Левин Айра. Этот идеальный день

   Там были, в основном, наброски из до-Объединенческого музея. Чип выбрал один - человек в кольчуге целится куда-то из лука, и еще один - обезьяна чешется.
   Карл собрал большинство блокнотов и пошел по коридору в сторону мусоропровода. Чип положил блокнот на кровать Карла и взял другой.
   В нем были нарисованы обнаженные мужчина и женщина, стоящие в парке, а сзади них неясными очертаниями вырисовывался город. Эти люди были выше, чем обычно, красивые и с каким-1 и странным чувством собственного достоинства. Женщина довольно сильно отличалась от мужчины, не только половыми органами, но и длиной волос, выступающими грудями и более мягкими очертаниями. Это был великолепный рисунок, но что-то в нем неприятно задело Чипа, он не мог понять, что.
   Он стал смотреть другие страницы, там были другие мужчины и женщины, рисунок становился более уверенным, выполненный меньшим числом более простых линий. Это были лучшие рисунки Карла, но в каждом из них было что-то не то. чего-то не хватало, была какая-то дисгармония, которой Чип никак не мог уловить.
   Вдруг у Чипа мурашки побежали по коже.
   На этих людях не было браслетов.
   Он еще раз пролистал блокнот, чтобы убедиться в этом, чувствуя, что его подташнивает. Браслетов не было. Браслетов не было ни на одной фигуре. И не было никакой возможности допустить, что работы не закончены: в углу каждого листа стояло "А" в кружке.
   Чип положил блокнот, вышел от Карла и сел на свою и он смотрел, как Карл вернулся, собрал остальные блокноты и унес их.
   В холле были танцы, но недолго и не очень широко - из-за Марса. Потом Чип пошел вместе со своей подружкой в ее комнату.
   - Что случилось? - спросила она.
   - Ничего, - ответил он.
   Карл тоже спросил его утром, когда они сворачивали одеяла:
   - Что случилось, Ли?
   - Ничего.
   - Тебе жалко уезжать?
   - Немного.
   - Мне тоже. Ну, давай твои простыни, я их выброшу в мусоропровод.
   - Какой у него номер? - спросил Ли У В.
   - Карл ВЛ 35С 7497, - ответил Чип. Ли У В записал номер.
   - Ив чем именно выражается это? - спросил он. Чип вытер руки о колени.
   - Он нарисовал несколько картинок с членами, - сказал он.
   - Ведущими себя агрессивно?
   - Нет, нет. Просто стоят и сидят, трахаются, играют, с детьми.
   - Ну и что?
   Чип перевел взгляд на крышку стола.
   - У них нет браслетов, - сказал он. Ли УВ ничего не сказал. Чип взглянул на него, советчик смотрел на Чипа.
   Через секунду Ли У В спросил:
   - Несколько рисунков?
   - Целый блокнот.
   - И совсем нет браслетов?
   - Нет.
   Ли У В вздохнул, а потом выдохнул воздух сквозь плотно сжатые зубы несколькими шипящими порциями. Он посмотрел в свою записную книжку: "КВЛ 35С 7497", - сказал он.
   Чип кивнул.
   Он разорвал рисунок человека с луком, который был агрессивен, и обезьяну тоже разорвал. Потом отнес куски в мусоропровод и выбросил.
   Он уложил последние вещи - ножницы, зубную щетку и окантованную фотографию родителей и Папы Джана - и завязал мешок.
   Зашла подружка Карла с вещмешком через плечо.
   - Где Карл? - спросила она.
   - В медицентре.
   - Ох, - сказала она, - скажи ему, что я с ним прощаюсь, хорошо?
   - Конечно.
   - Они поцеловались в щеку.
   - До свидания, - сказала она.
   - До свидания.
   Она пошла по коридору. Несколько студентов, теперь уже бывших, прошли мимо. Они улыбнулись Чипу и попрощались с ним.
   Он оглядел опустевшую комнату. Рисунок лошади все еще висел на доске для записок. Чип подошел к нему и стал разглядывать, он снова увидел жеребца, который ржал, такой живой и такой дикий. Почему Карл стал рисовать что-то еще кроме зверей в зоопарке? Зачем он начал рисовать людей?
   У Чипа возникло и стало расти чувство, что не следовало говорить Ли УВ о рисунках Карла, даже хотя он и знал, что, конечно же, правильно сделал. Разве может быть не правильно - помочь больному брату? Не сказать было бы не правильно, молчать, как он молчал сначала, позволив Карлу дойти до того, что он стал рисовать членов без браслетов и заболел еще больше. Ведь он, может быть, даже рисовал членов, ведущих себя агрессивно. Дерущихся.
   Конечно, Чип правильно сделал, что сказал.
   Но тем не менее чувство, что он поступил не правильно, оставалось и росло, и неожиданно переросло в чувство вины.
   Кто-то подошел к нему, Чип обернулся, думая, что это Карл возвращается из медицентра, чтобы поблагодарить его, но это был какой-то другой покидающий Академию студент.
   Однако, это должно было произойти: Карл вернется и скажет: "Спасибо, что помог мне, Ли. Я, правда, был болен, но сейчас мне намного лучше", а он сам ответит: "Не благодари меня, брат, скажи спасибо У ни", а Карл скажет:
   "Нет, нет", и будет настаивать и жать его руку.
   Неожиданно Чипу захотелось исчезнуть, не встречаться с Карлом, который будет благодарить его за помощь; он схватил свой мешок и поспешил в коридор остановился в нерешительности, затем быстро вернулся. Он снял рисунок лошади со стены, развязал на столе, мешок, засунул рисунок между страницами записной книжки, закрыл мешок и вышел.
   Он сбежал вниз по эскалаторам, извиняясь перед стоящими членами, в испуге, что Карл побежит за ним; он бежал до самого нижнего уровня, где находилась рельсовая станция и встал в длинную очередь желающих уехать в аэропорт. Он стоял прямо, не оглядываясь.
   Наконец он подошел к сканеру. Секунду он смотрел на него, а потом коснулся его своим браслетом. "Да", промигал зеленым сканер.
   Чип заторопился к выходу.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ОЖИВАНИЕ
   Глава 1
   Между июлем 153 года и Марксом 162 у Чипа было четыре поручения: два - в исследовательских лабораториях в США, короткое поручение в Институте Генной Инженерии в Инд, где он посещал лекции о новейших достижениях мутационной индукции и пятилетнее поручение на химиосинтетическом заводе в Кит. Чипа два раза повышали в классификации, и к 162 году он был генетикиспытатель второго класса.
   Все эти годы он был внешне нормальным, всем довольным членом Семьи. Он хорошо выполнял свою работу, принимал участие в занятиях спортом и активно отдыхал, каждую неделю занимался сексом, каждый месяц звонил домой родителям и каждые шесть месяцев навещал их, вовремя приходил на телевизор и на лечения, а также на встречи с советчиком. Он не испытывал дискомфорта, о котором следовало бы сказать советчику: ни физического, ни морального.
   Но внутри, напротив, он был далеко не нормален. Чувство вины, с которым он оставил Академию, заставило его скрыть его от следующего советчика, потому что он хотел сохранить чувство, которое, хотя и было неприятным, было самым сильным, которое он когда-либо испытывал, и странным образом это чувство расширяло границы его бытия, и то, что он скрывал ощущение своей вины от советчика - не говорил ни о каком дискомфорте, изображал спокойного, удовлетворенного всем члена - с течением лет переросло в привычку не раскрываться перед другими, постоянно следить за собой. Все стало для него под вопросом: унипироги, комбинезоны, одинаковость комнат и мыслей членов, а особенно работа, которую он делал, завершение которой, как он видел, только упрочит общую одинаковость. Конечно, у него не было другого выбора, вообще не было, видно, никакого выбора, но тем не менее он не рассказывал о своих состояниях и продолжал мучиться вопросами. Лишь в первые дни после лечений он действительно был таким членом, каким казался.
   Только одно в мире было несомненно правильным: рисунок лошади, выполненный Карлом. Чип вставил его в рамку - не из центра снабжения, а в самодельную, из реек, которые он отодрал с задней стороны ящика стола и отполировал - и повесил у себя в комнате в США, у себя в комнате в Инд, у себя в комнате в Кит. Было гораздо приятнее смотреть на этот рисунок, чем на "Веи разговаривает с химиотерапевтами" или "Маркс за работой", или "Христос изгоняет менял из храма".
   В Кит Чип подумывал о женитьбе, но узнал, что ему не будет разрешено иметь детей, так что мысль о женитьбе потеряла для него смысл.
   В середине маркса 162 года, незадолго до его двадцатисемилетия, Чипа перевели обратно в Институт Генной Инженерии в ИНД 26100, и дали поручение во вновь образованном Центре Генетической Субклассификации. С помощью новых микроскопов удалось установить различия между генами, которые до того казались одинаковыми, и Чип был один из сорока специалистов 663 Б и В, направленных на уточняющую субклассификацию.
   Комната Чипа была в четырех зданиях от работы, так что каждый день он дважды совершал приятную прогулку до Центра, и скоро нашел подружку, чья комната была на этаж ниже его комнаты. Его советчик, Боб Ро, был на год моложе самого Чипа. Казалось, что жизнь будет идти и дальше так, как прежде.
   Однажды апрельским вечером, когда Чип собирался почистить зубы и лечь спать, в футляре от зубной щетки он нашел что-то белое. Удивившись, он поднес к глазам свою находку. Это оказался крошечный рулончик плотно свернутой бумажной ленты. Чип положил футляр и развернул маленький бумажный прямоугольник с печатными буквами. "Ты кажешься очень необычным членом, говорилось там. - Например, ты думал, какую ты бы выбрал классификацию. Ты бы хотел познакомиться с другими необычными членами? Подумай об этом. Ты жив только частично. Мы можем помочь тебе больше, чем ты можешь себе представить".
   Записка удивила Чипа знанием его прошлого, поразила своей таинственностью и особенно этим: "Ты жив только частично".
   Что все это означало - это странное утверждение, и вообще это странное послание? И, прежде всего, кто положил его в футляр от зубной щетки? Но именно это место, вдруг понял Чип, было идеальным для такой записки, потому что здесь он точно нашел бы ее, и только он, а никто другой. Так кто же так умно положил сюда записку? Кто угодно мог зайти в его комнату раньше вечером, или днем. По крайней мере, двое заходили в его комнату: на столе лежали записки от Мир СК, подружки Чипа, и от секретаря домового фотоклуба.
   Чип почистил зубы, лег в постель и перечитал записку.
   Тот, кто ее написал - один из этих "других необычных членов"
   - должно быть имел доступ к памяти УниКомпа, к тому моменту, когда Чип мечтал классифицировать сам себя, и это показалось группе достаточным чтобы вызвать к нему симпатию. А стоило ли симпатизировать ему? Они все ненормальные, это точно. Но он сам? Разве он тоже ненормален? "Мы можем помочь тебе больше, чем ты можешь себе представить". Что это значит?
   Помочь ему в чем? И если он решит с ними встретиться, что ему делать? Очевидно, ждать следующей записки, какого-то контакта. "Подумай об этом", было сказано в записке.
   Прозвучал последний сигнал, он снова скатал бумагу в маленький рулон и глубоко затолкнул его за корешок своей настольной книги "Живая Мудрость Веи". Он выключил свет и стал лежа думать о записке. Она встревожила его, но это было в то же время необычно и интересно. "Хочешь познакомиться с другими необычными членами?"
   Чип ничего не сказал о записке Бобу РО. Каждый раз, приходя вечером в комнату, Чип искал новую записку в футляре от зубной щетки, но никак не находил. По дороге на работу и с работы, садясь на стул в телевизионной, стоя в очереди в столовой или в центре снабжения, он всматривался в глаза окружающих его членов, готовый к любому намеку, даже простому взгляду или кивку, приглашающему следовать за собой. Но ничего подобного не случалось.
   Прошло четыре дня, и Чип начинал уже думать, что эта записка просто шутка больного члена, или, еще хуже - какая-нибудь проверка. Может быть. Боб РО сам ее написал, чтобы посмотреть, скажет ли Чип про нее? Нет, это все смешно: он кажется, на самом деле заболевает.
   Чип был очень заинтригован, даже возбужден, он был полон надежд, и сам не знал, на что надеется - однако, постепенно, с течением времени, когда ни новой записки, ни какого-то другого контакта так и не было, он почувствовал себя разочарованным и раздраженным.
   И тогда, через неделю после своего первого появления, записка появилась снова: такой же сложенный втрое и скатанный в трубочку кусок бумаги в футляре от зубной щетки. Чип вынул записку, его волнение и надежда неожиданно, в один миг, вернулись к нему. Он развернул листок и прочитал: "Если хочешь познакомиться с нами и узнать, как мы можем помочь тебе, будь между зданиями 16 и 18 на Нижней Площади Христа завтра вечером в 11.15. Не прикасайся ни к одному сканеру по дороге. Если увидишь членов у сканера, мимо которого тебе надо пройти, пойди другой дорогой. Я буду ждать до 11.30". Внизу была подпись:
   "Снежинка".
   На пешеходных дорожках было совсем немного членов, да и то таких, которые спешили домой, спать, и смотрели только перед собой. Чипу пришлось изменить свой маршрут и он пошел быстрее и пришел на Нижнюю Площадь Христа ровно в 11.15. Пересек освещенное луной белое пространство, прошел мимо выключенного фонтана, в котором отражалась луна, и нашел 16 и темный проход, который отделял это здание от 18.
   Там не было никого - но потом, в нескольких метрах от себя, в тени - Чип разглядел белый комбинезон с каким-то знаком, вроде красного медицентровского креста. Он вошел в темноту и приблизился к члену, который тихо стоял у стены здания 16.
   - Снежинка? - спросил он.
   - Да, - голос был женский. - Ты трогал какие-нибудь сканеры?
   - Нет.
   - Странное ощущение, правда? - на ней была бледная маска: тонкая, хорошо прилегающая.
   - Я делал это и раньше, - ответил Чип.
   - Тем лучше для тебя.
   - Только однажды, меня тогда специально оттолкнули, - сказал он. Чипу казалось, что она старше его, но на сколько - он никак не мог определить.
   - Мы пойдем в одно место, отсюда пять минут ходу, - сказала она. - Там мы собираемся регулярно, нас шестеро, четверо мужчин и две женщины - ужасное соотношение которое, надеюсь, ты улучшишь, я на тебя рассчитываю. Мы хотим предложить тебе одну вещь, и если ты согласишься, то, очевидно, станешь одним из нас; если откажешься, то не станешь, и наша сегодняшняя встреча будет последней. Поэтому мы пока не можем позволить тебе узнать, как мы выглядим и где собираемся, - она вынула руку из кармана, в руке она держала что-то белое. - Мне придется забинтовать тебе глаза, - сказала она, - поэтому на мне эта медицинская одежда, я буду выглядеть естественно, когда буду тебя вести.
   - В такое время?
   - Мы так делали и раньше, ничего не случалось, - ответила она. - Ты не возражаешь? Чип пожал плечами:
   - Думаю, нет, - сказал он.
   - Приложи это к глазам, - она дала ему два комка ваты. Чип закрыл глаза, приложил к векам и прижал каждый комок пальцем. Она начала наматывать бинт вокруг его головы, прижимая вату к глазам. Чип отнял пальцы и стал крутить головой, чтобы помочь ей. Она продолжала наматывать и наматывать бинт, захватывая его лоб и щеки.
   - Ты уверена, что ты не из медицентра? - спросил Чип.
   Она ухмыльнулась и ответила: "Абсолютно уверена". Потом натянула конец бинта, плотно затягивая его, прижала бинт со всех сторон руками, над глазами тоже, и взяла Чипа за руку. Она повернула его - в сторону площади, понял он и повела за собой.
   Не забудь про свою маску, - сказал Чип.
   Она резко остановилась.
   - Спасибо, что напомнил, - сказала она. Ее рука отпустила плечо Чипа и через секунду вернулась. Они снова пошли.
   Звук их шагов изменился, стал рассеиваться в пространстве, и ветер стал обдувать лицо Чипа - вернее, нижнюю часть лица, не закрытую бинтом; они шли по площади.
   Рука Снежинки, держащая Чипа за руку выше локтя, увлекала его куда-то по диагонали, влево, в сторону от дороги в Институт.
   - Когда мы придем туда, куда мы идем, - сказала она, - я заклею пластырем твой браслет, и мой тоже. Мы стараемся не знать номеров друг друга. Я знаю твой - это я тебя нашла, но остальные не знают; все, что они знают - это то, что я приведу одного многообещающего члена. Позже, один или двое из них, возможно, узнают твой номер.
   - Вы проверяете жизнь каждого, кто получает здесь поручения?
   - Нет. Зачем?
   А разве не так ты нашла меня - когда выяснила, что я думал о том, чтобы сам себя классифицировать?
   - Три ступеньки вниз, - сказала она. - Нет, это было только подтверждение. Теперь вторая, и третья. На что я обратила внимание - так это на твой вид, у тебя вид человека, который не на сто процентов в лоне Семьи. Ты тоже научишься это замечать, если будешь с нами. Я узнала, кто ты, потом пошла в твою комнату и увидела рисунок на стене.
   - Лошадь?
   - Нет, "Маркс за работой", - иронично сказала она. - Конечно, лошадь. Ты рисуешь так, как ни один нормальный член никогда не станет рисовать. Вот тогда я и проверила твою историю, после того, как увидела лошадь.
   Они вышли с площади и шли по одной из пешеходных дорожек, ведущих на запад - К или Л, он не был уверен, по какой.
   - Ты ошиблась, - сказал Чип. - Это рисовал не я.
   - Нет, это ты рисовал, - сказала она. - Ты просил блокноты и рисовальный уголь.
   - Для члена, который это нарисовал. Мой друг по академик.
   - Это уже интересно, - сказала она. - Обмануть Уни при просьбе - это самый лучший признак. В любом случае, тебе этот рисунок понравился настолько, что ты сохранил его и вставил в рамку. Или рамку тоже сделал твой друг?
   Чип улыбнулся.
   - Нет, рамку сделал я, - сказал он, - это ты точно заметила.
   - Здесь мы повернем направо.
   - Ты советчик?
   - Я? Драка, нет.
   - Но ты можешь узнавать историю человека?
   - Иногда.
   - Ты в Институте работаешь?
   - Не спрашивай так много, - сказала она. - Послушай, как ты хочешь, чтобы мы тебя называли? Вместо Ли РМ?
   - О, - сказал он, - Чип.
   - Чип? Нет, - возразила она. - Не говори первое, что приходит тебе на ум. Ты должен быть какой-нибудь "Пират" или "Тигр". Другие - Кинг, Лайлак, Леопард, Хаш и Спэрроу <Кинг - король; Лайлак - сирень; Хаш - "тес", тишина; Сперроу - воробей.>.
   - Меня звали Чип, когда я был маленьким, - сказал он. - Я привык к этому.
   - Хорошо, - сказала она. - Но я бы такое имя не выбрала. Ты знаешь, где мы сейчас?
   - Нет.
   - Хорошо. Теперь налево.
   Они вошли в какую-то дверь, поднялись по ступенькам, открыли еще одну дверь, в большой гулкий зал, через который прошли зигзагами, как бы обходя какие-то неровно поставленные предметы. Поднялись по неподвижному эскалатору, миновали длинный коридор и повернули направо.
   Она оставила Чипа и напомнила про браслет. Он поднял руку, и его браслет сильно придавили и потерли. Он потрогал браслет: на месте номера было что-то мягкое. Это и еще то, что он ничего не видел, заставило Чипа вдруг почувствовать себя бестелесным, как будто он сейчас оторвется от пола, пролетит прямо сквозь стены в космос, растворится и станет ничем.
   Она снова взяла его за руку. Они прошли чуть дальше и остановились. Он услышал короткий стук в дверь, потом еще раз и еще раз, звук открываемой двери, затихающие голоса.
   "Привет, - сказала она, проводя Чипа вперед. - Это Чип, он на этом настаивает".
   По полу заскрипели отодвигаемые стулья, зазвучали приветственные голоса. Чья-то рука пожала руку Чипа:
   - Я Кинг, - представился член. - Я рад, что ты решился прийти.
   - Спасибо, - ответил Чип.
   Другая рука пожала руку Чипа жестче, чем первая.
   - Снежинка говорит, что ты прямо художник, - этот голос был старше, чем голос Кинга. - Я - Леопард.
   К Чипу потянулись другие руки: женский голос быстро произнес:
   - Привет, Чип, я - Лайлак, - и другой женский голос:
   - А я - Спэрроу, я надеюсь, что ты будешь всегда приходить. - А я Хаш, жена Леопарда. Привет!
   Последний голос и рука были старые, другие два голоса - молодые.
   Чипа подвели к стулу и усадили. Его руки нащупали крышку стола, гладкую и пустую, со слегка закругленным краем - овальный стол или большой круглый. Все остальные тоже сели.
   Снежинка справа от него, о чем-то болтая, кто-то сел слева.
   Чип почувствовал, что где-то что-то горит, он принюхался, чтобы удостовериться в этом: никто из членов, казалось, не замечал гари.
   - Что-то горит, - сказал Чип.
   - Табак, - ответила пожилая женщина Хаш - слева от него.
   - Табак? - переспросил Чип.
   - Мы его курим, - сказала Снежинка. - Хочешь попробовать?
   - Нет, - сказал Чип. Некоторые засмеялись.
   - Это не так уж смертельно, - сказал Кинг, сидящий дальше, слева от него. - Я даже думаю, что он дает и какой-то эффект.
   - Это очень приятно, - сказала одна из молодых женщин напротив него.
   - Нет, спасибо, - ответил Чип.
   Они снова засмеялись, обменявшись между собой репликами, и постепенно замолчали. На правую руку Чипа, лежавшую на столе, легла рука Снежинки, он хотел сбросить ее, но сдержался. Он глупо сделал, что пришел. Что он здесь делает, сидя с завязанными глазами между больными членами с фальшивыми именами? Его собственная ненормальность - ничто по сравнению с ними. Табак! Это растение вымерло сто лет назад, где они его откопали?
   - Извини нас за повязку, Чип, - сказал Кинг, - я думаю, Снежинка объяснила, зачем это нужно.
   - Да, - ответил Чип, Снежинка тоже сказала: "Да". Ее рука убралась с руки Чипа, и Чип снял свою руку со стола и сцепил обе руки на коленях.
   - Мы ненормальные члены, что совершенно очевидно, - сказал Кинг. - Мы делаем много таких вещей, которые, как считается, делают только больные. Но мы думаем, что такие члены не больны. Мы знаем, что они не больны, - голос его был сильный, глубокий и властный. Чип представил себе, что Кинг - большой и мощный человек, лет сорока. - Я не собираюсь вдаваться в подробности, продолжал он, - потому что в твоем теперешнем состоянии они огорчат и шокируют тебя, как тебя шокировало и огорчило то, что мы курим табак. Ты сам узнаешь в будущем все детали, если у тебя с нами есть будущее.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Чип. - В моем теперешнем состоянии?
   На секунду наступила тишина. Какая-то женщина кашлянула.
   Пока ты заторможен и усреднен твоим последним лечением, - ответил Кинг.
   Чип неподвижно сидел, повернув голову в сторону Кинга, не в состоянии говорить о несправедливости того, что Кинг только что сказал. Постепенно он осмыслил его слова и произнес:
   Я не заторможен и не усреднен.
   - Но, тем не менее, это так, - сказал Кинг.
   - Вся Семья заторможена и усреднена, - сказала Снежинка, и сзади нее раздался мужской голос:
   - Все, не только ты. Это сказал Леонард.
   - Из чего, ты думаешь, состоит лечение? - спросил Кинг.
   - Вакцины, антисептик, - начал Чип, - противозачаточные средства, иногда транквилизаторы...
   - Всегда транквилизаторы, - сказал Кинг. -И ЛПК, которые снижают агрессивность, а также сводят к минимуму радость и способность к восприятию, и все другие братовредительские качества, свойственные мозгу.
   - А также сексуальный депрессант, - добавила Снежинка.
   - Да, и это тоже, - сказал Кинг. - Десять минут механического секса в неделю, лишь малая доля того, что возможно.
   - Я этому не верю, - сказал Чип. - Ничему не верю. Но все сказали, что это правда: "Это правда, Чип", "Действительно, правда", "Правда!"
   - Ты же сам занимаешься генетикой, - сказал Кинг, - разве не на это работает генная инженерия? - на уменьшение агрессивности, контроль сексуальных эмоций, привнесение в человека желания помогать ближним, послушания и чувства благодарности. Лечения дают все эти эффекты на некоторое время, а генная инженерия способна влиять даже на рост и на цвет кожи.
   - Лечения помогают нам, - сказал Чип.
   - Они помогают Уни, - произнес женский голос напротив Чипа, с другой стороны стола.
   - И поклонникам Веи, которые запрограммировали Уни, - добавил Кинг. - Но они не помогают нам, по крайней мере, их польза несоизмерима с их вредом. Они превращают нас в машины.
   Чип покачал головой, потом покачал головой еще раз.
   - Снежинка сказала нам, - это заговорила Хаш тихим, спокойным голосом, который очень подходил к ее имени, - что у тебя есть ненормальные наклонности. Ты никогда не замечал, что они сильнее перед лечением и слабее после лечения?
   - Я уверена, что ты сделал эту рамку за день или два до лечения, а не после, - сказала Снежинка. Чип подумал несколько секунд.
   - Я не помню, - сказал он, - но когда я был маленьким и думал о том, чтобы классифицировать себя, после лечения эти мысли казались глупыми и до-Объединенческими, а перед лечением они просто... приводили в восторг.
   - Ну вот, - сказал Кинг.
   - Но этот восторг был нездоровым.
   - Он был здоровым, - сказал Кинг, а женский голос с другой стороны стола добавил:
   - Ты был живой, ты что-то чувствовал. Любое чувство лучше и здоровее, чем отсутствие чувств.
   Чип вспомнил о чувстве вины, которое он носил в себе и скрывал от советчиков со времени случая с Карлом в Академии. Он кивнул:
   "Да, - сказал он, - да, может быть". Он повернул голову в сторону Кинга, в сторону женщины, в сторону Леопарда и в сторону Снежинки, жалея, что он не может открыть глаза и увидеть их.
   - Но тогда я не понимаю, - сказал он. - Вы же получаете лечения или нет? Так разве вы не...
   - Мы получаем ослабленные лечения, - сказала Снежинка.
   - Да, мы получаем лечения, - сказал Кинг, - но нам удалось добиться ослабленных лечений, без некоторых компонентов, так что мы - чуть больше, чем те машины, которыми Уни нас считает.
   - И именно это мы тебе и предлагаем, - раздался голос Снежинки, возможность видеть больше, чувствовать больше, делать больше и радоваться больше.
   - И страдать тоже больше, скажи ему и это, - произнес голос, мягкий, но четкий, принадлежавший второй молодой женщине. Она сидела за столом напротив Чипа, слева, где-то рядом с Кингом.
   - Это не так, - сказала Снежинка.
   - Да, это так, - сказал тот же четкий, почти девичий голос, - ей было, наверное, не больше двадцати. - Будут такие дни, когда ты станешь ненавидеть Христа, Маркса, Вуда и Веи и захочешь разломать Уни. Будут дни, когда тебе захочется сорвать свой браслет и убежать на горные вершины, как неизлечимые раньше, только для того, чтобы делать то, что ты хочешь, иметь возможность выбора и жить своей собственной жизнью.