Однако везение было лишь частью успешной карьеры Лумеля. Многим он был обязан исключительно собственному трудолюбию и стремлению выслужиться.
   – Я сержант армии Ларренса, – повторил Гальен, когда Лумель предстал перед ним.
   – Да, уже слышал, – небрежно отозвался Лумель. – Чем могу быть полезен? Желаете наняться на работы? У меня есть несколько вакансий. Оплата у нас небольшая, зато очень выгодные контракты. Хотите почитать? Вы умеете читать?
   – Я пришел поговорить вовсе не о контрактах, – возразил Гальен. – У нас возникли проблемы.
   – Понимаю! – живо откликнулся Лумель. – И вы хотели бы решить их за мой счет? Очень похвально, а главное – откровенно.
   – Я не вполне понимаю ваш тон…
   – Правда? – Лумель прищурился. – В таком случае извольте выслушать истолкование. Мой тон был насмешливым. Потому что я не намерен решать ваши проблемы за собственный счет.
   – Но выслушайте по крайней мере!.. – горячо произнес Гальен. И добавил с подкупающей искренностью: – Мне нечем кормить людей.
   – Кажется, где-то дальше к северу действуют армейские контракты о поставке продовольствия, – напомнил Лумель. – Вы, вероятно, заблудились. Это не у нас. У нас нет собственного продовольствия. Мы сами получаем его.
   – Да, мы туда и направлялись, – сказал Гальен. – Вот, посмотрите наши документы.
   Он достал бумаги и протянул их Лумелю. Тот быстро просмотрел листы и вернул их владельцу.
   – Не вижу, какое отношение они имеют ко мне. Здесь обозначен пункт, который находится гораздо севернее. Вы сбились с пути. Позвольте, я покажу вам на карте.
   – Нет, мы вовсе не сбились с пути, – остановил Лумеля Гальен. – Я знаю дорогу. Армейские сержанты менее глупы, нежели вам бы хотелось.
   – Касательно армейских сержантов я не имею ни одного желания, – сообщил Лумель. – Разве что желания поскорее расстаться с ними.
   – Вы должны нам помочь, – сказал Гальен твердо. – Иначе начнутся беспорядки. Мы не можем добраться до обозначенного в контракте района: там только что произошло землетрясение. Дорога перекрыта.
   – Землетрясения у нас не редкость, и никого они не повергают в панику, – сказал Лумель, пожимая плечами. – Вам я также не советую огорчаться. Дорогу разберут завтра-послезавтра, и сообщение восстановится.
   – Да, но провизия нужна мне сегодня, иначе через три-четыре дня голодная армия примется за разбой.
   – Любезный… э… не знаю вашего имени. Любезный сержант, какое отношение ваши беды имеют к моему поселку?
   – Отдайте провизию, – сказал Гальен прямо. – Вам привезут нашу, а я заберу вашу. Иначе случится беда.
   – Слушай, ты, – произнес Лумель, темнея лицом, – если ты не понимаешь обычных слов, скажу по-твоему, по-армейски. Убирайся к дьяволу! Ты хорошо меня понял?
   – Да, – сказал Гальен.
   Он повернулся и вышел. Лумель посмотрел ему вслед. Уселся за стол, схватился за голову, поскреб в волосах.
   – Ерунда какая-то, – пробормотал он. – Не могу же я отдать воякам провизию, предназначенную для шахтеров?
   Он представил себе, как люди, вернувшись из шахт, обнаруживают, что в столовых пусто, и засмеялся. Глупости. Он все сделал правильно. Вояки должны убраться из поселка.
   Лумель поднялся на крышу дома и стал смотреть. Отряд из десяти человек потоптался на единственной улице, затем развернулся и поехал прочь. Но не на север, где действительно сегодня утром было землетрясение, а на юг. Лумель нахмурился. Что им потребовалось на границе герцогства?
 
* * *
 
   Когда поселок скрылся из виду, Гальен остановил коня.
   – Этот засранец дал мне понять, что провизию к ним привозят откуда-то из другого места. Предполагаю, направление мы взяли правильное. Хлеб выращивают на юге.
   – Мы можем прождать здесь не один день, прежде чем появится обоз, – предупредил один из солдат.
   Гальен повернулся к нему, насмешливо сощурился.
   – Ничего подобного. Ты недооцениваешь меня, кажется. Недаром меня обучали в Академии. А ты где учился?
   Солдат отмолчался.
   Гальен сказал:
   – У них в столовых пусто. Никто не готовит еду, дым из трубы не валит. И этот их начальник сидит в поселке. Знаете, что это значит? Это значит, что он как раз ожидает обоза. И обоз запаздывает. Так что мы посидим здесь какое-то время и посмотрим, не ошибся ли я.
   Старый служака восхитился:
   – Молодец. Не зря просиживал задницу в Академии. На мародера тебя отменно выучили.
   – Даже диплом выдали, – весело согласился Гальен.
   Обоз появился спустя пару часов. Ожидание не показалось отряду Гальена слишком долгим. Солдаты охотно расположились на отдых. Лошади выискивали редкие травинки среди камней и выглядели озабоченно, люди валялись на камнях, устроившись, кто как умел, когда за поворотом дороги, очень близко, раздались конское ржание и грохот колес.
   Солдаты вскочили, схватились за оружие. Гальен снова извлек из-за пазухи свои бумаги.
   – Попробуем договориться, – шепнул он.
   Служака покачал головой.
   – Лучше нападем без предупреждения, – предложил он. – Если начнутся разговоры, они успеют подготовиться. Решили действовать силой – будем действовать силой.
   – Ты прав! – Гальен сунул бумаги обратно и вытащил меч. – Вперед!
   Обоз вынырнул из-за поворота, и на узкой дороге сразу стало очень тесно. Лошадь, запряженная в первую телегу, шарахнулась в сторону при виде сверкающей стали, и телега с хрустом припечаталась к скале. Лошадь взбрыкнула, махнув в воздухе копытами. Один из солдат, получив сильный удар в грудь, повалился на землю, и его затоптали двое других, бежавших навстречу обозу.
   Гальен вскочил на телегу и поднес меч к горлу сидящего на козлах человека.
   – Мы забираем ваш обоз, – объявил он.
   Вместо ответа человек огрел его кулаком. Это произошло так неожиданно, что Гальен не успел отреагировать. Ахнув, он упал и поскорее откатился в сторону, пока бьющаяся лошадь не ударила его копытом.
   Началась свалка. Люди Гальена набрасывались на возниц, те отбивались кнутами и кулаками. Никто не ожидал грабежа на дорогах герцогства, в двух часах езды до ближайшего поселка, поэтому возницы не были вооружены. Тем не менее они сумели дать достойный отпор нагадавшим. Двое из солдат были серьезно ранены, а тот, кого лягнула лошадь, умер.
   Возницы пострадали куда серьезнее, хотя не умер из них никто. Солдаты старались бить неприятелей по рукам, чтобы заставить тех прекратить сопротивление, но по возможности не слишком увечить. Гальен и его люди вполне отдавали себе отчет в том, что произойдет, если они поубивают весь обоз.
   Когда сражение закончилось, Гальен велел всех раненых собрать у одной из телег. Сержант уселся в седло подъехал к телеге и остановился. На него уставились злые, утомленные глаза.
   – Я не хотел этого, – проговорил Гальен. – Но вы не пожелали сотрудничать. Нам нужен хлеб, нам нужны фрукты. Это для армии. Вот контракт, видите?
   Возницы молчали, только один плюнул.
   – У меня есть контракт, и я поступил так, как меня вынудили, – настойчиво повторил Гальен. – Мы не причинили вам большого вреда. Мы вообще не причинили бы вам вреда, если бы вы проявили добрую волю.
   – Нас ведь не спросили, – подал голос один из возниц.
   – А если бы я спросил, что бы вы ответили? – поинтересовался Гальен.
   – Убирайся под землю! – рявкнул другой возница.
   Гальен засмеялся.
   – Вот видите! Прощайте, добрые люди.
   Он махнул рукой своим солдатам:
   – Забирайте телеги. У нас мало времени. Прогоним их через поселок, прежде чем шахтеры вернутся с работ.
   Да, вот это Гальен не обдумал. Как они будут возвращаться в замок? Если бы они находились на равнине, никаких проблем бы не возникло. Они попросту избрали бы кружной путь. Но здесь, в горах, будь они неладны, не существовало никакого кружного пути. Только одна дорога. Взад – вперед. Через поселок. Где скоро появятся толпы обозленных горняков, у которых отобрали продовольствие.
   «Вторая ошибка, – подумал Гальен. – Горняки не южные крестьяне. Не крепостные. Не тупые невежды, которые побесятся-побесятся, да и успокоятся. Это свободные люди, которые хорошо знают, чего они хотят. А хотят они сытно питаться, много работать, выработать свой контракт и закончить дни в уютном домике, на свободе и в покое… Нужно спешить».
   – Поспешим! – крикнул он. – Не копайтесь!
   Они кое-как успокоили лошадей и двинулись обратно, к поселку.
 
* * *
 
   Еще одно коварство гор заключалось в том, что здесь можно было видеть издалека. Забравшись на какую-нибудь скалу, кто-нибудь вроде Лумеля имел возможность разглядеть свалку на дороге в нескольких милях от поселка. А затем, зажигая сигнальные огни, вызвать горняков наверх раньше времени.
   Поэтому к тому моменту, когда захваченный солдатами обоз приблизился к поселку, людей Гальена уже поджидали. Навстречу солдатам хлынули обозленные горняки. Они были вооружены молотками, ломами, острыми кирками. Гальен сделал единственное, что можно было сделать в подобном положении: приказал всем спешиться и укрыться за телегами.
   На узкой горной дороге это получилось не слишком удачно. Телеги прикрывали солдат только спереди и сзади; с флангов отряд Гальена оставался открытым, поскольку втиснуть телеги между людьми и почти отвесной скалой не удалось.
   И именно оттуда, сверху, со скал, на солдат набрасывались горняки. Гальен увидел, как рядом с ним упал солдат с разбитой головой. Старый служака широко размахнулся мечом, оскалил зубы:
   – Придется убивать! – крикнул он своему незадачливому командиру.
   Но ни одного выпада он сделать не успел: сверху на него бросили кирку, и острый ее конец вонзился солдату в висок.
   Гальен отбил удар железного лома, на мгновение увидев возле своего лица пыльную физиономию с вытаращенными глазами; горняк явно не имел ни малейшего представления о фехтовании и действовал исключительно на гребне ярости. Что ж, ему придется поплатиться за это. Гальен сделал быстрый выпад, уклонился от нового удара и почувствовал, как лезвие входит в тело противника. Глаза, почти белые на испачканном лице, выпучились еще больше, горняк булькнул, выговорил невнятное слово и упал.
   Гальен выдернул меч и тотчас столкнулся лицом к лицу с новыми противниками: на него бежали сразу двое. Сзади его толкали. Бросив беглый взгляд через плечо, Гальен увидел, что к нему пробиваются еще трое врагов. Один-единственный солдат с трудом сдерживал их натиск. Долго парень не продержится.
   Самым ужасным в этом столкновении была теснота. Гальен не мог ни размахнуться, ни уклониться от удара, даже если и видел, как надлежит действовать, и имел время и возможность это сделать. Поэтому он неожиданно наклонился и нырнул под телеги. Забравшись в узкое пространство между колесами, сержант скорчился и стал просто ждать, пока сражение завершится.
   Это случилось почти сразу. Двое солдат, последние из остававшихся невредимыми, побросали оружие и сдались. Одного из раненых успели добить, прежде чем до обозленных горняков дошло, что они одержали победу и враг сдается на милость победителей.
   Затем Гальену стало легче дышать. Телеги растащили в стороны. Показался Лумель. Он быстро шел среди лежавших на дороге, истекающих кровью людей. За ним спешили еще пять человек. К каждому из лежащих Лумель стремительно наклонялся, бегло осматривал и отдавал распоряжения своим спутникам.
   Гальен поразился тому, как ловко и слаженно действуют подчиненные Лумеля. Должно быть, он и впрямь отменный руководитель.
   Наконец Лумель добрался до Гальена. Сержант сидел на земле и тряс головой, пытаясь прийти в себя. Лумель вырос над ним: невысокий, коренастый, прочно стоящий на своей земле.
   – Ну, господин хороший, вы, как я вижу, не вняли доброму совету, – сказал Лумель. И, нагнувшись к сержанту, отчетливо произнес: – Сволочь!
 
* * *
 
   Десять горняков верхом на солдатских лошадях примчались в замок Вейенто вечером того дня, когда Аббана разоблачила заговор Ингалоры и схватила шпионку. Гальена тащили привязанным между двух лошадей. Он бежал всю дорогу – благо она, хоть и каменистая, была довольно ровной. Лумель возглавлял кавалькаду.
   Шахтеры появились перед воротами замка. Лумель громко закричал, требуя призвать самого герцога и взывая к справедливости.
   Герцог, разумеется, к воротам не явился. Перед горняками возник начальник стражи.
   – Тихо, тихо, – заговорил он успокаивающим тоном. – Если что-то случилось, говорите мне. Я передам его сиятельству, а его сиятельство примет решение.
   – Мы хотим видеть его, – твердо сказал Лумель.
   Начальник стражи окинул Лумеля испытующим взором и, судя по всему, остался весьма доволен увиденным.
   – Что ж, вы его увидите. Но сперва расскажите все мне, хорошо? – проговорил он.
   – Хорошо. – Лумель кивнул. – Мы привели сюда человека, который, как он утверждает, гостит у его сиятельства в замке. Мы хотим сообщить герцогу о том, что он приютил под своей крышей грабителя! Мы обвиняем этого человека, которого привели сюда, перед лицом герцога Вейенто в нападении на наш продовольственный обоз в грабеже и убийстве.
   Начальник стражи поднял брови и задержал их в этом положении. Затем перевел взор на Гальена.
   Гальен являл собой жалкое зрелище и сам знал об этом. Его сапоги развалились, он был весь покрыт липким потом и пылью, забрызган чужой кровью и к тому же избит: несколько шахтеров, не удержавшись, выместили досаду на беззащитном пленнике, и Лумель не захотел им препятствовать.
   – Это правда? – спросил начальник стражи.
   Гальен опустил голову и повис на своих путах: он потерял последние силы. Начальник стражи поднял взор на Лумеля.
   – Я заберу его и закрою в комнате. У него будут связаны руки и ноги, так что он не сбежит. Сдается мне, разговоры следует перенести на завтра. Сегодня он не скажет нам ни слова, даже если и захочет.
   – Зато я могу сказать, и очень многое, – объявил Лумель.
   – Хорошо, – подумав, решил начальник стражи. – Входим в замок. Вы располагаетесь на постой. Пленника я забираю. Завтра герцог вас примет.
   – Только утром, пораньше, – предупредил Лумель. – Нам нужно возвращаться на работу.
 
* * *
 
   Однако герцог предпочел разобраться в ситуации с горняками сразу же, едва только ему доложили о случившемся, не дожидаясь утра. Для начала Вейенто потребовал, чтобы к нему привели Гальена.
   – Он почти обезумел, – предупредил начальник стражи, – Вряд ли сможет объяснить что-нибудь связно.
   Вейенто не стал ни возражать, ни настаивать, просто повернулся к начальнику стражи спиной и стал ждать. Поэтому спустя несколько минут Гальена втащили в кабинет его сиятельства и бросили там на пол.
   Герцог медленно обратил взгляд на распростертого сержанта.
   – Сядь, – приказал он. – Не смущайся, садись прямо на полу. Прислонись спиной к стене. Мне нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Потом можешь отдыхать.
   – Хорошо, – невнятно пробормотал Гальен.
   – Ты пытался захватить продовольственный обоз, предназначенный для шахтерского поселка? – спросил герцог.
   – Да.
   – Почему?
   – Контракт… – Гальен потянулся к своей рубахе, где по-прежнему лежали документы.
   – Ты провиантмейстер?
   – Да.
   – Почему ты не поехал в то место, которое было указано в контракте?
   – Там случилось землетрясение.
   – Ты просил о помощи в поселке?
   – Да.
   – Тебе отказали?
   – Да.
   – Они имели на это право. Но как ты догадался, что обоз должен подойти вот-вот?
   – Не было дыма над кухней… И этот Лумель явно ожидал прибытия телег с хлебом и прочим. Это очевидно, – выговорил с трудом Гальен.
   – Ты сообразителен, но глуп, – сказал герцог. – Нападение не удалось, насколько я вижу.
   – Сперва удалось. Они отбились потом, – отозвался Гальен.
   – Где твои солдаты?
   – Убиты.
   – Все?
   – Нет, есть раненые. Не знаю сколько. Они остались в поселке.
   – Как же ты уцелел?
   Гальен долго молчал, прежде чем ответить на этот вопрос. Он пытался придумать что-нибудь красивое, достойное. «Отбился», «случайность», «просто нас учили сражаться, вот я и…» Но ничто не шло на ум. И Гальен просто ответил правду:
   – Спрятался под телегой.
   – Умно. – Герцог пожевал губами. – Ты ведь дружок этой женщины-сержанта, Аббаны?
   – Да. – Гальен удивился тому, что герцог осведомлен об этом. Впрочем, чему удивляться! В своих владениях Вейенто знает обо всем.
   – Она умна, как и ты. И глупа не меньше твоего. Вы оба мне подходите. Я не выдам тебя Лумелю, хотя он сейчас будет просить об этом. Скажу, что ты подлежишь военному суду и что разбираться с тобой будет Ларренс.
   – Спасибо, – пробормотал Гальен, закатывая глаза.
   – Можешь отдыхать, – позволил Вейенто.
   Гальена утащили, а герцог распорядился позвать к нему горняков.
 
* * *
 
   Слух о произошедшем уже разошелся по всему замку среди солдат. Поначалу люди Ларренса отказывались верить в услышанное. Как? Для них нет продовольствия? И не будет? Да еще восемь человек погибли?
   Постепенно возле шахтеров, прибывших вместе с Лумелем, начали собираться вояки. И те и другие поглядывали друг на друга с подозрением. Потом начались всякие разговоры.
   – Эй, это правда, что, если шахтер сломает в забое руку, другие добивают его ударом молотка по голове, чтоб не мучился? – спросил один из солдат.
   – Что? – возмутился молодой шахтер.
   – Да то, что слышал! Мы про вас знаем… Вы ведь лазаете к гномкам под юбки, поэтому у вас и волосьев на лобке нет… Гномки любят выщипывать. Что, не так?
   – Молчи, – прошипел один из шахтеров и взял было товарища за руку, но тот стряхнул его руку и взорвался:
   – Ты, ублюдок! Это твоя мать твоему отцу выщипывала…
   Он не закончил: раздался хруст – сильный удар кулаком выбил шахтеру зуб.
   Молодой человек взревел и набросился на обидчика, плюясь кровью и обломками зуба. Солдат не остался в долгу. По счастью, никто не был вооружен: люди отдыхали в конце дня и готовились уже отойти ко сну. Тем не менее драка закипела мгновенно.
   Замелькали факелы. Прибежал офицер:
   – Немедленно прекратить!
   Ему ответили злобным ругательством, и он ударил сквернослова по голове жезлом. Но разъяренный солдат, вместо того чтобы успокоиться, схватился за жезл и дернул. Офицер повалился на землю, и ему тут же намяли бока.
   Факелы метались в темноте, раздавались утробные вскрики, в воздухе повис стойкий звериный дух разгоряченных тел.
   Сквозь сумятицу свалки один солдат, рослый и белобрысый, вдруг расслышал знакомый голос:
   – Эй, я здесь! Выпусти меня!
   Он остановился, смел со своего пути нескольких шахтеров, сделав это без особенного труда, и вырвался из клубка дерущихся. Прислушался. Неужели ему не почудилось и он действительно услышал, как зовет танцовщица? Но где она? И почему ее надо «выпустить»?
   – Ингалора! – позвал он, громовым ревом перекрывая шум потасовки.
   – Я здесь! – снова донесся голос.
   Солдат повернулся и увидел маленькую дверь в стене. Вот так дела – оказывается, танцовщицу заперли! Любопытно бы узнать почему. Набедокурила где-то, не иначе. Нрав у нее буйный, ничего не скажешь. В постели это бывает хорошо, а в иных ситуациях, видать, не слишком.
   Если за этой дверкой располагается гауптвахта, то перед нею должен находиться охранник. Однако охранника как раз в эту минуту здесь не было, и по очень простой причине: битва вспыхнула как раз в этом месте, и охранника затянуло в общий водоворот.
   Не долго раздумывая, белобрысый вышиб дверь ногой, ворвался в темное, тесное помещение и растерянно огляделся. Мгновенно худое горячее тело возлюбленной влетело в его объятия.
   – Меня хотят повесить! – сообщила она, жалуясь и ластясь к нему.
   – Сволочи.
   – Будь осторожней, это герцог.
   – Герцог хочет тебя повесить?
   – Да.
   – Не верю.
   – А, никто не верит! – небрежно отмахнулась Ингалора. – Я шпионка – не в пользу кочевников, конечно, а в пользу одной дворцовой интриги, – и он про это узнал. Он тоже замешан, представляешь?
   – Идем.
   Не слушая ее болтовню, солдат схватил девушку за руку и вытащил наружу. Свалка была в разгаре. Перевес оставался на стороне солдат – в силу их численного преимущества. И все же шахтеры в обиду себя не давали. Не такой они народ, чтобы в обиду себя давать.
   Ингалора быстро, деловито огляделась по сторонам. Увиденное немало порадовало ее, судя по тому, какое выражение приняло ее остренькое личико.
   – Ух, как они друг друга! – восхитилась она.
   Багровый свет пламени пробегал по ее лицу, как румянец, ее глаза то вспыхивали, то гасли. Солдат поглядывал на нее сбоку, и вдруг несвойственная ему доселе мысль пришла в его голову: должно быть, он никогда до конца не поймет ни одну из тех женщин, что ему нравятся. А жаль, потому что Ингалора очень ему пришлась по душе. Так и провел бы с нею остаток жизни.
   – Ты милая, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
   Она улыбнулась.
   – Ты тоже милый. Прощай: мне нужно исчезнуть, пока никто не хватился.
   – Понимаю, – с громовым вздохом отозвался белобрысый.
   Ингалора живо повернулась к нему, повисла на его шее, сильно стиснув ее костлявыми руками.
   – Обидно вот так расставаться!
   – Если ты не соврала насчет шпионки и остального, – сказал солдат рассудительно, – то не так уж обидно. Лучше ты будешь далеко, да живая, чем близко, да мертвая.
   – Ходил бы ко мне на могилку, – предложила она, щекоча его ухо губами.
   – Толку-то? Мы все равно скоро покидаем замок.
   – В таком случае прощай…
   Она оттолкнулась от него, как будто собралась прыгать, и побежала прочь. Он смотрел, как она бежит, уворачиваясь от размахивающих кулаков и лягающихся ног почему-то ему становилось все веселее и веселее. Странная девушка, но очень хорошая. Авось, частичка ее удачи перешла и к ее любовнику.
   Белобрысый отвернулся и с громким воплем опять ввязался в драку. Ингалора исчезла, растворилась в темноте; сейчас солдат готов был поверить в то, что эта девушка вообще никогда не существовала. Просто приснилась ему в одну хорошую ночь.
   Он сжал кулак и радостно опустил его на голову подвернувшемуся человеку: кстати, тот оказался не шахтером, а своим братом, из солдат. Да какая, собственно, разница!
 
* * *
 
   Лумель явился к Вейенто по первому требованию. Один. Безупречно вежливый, знающий себе цену, хорошо осведомленный о своих правах. С достоинством поклонился.
   Вейенто кивнул ему на стул. Лумель, не замедлив ни мгновения, уселся.
   – Мне сообщили о случившемся, – начал герцог без излишних предисловий. – Жаль, что дело обернулось именно таким образом. Все это можно было уладить гораздо более мирным путем.
   – Не понимаю, почему ваше сиятельство говорит о мирном пути мне, а не сержанту, – возразил Лумель.
   – Сержант, насколько мне известно, поставил вас в известность о происходящем. Ему срочно требовалась провизия, а в местности, где действовал армейский контракт, произошло землетрясение.
   – Он не имел никакого права на наш продовольственный обоз.
   – Да. Но армию необходимо кормить.
   – Моих людей – тоже. И это был наш обоз, – настойчиво повторил Лумель.
   – Я не оправдываю сержанта. Однако прошу отметить: у него имелись довольно серьезные резоны и он поступал в соответствии со своими понятиями, – сказал Вейенто.
   Лумель приподнялся. На его лице появилось недоумевающее выражение.
   – Я не ослышался? – спросил он. – Ваше сиятельство намерены нарушить сейчас собственный закон?
   – Чего вы хотите? – спросил Вейенто.
   – Справедливости.
   – Более определенно и четко, пожалуйста. Я очень устал. Вы же видите, я готов удовлетворить ваши требования. Особенно если это будут разумные требования.
   – В таком случае мы хотели бы публичной экзекуции сержанта.
   Вейенто помолчал, постукивая пальцами по колену. Лумель безмолвно смотрел на него. В конце концов Вейенто решился:
   – С вами я буду говорить абсолютно откровенно. Вы имеете право требовать экзекуции для бедолаги сержанта. Вероятно, это залечит ваши раны и утихомирит оскорбленное чувство справедливости. Вероятно. Но мне не хотелось бы подобным образом портить отношения с Ларренсом, который платит этому человеку и в определенной степени несет за него ответственность.
   Стало тихо. Потом Лумель встал.
   – Вы отказываете нам?
   – Нет. Сядьте! – резко прикрикнул на него герцог. Лумель, правда, остался на ногах, но замер возле двери. – Я предлагаю сократить срок контракта всем пострадавшим в этом деле. Скажем, на пять лет. Вас это устроит? Или вы предпочтете взыскание за учиненные вами беспорядки, чтобы в награду получить право увидеть поротую задницу какого-то дурака? Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем настаивать на своем.
   – Мы подумаем, – сказал Лумель. – Позвольте искренне поблагодарить ваше сиятельство.
   Он поклонился и выскользнул за дверь.
 
* * *
 
   Ингалора бежала в темноте. Луны еще не взошли, звезды еле-еле освещали горную дорогу. Девушка не знала, какое направление она выбрала, северное или южное. Она плохо ориентировалась по звездам. А лун, как назло, все не было и не было. Наконец она решила остановиться и дождаться хоть какого-нибудь света.