Эмери молча смотрел на нее. Он явно не поспевал за ходом ее мыслей. Может быть, потому, что она все-таки успела проснуться, а он еще наполовину плавал в сонных грезах.
   Уида сказала:
   – Давай рассуждать. Солдаты разгонят мятежников. Те побегут спасаться. Куда?
   – В лес, – сказал Эмери.
   – Кого они там могут встретить? – продолжала Уида, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника.
   – Талиессина…
   – Нет, Эмери, – поправила Уида со вздохом, – они встретят там эльфа. Понимаешь теперь? И поблизости не будет никого, кто сможет защитить его. Разве что мой отец и король Гион окажутся неподалеку… если только они не уехали куда-нибудь развлекаться в компании с бедным покойным.
   – А такое возможно?
   – Что возможно? – Уида усмехнулась. – Что король Гион и мой отец уехали развлекаться? И Кустера с собой прихватили? Да разумеется! Они и в прежние времена нередко исчезали на несколько лет, а уж теперь, когда у них появился новый приятель, которого можно дурачить, пугать и удивлять, – теперь, я думаю, и подавно! А ты не знал? Как ты полагаешь, почему я постоянно в ссоре с моим отцом?
   – Потому что вы с ним похожи, – сказал Эмери.
   – Вероятно, – сморщилась Уида. – Не хочу это обсуждать.
   – Как тебе угодно. Ты ведь первая об этом заговорила.
   – Ну вот, началось… – Всем своим видом она изобразила тоскливую досаду. – «Ты первая начала!» – «Нет, это ты первый начал!»… Печальные воспоминания детства. Впрочем, у тебя есть брат, тебе это должно быть понятно.
   – Нет, – сказал Эмери.
   – Что – «нет»? – вскинулась Уида. – Нет брата? Мне-то можешь голову не морочить, я ведь имела удовольствие наблюдать вас вместе.
   – Ну да, – сказал Эмери. – Брат у меня есть. И ты достаточно долго видела нас вместе, чтобы заметить, что мы не ссоримся.
   Уида махнула рукой.
   – Это вы нарочно изображали, чтобы мне досадить. А еще говорят, будто мужчины не мелочны и им, дескать, чуждо коварство!
   – Да, – подтвердил Эмери, – мы, мужчины, дьявольски коварны. Кстати, почему ты расхаживаешь в одной рубахе? Нам скоро выезжать.
   Она сверкнула улыбкой.
   – Так ты согласен? Со всеми моими предположениями? И со всеми доводами? Вообще – со мной? Целиком и полностью?
   – Да, – ответил Эмери. – Поступим по-твоему. Сперва заглянем в деревню, чтобы убедиться…
   Он осекся, не в силах выговорить то, что пришло ему на ум.
   Уида спокойно завершила:
   – Чтобы убедиться в том, что Талиессина там нет и что он не пострадал во время мятежа.
   – Да, – Эмери кивнул, – а после, не дожидаясь солдат, отправимся в Медный лес…
   Уида с задумчивым видом жевала свой локон. Заметив, что Эмери наблюдает за ней, выплюнула волосы и сказала:
   – Вот и мне почему-то не хочется, чтобы солдаты обнаружили Талиессина раньше, чем его встретим мы. Сама не могу объяснить, откуда такое предчувствие…
 
* * *
 
   Человека, командовавшего солдатами, звали Мельгос. О мятеже ему было известно не многое. Только то, что сообщили отряду перед отправкой из столицы: убийство землевладельца, поджоги, грабеж. Так он и сказал двум знатным господам, которые догнали отряд уже возле самой деревни.
   Знатные господа, мужчина и женщина, были встревожены. Они отправились в путешествие, как они заявили, наедине, дабы укрепить свои брачные узы. Поэтому они не взяли с собой даже слуг. Дама, в богатом дорожном платье, добавила при этом:
   – Разумеется, мы отдавали себе отчет в том, что возможны разного рода приключения… Но не настолько же отвратительные! К тому же это просто опасно.
   Ее лицо, неправильное, но очень привлекательное, глядело из-под покрывала ясно и простодушно. Мельгос был очарован.
   Он ответил с поклоном:
   – Мы сделаем все возможное, госпожа, чтобы ваше приключение не стало отвратительным. Вероятно, было бы разумнее избрать другую дорогу.
   – Нет, – вмешался Эмери, – мы не намерены отступать от нашего первоначального плана. Подобное отступление испортило бы нам настроение. К тому же теперь, когда нам стало известно о здешних неприятностях, мы желаем убедиться в том, что бунт подавлен.
   – Можете не сомневаться, – заверил Мельгос. – Даю вам слово.
   – Я уверена в том, что вы сделаете все, дабы это слово сдержать, – заявила Уида, – однако обстоятельства могут оказаться сильнее. Мне уже разок доводилось видеть, как это бывает. Однажды мой покойный брат, его звали Кустер, дал мне слово, что поймает для меня хорька – я непременно желала иметь ручного хорька. Положим, я поверила брату и уже приготовила для своей комнаты вышивку: «Здесь живет хозяйка хорька». И что же? Той же ночью, как он ушел на ловитву, он оступился в темноте и сломал себе шею.
   – Не слушайте мою жену, – перебил Эмери, – она весьма огорчена смертью своего брата.
   – Да, понимаю. – Мельгос глянул на Эмери с мимолетным сочувствием. – Каждый переносит горе по-своему. Бывают весьма странные способы. Это очевидно.
   – Поэтому, – очаровательно улыбаясь, заключила Уида, – мы непременно желали бы посмотреть, как вы усмиряете бунт. Хорошо? Мы постоим в сторонке.
   – Боюсь, сударыня, что вид этих людей… э… – Мельгос поперхнулся.
   Уида схватила его за руку.
   – Ерунда! Я отлично знаю, что бунтовщики, если их схватить, выглядят как самые обычные люди, только еще более жалкие.
   – Это, госпожа, я и хотел сказать, – с достоинством объявил Мельгос.
   Он уже понял, что от попутчиков не избавиться. Он не мог запретить им ехать по той же дороге, не мог арестовать их и отправить восвояси. К тому же и этот Эмери держался так, словно имел связи при дворе, – стоит ли раздражать его?
   Мельгос сказал ему:
   – Защищайте вашу спутницу сами. У меня вряд ли хватит солдат для того, чтобы охранять такую… м-м… оживленную даму. Если она окажется в гуще событий, то, боюсь, я могу оказаться бессилен…
   Эмери молча кивнул. Мельгос сжал его руку и отъехал в сторону.
   Деревня открылась сразу за поворотом. Здесь действительно начинался проселок, отметил Эмери. Уида остановила коня и громко, весело свистнула. Перед ними лежали руины. Вялый дым поднимался в воздух. Воняло перегаром, от горечи першило в горле. У бунта началось похмелье.
   Первыми в деревню вошли всадники. Кони брезгливо ступали среди развалин, обходили горы битого стекла, поднимали тучи пепла.
   Уида быстро оглядывалась по сторонам.
   – Я не вижу здесь никаких мятежников…
   – Может, они прячутся? – шепнул Эмери.
   Уида покачала головой.
   – Нет, они ушли. Здесь только женщины и старики, да еще несколько мужчин, которые не боятся за себя.
   Действительно, скоро из одного из уцелевших домов послышались плач и отчаянные крики. Солдаты вытащили наружу женщину с мятым покрывалом поверх встрепанных волос. К ее юбке прицепились двое чумазых мальцов, а следом бежал нескладный мужчина и невнятно ругался.
   – Ушли! – отчаянно кричала женщина, отрывая от себя мальцов и делая мужчине непонятные знаки. – Ушли, все ушли!
   Мельгос наклонился к ней с седла. Она вдруг заметила высоко в небе всадника и перепугалась. Присела, замолчала, двигая губами.
   – Куда они ушли?
   Женщина молчала, прибитая к земле ужасом.
   Мужчина сказал:
   – Что вы к бабе прицепились? Меня спросите.
   Он, конечно, знал, что солдаты держат его на прицеле: добрая половина пеших в отряде была вооружена луками.
   – Они ушли в Медный лес. Здесь только крестьяне. Не всем бунтовать охота, кто-то хочет просто жить. А вы как думали?
   И он вздохнул.
   Мельгос спросил:
   – Где господин Алхвине?
   – Повесили его, – сказал тощий мужчина.
   – Где тело?
   – Закопали.
   – Куда закопали?
   – Не знаю. Тут один распоряжался, он и приказал.
   – Кто распоряжался? – Мельгос насторожился.
   – Не знаю. Похож на пришлого, но такой уверенный! Без него, пожалуй, вы нас всех бы поубивали, а так – глядите-ка, чтобы вас самих тут всех не поубивали. Он это дело хорошо знает.
   Мельгос задумался. Потом уточнил:
   – Так это он увел отсюда мятежников?
   Тощий мужчина покивал:
   – Забрал всех, кому это понравилось, и скрылся. Умно придумал! Здесь против вас оборону не выдержать, а у него поблизости присмотрена целая крепость. Так он сказал.
   – Кто он такой? – Мельгос становился все более озабоченным.
   Крестьянин пожал плечами.
   – Мне-то откуда знать?
   – Он ведь как-то назвался? Каким именем?
   – Сказал, его зовут Гай.
   Имя ничего не говорило – ни Мельгосу, ни Эмери, ни Уиде. Они недоуменно переглянулись.
   – Должно быть, какой-нибудь ополоумевший капитан, дезертир из числа бывших наемников Ларренса, – прошептал Эмери.
   Мельгос стал мрачнее тучи. Прямо у него под носом появилась готовая шайка разбойников. Если теперь Мельгос не настигнет этого Гая с его бандитами, каждое убийство, совершенное ими, каждый грабеж лягут на совесть Мельгоса и отяготят ее до скончания дней. Нужно было торопиться.
 
* * *
 
   – Любой из оставшихся в той деревне может быть виновным, – говорил Мельгос, обращаясь преимущественно к Эмери, хотя Уида ехала рядом и внимательно ловила каждое слово. – Но что мне делать? Задержаться в деревне на несколько суток и допрашивать каждого?
   – Нет, это было бы бессмысленной тратой времени, – сказал Эмери. – Мужланы лукавы и бывают на удивление тупы. Особенно когда им это выгодно. – Он усмехнулся. – Не думайте, я вовсе не презираю их. Скорее наоборот: отдаю дань уважения их хитрости. Непроходимая тупость – вот то оружие, которым они легко отбивают любые атаки умников.
   – Согласен, – сквозь зубы проговорил Мельгос – Стало быть, пусть у нас в тылу остаются возможные враги?
   – Гай забрал с собой лучших, – вмешалась наконец Уида. – Те, что остались, для него бесполезны и, следовательно, практически безопасны для нас.
   – Они, скорее всего, будут проданы на север, – произнес со вздохом Мельгос. – Разобщены, разбросаны по разным поселкам. Если это будет зависеть от меня, я дам настоятельную рекомендацию при продаже разбивать семьи.
   Эмери молчал. Он думал о Радихене. «Как правило, самых злых врагов мы создаем себе сами, размышлял он. – Впрочем, кто поручится за то, что герцог Вейенто не делает сейчас того же самого? Хотел бы я знать, как выглядит тот враг, который, возможно, уже скоро выйдет из его наковален отточенным, точно меч!»
   Проселок незаметно завел их в лес. Эмери показалось, что деревья сами собой вдруг выросли вокруг, а дорога рассыпалась на мириады тропинок между стволами. Люди и кони пошли медленнее. Уида озиралась по сторонам, жадно втягивая ноздрями лесной воздух: она откровенно наслаждалась поездкой.
   – Я знаю, – проговорила она тихо, поймав взгляд Эмери, – что скоро здесь может произойти сражение, многие люди умрут… Но мне трудно думать об этом. Такие, как я, мы не умеем беспокоиться заранее.
   – Где-то здесь находится он. Тот, кого мы ищем, – еле слышно шепнул Эмери. – А если он по какой-нибудь глупой случайности погибнет, то…
   Уида вздрогнула и на миг стала серьезной, а затем блаженная улыбка вернулась на ее лицо.
   – Но ведь этого еще не случилось, – отозвалась девушка. – И до тех пор, пока вообще ничего не случилось, Эмери, позволь мне просто дышать полной грудью!
   Он молча отвернулся. И застыл. Перед ними находилась та самая скрытая крепость, о которой упоминал крестьянин в сгоревшей деревне: высокий деревянный частокол, скрывающий некое строение. И было совершенно очевидно, что недавно здесь уже побывали какие-то солдаты. Под стенами маленькой крепости виднелись обрывки старой палатки, наполовину сгнившей после дождей. Толстый ковер прошлогодней и позапрошлогодней листвы и темной хвои был разрыт – по нему долго топтались люди и кони. Осталось несколько больших кострищ, и посреди одного валялся солдатский котелок с пробитым донышком.
   – Мы пришли, – сказал Мельгос, спешиваясь. И оглянулся на «молодоженов»: – Похоже, мы застрянем тут на некоторое время, так что, если вы останетесь с нами, ваше путешествие изрядно затянется. Не передумали? По-моему, вам лучше было бы оставить отряд.
   Уида перестала улыбаться. Она осматривалась по сторонам с таким видом, словно прикидывала: как лучше штурмовать выросшее перед ней укрепление. Заметив, что Мельгос не сводит с нее взгляда, она проговорила:
   – Обойти крепость и поскакать дальше – так поступают только кочевники пустыни. Хвала небесам, мои предки родились на обычной земле, среди травы, а не в песках. Нет уж, господин Мельгос, я задержусь на неопределенный срок и посмотрю, как вы возьмете эту крепость.
   Эмери вздохнул и сказал, обращаясь к капитану:
   – Крестьянский бунт посреди королевства – это, по-моему, оскорбительно. А вы как находите, господин Мельгос?
 
* * *
 
   – Они пришли, Гай! – возбужденно крикнула Хейта, врываясь в комнату, где расположился Талиессин с десятком своих приближенных.
   Некогда это был пиршественный зал в охотничьем домике короля Гиона. Очень давно, столетия назад, здесь собирались молодые люди, утомленные долгой скачкой по лесам и неравной схваткой с каким-нибудь свирепым кабаном. Здесь выпивались моря отменного вина и съедались горы свежайшего мяса. Где-то на одной из мозаичных картин затерялся портрет самого короля Гиона: он был изображен среди множества юных всадников, богато разодетых и всячески разукрашенных; но который из них был он – не мог бы определить сейчас никто, разве что Чильбарроэс.
   Несколько оленьих голов с огромными ветвистыми рогами висели на стенах справа и слева; в центре комнаты красовался гигантский пиршественный стол. На столе, на скамьях вокруг него и на полу спали вповалку люди, которых Талиессин забрал с собой из деревни, уводя от неизбежной расправы. Самые молодые и сильные мужчины, самые озлобленные из тех, кто взбунтовался.
   Женщина была с ними одна – Хейта. Талиессин, который прежде никогда толком не разбирался в людях, сразу определил в ней не столько юную девушку-подростка, сколько вздорное бесполое существо, склонное к хаосу: только посреди мятежей и беспорядков уверенно колотилось ее маленькое сердечко; мирная жизнь медленно убивала ее.
   Хейта как будто впервые родилась на свет только тогда, когда вспыхнули первые искры пожара. Из бесформенного комка глины вытянулись ножки и ручки, тонкие, прохладные, липкие от возбуждения; загорелись хищные глазки, выставились в улыбочке остренькие зубки.
   Из полусна, в котором протекли первые четырнадцать лет ее жизни, она восстала, ликуя, и сразу узрела перед собою божество, что призвало ее к полноценному бытию: человека, который назвал себя Гай.
   Пылая любовью и благодарностью, она размышляла о нем целый день и всю ночь и утром сказала ему:
   – А я думала-думала и теперь знаю.
   – Что? – спросил он, болезненно щуря глаза.
   – Гай – неполное имя. Уменьшительное. Да?
   – Да, – сказал Талиессин.
   – А какое полное?
   «Гайфье», – хотел было ответить Талиессин, таким сильным оказался ее напор, но вовремя смолчал: назваться Гайфье означало практически выдать себя.
   – Думай дальше, – сказал он.
   И она отошла, покусывая палец.
   Талиессин вспомнил об охотничьем домике, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и обе луны утвердились на небе. Он объявил людям, что знает в лесу хорошее укрытие.
   – Уйдем все! – кричали кругом, волнуясь. – Завтра придут солдаты, уйдем все!
   Женщины напирали на него, раскрывая рты, и он видел их потемневшие, раскрошенные зубы, и почему-то его втайне утешала мысль о том, что такими зубами они не смогут его разорвать.
   – Забери всех! – надрывались они. – Ты ведь знаешь, что с нами сделают солдаты!
   – Тихо! – заорал Талиессин, оттесняя их крупом коня. – Ничего они с вами не сделают, вы, курицы! Ничего, ясно вам?
   Они притихли, и только в задних рядах кто-то продолжал недовольно ворчать.
   Чуть тише Талиессин продолжил:
   – Солдаты придут, это точно. Думаю, завтра – сразу после рассвета. В столице уже знают.
   Он безошибочно метнул взгляд в ту сторону, где уже зрел вопрос: «А откуда, умник, тебе известно о том, что знают и чего не знают в столице?» – и быстро добавил:
   – Это не первый мой бунт.
   – Он верно говорит! – крикнули из толпы. – В столице уже все знают, мешкать нельзя!
   – Если мы заберем с собой всех, то не успеем вовремя добраться до крепости, – продолжал Талиессин.
   И снова его поддержал голос невидимки из темноты:
   – Точно, точно! Бабы будут на хвосте висеть!
   – Оставим всех, кто сойдет за мирных жителей, – продолжал Талиессин. – Солдаты не станут убивать женщин и детей.
   – Почему? – заверещала какая-то женщина совсем близко от Талиессина, и принц почувствовал, как вздрогнул под ним конь.
   – Потому что раньше они этого не делали, – устало сказал Талиессин. – Пусть и мужчины останутся, кто не хочет уходить. Потому что тем, кто уйдет со мной, дороги назад уже не будет: нас всех повесят, если схватят.
   – Королева не вешает, – громко сказал какой-то мужчина.
   Талиессину подумалось, что он знает, кто сейчас заговорил: невысокий, с ручищами как лопаты, с серенькой лысинкой, проглядывающей сквозь серенькие волосики. Неопределенных лет. Должно быть, этот.
   Талиессин криво ухмыльнулся своим мыслям. Вот и настало время проверить, истинный ли он потомок Эльсион Лакар!
   – Королева вешает, – уверенно произнес Талиессин. – Я сам видел, как она это делала. Стояла и смотрела, а тот человек дергался и вертелся на виселице. Рассказать?
   – Да нет, – равнодушно отозвался прежний голос. – Я и сам знаю, что вешает. Просто тебя хотел проверить.
   Талиессин внезапно поднял коня на дыбы. Толпа в темноте шарахнулась.
   – Я беру всех мужчин, кто захочет, – крикнул Талиессин, и конь опустился передними копытами на землю. – Оставшиеся пусть ломают дурака, авось им поверят.
   – Что ты обещаешь? – снова спросил рассудительный человечек с серой лысинкой.
   – Ничего, кроме той крепости в Медном лесу, – сказал Талиессин. – И еще то, что не оставлю вас.
   – А вот в это мы, пожалуй, верим, – сказал рассудительный человечек.
   Отряд быстро собрался в темноте, которую рассеивали только лунные лучи, когда им удавалось пробиться сквозь тучи. Талиессин никого не принуждал – решение каждый принимал самостоятельно.
   И когда они уже вышли на дорогу и двинулись в сторону леса, кто-то зашлепал босыми ногами по проселку и, догнав Талиессина, вцепился горячими руками в его рукав.
   – Гай, возьми меня! Возьми меня с собой!
   Он молча подхватил Хейту за руку и усадил в седло. Уткнулся подбородком в ее пыльные волосы, пахнущие мышами. Два широких луча, синий и желтый, скрещивались перед всадником на дороге, и Талиессин, не дрогнув, направил коня прямо в их перекрестье.
   Охотничий домик короля Гиона принадлежал герцогу Вейенто. Сейчас это была его земля, его личные угодья. Герцог мог вернуться сюда в любое мгновение, мог прислать своих людей, мог отправить какого-нибудь капрала – проверить, что происходит.
   «Что ж, – думал Талиессин, – пожалуй, люди Вейенто были бы сейчас для нас весьма кстати. Мы нанялись бы к нему охранять рудники. Меньше всего дорогому герцогу придет на ум разыскивать принца Талиессина у себя под носом. Да, это было бы забавно… Особенно если кто-нибудь из людей Вейенто распознал бы в Гае, капитане наемников, эльфа».
   По счастью, в охотничьем домике за частоколом никого не оказалось. Только следы недавнего присутствия какого-то военного отряда.
   В одной из комнат Талиессин обнаружил разбитую посуду, порванную одежду, пятна крови. Там до сих пор пахло бедой: отчаянием, быть может – неволей. И – полная неизвестность касательно участи тех, чья кровь осталась в доме.
   Но Хейта, побывав здесь, пришла в неистовый восторг: она обнаружила несколько дорогих предметов, явно принадлежавших женщине: гребешки, обрывки лент, наборный поясок, туфельки.
   – А мужчины еще болтают, будто девочка не может быть бандитом, – ликующе объявила Хейта Талиессину, вплетая мятую ленту в свои косматые волосы.
   Он не стал возражать.
   Едва только начало светать, Талиессин вышел проверить частокол. Пришлось укрепить несколько бревен и заменить брус на воротах, но в общем охотничий домик действительно выглядел настоящей крепостью. Талиессин остался доволен.
   Он пересчитал своих соратников: двадцать четыре человека. Двадцать пять, включая Хейту. В доме им будет тесновато. Кое-что из продуктов обнаружилось в кладовых. По мнению громилы с плоским лицом и крохотными глазками – этот крестьянин, несмотря на свою неприглядную внешность, хорошо считал и отличался на удивление уравновешенным характером, – еды хватит на два дня. «Потом мужички возмутятся», – добавил он с таким видом, словно сам не принадлежал к числу «мужичков».
   Его звали Сиган. В деревне у него остались жена и пять детей, но почему-то Сиган о них совершенно не беспокоился. Когда Талиессин спросил об этом, Сиган небрежно махнул рукой: «Надоели».
   – Как думаешь, – спросил Талиессин, – скоро ли придут солдаты?
   Сиган глянул на розовеющее небо.
   – Лучше бы поскорее, – отозвался он. – Мы их тут побьем, съедим здешние запасы, а заодно избавимся от лишних людей…
   – И на север, – заключил Талиессин. – Да?
   Сиган перевел взгляд на него, коротко рассмеялся.
   – Да, – подтвердил он.
   Талиессин пожал плечами:
   – Я и сам об этом подумывал.
   – Вот и договорились, – сказал Сиган и ушел в общую комнату, откуда доносился разноголосый храп.
   Талиессин вскоре последовал за ним. Остановился в дверях, рассматривая спящих. Позавчера он еще не знал об их существовании, а сегодня свяжет с ними свою жизнь. Эльсион Лакар могли нарушить любую клятву, только не такую; и с каждым мгновением Талиессин все больше ощущал себя истинным потомком эльфийских королей. «Наверное, все дело в том, что я оказался в Медном лесу, – думал он. – Здесь слишком жива память о короле Гионе и его возлюбленной. А может быть, я просто взрослею…»
   Он медленно обводил глазами своих людей, одного за другим, подолгу задерживаясь на них взглядом. Тот, с серенькой лысинкой, тоже был здесь. И костлявый верзила. И благообразный селянин с кудрявыми волосами, лет тридцати. И еще драчун со шрамом на лбу. Белобрысый подручный мельника. Предстоит запомнить двадцать четыре лица, двадцать четыре имени. Даже если после сегодняшнего столкновения с солдатами некоторые имена и лица ему больше не понадобятся.
   Талиессин устроился возле самого выхода из комнаты и сидя заснул – сам не заметил как.
 
* * *
 
   – Идут, Гай! Они идут! кричала, приплясывая в дверях, Хейта. – Вставайте, берите оружие! Они здесь.
   Мужчины зашевелились. Талиессин снял со стены старый охотничий рог и не задумываясь дунул. Из раструба вылетела пыль, за ней – сиплый, сдавленный звук. Талиессин откашлялся и дунул вновь: тревога разлетелась по дому, прочищая головы спящих. Люди вскочили, потянулись к оружию.
   – Берите пики, охотничьи луки – кто умеет стрелять; мы слишком долго спали! – кричал Талиессин. – Не бойтесь! Хейта, будешь бросать камни.
   – Я умею сбивать птиц из пращи, – похвалилась она, снимая с пояса какую-то грязную, разлохмаченную веревочку с ремешком.
   – Умница, – бросил Талиессин. – Убей их капитана, и я сделаю тебя моей любовницей.
   Он отправил пять человек с луками на крышу дома, десятерых – защищать ворота, а сам с оставшимися обошел весь частокол кругом. В первый раз они осматривали укрепление при плохом свете, уставшие и вполне могли что-нибудь пропустить.
   За частоколом, совсем близко, фыркали кони, слышны были голоса. Один раз что-то стукнуло прямо в частокол; удар отозвался у Талиессина во всем теле: он как раз стоял возле самого бревна, чуть ли не приложив к нему ухо.
   – Копьем ткнули, – сказал равнодушно Сиган. Он не отходил от Талиессина, будто взялся охранять его. – Проверяют, не покачнется ли. Решили, должно быть, что частокол у нас ветхий.
   – Интересно, что они нам посулят, когда предложат сдаться? – заметил Талиессин.
   Сиган посмотрел на него сонно.
   – Ничего не предложат… Станут они с нами разговаривать.
   Талиессин криво улыбнулся. Кажется, он допустил ошибку, рассуждая о своем мнимом опыте участия в мятежах. К счастью, Сиган не стал обращать на это внимания. Не столько личность Гая занимала рассудительного крестьянина, сколько крепость, которую им предстояло удерживать.
   – По гладкой стене на колья им не забраться, да и разломать – надо потрудиться. – Сиган по-хозяйски ощущал пару бревен. – Выдержат. Колодец тут есть? Надо бы водой облить, не то подожгут нас… – Он вздохнул перевел взгляд на своего собеседника. – А ты уж как-нибудь постарайся держаться осторожней, Гай. Без тебя мы, пожалуй, пропадем. Когда солдаты уйдут, нам придется быстро удирать на север. И кто же за нас заступится перед герцогом Вейенто, если не ты? Сдается мне, ты ему какая-то родня.
   – Если даже и родня, то очень далекая, – сказал Гай. – А если тебе что-то сдается, просто помалкивай. Так будет лучше. Для всех, можешь мне поверить.
   Сиган пожал плечами и ничего не ответил.
 
* * *
 
   – Мы на месте, – уверенно произнес Мельгос, показывая на частокол.