Левашов Виктор. Убийство Михоэлса

   — Объяснишь?
   — Попробую. Кто входит в президиум?
   — Ты всех их прекрасно знаешь.
   — А ты повтори. Начни с себя.
   — Ну, Михоэлс.
   — Соломон Михайлович. Народный артист СССР, кавалер ордена Ленина. Рост — низкий. Телосложение — крепкое. Плечи — опущенные. Шея — короткая. Лоб — высокий. Брови — дугообразные, широкие.
   — Что это за поэма в прозе? — удивился Михоэлс.
   — Словесный портрет.
   — По такому портрету в жизни никого не поймаешь.
   — По такому портрету никого и не ловят. Его составляют, когда арестованного привозят в тюрьму.
   — А ты откуда знаешь?
   — Сиживал-с.
   — У нас?
   — Бог миловал. Еще в царской тюрьме. Но эта практика сохранилась и в наших тюрьмах. В том числе и во внутренней тюрьме Лубянки.
   — К чему ты мне это рассказал?
   — Не понял? — спросил Лозовский. — Тогда продолжай список президиума.
   — Борис Абрамович Шимелиович.
   — Профессор, главный врач Боткинской больницы, крупнейшей и лучшей в стране.
   — Вениамин Зускин.
   — Народный артист РСФСР. Лучший актер ГОСЕТа. Не считая тебя.
   — Считая.
   — Еще?
   — Лина Соломоновна Штерн.
   — Академик, директор Института физиологии Академии наук СССР, лауреат Сталинской премии.
   — Перец Маркиш. Самуил Галкин. Лев Квитко. Давид Гофштейн.
   — Лучшие еврейские поэты.
   — Давид Бергельсон.
   — Лучший еврейский прозаик… Продолжать? Или сам все понял?
   — Что я должен понять? — спросил Михоэлс. — Что в президиуме комитета весь цвет еврейской интеллигенции? Я давно это знаю.
   — И я это знаю. Так вот давай их побережем.
   Михоэлс нахмурился.
   — Что ты этим хочешь сказать?
   Лозовский оглядел просторную, заставленную книжными шкафами и кроватями комнату. На одной из стен висела карта СССР. По западной границе теснились красные бумажные флажки на булавочных иголках. Лозовский тяжело поднялся, подошел к карте. Кивнул Михоэлсу:
   — Иди сюда… Кстати, эти флажки можешь переставить. Этот и этот.
   — Да ну? — обрадовался Михоэлс. — Еще чуть, значит, и будет Брест и Одесса! А Крым?
   — Дойдет очередь и до Крыма, совсем недолго осталось. Посмотри-ка внимательно на Крым. Что ты видишь?
   — А что я должен видеть? Черное море. Крым. Всесоюзная здравница.
   — Крым не только всесоюзная здравница. Это еще и плацдарм. Турция. Ближний Восток. Балканы. Босфор. Выход в Адриатику. Севастополь, база Черноморского флота. И все это отдать евреям?
   Михоэлс напряженно всмотрелся в хмурое лицо Лозовского.
   — Соломон Абрамович… ты понимаешь, что ты сказал?
   Лозовский не ответил.
   — Нет. Этого не может быть.
   — Может.
   — Значит, по-твоему, Крым — ловушка? Вся эта история с еврейской республикой — западня?.. Соломон Абрамович, ты просто сошел с ума. Хотя по твоему виду не скажешь. Но ведь на сумасшедших не обязательно написано, что они сумасшедшие?
   Лозовский вернулся за стол, наполнил стопки, чокнулся с Михоэлсом и поставил нетронутую стопку на клеенку.
   — Как ты думаешь, Соломон Михайлович, зачем я сегодня к тебе пришел?
   — Выпить водки.
   — Нет.
   — Поделиться тревогой.
   — Нет.
   — Тогда не знаю. Зачем?
   — Чтобы ты меня разубедил. Чтобы ты доказал, что я не прав. Что я сошел с ума. Ну? Разубеди меня! Или хотя бы попробуй!
   — Крым — западня. Допустим. Какая?
   — Мы об этом можем только гадать.
   — Это может быть картой в его игре с Западом.
   — Может, — согласился Лозовский.
   — Почему мы должны обязательно предполагать самое худшее?
   — Потому что мы евреи.
   — Нас пять миллионов в Советском Союзе. И еще двадцать по всему миру.
   — Сколько у нас дивизий?
   — Каких дивизий? — не понял Михоэлс.
   — Папа римский однажды выразил ему протест. По поводу разрушения костелов в Западной Украине. Он спросил: «Папа римский? А сколько у него дивизий?»
   — Мы не должны лезть в эту ловушку. Мы просто не пошлем никакого обращения. Давай экземпляры. Сожжем их в ванне вместе с копиркой. И забудем об этом. Ничего не было!
   Лозовский покачал головой:
   — Пошлем. В шахматах есть термин: цугцванг. Вынужденный ход. Ему нужно это обращение. Он его получит. У нас нет выбора.
   — Что же делать?
   Лозовский усмехнулся:
   — Это ты у меня спрашиваешь?
   — А у кого мне спросить? Ты — старший товарищ. Очень большой начальник. Член ЦК. Я не спрашиваю у тебя, кто виноват. Я спрашиваю всего лишь: что делать?
   — А как сам бы ответил?
   На лице Михоэлса появилась растерянная улыбка.
   — Не знаю… Жить. Делать, что в наших силах. Верить, что если Всевышний решит послать нам испытание, то даст и силы его выдержать. И надеяться на лучшее.
   — Не разубедил ты меня, Соломон Михайлович. Но слегка успокоил. Может, все действительно не так плохо? Будем надеяться. Вот за эту надежду давай и выпьем!..
   В длинном коридоре, глядя, как Лозовский влезает в свое бронебойное пальто, Михоэлс спросил:
   — По Москве слух. Про Довженко. Это правда?
   — Да.
   — Взяли?
   — Вроде нет.
   — Он в Москве?
   — Да, у родственников. Хочешь позвонить?
   — Что значит хочу или не хочу?
   Заперев за гостем дверь, Михоэлс прохромал в комнату, отыскал пухлую телефонную книжку. Вернувшись в коридор, при свете тусклой лампочки на четырехметровой высоте потолка нашел нужную страницу и набрал номер. Ответил женский голос:
   — Алло!
   — Могу я поговорить с Александром Петровичем Довженко?
   Замер, вжав в ухо черный эбонит телефонной трубки. Услышал мужской голос:
   — Да. Кто это?
   Сказал:
   — Здравствуйте, Саша. Это Михоэлс…
   Когда Анастасия Павловна вернулась со службы, она застала мужа с безучастным видом сидящего на табуретке возле телефонного аппарата.
   — Что-то случилось?
   Он покачал головой:
   — Нет.
   — Кому ты звонил?
   — Довженко.
   — Он… ответил?
   — Да.
   — Слава тебе, Господи. Что ты ему сказал?
   — Что я мог ему сказать? Сказал, что просто подаю голос.
   — Слава тебе, Господи, — повторила Анастасия Павловна. — Ты голодный? Я сейчас разогрею макароны.
   — Не нужно. Приходил в гости Лозовский, принес кучу еды.
   — Приходил — в гости — Лозовский?
   — Чего тут удивительного?
   — Он не был у нас с тридцать девятого года. С того дня, когда мы обмывали твой орден Ленина.
   — Вот и объяснение. Соскучился и заехал. Сказал, что сегодня будет салют.
   — И это все, что он сказал?
   — Ну, он много чего говорил. Но это — главное. Самое главное. Салют — праздник. А даже маленький праздник сегодня главней всех завтрашних бед. Даже больших. Разве это не так?
   Вечером они стояли у окна и смотрели, как низкое февральское небо расцвечивается огнями салюта.
   Анастасия Михоэлс-Потоцкая. Последняя из древнего рода польских князей. Русая. Курносая. Некрасивая. Прекрасная.
   И маленький местечковый еврей с огромной лысиной и задумчиво оттопыренной нижней губой.
   Они смотрели на салют и думали о будущем.
   Будущее было ярким, как огни салюта.
   И тревожным, как ночь.

5. ВЕСНА В КРЫМУ

I

   «Совершенно секретно

   ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ

   ОБОРОНЫ СССР

   товарищу СТАЛИНУ И. В.

   Во исполнение Вашего указа в период с середины февраля по начало апреля 1944 года силами НКВД СССР были проведены следующие спецмероприятия:

   В рамках операции по выселению чеченцев и ингушей на 25.02.44 в железнодорожные эшелоны было погружено и вывезено 478 479 человек, из них 91 250 ингушей и 387 229 чеченцев.

   Операция прошла организованно, без серьезных случаев сопротивления и других инцидентов. Все случаи попыток к бегству носили единичный характер.

   11.03.44 завершена операция по выселению балкарцев. Погружено в железнодорожные эшелоны и отправлено к местам нового поселения в Казахскую и Киргизскую ССР 37 103 балкарца.

   Заслуживающих внимание происшествий во время операции не было.

   В ходе операции по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные районы (Алтайский край, Красноярский край, Амурская, Новосибирская, Омская области) было вывезено 93 139 человек.

   Во время проведения операции эксцессов не было.

   Начаты подготовительные работы к очистке Крыма от антисоветских элементов. Работы ведутся в обстановке строжайшей секретности.

   В осуществлении вышеуказанных спецмероприятий приняло участие в общей сложности 51 тыс. бойцов и офицеров НКВД.

   НКВД ходатайствует о награждении отличившихся боевыми орденами и медалями.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л. БЕРИЯ».

II

   «ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ПРЕЗИДИУМА

   ЕВРЕЙСКОГО АНТИФАШИСТСКОГО

   КОМИТЕТА СССР тов. МИХОЭЛСУ С. М.

   от члена Союза писателей СССР КВИТКО Л. М.

   В период с 18 марта до 21 апреля 1944 г. я находился по командировке ЕАК СССР в освобожденных от фашистских оккупантов районах Крыма с задачей ознакомиться на месте с положением дел и информировать об этом президиум ЕАК.

   Что я и попытаюсь сделать в настоящем отчете. Если что будет не так, заранее извиняюсь. Потому что моя профессия — всего лишь поэт.

   В Симферополь я прибыл 20 марта. Цвела сирень. Много тюльпанов. Весна в Крыму — божья улыбка миру.

   В горисполкоме мне показали документ из архива гитлеровской комендатуры, который немцы при отступлении не успели уничтожить: „В результате действий айнзатцгрупп Симферополь, Евпатория, Алушта, Карасубазар, Керчь, Феодосия, а также остальные населенные пункты Западного Крыма полностью очищены от евреев. С 16 ноября по 15 декабря 1941 г. расстреляны 17 746 евреев, 2604 крымчака, 842 цыгана и 212 коммунистов и партизан“. „Крымчаки“ — имеются в виду крымские татары.

   До войны в Крыму жили около 40 тысяч евреев, из них в Симферополе — 10 тысяч. Многим удалось эвакуироваться в Среднюю Азию, оккупацию пережили считанные единицы благодаря помощи местных жителей, русских, татар, украинцев.

   После захвата Крыма немцы переселили сюда тысячи кубанских казаков и членов их семей из Краснодарского края. Поэтому реэвакуация евреев в Крым сталкивается с двумя трудностями: часть их жилищ сожжена, а в других живут кубанские казаки-переселенцы.

   Кубанские казаки рвутся домой, но разрешения на выезд им почему-то не дают. Это тормозит и возвращение евреев из Средней Азии в Крым.

   Я специально выезжал в Евпаторийский, Джанкойский и Калайский районы, где до войны размещались еврейские колонии. Я обошел все деревни и из бесед с жителями установил, что и здесь кубанские казаки не намерены задерживаться. Многие еврейские семьи успели возвратиться в эти районы и оказались в крайне тяжелом положении. Они вернулись на пепелища.

   Несладок хлеб на чужбине. Горек дым разоренного очага.

   В колхозе „Фрилинг“ Калайского района 20 семейств еврейских колхозников погибло от рук немецких палачей. 20 семей находятся еще в эвакуации и не могут дождаться вызова. 12 семейств вернулось. Они оказались в отчаянном положении. Все они раздеты и разуты. Питаться им нечем, нет ни хлеба, ни овощей. Им негде жить. Если им не оказать помощи сейчас, немедленно, они погибнут. Не в переносном смысле, а в самом буквальном.

   Таких много, очень много в благословенном Богом Крыму. Их не коснулось это благословение.

   Местные власти не оказывают им содействия и помощи, а часто и препятствуют в деле возвращения их домов и устройства в колхозах.

   В Джанкойском районе запретили восстановление прежней еврейской колонии, приравняв ее к поселениям немецких колонистов, оставивших Крым вместе с гитлеровскими войсками. Нередки случаи, когда вернувшимся из эвакуации евреям не возвращают их жилища, сельскохозяйственный инвентарь, домашнюю утварь.

   Взрослые голодают. Детей подкармливают в домах татар и кубанских казаков, дают сухари и кашу из полевых кухонь бойцы размещенных в разных районах частей НКВД.

   На почве общей народной беды и разрухи прорастают ядовитые ростки антисемитизма. Мне объяснял учитель-татарин под Бахчисараем, что гитлеровцы не просто расстреливали евреев, но и вели широкую пропаганду среди местного населения. Они говорили, что коммунисты и евреи являются причиной всех бед. В Крыму, по его словам, никогда не было антисемитизма, здесь хватало земли и воды для всех: для татар, для евреев, русских, украинцев, греков, армян и всех, кого занесли сюда ветры истории. Антисемитизм в Крыму внедрили в сознание некоторых людей фашисты. Они и казаков с Кубани насильственно переселили сюда, так как среди казачества традиционно были распространены антиеврейские настроения.

   Не знаю, прав ли он. Возможно, во многом. Разруха и неустроенность благоприятствуют антисемитизму. Кубанский казак, которого из родной станицы переселили в принадлежавший еврею дом, обозлен на всех. На немцев, которые его вырвали с родной Кубани. На начальство, которое не разрешает ему вернуться, хотя сейчас самое время пахать и сеять. И наконец, на еврея, который хочет получить обратно свой дом.

   Он прав. И еврей прав. Все правы. Лучше бы все были неправы, но не пухли бы от лебеды животы еврейских детей…

   Не сомневаюсь, что меры примут. Но когда это будет? А помогать людям нужно сейчас.

   Как помогать? Я не знаю. Я только старый поэт. Но во мне видели не поэта, а представителя Еврейского антифашистского комитета. Люди верят ЕАК. Они ждут от комитета помощи и защиты.

   Об этом я и довожу до сведения президиума ЕАК.

   Я бы много дал, чтобы не знать того, что узнал в этой поездке по весеннему Крыму. Но я узнал. А теперь узнали и вы.

   Сладко неведение. Но мы обречены на это горькое знание.

Л. КВИТКО

24 апреля 1944 г.».

III

   «Сугубо конфиденциально

   Вашингтон, округ Колумбия

   Советнику Президента США

   м-ру Г. Гопкинсу

   Дорогой Гарри!

   Вы просили держать Вас в курсе всей новой информации о планах русских в отношении устройства в Крыму еврейской республики. Посылаю Вам выдержки из отчета нашего резидента в Анкаре и заключение экспертов аналитического отдела. Там есть кое-что по интересующему Вас вопросу.

Ваш Д. Гувер».

*

   «Ф о р м а ФД-302а

   Директору ФБР м-ру Д. Гуверу

   12 мая 1944 г. на контакт со 2-м секретарем нашего посольства в Турции вышел недавно прибывший в Анкару из Москвы помощник военного атташе посольства СССР г-н С., еврей по национальности. Он дал понять, что хотел бы встретиться с ним в неофициальной обстановке и обсудить некоторые вопросы, представляющие интерес для правительства США. Выйти на встречу с С. было поручено мне.

   Встреча состоялась во второй половине дня 16 мая в кофейне Маркидоса в районе Алтындаг. С. сообщил, что является кадровым сотрудником НКВД в чине подполковника и с начала войны работал заместителем начальника отдела в центральном аппарате НКВД, ведающем вопросами внешней разведки. В доказательство своей осведомленности он назвал мои настоящее имя и должность, имена руководителей наших резидентур в Египте, Канаде и Великобритании, а также имена некоторых руководителей отделов из Управления стратегических служб США.

   Я попросил его объяснить мотивы, по которым он решился на сотрудничество с разведкой США. С. дал следующие объяснения. С начала 30-х годов он был членом диверсионной группы Серебрянского, в задачу которой входило физическое устранение противников СССР за рубежом. В 1937 году он был арестован вместе с Серебрянским и рядом других руководящих работников НКВД, евреев по национальности. В 1941 году следствие по его делу было прекращено, он был восстановлен в партии, полностью реабилитирован и принят на прежнюю работу в НКВД одновременно с Серебрянским и другими лицами. Четыре месяца назад С. узнал, что Серебрянский и некоторые другие руководящие работники НКВД еврейской национальности были вновь арестованы и расстреляны. Это вызвало опасение, что та же участь может постичь и его. С. сказал, что есть признаки, указывающие на новую чистку НКВД и всего госаппарата, подобную чистке 30-х годов. В частности, как пример он назвал предстоящую замену на посту посла СССР в США Литвинова на Громыко.

   Опасения за свою жизнь и жизнь своей семьи и заставили С. искать выход. С. сказал, что не требует от меня немедленного ответа, так как я вправе подозревать в нем агента НКВД, выполняющего специальное задание. Чтобы снять с себя эти подозрения и убедить американскую сторону в серьезности и искренности своих намерений, он готов предоставить в наше распоряжение часть секретной информации, которой он располагает. Остальными сведениями он поделится с нами только после того, как вместе с семьей будет перемещен в США. Таково его условие.

   22 мая с. г. была осуществлена бесконтактная передача мне указанных материалов по заранее оговоренной с С. схеме. Информация поступила в зашифрованном виде. Отдельно был указан ключ в виде определенного слова из первого тома Британской энциклопедии. Расшифровка сообщения потребовала от нас немалых усилий. При свободном владении английским разговорным языком С. допускал немало ошибок в грамматике, что крайне затрудняло нашу работу. Ряд мест остался нерасшифрованным. Это заставило меня назначить С. новую встречу, я попросил его дополнить не понятые нами части его сообщения. Встреча была намечена на 24 мая в кофейне Маркидоса. Она не состоялась.

   Вечером 24 мая один из моих агентов сообщил мне, что за двадцать минут до назначенной встречи рядом с объектом наблюдения остановился большой черный автомобиль марки „мерседес-бенц“ с номерами германского посольства. Из машины вышли два молодых человека европейского вида и в европейских костюмах и, судя по жестам, пригласили С. сесть в машину. Он попытался уклониться от приглашения, но после короткого разговора подчинился. Возможно, под угрозой оружия, спрятанного под одеждой. „Мерседес“ выехал из города и на большой скорости направился в сторону г. Каледжик. Километрах в двадцати от Анкары на пустынном шоссе он уменьшил скорость, мои агенты, следовавшие за „мерседесом“ на автомобиле, заметили, как из машины было выброшено человеческое тело. После чего „мерседес“ развернулся и направился в Анкару. Выждав, когда он скроется из виду, агенты подъехали к этому месту и обнаружили за обочиной, на дне оврага, труп объекта наблюдения. Осмотр показал, что С. был застрелен двумя выстрелами в упор. Никаких документов и записей при нем не оказалось…

   Нашим агентам были предъявлены фотоальбомы со снимками всех сотрудников германского посольства в Анкаре. Молодых людей, похитивших и убивших С., среди них не оказалось. Затем агентам были показаны такие же альбомы с фотографиями сотрудников и обслуживающего персонала советского посольства. Оба уверенно опознали похитителей в водителе Кузнецове и офицере охраны Кравчуке.

   Вышеизложенная информация не дает мне оснований делать уверенные выводы о сути происшествия и о роли С. Эти основания могут появиться лишь после детального анализа переданной С. информации».

*

   «Ф о р м а ФД-302а

   ФБР, Вашингтон

   Информация, содержащаяся в дешифрованном сообщении помощника военного атташе посольства СССР в Турции С., характеризует его как человека, имевшего доступ к гораздо более широкому кругу вопросов, чем это входит в служебные обязанности заместителя начальника отдела, кем — по утверждению С. — он работал. Можно, однако, предположить, что он намеренно интересовался проблемами, выходящими за рамки его служебных обязанностей, имея в виду задуманный им уход на Запад.

   Необходимо отметить, что в сообщении С. не выявлено сведений, которые обладали бы признаками преднамеренной дезинформации, имеющей целью побудить правительство США к действиям, отвечающим интересам СССР либо же осложняющим отношения США с союзниками. К таким сведениям можно было бы отнести сообщение С. о том, что Великобритания заранее знала о нападении на Перл-Харбор, запланированном японским генеральным штабом. Если верить С., английское разведподразделение „МИ-6“ еще до войны выкрало шифровальную машину „Энигма“ и таким образом получило доступ к планам японского генштаба. Черчилль не предупредил США о нападении на Перл-Харбор с целью втянуть США в активные боевые действия против Германии и Японии и тем самым ослабить военный натиск Германии на Великобританию.

   Наиболее серьезным и требующим принятия срочных мер представляется сообщение С. о том, что НКВД регулярно получает сведения о „Манхэттенском проекте“ от агентов, имеющих доступ к секретам американской атомной программы. С. высказывает предположение, что на связи с ними находится жена старшего советника посольства СССР в США Зоя Зарубина, а также вице-консул Григорий Хейфец, которые значатся в агентурных материалах, как „Лиза“ и „доктор Браун“.

   Если об активности „Лизы“ и „Брауна“ мы и ранее имели кое-какую информацию, правда без привязки к „Манхэттенскому проекту“, то сообщение С. о том, что помощник госсекретаря США Д. Карриган является агентом НКВД, явилось для нас полной и крайне неприятной неожиданностью. Немедленно предпринятые в отношении Карригана оперативно-розыскные мероприятия подтвердили информацию С. по ряду косвенных признаков: несоответствие доходов и расходов, подозрительный круг общения и др. Активная негласная работа в этом направлении продолжается.

   Из сведений общего характера, сообщенных С., представляет интерес информация о массовой депортации в среднеазиатские республики и в Сибирь калмыков, чеченцев, ингушей и балкарцев, обвиненных Сталиным в коллаборационизме. Подобная же акция, по сведениям С., намечена и в отношении крымских татар. Эти специальные мероприятия проводятся силами НКВД и держатся в строгом секрете. Любые слухи пресекаются. Лица, уличенные в их распространении, получают длительные сроки тюремного заключения. Это делается, вероятно, для того, чтобы не вызвать недовольства и чувства враждебности к советской власти со стороны представителей вышеуказанных народностей, воюющих в составе Красной Армии, а также чтобы не возбудить осуждения со стороны мировой общественности.

   Одновременно С. отмечает интерес, проявляемый руководством НКВД и лично наркомом Берией к проекту создания на территории Крыма еврейской республики. С. упоминает, что видел в секретариате Берии обращение Еврейского антифашистского комитета к наркому Молотову с просьбой о создании Крымской еврейской республики. По его словам, на обращении был регистрационный номер СНК СССР и резолюция Молотова, адресованная секретарю ЦК Маленкову, секретарю МГК и начальнику Главного политического управления Вооруженных Сил СССР Щербакову, а также председателю Госплана СССР Вознесенскому, с поручением изучить этот вопрос и высказать по нему свои предложения. Эта часть сообщения С. окончательной дешифровке не поддалась, поэтому осталось неизвестным, с каким заключением обращение ЕАК поступило к Берии.

   Информация С. по этим и другим вопросам имеет частичный и фрагментарный характер, что сделано, вероятно, вполне сознательно и имело целью продемонстрировать нам ценность С. как источника многих масштабных государственных секретов СССР и тем самым побудить нас принять срочные и эффективные меры для перемещения его и его семьи в США.

   Остается сожалеть, что этот источник утрачен…

   Должен быть принят во внимание и тот факт, что в конце мая с. г. из США были отозваны старший советник посольства СССР Василий Зарубин и его жена Зоя Зарубина, а также вице-консул Григорий Хейфец. По нашим сведениям, супруги Зарубины были перемещены в Стокгольм, а Хейфец возвращен в Москву.

   Поспешный отзыв из США указанных лиц может быть объяснен опасениями НКВД, что С. успел передать нашему резиденту в Анкаре информацию, которая позволит ФБР предпринять против них определенные действия.

   Все это позволяет с большой степенью уверенности заключить, что С. действительно планировал уход в США, был выслежен советской контрразведкой и ликвидирован таким образом, чтобы подозрение пало на германские спецслужбы…»

*

   «Сугубо конфиденциально

   Директору ФБР м-ру Д. Гуверу

   „Дорогой Эдгар! Еще со времен Тегеранской конференции у меня создалось впечатление, что русские знают о наших намерениях несколько больше, чем нам хотелось бы. И — нота бене! — больше, чем им мог сообщить мистер Карриган.

   Не сдала ли нам Москва Карригана, чтобы прикрыть некую иную, гораздо более высокопоставленную фигуру? Подумайте над этим.

   Я доложил Вашу информацию президенту. ФДР заметил, что не следует недооценивать значения крымского проекта, так как он напрямую связан с вопросом о Палестине, а этот вопрос станет одним из самых главных в послевоенной мировой политике.

   Спасибо за внимание, с которым Вы относитесь к моим просьбам.

Ваш Г. Гопкинс“.»

IV

   «Совершенно секретно

   ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ

   ОБОРОНЫ СССР

   товарищу СТАЛИНУ И. В.

   Во исполнение Вашего указания в период с апреля по июнь 1944 г. была проведена очистка Крыма от антисоветских элементов.

   Всего было выселено 225 009 человек, преимущественно крымских татар.

   В операции участвовало 23 тыс. бойцов и офицеров войск НКВД.

   НКВД ходатайствует о награждении отличившихся.