Но все же остатки древних чар рассеялись не до конца. Она пришла, впервые за много ночей, сюда, во тьму заравийского дворца. Белая луна светила ей в спину, по разбитой вазе молочно-белого тела разбежалась паутина трещин, и она рассыпалась, разлетевшись в стороны, как пепел или снег.
   Кровать была овалом из чеканного серебра, выполненным в виде раскрытого цветка, ибо, как и процессии, которая доставила ее сюда, всем вещам, окружавшим невесту Амрека, полагалось быть сказочными.
   И в сердце этого цветка Астарис в полночь открыла глаза.
   Ей приснился сон. Непонятный сон - женщина, рассыпающаяся в пепел на фоне полной, пугающе белой луны.
   Астарис выбралась из постели, подойдя к окну, раздвинула все занавески, раскрыла ставни и ступила на заснеженный балкон. Она почти не чувствовала зимнего холода - он был лишь каким-то намеком на задворках ее мыслей. Все ее существо сосредоточилось вокруг ее разума, как никогда прежде. Она прислушивалась, но не к звуку.
   А потом она увидела перед собой мужчину, лежащего в темноте. И все же нельзя было сказать, что она в самом деле увидела или хотя бы ощутила его. Она знала о его присутствии, но это было не чувственное, а скорее некое интуитивное постижение. Она не спрашивала себя, кто это такой - в этом не было необходимости. В этот миг она сама была им.
   Она инстинктивно отстранилась, прервала контакт, и расплывчатый образ мужчины померк.
   Разгадка тайны Астарис крылась вот в чем: она жила внутри себя, и никакая ее часть не пыталась выбраться наружу ради общения с другими. Причиной тому была не гордость и не страх, а лишь чистейшая, совершенно нечеловеческая самоуглубленность. Она не верила, или почти не верила, во внешний мир и его действующих лиц; она не верила даже в самое себя - в физическом смысле. Она была разумом, запертым в восхитительной клетке из плоти, существом в раковине. Сейчас ее случайно разбудил звук, но раздавшийся не снаружи, а внутри нее.
   Подобно осажденной крепости, она немедленно забила тревогу, но одновременно покорилась. Она не поняла ничего из того, что произошло, но ей это было и не нужно. Астарис не задавала себе вопросов. Она поняла лишь, что свернувшееся морское существо, живущее в оболочке ее тела и бывшее ею, на миг отыскало чье-то чужое лунатическое сознание.
   "Кто-то подошел ко мне, - подумала она в странном высокопарном удивлении. - Кто-то отыскал меня".
   Книга третья
   ГЕРОЙ НА ЧАС
   9
   Запертые в белой утробе холода, восточные земли ждали в своем трехмесячном коконе. Практичная зима изменила их очертания на рельефы снежного мрамора, выглаженного ветром льда, и суровую тишину пустыни. Но в конце концов солнце все же заявило свои права на эти обледенелые просторы. Внезапные яркие и шумные первые дожди висской весны обрушились и взломали алебастровые печати, как всегда обрушивались и взламывали их.
   По сточным канавам Лин-Абиссы бежали пенистые потоки, а в нарядных садиках уже расцветала новая жизнь.
   * * *
   Сумерки омывали башни гостевого дворца Тханна Рашека, вызывая застарелую ностальгию у Яннула Ланнца, занятого чисткой снаряжения в прозаических и безликих казармах. Безликих, даже невзирая на тот факт, что за три месяца новобранцы эм Элисаара наполнили их личными вещами - тупыми, но дорогими сердцу ножами, подарками от своих девушек, трофеями, безделушками, милыми пустячками, оставшимися от прошлой жизни. Однако Яннулу казалось, что все они странным образом перевоплотились в этих солдат, вставших под желтые знамена Катаоса, стали новыми людьми, отказавшимися от прошлого, о котором большинство из них предпочитало умалчивать. Взять хоть Ральднора Сарита. Они с Яннулом вроде бы считались друзьями, но что они рассказывали друг другу о своей былой жизни? Оба вышли из крестьян Ральднор, по его словам, из окрестностей Сара, Яннул - с вздымающейся голубой груди Ланнских холмов. Потом оба оказались в городах Зарависса: Яннул был ярмарочным фокусником и акробатом, а Ральднор занимался какими-то темными делами, о которых ничего не говорил - пока вербовщики Катаоса не приметили и не завлекли обоих под желтое знамя.
   Яннул озабоченно потер затылок. Солдатская служба лишила его по-ланнски длинных, до лопаток волос. "На этой службе не место варварам", - проскрипел цирюльник. Пришлось расстаться также с метательными ножами, а вместе с ними и с частью своей предполагаемой варварской гордости.
   Он увидел Ральднора, глядящего на него из темноты, поэтому подавил приступ ностальгии и сказал:
   - Скоро Корамвис.
   - Да, - отозвался Ральднор. - Город Рарнаммона, хранимый Грозовыми богами эм Дорфара.
   Яннула часто озадачивало то явное усердие, которое прилагал Ральднор, по крохам и крупицам овладевая дорфарианской религией и мифологией, ибо под любопытством и напускным рвением крылось нечто иное - неприязнь. Кроме того, как-то раз произошел неприятный инцидент - за столом пошли глухие разговоры о том, что Катаос намерен свергнуть Амрека, Повелителя Гроз. Тогда они сидели с каменными лицами, держа свои мысли при себе из опаски перед шпионами Ригона. Но Яннул видел, как Ральднор сжал кружку с такой силой, что побелели костяшки, а на его губах, прежде чем Сарит взял себя в руки, мелькнула едва заметная, но самая мрачная и жуткая усмешка, которую когда-либо видел Яннул - почти оскал безумца.
   - Им нравится так говорить, - беспечно сказал Яннул. - Думаю, Катаоса не страшат небесные силы.
   - Значит, он храбрец.
   - О, люди сами творят своих богов, - отозвался Яннул. - У моего бога толстое брюхо и дом, полный дорогих женщин, готовых тут же исполнить любую его прихоть, и я зову его Яннул-через-пять-лет. Ну вот, готово, - он отложил начищенные до нестерпимого блеска ножи. - Что будем делать? Сегодня ни мне, ни тебе не надо в дозор. Можно прогуляться по винным лавкам Лин-Абиссы.
   - Почему бы и нет? - Ральднор убрал свое снаряжение и кивнул. Как и большинство людей, заключенных в строгие рамки, они при любой возможности и под любым предлогом старались ускользнуть из них - Но нам понадобится увольнительная.
   - Не понадобится. На воротах стоит Ленивец Бреон. Не забывай, сегодня Ригон ужинает у Катаоса. За что последнему - моя глубокая благодарность.
   Ни у кого из них не было особых причин любить начальника гвардии. Он оказался в точности таким, каким заявил себя три месяца назад. Правда, выучил он их на совесть. Сейчас, по прошествии трех месяцев, в них намертво въелась мудрость боевых академий Дорфара, Элисаара и Закориса, ибо Ригон вколачивал ее в них, кормил их ею вместо хлеба. Кроме того, здесь имелся свой, весьма существенный плюс: любая его отлучка, даже самая краткая, превращалась для них в праздник.
   Но все же, несмотря на это, оттепельные сумерки странно завладели ими обоими, и они лениво и медленно зашагали к внешнему дворику.
   Катаос взглянул на Ригона, сидевшего на другом конце ярко освещенной комнаты, и сказал с иронией, слишком тонкой, чтобы она могла обидеть гостя.
   - Полагаю, ужин снискал ваше расположение.
   - У вашей светлости великолепный стол, - хмыкнул Ригон.
   - Моя удача позволяет мне это.
   - Ваша светлость не верит в удачу.
   - Может, и так, но в этом мире иносказаний ты уж прости мне мое.
   - Как будет угодно вашей светлости.
   - Вот и отлично. У тебя есть какие-нибудь новости о моей гвардии?
   У Ригона уже вошло в привычку делать доклад после этих превосходных ужинов. Повинуясь сигналу, он выложил свою опись. Все шло очень неплохо. Последние новобранцы из Абиссы показали сносные способности и были распределены между первой и второй ротами. К тому времени, когда они прибудут в Корамвис, он доведет их до ума.
   - Смотри, осторожнее, - бросил Катаос.
   - Ваша светлость сомневается в моих способностях?
   Катаос улыбнулся.
   - Ты суровый учитель, Ригон.
   - А разве я когда-то говорил, что это не так? Не беспокойтесь, господин, я в состоянии отличать зерна от плевел, и достается как раз плевелам.
   - Среди них был парень со светлыми глазами - я вчера видел его на строевых учениях, - неожиданно сказал Катаос. - Что ты можешь сказать о нем?
   - Сарит? - переспросил Ригон с коротким нехорошим смешком. - У него ненасытность дракона. Женщины, которых поставляет ваша светлость, без дела не сидят. И похоже, что им это нравится не меньше.
   - А какую оценку ты дашь ему как бойцу?
   - Вполне приличный, - в терминологии Ригона это была высшая похвала. Катаос так это и воспринял.
   - Интересно. Я хочу, чтобы ты приглядывал за ним. Он обладает пугающим сходством с правящим родом эм Дорфара.
   - Я этого не замечал.
   - А я и не ожидал, что ты заметишь. Однако я все-таки лучше знаком с этими лицами. Тебе не кажется странным, как дорфарианское семечко могло вырасти в Саре?
   - Незаконнорожденный. От какого-нибудь проезжего корамвисца.
   - Тогда этот корамвисец должен быть принцем.
   - Маловероятно.
   - Вот именно. И это наводит меня на мысль, что, возможно, твой Сарит был зачат в какой-нибудь более знатной постели, в самом Корамвисе.
   Глаза Ригона расширились.
   - Утроба земли!
   - Разумеется, я могу и ошибаться, - сухо ответил Катаос.
   - Но тогда он обязан знать, куда ваша светлость засылает своих вербовщиков.
   - Возможно, он действительно знает. Между Амреком и мною существует осторожная вражда, но я полезен ему и не выставляю свои дела на всеобщее обозрение. Но если этот Сарит - один из единокровных братцев Амрека, засланный к нам как королевский шпион... Думаю, ты понимаешь меня, Ригон.
   Невесомые, еле различимые во тьме белые снежные мотыльки порхали на ветру и бесцветной слякотью расползались на городских мостовых.
   Все еще завороженные печальными сумерками, Ральднор с ланнцем шагали по слабо освещенным переулкам Абиссы. Первый винный погребок, попавшийся им на пути, был незнакомым, но они зашли туда, попав из снежной темноты в коптящий свет сальных свечей. Внутри никого не было.
   Яннул тряхнул колокольчик, висевший у камина, и в ответ из безмолвной глубины заведения донесся шелест женской юбки. Но эта юбка оказалась сильно поношенной, а ее хозяйка - маленькой и худенькой, да к тому же совсем юной. Когда она вынырнула из полумрака, Ральднор увидел, что у нее желтые волосы.
   Она ничего не сказала. Яннул попросил вина, она кивнула и вышла.
   - Она с Равнин! - выдохнул он, как только она скрылась, и в его голосе слышалось изумление. - Она хоть знает, в какой близости от гнезда Амрека находится? Как ей удалось избежать гонений? Должно быть, она рабыня. - И добавил неожиданно ласково: - Бедная малютка, судя по ее виду, ей даже не пришло время ложиться в постель с мужчиной!
   Ральднор промолчал. Как уже случалось однажды, его охватил страх разоблачения. Тогда это была та женщина на рынке в Абиссе, но в тот раз это казалось не столь неожиданно и куда менее мучительно - изменение облика, которое он произвел над собой, было ему еще внове. Теперь он понял, что за три зимних месяца уже начал считать себя заравийцем и висом, несмотря на свою маленькую хитрость с краской для волос. Верно, он питал застарелую ненависть к Амреку, но она стала почти абстрактной, самодостаточной эмоцией и перестала быть важной причиной его действий. Даже когда она приходила к нему во снах, и он просыпался в постелях бесчисленных шлюх в холодном поту, с мыслью, что снова оказался в Городе наслаждений, и его череп пронзала острая боль отчаяния - даже тогда смерть Аниси как-то не связывалась у него с его расой. Ведь заравиец тоже мог любить девушку с Равнин и потерять ее по вине этого извращенного чудовища, короля. Ему доставляло горькое удовольствие изучать обычаи эм Дорфара, читать их легенды, и где-то в трясине их верований он утратил чистый монотеизм Равнин. В конце концов, было так легко клясться богами, а не Ею, Повелительницей Змей, которая не просила ничего, сама будучи всем.
   А теперь вдруг явилась эта девочка в своих обносках, призрак из его утраченного несчастливого прошлого, чтобы мучить непрошеными воспоминаниями.
   Она вернулась с чашами и каменным кувшином, которые поставила на стол, и приняла у них деньги загрубевшими пальцами. Ральднор отвернулся, но даже когда она ушла, в комнате повсюду чувствовалось ее присутствие.
   Яннул протянул ему чашу, налитую до краев, и они принялись глотать жгучий крепкий напиток. Он заметил, что ланнец не спускает с него глаз.
   - Допивай свое вино. Это мрачное место, зато неподалеку есть один домишко простых радостей, - сказал Яннул.
   Снаружи послышался внезапный шум, который почему-то показался неуместным на этих улицах. Дверь с треском распахнулась, ворвавшийся ветер взметнул пламя в камине.
   Вошли шестеро в черных мундирах и черных плащах с капюшонами - обычных одеяниях Драконьей гвардии Повелителя Гроз, а на груди и спине у каждого сверкала серебряная молния Амрека. Они скользнули взглядами по предыдущим посетителям, видимо, сочтя их не слишком важными. Никто не обратил внимания на эмблему Катаоса. Один из них что-то сказал вполголоса, остальные захохотали.
   - Странное местечко для Избранных Амрека, - негромко заметил Яннул. Почему именно здесь?
   Драконы расселись по лавкам и, проигнорировав колокольчик, замолотили по столешнице кулаками в латных перчатках.
   - Пойдем-ка отсюда, - озабоченно сказал Яннул.
   Но Ральднор обнаружил, что не может сдвинуться с места. Он сидел, как каменный, глядя на внутреннюю дверь, откуда через миг появилась все та же девушка. Она спокойно подошла к сидевшей за столом шумной компании, точно ведать не ведала о том, что в мире существует какая-то враждебность.
   Крикуны мгновенно умолкли. Все глаза были устремлены на нее. Один из драконов, самый высокий, сбросил капюшон.
   - Вина, крошка. И, сделай милость, принеси его сама.
   Девушка бесстрастно развернулась и ушла прочь.
   - Отродье змеиной богини, - расхохотался Дракон. - Значит, слухи не обманули.
   - Пора делать ноги, - Ральднор почувствовал, как Яннул сжал его плечо.
   - Погоди, - отозвался он, опуская свою чашу. Кровь грохотала у него в ушах, во рту пересохло.
   Девушка быстро вернулась, одной рукой прижимая к груди пузатый кувшин, а другой зажав бокалы за ножки между пальцами. Она разлила вино и застыла, ожидая платы.
   Через некоторое время дракон развернулся, уставившись на нее.
   - Чего тебе, красотка?
   Один из его товарищей наклонился вперед.
   - Она ждет денег.
   - Каких еще денег? За вино? - Он осушил свой бокал и протянул ей, совершенно пустой. - Видишь, ты мне ничего не наливала.
   Все сидящие за столом лениво засмеялись. Девушка развернулась наверное, чтобы идти за хозяином, но дракон проворно схватил ее, дернул к себе и толкнул на лавку.
   - Если хочешь денег, крошка, тебе придется их заработать. Пожалуйста, брыкайся сколько хочешь. Все равно ни куда не денешься. Кроме того, ты так мило сопротивляешься. Без малейшего труда удерживая ее одной рукой, второй он расстегнул лиф ее платья, обнажив красивую, но еще почти совсем не развитую грудь. - Я слыхал, все ваши девки с Равнин - девственницы. У меня еще никогда не было девственницы. Как думаешь, это возместит мне то вино, которого ты так мне и не налила, сучка?
   Вдруг что-то словно клещами сжало его плечо и оттащило от девушки с такой силой, которая изумила его до крайности. Следующим и последним, что он запомнил, был удар в горло, от которого мир на время перестал кружиться и померк. Дракон рухнул поперек стола и затих.
   Оставшиеся пятеро уставились на высокого светлоглазого гвардейца Катаоса эм Элисаара, который, по всей вероятности, просто спятил.
   - Как глупо, - пожал плечами один, растягивая губы в усмешке.
   Они начали окружать его - двое зашли сзади, трое ждали спереди. Ральднор отлично понимал, что дал им право убить себя, но сейчас он в каком-то смысле и вправду был безумен. Как и их, его тоже охватила странная радость от перспективы драки, и в таком настроении эти великаны показались ему крошечными. Он разделается с ними, как с мухами. Откуда-то сзади послышался воинственный клич - видимо, Яннул тоже решился вступить в бой.
   Ральднор схватил со стола кувшин и выплеснул вино в лицо ближайшему дракону, предоставив ланнцу разбираться с теми двумя, что надвигались на него со спины. Солдат выругался и схватился за лицо, а Ральднор бросился на него, сбил с ног и толкнул на соседа. Откатившись от барахтающейся кучи, он с треском опустил кулак на отвисшую челюсть одного и ловко пнул другого с небрежной, но практически смертельной точностью - прямо в сердце. Сзади раздавались удары железных кулаков ланнца, и под эту непрекращающуюся музыку третий гвардеец бросился на Ральднора с коротким кинжалом, хищно сверкнувшим у него в руках. Но еще прежде, чем он успел добраться до противника, дорогу ему преградила нога Ральднора, а вслед за тем он получил сильнейший удар под ребра, от которого, корчась и хватая ртом воздух, повалился на землю. Последней точкой стал приземлившийся аккурат на его голову каменный кувшин кинжал, не причинив никакого вреда, упал на плиты пола.
   Ральднор, залившись неудержимым кровожадным хохотом, развернулся.
   - Ригон отлично обучил нас нашему ремеслу! - крикнул он Яннулу. Учитель он злой, но превосходный.
   Потом он пристальнее пригляделся ко второму гвардейцу, уложенному ланнцем, и увидел, что его шея вывернута под неестественным углом.
   Яннул растерянно стоял над телом, белый как мел.
   - Он мертв, Ральднор. Мне не удалось сработать так же чисто, как тебе.
   - Это я виноват, - резко сказал Ральднор. - Я ввязался в драку, а ты всего лишь пришел мне на помощь. - Однако над местом побоища уже повисла мрачная и гнетущая тишина. Кто лучше него знал, что любого, кто осмелится убить одного из Избранных Повелителя Гроз, ждет смерть? Таков был дорфарианский закон вот уже более тысячи лет. Но он взял Яннула за руку. Уходим. Кто нас видел?
   - Она.
   Ральднор обернулся и увидел девушку, стоявшую у камина, точно изваяние.
   - Она никому ничего не скажет. - И грубо крикнул ей: - Возвращайся обратно на свои Равнины, прежде чем тебя сожрут заживо в этом вонючем городе!
   Но ее золотистые глаза слепо смотрели в его глаза, и он чувствовал в голове слабый трепет, словно там билась какая-то птица. Он развернулся, положил руку на плечо Яннулу и вытащил его на пустую и холодную улицу.
   - Ну, Ригон, что у тебя за срочность?
   - Прошу прощения, мой господин. В Лин-Абиссе произошла драка. Гвардейцы Повелителя Гроз - и двое моих парней. Один из драконов убит.
   - Ты знаешь это из надежных источников? - лицо Катаоса было непроницаемым.
   - А как бы иначе я поверил в это? Хозяин винного погребка доложил о происшествии. Трусливый пьяница, до смерти трясущийся за свою шкуру. Он подглядывал за занавеской и описал ваших гвардейцев. Одним был ланнский акробат. Вторым - светлоглазый мужчина без пальца на левой руке.
   - Сарит. Это... он убил?
   - Пока не знаю, мой господин.
   - Так узнай. Из-за чего началась драка?
   - У того заравийского дурака, который держит погребок, в рабстве девка с Равнин. Драконы полезли к ней, а ланнец и Сарит решили помешать им изнасиловать ее.
   - Тебе, конечно, такое не укладывается в голову, - заметил Катаос.
   - Вы знаете мои взгляды на баб, мой господин, - отозвался Ригон.
   - Сейчас ее раса интересует меня больше, чем пол. Сколько висов отважится заступиться за степняка, когда здесь Амрек?
   - Заравийцы и ланнцы питают слабость к равнинным.
   - Но наш охотник, скорее всего, не заравиец, как мы уже установили раньше. Куда ты поместил этих двоих?
   - В подвал под дворцом.
   - Пускай посидят там ночку. Завтра в полдень приведешь ко мне охотника. До этого вытянешь из него все, что сможешь, но руки особенно не распускай. От Амрека слышно что-нибудь?
   - Ничего.
   - Тем лучше. Но ничего удивительного. Без сомнения, ему не захочется, чтобы это происшествие получило широкую огласку. Ведь, кроме всего прочего, королевская гвардия считается непобедимой, а мифы развенчивать не следует.
   После подвального мрака полуденный свет верхних комнат особняка резал ему глаза. Стражники оставили его в небольшом светлом помещении, развязав руки. Через некоторое время появился Катаос.
   Это был первый раз, когда Ральднор находился так близко от него человека, бывшего его хозяином все три месяца суровой жизни. Ригон был грубым символом; сейчас же перед ним стояла реальность. Сдержанное лицо, явная смесь разных кровей, так что за привлекательной аристократической внешностью можно угадать царственное происхождение.
   Он уселся и принялся рассматривать Ральднора с непонятным выражением на лице, за которым могло скрываться что угодно и, бесспорно, скрывалось что-то.
   - Ну, Сарит, что ты мне скажешь?
   - Все, что вы захотите услышать, мой господин, чтобы извинить мой проступок.
   - Красивые слова ничего не исправят, уверяю тебя, Сарит. Ты знаешь, что ты натворил? Ты оскорбил короля. Драконья гвардия Повелителя Гроз может делать все, что ей заблагорассудится. Их права уступают только его правам. А ты, охотник, перешел им дорогу. Не слишком разумно.
   - Ваша светлость, полагаю, осведомлены о моих причинах.
   - Какая-то девчонка из кабака...
   - Совсем дитя, мой господин. Они убили бы ее.
   - Она была с Равнин. Король не считает, что они чего-то стоят.
   - Это ребенок! - вспыхнул Ральднор.
   - Скажи-ка мне лучше, - голос Катаоса заледенел, - кто из вас свернул шею дракону?
   - Это удовольствие имел я.
   - Удовольствие, значит? А почему убил только одного, а остальных оставил в живых?
   - Он был их главарем.
   - Не был, - Катаос нарочито затянул паузу. - Хозяин погребка видел, как ланнец сжал руками шею стражника и свернул, словно имел дело с цыпленком.
   Ральднор ничего не ответил. В конце концов Катаос сказал:
   - Твоя самоотверженность заходит чересчур далеко, а то, что заходит чересчур далеко, теряет свою ценность. Тем не менее, я не собираюсь отдавать тебя на растерзание Амреку. Для этого вполне сойдет Яннул Ланнец. Ригон проследит, чтобы его наказали за преступление. Ты же получишь помилование.
   Ральднор остолбенело уставился на него.
   - Накажите и меня тоже. Это я начал драку.
   Катаос позвонил в небольшой колокольчик, стоявший у его локтя. Двери распахнулись, и в комнату снова вошли стражники.
   Опустошенное презрение лишило Ральднора последних остатков надежды. Придавленный грузом своей вины перед Яннулом, он не обратил внимания на то, что предлагал ему Катаос, сочтя это ничего не стоящим.
   - Благодарю вашу светлость за беспристрастный и справедливый суд, сказал он спокойно. Этого с лихвой хватило бы для того, чтобы отправиться на виселицу, но ничего не произошло. Стражники просто отвели его обратно в темницу, в которой уже не было Яннула.
   Однако Катаос еще сидел в комнате некоторое время. Весь эпизод показался ему забавным, но кто знает, что за ним крылось? С самого начала он решил, что не стоит бросать этого человека в горнило королевской ярости. Это значило подтолкнуть Амрека к действиям, а если Сарит действительно шпион, тогда со временем его просто заменят кем-то другим, кого будет уже труднее вычислить. На данном этапе он стал чем-то вроде пешки в игре между королем и его советником, и эту пешку вполне можно будет разыграть чуть позже.
   "Я не ошибся, - сказал себе Катаос. - Этот наивный петушок действительно один из принцев Корамвиса".
   Именно неожиданный ледяной порыв имперского высокомерия убедил его в этом. Возможно, этот задира и мог быть настолько глуп, чтобы плевать в глаза своему господину, как сделал Ральднор, но только не с такой невероятной самоуверенностью и презрением. Катаос очень хорошо знал это выражение. Он терпел его с самых первых своих сознательных часов. Отчасти оно было фундаментом, на котором стояла его жизнь. И сейчас, когда оно неожиданно мелькнуло в глазах человека, который по справедливости должен был ползать перед ним на брюхе и умолять, чтобы ему оставили жизнь, все барьеры, которые он так тщательно возводил, рухнули. Он, Катаос эм Элисаар, внутренне съежился, но этот факт скорее заинтересовал, чем расстроил его.
   Ночь прошла как в черном бреду. Ральднор мерил шагами свою камеру, полуобезумев от гнева. Еще одна вина. Ему что, и без того мало? Черные крысы мыслей хватали друг друга за хвост, глодали его.
   Утром он стряхнул с себя остатки сонного дурмана и увидел, что железная дверь его тюрьмы открыта.
   Он поднялся по лестнице в нестерпимый свет. Прошел мимо стражников и слуг с непроницаемыми лицами. В верхнем коридоре он наткнулся на одну из казарменных девиц, хорошенькую растрепу, которая обычно относилась к нему с теплотой. Но когда он поймал ее за руку и спросил, не знает ли она, где Яннул, она покачала головой и поспешила прочь.
   В спальне, где жили они с Яннулом, он увидел парня, небрежно царапавшего какое-то письмо. При его приближении тот немедленно оторвался от своего занятия и спросил: