Левин Айра. Этот идеальный день

   Он стал ходить по залу ожидания. На стене висела карта очертаний Афр с огоньками в местах крупных городов и соединяющими их оранжевыми линиями. Ближе к северу был 14510, недалеко от которого живет она. Полматерика от 71330, где он. Оранжевая линия соединяла два этих огонька.
   Посмотрел расписание рейсов на "Воскресенье, 18 фев." на мигающем табло. Самолет на 14510 вылетает в 8.20 вечера, за сорок минут до его рейса на США 33100.
   Он подошел к стеклянной стене, обращенной к летному полю, и посмотрел на членов, стоящих в очереди по одному на эскалатор самолета, с которого он только что сошел. Подошел член в оранжевом комбинезоне и встал около сканера.
   Он обернулся и снова посмотрел в зал ожидания. Зал был почти пуст. Члены, что летели вместе с ним в самолете - женщина со спящим младенцем и мужчина с двумя вещмешками, приложили свои браслеты и браслет младенца к сканеру двери, ведущей в автопорт. "Да", промигал сканер зеленым три раза - все вышли. Член в оранжевом комбинезоне, стоя на коленях около фонтанчика для питья, откручивал панель у его основания; другой толкал перед собой уборочную машину к боковой двери зала ожидания, дотронулся до сканера - "да"
   - и вытолкнул полотер через открывшиеся в обе стороны двери.
   Чип задумался на секунду, глядя на члена, работающего у фонтана, а затем пересек зал ожидания, дотронулся также до сканера и вышел. Машина на 71334 ждала, в ней сидели три члена. Он сел в машину, извинившись перед членами, что заставил их ждать. Дверь закрылась, и машина поехала. Он сидел, держа на коленях вещмешок, и думал.
   Когда он добрался до квартиры родителей, то вошел тихо, побрился, а потом разбудил их. Они были рады, даже счастливы видеть его.
   Втроем разговаривали, завтракали и опять разговаривали.
   Они попросили телефонный звонок к Мир, в Евр, и им было разрешено позвонить; они говорили с ней и с ее Карлом, с ее Бобом и восьмилетней Йин. Потом по его предложению они пошли в Музей Семейных Достижений.
   После обеда он спал три часа, а потом они поехали по рельсовой дороге в Сад Развлечений. Его отец присоединился к игре в волейбол, а они и мать сели на скамейку посмотреть.
   - Ты опять болен? - спросила она.
   - Нет, конечно, нет. Со мной все прекрасно. Она взглянула ему в лицо. Ей пятьдесят семь, волосы поседели, смуглая кожа покрылась морщинами.
   - Ты о чем-то думаешь?
   - Я в порядке. Пожалуйста, верь мне. Она озабоченно покачала головой:
   - Хорошо, Чип.
   Любовь к ней неожиданно наполнила его, любовь и благодарность, и детское чувство единения с ней. Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
   - Я люблю тебя, Сузу... Она рассмеялась:
   - Христос и Веи! Какая же у тебя память!
   - Потому что я здоров, - сказал он. - Помни это, ладно? Я здоров и счастлив. Я хочу, чтобы ты помнила это.
   - Почему?
   - Потому, - улыбнулся он.
   Он сказал им, что самолет улетает в восемь.
   - Мы попрощаемся в автопорту, - сказал он, - в аэропорту будет слишком много народу.
   Его отец все равно хотел поехать, но мать сказала, нет, они останутся в 334, она устала.
   В семь тридцать он поцеловал их на прощание - отца и мать, шепнул ей на ухо: "Помни", - встал в очередь на машину, которая шла в 71330 в аэропорт. Сканер, когда он коснулся его, ответил:
   "Да".
   Зал ожидания был переполнен даже больше, чем он предполагал. Члены в белом, желтом и бледно-голубом ходили, стояли и сидели в ожидании своей очереди, некоторые с вещмешками, некоторые - без. Среди них было несколько членов в оранжевом.
   Он посмотрел на табло: рейс в 8.20 на 14510, посадка в секторе номер два. Там стояла очередь, а за стеклом самолет уже подруливал навстречу поднимающемуся эскалатору. Открыли люк, и из него по эскалатору сошел член, потом еще один.
   Чип протолкнулся сквозь толпу к боковой двери зала ожидания, сделал вид, что притронулся к сканеру и приоткрыл дверь в служебную часть аэропорта, где, освещенные белым светом с потолка, как блоки памяти Уни, стояли рядами ящики и коробки. Он снял с плеча вещмешок и засунул его между стеной и коробкой.
   Он продолжал спокойно идти вперед. Его путь пересекла тележка с металлическими контейнерами, ее толкал член в оранжевом комбинезоне, который взглянул на Чипа и кивнул.
   Он кивнул ему в ответ и продолжал шагать, глядя, как член в оранжевом провез тележку через огромные открытые ворота не залитое светом летное поле.
   Он опять сделал вид, что коснулся сканера, и вошел в комнату, где на крючках висели обычные комбинезоны, и два члена - мужчина и женщина снимали с себя оранжевые.
   - Привет, - сказал он.
   - Привет, - ответили оба члена.
   Чип подошел к шкафу и открыл дверцу - там были полотер и бутылки с зеленой жидкостью.
   - Где одежда? - спросил он.
   Один из членов кивнул на другой шкаф.
   Он подошел к шкафу, открыл. На полках лежали оранжевые комбинезоны, оранжевые защитные щитки на ноги, тяжелые оранжевые перчатки.
   - Откуда ты? - спросил один член.
   - Из РУС 50937, - сказал он, беря комбинезон и защитные щитки. - Мы держали одежду там.
   - Она должна быть тут, - сказал член, застегивая комбинезон.
   - Я жила в РУС, - сказала женщина-член. - Я меня там было два поручения сначала четыре года, потом три.
   Чип не торопясь надевал защитные щитки и закончил лишь тогда, когда оба члена выбросили в мусоропровод свои оранжевые комбинезоны и вышли.
   Он натянул оранжевый комбинезон на свой белый и застегнул его до горла. Этот комбинезон был тяжелее обыкновенных, и у него были дополнительные карманы.
   Чип заглянул в другие шкафы, нашел гаечный ключ и довольно большой кусок желтого паплона. Потом пошел в комнату, где оставил вещмешок, и обмотал его куском паплона. Открывшаяся дверь стукнула Чипа.
   - Извини, - сказал входящий член. - Я тебя ударил?
   - Нет, - ответил Чип, поднимая завернутый в ткань мешок.
   Член в оранжевом комбинезоне пошел своей дорогой.
   Чип подождал мгновение, провожая его взглядом, а затем сунул вещмешок под мышку левой руки и вынул из кармана гаечный ключ. Взял его в правую так, чтобы смотрелось естественно.
   Он пошел вслед за членом, потом свернул к открытым воротам, смотревшим на летное поле.
   Эскалатор, ведущий на борт самолета, стоявшего у второго сектора, был пуст. Тележка, возможно, та самая, которую на его глазах выкатили на поле, стояла у низа эскалатора, рядом со сканером.
   Еще один эскалатор медленно опускался под землю. Самолет, который он обслуживал, катился к взлетной полосе. Это рейс на Кит в 8.10, вспомнил Чип.
   Он опустился на колено, положил вещмешок и гаечный ключ на бетон и притворился, что что-то не так с его защитным щитком. Все в зале ожидания станут смотреть на самолет в Кит, когда тот будет подниматься, именно тогда он ступит на эскалатор. Мимо него прошли ноги в оранжевом, какой-то член мелькнул в сторону ангаров. Чип снял защитный щиток и снова надел, глядя, как самолет разворачивается...
   Самолет рванулся вперед. Чип подобрал мешок и гаечный ключ, встал и пошел обычным шагом. Яркость залитого светом летного поля взбудоражила его, но он сказал себе, что на него никто не смотрит, все смотрят на самолет. Он подошел к эскалатору, сделал вид, что дотронулся до сканера - стоявшая рядом тележка помогла, оправдав его неловкость - и встал на ползущие вверх ступени. Он сильно сжал завернутый в паплон вещмешок и ключ с влажной ручкой, когда эскалатор быстро стал поднимать его к открытой двери самолета. Он ступил с эскалатора в самолет.
   Два члена в оранжевом суетились у блока раздачи пирогов и напитков. Они взглянули на него, он кивнул им. Они кивнули в ответ. Он прошел по проходу в сторону туалета.
   Вошел, оставив дверь открытой, и положил вещмешок на пол, повернулся к раковине, покрутил краны и постучал по ним ключом. Потом опустился на колено и постучал по сливной трубе. Раздвинул ключ и надел его на трубу.
   Услышав, как эскалатор остановился, а потом снова пошел, он потянулся к двери и выглянул. Членов в оранжевом не было.
   Положил ключ, встал, закрыл дверь и расстегнул оранжевый комбинезон, снял, сложил в длину и скатал в такой тонкий валик, в какой только смог. Снова встав на колени, он развернул вещмешок, впихнул в него комбинезон, свернул желтый паплон и тоже положил в мешок. С сандалий он снял защитные щитки, сложил их вместе и засунул в угол мешка, сунул и ключ, плотно прижал крышку вещмешка и завязал его.
   С мешком на плече он вымыл лицо и руки "холодной водой.
   Сердце билось быстро, но чувствовал себя хорошо. Он посмотрел в зеркало на себя, с одним зеленым глазом. "В драку Уни!"
   Тут услышал голоса членов, поднимающихся на борт самолета, и замер у раковины.
   Дверь открылась, вошел мальчик лет десяти.
   - Привет, - сказал Чип, вытирая руки, - ты хорошо провел день?
   - Да, - ответил мальчик.
   Чип выбросил в мусоропровод полотенце.
   - Первый раз летишь?
   - Нет, - сказал мальчик, расстегивая комбинезон, - я много раз летал, - он сел на один из стульчиков.
   - Увидимся, - пробормотал Чип и вышел.
   Самолет был заполнен примерно на треть, и на борт входили все новые члены. Он сел на ближайшее свободное место у прохода, проверил, хорошо ли закрыт вещмешок, и поставил его себе в ноги.
   В конце полета он проделает все точно также. Когда пассажиры начнут выходить из самолета, он пойдет в туалет и наденет оранжевый комбинезон. Он будет возиться с раковиной, пока члены не загрузят на борт контейнеры с едой, и выйдет из туалета после того, как они уйдут. В служебной комнате за ящиком или в шкафу, он избавится от комбинезона, защитных накладок и ключа, а потом сделает вид, что тронул сканер у входа из аэропорта, и пойдет пешком в 14509. Это в восьми километрах к востоку от 510, он проверил по карте в МСД сегодня утром. Если повезет, он будет там к полуночи или чуть позже.
   - Как странно, - сказала какая-то женщина-член, сидящая рядом с ним:
   Она смотрела в глубину салона.
   - Почему-то для него нет места.
   По проходу медленно шел член, смотря то в одну сторону, то в другую. Все места были заняты. Пассажиры озирались, пытаясь как-то помочь ему.
   - Должно быть место, - сказал Чип, привставая и оглядываясь, - Уни не мог ошибиться.
   - Мест нет, - сказала сидящая рядом с ним женщина-член, - все заняты.
   Разговоры поползли по салону. Для того, в самом деле, не было места. Какая-то женщина взяла ребенка к себе на колени, и член сел рядом с ней.
   Самолет пришел в движение, зажглись телеэкраны, началась программа о географии и природных ресурсах Афр.
   Он пытался следить за передачей: в ней могла быть полезная для него информация, он не мог. Если его сейчас обнаружат и будут лечить, он больше никогда не станет живым. И Уни может быть уверен, что он не узрит никакого смысла и в тысяче листьев на мокрых камнях.
   Он добрался до 14509 в двенадцать ночи. Он был абсолютно бодр и энергичен, все еще по времени США, где сейчас был полдень.
   Сначала он пошел в музей До-Объединения, а потом на вело станцию на площади, ближайшую к П 51. Он сделал два похода на вело станцию и еще один - в столовую П 51 и в центр снабжения этого же здания.
   В три часа ночи он вошел в комнату Лайлак. Он смотрел на нее, спящую, при свете фонарика, смотрел на ее щеки, на ее шею, на ее темную руку на подушке, потом подошел к столу и включил лампу.
   - Анна, - сказал он, становясь у ее кровати в ногах, Анна, тебе надо встать.
   Она что-то пробормотала.
   - Проснись, Анна, - сказал он. - Ну, проснись же! Она приподнялась, прикрыв рукой глаза, жалобно постанывая. Села в кровати, всмотрелась в него, узнала и недоуменно нахмурилась.
   - Я хочу, чтобы ты прокатилась со мной на велосипеде, - сказал он. Только не говори громко и не зови на помощь. - Он полез в карман и вынул пистолет. Держал он его так, как, похоже, и надо было держать - положив указательный палец на спусковой крючок, а остальные на рукоять и направив дуло в лицо. - Я убью тебя, если ты не сделаешь то, что я скажу. Не ты Анна.
   Глава 3
   Она не сводила глаз с пистолета.
   - Генератор слабый, - сказал он, но его хватало, чтобы сделать дырку в сантиметр глубиной в стене музея, а в тебе будет дырка побольше. Так что лучше тебе подчиниться.
   Извини, что испугал, но, возможно, ты поймешь, почему я делаю это.
   - Это ужасно, - сказала она, - ты еще болен!
   - Да, - сказал он, - мне стало хуже. Так что делай, что я тебе говорю, или семья потеряет двух ценных членов.
   - Опомнись, Ли! - взвыла она. - Ты видишь себя с оружием в руке, которым угрожаешь?
   - Встань и оденься, - сказал он.
   - Пожалуйста, разреши мне позвонить...
   - Одевайся быстро!
   - Хорошо, - сказала она, откидывая одеяло. - Хорошо, я сделаю так, как ты велишь. - Она встала и расстегнула пижаму.
   Он отступил, не отрывая от нее взгляда, по-прежнему целясь в нее из пистолета.
   Она сняла пижаму, оставила ее на полу и повернулась к полке за комбинезоном. Он смотрел на ее груди и на все тело, которое едва заметно полнотой ягодиц, округлостью бедер - тоже отличалось от нормального. Как она была красива!
   Она ступила в комбинезон и продела руки в рукава.
   - Ли, прошу тебя, - зашептала она, - пойдем в медицентр, и ...
   - Не разговаривай! - приказал он. Она застегнула комбинезон и надела сандалии. Почему ты надумал кататься на велосипеде в середине ночи? - спросила она.
   - Упакуй свой мешок, - сказал он.
   - Мой вещмешок?
   - Да, - сказал он, - положи еще один комбинезон, аптечку и машинку для стрижки. И все важное, что ты хотела бы сохранить. У тебя есть фонарик?
   - Что ты собираешься делать? - спросила она.
   - Упакуй мешок!
   Она собрала вещи и когда закрыла мешок, Чип повесил его себе на плечо.
   - Мы обойдем здание, - сказал он. - Там, за домом, у меня два велосипеда. Мы пойдем рядом. У меня, ты знаешь, в кармане пистолет. Если встретится член и ты подашь ему знак; мол, что-то не так, я убью тебя и его. Понятно?
   - Да...
   - Делай все, что я тебе скажу. Если остановлюсь и буду поправлять сандалию, ты остановишься и тоже будешь поправлять. До сканеров мы дотрагиваться не будем. Ты делала это раньше, теперь будешь делать снова.
   - Мы сюда не вернемся? - спросила она.
   - Нет. Мы уезжаем далеко.
   - Тогда я хочу взять фотографию.
   - Возьми, - разрешил он. - Я же сказал тебе взять все, что ты хочешь сохранить.
   Она подошла к столу, выдвинула ящик и стала шарить в нем.
   "Фотографию Кинга? - подумал он. Нет, Кинг - это часть ее "болезни". Возможно, фотографию семьи".
   - Она где-то тут, - сказала женщина нервно, ненормальным голосом.
   Он подбежал к ней и оттолкнул от стола. "Ли РМ пистолет 2 вело..." - было написано на дне ящика.
   - Я пытаюсь помочь тебе, - сказала она.
   Ему захотелось ее ударить, но он сдержался. И это было неправильно: теперь она будет знать, что он не причинит ей вреда. И он дал ей пощечину, обжигающую и сильную.
   - Не пытайся дурачить меня! - сказал он. - Ты сознаешь, насколько я болен? Ты будешь мертва и, может быть, десяток других членов тоже умрут, если ты сделаешь что-нибудь еще в этом роде!
   Она уставилась на него дрожа, держась рукой за щеку.
   Он тоже дрожал, зная, что сделал ей больно. Вырвал ручку из ее пальцев, вымарал то, что она написала, и закрыл бумагами, ручку он швырнул в ящик, задвинул его, взял ее за локоть и подтолкнул к двери.
   Они вышли из комнаты и пошли рядом по коридору. Он держал руку в кармане, сжимая пистолет.
   - Перестань трястись, - сказал он, - я тебе не причиню вреда, если будешь делать то, что я говорю.
   Они поехали вниз по эскалаторам. Навстречу попались два члена, которые поднимались вверх.
   - Ты и они, - сказал он, - и любой другой, кто попадется на пути...
   Она промолчала.
   Он улыбнулся членам. Те улыбнулись в ответ, а она кивнула им.
   - Меня второй раз за год переводят, - сказал он ей. Они спустились еще на несколько эскалаторов и ступили на тот, который вел в холл. Три члена, двое с телекомпами, стоя разговаривали у сканера одной из дверей.
   - Теперь без фокусов, - сказал он ей.
   Они ехали вниз, отражаясь в далеких стеклах, за которыми была темнота. Члены продолжали разговаривать. Один из них поставил телекомп на пол.
   Они сошли с эскалатора.
   - Подожди, Анна. - Она остановилась и повернулась к нему. - Ресница в глаз попала, помоги, - сказал он. - У тебя есть платок?
   Она пошарила в кармане и покачала головой.
   Он нашел платок под пистолетом, вынул и подал ей. Он стоял лицом к членам, оттянув пальцем веко, другая рука по-прежнему была в кармане. Она коснулась уголком платка его глаза. Ее все еще трясло.
   - Это только ресница, - сказал он, - не из-за чего волноваться.
   За спиной Лайлак член поднял с пола телекомп, и все принялись пожимать друг другу руки и целоваться. Двое с телекомпами коснулись сканера. "Да", промигал он, "да". Они вышли. Третий член пошел в сторону Чипа и Лайлак; это был мужчина двадцати с небольшим лет.
   Чип отвел руку Лайлак.
   - Теперь все, - сказал он, моргая. - Спасибо, сестра.
   - Могу я помочь? - спросил член. - Я 101.
   - Нет, спасибо, просто ресница в глаз попала, - сказал Чип. Лайлак сделала какое-то движение. Чип посмотрел на нее.
   Она сунула платок в карман.
   Член взглянул на ее мешок.
   - Приятного путешествия, - сказал он.
   - Спасибо, - ответил Чип, - спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, - сказала Лайлак. Они шли по направлению выхода, увидели в стеклянной двери отражение члена, ступившего на ползущий вверх эскалатор.
   - Я прислонюсь к сканеру, - сказал Чип, - а ты дотронься до него сбоку, но не до пластинки. Они вышли на улицу.
   - Пожалуйста, Ли, - сказала Лайлак, - ради Семьи, давай вернемся и поднимемся в медицентр.
   - Молчи!
   Они свернули в проход между домом Лайлак и соседним.
   Темнота становилась все непроницаемей, и Чип вынул фонарик.
   - Что ты собираешься сделать со мной? - спросила она.
   - Ничего, - сказал он, - если ты не вздумаешь снова меня дурачить.
   - Тогда чего ты хочешь от меня? - спросила Лайлак.
   Он не ответил.
   На перекрестке за домами стоял сканер. Лайлак приподняла руку, но Чип сказал: "нет!" и они прошли мимо него, не дотронувшись. Лайлак страдающе простонала:
   - Ужасно...
   Велосипеды были прислонены к стене, там, где он их оставил. Закрытый сверху одеялом мешок лежал в корзинке одного из велосипедов, туда же были запиханы пироги и контейнеры с питьем. На корзинку второго велосипеда тоже было накинуто одеяло. Чип поставил на него мешок Лайлак и закрыл его сверху концами одеяла, плотно подоткнув.
   - Садись, - сказал он, держа ее велосипед. Она села и взялась за руль.
   - Мы поедем прямо к Восточной дороге, - сказал он. - Не поворачивай, не останавливайся, не делай рывков вперед, пока я тебе не скажу.
   Он сел на другой велосипед. Затолкал фонарик за борт корзинки так, чтобы он через решетку освещал тротуар перед велосипедом.
   Они поехали рядом по узкому проходу, который был совершенно темен, и только в промежутках между домами высоко над головой маячила полоска звездного неба. Бледно-голубой а от единственного фонарика бежал впереди.
   - Поддай ходу, - сказал Чип. Они поехали быстрее.
   - Когда у тебя следующее лечение? - спросил он. Она промолчала, но потом ответила:
   - Восьмого Маркса.
   Через две недели, подумал он. Христос и Веи, почему не завтра или послезавтра? Правда, могло быть и хуже: могло оставаться четыре недели.
   - Я смогу его получить? - спросила она. Не было смысла волновать ее больше, чем она уже волновалась.
   - Может быть, - ответил он, - посмотрим.
   Он собирался проезжать в день небольшое расстояние, и лишь в часы свободного времени, когда велосипедисты не привлекают внимания, от одной парковой зоны до другой, минуя в день город, быть может, два; двигаться будут в направлении 12082 на северном побережье Афр, в город, ближайший от Маджорки.
   И тем не менее в первый же день в парковой зоне недалеко от 14509 он изменил свое решение. Найти укрытие было труднее, чем он думал. Только спустя много времени после рассвета - прошло часов восемь - они устроились под каменным козырьком, скрытым от глаз разросшейся молодой зеленью, прогалы в которой Чип замаскировал срезанными ветками.
   Вскоре они услышали шум коптера, который пролетел над ними, потом еще несколько раз. И каждый раз Чип направлял пистолет на Лайлак, а она сидела не шевелясь, уставившись на него, с недоеденным пирогом в руке. В полдень раздался треск сучьев, шелест листьев и голос - не более чем в двадцати метрах от себя. Кто-то неразборчиво говорил, медленно и без выражения, как говорят в радиотелефон или в телекомп с акустическим вводом информации.
   Или нашли записку Лайлак на дне ящика, или, что вероятнее, Уни сопоставил его и ее исчезновение и два пропавших велосипеда. Да, он переменит свой план; раз их ищут, то рискованно покидать укрытие. Они проведут неделю здесь, тронутся в путь в воскресенье. Сделают рывок в шестьдесят-семьдесят километров - не прямо на север, а на северо-восток - и спрячутся еще на неделю. Через четыре или пять воскресений они по кривой достигнут 12082, и с каждым воскресеньем Лайлак все больше будет собой и все меньше Анной СГ, будет больше ему помогать, или по крайней мере меньше заботиться о том, чтобы ему "помочь".
   Но сейчас, однако, она была Анной СГ. Он связал ее, заткнул ей рот куском одеяла, и проспал с пистолетом в руке, пока не село солнце. Посреди ночи он снова связал ее и заткнул ей рот, а сам сел на велосипед. Он вернулся через несколько часов с пирогами, питьем и еще двумя одеялами, полотенцами, туалетной бумагой, "наручными часами", которые уже сейчас перестали тикать, и двумя книгами на французском.
   Она лежала без сна там, где он ее оставил. глаза у нее были и тревожные, и печальные. Заболевшему члену, который взял ее в плен, она прощала такое обращение с собой. Она жалела его!
   Но днем она стала смотреть на него с отвращением. Он потрогал себя за щеку, заросшую двухдневной щетиной, и чуть смущенно сказал:
   - У меня почти год не было лечений. Она опустила голову и закрыла рукой глаза.
   - Ты превратил себя в животное, - сказала она.
   - А мы все и есть животные, - сказал Чип. - Христос, Маркс, Вуд и Веи превратили нас во что-то нечеловеческое.
   Лайлак отвернулась, когда он начал бриться, но взглянула раз через плечо, взглянула два, а потом и вовсе обернулась и стала без удовольствия смотреть.
   - Ты не порежешь кожу? - спросила она.
   - Сначала я резался, - сказал он, легко орудуя бритвой и смотрясь в боковую плоскость своего фонарика, положенного на камень. - Но мне приходилось столько раз бриться за это время...
   - Ты всегда пользуешься чаем? - спросила она. Он рассмеялся.
   - Нет. Это вместо воды. Сегодня ночью я собираюсь пойти поискать пруд или ручей.
   - Как часто ты... делаешь это? - спросила она.
   - Каждый день, - ответил он. - Я пропустил вчера. Это занудно, но это еще на несколько недель. По крайней мере, я надеюсь.
   - Что ты хочешь сказать? - спросила она.
   Он ничего не ответил и продолжал бриться.
   Она отвернулась.
   Он читал книгу на французском, о причине войны, которая длилась тридцать лет. Лайлак сначала спала, а потом села на одеяло и стала смотреть на него, на деревья и на небо.
   - Хочешь, я буду учить тебя этому языку? - спросил он.
   - Зачем?
   - Когда-то ты хотела выучить его, - сказал он, - ты помнишь? Я дал тебе списки слов.
   - Да, - сказала она, - я помню. Я выучила их, но забыла. Я сейчас здорова, зачем мне теперь их учить?
   Он сделал небольшую гимнастику и ее тоже заставил сделать, чтобы быть готовыми к длинному путешествию в воскресенье. Она слушалась его не возражая.
   Этой ночью он нашел не ручей, а ирригационный канал с бетонными стенками шириной около двух метров. Искупался в его медленно текущей воде, затем принес полные питьевые контейнеры в укрытие, разбудил Лайлак и развязал. Он провел ее через заросли, стоял и смотрел, пока она купалась. Ее мокрое тело отсвечивало в слабом свете месяца.
   Он помог ей вылезти на берег, подал полотенце и стоял рядом, пока она вытиралась.
   - Ты знаешь, почему я все это делаю? - спросил он. Она удивленно взглянула на него - Потому что я люблю тебя.
   - Тогда разреши мне уйти, - сказала она. Он покачал головой.
   - Тогда как ты можешь говорить, что любишь меня?
   - Люблю, - сказал он.
   Она наклонилась и стала вытирать ноги.
   - Ты хочешь, чтобы я снова заболела? - спросила она.
   - Да, - ответил он.
   - Тогда ты ненавидишь меня, - сказал она, - ты не любишь меня.
   Она выпрямилась. Он взял ее за руку, прохладную и влажную, мягкую.
   - Лайлак... - сказал он.
   - Анна.
   Он попробовал поцеловать ее в губы, но она отстранилась.
   Он поцеловал ее в щеку.
   - Теперь направь на меня свой пистолет и изнасилуй, - сказала она.
   - Я не сделаю этого, - ответил он и отпустил ее руку.
   - Не знаю, почему бы тебе этого не сделать, - сказала она, надевая комбинезон и наощупь застегивая его. - Пожалуйста, Ли, давай вернемся в город. Я уверена, что тебя можно вылечить, потому что если бы ты был по-настоящему болен, неизлечимо болен, ты бы изнасиловал меня. Ты бы был гораздо менее добрым, чем сейчас.
   - Пошли в укрытие, - сказал он.
   - Пожалуйста, Ли... - настаивала Лайлак.
   - Чип, - поправил он. - Меня зовут Чип. Пошли, - он кивнул в сторону укрытия, и они пошли, пробираясь через заросли.
   Ближе к концу недели она взяла его ручку и книгу, которую он читал, и стала рисовать картинки на обороте обложки - почти похожих Христа и Веи, дома, свою левую руку и ряд оттененных крестов и серпов. Он смотрел за ней, чтобы убедиться, что она не пишет записок, которые попытается передать кому-нибудь в воскресенье.