Страница:
Ринго: «Какой-то диджей заметил все эти «намеки»: и босые ноги Пола (это просто), и «фольксваген-жук». Потом, в «Magical Mystery Tour» у всех у нас красные розы, а у Пола — черная. Все это чепуха, но, если задаться какой-то целью, можно прийти к тому же выводу. И мы никак не могли доказать, что он жив. Мы говорили: «Как мы можем доказать, что это только слухи? Сфотографируемся все вместе!» Но тогда нам сказали бы: «Это фотомонтаж».
Все это выглядело глупо, и мы не тревожились. Таков рок-н-ролл. Безумие не прекращалось: мы выпустили альбом, о нас писали в газетах и говорили по телевидению. Это было шумное событие».
Пол: «Было странно встречаться с людьми вскоре после этого, потому что они смотрели куда-то мимо меня или сквозь меня. Было странно доказывать, что я действительно Пол».
Джон: «Пол Маккартни не мог умереть так, чтобы об этом не узнал весь мир. Он не мог жениться тайно. Это невозможно. Стоило ему уехать куда-нибудь отдыхать — и об этом тут же узнавали все. Это просто безумие — и вместе с тем отличная реклама для «Эбби-Роуд» (69).
Дерек Тейлор: «Как обычно, во всем пришлось разбираться мне — нам часто приходилось опровергать нелепые слухи. Мы отвечали на тысячи телефонных звонков. (Эти слухи до сих пор живы. О них написаны книги, есть человек, который читает о них лекции.) Но в какой-то момент даже я вдруг засомневался, насколько слухи справедливы. Это была моя обычная реакция на очередной слух: «А может, он и вправду мертв? Откуда мне знать?»
(Так было и на Монтерейском поп-фестивале. Прошел слух, что туда приехали все четверо битлов. Я просто отвечал: «Да, кажется, трое из них здесь, но они замаскировались — и мы не знаем, кто именно приехал». Логика в этом была такая: если трое приехали и изменили внешность — кто может их узнать? «Но это уже другая история. Вот если бы вы спросили пораньше…» В воздухе словно расплывается красный дым, затуманивший разум. «Так они здесь?» — «Нет, на самом деле их нету». Это шутка. Если со всем соглашаться, все будет в порядке.)
Итак, вы утверждаете, что Пол мертв. Но и тут появляется сомневающийся: «Но как он похож: тот же рот, те же глаза!» И Пол воскресает. Люди поразительны. Значит, можно перевести разговор на другую тему».
Пол: «В конце концов я сказал: «Пожалуй, будет лучше подыграть им. Ведь это реклама. Тот парень без ума от нашего нового альбома, ему наплевать на то, что он говорит, вот и объясните всем по примеру Марка Твена: „Слухи о моей смерти сильно преувеличены“. Другого выхода у меня нет».
Зато появился альбом «Abbey Road». Мы сделали обложку, придумали название, записали всю музыку, и альбом вышел до «Let It Be» (который крутил на дискотеке наш друг). «Let It Be» — наш последний альбом, a «Abbey Road» — последняя запись.
Думаю, как альбом он был неплох. Кажется, Джон считал, что его конец получился слишком шаблонным и гладким, но, по-моему, это ему не повредило. Так он был выстроен. Вряд ли сегодня он выглядит шаблонным».
Джон: «Скажу вам честно: я мало что помню, потому что для меня „Abbey Road“ ничем не отличается от других альбомов. Одни песни мне нравятся, другие нет. Так было всегда, я никогда не принадлежал к числу восторженных поклонников „Битлз“, принимавших на „ура“ все наши альбомы. Некоторые из наших вещей мне по душе, другие я недолюбливаю. „Abbey Road“ — качественный альбом. Ни больше и ни меньше» (70).
Джордж Мартин: «Никто не знал наверняка, будет ли этот альбом последним, но все чувствовали, что так может получиться. „Битлз“ через многое прошли и слишком долго были вместе. Они были связаны друг с другом почти десятилетие, меня удивляло уже то, что они продержались так долго. Я ничуть не удивился, узнав, что группа распалась, потому что каждому из ребят хотелось вести свою жизнь — как и мне. Я тоже вздохнул с облегчением».
Джордж: «В то время я еще не знал, что эта запись для «Битлз» станет последней, но чувствовал, что мы близимся к какому-то финалу.
Не могу сказать, какие чувства я испытал, когда запись завершилась. Помню, мне нравилась пластинка, я радовался ей, но я не припомню, чтобы я придал этому особое значение, — в нашей жизни и без того хватало событий. Если собрать все дни «Битлз», все моменты «Битлз» и записи, между ними окажутся длинные промежутки. Когда у нас появлялся день отдыха от «Битлз», мы занимались чем-то другим точно так же, как если бы у нас появился целый год отдыха или, как теперь, двадцать пять лет отдыха. Есть множество других дел, чтобы заполнить эти промежутки. Я ничуть не жалею о том, что теперь не вхожу в группу».
Дерек Тейлор: «22 августа все „Битлз“ собрались в усадьбе „Титтенхерст-Парк“, новом доме Джона в Эскоте (который позднее купил Ринго), и там сфотографировались все вместе — как потом выяснилось, последний раз».
Ринго: «Это была просто фотосъемка. Я вовсе не думал, что мы снимаемся вместе в последний раз».
Пол: «Линда снимала нас моей камерой, на 16-миллиметровую пленку. Потом выясинлось, что это наш последний фильм».
Джон: «Мы принимаем наркотики, только когда теряем надежду, и отказываемся от них, когда у нас появляется надежда; а если надежда будет у нас постоянно, значит, нам не понадобятся спиртное, наркотики или что-нибудь еще. А вот если мы потеряем надежду, что мы сможем поделать?
Проект «Плэстик Оно Банд» («Plastic Ono Band») должен был стать очень гибким — потому он и назван пластмассовым. «Битлз», играющие вживую, — другое дело, мы занимались этим ради заработка, что гораздо труднее, а для меня и Йоко это был лишь способ показать себя.
Однажды в пятницу вечером нам позвонили и сообщили, что в Торонто состоится концерт с целью возрождения рок-н-ролла, что ожидается чуть ли не сто тысяч зрителей и что там будут Чак, Джерри Ли, все великие рокеры, которые еще живы, а также Бо Диддли и, предположительно, «The Doors» как гвоздь программы. Нас пригласили в качестве короля и королевы шоу, чтобы присутствовать, а не играть, но этого я не расслышал. Я сказал: «Только дайте нам время, чтобы собрать группу», — и на следующее утро мы взялись за дело.
Все произошло очень быстро. В то время у нас не было группы, никто не играл с нами хотя бы полминуты. Я позвонил Эрику, пригласил Клауса, мы позвали Алана Уайта, и все они согласились. Долгих обсуждений не было: концерт предполагался не таким, какие я давал вместе с «Битлз», когда мы выходили и играли одни и те же вещи — «I Want To Hold Your Hand». Само выступление продолжалось двадцать минут, но его никто не слушал, все только вопили, усилители были размером с орех, и получалось скорее зрелище, чем рок-н-ролл» (69).
Джордж: «Перед тем как «Plastic Ono Band» вылетел в Торонто в сентябре, Джон пригласил меня в свою группу, но я отказался. Я не хотел играть в авангардной группе, но я был уверен, что она получится именно такой.
Он сказал, что с ним едут Клаус Ворман и барабанщик Алан Уайт. За последние несколько лет существования «Битлз» мы продюсировали другие записи, поэтому у нас появился свой круг друзей — барабанщиков, басистое и других музыкантов. Поэтому собрать группу оказалось сравнительно просто. Джон спросил, согласен ли я играть в ней на гитаре, а потом пригласил Эрика Клэптона; они репетировали в самолете по пути в Торонто».
Дерек Тейлор: «Джон выступал живьем на Фестивале мира в Торонто, мне не верилось, что это означает конец всему. Но, похоже, я оказался прав. Я горячо поддерживал все, что делали Джон и Йоко, и я считал, что их кампания борьбы за мир проведена отлично».
Джон: «Волнение было невероятным. Однако никогда в жизни я не чувствовал себя так хорошо. Все подпевали нам, подпрыгивали, показывали знак мира, потому что знали большинство песен, а мы еще исполнили песню «Cold Turkey» («Холодная индейка»), которую никогда прежде не играли, и они отлично приняли ее.
Я предложил «Cold Turkey» «Битлз», но они не были готовы выпустить сингл, поэтому я отдал эту песню «Plastic Ono Band». (Мне все равно, кто выпускает песни, лишь бы они выходили). (69) Песня не требовала объяснений: она о состоянии «холодной индейки», ломки после прекращения употребления героина. Это было выступление против наркотиков. Но конечно, ее опять запретили передавать по американскому радио, поэтому она так и не стала популярной. Все решили, что я пропагандирую героин» (80).
Ринго: «После дебюта «Plastic Ono Band» в Торонто мы встретились на Сэвил-Роу и Джон наконец заговорил в открытую. Он сказал: «Ну, вот и все, ребята. Давайте покончим с этим». И все мы согласились. И хотя я тоже согласился, потому что все близилось к концу (и повернуть обратно было невозможно), не знаю, сумел бы я первый сказать: «Покончим с этим». Наверное, я медлил бы еще пару лет.
Но когда мы все собрались в офисе, мы поняли, что это разумный выход. Мы не ссорились, нам не было тоскливо. Казалось, одна и та же мысль посетила всех, и все стали говорить то, что они думали. Джон не считал, что мы должны уйти, — нам просто надо разойтись. Он сказал не «Я ухожу, и все вы уходите», а «Вот и все! С меня хватит. Я хочу заняться другим».
Если бы это случилось в 1965-м или даже в 1967 году, мы испытали бы шок. Но теперь все выглядело как спасительный и ожидаемый развод. А Джон всегда был самым прямолинейным из нас, когда требовалось принять серьезное решение».
Джон: «Я знал обо всем еще до поездки в Торонто. Я предупредил Аллена, что я ухожу, сказал Эрику Клэптону и Клаусу, что ухожу и что хотел бы взять их в свою группу. Я еще не решил, как быть — создавать постоянную новую группу или нет. (Позднее я подумал: «Черт, мне только не хватало связываться с новыми людьми, кем бы они ни были!») Вот я и объявил новость себе и тем, кто был рядом, по пути в Торонто. Аллен поехал со мной, и я сказал Аллену, что все кончено. Когда я вернулся, мы встретились несколько раз, и Аллен сказал: «Подожди, не торопись», — потому что предстояло еще немало дел, связанных с бизнесом, и мой уход стал бы для них помехой.
Потом мы обсуждали что-то в офисе с Полом, и Пол что-то говорил, предлагал, а я отвергал все его предложения. В конце концов я понял, что и я должен ему что-то сказать. И когда Пол спросил: «Что ты имеешь в виду?» — я объяснил: «С группой покончено. Я ухожу!» (70)
Пол: «Я говорил: «По-моему, мы должны снова начать давать небольшие концерты. Я считаю, что мы отличная группа. Надо вернуться к своим истокам, и кто знает, к чему это приведет? Возможно, потом мы захотим снова бросить все, а может, решим продолжать». Джон посмотрел на меня в упор и сказал: «По-моему, ты спятил. Я не хотел говорить тебе об этом, пока мы не подпишем контракт с „Кэпитол“ (Кляйн старался уговорить нас подписать новый контракт с компанией звукозаписи), но я ухожу из группы!» Мы оба заметно побледнели, и у нас отвисли челюсти.
Должен признаться, мы ждали, что когда-нибудь это произойдет, с тех пор как он увлекся Йоко. Джону требовалась свобода для себя и для Йоко. Джон хотел покончить с периодом «Битлз» и вступить в период Йоко и не желал, чтобы кто-нибудь мешал ему. Но в одном он поступил неразумно: «Я не собирался говорить тебе, пока мы не подпишем новый контракт». Бедный старый Джон — он проговорился. Так все и было. А что можно ответить, услышав от музыканта своей группы: «Я ухожу».
Я и вправду не знал, что сказать. А нам надо было как-то реагировать — ситуацию контролировал он. Помню, как он говорил: «Странно говорить вам, что я ухожу, но, с другой стороны, это здорово». Так было и когда он сообщил Синтии, что подает на развод. Он предвкушал это событие, поэтому мы ничего не могли сделать. «Что значит уходишь? А как же группа?» Только позднее, когда смысл его слов дошел до нас, мы действительно огорчились».
Джордж: «Я не помню, как Джон сообщил, что он хочет порвать с «Битлз». Не помню, где я это услышал. Все мы пытались уйти из группы, в этом не было ничего нового. У каждого этот уход затянулся на годы.
Когда мы были еще молоды, группа «Битлз» была чем-то вроде транспортного средства, позволяющего нам достигнуть цели, но теперь наступил момент, когда она начала стеснять нас. Ограничений было слишком много. Это вело к саморазрушению, и я ничуть не огорчился, узнав, что кто-то хочет уйти из группы, потому что я и сам хотел этого же. Я знал, что у меня есть перспективы после разрыва с группой. Она перестала нравиться нам, от нее следовало избавиться. Группа превратилась в смирительную рубашку».
Нил Аспиналл: «Было грустно слышать все эти разговоры о распаде. Мы пробыли вместе много лет, пережили самые разные события, удачи и все остальное, и мысли о расставании вызывали печаль и тревогу. Это пугало всех.
Разрыв был медленным. Поначалу то, что Пол отказался подписать контракт с Алленом Кляйном, еще не означало, что группа «Битлз» распалась, потому что они записали «Abbey Road». Джон все чаще работал с Йоко, а не с «Битлз», но все-таки записал «Abbey Road» вместе с остальными. Все случилось не вдруг, все шло к этому, а после «Abbey Road» они перестали собираться вместе — я уже не видел, чтобы они приходили в студию и работали».
Ринго: «Во время работы над «Белым альбомом» я собирался уйти, потому что считал, что они по-настоящему близки, а каждый из них думал, что близки остальные трое. Это было мнительностью. Когда ушел Джордж, мы еще не понимали, что происходит. Но по-моему, все кончилось после встречи в офисе на Сэвил-Роу, когда мы сказали: «Ну, вот и все».
Мы держались вместе ради «Abbey Road». Но знаете, все уже было решено. А потом оказалось, что, несмотря на разрыв, разум не в состоянии осознать его. Тело какое-то время продолжает вести прежнюю жизнь, и только потом начинаешь заниматься своими делами».
Джон: «Я создал группу. Я распустил ее. Все очень просто.
Моя жизнь с «Битлз» стала ловушкой, пленочным кольцом. И прежде случались периоды, когда я отдалялся от группы, писал книги, помогал переделывать их в пьесы. Я даже снял фильм без участия остальных, но, скорее, это была реакция на то, что «Битлз» перестали ездить в турне, а не проявление независимости — впрочем, даже тогда я стремился к свободе.
Когда я наконец набрался смелости и сказал остальным, что я подаю на развод, они поняли, что это правда, а не что-то вроде недавних угроз Ринго или Джорджа. Должен признаться, я чувствовал себя виноватым в том, что не известил их заранее. В конце концов, у меня была Йоко, а у них — только мы. Я упрекал себя за то, что включил Маккартни как соавтора в мой первый самостоятельный сингл ["Give Peace A Chance"], вместо того чтобы включить в него настоящего соавтора — Йоко» (78).
Ринго: «Мы не стали сразу объявлять во всеуслышание о нашем разрыве. Аллен Кляйн предложил: «Разбегайтесь, если хотите, ребята, но никому Ничего не говорите».
Люди не хотели, чтобы группа распалась, но давление было не слишком сильным. Мы думали: «Если мы продержались так долго, продержимся и еще немного». Вот почему мы продолжали молчать, несмотря на то что это было нелепо, — это помогало. Не каждый день, а, скажем, два дня в месяц. У нас еще бывали удачные дни, потому что мы оставались друзьями, а потом все опять менялось к худшему».
Джон: «Пол и Аллен заявили, что они рады тому, что я не собираюсь объявлять о разрыве, — как будто я собирался сделать из него сенсацию».
Ринго: «Как только стало известно, что группа распалась, мы испытали облегчение. (Думаю, таким же было облегчение, когда мы узнали, что сингл „Strawberry Fields“/»Penny Lane» не занял первое место в хит-параде.) Кажется, я просто уехал домой, что было потом — не знаю. Некоторое время я сидел в саду, гадая, что мне теперь делать. Узнав, что все кончено, обычно возвращаешься домой и думаешь: «О господи, вот и все. Как же мне теперь быть?» Для меня этот период стал драматичным — точнее, травматичным».
Джордж: «Когда наши пути разошлись, я почувствовал радость от того, что у меня появилась свобода, возможность мыслить с моей скоростью, приглашать в студию музыкантов, которые будут аккомпанировать моим песням. Это звучит странно, потому что многие мечтали войти в группу «Битлз» — в то время это считалось бы неслыханной удачей. Так оно и было. Но неплохо было и выйти из группы. Это чем-то похоже на взросление, когда ты покидаешь дом и расправляешь крылья.
Мне казалось, что это серьезный шаг — решиться покинуть группу, но давление было так велико, что недостатки такого шага перевешивали преимущества. Преимуществом была слава «Битлз» и возможность спокойно двигаться по накатанной колее. Но в то время это вызывало настолько негативные чувства, что я отдал бы все, лишь бы только выйти из группы.
Мы всегда считали, что было бы неплохо заняться сольными записями и посмотреть, что из этого выйдет. Но вместе с тем моя жизнь переходила в совсем другое измерение. Быть маленькой поп-группой, такой, как «Битлз», — значит мириться с тесными рамками. Мне хотелось уехать в Гималаи, общаться и играть с разными людьми. У меня было много друзей вне группы, как и у остальных битлов».
Пол: «Я думал: «Значит, начинается новый этап. Больше „Битлз“ не будут записывать пластинки все вместе — значит, мне предстоит бросить работу, оставить музыкальный бизнес? Но ведь это моя страсть». Даже сейчас я не сразу решился бы на такой шаг. Просто меня мучали такие мысли. Я знал, что должен продолжать работу в той или иной форме.
Я проводил много времени в Шотландии, где у меня есть ферма. Обычно я только отдыхал там, но однажды провел там целый год, пытаясь разобраться, как мне теперь быть, — вероятно, это было самое тревожное время. Мне казалось, что я стал лишним. Люди говорят: «У тебя остались твои деньги, тебя же не вышвырнули, почему же ты чувствуешь себя лишним?» А мне казалось, что именно так и вышло. Дело не в деньгах, а в ощущении своей значимости. Мне вдруг показалось, что я ни на что не гожусь, если я перестал быть одним из «Битлз».
Я потерял на редкость удачную работу — «Битлз». С тех пор как мне исполнилось семнадцать, вокруг этого вращалась вся моя жизнь, поэтому я пережил шок. Я валялся в постели, не удосуживаясь даже побриться, много пил и думал: «Как быть?» Такое часто случается с теми, кто вдруг начинает чувствовать себя лишним. Они просто бездельничают, не выходят из дома, ни с кем не встречаются. Вот так я и провел почти целый год, но, к счастью, Линда оказалась рассудительной и сказала: «Слушай, с тобой все в порядке. Это просто шок — оттого, что группа «Битлз» распалась». Я думал: «Смогу ли я когда-нибудь снова писать и петь? Кому нужен бывший басист?» Эти мысли ужасно мучили меня.
А потом я вдруг подумал: «Черт! Уж лучше попытаться хоть что-нибудь предпринять». И мое решение обрело простейшую форму: я попытался заняться записями. У меня был магнитофон без пульта и так далее, я сделал домашнюю запись, я работал самостоятельно, подумывая, не создать ли мне новую группу. Конечно же, я понимал, что тягаться с «Битлз» мне будет невозможно».
Ринго: «В ноябре я начал записывать песни для своего сольного альбома «Sentimental Journey» («Сентиментальное путешествие»). Я долго гадал, как мне быть теперь, когда все кончено. И мне пришло в голову записать альбом песен, на которых я вырос.
На обложке альбома изображен паб. Мои родные часто бывали в этом пабе, все друзья мамы и родные приходили к нам, устраивали вечеринки и пели эти песни. Эти мелодии оказали на меня огромное влияние, и за неимением лучшего я решил записать их. Никто из ребят не участвовал в записи, но со мной по-прежнему был Джордж Мартин, поэтому я не чувствовал себя совершенно одиноким».
Нил Аспиналл: «Ринго и Джордж Мартин записали «Sentimental Journey» вдвоем. У нас был список песен, которые хотел спеть Ринго в той тональности, которая ему подходила, и список аранжировщиков, которые ему нравились. Я звонил им и спрашивал: «Над какой из этих песен вы хотели бы поработать? Просто приезжайте в студию с любыми музыкантами и будьте добры потом прислать нам записи». На них Ринго накладывал свой вокал.
Сложности могли бы возникнуть только с последней песней. Представьте себе: я звоню продюсеру, а он спрашивает: «А почему у меня нет выбора, как у всех остальных?» Но мы отобрали пятнадцать или шестнадцать песен, а использовали только двенадцать, поэтому выбор был всегда.
Так и появился этот альбом. Работать над ним было приятно. Работа продвигалась без спешки, но так было даже лучше».
Джордж: «В декабре я работал в группе Делани и Бонни вместе с Билли Престоном. Я слышал о Делани и Бонни, видел их на концерте в Вэлли, в Лос-Анджелесе. Группа была отличной, я попытался уговорить их заключить контракт с «Эппл Рекордс», но когда Питер Эшер пришел, чтобы подписать с ними контракт, он умудрился уснуть прямо на прослушивании, и они решили обратиться в компанию «Атлантик Рекордс».
Я побывал на их концерте в Альберт-Холле и решил, что с такой группой было бы приятно поработать. Чаще всего, бывая на концертах, я думал: «Хорошо, что я не играю в этой группе». Но на этот раз группа потрясла меня.
После Альберт-Холла они выступали в клубе «Speakeasy»; кажется, мы вместе выпили, и на следующее утро, прежде чем я успел опомниться, их автобус подъехал к моему дому и я оказался среди них. Я взял гитару, сел в автобус, и мы отправились в турне по Европе.
Это было по-настоящему здорово, потому что почти никто не знал, что я играю в этой группе. Люди приходили на концерты Делани и Бонни, они знали, что в группе играет Эрик Клэптон. Я просто составил им компанию, держался в стороне, мне было незачем что-то доказывать, и это мне нравилось. Когда я был с «Битлз», даже на заднем плане мне казалось, что я стою у самой рампы, — там нельзя было спрятаться за спины других музыкантов».
Пол: «В течение трех или четырех месяцев мы с Джорджем и Ринго перезванивались и спрашивали: «Значит, все-таки все кончено?» Дело не в том, что нас торопила записывающая компания. Мы еще надеялись когда-нибудь собраться все вместе. Никто не знал, на самом ли деле Джон настроен серьезно. Может, через неделю он одумается и скажет: «Я просто пошутил». Мне казалось, что Джон не стал хлопать дверью, а оставил ее открытой. Может, он хотел сказать: «Я почти ушел, но…»
И мы цеплялись за эту соломинку несколько месяцев, а потом поняли: да, мы уже не группа. Вот и все. Все действительно кончено.
Я задумался: «Ну, в таком случае надо позаботиться о себе. Нельзя просто позволить Джону контролировать ситуацию и обращаться с нами, как с капризной подружкой». Я записывал альбом «McCartney» («Маккартни»), и однажды я спросил: «Может, уже пора объяснить все людям?» Все воскликнули: «Нет, нет, никому не говори, что мы разбежались!» Но я считал, что мы должны объясниться. Не знаю, почему они предпочитали молчать. Думаю, к этому имел непосредственное отношение Кляйн».
Джордж: «Битлз» стали своего рода объединением, которое никому не хотелось разрушать извне. Разве что пресса могла этого хотеть, потому что журналисты вечно гоняются за сенсациями. Им все равно, хорошо это или плохо, была бы сенсация, и потому журналисты склонны торопить события, направлять их по негативному пути, надеясь что-нибудь выведать. Наверное, публика во всем мире хотела новых пластинок «Битлз», но английские журналисты чувствовали, что с группой покончено.
Кажется, Пол уже записывал сольный альбом у себя дома. Джон уехал с группой «Plastic Ono Band», и всем стало ясно, что группа распалась, но никто не говорил: «Ну, вот и все, больше мы никогда не соберемся все вместе». Когда журналисты задавали нам такие вопросы, мы по-прежнему отвечали: «Кто знает? Мы все еще вместе».
Пол: «К тому времени положение осложнилось, но я все-таки продолжал звонить, пытался общаться и держал двери открытыми. Но затруднения продолжались, понадобилось двадцать лет, чтобы разобраться, что стало с «Битлз».
Я отдалился от остальных, когда появился Кляйн. Мне ни в коем случае не хотелось, чтобы он занимался моими делами. Меня уговорили отдавать Кляйну двадцать процентов. Для этого они прибегли к такой уловке: «Ладно, он получит двадцать процентов от любых дополнительных доходов, которые обеспечит нам. Если «Кэпитол» согласится платить нам такие гонорары и Кляйн добьется этого, значит, он получит двадцать процентов от разницы».
Вышло так, что трое оказались против одного. Да если бы только трое! Мне казалось, я был один против всего мира. По-моему, против меня были триста миллионов. Так мне представлялось, я должен был спасти состояние «Битлз». Все, что мы заработали, было вложено в компанию, и я не собирался никому отдавать ее».
Джон: «Я навсегда запомнил фильм и тех англичан, которые пишут эти дурацкие оперы, — Гилберта и Салливана. Помню, как я смотрел фильм с Робертом Морли и думал: «Такого с нами не будет никогда». Но это случилось, и это встревожило меня. Вот уж не думал, что мы дойдем до таких глупостей, как споры и разрыв. Но по своей наивности мы позволили людям поссорить нас — вот что произошло. Так все и получилось. Я имею в виду не Йоко, а бизнесменов. Так бывает, когда люди решают развестись: сначала они хотят расстаться друзьями, но потом вмешиваются адвокаты и заявляют: «Беседуйте с другой стороной только в присутствии адвоката», — тогда и возникает настоящий раскол.
Только из-за адвокатов разводы заканчиваются скандалами. Если бы развод был такой же приятной церемонией, как бракосочетание, было бы гораздо лучше. Даже развод деловых партнеров. Но он всегда заканчивается скандалом, потому что тебе не разрешают говорить то, что ты думаешь. Приходится говорить эзоповым языком, проводить часы с адвокатом, ты раздражаешься и в конце концов начинаешь нести то, от чего воздержался бы при других обстоятельствах» (71).
Все это выглядело глупо, и мы не тревожились. Таков рок-н-ролл. Безумие не прекращалось: мы выпустили альбом, о нас писали в газетах и говорили по телевидению. Это было шумное событие».
Пол: «Было странно встречаться с людьми вскоре после этого, потому что они смотрели куда-то мимо меня или сквозь меня. Было странно доказывать, что я действительно Пол».
Джон: «Пол Маккартни не мог умереть так, чтобы об этом не узнал весь мир. Он не мог жениться тайно. Это невозможно. Стоило ему уехать куда-нибудь отдыхать — и об этом тут же узнавали все. Это просто безумие — и вместе с тем отличная реклама для «Эбби-Роуд» (69).
Дерек Тейлор: «Как обычно, во всем пришлось разбираться мне — нам часто приходилось опровергать нелепые слухи. Мы отвечали на тысячи телефонных звонков. (Эти слухи до сих пор живы. О них написаны книги, есть человек, который читает о них лекции.) Но в какой-то момент даже я вдруг засомневался, насколько слухи справедливы. Это была моя обычная реакция на очередной слух: «А может, он и вправду мертв? Откуда мне знать?»
(Так было и на Монтерейском поп-фестивале. Прошел слух, что туда приехали все четверо битлов. Я просто отвечал: «Да, кажется, трое из них здесь, но они замаскировались — и мы не знаем, кто именно приехал». Логика в этом была такая: если трое приехали и изменили внешность — кто может их узнать? «Но это уже другая история. Вот если бы вы спросили пораньше…» В воздухе словно расплывается красный дым, затуманивший разум. «Так они здесь?» — «Нет, на самом деле их нету». Это шутка. Если со всем соглашаться, все будет в порядке.)
Итак, вы утверждаете, что Пол мертв. Но и тут появляется сомневающийся: «Но как он похож: тот же рот, те же глаза!» И Пол воскресает. Люди поразительны. Значит, можно перевести разговор на другую тему».
Пол: «В конце концов я сказал: «Пожалуй, будет лучше подыграть им. Ведь это реклама. Тот парень без ума от нашего нового альбома, ему наплевать на то, что он говорит, вот и объясните всем по примеру Марка Твена: „Слухи о моей смерти сильно преувеличены“. Другого выхода у меня нет».
Зато появился альбом «Abbey Road». Мы сделали обложку, придумали название, записали всю музыку, и альбом вышел до «Let It Be» (который крутил на дискотеке наш друг). «Let It Be» — наш последний альбом, a «Abbey Road» — последняя запись.
Думаю, как альбом он был неплох. Кажется, Джон считал, что его конец получился слишком шаблонным и гладким, но, по-моему, это ему не повредило. Так он был выстроен. Вряд ли сегодня он выглядит шаблонным».
Джон: «Скажу вам честно: я мало что помню, потому что для меня „Abbey Road“ ничем не отличается от других альбомов. Одни песни мне нравятся, другие нет. Так было всегда, я никогда не принадлежал к числу восторженных поклонников „Битлз“, принимавших на „ура“ все наши альбомы. Некоторые из наших вещей мне по душе, другие я недолюбливаю. „Abbey Road“ — качественный альбом. Ни больше и ни меньше» (70).
Джордж Мартин: «Никто не знал наверняка, будет ли этот альбом последним, но все чувствовали, что так может получиться. „Битлз“ через многое прошли и слишком долго были вместе. Они были связаны друг с другом почти десятилетие, меня удивляло уже то, что они продержались так долго. Я ничуть не удивился, узнав, что группа распалась, потому что каждому из ребят хотелось вести свою жизнь — как и мне. Я тоже вздохнул с облегчением».
Джордж: «В то время я еще не знал, что эта запись для «Битлз» станет последней, но чувствовал, что мы близимся к какому-то финалу.
Не могу сказать, какие чувства я испытал, когда запись завершилась. Помню, мне нравилась пластинка, я радовался ей, но я не припомню, чтобы я придал этому особое значение, — в нашей жизни и без того хватало событий. Если собрать все дни «Битлз», все моменты «Битлз» и записи, между ними окажутся длинные промежутки. Когда у нас появлялся день отдыха от «Битлз», мы занимались чем-то другим точно так же, как если бы у нас появился целый год отдыха или, как теперь, двадцать пять лет отдыха. Есть множество других дел, чтобы заполнить эти промежутки. Я ничуть не жалею о том, что теперь не вхожу в группу».
Дерек Тейлор: «22 августа все „Битлз“ собрались в усадьбе „Титтенхерст-Парк“, новом доме Джона в Эскоте (который позднее купил Ринго), и там сфотографировались все вместе — как потом выяснилось, последний раз».
Ринго: «Это была просто фотосъемка. Я вовсе не думал, что мы снимаемся вместе в последний раз».
Пол: «Линда снимала нас моей камерой, на 16-миллиметровую пленку. Потом выясинлось, что это наш последний фильм».
Джон: «Мы принимаем наркотики, только когда теряем надежду, и отказываемся от них, когда у нас появляется надежда; а если надежда будет у нас постоянно, значит, нам не понадобятся спиртное, наркотики или что-нибудь еще. А вот если мы потеряем надежду, что мы сможем поделать?
Проект «Плэстик Оно Банд» («Plastic Ono Band») должен был стать очень гибким — потому он и назван пластмассовым. «Битлз», играющие вживую, — другое дело, мы занимались этим ради заработка, что гораздо труднее, а для меня и Йоко это был лишь способ показать себя.
Однажды в пятницу вечером нам позвонили и сообщили, что в Торонто состоится концерт с целью возрождения рок-н-ролла, что ожидается чуть ли не сто тысяч зрителей и что там будут Чак, Джерри Ли, все великие рокеры, которые еще живы, а также Бо Диддли и, предположительно, «The Doors» как гвоздь программы. Нас пригласили в качестве короля и королевы шоу, чтобы присутствовать, а не играть, но этого я не расслышал. Я сказал: «Только дайте нам время, чтобы собрать группу», — и на следующее утро мы взялись за дело.
Все произошло очень быстро. В то время у нас не было группы, никто не играл с нами хотя бы полминуты. Я позвонил Эрику, пригласил Клауса, мы позвали Алана Уайта, и все они согласились. Долгих обсуждений не было: концерт предполагался не таким, какие я давал вместе с «Битлз», когда мы выходили и играли одни и те же вещи — «I Want To Hold Your Hand». Само выступление продолжалось двадцать минут, но его никто не слушал, все только вопили, усилители были размером с орех, и получалось скорее зрелище, чем рок-н-ролл» (69).
Джордж: «Перед тем как «Plastic Ono Band» вылетел в Торонто в сентябре, Джон пригласил меня в свою группу, но я отказался. Я не хотел играть в авангардной группе, но я был уверен, что она получится именно такой.
Он сказал, что с ним едут Клаус Ворман и барабанщик Алан Уайт. За последние несколько лет существования «Битлз» мы продюсировали другие записи, поэтому у нас появился свой круг друзей — барабанщиков, басистое и других музыкантов. Поэтому собрать группу оказалось сравнительно просто. Джон спросил, согласен ли я играть в ней на гитаре, а потом пригласил Эрика Клэптона; они репетировали в самолете по пути в Торонто».
Дерек Тейлор: «Джон выступал живьем на Фестивале мира в Торонто, мне не верилось, что это означает конец всему. Но, похоже, я оказался прав. Я горячо поддерживал все, что делали Джон и Йоко, и я считал, что их кампания борьбы за мир проведена отлично».
Джон: «Волнение было невероятным. Однако никогда в жизни я не чувствовал себя так хорошо. Все подпевали нам, подпрыгивали, показывали знак мира, потому что знали большинство песен, а мы еще исполнили песню «Cold Turkey» («Холодная индейка»), которую никогда прежде не играли, и они отлично приняли ее.
Я предложил «Cold Turkey» «Битлз», но они не были готовы выпустить сингл, поэтому я отдал эту песню «Plastic Ono Band». (Мне все равно, кто выпускает песни, лишь бы они выходили). (69) Песня не требовала объяснений: она о состоянии «холодной индейки», ломки после прекращения употребления героина. Это было выступление против наркотиков. Но конечно, ее опять запретили передавать по американскому радио, поэтому она так и не стала популярной. Все решили, что я пропагандирую героин» (80).
Ринго: «После дебюта «Plastic Ono Band» в Торонто мы встретились на Сэвил-Роу и Джон наконец заговорил в открытую. Он сказал: «Ну, вот и все, ребята. Давайте покончим с этим». И все мы согласились. И хотя я тоже согласился, потому что все близилось к концу (и повернуть обратно было невозможно), не знаю, сумел бы я первый сказать: «Покончим с этим». Наверное, я медлил бы еще пару лет.
Но когда мы все собрались в офисе, мы поняли, что это разумный выход. Мы не ссорились, нам не было тоскливо. Казалось, одна и та же мысль посетила всех, и все стали говорить то, что они думали. Джон не считал, что мы должны уйти, — нам просто надо разойтись. Он сказал не «Я ухожу, и все вы уходите», а «Вот и все! С меня хватит. Я хочу заняться другим».
Если бы это случилось в 1965-м или даже в 1967 году, мы испытали бы шок. Но теперь все выглядело как спасительный и ожидаемый развод. А Джон всегда был самым прямолинейным из нас, когда требовалось принять серьезное решение».
Джон: «Я знал обо всем еще до поездки в Торонто. Я предупредил Аллена, что я ухожу, сказал Эрику Клэптону и Клаусу, что ухожу и что хотел бы взять их в свою группу. Я еще не решил, как быть — создавать постоянную новую группу или нет. (Позднее я подумал: «Черт, мне только не хватало связываться с новыми людьми, кем бы они ни были!») Вот я и объявил новость себе и тем, кто был рядом, по пути в Торонто. Аллен поехал со мной, и я сказал Аллену, что все кончено. Когда я вернулся, мы встретились несколько раз, и Аллен сказал: «Подожди, не торопись», — потому что предстояло еще немало дел, связанных с бизнесом, и мой уход стал бы для них помехой.
Потом мы обсуждали что-то в офисе с Полом, и Пол что-то говорил, предлагал, а я отвергал все его предложения. В конце концов я понял, что и я должен ему что-то сказать. И когда Пол спросил: «Что ты имеешь в виду?» — я объяснил: «С группой покончено. Я ухожу!» (70)
Пол: «Я говорил: «По-моему, мы должны снова начать давать небольшие концерты. Я считаю, что мы отличная группа. Надо вернуться к своим истокам, и кто знает, к чему это приведет? Возможно, потом мы захотим снова бросить все, а может, решим продолжать». Джон посмотрел на меня в упор и сказал: «По-моему, ты спятил. Я не хотел говорить тебе об этом, пока мы не подпишем контракт с „Кэпитол“ (Кляйн старался уговорить нас подписать новый контракт с компанией звукозаписи), но я ухожу из группы!» Мы оба заметно побледнели, и у нас отвисли челюсти.
Должен признаться, мы ждали, что когда-нибудь это произойдет, с тех пор как он увлекся Йоко. Джону требовалась свобода для себя и для Йоко. Джон хотел покончить с периодом «Битлз» и вступить в период Йоко и не желал, чтобы кто-нибудь мешал ему. Но в одном он поступил неразумно: «Я не собирался говорить тебе, пока мы не подпишем новый контракт». Бедный старый Джон — он проговорился. Так все и было. А что можно ответить, услышав от музыканта своей группы: «Я ухожу».
Я и вправду не знал, что сказать. А нам надо было как-то реагировать — ситуацию контролировал он. Помню, как он говорил: «Странно говорить вам, что я ухожу, но, с другой стороны, это здорово». Так было и когда он сообщил Синтии, что подает на развод. Он предвкушал это событие, поэтому мы ничего не могли сделать. «Что значит уходишь? А как же группа?» Только позднее, когда смысл его слов дошел до нас, мы действительно огорчились».
Джордж: «Я не помню, как Джон сообщил, что он хочет порвать с «Битлз». Не помню, где я это услышал. Все мы пытались уйти из группы, в этом не было ничего нового. У каждого этот уход затянулся на годы.
Когда мы были еще молоды, группа «Битлз» была чем-то вроде транспортного средства, позволяющего нам достигнуть цели, но теперь наступил момент, когда она начала стеснять нас. Ограничений было слишком много. Это вело к саморазрушению, и я ничуть не огорчился, узнав, что кто-то хочет уйти из группы, потому что я и сам хотел этого же. Я знал, что у меня есть перспективы после разрыва с группой. Она перестала нравиться нам, от нее следовало избавиться. Группа превратилась в смирительную рубашку».
Нил Аспиналл: «Было грустно слышать все эти разговоры о распаде. Мы пробыли вместе много лет, пережили самые разные события, удачи и все остальное, и мысли о расставании вызывали печаль и тревогу. Это пугало всех.
Разрыв был медленным. Поначалу то, что Пол отказался подписать контракт с Алленом Кляйном, еще не означало, что группа «Битлз» распалась, потому что они записали «Abbey Road». Джон все чаще работал с Йоко, а не с «Битлз», но все-таки записал «Abbey Road» вместе с остальными. Все случилось не вдруг, все шло к этому, а после «Abbey Road» они перестали собираться вместе — я уже не видел, чтобы они приходили в студию и работали».
Ринго: «Во время работы над «Белым альбомом» я собирался уйти, потому что считал, что они по-настоящему близки, а каждый из них думал, что близки остальные трое. Это было мнительностью. Когда ушел Джордж, мы еще не понимали, что происходит. Но по-моему, все кончилось после встречи в офисе на Сэвил-Роу, когда мы сказали: «Ну, вот и все».
Мы держались вместе ради «Abbey Road». Но знаете, все уже было решено. А потом оказалось, что, несмотря на разрыв, разум не в состоянии осознать его. Тело какое-то время продолжает вести прежнюю жизнь, и только потом начинаешь заниматься своими делами».
Джон: «Я создал группу. Я распустил ее. Все очень просто.
Моя жизнь с «Битлз» стала ловушкой, пленочным кольцом. И прежде случались периоды, когда я отдалялся от группы, писал книги, помогал переделывать их в пьесы. Я даже снял фильм без участия остальных, но, скорее, это была реакция на то, что «Битлз» перестали ездить в турне, а не проявление независимости — впрочем, даже тогда я стремился к свободе.
Когда я наконец набрался смелости и сказал остальным, что я подаю на развод, они поняли, что это правда, а не что-то вроде недавних угроз Ринго или Джорджа. Должен признаться, я чувствовал себя виноватым в том, что не известил их заранее. В конце концов, у меня была Йоко, а у них — только мы. Я упрекал себя за то, что включил Маккартни как соавтора в мой первый самостоятельный сингл ["Give Peace A Chance"], вместо того чтобы включить в него настоящего соавтора — Йоко» (78).
Ринго: «Мы не стали сразу объявлять во всеуслышание о нашем разрыве. Аллен Кляйн предложил: «Разбегайтесь, если хотите, ребята, но никому Ничего не говорите».
Люди не хотели, чтобы группа распалась, но давление было не слишком сильным. Мы думали: «Если мы продержались так долго, продержимся и еще немного». Вот почему мы продолжали молчать, несмотря на то что это было нелепо, — это помогало. Не каждый день, а, скажем, два дня в месяц. У нас еще бывали удачные дни, потому что мы оставались друзьями, а потом все опять менялось к худшему».
Джон: «Пол и Аллен заявили, что они рады тому, что я не собираюсь объявлять о разрыве, — как будто я собирался сделать из него сенсацию».
Ринго: «Как только стало известно, что группа распалась, мы испытали облегчение. (Думаю, таким же было облегчение, когда мы узнали, что сингл „Strawberry Fields“/»Penny Lane» не занял первое место в хит-параде.) Кажется, я просто уехал домой, что было потом — не знаю. Некоторое время я сидел в саду, гадая, что мне теперь делать. Узнав, что все кончено, обычно возвращаешься домой и думаешь: «О господи, вот и все. Как же мне теперь быть?» Для меня этот период стал драматичным — точнее, травматичным».
Джордж: «Когда наши пути разошлись, я почувствовал радость от того, что у меня появилась свобода, возможность мыслить с моей скоростью, приглашать в студию музыкантов, которые будут аккомпанировать моим песням. Это звучит странно, потому что многие мечтали войти в группу «Битлз» — в то время это считалось бы неслыханной удачей. Так оно и было. Но неплохо было и выйти из группы. Это чем-то похоже на взросление, когда ты покидаешь дом и расправляешь крылья.
Мне казалось, что это серьезный шаг — решиться покинуть группу, но давление было так велико, что недостатки такого шага перевешивали преимущества. Преимуществом была слава «Битлз» и возможность спокойно двигаться по накатанной колее. Но в то время это вызывало настолько негативные чувства, что я отдал бы все, лишь бы только выйти из группы.
Мы всегда считали, что было бы неплохо заняться сольными записями и посмотреть, что из этого выйдет. Но вместе с тем моя жизнь переходила в совсем другое измерение. Быть маленькой поп-группой, такой, как «Битлз», — значит мириться с тесными рамками. Мне хотелось уехать в Гималаи, общаться и играть с разными людьми. У меня было много друзей вне группы, как и у остальных битлов».
Пол: «Я думал: «Значит, начинается новый этап. Больше „Битлз“ не будут записывать пластинки все вместе — значит, мне предстоит бросить работу, оставить музыкальный бизнес? Но ведь это моя страсть». Даже сейчас я не сразу решился бы на такой шаг. Просто меня мучали такие мысли. Я знал, что должен продолжать работу в той или иной форме.
Я проводил много времени в Шотландии, где у меня есть ферма. Обычно я только отдыхал там, но однажды провел там целый год, пытаясь разобраться, как мне теперь быть, — вероятно, это было самое тревожное время. Мне казалось, что я стал лишним. Люди говорят: «У тебя остались твои деньги, тебя же не вышвырнули, почему же ты чувствуешь себя лишним?» А мне казалось, что именно так и вышло. Дело не в деньгах, а в ощущении своей значимости. Мне вдруг показалось, что я ни на что не гожусь, если я перестал быть одним из «Битлз».
Я потерял на редкость удачную работу — «Битлз». С тех пор как мне исполнилось семнадцать, вокруг этого вращалась вся моя жизнь, поэтому я пережил шок. Я валялся в постели, не удосуживаясь даже побриться, много пил и думал: «Как быть?» Такое часто случается с теми, кто вдруг начинает чувствовать себя лишним. Они просто бездельничают, не выходят из дома, ни с кем не встречаются. Вот так я и провел почти целый год, но, к счастью, Линда оказалась рассудительной и сказала: «Слушай, с тобой все в порядке. Это просто шок — оттого, что группа «Битлз» распалась». Я думал: «Смогу ли я когда-нибудь снова писать и петь? Кому нужен бывший басист?» Эти мысли ужасно мучили меня.
А потом я вдруг подумал: «Черт! Уж лучше попытаться хоть что-нибудь предпринять». И мое решение обрело простейшую форму: я попытался заняться записями. У меня был магнитофон без пульта и так далее, я сделал домашнюю запись, я работал самостоятельно, подумывая, не создать ли мне новую группу. Конечно же, я понимал, что тягаться с «Битлз» мне будет невозможно».
Ринго: «В ноябре я начал записывать песни для своего сольного альбома «Sentimental Journey» («Сентиментальное путешествие»). Я долго гадал, как мне быть теперь, когда все кончено. И мне пришло в голову записать альбом песен, на которых я вырос.
На обложке альбома изображен паб. Мои родные часто бывали в этом пабе, все друзья мамы и родные приходили к нам, устраивали вечеринки и пели эти песни. Эти мелодии оказали на меня огромное влияние, и за неимением лучшего я решил записать их. Никто из ребят не участвовал в записи, но со мной по-прежнему был Джордж Мартин, поэтому я не чувствовал себя совершенно одиноким».
Нил Аспиналл: «Ринго и Джордж Мартин записали «Sentimental Journey» вдвоем. У нас был список песен, которые хотел спеть Ринго в той тональности, которая ему подходила, и список аранжировщиков, которые ему нравились. Я звонил им и спрашивал: «Над какой из этих песен вы хотели бы поработать? Просто приезжайте в студию с любыми музыкантами и будьте добры потом прислать нам записи». На них Ринго накладывал свой вокал.
Сложности могли бы возникнуть только с последней песней. Представьте себе: я звоню продюсеру, а он спрашивает: «А почему у меня нет выбора, как у всех остальных?» Но мы отобрали пятнадцать или шестнадцать песен, а использовали только двенадцать, поэтому выбор был всегда.
Так и появился этот альбом. Работать над ним было приятно. Работа продвигалась без спешки, но так было даже лучше».
Джордж: «В декабре я работал в группе Делани и Бонни вместе с Билли Престоном. Я слышал о Делани и Бонни, видел их на концерте в Вэлли, в Лос-Анджелесе. Группа была отличной, я попытался уговорить их заключить контракт с «Эппл Рекордс», но когда Питер Эшер пришел, чтобы подписать с ними контракт, он умудрился уснуть прямо на прослушивании, и они решили обратиться в компанию «Атлантик Рекордс».
Я побывал на их концерте в Альберт-Холле и решил, что с такой группой было бы приятно поработать. Чаще всего, бывая на концертах, я думал: «Хорошо, что я не играю в этой группе». Но на этот раз группа потрясла меня.
После Альберт-Холла они выступали в клубе «Speakeasy»; кажется, мы вместе выпили, и на следующее утро, прежде чем я успел опомниться, их автобус подъехал к моему дому и я оказался среди них. Я взял гитару, сел в автобус, и мы отправились в турне по Европе.
Это было по-настоящему здорово, потому что почти никто не знал, что я играю в этой группе. Люди приходили на концерты Делани и Бонни, они знали, что в группе играет Эрик Клэптон. Я просто составил им компанию, держался в стороне, мне было незачем что-то доказывать, и это мне нравилось. Когда я был с «Битлз», даже на заднем плане мне казалось, что я стою у самой рампы, — там нельзя было спрятаться за спины других музыкантов».
Пол: «В течение трех или четырех месяцев мы с Джорджем и Ринго перезванивались и спрашивали: «Значит, все-таки все кончено?» Дело не в том, что нас торопила записывающая компания. Мы еще надеялись когда-нибудь собраться все вместе. Никто не знал, на самом ли деле Джон настроен серьезно. Может, через неделю он одумается и скажет: «Я просто пошутил». Мне казалось, что Джон не стал хлопать дверью, а оставил ее открытой. Может, он хотел сказать: «Я почти ушел, но…»
И мы цеплялись за эту соломинку несколько месяцев, а потом поняли: да, мы уже не группа. Вот и все. Все действительно кончено.
Я задумался: «Ну, в таком случае надо позаботиться о себе. Нельзя просто позволить Джону контролировать ситуацию и обращаться с нами, как с капризной подружкой». Я записывал альбом «McCartney» («Маккартни»), и однажды я спросил: «Может, уже пора объяснить все людям?» Все воскликнули: «Нет, нет, никому не говори, что мы разбежались!» Но я считал, что мы должны объясниться. Не знаю, почему они предпочитали молчать. Думаю, к этому имел непосредственное отношение Кляйн».
Джордж: «Битлз» стали своего рода объединением, которое никому не хотелось разрушать извне. Разве что пресса могла этого хотеть, потому что журналисты вечно гоняются за сенсациями. Им все равно, хорошо это или плохо, была бы сенсация, и потому журналисты склонны торопить события, направлять их по негативному пути, надеясь что-нибудь выведать. Наверное, публика во всем мире хотела новых пластинок «Битлз», но английские журналисты чувствовали, что с группой покончено.
Кажется, Пол уже записывал сольный альбом у себя дома. Джон уехал с группой «Plastic Ono Band», и всем стало ясно, что группа распалась, но никто не говорил: «Ну, вот и все, больше мы никогда не соберемся все вместе». Когда журналисты задавали нам такие вопросы, мы по-прежнему отвечали: «Кто знает? Мы все еще вместе».
Пол: «К тому времени положение осложнилось, но я все-таки продолжал звонить, пытался общаться и держал двери открытыми. Но затруднения продолжались, понадобилось двадцать лет, чтобы разобраться, что стало с «Битлз».
Я отдалился от остальных, когда появился Кляйн. Мне ни в коем случае не хотелось, чтобы он занимался моими делами. Меня уговорили отдавать Кляйну двадцать процентов. Для этого они прибегли к такой уловке: «Ладно, он получит двадцать процентов от любых дополнительных доходов, которые обеспечит нам. Если «Кэпитол» согласится платить нам такие гонорары и Кляйн добьется этого, значит, он получит двадцать процентов от разницы».
Вышло так, что трое оказались против одного. Да если бы только трое! Мне казалось, я был один против всего мира. По-моему, против меня были триста миллионов. Так мне представлялось, я должен был спасти состояние «Битлз». Все, что мы заработали, было вложено в компанию, и я не собирался никому отдавать ее».
Джон: «Я навсегда запомнил фильм и тех англичан, которые пишут эти дурацкие оперы, — Гилберта и Салливана. Помню, как я смотрел фильм с Робертом Морли и думал: «Такого с нами не будет никогда». Но это случилось, и это встревожило меня. Вот уж не думал, что мы дойдем до таких глупостей, как споры и разрыв. Но по своей наивности мы позволили людям поссорить нас — вот что произошло. Так все и получилось. Я имею в виду не Йоко, а бизнесменов. Так бывает, когда люди решают развестись: сначала они хотят расстаться друзьями, но потом вмешиваются адвокаты и заявляют: «Беседуйте с другой стороной только в присутствии адвоката», — тогда и возникает настоящий раскол.
Только из-за адвокатов разводы заканчиваются скандалами. Если бы развод был такой же приятной церемонией, как бракосочетание, было бы гораздо лучше. Даже развод деловых партнеров. Но он всегда заканчивается скандалом, потому что тебе не разрешают говорить то, что ты думаешь. Приходится говорить эзоповым языком, проводить часы с адвокатом, ты раздражаешься и в конце концов начинаешь нести то, от чего воздержался бы при других обстоятельствах» (71).