
– Я сделаю копию и верну его вам? – спросил чиновник.
Иван кивнул.
Прошло еще десять минут.
Чиновник вернулся, теперь сопровождаемый двумя сотрудниками. Один из них, мужчина, походил на колониального английского офицера времен правления королевы Виктории. С ним была блондинка лет тридцати, в белой блузке и в сером шерстяном жакете.
– Меня зовут Джон Эванс, – представился долговязый, а это моя помощница Энн Дивенлоу.
Джон протянул Ивану его паспорт.
– Мы готовы выслушать вас, мистер Борщанский…
– Кофе? Или чашку чаю? – спросила Энн, подарив Ивану быструю тренированную улыбку.
– Я хочу сказать вам одну важную вещь, – начал Иван, нервно, взад и вперед раскачиваясь в кресле. – Дело в том, что я знаком, что я близко знаком с женой генерала Макарова, работающего теперь в Австралии.
Энн и Джон переглянулись… Не выдержали разведческого этикета, настолько были поражены началом разговора.
– Этот Макаров, – нервно продолжал Иван, – он не то ГРУшник, не то контрразведчик по линии ФСБ, я точно не знаю, знаю только, что он генерал и что его жена Мария Витальевна Макарова сейчас улетела к нему в Канберру.
Эванс развел руками, потом снова свел их, держа левый кулак в своей правой ладони: ну, что же далее, мистер Борщанский, что из этого?
– Я был близко знаком с женой генерала, – повторил Иван, – и я хотел бы отправиться в Австралию для того, чтобы снова быть с нею, понимаете?
Джон и Энн снова переглянулись.
– Простите, вы были любовниками с миссис Макаровой? – спросила Энн.
– Да, – ответил Иван, слегка запнувшись, – да, мы были любовниками, и я не хочу, чтобы наши отношения прерывались.
– Мы понимаем, – кивнул Джон, – но как мы можем помочь вашему чувству?
– Мы могли бы быть взаимно полезны, – сказал Иван, – я уверен, что личность генерала Макарова небезынтересна для определенных служб Её Величества Королевы, и я мог бы оказаться полезным, в обмен на вашу помощь…
– Помощь в сердечных делах? – недоверчиво переспросила Энн. …
Они проговорили более двух часов.
Джон попросил Ивана рассказать о своей жизни, об учебе в МГИМО, о работе отца в Останкино… Они с Энн не выпытывали никаких интимных подробностей его отношений с Марией Витальевной, просто просили рассказать о себе…
И когда Иван дошел до проекта "Последняя девственница", в котором он со следующего дня должен был сниматься, Джон пришел в нескрываемое оживление и попросил рассказать подробнее.
Расставались они не друзьями, но приятелями. Приятелями, имеющими доверительные отношения.
Пожимая Ивану руку, Джон сказал:
– Приступайте к съемкам в шоу, а через три месяца, мы что-нибудь такое придумаем!
По дороге домой Иван мечтал о том, как он снова будет вместе с Марией Витальевной.
Генерала, благодаря его стараниям, выдворят из Австралии и отправят на пенсию, и Мария Витальевна, разочаровавшись в отставнике-муже, бросит его, уйдя к Ивану. А Иван, выиграв на телешоу приз в триста тысяч, купит домик в Испании, где они будут вместе с нею… С его сахарной мамой. …
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Приводимые выдержки из дневников некоторых участников шоу подвергнуты незначительной литературной обработке издательством "Капитал-Марс".
Сегодня нас друг другу презентовали. Общее впечатление – так себе компашка, но ничего, бывает хуже, уж я-то знаю. Но что поделать, три месяца париться по любому с ними придется. Здесь уж я не в силах что-нибудь изменить.
Девчонки.
Белоснежка – стиля нет, шмотки-прикид стандартный. Для понта очечки нацепила.
Очечки и белая блузка – не стиль! Правда, нужно отметить, что грудь у нее – фейерверк! Но это дела не решает: если ты сама из себя ничего не представляешь, то грудь не поможет. Ей же надо уметь правильно пользоваться. У меня, например, размер – А 75, но грудь у меня упругая и аккуратная. Главное в этом деле что?
Красивая форма, а не размер. Большая грудь – биг проблемс! Абсолютно ясно, что костюм надо подбирать не по-человечески: юбку, брюки, пиджаки – отдельно, но это бы все еще небольшая проблема… Самое главное, что парни за грудью ни твоего стиля, ни тебя самой не видят. И уж конечно, большая грудь – маленькие мозги.
Это точно! Так что большая грудь – это скорей минус, а не плюс в жизни.
Разумеется, для шоу эта белоснежкина выдающаяся часть тела – в тему, в самый раз для картинки. Правильно организаторы сделали, что ее взяли.
Русалочка… Русалочка это – вау! Это – нечто!
Прикид у нее на уровне. Сразу видно, цивильный, дорогой бизнес-костюмчик. Хорошо сидит, хорошо подобран. Сразу видно, не за сто баксов на рынке брала. Только вот глазки у этой Русалочки, типа, умненькие и смотрела она на всех, как мне показалось, надменно. Мне почему-то сразу стало ясно, что она здесь неспроста.
Скорее всего, по блату прошла. Ну, это уж у нас, как везде, водится – без блатников никуда.
Парни.
Серый Волк – лысый, накачанный, одевается в спортивные костюмы. Хорошо хоть не с рынка, на котором, наверняка, работает. Костюм на нем был точно не китайская подделка. Качественный. Это хорошо. Больше говорить о нем и нечего, лысый – он и есть лысый, наверняка какой-нибудь ларек держит с пиратскими двд, или того хуже – с мелочевкой: сигаретами и бабл-гамом.
Бармалей мне поначалу понравился. Просто, чисто по-человечески. Бородка стильная, хоть и по стандарту скроенная, а не эксклюзивная. Красная бандана, сережка…
Вроде бы ничего. Под мачо косит. Но как только он рот раскрыл – абзац! Улыбается слащаво, заискивает перед организаторами. Скользкий тип. Не люблю таких.
Карабас-Барабас… Вот если бы было в моих планах влюбиться в кого-нибудь, то Карабас – вроде подходящая кандидатура. Я сейчас и вспомнить не могу, в каком он прикиде был. Мне запомнилось только, что он очень классно держался. Уверенно, не заискивал ни перед кем, в рот режиссеру не глядел, типа ловит каждое слово. Это – хорошо. Хотя тоже, как посмотреть, может, тоже блатник.
ГЛАВА 4
1.
Врио носил модные брюки, модные свитера, модные ботинки… И даже носки на нем были очень модные, в чем можно было запросто убедиться, когда он садился в низкие кресла и высоко поддергивал свои пижонские штаны.
Вся работа врио состояла из перманентного балаболства о том, какой должна быть их новая программа.
Едва притащившись в Останкино по утру, которое для начальства определялось часом пополудни, врио приступал к нескончаемым тёркам, начиная обычно с кабинета генерального директора, куда по нахалке входил без доклада, едва спросив у секретарши: "Кто там у него?" Вопрос этот он задавал из формального любопытства, потому как ответь ему Эмма, что "там у него Президент Российской Федерации", врио все равно бы зашел, и зайдя, поддернул бы свои пижонские штаны, плюхнулся бы в кресло и оборвав собеседников на полуслове, принялся бы тереть о своей программе риэлити…
Собственно, Борщанский прощал врио его бесцеремонность за то, что тот, по его мнению, "знал свое дело" и "знал, как это делать".
Врио порою и сам поражался своей нахальной везучести: как это все поверили в то, что он, совершенно обыкновенный недоучившийся студент Щукинского, снявшийся в двух эпизодических ролях и едва полгода поработавший ассистентом у одного известного режиссера, именно он знает, как это надо делать? Он смог убедить в этом половину Останкино.
А весь секрет был в нахальстве.
Как и у девяноста процентов успешных людей, работавших в этом стеклянном доме. В нахальной убежденности, что ты принадлежишь к некоей богом избранной группе тех, которые умеют то, чего не умеют другие. Собственно, это умение было не более чем нахальством, поддерживаемым психозом круговой поруки таких же нахалов, убедивших себя в том, что они богом избранные умельцы, обладающие неким сакральным знанием.
– Кто там у него? – спросил врио Эмму, спросил, даже не замедлив своего движения к директорской двери.
У Борщанского сидела Алина Милявская, коммерческий директор канала.
– Хорошо, что и ты здесь, Алиночка, – поддергивая свои модные штанцы, с ходу начал врио. Он даже не поинтересовался, о чем шел разговор у генерального с коммерческим, врио был всегда уверен в том, что его тема заведомо важнее и интереснее для всех окружающих, чем все другие.
– Новое телешоу предполагает и новую рекламную политику, новый набор спонсоров и рекламодателей. Правильно я говорю?
И, не дождавшись ответа, Врио сразу начал о своем, как если бы присутствовавшие здесь должны были непременно быть в курсе хода его беспорядочных мыслей.
– Я думаю, мы будем ставить парочкам наших любовников баллы по убывающей и периодически изымать игроков с низким рейтингом из шоу, заменяя их новыми. И еще, надо всем дать псевдонимы. А то эти Леша, Надя, Иван, Вера – это как-то не коммерчески. Это как-то несовременно!
– А как ставить баллы по убывающей? – спросила Милявская. – Зрительские опросы?
Интерактив?
– Хренатив! – передразнил ее врио. – Работать не умеешь, что ли? Или тебя научить?
Врио сменил позу, развалился на совещательском диване и, высоко подтянув под себя ногу, вальяжно по-котовьи потянулся.
– Алина, ты же, бля-труля-ля, не со зрителями работаешь, а с рекламодателями, со спонсорами, с коммерсантами, которые у тебя рекламу размещают в окнах на нашем телешоу, вот ты с них и спрашивай, кто им на программе нравится, а кто нет! Ты главных спонсоров, кто больше бабок даст, кто больше рекламы поставит, их и пытай, кто самый в шоу симпатичный, и если надо будет, мы сценарий под главных спонсоров всегда перепишем.
– Сценарий? – хмыкнула Милявская. – У вас что, уже решено и расписано кто кого невинности лишит?
– А ты думала, что на телевидении все на самотеке? – врио изобразил удивление наивностью коллеги. – Ты думала, что все в прямом эфире, что ли?
– И ничего я не думала, – поджав губки, ответила Милявская. – Просто я тоже должна все знать, я же рекламодателям время на шоу продаю, они же спрашивают.
– Вот-вот! – ожил Борщанский. – Вот в этом-то как раз твоя рекламная политика состоит, Алиночка, ты должна с дорогими спонсорами доверительно, они же на нас как на богов смотрят. Они же считают нас некими ангелами, что ли, а ты им этак доверительно пару тайночек приоткрой за то, чтобы и они к тебе этаким бартером, за доверительность и сопричастность – модульный заказ на рекламное время по максимуму.
– Соавторами и соучастниками их? – хмыкнула Алина.
– Именно! – кивнул Борщанский.
– Короче, – уточнил врио, – весь якобы зрительский интерактив, определяющий рейтинг участников будет через тебя от спонсоров, усекла?
– Они же, то есть рекламодатели, – добавил Борщанский, – они же и вывод непопулярных игроков определять будут, они же и победителя определят.
– За самое престижное место ролика в рекламном окне? – спросила Алина.
– За самый крупный заказ, за генеральное спонсорство можно весь сценарий переписать, – сказал Врио. – Можно даже наших девственниц к главному спонсору в баньку прямиком со съемок направить…
– Ну уж ты загнул! – махнула ручкой Алина. – Ты уж скажешь!
– Алина! – игриво-грозно поглядел на женщину Врио. – Ты чё? Не знаешь главного жизненного правила? Кто заказывает музыку, тот и девушку танцует!
2.
Студия представляла из себя большую трехкомнатную квартиру.
Спальня девочек, спальня мальчиков, гостиная и кухня-столовая.
Ну, ванная и туалет, само собой.
Вере досталась та кровать, что ближе к двери.
Она спорить не стала.
Ее новые товарки, Белоснежка и Красная Шапочка предлагали разыграть места в спальне на спичках. Но Вера, которую теперь звали не Вера, а Русалочка, махнула рукой, мол, выбирайте, а мне все равно.
Парней звали Серый Волк, Бармалей и Карабас-Барабас.
Причем, Карабас-Барабасом был Иван Борщанский, сын генерального.
О том, что Карабас – сынок генерального, знала только Русалочка-Вера. Остальные участники шоу даже не догадывались, с кем свела их Судьба.
Белоснежка, наверное, самая сексуальная из всех… Хотя, как объяснил всем рассудительный Карабас, девчонки и мальчишки здесь подобраны на самый разный зрительский вкус.
Белоснежка – самая сладенькая, потому что блондинка с голубыми глазенками и грудь у нее больше, чем у Красной Шапочки и у Русалочки.
В первый день режиссер заказывал побольше массовок в гостиной и на кухне. Чтобы зрители имели возможность познакомиться со всеми участниками и не путаться потом, кто есть кто.
Завтрак таким образом затянули на два часа, все равно, в эфир потом пустят через монтажную, где повырезают длинноты.
Но об этом вслух Карабас не говорил.
У Бармалея к Карабасу по замыслу режиссера возникает неприязнь. Бармалей – этакий мачо испанского типа, вроде Бандероса в фильме про стрелка-убийцу.
Бармалею не нравится умненький Карабас и он по-петушиному оттесняет Карабаса от девушек, от Русалочки и от Красной Шапочки. От обеих сразу. Причем пока это оттеснение имеет не очень агрессивный характер и выражается только в словесной пикировке.
Бармалей цепляется к словам, задирается…
Вера понимала, что таковой была задумка режиссера, что врио дал Бармалею такую установку.
Они перед включением камер каждый по десять-пятнадцать минут беседовали с врио.
Секретная беседа, без посторонних.
Верочке тоже сегодня этот врио наговорил, мол, Русалочка – девочка для тонкого и умного ценителя, поэтому она должна вести себя подчеркнуто скромно, но в то же самое время она не должна сидеть молча, как клуша. Она должна говорить, но, в отличие от простушки Белоснежки, не говорить через слово вау и у-упс, не болтать о шмотках, попсе и дешевых курортах вроде Египта и Турции, а рассказывать о своих впечатлениях от книг Достоевского и Маркеса с Борхесом.
А в качестве затравки к первой ссоре на кухне врио подсказал Верочке такой ход: она-де зайдет на кухню со своим компакт-диском и поставит в музыкальный центр Моцарта или Рахманинова вместо игравшей там Бритни или Шакиры, и тогда Белоснежка с Красной Шапочкой должны будут возмутиться, мол, упс, что за дела?
Потом по сценарному плану умный Карабас должен будет вступиться за симпатичную ему умную Русалочку, а ревнивый Бармалей – прицепиться к Карабасу, нападая на него и хорохорясь перед Красной Шапочкой.
Серый Волк, у которого толстый в складочках затылок выбрит под рыночного братка из Коньково, клеится к Белоснежке.
А та еще как бы не решила, с кем ей дружить. Присматривается, как бы не прогадать?
Сегодня дежурной поварихой на кухне Белоснежка. Верочка-Русалочка будет готовить и мыть посуду завтра.
Придумывать ничего не надо.
За всех всё уже врио придумал.
У Белоснежки имидж простой и хозяйственной девушки, она умеет приготовить и борщ, и котлеты, и посуду моет без боя.
А Русалочка завтра и посуды набьет и всю команду яичницей замучает. Яичница на завтрак, яичница на обед, яичница на ужин.
Зато умная и Моцарта на пианино может.
Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого Волка.
Все пацаны мне сразу не понравились. Ну не люблю я, когда серьгу в ухо вдевают и платок на башку вяжут, как этот Бармалей. Я потом руководителю сказал, что неправильно таких уродов, как Бармалей с серьгой, по телику показывать. Мне дали понять, что разные герои должны быть, что я тоже, может, кому-нибудь не очень нравлюсь. Шоу такое, такая специфика. Как потом они меня достали, эти начальнички, своими указаниями и спецификой! Но что поделать?! Я сразу понял, что нужно к этому ко всему, к шоу, к указаниям сверху, правильно относиться. Тут выколупываться, поперек идти – не в тему. Мне ж бабки светили, и не маленькие, по любому. Ни хрена не сделаешь… Три месяца надо потерпеть. Тем более с этим в платке и с серьгой всегда можно после того, как шоу кончится, подрулить и побазарить по-пацански. Отметелить его, короче, качественно и от души. Да и второго, Карабаса-Барабаса тоже неплохо бы приложить чем-нибудь тяжелым где-нибудь в укромном месте. Он вообще, как потом оказалось, – полный козел!
Девахи, по началу показалось, – нормальные. Особенно Белоснежка. Грудь, как у Памеллы Андерсон! У меня постер ее и ее груди вместе со всем остальным в ларьке на двери висит. Я сразу на эту Белоснежкину грудь запал. Только мне не нравится, когда девчонки очки носят. Типа, учительницу третьего класса напоминает. Хотя так-то ничего, сексуально, если вдуматься. Да и очки в постели можно снять.
Больше всего меня бесили эти дурацкие погонялы-клички! Это меня сначала хотели назвать Бармалеем! Я подвалил к этому Владику, сказал, типа, не по-пацански это звучит – Бармалей! Ну, он малость помялся, но потом согласился сменить на Серого Волка. Потом сказал, что правильно, по имиджу этот паря с серьгой больше на Бармалея похож. Я-то понял, по какому такому имиджу! Просто Владик вовремя понял, что со мной не надо очень сильно упираться рогом, тогда и я с понятием отнесусь.
Я же, со своей стороны, въехал, что совсем без погонял – хреново. Когда сменили мне на Серого Волка, я согласился. Что мне, реальными бабками рисковать из-за клички? На зоне вообще – номера, а что поделаешь?
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница Красной Шапочки Вау! Обожаю заниматься нейл-дизайном! Это такой продвинутый макияж: разукрашивание ногтей или приклеивание к ним биндисов (такие специальные штучки – уже готовые узоры, ленточки, шарики). У меня это классно получается. Ногти у меня длинные, идеальной формы, любая позавидует.
Сегодня первый день съемки, который пойдет в эфир, надо выглядеть поэффектнее. Я зашла в гостиную – все уже собрались – мне сразу бросилось в глаза, что Карабас с книжкой сидит в кресле. Вау! Дурак, что ли? Чего, всем хочет показать, что он очень умный? А Русалочка? У нее такой вид был, типа, она вообще не при делах.
Устроилась на диванчике и смотрит на всех, как будто она в зоопарке, а вся компашка – обезьянки. Вот, блин, видимо не въехала еще, что все мы тут обезьянки!
Я подула на ногти, чтоб лак быстрей высох и паутинка серебристая к нему побыстрее пристала, а этот придурочный Бармалей подбежал ко мне и схватил за руку! Темперамент, типа, всем свой демонстрирует.
– Ты что!? – закричала я. – Сдурел? У меня же ещё лак не просох! Я целый час сегодня макияжем занималась. Осторожней нужно быть с девушкой!
– Ага-ага! Вот мы как раз про нее! Про эту самую осторожность. И очень интересуемся твоим драгоценным мнением.
Ну, понятно, установку вчера всем дал главреж, вот разговоры и ведутся ясно о чем. О девственности и прочем. Что ж, можно поучаствовать. Я выбрала место повыгоднее, где, по моим расчетам, я точно вся в кадр попаду. У Бармалея беседу развивать получалось как-то по-протокольному, не врубался он, что перед камерами надо больше естественности проявлять. Но это его проблемы и режиссера. Вот когда я свое риэлити-шоу буду устраивать, то точно таких, как Бармалей, не возьму.
Я на его вопрос мило улыбнулась и ответила уже заготовленной специальной фразой.
Фразой обтекаемой и универсальной в моем положении:
– Просто так сложилось. Судьба у меня такая. Не было подходящей ситуации и нормального парня. Вот и все.
Что я буду при всех всю правду о себе выкладывать? А так не подкопаешься. Я сделала задумчивый вид и добавила:
– Но к сексу я нормально отношусь, был бы партнер достойный.
– Достойный? А что, по-твоему, значит достойный? – подал голос Карабас-Барабас, оторвавшись от своей книжки, философии или фиг знает, что он там читал.
– Мы, – мудро уклонилась я от ответа, – настоящие женщины, привыкли полагаться на интуицию. Вот который мне понравится тот и будет достойным.
– А я тебе нравлюсь? – спросил Серый Волк. Тупо и нагло. Надо ж быть таким тормозом!
– Нравишься, нравишься, Серый. Только даже и не мечтай ко мне в постель нырнуть!
Не моего ты уровня человек.
– Вот она! Женская логика! – усмехнулся Карабас. – Только что, вроде как, ты, Шапо, сказала, что если бы попался достойный, ты с ним лишилась бы девственности.
Так?
– Так.
– Я тебя спросил, что ты подразумеваешь под достойным, ты сказала – тот который нравится. Так?
– Ну?
– Вот тебе и "ну". Волк нравится, а в постель с ним не пойдешь. Как это все понимать?
Карабас явно надо мной подсмеивался. Я от него только отмахнулась. Разводить философию – это мне не по кайфу! Хотя я понимаю, что надо что-то говорить все время. Мы ж перед камерами как никак. Белоснежка – та вообще, по-дурацки хлопала глазами и с опаской поглядывала на черные зрачки, уставившихся на нее камер. Вот точно ей промывку мозгов устроят! Говорил же режиссер, чтоб не вперивались в камеры. Говорил, чтобы нормально, как обычно себя вели. Ну чего поделаешь, если некоторые не догоняют. Я вообще-то думаю, что это со временем пройдет. День-два и все. Не помню, кто-то сказал, что человек ко всему привыкает. По себе знаю – это точно…
Я продолжила разговор, вообще получалось, что я за всех отдуваюсь:
– Что за фигня!? Да все ты понял, Карабас! Не хотелось бы мне иметь Серого как партнера. Сексуального, типа, партнера. А как соучастник по шоу – нормально. С ним хоть все понятно и он путаных вопросов не задает, как ты.
– Значит, чё? Чё, Шапка, пошли в койку? – спросил Серый Волк с таким идиотским видом, что все засмеялись, даже эта дурочка Белоснежка:
– Тебе ж, Волк, сказано, что не интересен ты Шапо как сексуальный партнер!
– Ну, тогда с тобой пошли!
– Уймись Волчара! – сквозь смех сказала я. – Вы давайте, на чем остановились, продолжайте. Раз уж начали. У нас тут тема девственности, самая продвинутая!
Но Серый Волк все грузил своей тупостью:
– Да ладно мне мозги пачкать! Ясно, что ты на лимон губищу раскатала, вот и вся причина! Были бы мы не в студии, без камер ты бы быстро ко мне в койку запрыгнула!
Что за придурок! Я разозлилась, но сдержалась и коротко ответила:
– Будь уверен, не запрыгнула бы!
Мне вообще эти деньги фиолетово! Мне главное, чтобы меня заметили нужные люди!
Заметили и оценили! Чтобы мои книги издали, чтобы дали возможность затусоваться в нужных местах. А с миллионом этим… Любому нормальному человеку ясно: мимо мы все пролетим. Круто будет, если хоть что-то от этого миллиона урвем. Надо реально мыслить.
Белоснежка заговорила, типа, на нее снизошло откровение или что там нисходит сверху? Явно на камеру работала, репетировала наверное, свою речь, в туалете, где никто не заметит:
– Для нас, девушек, лишение девственности – это и правда серьезный шаг! И правда, здесь без осторожности нельзя! А как же? Первого раза больше не будет, девственная плева рвется во время первого же раза и все! Так что вопрос о первом разе очень важен! А уж последующие – это не то! Совсем не то! И правда, первый раз должен быть только с тем, уж если не по любви, то с человеком, который тебе очень-очень нравится!
Ва-ау! Вообще, я заметила, что сначала все так себя немного неестественно ведут с непривычки, к камерам привыкают, друг к другу. Только я нормально себя вела.
Что я понимаю, так это как себя на риэлити-шоу нужно подавать! Главное – естественность. Это все ценят, уж я-то знаю.