– А-а... м-м... да, я все понимаю. Всего один неверный шаг, и на моей работе можно ставить крест. – Она произносила эти слова, чтобы как-то восстановить утраченное самообладание. Как ни странно, Лейси всегда терялась, когда дело доходило до проявления простой, неприкрытой радости. – Благодарю вас за то, что не уволили меня.
   Бобби откинулся назад, убрав руку со стола.
   – Рано благодарить меня, миз Райт. У меня такое ощущение, что скоро вы пожалеете о том, что получили работу в баре «У Бобби». – Лейси не понравился тон, которым он сказал это, но прежде чем она нашлась что ответить, Бобби продолжил: – Мне нужно вернуться в бар. – Он подозвал официантку. – Мария, заверни нам еду с собой.
   Пару минут спустя Бобби подписал несколько представленных счетов, потом наклонился и подхватил костыли, собираясь покинуть кабинку. К счастью, к тому моменту, когда он поднялся, официантка принесла упакованную еду. Поскольку у Бобби руки были заняты костылями, дополненную картофелем фри и сальсой еду взяла Лейси.
   Несмотря на травму Бобби, Лейси едва поспевала за ним. Неожиданно ее посетила новая тревожащая мысль.
   – Мистер Макинтайр, а почему вы сразу не уволили меня?
   Бобби хмыкнул, не сбавляя шага.
   Тогда Лейси просто остановилась и отстала от него. Он прошагал несколько метров, прежде чем понял, что ее нет рядом. Устало вздохнув, Бобби повернулся.
   – Если вы терпите меня только по той причине, что я мать-одиночка, то я не нуждаюсь в вашей жалости, – заявила она с вызовом.
   Бобби оглядел ее, и снова на какую-то секунду непонятная тень промелькнула на его лице.
   – Прекрасно, потому что если кто-то и заслуживает жалости, так это я. Ведь это мне приходится иметь дело с сотрудницей с чопорной задницей, не имеющей даже понятия, как угодить мужчине.
   Лейси ахнула.
   – Нравится вам это, дорогуша, или нет, но «У Бобби» – заведение мужское.
   Лейси открыла было рот, собираясь съязвить, но тут же спохватилась:
   – Я... я... я не чопорная. – Неужели это все, что она могла сказать?
   – Как же, как же. Вы самая что ни на есть чопорная и зажатая. Все ваше поведение свидетельствует об этом.
   Бобби вернулся назад и остановился в нескольких дюймах от нее. Лейси могла ощущать исходящий от него жар, от него полыхало, как от яркого техасского солнца за его спиной. Он остановил взгляд на ее губах, и на какую-то секунду ей показалось, что он сейчас коснется пальцем ее рта. Она затаила дыхание.
   – Но даже не вздумайте менять что-либо в моем баре, – прошипел Бобби.
   Лейси судорожно втянула в себя воздух.
   – Что?
   – Ваша работа заключается лишь в том, чтобы все бумаги были в порядке и чтобы держаться от меня подальше.
   После этих слов Бобби повернулся и не оглядываясь заковылял к входу в бар. Ошеломленная его натиском, Лейси продолжала стоять на месте, пока он не вошел в свое заведение. Ею овладело странное чувство: отчасти нервы, отчасти возмущение... отчасти неосознанная тревога.
   Лейси сказала себе, что у нее начинается горячка. Но независимо оттого, было ли это проявлением болезни или нет, ясно было одно – она ничего не могла понять. Бобби Макинтайру было присуще все, что она ненавидела в мужчинах. Он обладал самоуверенной несгибаемой силой и дремлющей страстной чувственностью, сочетавшимися таким образом, что она испытывала жгучую неудовлетворенность. По крайней мере именно так Лейси объяснила себе то ощущение жара, языки пламени которого вспыхивали в ней.
   Лейси вошла в бар и тут же увидела Робин, которая протягивала Бобби на подпись его фотографию. Подросткам не разрешалось посещать бары типа «У Бобби», но Лейси решила, что краткое пребывание дочери здесь с целью получения автографа допустимо.
   Бобби улыбался и шутил таким образом, что одновременно и очаровывал Робин, и удерживал ее на расстоянии. Лейси сразу поняла, что, как бы плохо она ни думала о нем, он не из тех мужчин, что соблазняют молоденьких девочек.
   В голову полезли недобрые мысли в отношении тех женщин, которыми он увлекался, но они тут же улетучились, едва Лейси взглянула на восторженное лицо своей дочери. Радость девочки читалась в морщинках, собравшихся вокруг лучистых глаз, что делало ее старше, чем она была на самом деле.
   Лейси знала, что Робин хорошо успевает в школе и что ей нравится ее класс. Она была уверена, что дочери понадобится совсем немного времени, чтобы завести друзей.
   У нее защемило в груди при мысли о том, что ее дочь наконец-то счастлива после долгих лет постепенного разочарования в их образе жизни. За одну эту улыбку Лейси готова была терпеть наглые насмешки и высокомерное отношение к себе – лишь бы им действительно удалось обрести здесь свой дом.
   Когда Робин увидела Лейси, ее карие глаза округлились.
   – Смотри, мама, Бобби Мак подписал ее мне!
   Лейси подошла, положила на стол пакет с едой и обняла дочь за плечи.
   – Родная, его зовут мистер Макинтайр.
   Робин залилась краской, а Бобби попытался что-то возразить. Однако Лейси опередила его:
   – Вы взрослый человек, а моя дочь ко всем взрослым обращается со словами «мистер» или «миссис».
   Помедлив, Бобби пожал плечами, и Лейси показалось, что на самом деле ему импонировало ее наставление.
   – Прекрасно, – ответил Бобби, сопроводив сказанное одной из своих дьявольских усмешек.
   Но затем Лейси заметила, что он переместил вес тела на здоровую ногу, и улыбка сошла с его лица. Для других это было незаметно, но Лейси наблюдала за ним. Она поняла, что у него, должно быть, болит колено, однако он хотел доставить Робин удовольствие. Во всяком случае, он не хотел обижать никого, кроме нее, Лейси.
   На какое-то мгновение ей представилось, что это она заставила его страдать, но Лейси тут же отбросила эту нелепую мысль.
   – Робин, разве тебе не нужно делать домашнее задание? – спросила она.
   – Мам, сегодня же суббота.
   – Есть домашнее задание или нет, в баре тебе делать нечего. Наверх, юная леди.
   – Иду, иду.
   Когда она ушла, Лейси обратила внимание на то, как сильно устал Бобби. Казалось, всем своим весом, всем своим крупным телом он повис на костылях. Но как только он, взглянув на нее, заметил, что она изучающе смотрит на него, выражение усталости, будто по мановению волшебной палочки, исчезло с его лица.
   Ни слова не говоря ей, Бобби обратился с какой-то соленой шуткой к Питеру и, почти не опираясь на костыли, направился в офис. Да нет, у нее явно разыгралось воображение, когда ей показалось, что он измотан. Лейси призналась себе, что ей хотелось найти какую-то скрытую под этой суровой внешностью слабость, уязвимость. Нечто такое, что смягчило бы производимое им устрашающее впечатление.
   В кабинете Бобби откинулся на спинку стула. Ему ни о чем не хотелось думать. Единственное, чего он хотел, так это дозвониться до Стримера и выяснить, что там происходит в Далласе. Однако в памяти всплывали непрошеные воспоминания, которые были глубоко погребены до этой встречи с Лейси и ее дочерью. Бобби вспомнилось их с Бет детство. Мать.
   Он закрыл глаза и вдруг перенесся туда, на десятилетия назад, когда ему было пять лет. Вот он наблюдает за тем, как легкий ветер развевает красивые длинные темные волосы стоящей на краю тротуара матери.
   – Мама!
   Маленький Бобби дергал ее за юбку, и Черил Макинтайр посмотрела вниз. Казалось, она удивилась, обнаружив там его вместе со стоявшей рядом Бет.
   – Мама, что-то случилось? – спросил Бобби.
   Мать моргнула, затем набрала полную грудь воздуха, при этом у нее задрался подбородок, и он смог увидеть черное пятнышко, которое она называла знаком своей красоты. Бобби вытянул руку к родимому пятну, стал говорить ей о том, что она самая красивая на свете, ведь ей так нравилось это слышать. Но мать вдруг отвернулась, оборвав поток его славословия, и решительно направилась к красному кирпичному строению, расположенному в полуквартале от того места, где они стояли.
   Бобби взял сестру за руку:
   – Пойдем, Бу.
   Дети торопливо засеменили вслед за матерью. Бет с маленьким личиком, обрамленным темными кудряшками, молчаливо, прижав локтем к боку свою тряпичную куклу, и Бобби, поджав губы и нахмурившись.
   – Мама, куда мы идем? – угрюмо спросил он. – Я хочу домой.
   – Я говорила тебе. Мы идем в прекрасное место, в котором живет много детей твоего возраста.
   – Я не хочу туда идти.
   Мама вздохнула, но не остановилась.
   – И без того тяжело, не осложняй все еще больше. – Ее голос звучал прерывисто в густом, горячем воздухе западного Техаса. – Пожалуйста, Бобби, будь хорошим мальчиком.
   Она потянула на себя тяжелую дверь из металла и стекла и ввела их в длинный, разветвленный коридор, стены которого отражали отдаленный шум, производимый играющими детьми. Осмотревшись, мать направилась в находившийся неподалеку маленький приемный офис. Служащая отозвалась от печатной машинки.
   – Чем я могу вам помочь?
   – Я Черил Макинтайр, – сказала мать, ероша волосы Бобби. – А это мои дети, Бет и младший Бобби.
   – Конечно, мисс Макинтайр. Мы ждали вас.
   Внимание Бобби привлек скрежет сдвигаемого по полу стула где-то рядом, и он поднял голову как раз в тот момент, когда из смежного кабинета вышла другая женщина. Она была крупной, с завитыми седыми волосами и старомодными очками, висевшими на длинной золотой цепочке. Женщина улыбнулась детям, и Бобби прижался к материнскому боку.
   – Мисс Макинтайр? Меня зовут Нэнси Ригер. Я директор «Сестер причастия». Вам необходимо заполнить некоторые бумаги. Бобби увидел, как его мать взглянула на настенные часы и озабоченно нахмурила лоб.
   – Это займет всего минуту, и этого требуют законы штата. Потом вы будете свободны. Пройдите в мой кабинет. Миссис Харпер присмотрит за детьми.
   Бет и Бобби сели на высокие стулья с жесткими спинками, их ноги болтались в воздухе. Через стеклянную вставку двери они могли видеть свою мать, и они увидели, как она заплакала.
   Бет протянула руку и сцепила свой указательный палец с пальцем Бобби, который не отрываясь смотрел на мать. Он знал, что Бет тоже смотрела на нее, и чувствовал, как она все сильнее сжимает палец.
   Вдруг у него перехватило дыхание. Не слезы матери вызвали его тревогу: в последние дни она много плакала. Но когда она кивнула, сделала глубокий вдох и встала, у Бобби заколотилось сердце.
   – Что происходит? – шепотом спросил он у Бет.
   – Я не знаю.
   Что-то было не так, и Бобби понимал это. Он знал, что и Бет это понимает. Но того, что произошло потом, когда мать подошла и присела перед ними, они никак не могли понять. Она сказала:
   – Вы самые прекрасные дети. Это правда. Бобби, ты находчивый мальчик, однажды ты вырастешь и станешь большим и сильным. А ты, Бет, мила и умна. Очень многие мамы были бы счастливы иметь таких детей, как вы. – Она вздохнула, и ее красивые глаза заволокла печаль. – Но я так больше не могу.
   – Чего не можешь? – спросил Бобби. – Давай уйдем отсюда.
   Он потянул ее за руку, но мать остановила его.
   – Бобби, сынок, твоей маме нужно уйти.
   Бет растерянно заморгала.
   – Уйти? – Бобби наморщил лоб и округлил глаза в попытке осмыслить услышанное.
   – Да. – Она дотронулась до его щеки. – Я не могу быть хорошей мамой. Я слишком молода, чтобы быть мамой. Без меня вам будет лучше.
   – Ты вовсе не слишком молода, ты старая, – заявил Бобби, переходя на крик.
   Бет принялась качать свою куклу.
   Мать улыбнулась, хотя ее глаза были влажными.
   – Нет, я не старая, правда, не старая. Просто я чувствую себя старой сейчас. Трудно быть мамой, когда нет папы, который помогал бы. Вы можете это понять? – Затем она встряхнула головой, будто выходя из забытья. – Вы чудесные дети. И вы заслуживаете мать и отца, которые заботились бы о вас. – Она наклонилась, крепко обняла Бобби и поцеловала его, потом обхватила Бет, замерла на несколько секунд, а затем резко отстранилась с мокрым от слез лицом. – Помните всегда, что я люблю вас.
   Бобби почти ничего не сознавал, когда мать повернулась и направилась к выходу из кабинета, не позвав его с собой. Бет по-прежнему качала свою куклу, уткнувшись в нее лицом.
   Бобби всполошился:
   – Пойдем, Бу. – Он явно собрался следовать за мамой. Но две женщины из «Сестер причастия» загородили им путь.
   – Теперь вы будете жить с нами, – объявила миссис Ригер.
   Бет перестала укачивать куклу и будто оцепенела. Бобби увернулся и бросился за матерью. Он ничего не понимал. Стертые подошвы парусиновых ботинок скрипели при беге по застланному линолеумом коридору, космы черных волос лезли в глаза.
   – Мама!
   Выкрикнутое им слово гулко разнеслось по длинному коридору. Из-за дверей по обе его стороны появились лица любознательных взрослых и детей. Впереди по коридору шли трое ребят постарше, и Бобби с разбегу врезался в них.
   – Мама, подожди! – прокричал он.
   Ребята загоготали, а потом свалили его на пол.
   – Здорово, еще одного малыша поймали, – усмехнулся один из них.
   Бобби даже не посмотрел на них. Его взгляд был устремлен в направлении удалявшейся матери, и по его щекам текли слезы.
   – Мама, не оставляй меня здесь!
   Его рыдающий голос разносился по всему зданию, и мать заколебалась. С опущенными плечами, она напряженно застыла у самого выхода спиной к нему.
   Бобби захлебывался слезами и судорожно ловил ртом воздух.
   – Мама, пожалуйста, – прошептал он.
   Но после затянувшейся паузы его мать наклонила голову, открыла входную дверь и вышла из здания. Бобби вскочил и помчался за ней, но врезался в дверь, которую перед самым его носом успел закрыть охранник.
   – Не уходи, мама! – рыдал Бобби, сползая по двери на пол. – Пожалуйста, не уходи!
   Но его крики остались без ответа. Он беспомощно наблюдал через армированное стекло двери, как она решительно удалялась по тротуару, пока наконец не перешла на бег.
   – Тук, тук. – С этими словами в кабинет вошла Лейси, но тут же смешалась и умолкла, увидев, как вздрогнул сидевший за рабочим столом Бобби.
   У него было хмурое и настороженное лицо, напрягшиеся плечи, телевизор работал с выключенным звуком на канале местных новостей. Бобби казался разъяренным, а может быть, уязвимым. Хотя Лейси решила, что последнее не очень-то вяжется с этим человеком, и вообще отказалась от такого предположения, когда он вслух отреагировал на ее появление:
   – Какого черта вы здесь делаете?
   – До этого, помнится, вы говорили, что это мой кабинет.
   Сидя в удобном вертящемся кожаном кресле, Бобби вперил в нее тяжелый, холодный взгляд. Это продолжалось несколько долгих, мучительных секунд, после чего он рывком поднялся с кресла.
   – Настало время прояснить некоторые вещи.
   Такое начало не сулило ничего хорошего.
   – По всей видимости, мне придется терпеть ваше присутствие, но это мой кабинет. Это мой рабочий стол. – Бобби пошарил в нижнем ящике стола, обнаружил свою любимую кружку «Сладкая штучка» и со стуком водрузил ее на стол, напоминая пометившего свою территорию пса. Он улыбнулся, потом указал на угол комнаты. – Вы же можете пользоваться этим.
   Под «этим» подразумевался расположенный рядом с тренажерами и грудой гирь маленький деревянный столик, заваленный разной спортивной атрибутикой Бобби Мака, и деревянный же стул с прямой спинкой, похожий на школьные учительские стулья 1950-х годов. Лейси уже собиралась сказать ему, куда он мог бы отправиться вместе со своим столиком и наглой ухмылкой, но перед ней вдруг предстал образ дочери. Улыбающейся, счастливой. Придется стерпеть. Пусть издевается, она не позволит этому самодуру выгнать ее с работы.
   Чего только мать не сделает ради своего ребенка.
   Лейси заставила себя улыбнуться и направилась к своему новому рабочему месту.
   – Отлично, – непринужденно отозвалась она.
   – Оставайтесь на своей стороне помещения, – заявил Бобби страдальческим тоном. – И не шумите по ночам.
   Последовало недоуменное молчание.
   – Простите?
   – Разве Бет не говорила вам?
   Лейси ждала пояснений, с удивлением отмечая смену выражений на лице Бобби, где не осталось ни следа от былой ярости или переживаний. Она была почти уверена, что у него сменилось настроение, будто он снова обрел почву под ногами.
   Еще мгновение – и на лице вновь появилась его знаменитая улыбка.
   – Не только вы, дорогая, живете на втором этаже.
   – Что? Хотите сказать... вы живете?..
   – Да, моя квартира расположена прямо напротив вашей.
   – Но у вас ведь есть дом! Ваш собственный дом. Мне столько рассказывали об этом. Какой-то гигантский особняк, который вы возвели на скале над Рим-роуд.
   Бобби отмахнулся:
   – Не такой уж и гигантский.
   – Большой. Маленький. Какое это имеет значение?
   Он усмехнулся и вдруг так страстно посмотрел на нее, что она почувствовала слабость в коленях.
   – Это зависит от того, что вы подразумеваете под этим.
   Лейси понадобилось некоторое время, чтобы осознать сказанное им.
   – Ваш дом! – Она почувствовала, что начинает впадать в панику. Мало того что ей придется делить кабинет с этим невыносимым человеком, но оказалось, что и их квартиры разделяет только холл. – Почему вы живете над баром, имея прекрасный дом на горе, который, вне всяких сомнений, оснащен установленной на вращающейся платформе кроватью необычной формы с прилагающейся для компании надувной куклой в натуральную величину?
   У Бобби взметнулась вверх бровь.
   – Вы имеете обыкновение ночь напролет заниматься этими игрушками?
   – Я серьезно!
   – Я тоже. Мне понравилась ваша идея насчет вращающейся платформы.
   Лейси почувствовала себя польщенной.
   – Спасибо. – Но тут же спохватилась. – Минуточку! Не нужно передергивать.
   – Здесь нечего передергивать, миз Райт. Я обычно живу здесь, когда приезжаю в город, так что держитесь от меня подальше.
   Зазвонил телефон, и Бобби снял трубку.
   – Макинтайр слушает! – рявкнул он.
   Лейси отвернулась к окну, еле сдерживаясь от безудержного желания броситься к этому сидящему за массивным столом человеку и удавить его. Начавшись плохо, ее рабочий день с каждым часом становился все хуже. Где же справедливость? Ведь при такой жизни рядом с Бобби у нее круглые сутки не будет покоя. Лейси представила себе его постоянные ночные вечеринки, льющуюся из динамиков стереосистемы громкую музыку – и почувствовала себя несчастной.
   Она повернулась, собираясь предупредить его об этом, но он все еще разговаривал по телефону. Лейси заметила, как потеплело его лицо. Бобби сосредоточенно вслушивался, потом его губы тронула улыбка, и он удобнее расположился в кресле. От этой улыбки внутри у Лейси появилось какое-то необычное ощущение, и тогда-то она поняла, отчего при виде его женщины таяли.
   Она тут же отругала себя, и это, наверное, было заметно со стороны, потому что на лице Бобби, который к тому моменту перевел на нее взгляд, отразилось удивление.
   – Да, она все еще здесь, – проговорил он в трубку и при этом смерил Лейси взглядом зажегшихся чувственным огнем синих глаз. – Нет, я не убил ее. Хотя мне кажется, что сейчас именно она не прочь убить меня, причем самым жестоким и мучительным способом. Никто не догадался предупредить ее о моей квартире наверху, – добавил он, криво усмехнувшись. – По ее виду можно предположить, что она боится ночного шума. Но я буду рядом и обеспечу ей должную защиту.
   В воображении Лейси возникла картина, как Бобби пересекает холл. Вот он открывает дверь ее спальни, приближается к ней, гипнотизируя ее этими синими глазами. Затем наклоняется над ней, лежащей на разворошенной постели. Его рот. Его прикосновение.
   От этой мысли Лейси бросило в жар, выступивший испариной на ее коже. Ощутив растерянность от такой реакции своего тела, подавленная и смущенная, она отвернулась.
   – Хорошо, хорошо, – сказал Бобби своему собеседнику, а затем с удивительной нежностью добавил: – Да... я тоже, Бу.
   Он повесил трубку.
   – Бу? – поворачиваясь к нему, спросила охваченная любопытством Лейси, сразу забыв о пригрезившемся ночном вторжении. – Кто это – Бу?
   На этот раз смущенным выглядел Бобби.
   – Моя сестра. Я называю ее так по старой привычке.
   – Вы называете сестру Бу? – Лейси подумала, что ей никогда не приходилось слышать такое ласковое прозвище, однако ей не верилось, что в столь грубом человеке, как Бобби, могло присутствовать сентиментальное начало. – Наверное, вы очень близки с ней. По-моему, это чудесно.
   – Да. – Как только смягчился его тон, черты лица Бобби тоже разгладились. – Она замечательная. – Потом он заметил изучающий взгляд и посуровел. – Но она такая же заноза в заднице, как и вы.
   – Не могу себе представить, чтобы Бет доставляла кому-нибудь хлопоты.
   – Черт, а разве не она навязала мне вас?
   – Это проявление настоящей сестринской любви.
   Бобби фыркнул:
   – Она позвонила, чтобы удостовериться, что я не убил вас и не собираюсь провести остаток жизни в тюрьме.
   – Вы? В тюрьме? По-моему, такой красивый парень, как вы, пользовался бы там большой популярностью.
   Эта фраза вызвала очередной взлет его брови.
   Лейси пошла на попятную:
   – Не знаю почему, но вы пробуждаете во мне самые худшие наклонности.
   Его удивление сменилось дразнящим смехом.
   – Вы находите меня красивым, куколка, да?
   Лейси постаралась найти достойный ответ:
   – Только чрезмерно эгоцентричный футболист может быть зациклен на том, чтобы толковать любое сказанное слово как комплимент.
   Бобби только ухмылялся.
   – Можно задать вам вопрос? – спросил он, пытливо глядя на нее.
   – Какой вопрос?
   Бобби встал, обошел стол и присел на край.
   – Как часто вы занимаетесь сексом?
   – Это не ваше дело!
   – Почему?
   Лейси задохнулась от возмущения.
   – Вам говорит что-нибудь выражение «сексуальные домогательства»?
   – Ну-ну, миз Райт. Не надо выдавать желаемое за действительное. Это выглядело бы домогательством только в том случае, если бы я действительно имел на вас какие-то виды, но, поверьте мне, это не так.
   Лейси посмотрела на него, будто увидела монстра о двух головах:
   – Послушайте, что вы вообще знаете о сексе? Откуда вы черпаете сведения о нем? Из обозначенных тремя иксами порнографических интернет-сайтов для извращенцев, в которых пытаются обелить всех – от любителей подглядывать до насильников?
   – Хм?..
   – Не нужно прикидываться дурачком, мистер Макинтайр. Я прочитала все, что когда-либо писалось о вас. После четырех лет в Высшей школе Коронадо, ни один семестр учебы в которой не обходился для вас без почетной грамоты, вы, как хороший футболист, были зачислены студентом в Техасский университет в Остине. И здесь вы удивили не только спортивную, но и академическую общественность тем, что проявили себя в учебе так же хорошо, как и в спорте.
   Вы окончили университет за три года, постоянно опережая своих сокурсников, стали профессиональным футболистом, когда должны были выступать еще в юниорской команде, и уже через год после этого стали ведущим игроком «Лоун старз». Вы сами распоряжались своими деньгами, открыли свой бар, сделали несколько удачных вкладов, и, наконец, техасский ежемесячник «Тексас мансли» назвал вас одним из самым выдающихся людей года в штате. Если не ошибаюсь, с тех пор вы ежегодно присутствуете в этом элитном списке.
   – Я поражен.
   – Своими успехами? – неучтиво фыркнув, спросила Лейси.
   – Вами. Вы обладаете замечательной способностью заводить разговор в тупик, оперируя совершенно бесполезными фактами.
   – Например?
   – Коль скоро вы спрашиваете... – С кривой усмешкой на губах Бобби поднял вверх ладони с таким видом, будто он отвечает только по ее требованию. – Вы слишком зажаты, выглядите замученной и сексуально непривлекательной, что противоречит облику менеджера бара и действует всем на нервы.
   Лейси открыла рот, хотя не смогла не то что сказать, но даже придумать какой-либо вразумительный ответ.
   – Насколько я понимаю, – продолжил Бобби так спокойно, будто обсуждалась выручка за неделю, – нам предстоит работать вместе. И мы при этом не поубиваем друг друга только в том случае, если вы расслабитесь. Будучи человеком участливым и заботливым, я... – он определенно заигрывал с ней, – я думаю, вам необходимо самое простое средство – секс.
   – Вы предлагаете свои услуги? – Слова сорвались с ее губ, прежде чем она успела подумать, стоит ли произносить их.
   Бобби скрестил руки на груди, его синие глаза заискрились весельем.
   – Вы меня удивляете, миз Райт, – ответил он с широкой ухмылкой. – Я мог бы сказать, что теперь вы сами вступили на путь домогательства. Хотя если вы настаиваете, то я могу поддаться и как-нибудь ночью отважиться пересечь коридор, а тогда...
   – Стоп! – Лейси зажала уши руками. – Я не стану заниматься сексом. Ни с вами и ни с кем другим. Мне не нужен секс. Я должна воспитывать дочь и при этом подавать ей хороший пример. А занятия сексом, когда ты не замужем и живешь вместе с дочерью-подростком, не могут служить хорошим примером.