Ли Танит. Повелитель гроз (Войны Вис - 1)

   Сквозь снегопад два желтоволосых человека безмолвно поскакали прочь от обрыва, унося с собой свой незримый огонь.
   Древние городские ворота с рассвета до заката пропускали сквозь себя людской поток. Обитатели Равнин приезжали со своими повозками, скотом и всеми пожитками, нагруженными на подводы. Дорфарианцы даже удвоили число часовых. Те мерзли верхом на своих скакунах и срывали гнев, вызванный зимней стужей, на желтоволосых, сдирая с женских шей кусочки янтаря и тоненькие золотые цепочки.
   Они решили, что виной такому внезапному наплыву снег и страх перед солдатами из отряда снабжения. Но этот сброд так или иначе должен привезти с собой достаточно припасов, чтобы их хватило гарнизону. Если здесь кто-то и будет голодать, то уж не эм Дорфар.
   В тот день Яннул вернулся в дом Йир-Дакана. Два желтоволосых слуги ехали следом за ним с драгоценными камнями в сумках. Оммосец жадно осмотрел сокровища. Он пробежал жирными пальцами по грудям статуэтки Анакир, но их холод, похоже, вызвал у него отвращение.
   - Камешков маловато, - подвел он итог, - но Она... Она - нечто стоящее.
   - Киос тоже согласится с этим, - ответил ланнец.
   - И когда же твой хозяин ждет тебя?
   - Не раньше весенней оттепели, когда снега сойдут. Кроме того, на дне всех этих повозок, приехавших в город, могут оказаться еще кое-какие вещицы, на которые мне удастся наложить лапу.
   - Не забудь, что это я помог тебе, ланнец.
   - О, господин Дакан, вы можете быть абсолютно уверены в этом.
   В городе, укрытом снегами, время замерло.
   В развалинах, надевших белые шапки, повозки грудились вокруг костров, пылающих в каменных кругах. Дымков в городе стало больше, поскольку сейчас дорфарианцы редко тревожили ночную тьму. Стужа Равнин была слишком невыносима для них. Кроме того, они впали в уныние, закованные в этой тюрьме вместе со своими пленниками, и на некоторое время недовольство лишило их всего удовольствия от жестоких развлечений.
   Настала ночь, и небо пронзили стальные звезды.
   Уже давно был объявлен комендантский час, но неподвижность ночи вдруг нарушило какое-то движение. Это был сгусток тьмы, подобный призраку. Стараясь держаться подальше от маршрутов дорфарианских патрулей, он в конце концов скользнул на темное крыльцо дома Орвана, и его разум, как мерцающее лезвие, проник сквозь древние каменные стены.
   Вскоре вышел Орван и проводил тень в верхнюю комнату, где теперь был разведен небольшой огонь. Беспокойные отблески пламени упали на костистые выступы рук, шарахнувшись от скрытого под капюшоном лица. Это был жрец.
   - Ральднор, - позвал Орван.
   Под черным капюшоном полыхнули искры - глаза жреца устремились к фигуре, сидевшей прямо перед ним, столь же темной и загадочной, как и он сам.
   - Ты зовешь Ральднором этого человека, который объявил себя нашим королем, - негромко сказал жрец.
   - Назови королем любого человека - это не изменит его, - раздался голос сидящего. - Назови короля любым другим именем - он все так же останется королем.
   - Я говорю с тобой из уст в уста, - сказал жрец, - потому что твой разум слишком выразителен и передает чересчур много. Ты заронил мысль и пробудил змею в сознании нашего народа. Он никогда не видел тебя, но для него ты миф, полукороль-полубог. Я не собираюсь оспаривать ничего из этого. Равно как и образ другой страны, который дошел до меня по цепочке, что протянулась от твоего разума. Все эти века наша раса была пассивной, покорной, мы скорее подчинялись законам войны, нежели соблюдали их. Мы столетиями склонялись под пятой висов, попиравшей нас. Эта пята давила нас, но и научила терпению. Ты раскрыл наш секрет - в наших душах дремлет змея. Этой абстрактной, но совершенной мыслью ты внушил нам вот что: кто больше терпел, тот более закален, кто больше страдал, тот может достичь большего. Кто преодолел себя, может одолеть и других. Кто владеет говорящим разумом, не должен склоняться под игом глухих, слепых и немых. Ты подарил нам достоинство. Это оно было нерожденной змеей в наших сердцах. Ты разбил яйцо, где дремала эта змея, ты пробудил нас. Но это обоюдоострый меч. После того, как ты научил нас быть жестокими, сумеешь ли ты вовремя научить нас снова стать кроткими, вновь уместить нас в разбитой скорлупе и запечатать ее, прежде чем мы начнем грызть друг друга?
   - Нужно жить настоящим, а не прошлым и не будущим, - сказал ему голос. - Если мы не пробудимся сейчас, то будем истреблены навеки. Те, кто спит, будут убиты во сне. Выживших не окажется - коса Амрека скосит всех без разбору.
   - Ты - дитя обоих наших народов, в тебе две крови. Это очень заметно.
   - Я - та амальгама, которая в конце концов должна была появиться, отозвался голос. - Эпоха породила и меня, и Амрека, черного тирана. Каждый из нас всего лишь выдуман для воплощения судьбы своего народа.
   - Те, кто назвали себя твоими глашатаями, вызвали нас сюда с Равнин-без-Теней. Они сказали, что сегодня ночью ты будешь говорить с нами, и твой разум войдет в сознание каждого из народа Равнин в этом городе. Ты действительно можешь это сделать? Я тоже почувствовал, что это так.
   Уголь внезапно вспыхнул ярким пламенем, на миг выхватив из тьмы лицо, казавшееся отлитым из темного металла, и два горящих глаза из странно бесцветного ледяного золота. Казалось, за этими глазами нет души - одна лишь решимость, одна только сила.
   "Воистину, - подумал жрец, - ты больше не человек".
   "Я - перчатка на руке богини", - пришел ответ, и разум жреца затопила ужасающая насмешливость.
   Он опустился перед огнем и стал ждать.
   В полночь городом овладело странное напряжение, скрытое под внешне спокойной поверхностью, какой-то незримый трепет, предшествующий буре.
   Дорфарианцы на улицах переговаривались громким сорванным шепотом. Солдаты в гарнизоне ругались и накачивались вином. В воздухе стоял гул. Яннул Ланнец, натянутый, точно струна, лежал на постели в доме оммосца, чувствуя, как город приходит в движение, словно захлестнутый неукротимым потоком.
   Дождь хлынул преждевременно, как когда-то снег пошел слишком поздно. Но все же это была не настоящая, ненадежная оттепель, снежинки все еще кружились серебристыми спиралями, хотя по сточным канавам уже бежала грязная вода.
   Эти яркие пружинки били в ставни покоев Йир-Дакана, по которым бесшумно скользил Рас, гася свечи в огромном колесе люстры. Эротическая роспись на полу, изображающая прекрасного юношу, в переливчатом свете фиолетовой лампы казалась живой, дышащей.
   Йир-Дакан валялся в постели, поглощая сладости. Иногда рядом с ним лежала девушка, ожидая, когда он решит, чего хочет, иногда юноша, а временами и оба сразу. Сегодня место возле него пустовало.
   Рас подошел к кровати и остановился, глядя в пол.
   - Чего тебе? - раздраженно осведомился Дакан.
   - Господин Дакан, - негромко начал Рас, - с тех пор, как я поступил к вам, я был вашим послушным слугой.
   - Не будь это так, ты у меня быстро отведал бы плети, - лениво отозвался Дакан.
   - Господин Дакан, - прошептал Рас, не поведя бровью, - завтра ночью один из ваших людей убьет вас.
   Дакан вздрогнул, уронив недоеденное лакомство.
   - Кто? - прохрипел он. Его глаза сверкали от потрясения. - Кто?
   - Один из нас, господин Дакан. Может быть, Медаси, девушка, которая печет вам хлеб. Может быть, Аним, который приглядывает за вашей конюшней. Может быть, и я.
   Желчная ярость бросилась в землистое лицо Дакана.
   - Должно быть, Зарок прожег дыру в твоих мозгах. Ты спятил! Завтра же прикажу выпороть тебя!
   - Хорошее решение, господин Дакан. Не жалейте плетей, забейте меня до бесчувствия. Отрубите мне руки, чтобы я не мог взять нож и зарезать вас.
   Дакан отвесил Расу оплеуху.
   - Завтра я прикажу Орклосу разобраться с тобой.
   - Ходят слухи о короле, - сказал Рас без всякого выражения. - Помните Ральднора из Хамоса? Он велел нам убивать каждого виса в городе, господин Дакан. Завтра по его сигналу, в седьмом часу после захода солнца.
   - Зарок опалил тебя, - повторил Дакан, но его одутловатое лицо уже исказил страх. В конце концов он спросил: - Откуда тебе известно все это?
   Мертвая улыбка едва тронула губы Раса.
   - Мое сознание. Разве вы никогда не слышали, что народ Равнин говорит друг с другом в мыслях? - он развернулся и двинулся к завешенным дверям, но снова оглянулся. - Перебейте всех своих слуг с Равнин, Йир-Дакан, - сказал он. - Перебейте нас прежде, чем в нас шевельнется змея. Потом заприте свою дверь на засов.
   Все еще стоял страшный холод.
   Два солдата, которых каждые пять дней отправляли в терзаемый ветрами Сар с донесением Рийула Повелителю Гроз, подгоняли взмыленных скакунов, кляня свои доспехи, липшие к ним, как вторая кожа изо льда. Те, кто остался в гарнизоне, в эту ночь спали очень скверно. Днем они повесили нескольких степняков на древней рыночной площади.
   Утром в день именин Рийула облака покрывал тонкий золотой налет, словно на них пролилось вино из расколотого кувшина.
   Йир-Дакан вышел к завтраку позже обычного.
   - Надеюсь, вы в добром здравии, - заметил Яннул. Вид у Дакана и в самом деле был неважный.
   - Скажи-ка, - пробормотал он, - тебе не кажется, что в моем доме что-то затевается... какой-то заговор против меня?
   - Кто осмелится пойти на такое?
   - Мои рабы... мои равнинные рабы.
   Яннул расхохотался.
   - Лорд Дакан, у меня просто нет слов. Эти трусливые недоумки не способны на насилие. И потом, как они могут надеяться избежать наказания, если вынашивают такой план? Солдаты Амрека будут безмерно счастливы вырезать полгорода на законных основаниях.
   - Один из моих слуг сказал, что этой ночью будет покушение на мою жизнь, - возразил Дакан.
   - Кто? - Яннул мгновенно понял, что задал вопрос слишком быстро, и поспешно добавил: - Тот, кто мог сказать вашей светлости такую глупость, просто безумен.
   Почему-то в его мозгу мгновенно всплыл облик худого слуги со странными глазами, который провожал его до спальни его первой ночью в городе. "А, неважно, - подумал он. - Кто бы ни проболтался, теперь уже ничего не остановить".
   Лицо Дакана расслабилось.
   - Да, парень, который рассказал мне об этом, сумасшедший. Я давно уже это подозревал. Я запру дверь на засов, просто из предосторожности, добавил он себе под нос. - Да, а где ты будешь сегодня после заката?
   Яннул, никогда не рассказывавший хозяину о другой своей роли в гарнизоне, подмигнул с озорством:
   - Тут кое-кто из Элира, - прошептал он, намеренно не упоминая пола своего вымышленного знакомого, - предложил мне поразвлечься сегодня ночью.
   К полудню дорфарианцы уже заполонили улицы, отбирая желтоволосых девушек для праздника Рийула. Со времен своих бесчинств они перестали бояться хваленой постельной магии равнинных женщин. Да и чего там бояться кожа да кости, безразличные вялые сучки. Но часть бочонков вина, которые Рийул выкатил в честь своих именин, уже разошлась по гарнизону, и это несколько воодушевило солдат.
   Женщины тянулись к колесницам с неожиданной жалкой покорностью. Некоторые беззвучно плакали. Дорфарианцы не замечали, что их глаза блестят кристальной решимостью, как цирконы.
   Хмельные солдаты задирали им юбки, шлепали и смеялись над ними, в конце концов отдав их на милость гарнизонных шлюх, которые плевали им в лицо, вплетая в их желтые волосы ленты, похожие на разноцветные водоросли.
   В конце концов они сбились в кучку, точно безвольные тряпичные куклы, в своих пестрых ножных браслетах и стеклянных бусах, с пустыми лицами и дрожащими телами. И непреклонными, ледяными, мудрыми и страшными глазами, уставившимися в пол.
   Сгустилась ночь. Улицы покрывал полупрозрачный слой снега. В пятом часу после заката он превратился в тонкое ледяное стекло.
   Во дворце еще с вечера пылали факелы, а над огромными очагами поджаривались на вертелах сочащиеся жиром бычьи туши. Три четверти гарнизона развалились за столами и уже изрядно набрались вина и пива. В сумерках на улицах поймали труппу танцоров смешанной, полуэлирианской-полуравнинной крови. Приведенные сюда для развлечения гостей, они с испуганными глазами крутили сальто, а их девушки робко звонили в колокольчики. Они отлично понимали, что сегодня вечером могут заработать, а завтра утром превратиться в кровавое месиво под плетью палача. Амрек не знал жалости к таким, как они.
   Рийул сидел на своем месте в наряде, выглядевшем довольно убого - пара мятых золотых браслетов, трофеев с давней войны в Таддре, и заляпанная жиром алая рубаха. Прошлой ночью умер один из солдат, и Рийул, присвоивший себе его пожитки, нашел среди них роскошную шкуру черного волка, которая сейчас красовалась на его спине. Он был сильно пьян - как и его солдаты. Когда он вспомнил о том, что на этом празднике имел намерение не только напиваться, было уже довольно поздно.
   Рийул оглянулся по сторонам, выискивая циркача.
   - Эй, ланнец! - крикнул он, заметив того за одним из столов. - Ты тут жрешь наше мясо, а обещание свое сдержал?
   - Обещание, лорд Рийул?
   - Те храмовые девки, которыми ты похвалялся - где они?
   - За дверями, мой лорд, - усмехнулся ланнец.
   Грянули нестройные крики радости. Солдаты заколотили кубками о столешницу.
   Один из приспешников Рийула, шатаясь, направился к выходу из зала. Когда большая дверь распахнулась, в духоту зала ворвался холодный ночной воздух. Факелы затрепетали и задымили.
   - Веди их сюда! - приказал Рийул. Пирующие любопытно примолкли.
   Желтоволосые девочки, подносившие еду, повернулись к дверям. Гарнизонные шлюхи принялись обмениваться злобными замечаниями.
   Три женщины, которых втолкнул в зал подвыпивший офицер, были облачены в шафраново-желтые платья, разрезанные по бокам от щиколоток до бедер. Их обнаженные руки и ноги блестели молочной белизной, обвитые золотистыми нарисованными змеями. Льняные волосы женщин кольцами ниспадали по спинам, губы и веки покрывала золотая краска. Они с усмешкой прошли через весь зал к Рийулу, выпятив грудь. Ни один из присутствующих в этом зале никогда еще не видел шлюхи с Равнин. Было что-то странно порочное в их бледных лицах, сладострастно изогнутых губах и мерцающей коже.
   Ланнец подобрался к креслу Рийула.
   - Служительницы храма, - прошептал он. - Я сказал им, что ваша светлость может спасти их от рудников, если они очень вам понравятся. Спасать или не спасать - дело ваше, но не сомневайтесь, сегодня ночью они покажут все, на что способны.
   - Соблазнительные штучки, - пьяно хохотнул Рийул.
   Первая девушка подошла к столу. Опершись о столешницу, она легко вскочила и уселась прямо между подносов, залитых жирной подливкой. Несмотря на полные груди, сама она была довольно худой. Яннул увидел, как под ее полупрозрачным платьем на миг обозначились острые кости бедер. Такой контраст странно взволновал его, и даже в этот жутковатый момент он ощутил, что жаждет получить ее. Всколыхнувшееся вожделение привело его в замешательство, поскольку он знал, что должно произойти в этом зале.
   Она сидела на столе, улыбаясь и сверкая золотом на веках, а Рийул тем временем шарил у нее под юбкой. Внезапно она подняла вверх тонкие руки и начала соблазнительно извиваться всем телом, потягиваясь и изгибаясь, точно змея. Две другие девушки вытащили откуда-то из своих платьев тонкие дудочки. Бесформенная, блуждающая мелодия полилась из-под их пальцев, расползаясь по огромному залу.
   В доме Дакана бог Зарок ждал, словно голодный зверь, требующий кормежки.
   Йир-Дакан решил есть у себя в спальне, и в зале было темно, лишь тускло рдели угли в разверстом чреве Зарока. Озаренное их отблесками, изваяние светилось во мраке, а длинные острые зубы, казалось, сочатся кровью.
   Вошел Орклос с едой на подносе, следом появилась Медаси с кувшином вина в узких ладонях. Отблески Зарока расцвечивали ее волосы ярким золотом, как витражи в окнах дворца. В их свете была хорошо заметна ссадина, багровевшая у ее губ, и сверкание глаз, буравящих спину Орклоса.
   Орклос поворошил угли каменным совком и подождал, пока угасшее пламя не разгорелось вновь, весело потрескивая. Потом он швырнул в огонь остатки хозяйского ужина. Глядя, как огонь жадно набросился на них, Орклос повернулся и взял кувшин, сунув совок в руки Медаси.
   Он принялся лить вино в огонь - неторопливо, не думая ни о чем, кроме своей задачи. Стоя к ней спиной, он не видел внезапной дрожи, пробежавшей по телу девушки.
   Она подняла совок и с силой опустила его на темя Орклоса.
   Оглушенный первым ударом, оммосец пошатнулся, и кувшин с вином упал ему под ноги, разлетевшись на куски. Привстав на цыпочки, Медаси опять со всех сил ударила его, потом еще раз и еще, пока не хлынула кровь. Тогда, видя, что управляющий вот-вот упадет, она отбросила совок и обеими руками толкнула его. Орклос упал лицом в горящие угли.
   Со второго этажа доносился грохот и треск разлетающегося дерева.
   Сидя на столе, равнинная девушка не отрывала золотистых глаз от Рийула. Капитан изо всех сил старался быть добродушным.
   - Гляди, гляди на меня сколько влезет, сучка, - подбодрил он ее. Попозже я покажу тебе еще кое-что.
   Он поднял свой кубок и принялся жадно глотать вино, когда тонкая девичья рука с размаху вонзила кинжал ему в грудь по самую рукоятку. Рийул тупо хрюкнул, поперхнувшись вином, и упал на колени, забрызгав ее темно-красным.
   Яннул попятился от стола. Он знал, что должно произойти, но это ему не помогло. Во рту у него стоял невыносимый привкус желчи, ибо у него на глазах разворачивался кошмар. Драконы привели на свой пир одних женщин, собираясь завершить его оргией на манер древних пиршеств Рарнаммона. И эти женщины ударили все разом - кинжалами, схваченными со стола ножами, тяжелыми каменными кубками. Густая кровь хлынула на плиты пола, брызнула на стены.
   Те, кто еще оставался в живых, были слишком пьяны и слишком ошеломлены, чтобы дать отпор. Они смотрели, как люди Равнин бегут на них, и не делали ничего, чтобы остановить падающие ножи, рвущие их плоть, словно клювы кровожадных птиц. Все произошло слишком внезапно, слишком ужасно и слишком непредвиденно. Их лица были посмертными масками удивления. Те, кто, шатаясь, пытался добраться до единственной двери, спотыкались о валяющиеся на полу тела своих командиров и подчиненных. Те, кому удавалось вырваться в коридор, кричали от разочарования и страха.
   Желтоволосые перебили часовых в тот самый миг, когда женщины атаковали гарнизон изнутри, и теперь метались по закоулкам зданий, выискивая себе новую добычу.
   Все это время Яннул стоял, не в силах сдвинуться с места. Было невыразимо жутко глядеть на этих равнинных девушек с перекошенными от ярости лицами и перепачканными в крови волосами, убивающих виса за висом без раздумья, без тени сомнения, как машины со стальными глазами.
   Но все же их ярость была избирательной. Они не тронули ни его, ни группу элирианцев в центре зала. Они обходили их, как будто те были чем-то вроде мебели, на которую важно лишь не наткнуться. На самом деле ни он, ни элирианцы вообще не шевелились. Он оцепенело следил за их оцепенением.
   Ни разу в жизни он не прятался от драки, но этот бой был не его боем. Долго еще он помнил каждую мельчайшую подробность и, как казалось ему, все до единого залитые кровью мертвые лица.
   Гарнизонные часовые, которые, в отличие от своих товарищей на пиру, были в доспехах, лежали с перерезанными глотками. Свежий мягкий снежок падал на неподвижные тела, залетая в широко раскрытые глаза и рты.
   Наступила внезапная тишина.
   В зале Рийула дорфарианские шлюхи были чересчур напуганы, чтобы оплакивать эту предсказанную знамениями гибель. Они сбились к очагам, совершенно обезумев от страха.
   В паутине улиц, расходящейся от ворот, солдаты-драконы лежали лицом вниз, точно сломанные игрушки, а снег все падал и падал, укрывая их белым саваном.
   Яннул в одиночестве возвращался в дом Йир-Дакана. Ему то и дело попадались мертвые с выпавшими из рук факелами, дымящимися на залитой кровью мостовой.
   Время от времени, но не слишком часто, мимо него проходили люди Равнин, безмолвные, как волки в снегу. При виде Яннула глаза у них вспыхивали ледяным пламенем, но люди не трогали его.
   Ему было тошно до безумия. Не только из-за того, что он видел в эту ночь, но и потому, что он участвовал во всем этом. Он ненавидел и презирал дорфарианцев. Но сейчас за конечной целью он внезапно увидел резню пьяных несмышленышей и вдруг вспомнил о цвете своих волос и кожи в этом царстве желтоволосых людей. И начал бояться обитателей Равнин, которых еще столь недавно жалел, - бояться их жуткой уверенности и деловитости, и единения их разумов.
   Когда он пришел к дому Дакана, стражники валялись у крыльца. Двери стояли нараспашку, но лампы в передней не горели. Из покоев Дакана просачивался слабый свет, предположительно из чрева огненного бога.
   Он вошел под арку и поднялся по лестнице на второй этаж. Там лежал еще один оммосец, злой мальчишка, в котором Яннул узнал одного из любимчиков Дакана.
   Дверь спальни Дакана, запертая, как он и пообещал, на засов, была выломана, а железный засов вырван из гнезда. Сам Дакан лежал поперек кровати, и его мертвые глаза осуждающе смотрели в потолок.
   Яннул развернулся, прихватив небольшой прикроватный светильник, отбрасывающий на стены мечущиеся тени. Если не считать мертвых, дом выглядел опустевшим.
   Потом откуда-то из передней донесся шум - протяжные давящиеся рыдания, и Яннул внезапно почувствовал густую тошнотворную вонь, стоящую у входа в зал. Он вошел туда, отодвинув опущенный занавес, и поднял лампу, желая рассмотреть, в чем дело.
   Что-то неописуемое висело на краю жаровни Зарока, частью внутри, частью снаружи, и все еще дымилось. Неподалеку, сжавшись в комочек у стола, сидела Медаси, кухонная прислуга. Ее руки сжимали живот, глаза были закрыты, пока в них не ударил свет лампы. Она уставилась на него безумным взглядом, потом вскочила на ноги и метнулась к двери, пытаясь убежать от него в переднюю. Когда он поймал ее за плечи, она завизжала, хотя он изо всех сил старался не делать ей больно. Через миг безумие покинуло ее глаза. Похоже, она вспомнила, кто он такой. Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в грудь, но он еле чувствовал ее тело рядом с собой - такой худенькой она была.
   - Зачем меня заставили убить его? Зачем Ральднор заставил меня убить его? Он вошел в мое сознание, и я все била и била каменным совком...
   Яннул погладил ее по голове, и она разрыдалась, как ребенок, увидевший плохой сон и ищущий утешения.
   - Так было надо, - сказал он. Слова сами пришли ему на язык, отвечая и на его вопрос тоже. - Все уже позади, ты в безопасности.
   - Не оставляй меня, - сказала она, судорожно цепляясь за его руки.
   Помнила ли она, как помнил он, о цвете его кожи и глаз? Или после бойни все это стало для нее несущественным?
   Когда Яннул почувствовал, что она обмякла в его объятиях, он вывел ее на улицу, посадил на одного из зеебов Дакана и отвез в дом к Орвану.
   Единственный в городе солдат-дракон, оставшийся в живых, до боли всматривался в светлеющее небо. Он провел ночь, привязанный к колонне в подземелье под зданием гарнизона, где единственное узкое окошко выглядывало из земляной насыпи на мощеный двор. Ночью сквозь щели немилосердно дуло, и его рвали на части окровавленные руки - он так и не смог бы поручиться, было ли то видение или реальность. Он видел, как гибли его товарищи в пиршественном зале, и в хмельном ужасе помчался по каменным коридорам, пытаясь убежать от преследующего его жуткого грохота. Он спрятался под койкой одного больного солдата, чье горло, как он успел заметить, было перерезано от уха до уха. Там его вырвало вином Рийула, и он лежал в луже собственной блевотины, не решаясь шевельнуться или поискать какое-нибудь оружие.
   Примерно через час двое степных мужчин вошли в комнату и вытащили его из-под койки, заикающегося от потрясения. Похоже, все это время они знали, что он там прячется.
   Он думал, что они без лишних слов ткнут его ножом, но вместо этого его оттащили в подземелье и привязали к колонне. У соседней колонны лежал желтоволосый мертвец.
   Когда сквозь мутное окошко просочилась заря, он услышал за дверью шаги. Тусклый свет озарял их светлые волосы, их глаза казались горящими лучинами. Их лица были непроницаемы, но он понял, что они больше не рабы.
   Один из них отвязал его.
   - В такой день приятно быть повешенным, - заметил он, подавляя дурноту.
   - Ты не умрешь, - сказал желтоволосый. - Повелитель Гроз призывает тебя.
   - Амрек? - не веря своим ушам, солдат решил, что, видимо, тронулся умом от ночных потрясений.
   - Ральднор, - ответил желтоволосый. - Сын Редона.
   Они отвели его в темный дом и оставили в круглом зале. Он задумался было о побеге, но не мог изобрести, где скрыться в этом враждебном городе. Он видел, как они стаскивали окровавленные трупы на площадь и поджигали их. На Равнинах всегда жгли своих мертвых.
   Когда в зал вошел высокий мужчина, солдат чуть не утратил дар речи. "Вис", - подумал он сперва, пока не увидел волос. Потом что-то вломилось в его сознание - имя, а за ним и лицо. Он впился взглядом в искалеченную руку.
   - Дракон-Лорд! - воскликнул он.