Ли Танит. Повелитель гроз (Войны Вис - 1)

   - Ты слышал, как наказали Яннула?
   - Нет. Расскажи.
   - Зря он напал на Избранного. Да и тебе не стоило делать этого вслед за ним. Дружба дружбой, а голову на плечах тоже надо иметь.
   Значит, вот как Катаос переиначил эту историю... Ральднор пропустил мимо ушей дурацкий непрошеный совет.
   - Ты говорил о наказании Яннула, - грубо напомнил он.
   Парень покачал головой.
   - Этот ублюдок Ригон велел притащить его в зал и приложить его правую руку к каминной трубе. Потом взял циббовую дубину и ударил по ней. Все кости до единой, должно быть, переломал. Вот тебе и все закорианское правосудие.
   - Ригон, - еле слышно сказал Ральднор - и только. Потом, помолчав, спросил: - Где сейчас Яннул?
   - Да боги его знают. Не здесь, это уж точно. А что ты будешь делать? полюбопытствовал солдат. Но Ральднор слишком хорошо знал его, чтобы болтать.
   - Я? А что я могу сделать?
   Весь день его крутил гнев. Причина этого гнева - Яннул - отошла на второй план. Хотя он и не разбирался в этом, какая-то его часть знала, почему он больше не ищет Ланнца и не спрашивает, где тот находится. Но все-таки гнев не давал ему думать. Он был совершенно поглощен этим чувством.
   Наступил вечер, и на длинных столах накрыли ужин.
   - Берегись, Ральднор, - прошептал ему один заравиец. - Мои боги подсказывают мне, что Ригон еще не закончил с тобой.
   - Мои боги тоже кое-что мне говорят, - мрачно отозвался Ральднор.
   Еще один взглянул в его сторону и сказал:
   - Сломать человеку правую руку, чтобы он не мог зарабатывать себе на жизнь, - это называется как угодно, только не правосудием. Он ведь был жонглером, да? Теперь уж он вряд ли сможет чем-то жонглировать.
   Повисла внезапная тишина. Задержавшийся Ригон только что вошел в зал, окруженный своими офицерами. Он не стал садиться, а ударил в колокол, висевший рядом с его местом, и последние шепотки и шорохи замерли.
   - Я хочу сказать вам кое-что. Не сомневаюсь, всем вам известно, что двое наших сочли подходящим перейти дорогу Драконьей гвардии Амрека. За то, что они до сих пор живы, им следует благодарить лорда Катаоса и хорошее расположение духа, в котором сейчас пребывает король. Ланнца наказали. Сарит, как вы видите, получил прощение. Лорд принц считает допустимым снисхождение к глупцам, но вы все получили примерное предупреждение о том, что я глупости не люблю. Можешь благодарить своих богов, Ральднор из Сара, что я сейчас тоже в хорошем настроении. Впредь изволь работать вдвое усерднее и следить за своим поведением вдвое внимательнее, чем все здесь присутствующие. Понятно?
   Тишина казалась нестерпимой. Мало-помалу всех охватило ощущение неминуемой трагедии, и все глаза обратились на Ральднора, сидящего в конце скамьи. Не поворачиваясь, он поднялся на ноги. Его лицо было совершенно непроницаемым, но он протянул руку и взял со стола большой нож для мяса - по залу пронеслось шипение, словно на раскаленные кирпичи плеснули ледяной водой. После этого он прошел через весь зал к столу Ригона.
   - Положи это, Сарит, - бросил тот.
   - Тогда верни мне мой нож, закорианец.
   - Ты получишь свой нож, когда сочтет нужным принц Катаос.
   - Значит, обойдусь этим. Или ты будешь чувствовать себя в большей безопасности, если сначала перебьешь руку и мне тоже?
   На лице Ригона заиграла жутковатая ухмылка.
   - Похоже, ты обиделся на наказание, которое я назначил Ланнцу. Интересно, вас связывала одна лишь дружба или нечто большее? - Начальник гвардии обернулся, безмолвно приказывая сидящим на скамьях смеяться. Послышалось несколько смешков, но веселье было фальшивым, и его мало кто поддержал.
   - Слова, закорианец, - сказал Ральднор и, держась в паре шагов от противника, нацелился в грудь Ригону зазубренным острием мясного ножа. - Ты собираешься кормить меня одними словами? Когда-то ты обещал угомонить тех, кому захочется драки. Мне ее захотелось. Угомони меня, господин начальник стражи.
   Чудовищная, непомерно развитая правая рука Ригона медленно легла на рукоятку меча. Этого должно было хватить.
   - Я угомоню тебя, Сарит. Брось свою игрушку, и я дам тебе попробовать плети. Думаю, она понравится тебе больше, чем то, что у меня здесь.
   Он уловил какое-то движение и качнулся, уходя от него, но не ожидал этого и поэтому опоздал. Кромка мясного ножа Ральднора задела щеку закорианца - ту, на которой до сих пор не было шрама, и из нее алой струйкой хлынула кровь. Ральднор знал, что смерть подобралась к нему так же близко, как и сам Ригон, но им овладело такое безумие, что он жаждал ее приближения, ибо был уверен, что сможет перехитрить ее так же ловко, как только что перехитрил виса. Он казался легким, как воздух, тогда как Ригон был силой стихии, громыхающей вокруг него. Драконий меч в руке великана жаждал его крови. Ральднор отскочил в сторону, пригибаясь, и массивный клинок просвистел мимо, со звоном поразив одну из каменных колонн. У Ригона не было щита. Он крутанул меч как топор, стремительные удары, посыпавшиеся один за другим, были гипнотическими и парализующими. Он сражался с презрением, как машина, знающая, что непобедима и может не думать. "Учителю имело бы смысл поостеречься своего ученика", - отчетливо пронеслось в голове у Ральднора. Но в своей ослепительной ярости он видел лишь ореол репутации, окружающий этот меч, нечто, чему должно быть пугающим, но что почему-то было недостаточно страшным.
   "Взгляни на меня, Ригон, - думал он, - я умираю от страха", - и упал перед великаном навзничь, словно испугавшись. На него обрушилась буря, а зубы Ригона сверкали не хуже молний. Огромная рука подняла меч, и смерть Ральднора висела на его острие, болтаясь, как тряпичная кукла.
   Ральднор ударил снизу вверх, навстречу этой грозно летящей руке. Этот стремительный, почти случайный удар перерубил запястье начальника гвардии. Хлынул поток крови, бычьи мускулы конвульсивно сжались, и меч вывалился из разжавшихся пальцев Ригона.
   Тот рухнул на колени, прижимая к себе отрубленную руку и заходясь в крике. Ни один человек не пришел ему на помощь. Все безошибочно ощутили, что его власти пришел конец, но причина была не в том. Зрелище этого чудовища коленопреклоненного, просто и бесповоротно низведенного до суммы животных частей тела, лишившегося, точно разбитый кувшин, всей своей силы - привело их в смятение.
   Но холодно сверкающий гнев Ральднора не утих. Он понял, что через миг они накинутся на него и ему вновь придется испытать на себе правосудие Катаоса. И он понесся по залу, перепрыгивая через скамьи, к входной двери. Никто не преградил ему дорогу. Казалось, он двигается в другом времени, и в коридорах тоже оказалось пусто.
   Он бежал в дымном свете ламп по мозаичному полу, ища выход. Он уже был не в силах рассуждать здраво - у него остались одни инстинкты. Наконец он увидел окно, даже не дверь - окно, от которого вниз тянулся сухой плющ, почти убитый морозом. Он ухватился за его сморщенные коричневые плети и спустился по ним во двор, окутанный мраком и поросший лесом колонн из маково-алого стекла.
   "И что теперь?" - спросил он себя, и ответом ему была черная всепоглощающая пустота. Ничего. Но что-то все-таки было.
   Свет. Он мелькнул где-то впереди, и там, где он просачивался сквозь стволы колонн, вспыхивал бледный сердоликовый огонь. Ральднор отпрянул, но пламя нашло его лицо. Это была девушка, несущая светильник. За три месяца, проведенных в этом дворце, он уже навидался таких девушек в аллеях парка, окружавшего главный дворец, - величаво прогуливающихся в отдалении, всегда в сопровождении слуг, всегда замысловато причесанных, с унизанными кольцами пальчиками. Но эта была одна. Она чуть склонила головку набок и улыбнулась ему опасной, любопытной улыбкой.
   - Что ты здесь делаешь, эм Катаос? Запретная связь с женой какого-нибудь Дракон-Лорда? Ты даже сбился с дыхания, спеша к своей возлюбленной?
   Резкий переход от гнева, крови и бегства к этому кокетству оглушил его. Безумный план привел в движение его губы еще прежде, чем успел полностью оформиться в мозгу:
   - Я ищу аудиенции у Повелителя Гроз.
   - В самом деле? - Ее глаза расширились, но она издала короткий, наигранный и изящный смешок. - А ты честолюбив.
   - Где я смогу его найти?
   - О, ты не сможешь, - надменно отрезала она. - Твое прошение должно пройти по надлежащим каналам, это займет несколько дней. После этого, если повезет, тебе позволят минутный разговор с какой-нибудь мелкой сошкой. А я сомневаюсь, солдат, что тебе повезет.
   Ральднор чувствовал, как его голова идет кругом от утомления. Он задумался, не прорваться ли ему в главный дворец, прикрываясь этим кукольным созданием, но куда он может пойти? Кроме того, в ее глазах он заметил выражение, которое уже привык видеть на лицах висских женщин, когда те смотрели на него. Он решил попытать удачи с ней, поскольку иного выбора у него все равно не было.
   - Я убил человека. Если стражники Катаоса найдут меня, мне конец.
   - Если ты преступник, то, несомненно, заслужил кару, - сказала она, но перспектива увидеть, как его потащат на виселицу, не взволновала и не испугала ее.
   - Это была самозащита, - сказал он.
   - Все так говорят. И что мне с тобой делать?
   - Спрячь меня.
   - Да неужели? А почему я должна это делать? Я главная придворная дама принцессы Астарис эм Кармисс, а ты кто такой, хотела бы я знать? Какой-то безродный оборванец с заравийских улиц, вставший под знамена лорда-советника?
   Позади него внезапно донеслись крики из гостевого особняка, в колоннаде замелькали красные огни факелов.
   - Решай, дама принцессы, - бросил он. - Твое милосердие или их правосудие. Если меня схватят, к завтрашнему утру я буду годен лишь на корм червям.
   Ее ресницы задрожали, щеки побледнели от волнения.
   - Иди за мной, - велела она, придя наконец к решению. Повернувшись, она вместе со своим светильником проскользнула меж колонн и нырнула в темные садовые аллеи дворца Тханна Рашека.
   Наверху кремовой кляксой расплывалась луна, в саду били фонтаны, сходясь арками над кустами, искусно остриженными виде скульптур. После нескольких последних минут схлынувшего безумия и гнева эта сцена показалась ему настолько нелепой, что его охватило бешеное желание расхохотаться. Он обвил рукой тонкую талию девушки, но она оттолкнула ее, хотя и не сразу.
   - Я не потерплю от тебя дерзости, солдат.
   - Твоя красота делает бессмысленными все запреты, - сказал он.
   Она уловила в его голосе смешинку и бросила на него любопытный взгляд.
   - Дразнишь меня? Это так ты боишься смерти? Дальше не иди. Вот это место.
   - Место для чего? Неужели я буду удостоен такой чести...
   На этот раз она не оттолкнула его, но строго сказала:
   - Видишь ту аллею? Он пойдет по ней, когда будет возвращаться из покоев Астарис, а потом пройдет мимо тебя.
   - Кто?
   - Тот, кого, по твоим словам, ты ищешь. Амрек, Повелитель Гроз. Этот путь известен немногим. Рассказав тебе о нем, я рискую жизнью.
   - Я сражен твоим безупречным мужеством, - сказал он, целуя ее. Когда он наконец отпустил ее, она дрожала, но все же выговорила спокойным и негромким голосом:
   - У нас еще будет время, если ты переживешь эту ночь. И помни, ты никогда меня не видел.
   И, унеся с собой светильник, она ускользнула, оставив его в одиночестве среди темного бархата сада, с запахом ее дорогих духов на руках.
   Амрек сидел, не сводя глаз с женщины, которой предстояло стать его женой.
   "Я зачарован, - подумал он внезапно, - я пялюсь на нее, как рыба на холодную сковороду". Но, как ни странно, ни эта мысль, ни аналогия, пришедшая ему на ум, не обеспокоила его. Что ж, на таких, как она, не просто смотрят - их пожирают глазами. Нескончаемый пир. Он не мог представить, что она утратит хоть какую-то часть красоты - даже с возрастом. Она должна умереть в тридцать или уж быть бессмертной, чем-то вроде богини, по ошибке вырвавшейся на свободу. Эти красочные фантазии плавали у него в голове, не вызывая никаких особых эмоций. В целом все это было очень странно. С самого детства он был подвержен яростным приступам неистовства - подарочек от мамаши, как он с горечью предполагал. Они накатывали на него раскаленными волнами, точно возвращающаяся раз за разом болезнь. Не раз его охватывал страх, боязнь того, что он сумасшедший, пока безмерная гордыня его положения не загнала этот страх на самое дно сознания. Но вместе с этой женщиной в его жизнь вошел покой. Простая возможность вот так сидеть совершенно неподвижно, как и она в своем резном кресле, оказалась чем-то вроде долгожданного мира, снизошедшего на его душу. Что удерживало его в таком покое? Это торжество красоты? Или просто какая-то часть ее неподвижности передалась окружающему? Уж точно она не привезла ему этот подарок намеренно. Что бы она ни делала, все было на редкость безличным, как будто она совсем не обращала внимания на то, что ее окружает. Его вдруг кольнула неожиданная ревность: а что, если она точно так же не обращает внимания на него, как и на все остальное?
   - Астарис, - позвал он. Внутренние веки ее янтарных глаз, так похожих на кошачьи, приподнялись, но не полностью. Она смотрела на него, но видела ли? - О чем вы думаете?
   - Мои мысли очень отвлеченные, мой господин. Как я могу выразить их вам?
   - Вы очень уклончивы, Астарис. Когда я спрашиваю женщину, что она думала или делала, и она дает мне такой ответ, я неизменно заключаю, что она что-то скрывает.
   - Мы все рождаемся в броне, - отозвалась она.
   - Вы говорите загадками.
   Она снова повернула голову, продемонстрировав ему профиль статуи. Казалось, он всегда видел ее такой - нереальной, произведением искусства.
   - Ладно, я не стану вас упрекать. Лучше расскажу, о чем думал сам, глядя на вас. Видите, я куда откровеннее. Я думал, что каждый день свободнорожденные мужчины и женщины делают из себя рабов, дабы угодить мне. А вы одним своим присутствием, отказываясь открыть мне свои мысли, доставляете мне больше удовольствия, чем все вещи в мире.
   Она снова взглянула на него, потом сказала:
   - Когда вы так говорите, я задумываюсь, что же вам от меня нужно.
   Ее слова выбили почву у него из-под ног. Он так не привык к ее прямоте и ее логике.
   - Мне нужна королева, Астарис, женщина, которая подарит мне сыновей.
   - Возможно, я не смогу выполнить ни одно из этих требований.
   Ее спокойствие уязвило его. Он поднялся и подошел к ней, потом протянул руки и, приподняв ее, прижал ее тело к своему.
   - Тогда, должно быть, мне нужны вы, не так ли? Вот эта кармианская плоть.
   Но все-таки он еще ни разу не делил с ней ложа, несмотря на то право, которое дала ему помолвка. Он не пытался анализировать свою сдержанность, но определенно его удерживал не страх, а какая-то безмятежная нереальность, которой она дышала. Сейчас, даже возбужденный ее близостью и еле уловимым чистым запахом ее кожи, как всегда, не смешанным с ароматом духов, он тем не менее не чувствовал ни малейшего желания удовлетворить с ней свою страсть. Возможно, она разочаровала бы его, но он почему-то так не думал. Пожалуй, она была для него скорее чем-то вроде бесценного дара, о котором мечтаешь, но при этом оттягиваешь обладание им до последнего момента. Он поцеловал ее, и его возбуждение еще усилилось, но он лишь отстранился от нее и заглянул ей в лицо. Она улыбнулась - необыкновенно нежной улыбкой.
   - Ты вызываешь у меня нежность, - сказала она так, словно ей было не менее удивительно, чем ему, слышать эти слова из собственных уст. Но, как ни странно, они не только удивили, но и ранили его. Его желание переплавилось в неожиданную злость. Бешено и слепо, чувствуя собственную беспомощность, он очертя голову бросился в бездну.
   Отпустив ее, он помахал у нее перед глазами левой рукой, затянутой в перчатку:
   - А это? Это тоже вызывает нежность?
   - Рука из легенд, - сказала она.
   - Да. Ты поверила, когда я сказал, что ношу перчатку, желая скрыть шрам от ножа?
   - Нет, - ответила она просто.
   Он повернулся к ней спиной, его лицо исказилось от внезапной боли. Все это время он неумолимо приближался к мгновению ужаса и стыда, ибо знал, что она прочла ложь у него на лице в тот самый миг, когда он произнес ее, - его невеста, эта немыслимая провидица.
   - Шрамы, - пробормотал он. - И шрамы тоже. Восьми лет от роду, ранним утром праздничного дня в Корамвисе, я молил богов снять это проклятие и в клочья полосовал свою плоть. Потом приперся Орн. О, я очень хорошо помню Орна. Он схватил меня и швырнул на кушетку в ее покоях. "У твоего нюни-щенка течет кровь", - сказал он ей. Она возненавидела меня за это. Я плакал, но помню, как она сначала послала за служанкой, чтобы отмыть кровь с бархатной обивки, и лишь потом за врачом. - Амрек обернулся и взглянул на женщину, которой предстояло стать его женой. - Она обольстила моего отца в Куме, это известно каждому. Ей было всего тринадцать, но она была очень развитой для своего возраста.
   - Вал-Мала, - произнесла Астарис. Сейчас она была лишь золотистым силуэтом, выхваченным из тьмы светом ламп.
   Дрожа от гнева и боли, он снова развернулся, на этот раз направляясь к двери.
   - Я покидаю вас, Астарис, - сказал он сухо. - Забудьте то, что я вам рассказал. Порочить короля очень опасно.
   Для нее это было лишь пустое сотрясение воздуха. И все же прежде чем уйти, он уловил отблеск в ее глазах - этих бездонных глазах - и увидел в них какой-то мимолетный трепет, словно его боль затронула нечто в ее глубине.
   Он вышел в ночной сад, преследуемый по пятам своим безумием - чудовище, темная тень из своих же детских кошмаров, ибо это он сам являлся себе в своих снах.
   А она осталась у него за спиной, охваченная неким слабым подобием отчаяния, ибо увидела в его глазах загнанного зверя, корчащегося в муках, но не умела даже поговорить с ним.
   Сад был темным, как смерть, луна спряталась за облака. Два стража-дракона шли следом, но он едва замечал их, а они держались на обычном почтительном расстоянии от него.
   В конце аллеи дорогу ему вдруг преградила темная фигура. Сначала он не обратил на нее внимания, но один из стражей пробежал мимо него с мечом наголо.
   - Ни с места, кем бы ты ни был!
   Вспыхнул свет. Сперва Амрек увидел лишь желтую эмблему гвардии Катаоса, а потом из тьмы выплыло лицо дорфарианского принца. Немыслимое видение подействовало на него, точно ведро ледяной воды. Первая его мысль была: "Еще один ублюдок моего отца".
   Потом человек заговорил.
   - Я взываю к милосердию Повелителя Гроз.
   - Тогда взывай к нему на коленях! - рявкнул гвардеец.
   Незнакомец не шевельнулся. Глядя Амреку в лицо, он сказал:
   - Король знает, что я чту его. Ему не нужно доказательств.
   Амрек ощутил, что реагирует на это явление не гневом, а странным волнением. Тени покинули его разум, и он снова стал человеком - и королем.
   - Значит, ты чтишь меня. И взываешь к милосердию. Почему? Что ты натворил, если нуждаешься в защите?
   - Оскорбил вашего лорда-советника.
   - И как же?
   Человек на тропинке хищно и торжествующе усмехнулся. Он походил на пьяного, но не от вина.
   - С этой ночи Ригон Закорианец будет одноруким.
   Ближайший к королю страж пораженно присвистнул, дальний издал какое-то восклицание. В Драконьей гвардии Ригон пользовался вполне определенной репутацией.
   - Что заставило тебя прийти ко мне? - резко осведомился Амрек.
   - Откровенно говоря, то, что ваше величество обладает большей властью, чем Катаос эм Элисаар.
   Луна бесшумно выскользнула из-за тучи, и меж деревьев легли смутные тени, похожие на сероватых призраков. Человек на тропинке замигал и потряс головой, будто свет был неприятен ему, и Амрек заметил глубокие морщины страшной усталости, прочертившие это необыкновенное лицо. И тут же на него накатила неожиданная осведомленность об этом человеке. Как и тогда, когда он впервые увидел Астарис, он почувствовал, что столкнулся с личностью, с одушевленным существом - в отличие от шелковых кукол, которые обычно окружали его, кланяясь и дергаясь, или были поглощены своими собственными тайнами, вроде Катаоса. Он ощутил странное смещение реальности как внутри себя, так и снаружи, и почувствовал, что стоит лицом к лицу с частью своей судьбы. Это озарение было поразительным. Король пригляделся к этому страннику в обличье простого солдата эм Элисаара, но странная убежденность не проходила.
   Он сделал гвардейцам знак отойти на несколько шагов и указал незнакомцу на каменную скамью. Они уселись рядом, и Амрек с изумлением отметил, что это его не возмущает. Если это один из отпрысков его отца, наверное, он имел право находиться рядом с ним. Неужели то, что он чувствовал, было ощущением смутного братства?
   - Ладно, солдат, - произнес он вслух. - Как тебя зовут?
   - Ральднор, мой повелитель. Ральднор из Сара.
   - Вот как? Значит, я знаю тебя лучше, чем предполагал.
   - Тот случай с вашими гвардейцами, мой лорд. Приношу свои смиренные извинения за то, что доказал свое превосходство над Избранными.
   - Ты играешь в опасные игры, Сарит.
   - А что мне еще остается, повелитель? Либо меня повесит ваш лорд-советник, либо это сделаете вы. Я только хочу обратить ваше внимание на одну вещь, которую упустил Катаос Элисаарский.
   - Что это за вещь?
   - Я доказал свое непревзойденное мастерство как боевой машины. Я вполне могу заменить Ригона, и не только в гвардии Катаоса, что кажется мне маловероятным, но и в гвардии вашей светлости.
   - Это предложение пьяницы или глупца.
   - И отмахнуться от него - значит, выставить себя именно в таком свете, повелитель.
   - Выбирай слова, когда говоришь со мной, Сарит.
   - Однажды, повелитель - немало времени спустя после того, как вы отправите меня на виселицу, - кто-то может исподтишка вонзить нож вам в спину или подсыпать яд в ваш кубок, что удалось бы предотвратить, будь я рядом с вами.
   - Так ты предлагаешь себя в мои телохранители?
   Ральднор ничего не ответил. Вокруг него плыли ароматы ночного сада.
   - Как ты нашел это место? - спросил Амрек.
   - Я пошел следом за одной из дам леди Астарис. Думаю, она возвращалась со свидания и не заметила меня.
   - Ты слишком хитер, солдат. И у тебя чересчур много врагов.
   - Я в состоянии справиться со своими врагами, повелитель, если останусь в живых. И с вашими тоже.
   - Мне кажется, - медленно произнес Амрек, - что у нас с тобой, Сарит, общий отец.
   Лицо сидящего рядом с ним молодого мужчины застыло на еле уловимый миг, но потом расслабилось.
   - Вижу, тебе нечего на это ответить.
   - Все мои предки - заравийцы, повелитель.
   - Твои глаза говорят об ином. На них печать Рарнаммона.
   - Возможно, повелитель, что мы, сами того не ведая, имели эту честь в одном из прошлых поколений.
   Амрек поднялся. Ральднор последовал его примеру.
   - С этого момента началось твое испытание. Нет, не виселица. Я дам тебе то, на что ты заявляешь права, и прослежу, чтобы ты отработал эту честь. Обещаю, что тебе придется сражаться за свою жизнь каждый дюйм этого пути.
   - Доброе утро, Катаос.
   Советник обернулся и поклонился. Ничто в его поведении не выдавало злости или беспокойства.
   - Я вызвал тебя, чтобы сообщить о местонахождении одного человека Сарита. Думаю, ты понимаешь, о ком я.
   - Несомненно, мой лорд.
   - Несомненно, Катаос. Он здесь. Разумеется, ты так и предполагал. Охотник, которому под силу одержать победу над твоими людьми, и над моими тоже. Ты можешь представить, какая судьба его ждет?
   - У меня слабое воображение, мой лорд, - ровно сказал Катаос.
   - О да, ты уже вполне убедительно это доказал. Что ж, я расскажу тебе. Я простил твоего Сарита, чтобы избавить тебя от лишних проблем. Последи за ним некоторое время, и увидишь, что он станет Дракон-Лордом.
   - Ваши надежды, мой лорд, в немалой степени основаны на удаче этого человека, которая однажды может отвернуться от него.
   - Любой удаче, Катаос, свойственно когда-нибудь кончиться, - усмехнулся Амрек. - Вспоминай иногда об этом, когда будешь ложиться в постель моей матери.
   10
   Ясным заравийским утром одного из теплых месяцев свита Повелителя Гроз и его невеста покинули Лин-Абиссу.
   Путешествие обещало стать долгим - то был миниатюрный город на колесах, оборудованный не только всем необходимым, но и всевозможными предметами роскоши. Сумерки застигли их между Илахом и Мигшей на пустынных склонах, и расставленные шатры казались стайкой пестрых птиц, опустившихся отдохнуть. Когда взошла луна, табуны зеебов, скачущих под безмолвными звездами, далеко обегали красные мерцающие огни их костров.
   Гонец, который гнал своего скакуна всю дорогу из Корамвиса и привез новости, вызвавшие неудовольствие Амрека, принялся расспрашивать за едой:
   - А тот светлоглазый в шатре Повелителя Гроз - кто он?
   - Да какой-то выскочка из Сара. Он искалечил человека и стал Дракон-Лордом. Вот как делаются дела в нынешние времена.
   - Судя по его виду, он королевской крови, - заметил гонец.
   - Возможно. Он отлично управляется со своими людьми - мне говорили, что он собрал в свой отряд самых отчаянных головорезов. И назвал их, как в былые времена, Волками. Его учил Ригон, пес Катаоса, пока ученик не пошел против него. Но Драконья гвардия плюет на его тень. Он как-то задал им трепку в Лин-Абиссе.
   А Ральднор, о котором шла речь, чувствовал себя вполне привольно в королевском шатре из шкуры овара.
   Первоначальное опьянение властью давно уже схлынуло. Эти полтора месяца в Лин-Абиссе он был слишком занят, плетя паутину взяток, угроз и посулов, которые обеспечивают безопасность тому, кто достиг его нового ранга. И он обнаружил в себе задатки командира, которыми, как он хвастался, обладал. Та ночь в саду стала ночью его второго рождения. Он вошел в доверие к человеку, которого ненавидел, разговаривал с этим человеком так, словно чтил его, словно сам был висом. И это было так. В том темном саду он стал висом.