Линдау М.. Яд Борджиа

   - Нет, нет, - остановила его молодая девушка, - ты забыл, рыцарь, что принадлежишь к ордену иоаннитов, хотя сам только что сказал мне это. Во всяком случае, я вижу, что мое пение имеет успех. Я могу научить тебя многому, мой гордый рыцарь! - смеясь, прибавила певица.
   - Но прежде всего сними свою маску. Я не понимаю, зачем ты вообще носишь ее? - проговорил Альфонсо.
   - Чтобы доставить удовольствие монсиньору кардиналу Сиенскому! серьезно-почтительным тоном ответила танцовщица, чем вызвала громкий смех среди собравшейся публики.
   Молодая девушка отложила мандолину в сторону и, ударяя в свой тамбурин, весело запела:
   "В дни веселья карнавала,
   Чтоб монахов не смущать,
   Нам приказ от кардинала,
   Маской лица закрывать".
   Последняя строка прозвучала у нее так горячо, что Альфонсо еще больше заинтересовался очаровательной незнакомкой.
   - Я верю этому, верю! - воскликнул он, с восхищением глядя на певицу.
   - Дело идет хорошо! - проговорил стоявший вблизи черт. - Что там поют эти проклятые? Какие-то псалмы?
   - Да, это доминиканец затянул было "Хвалите господа", но слова застряли у него в глотке! - ответила жаба.
   - Скажи, что тебе нужно от меня? - обратился Альфонсо к певице.
   - Ах, сказать ему хочу, что его я так люблю! - запела молодая девушка вместо ответа.
   - Эту песню ты, верно, поешь всем, кто только подойдет к тебе? проговорил Альфонсо, видимо взволнованный. - Однако, куда же ты направляешься? Почему уходишь от меня?
   - Если ты не хочешь танцевать со мной, то я должна поискать кого-нибудь другого! - ответила танцовщица. - Моя мать и так уже недовольна.
   - Ты знаешь, тарантул танцует, когда его ужалит ядовитая пчела. Поцелуй меня, красивая змейка! Может быть, я тоже сойду с ума и пойду танцевать с тобой.
   - У нас, в Сицилии, не принято, чтобы мужчины ждали, когда красавица подарит им поцелуй. Обыкновенно они сами берут его! - лукаво возразила певица.
   - В таком случае, я должен подражать их примеру! - воскликнул Альфонсо и бросился к девушке.
   Однако, она грациозно отскочила на несколько шагов, а затем начала кружиться вокруг него, то маня его к себе, то ловко ускользая от протянутых рук.
   Рыцарь, не оставлял своего намерения поймать девушку, и, следуя за ней, невольно исполнял фигуру танца. Громкий смех толпы, следившей за каждым движением танцовщицы и рыцаря в монашеском одеянии несколько отрезвил Альфонсо. Он подумал о том, какой комичный вид должен представлять собой, но решил до конца исполнить свою роль. Делая вид, что он танцует этот "танец любви" по всем правилам искусства, он вдруг остановился, как бы утомленный борьбой. Танцовщица приблизилась к нему, выражая жестами отчаяние, надежду и страстную любовь. Тогда он, как бы в порыве раскаяния, опустился на колени, а она кружилась вокруг него, точно бабочка вокруг цветка. Смотревшая на этот танец толпа не могла сдержать крик восторга. Альфонсо с большим трудом подавлял свое желание схватить девушку в объятия. Его сердце так усиленно билось, что, казалось, этот стук был слышен на расстоянии. Круг зрителей все сужался, и танцовщица все ближе и ближе подходила к рыцарю. Наконец, наступил давно ожидаемый имя момент. Молодая девушка сделала полукруг руками над самой головой своего кавалера, после чего он должен был, по правилам фигуры, подняться с колен и продолжать танец, но вместо этого Альфонсо охватил дрожащей рукой стройный стан танцовщицы и крепко сжал ее в своих объятиях.
   - У нас не одинаковые условия во время танцев, а это не годится, проговорил он, - ты видишь мое лицо, а я твоего не вижу. Сними маску! Во-первых, я хочу убедиться, существуют ли на свете две женщины с такой фигурой, а, во-вторых, ты должна быть наказана за то, что соблазняешь иоаннита, и это отучит тебя на будущее время искушать людей, посвятивших себя службе господней.
   С последними словами Альфонсо так сильно прижал одной рукой к своей груди танцовщицу, что та слегка вскрикнула, а другой хотел снять маску с ее лица.
   - Мать Фаустина, на помощь! - закричала испуганная танцовщица. Карнавал, карнавал!
   Старуха с двумя калабрийцами бросилась к ней. Толпа тоже закричала "карнавал, карнавал" и устремилась освобождать молодую девушку.
   - Ради Бога, остановитесь, успокойтесь! - обратилась девушка к толпе, по-видимому боясь, чтобы рыцарь не пострадал. Мне не нужна защита... Отпустите меня, благородный рыцарь! - прошептала она Альфонсо, - я право не то, чем вам кажусь. Если меня узнают - я погибну. Я принадлежу к числу фрейлин донны Лукреции, и затеяла всю эту маскарадную шутку только для того, чтобы узнать, всех ли женщин вы так ненавидите, как мою госпожу.
   - Значит, ты похитила всю соблазнительную прелесть своей госпожи, таким же шепотом ответил принц Альфонсо. - Но этого не может быть! Я непременно должен удостовериться, что ты - не она!
   - Пощадите меня, дорогой рыцарь. Вы знаете, что я совершу большой проступок против церкви, если явлюсь среди публики без этой ужасной маски, продолжала просить танцовщица, стараясь освободиться из рук Альфонсо.
   - Если ты действительно не донна Лукреция, то я буду любить тебя больше всех женщин в мире и докажу этим, что ненавижу не весь прекрасный пол. Да, впрочем, это верно, ты - не Лукреция. Вот тащится сюда она, эта дьявольская фея Моргана.
   Слегка опустив руки, но все еще держа в них молодую девушку, Альфонсо с большим смущением смотрел по направлению Корсо, откуда показалась процессия феи Морганы.
   - Вот видите, я вовсе не та, за которую вы меня принимали! воскликнула танцовщица, дрожа всем телом.
   - Пусти сейчас же девушку! Как ты, служитель церкви, осмеливаешься нарушать распоряжение кардинала? - раздался чей-то хриплый голос, и кулак опустился на плечо Альфонсо.
   Рыцарь оглянулся, и узнал отца Бруно, который смотрел на него с выражением бешеной злобы.
   - Теперь наступила моя очередь освобождать девушек от дерзкого нападения! - проговорил человек высокого роста в позолоченном чешуйчатом костюме, в котором Альфонсо узнал Оливеротто да Ферме.
   - Монах, остановите этого господина, он, кажется - ваш товарищ, а не то я сделаю, что хотел сделать третьего дня, то есть сделаю этого мерзавца покойником! - воскликнул Альфонсо, вынимая одной рукой меч, а другой продолжая держать танцовщицу.
   - Тише, Оливеротто! Ведь это - не маскарадный, а настоящий рыцарь Гроба Господня, - проговорил монах, силясь оттащить своего спутника в сторону. Отпустите эту женщину, мой сын, ведь вы нарушаете приказ кардинала! - мягко сказал монах, обращаясь к Альфонсо.
   - Я хочу только наказать ее за то, что она пыталась осквернить мой священный сан, - ответил несколько смущенный рыцарь. - Я думаю, что за это следует снять с нее маску.
   - Святой отец, я должен отомстить ему за те синяки, которые у меня до сих пор болят, и освободить танцовщицу! - воскликнул Оливеротто.
   Толпа принимала участие в этих переговорах, становясь то на сторону рыцаря, то на сторону Оливеротто.
   - Рыцарь, прошу тебя, отпусти меня! Клянусь, что ты увидишь мое лицо без маски, - прошептала молодая девушка умоляющим голосом. - Я ни за что на свете не хочу, чтобы тот монах узнал меня.
   - Чем же ты поклянешься мне? - спросил Альфонсо. - Твоя клятва должна быть настолько крепкой, чтобы даже Лукреция не могла заставить тебя нарушить ее.
   - Клянусь тебе своим страстным желанием снова встретиться с тобой! ответила танцовщица, смотря на Альфонсо блестящими глазами.
   - Скажи же, когда и где я могу видеть тебя?
   - Будь через три часа у ворот Сан-Себастьяно.
   Мать Фаустина проводит тебя в мою квартиру, через грот Эгерии.
   - Через грот Эгерии? - с удивлением воскликнул рыцарь, но ведь он находится в садах Лукреции Борджиа.
   - Да. Все любимицы донны Лукреции имеют ключ для свободного прохода, Я принадлежу к числу любимиц, и у меня есть ключ. Не бойтесь встретиться сегодня вечером с моей госпожой, она будет совсем в другом месте, можете быть в этом совершенно уверены.
   В эту минуту раздался крик толпы, тщетно старавшейся удержать Оливеротто от нападения на рыцаря. Альфонсо оглянулся и выпустил из рук девушку. Однако вместо того, чтобы воспользоваться своей свободой, как можно было ожидать, сицилианка подошла к монаху Бруно и заговорила с ним каким-то странным, измененным голосом. Молодая девушка просила его во имя Бога и закона юбилейного торжества не допускать драки между Оливеротто и рыцарем.
   - Ну, негодяй да Фермо, достань себе оружие, и мы посмотрим, чья возьмет! - воскликнул Альфонсо, размахивая мечом.
   - Берегитесь, берегитесь, сюда идет Лукреция со всей своей свитой! просила танцовщица каким-то странным, грубым голосом. - Ради Бога, ради папы и святой церкви не деритесь, не ссорьтесь!
   - Да, это - донна Лукреция. Тем лучше!.. будет одним свидетелем больше. Пусть все видят, как достойно ты будешь наказан, убийца! - воскликнул Альфонсо, не опуская своего меча.
   - Как? Разве Лукреция там, в той процессии? - удивлённо спросил монах и ревниво взглянул на Лебофора, сидевшего с феей Морганой на спине слона.
   Вся семья Орсини, окруженная многочисленной свитой, сопровождала фею. Оглушительная музыка покрыла собой весь шум праздничной толпы. Монах пошел вперед, навстречу процессии, а быстроногая танцовщица незаметно скрылась.
   Оливеротто несколько испуганно посмотрел на приближавшееся шествие, а затем крикнул иоанниту:
   - Раз ты знаешь, кто я такой, то тебе не трудно будет найти меня, и при следующем свидании мы посчитаемся друг с другом, а теперь у меня нет ни малейшего желания встретиться с этой толпой Борджиа. Впрочем, моя цель достигнута - девушка убежала! Прощай.
   Оливеротто удалился, и Альфонсо отнесся к этому спокойно: его гораздо более интересовал вопрос, куда скрылась танцовщица со своими спутниками, чем удастся ли ему еще раз встретится с да Фермо, или нет. Бруно тоже расспрашивал толпу, в какую сторону ушла молодая девушка, и, не получив ответа на свой вопрос, отправился поспешно вслед за процессией феи Морганы.
   ГЛАВА IX
   - О, какое сокровище, синьор, вы потеряли из-за ссоры!.. Вас можно утешить только тем, что уже не в первый раз Марс пугает Венеру, - проговорил черт, заметив, что Альфонсо ищет в толпе скрывшуюся танцовщицу.
   - Говорят, что от черта можно узнать правду, но я до последней минуты сомневался в этом, - улыбаясь, ответил Альфонсо. - Если не ошибаюсь, я имею честь видеть перед собой синьора Никколо из Флоренции?
   - Именно его! - ответил черт, снимая свою маску.
   - Встречали ли вы когда-нибудь эту танцовщицу? Слыхали ли что-нибудь о ней? - с беспокойством спросил рыцарь.
   - Вам следовало расспросить меня раньше, чем я снял маску! - возразил Макиавелли, весело смеясь. - Хотя мне кажется, что я уже видел ее когда-то, но совершенно не помню, когда и где.
   - Представьте себе, что и мне кажется то же самое! - воскликнул Альфонсо. - А заметили вы великолепное шествие донны Лукреции, которая нарядилась феей Морганой? Право, я считаю ее настоящей колдуньей и готов присягнуть, что она одновременно была в двух разных местах.
   - Которая же это - фея Моргана? Та, что сидела рядом с нашим попутчиком сиром Реджинальдом? Вот настоящий Адонис для современной Венеры! воскликнул Макиавелли. - Я видел их. Они сидели на спине слона и ворковали, как голуби. У него прямо поразительное счастье.
   - Мне кажется... нет, я даже почти уверен, что фея Моргана вовсе не Лукреция! - быстро проговорил Альфонсо.
   - Я могу судить об этом только по вашим словам! - улыбаясь, заметил Макиавелли. - Но если это действительно была она, то я больше завидую сиру Реджинальду, чем ангелам на небесах.
   - А я предпочел бы находиться среди вашей свиты, синьор сатана, проговорила жаба, вмешиваясь в разговор. - Даже в преисподней прохладнее, чем рядом с донной Лукрецией.
   - Ну, Клевета, говори все самое худшее, что ты можешь сказать о Лукреции Борджиа. Мы так настроены, что готовы всякую ложь принять за правду, - воскликнул Альфонсо.
   - Самое худшее для нее было бы самое лучшее для другой, глубокомысленно заметила жаба. - Ее добродетель безгранична, в этом и состоит ее несчастье. Она только - слишком послушная дочь и слишком нежная сестра. Кроме того, как чистая христианка, она старается любить всех своих ближних.
   - Берегись, жаба, как бы тебе не вырвали языка! - сказал Макиавелли.
   - Тогда я удовольствуюсь одними глазами, - возразила Клевета. - Однако, пойду лучше туда, где более оценят мои речи. Здесь мне уделяют мало внимания, рыцарь спит стоя.
   Альфонсо, действительно, так был погружен в свои мысли, что не слышал слов жабы. Он никак не мог решить, кого изображала Лукреция - фею ли Моргану, или танцовщицу, Последнее казалось мало вероятным. Трудно было предположить, что знатная дама решится странствовать среди толпы в маске распутницы. Макиавелли простился с Альфонсо, чтобы погулять еще по улицам, и рыцарь был предоставлен самому себе. Он не мог не сознаться, что очаровательная танцовщица произвела на него неотразимое впечатление, и твердо решил пойти в условленный час на свидание, хотя бы для того, чтобы убедиться, что прекрасная сицилианка - не Лукреция.
   Можно себе представить, с каким нетерпением ждал Альфонсо конца вечера. Через три часа он должен был ждать у ворот Сан-Себастьяно прихода Фаустины.
   "А что, если это - Лукреция? - думал Альфонсо, - ведь у нее легко может явиться желание отомстить мне за нанесенное оскорбление. Да если еще доминиканец рассказал ей о том, что я говорил ему, если он сообщил ей, что я приехал из Феррары специально для того, чтобы навести справки о ее поведении, то она должна быть страшно зла на меня. Может быть, она нарядилась танцовщицей нарочно для того, чтобы заманить меня в свои сады, а затем отделаться от меня таким же образом, как она отделывается от всех, стоящих на ее пути! Кто знает, какая опасность ждет меня у ворот Сан-Себастьяно!"
   Однако, несмотря на эти мрачные предположения, Альфонсо с нетерпением ждал условленного часа и еще задолго до этого времени проходил уже мимо Авентинской пустыни. Вид руин, где жил отец Бруно, навел на него грустные мысли, и он невольно замедлил шаги. Но вдруг легкий ветерок донес до Альфонсо душистый запах розы, тот самый запах, которым как будто было пропитано все существо танцовщицы. Вспомнив об этом очаровательном создании, рыцарь быстро пошел к воротам Сан-Себастьяно.
   Дойдя до условленного места, Альфонсо увидел перед собой чудный вид. У его ног расстилалось необъятное зеленое пространство, покрытое душистым цветами. Вдали виднелись горы, верхушки которых были освещены мягким лунным светом. Нежное журчание ручейка ласкало слух. На западе еще алела полоска заката, просвечиваясь сквозь листву высоких деревьев. Величавое спокойствие природы успокоительно подействовало на взволнованную душу Альфонсо. Рассудок заговорил сильнее сердца и подсказал, что ему следует уйти. Альфонсо уже собирался последовать этому совету рассудка, как вдруг увидел старуху, которую танцовщица называла Фаустиной.
   - Это вы, синьор? - проговорила она, увидев Альфонсо, - ну, слава Богу! Как рано вы пришли!.. Но это очень хорошо. К сожалению, мне придется разочаровать вас.
   Все благие намерения рыцаря рассеялись, как дым.
   - Разочаровать? - воскликнул он. - Что вы хотите сказать этим, тетушка? Это невозможно. Ведь танцовщица обещала мне показаться без маски, и больше я ничего не желаю. Мне нужно видеть ее лишь одну минуту, вы можете присутствовать при свидании. Вот деньги, проводите меня к ней.
   - Деньги? За кого же вы принимаете меня, благородный рыцарь? Ну, хорошо, я возьму их ради праздника и куплю свечи для Пресвятой Девы. К сожалению, я должна разочаровать вас, синьор: вам не придется видеть сегодня нашу танцовщицу. Дело в том, что герцог Романьи прислал ей мешок дукатов и сообщил, что желает нынче же вечером послушать ее пение.
   Альфонсо сразу же заметил несоответствие между словами старухи и тем, что сообщила ему танцовщица относительно себя. Если она действительно была фрейлиной Лукреции, то герцог никаким образом не мог приказать ей петь!
   Фаустина объяснила себе молчание рыцаря тем, что он испугался страшного соперника.
   - Где же она будет ждать его? - спросил наконец Альфонсо. - Здесь? Ведь она назначила мне свидание в садах Лукреции Борджиа.
   - Что вы говорите? Как она могла сделать это? - с притворным удивлением воскликнула старуха. - Да ведь наша всемилостивейшая повелительница, донна Лукреция устраивает сегодня здесь бал, и по желанию герцога Романьи наша танцовщица будет петь в его присутствии свои песни. Бал начнется довольно поздно, а пока меня послали во дворец герцога, чтобы сообщить ему, что все будет устроено согласно его приказанию.
   - О, в таком случае, не станем терять драгоценное время! - нетерпеливо проговорил Альфонсо: - ты ступай по своему делу, а я постараюсь повидаться с танцовщицей до начала бала.
   С последними словами принц сунул в руку старухе снова крупную сумму денег.
   - Право, благородный рыцарь, вы не заслуживаете отказа в своих желаниях, - льстиво ответила Фаустина, - я полюбила вас, как собственного сына или как ту высокопоставленную красавицу, которую вскормила своим молоком. Я знаю, что наша бедная танцовщица так же обрадовалась бы вашему приходу, как мать радуется, когда с войны возвращается ее сын. Но что делать? Ведь вы знаете - с герцогом Романьи шутки плохи!
   - Да, я не сомневаюсь, что он - человек опасный, и вот для того, чтобы не встретиться с ним, я не хочу терять время. Я повидаюсь с танцовщицей и уйду раньше, чем ты вернешься обратно.
   - Воображаю, как ей хочется видеть вас!.. Ведь она, бедняжка, любит вас без памяти! Ради Бога, не говорите ей, что я рассказала вам о герцоге, ей не хотелось бы, чтобы вы были о ней дурного мнения.
   - Обещаю вам не выдавать вас. Да вообще, вам нечего беспокоиться, наш разговор будет не долгим. Я только хочу убедить танцовщицу, что с ее стороны позорно завлекать в свои сети рыцаря ордена святого Иоанна.
   - Господи, что вы говорите! - с громким смехом воскликнула старуха, и ее маленькие глазки как-то странно засверкали. - Право, мне смешно смотреть на вас, благородный рыцарь: вы пришли на любовное свидание и вооружены с ног до головы. Впрочем, тем лучше. Если вас кто-нибудь встретит, то примет за одного из офицеров герцога. Ну, идите с Богом, сын мой! Вот вам ключ от калитки сада. Идите все по дорожке, и она приведет вас к гроту Эгерии.
   - Идите и вы к герцогу, а я не стану терять ни минуты, - проговорил Альфонсо. - Когда мы встретимся на обратном пути, я дам вам еще вдвое больше того, что дал.
   Альфонсо был теперь вполне убежден, что танцовщица - ни кто иная, как Лукреция Борджиа, и торопливой походкой направился к гроту.
   Он знал дорогу и скоро дошел до калитки сада. Его сразу охватил аромат цветущих растений. Темно-красные розы с капельками росы на лепестках невольно напоминали ему дивные, нежные губы Лукреции. Где-то в глубине долины раздавалось журчание ручейка. Соловьи неустанно выводили свои любовные трели. Во всем парке была какая-то очаровательная запущенность. Казалось, что здесь действовала одна природа, как будто человеческие руки не решались коснуться ее девственной красоты.
   Вскоре Альфонсо очутился на зеленом, покрытом цветами, берегу ручья. Луна мягко освещала цветы, смягчая их яркие краски. Поднимаясь вверх, ручей образовал нечто вроде водопада, а над ним, соединяясь между собой аркой из цветов и фруктов, стояли статуи богинь Флоры и Помоны. По другую сторону водопада находился холм, покрытый травой. Отсюда был вход в грот Эгерии.
   Альфонсо остановился у грота, не входя в него, и твердо решил исполнить свое намерение, не боясь никакой опасности, но вид этого тихого, необыкновенно красивого уголка настолько поразил его, что он страшился сделать хоть один шаг, чтобы не нарушить очарования.
   Грот представлял собой небольшое пространство, все утонувшее в цветах и зелени. Посреди журчал фонтан в виде богини Эгерии, вокруг которой расположились боги любви. Сквозь ветви и густую листву кустарника с трудом пробивался свет, но этот недостаток внешнего освещения вознаграждался большой алебастровой лампой, горевшей внутри грота и спрятанной в зелени. Взор Альфонсо остановился на статуе, и он тотчас же узнал в белоснежном мраморе дивные формы тела Лукреции. Несомненно, дочь папы позировала для богини Эгерии. Со смешанными чувствами восторга и отчаяния смотрел рыцарь на этот образец скульптуры.
   При мягком свете лампы, серебрившей воду фонтана, Альфонсо убедился, что он в гроте один, хотя видны были приготовления для приема гостей. Бутылки вина стояли во льду, на позолоченном столике сверкал дорогой хрусталь. Возле фонтана находилось несколько широких, покрытых цветами, дерновых скамеек, которые служили местом отдыха для земной Эгерии и ее гостей.
   Хозяйки грота еще не было здесь, так как, по словам старой Фаустины, она ждала прихода герцога Романьи значительно позже. Альфонсо живо сообразил, что для него представляется прекрасный случай лично убедиться, как в тождестве танцовщицы с Лукрецией, так и в справедливости распространенных о ней слухов. Стоило ему лишь спрятаться, невидимо присутствовать при свидании брата и сестры - и все его сомнения будут рассеяны. Это был необыкновенно смелый план, но Альфонсо ни перед чем не останавливался для выполнения намеченной цели. Он заметил, что скалы грота имеют в некоторых местах углубления, полузакрытые цветами, и, не долго думая, выбрал одно из них, которое одним своим отверстием выходило в грот, а другим - к берегу ручья. Между обоими выходами находилось узкое пространство, представлявшее собой клумбу цветущего ириса. Альфонсо лег прямо на цветы и со своего ложа прекрасно мог видеть всю внутренность грота. Чтобы не быть замеченным, он снял свой белый капюшон и надвинул на лицо волосы.
   Прошло довольно много времени, но напряженный слух Альфонсо не мог уловить ни одного звука. Наконец, издали раздались какой-то шепот и тихий женский смех, а затем все снова смолкло. Подождав еще несколько минут, Альфонсо слегка приподнялся, чтобы полной грудью вдохнуть воздух, и ясно услышал быстрые легкие шаги. У входа в грот шаги остановились, как бы в ожидании чего-то, и вслед затем в гроте показалась стройная женская фигура.
   По пластичности движения и по изящным формам тела, Альфонсо сейчас же узнал сицилианку, хотя на ней не было теперь костюма танцовщицы. Длинный греческий хитон из нежной голубой шелковой материи мягкими складками драпировался вокруг классически стройной фигуры. На плечах хитон застегивало коралловыми пряжками, а тонкий стан был опоясан ниткой крупного жемчуга. Руки, плечи и ноги были открыты. Лишь серебряные сандалии скрывали маленькие ступни ног. На распущенных золотистых волосах алел венок из красных лилий, перемешанных с белыми цветами мирты и блестящими зелеными листьями. Только лицо танцовщицы снова покрывала ужасная маска.
   Убедившись, что в гроте никого нет, она подошла к фонтану, села на мраморный край его и, взяв в руки лютню, сыграла несколько аккордов. Затем ока отложила инструмент в сторону и взглянула на свое отражение в воде. Тревожно оглянувшись во все стороны, она быстро сняла маску, и Альфонсо увидел дивные черты Лукреции Борджиа.
   Рыцарь чуть громко не вскрикнул от радости, что фея Моргана, бесцеремонно раскрывавшая ему свои объятия, не была Лукрецией, но, вспомнив, что дочь папы пришла на свидание с герцогом Романьи, он снова почувствовал, как больно сжалось его сердце.
   Лукреция долго любовалась отражением своего лица в воде, а затем вдруг отстегнула коралловые пряжки на плечах и обнажила молочной белизны грудь, которой могла позавидовать сама Венера. С легким шаловливым смехом молодая женщина склонила голову на плечо и, приподняв рукой левую грудь, коснулась ее губами. Продолжая смеяться, Лукреция застегнула свое платье, и, размахивая маской, прошлась вдоль грота. Вернувшись к фонтану, она намочила палец в воде и написала на маске какое-то слово - Альфонсо показалось, что это было имя Цезаря, - и накинула свою ужасную маску на лицо нимфы Эгерии. Глаза Лукреции выражали нетерпение. Сквозь воздушную ткань ее хитона можно было видеть, как сильно билось ее сердце. Какая-то ночная птичка встрепенулась, и лицо Лукреции зарделось. Она насторожилась в радостном ожидании гостя. Но вот снова все затихло. Разочарованная Лукреция села на одну из дерновых скамеек, прикрыла глаза рукой, и слезы, как крупный жемчуг, покатились вдоль ее пальцев. Вдруг ее отчаяние сменилось выражением гнева и презрения. Она встала с решительным видом, откинула назад прекрасные золотистые волосы и подошла к выходу. Шорох листьев под чьими-то осторожными шагами заставил молодую женщину быстро отскочить внутрь грота. Она снова села на край фонтана, надела маску на свое лицо и застыла в бесстрастной, спокойной позе.
   Ревность и бешенство охватили Альфонсо при виде того, с каким нетерпением ждала Лукреция его противоестественного соперника. Она напряженным взором смотрела по тому направлению, откуда слышался звук шагов, и тихо запела нежную песню. Можно было бы подумать, что она не замечает приближающегося гостя, если бы высоко подымавшаяся от прерывистого дыхания грудь не выдавала ее волнения.
   У входа в грот показался рыцарь в блестящем мундире, со скрытым под маской лицом. Он остановился, как бы желая убедиться, что в грот никто не приходил, кроме танцовщицы, и по его фигуре, в особенности по демоническому блеску глаз, устремленных на Лукрецию, Альфонсо узнал Цезаря Борджиа.