Лин Фрэнк. Точка кипения

   Повернувшись ко мне лицом, Кинг сжал мою ладонь, вернее сказать, попытался ее расплющить. Силен для мелкого мужчины. Он продолжал выжимать соки из моих пальцев, и я ответил ему тем же.
   – Прекрасно! – сказал он, тряся помятой кистью. – Марти, похоже, наконец-то ты нашла себе настоящего мужика. Не знаю, кто вы такой, но знаю точно, что не адвокат. Здороваться за руку с их братом все равно что дергать за вымя дохлую корову.
   – Пап, ты не понял. Дейв здесь только потому, что любезно согласился подвезти меня.
   – Продолжай в том же духе! – сказал он, хлопнув меня по плечу, как доброго быка по крупу. – Теперь, когда ты завязала с Карлайлом, можешь подыскать себе парня получше. Скажи-ка, друг, ты, случаем, не женат?
   Я неопределенно пожал плечами и сел за столик. За нами неусыпно следила тюремная охрана и множество развешанных по углам кинокамер.
   – Царица небесная! – продолжал Кинг. – У тебя, конечно, не тот размах в плечах, что у Купола тысячелетия, но ты силач! С такими бицепсами я бы перетаскал все сейфы к себе домой и там над ними работал.
   – Пап, не смущай Дейва. Мы едва знакомы.
   – Богатырь – вот что ей по душе, – добродушно заметил Кинг.
   – Перестань, папа! Дейв – парень стеснительный.
   – Не скажи! Он очень себе на уме! Вот твой Чарли Карлайл – это чугунный фонарный столб. Беда в том, что кто-то забыл ввернуть в него лампочку.
   – Чарли не дурак!
   – Верховный судья вынес вердикт, – сказал Кинг, обращаясь ко мне, и улыбнулся, демонстрируя натуральные зубы, чистые, белые и ровные.
   – А кто же он, если бросает мою лапушку?
   – Пап, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать наши с Чарли проблемы Мы с ним не сошлись, но, честно говоря, не только по его вине.
   Улыбка не сделала его лицо более открытым. Глаза хранили свою тайну, как безымянная могила.
   – Если позволишь вставить словечко, я хотела бы сказать, что Дейв – детектив. Я привела его с собой, чтоб он выслушал твою историю. Вдруг он сможет нам помочь.
   Теперь Кинг слушал Марти с неподдельным любопытством.
   – Детектив, – буркнул он. – Надеюсь, не паршивый коп?
   – Он частный детектив, пап…
   – А если бы и коп, что с того? – спросил я.
   Кинг сидел в тюрьме за два хладнокровных убийства, а не за вандализм на автобусной стоянке.
   – Тогда ты бы не стоил моего плевка, – прошипел Кинг. – Вот что.
   Его радушие как ветром сдуло.
   – Не кипятись, – попросила Марти. – Меня угнетает твоя агрессия, папа. Ты ведь говорил, что тебе дают какие-то препараты для успокоения.
   – Транквилизаторы, дерьмо это. Чтоб им самим подавиться этой химией…
   – Дейв Кьюнан – частный детектив, папа. И я ему доверяю.
   – Доверяешь? Единственный фараон, которому я могу довериться, это мертвый фараон. Но я бы даже мертвого вытащил из могилы и вбил ему в сердце осиновый кол, чтоб и ему и мне спалось спокойно.
   – Папа, – взмолилась Марти. – Ради всего святого, Дейв – не полицейский. Его отец служил в полиции, но Дейв – никогда. Он готов выслушать все, что ты расскажешь.
   – Кажется, ты сказала, он Кьюнан? – спросил Кинг менее враждебно. – Помнится, был один Кьюнан в полиции Манчестера.
   – Это и есть мой отец, – сказал я. – И если…
   – Ладно, ладно, – примирительно сказал Кинг, – копы делают свое дело. Хотя эта сволочь, которая меня сюда упекла, эта крыса поганая… Джонс… такую продажную шкуру еще поискать…
   – Вам как эксперту мирового уровня в области коррупции, конечно, видней, – не сдержался я.
   – Вот именно, видней, – огрызнулся он. – Твой старик уже успел поведать тебе о детективе Джонсе?
   – Нет, – буркнул я в ответ.
   Его интуиция совсем немного недотягивала до отметки «отлично».
   – А твой старик небось помогает уже вершить правосудие на небесах?
   – Еще нет. Мой отец лез из кожи вон, чтобы доказать, что Джонс продажен. И тот факт, что у него это не получилось, наводит меня на некоторые мысли.
   – Что такое?
   – Если Джонса не удалось уличить, может быть, он так же грешен, как вы праведны?
   Кинг заскрежетал зубами. Какое-то мгновение мне казалось, что его хватит удар, но он совладел с собой. Вернулась и его наглая улыбочка.
   – Ты только посмотри, что за ублюдок, – пробормотал он, обращаясь к Марти.
   Марти взглянула на меня.
   – Ты сам виноват, папа, не надо было его провоцировать, – устало сказала она. – Видишь, Дейв, как мне тяжело. Он так со всеми разговаривает, с каждым, кто способен помочь. Знаешь, что он заявил чиновнику, занимающемуся вопросами об амнистии?
   – Ой, забудь ты об этом придурке, – вполголоса сказал Кинг. – У параши сидеть приятней, чем рядом с ним.
   – Вот так всегда, – вздохнув, повторила Марти. – Он заявил, что выйдет на свободу только тогда, когда министр внутренних дел пришлет ему письмо с извинениями за то, что над ним учинили. Понятно, что начальник тюрьмы даже не отослал прошение об амнистии в соответствующую инстанцию.
   – Я не нуждаюсь в амнистии. Справедливый суд – вот что мне нужно. Я не виновен. Меня подставил Джонс.
   Некоторое время мы все молчали. Первым заговорил я:
   – Послушайте, судебные ошибки бывали всегда, но кто поверит в то, что Джонс пристрелил двух человек, один из которых полицейский?
   – А кто же еще, если не он? Я, что ли? Вовек я такого не совершал! Мы только собрались линять. Я завернул за угол и вдруг – бац – полная отключка! Кто-то меня уложил, и, заметьте, не из парабеллума с глушителем. И никаких следов. Что скажете, а? Очнулся – вижу, что Деннис и коп – трупы. Сирены воют, как адские трубы, а вокруг – мерзоты этой полицейской, как грязи.
   – Вероятно, вы работали не один.
   – Я работал в одиночку.
   – Говорилось, что, по всей видимости, инспектор Фуллав нашел вас и вы его убили.
   – Говорилось… А не говорилось, почему это Фуллав вдруг там оказался?
   – Вы убили инспектора, а потом схватились с Масгрейвом, который отключил вас прежде, чем вы выстрелили.
   – Ну да, а пока я валялся на полу, миллион фунтов стерлингов утопал куда-то собственными ножками?
   – Писали о каких-то не пойманных ворах.
   – Вот именно! Пока я лежал без сознания, кто-то утащил деньги.
   – Но при чем здесь Джонс?
   – Кто ж еще? Все знали о его бесчестности. Он объяснил, что вышел на меня по наводке. Ха! Откуда, по-вашему, я получал информацию? Да от него же! Он вел двойную игру, а потом все повесил на меня.
   – Значит, говорите, вы получали информацию от него.
   Теперь Кинг смотрел на Марти.
   – Не напрямую. Джонс передавал информацию еще одному человеку, а тот уже мне.
   – И кто же был тот человек?
   – Я не стукач. Выдай я хотя бы одно имя, они бы выжали из меня и все остальные.
   – Поэтому ты предпочитаешь провести здесь остаток своей жизни, – ехидно заметила Марти.
   – Да, – сказал Кинг. – Я знаю, что это был Джонс. Докажите это, и узнаете все остальное. Клянусь жизнью моей девочки, что Денниса и того копа убил Джонс. Вырубил меня и пристрелил обоих. Я даже не заходил в комнату, где их убили. Только к сейфу и обратно. В этом и была моя сила – в быстроте. В помещении с сигнализацией надолго не задержишься.
   – Итак, Джонс пристрелил обоих, – медленно повторил я. – Понятно. Офицер криминальной полиции пристрелил двух человек, прикарманил денежки и остался вне подозрений.
   – Именно.
   – Был суд. Почему же там это не прозвучало?
   Кинг какое-то время молчал. Протянув руки через стол, он прикоснулся к ладоням Марти.
   – Тогда у меня были личные причины держать язык за зубами. Но я не признал себя виновным в убийствах и никогда не признаю. Марти, милая моя, я ведь говорил уже тебе. Ты только время зря тратишь, пытаясь вытащить меня отсюда. Я сам не выйду из тюрьмы, пока они не признают, что меня подставили, а этого не случится никогда.
   – Папа, – снова взмолилась Марти. – Но ведь другие люди идут на компромиссы.
   – Это не люди – отребье.
   – Тебя освободят, и мы будем жить вместе.
   – Здесь или в любом другом месте я не могу чувствовать себя на свободе, пока не докажут, что меня подставил Джонс. Эй, мистер детектив Кьюнан! Все мои адвокаты упирали на то, что я начал палить в состоянии паники. Неужто ты думаешь, что двадцать лет назад я не мог без пушки справиться с одним копом?
   – На вид вы не такой уж крепыш.
   – Достаточно крепок, чтоб за двадцать лет не задохнуться в этой тюряге.
   – Это не означает, что всю оставшуюся жизнь ты должен провести здесь, – продолжала настаивать Марти.
   – Я уже привык, солнышко мое. Я знаю, что ты беспокоишься, но лучше уж я тут сдохну, и пусть идут все к чертовой матери.
   – Дейв, ну скажите ему…
   – Что мне сказать? Он прав. Если он полагает, что его подставили, у него нет причин взваливать на себя вину за два убийства.
   Кинг посмотрел на меня и громко рассмеялся. Не так надрывно, как Марти, а просто и от всей души.
   – Ты уверен, сынок, что ты родом не из Йоркшира? Они все там скажут – что вмажут. Или тебе приятно сознавать, что я тут буду гнить до конца дней своих? Всем вам, копам поганым, это нравится.
   – Лично я ничего против вас не имею. Возможно, вы убили двоих, возможно, все произошло именно так, как вы рассказываете.
   – Именно так.
   Я смотрел на Кинга. Его глаза все так же загадочно поблескивали, на лице была написана решимость. Мне хотелось ударить его – так он был самоуверен и нахален в своей прокламируемой невинности.
   Марти рассчитала верно: во мне зажглось безумное желание во что бы то ни стало доказать или опровергнуть все, что говорил ее отец. Глупо, конечно, – но такой уж у меня характер. И я произнес фатальную фразу:
   – В таком случае помогите мне это доказать.
   – Чего ради? Ты сказал, что твой старик не сумел подцепить Джонса, а в его распоряжении были все средства, какими располагает полиция.
   – Все так, но некоторые из его коллег не горели желанием помогать ему… понимаете, о чем я веду речь.
   – Да уж как не понять? Мне прекрасно известно, за какую сумму можно было в те времена купить полицейского. Вы думаете, отчего все эти подонки так счастливы, что упекли меня сюда за преступление, которое я не совершал? Потому что у них не было ни малейшего шанса привлечь меня за те, которые я действительно совершил.
   – С тех пор много воды утекло… Теперь кто-то, может, и расколется, – предположил я.
   – Брось это, сынок. Старые хрычи, которых я бы хотел вывести на чистую воду, ни за что этого не допустят. Им есть что терять. Иди своей дорогой. Марти – чудесная девочка, она заслуживает лучшего, нежели этот дутый Карлайл. Может, ты – ее судьба, кто знает?
   Тут он от меня отвернулся. Беседа была окончена. На свидание с нами ему был отведен час, и я обрадовался, что он не попросил больше. Свидание напоминало визит в больницу, когда вы приходите к больному, вручаете ему пакет с виноградом, рассказываете, что на дворе дождь, и обнаруживаете, что говорить больше не о чем. Все оставшееся время отец и дочь восторженно вспоминали детство Марти.
   Наконец раздался звонок, и мы поднялись, чтобы попрощаться. Я пошел вперед, оставив Марти наедине с отцом. Свежий воздух помог привести в порядок мои мозги.
   Мы не сразу поехали обратно в Манчестер. Визит к отцу не расстроил аппетита Марти, и мы остановились перекусить в ресторанчике на шоссе М6. Потягивая кофе, я вежливо наблюдал, как она уплетала цыпленка, запеченного на вертеле.
   – Кого он подразумевал под «старыми хрычами»? – спросил я. – Членов Федерации полиции?
   – Папа твердит, что в этом деле было замешано гораздо больше народу, чем предстало перед судом.
   – И нам не следует знать, что это за люди?
   – Я просила и умоляла его, но вы сами слышали, что он говорит.
   – Не вижу шансов вытащить его оттуда, пока он не расскажет мне всю подноготную. Предположим, я поверил в то, что Джонс совершил двойное убийство, но мне необходимо знать закулисную сторону этого дела. Неужели офицер полиции решился на убийство только затем, чтоб засадить Кинга в тюрьму до конца жизни? Они захватили его на месте преступления, с поличным, неужели этого недостаточно? Неужели его нельзя было осудить без мокрухи?
   – Вы рассуждаете так, потому что ваш отец полицейский.
   – Не все полицейские – взяточники.
   – Значит, вы не верите, что он невиновен?
   – Боюсь, что большинство тех, кого мы видели в комнате свиданий, утверждают, что невиновны.
   – Я знаю, что отец был вором, но он никогда бы не пошел на убийство. Кинг славился своей выдержкой и спокойствием.
   – Вы еще скажите, что он величайший в мире пацифист.
   – Почему же он столько лет отрицает свою вину?
   – Не знаю. Есть люди, которые сами себе не могут признаться в некоторых вещах.
   – Отлично! Психология домохозяйки! Вы говорите, что он чуть не двадцать лет прятал голову в песок? Дейв, я обратилась к вам, потому что считала вас человеком умным…
   – А я-то думал, что приглянулся вам.
   – Прекратите! Теперь вы должны понимать, что папа не такой, как все. Столько лет тюремной жизни не сломили его. Что бы вы там ни говорили, а я никогда не поверю, что он убийца.
   – Вы его дочь. А я даже не дальний родственник. Кстати, о родственниках, что там произошло у него с вашей матерью? Она не поверила в его невиновность и бросила его, не так ли?
   – Бросать родных – это маленькая слабость моей матери, – сказала Марти. Выражение лица у нее стало замкнутое, и я заткнулся.

10

   Марти позвонила только неделю спустя и, не поздоровавшись, напустилась на меня со словами:
   – У вас все тот же нафталин в голове или появились свежие мысли?
   – И перестал ли я бить свою жену? – парировал я.
   С тех пор, как мы расстались после визита к ее отцу, я успел тщательно изучить материалы судебного дела и документы по апелляции, но чутье подсказывало мне, что пока нужно держать язык за зубами.
   – Несмотря на вашу репутацию крутого сыщика, на прошлой неделе вы были не на высоте.
   – По-моему, ни вы, ни ваш отец в моей помощи не нуждаетесь. Вам лучше обратиться к священнику.
   – Ладно, послушайте, у меня есть новости. Я хочу вам кое-что показать.
   – Тогда приезжайте ко мне в контору. Вы еще не забыли адрес?
   – А ваша подруга, Жанин Уайт, если не ошибаюсь, она тоже там?
   – Она в отпуске, возвращается на следующей неделе.
   – Нам все-таки лучше встретиться на нейтральной территории.
   У меня сложилось впечатление, что она не хочет показываться в «Робин Гуд Инвестигейшнз» не только из-за опасения рассердить Жанин.
   – Что вы задумали на этот раз?
   – Ничего романтического, если это вас не огорчит.
   – Марти, если у вас куча свободного времени, у меня его нет.
   – Я же сказала, что хочу вам кое-что показать.
   – Опять проблемы с Чарли? – спросил я.
   – Ничего подобного. Это просто… Послушайте, вы знаете, где Динсгейт-стрит?
   – Знаю ли я, где Динсгейт? А вы знаете, что Папа Римский живет в Ватикане?
   – Там на Динсгейт есть магазин, где продаются «харлей-дэвидсоны», в самом конце улицы. Рядом открыли небольшой французский бар. Я буду ждать вас там через полчаса.
   Я собирался спросить, стоит ли переплачивать за «Божоле» в таком неудобном месте, но она повесила трубку. Потом я сообразил, что место было выбрано именно потому, что находилось на отшибе. Видно, Чарли все-таки не оставлял ее в покое. Я с удовольствием повесил на дверь табличку «Закрыто» и вышел из офиса. Погода стояла теплая, но над Манчестером собирались огромные облака, которые гнал западный ветер. Небо предвещало дождь, и я даже размечтался о том, чтоб потом прогуляться с Марти по умытому городу.
   Я неторопливо пробирался сквозь толпу прохожих вверх по Динсгейт, мимо магазинов, где продавалось все, что угодно, от роялей до бастурмы. Примерно на середине улицы, там, где торговали аксессуарами для автомобилей, толпа резко редела. Рядом с витриной, где были выставлены дорогие мотоциклы, я увидел вывеску бара, в котором Марти назначила встречу. Бар располагался на изгибе Динсгейт, на самом выступе, и был прекрасным наблюдательным пунктом. У окна сидела женщина-азиатка и внимательно следила за тем, что происходит на улице. Потом я понял, что это Марти в намотанном на голову платке и темных очках. Я ускорил шаг.
   Она сидела за столиком на двоих, перед ней стояла открытая бутылка красного вина.
   Я подошел к ней и, усаживаясь напротив, спросил:
   – К чему такая конспирация?
   Марти не ответила. Она молча налила мне вина и приказала:
   – Пейте, Холмс.
   – Боюсь, вы не за того меня принимаете. Я – не король сыска, – тихо произнес я, поднимая бокал.
   – Не прибедняйтесь. Я наслышана о ваших талантах. Жаль, что те, кого вы прижучили, не могут рассказать о вашем мастерстве, потому что мертвые молчат.
   Меня бросило сначала в жар, потом в холод, потом я поперхнулся вином и закашлялся так, что не мог остановиться. Несколько человек, находившихся в баре, замолчали. Ко мне заспешил официант, готовый оказать мне первую помощь. Мне удалось вытащить из кармана платок и прикрыть рот, прежде чем он принялся молотить меня ладонью по спине.
   – Вы в порядке, сэр? Если дело в вине, я принесу другую бутылку, – заботливо говорил официант, черноволосый напомаженный молодой человек испанского типа с серьгой в ухе. Наверно, больше всего его волновало, как бы клиент не подавился до смерти, – это ведь дурно скажется на репутации заведения.
   – Спасибо, все нормально. Такое бывает… – прохрипел я, жадно глотая воздух.
   – Ему нравится пить вино залпом, – смеясь, сказала Марти. К счастью, это не был характерный для нее сейсмический хохот.
   – Все из-за наших слов, – сказал я ей. – Кто это вам наговорил обо мне таких глупостей?
   – Просто слышала… Преступники, которым вы поперек горла встали, рассказывали другим… Мир слухами полнится.
   Я готов был раскашляться снова.
   – Жаль, что я проговорилась. Если бы знала, что вы так зайдетесь, рта бы не раскрывала, – скороговоркой добавила Марти.
   Я схватил ее за запястье и потребовал ответа:
   – Кто вам все это наговорил?
   Она резко повернула голову, шелковый платок немного съехал набок, и я увидел желтый синяк на левой скуле. Я выпустил ее руку.
   – Снимите очки.
   Она нехотя повиновалась. Под глазом ярко выделялся посаженный кем-то синяк.
   – Почерк Чарли Карлайла, – сказал я, – и не пытайтесь убедить меня, что вы наткнулись на дверной косяк. Мой опыт не позволяет мне верить таким объяснениям.
   – Нет, не Чарли. Несчастный случай.
   – Поэтому теперь вы скрываетесь в отдаленных барах и интересуетесь, не подрабатываю ли я киллерством.
   Она рассмеялась. На этот раз Марти не сдерживала себя: голосовые связки работали на полную мощность, грудь шумно вздымалась. Воистину театральное зрелище. В Италии на эти звуки сразу бы сбежалась толпа, но мы находились в сыром Манчестере, и посетители бара только искоса на нас поглядывали. Мне вдруг подумалось, что Марти куда естественнее смотрелась бы в слепящих лучах южного солнца, чем в тусклом манчестерском свете. Гогеновский тип, не рембрандтовский. Райская птица, занесенная к нам шальным штормовым ветром.
   – Дейв, я ошибалась, вы никудышный детектив, потому что у вас слишком разнузданная фантазия. Я здесь потому, что хочу показать вам один документ, а бар этот я выбрала потому, что часто здесь бываю. Удобно, рядом с метро. Вот, прочтите, пожалуйста, пока вы еще трезвы.
   Она раскрыла сумочку, достала длинный конверт и протянула мне лист тонкой бумаги.
   – Читайте, – велела Марти. – Это письмо я получила вчера. Оно должно убедить вас, что мой отец невиновен.
   Мне не хотелось выполнять ее приказ. Неужели она действительно поверила сплетням обо мне или просто продолжает спекулировать на том, что услыхала от Жанин тогда в моем офисе, гадал я. Мне необходимо было знать правду.
   – Я прочту только тогда, когда вы скажете, от кого слышали всю эту ерунду на мой счет.
   – Да, забудьте вы про это. Просто мне хотелось вас немножко позлить.
   Она взглянула на меня своими дивными зелеными глазами и снова надела тёмные очки. Она знала, что мужчина может утонуть в прозрачной глубине этих омутов, и имело воспользовалась этим.
   – Я должен знать. Если есть люди, которые распускают слухи о том, что я убийца, мне нужно знать, кто они.
   – Не кипятитесь. Вы ведь тоже сразу поверили, что мой отец убийца.
   – Повторяю, мне нужно знать. Клайд Хэрроу?
   – Кто это?
   – Клайд Хэрроу работает на местном телевидении. Носит самые яркие сорочки и вечно выясняет отношения с бывшими женами.
   – Никогда о нем не слыхала. Я не смотрю телевизор.
   – Не притворяйтесь. Никогда не поверю, что вы сами додумались до того, что я наемный убийца.
   – Прошу вас, не упрямьтесь. Прочтите письмо. Его написал адвокат моего отца.
   Я пристально смотрел ей в лицо, раздумывая, стоит ли читать бумагу. Она разозлила меня не на шутку, и я был близок к тому, чтоб украсить синяком ее второй глаз. Ей удалось найти ко мне нужный ключик.
   – Хорошо, прочту, но не скажу ни слова, пока не услышу правды от вас, – предупредил я.
   Письмо было напечатано на механической машинке, а не на принтере. Я читал внимательно и потратил на это минут десять.
   Вначале Мортон Деверо-Олмонд извинялся за то, что не смог приехать на тюремное свидание, а далее очень скрупулезно излагал подробности суда над Винсом Кингом. Создавалось впечатление, что Джеймс Макмэхон, представлявший защиту, вел дело некомпетентно, и сам собой напрашивался вывод: если защита допустила ошибки, то ответственность за них лежит на Макмэхоне, а не на Деверо-Олмонде. Поскольку Макмэхон занимал теперь пост министра внутренних дел и являлся одной из наиболее значительных фигур в правительстве, можно было усмотреть во всем этом некое политическое своекорыстие.
   Я отложил письмо и скрестил руки на груди.
   – Что скажете? – спросила Марти.
   Я молчал.
   – Да будет вам, поверьте мне, я на самом деле ничего дурного о вас не слышала, просто мне хотелось насолить вам за то, что вы так недружелюбны к папе. Помните тот день, когда вы проучили Чарли? Я сразу поняла, что вы человек, который идет до конца.
   – Так же, как и ваш папа, – отозвался я.
   – Ничего подобного. Папа никогда не применял силы.
   – Даже когда был десантником?
   – Не смешите меня – тысячи людей воюют.
   – Но, если верить Деверо-Олмонду, – возразил я, помахав в воздухе письмом, – именно этот факт стал главным козырем обвинения.
   – Очередная несправедливость в ряду множества других. Можно подумать, любой, кто участвовал в военных операциях, – хладнокровный убийца.
   – Обе жертвы были убиты одинаково: пуля прошла точно между глаз. Работал профессионал, о чем свидетельствует вторая пуля, пущенная в висок. Спецназовцы называют это «контрольный выстрел».
   – Мне надо было быть умнее, не стоило вам доверять. Вы как флюгер: куда ветер подует, туда и вы, – вскинулась Марти, выхватывая письмо из моих рук.
   – Я говорю только то, что может сказать любой юрист. Лучше признайтесь мне, как вы заработали свой синяк?
   Кончиками пальцев она осторожно дотронулась до скулы.
   – Долго рассказывать. Я встретилась с вами не для того, чтоб жаловаться на личную жизнь.
   – Вы уверены?
   – Абсолютно! Скажите мне, что вы думаете об этом письме? У меня есть некоторые сомнения в интерпретации Деверо-Олмонда.
   – Мне бы не хотелось говорить.
   – Но должно же у вас быть свое мнение.
   – Со стороны защиты было глупо вытаскивать на свет божий послужной список вашего отца. Это-то и позволило обвинению утверждать, что убийства совершены в манере, присущей военному профессионалу.
   – О том и речь. Похоже, что защита отца делала все, чтоб его засудили, а не оправдали.
   – О'кей, положим, Джеймс Макмэхон, вел дело плохо – по крайней мере, Деверо-Олмонд осмеливается на это намекать, уйдя на пенсию. К сожалению, это не основание для апелляции. Судья, который принимал решение…
   – Ха! Судья!
   – Послушайте, Марти, до 1996 года существовало лишь три основания для подачи апелляции, теперь осталось лишь одно, хотя более емкое, – сомнительность приговора. А никакой суд не признает приговор, вынесенный вашему отцу, сомнительным без новых фактов. А где нам взять эти факты, если он не желает даже обсуждать свое дело?
   – Последнее я и без вас знаю. Сто раз уже проходила.
   – Хвалю за честность. Деверо-Олмонд пишет, что ведение Макмэхоном перекрестного допроса полицейских показалось ему неубедительным.
   – Отец вообще хотел отказаться от услуг Макмэхона, ведь он уговаривал папу признать вину.
   – Сколько вам было тогда лет?
   – Восемь, и с тех самых пор дня не прошло, чтоб я не думала об отце. Вам не понять, каково жить с этим. У нас была нормальная семья, мы ни в чем не нуждались, и вдруг – в одночасье оказались на помойке. Мать бросила меня, когда отца признали виновным, спихнула ребенка социальным службам и пулей унеслась обратно в свою Германию.
   Бар, где мы сидели, не мог похвастаться квартетом цыганских скрипачей, игра шла на струнах моей души. И, как всегда, это сработало.
   – Хорошо, – мягко сказал я, – со своей стороны Макмэхон мог бы сделать больше. Например, он мог бы подвергнуть сомнению показания полицейских. Тайный осведомитель предупредил полицию о предстоящем грабеже, а Фуллав прибыл на склад один, Джонс появился там гораздо позднее. Разве не странно? Макмэхону следовало тщательнее поработать с показаниями, но теперь-то мало кто из судейских признает некомпетентными действия человека, занимающего такой высокий пост.