Страница:
Мать (понимающе кивает): Да, мне все ясно.
Мария Николаевна: Так вот. Николай ведет себя несколько странным образом. Он постоянно балуется и категорически не признает замечания старших. Меня несколько волнует его психическое состояние. Необходимо разобраться, в какую сторону происходит трансформация окружающего мира в его юном сознании. Следует оберегать Николая от психического травматизма.
Мать: Да, вы абсолютно правы, Мария Николаевна. Но в чем, собственно, заключается его баловство?
Мария Николаевна: Он увлечен мимолетным наслаждением, отказываясь думать о будущем. В конце концов, это вредно для юного организма.
Мария Николаевна смотрит на Анастасия Григорьевича нарочито безумным взглядом. Она в замешательстве замечает, что он отвечает ей точно таким же взглядом, передразнивая ее (утрированно выкатив глаза). Она тут же отводит взгляд на мать.
Мать: Да… (После некоторой паузы.) Придется отцу его наказать. (Переводит взгляд на мужа.) Она продолжает, немного подумав. Впрочем, он уже донаказывался.
Анастасий Григорьевич брезгливо кривит рот и резко передергивает плечами.
Мария Николаевна (улыбаясь, оглядывает всех): Что-то случилось, Ирина Викторовна?
Мать (встает): Пойдемте покажу.
Отец (встает): Не выноси сор из избы.
Мать: Ладно, ладно. Мария Николаевна своя. Сядь.
Женщины выходят из комнаты. Отец садится, быстро смотрит на Николая, желая понять, подсмотреть его реакцию.
Мать и учительница стоят в комнате дочери. На кровати лежит ее труп. Голова, шея и грудь покойной залиты кровью. Кровью пропитаны подушки. Выше подушек, на стене множество кровяных брызг, пятен и подтеков. У стены между окнами стоит стол, накрытый серой скатертью. Рядом со столом стоят два стула. На спинке одного висит окровавленное полотенце. На той же стене висят часы-ходики.
Мать и учительница некоторое время смотрят на труп, после чего Ирина Викторовна поворачивается к трупу спиной. Она нежно смотрит в глаза Марии Николаевне.
Мать: Я так давно тебя не видела. Я очень волновалась. Что-то случилось?
Мария Николаевна: Нет, не обижайся, все хорошо. Ты должна все понимать.
Мать: Да, конечно. Я так люблю тебя. Мы так редко видимся. Это все невыносимо. Это все так ужасно. Я совсем запуталась.
Мария Николаевна: Ничего невозможно изменить.
Мать: Я хочу завтра с тобой увидеться, давай? (Она вопросительно смотрит на нее.) Выпьем вина…
Она начинает застенчиво улыбаться.
Мария Николаевна: Да… Знаешь, еще я люблю яичный ликер. Однажды я пробовала. Приятно. (Она рассеянно смотрит в сторону окна. Спохватившись.) Как я накрасилась? Мне так идет? Как ты думаешь?
Мать (оценивая, очень серьезно): Да… но мне нравилось, как ты вот здесь проводила линию. (Она проводит пальцем себе по веку, поясняя свои слова.)
Марию Николаевну немного расстраивает такой ответ. Она скользящим, равнодушным взглядом смотрит на подругу.
Мария Николаевна (мерным голосом): Тебе нужно выспаться… Спать, спать, спать… для того, чтобы хорошо выглядеть.
Мать: Да, я как раз сегодня собираюсь выспаться. (После некоторой паузы.) Ты получила мою открытку?
Мария Николаевна (удивленно): Нет. Я получила каких-то лошадей. Но я подумала, что ты не могла дать другой знак. Я почувствовала, что должна прийти.
Мать: Я так хотела, чтобы ты пришла. Но странно, куда могла подеваться эта открытка.
В это время она замечает, как к порогу комнаты приближается чья-то тень. Мать прикладывает палец к губам и разворачивается к постели, где лежит дочь.
На пороге появляется Николай. Он останавливается в дверях и смотрит на труп сестры.
Мать (монотонным голосом): Удивительно способная была девочка. Изумительная память. Я ничего подобного никогда в своей жизни не встречала. Вон ту книгу она помнила наизусть. (Она кивает на стол, где лежит какая-то книга.) Дочь и сын часто ссорились, бывали резки друг с другом. Мы с отцом неоднократно высказывали им свое недовольство, но дружеские отношения между детьми не налаживались. Вот тогда я им принесла эту книгу. Посоветовала прочитать ее детям. После того как дети с увлечением прочитали эту книгу о короткой, но замечательной жизни юных героев, вечером, когда вся семья была в сборе, я привела несколько фактов из взаимоотношений своих детей и сравнила их с взаимоотношениями героев книги. Эти слова, подкрепленные впечатлениями от только что прочитанной книги, произвели на детей гораздо большее впечатление, чем ранее высказанное недовольство по поводу их ссор. Дети стали после этого более внимательно относиться друг к другу. У них снова нашлись общие интересы, хотя возраст их неодинаков. (Немного помолчав, мать и учительница выходят из комнаты. Николай сторонится, чтобы их пропустить.)
Когда они исчезли, Николай подходит на три шага ближе к кровати и останавливается.
Голос за кадром: Труп лежал на правом боку, прикасаясь правой лопаткой к стене. До пояса труп был закрыт одеялом. Левая рука трупа была вытянута вдоль туловища, правая рука полусогнута в локтевом суставе и ладонью прикасалась к животу. Левая нога была вытянута, правая согнута в колене и пяткой прикасалась к стене.
Мария Николаевна, мать и отец за столом и пьют чай.
Мария Николаевна (держа в руке чашку, говорит в сторону отца): При помощи палки и розги нельзя воспитывать активных и сознательных граждан, уважаемый Анастасий Григорьевич. (Отец пристально, затаив дыхание, смотрит на нее). Применение физических наказаний к детям – это нарушение высокого и почетного звания граждан, нарушение принципа гуманизма. Родители, применяющие физические наказания, причиняют большой вред делу воспитания детей. Вместе с тем они обнаруживают свое полное бессилие в этом деле. Ведь гораздо легче побить ребенка, чем доказать, что его поступок не хорош, и убедить его в том, что так поступать не следует. Для этого необходимо проявлять большое терпение, выдержку и умение. А для того, чтобы ударить ребенка, большого ума не надо.
Мать (немного подумав): Я не делаю ничего особенного в воспитании детей. В общении с ними всегда бываю очень спокойна и справедливость люблю. Дети знают, раз им что сказано, то это надо делать обязательно. Два раза я никогда не повторяю своих требований, причем требую и заставляю делать то, что посильно ребенку. Основное в воспитании, по-моему, порядок в семье, справедливость, спокойный тон. Нужно держать себя в руках.
Мария Николаевна (подхватывая на фразе): Это правильные мысли, никакие беседы и замечания родителей не дадут нужный результат, если вы, родители, не будете показывать детям примеры высоконравственного поведения. (Она смотрит на часы, которые висят на цепочке в вырезе платья) Ну, впрочем, уже поздно. Мне пора идти домой. Меня, наверно, ждут. Муж один в холодном доме. Жалко его. Пойду.
Она встает.
Мать (тоже встает, кричит): Николай! Выйди попрощаться с Марией Николаевной!
Николай стоит на том же месте около сестры.
Закадровый голос: Темно-русые волосы спутались и обильно пропитались кровью…
Николай разворачивается и выходит попрощаться с учительницей.
Мария Николаевна (подходит к Николаю и протягивает руку): Ну, Николай, до завтра. Не опаздывай.
Николай смотрит на протянутую руку, закрывает глаза. Его дыхание углубляется. Наступает пауза.
Мария Николаевна (восклицает): Снова?
Происходящее в глазах Николая мутнеет.
Его галлюцинация:
В ресторане Николай сидит за столиком рядом с невзрачным мужчиной, у которого тонкие свежевымытые волосы.
Николай со своего места замечает быстро приближающуюся Марию Николаевну, неотрывно смотрящую в затылок молодому человеку. На голове Марии Николаевны головной убор, как шляпка мухомора. На ней надет белый официантский фартучек. Подойдя вплотную со спины к соседу Николая, она с радостью разглядывает его бежевые волосы. В руке у нее нож. Она остригает чистую прядь с головы мужчины и счастливо начинает быстро-быстро резать ее ножом на разделочной доске. Мелко порубленные волосы она ссыпает в суп.
Мария Николаевна: Вот теперь это вкуснятина!
Она ставит тарелку перед молодым человеком на белую крахмальную скатерть в белом, светлом от солнца ресторане.
Николай лежит на полу в обмороке. Вокруг него стоят отец, мать и учительница.
Мать (сухо): Придется наказать…
Учительница (решительно смотрит на Анастасия Григорьевича): Не смейте этого делать.
Анастасий Григорьевич (недоуменно): Что делать?
Мария Николаевна (быстро): В семье дети проходят первую школу морали. Нравственное воспитание детей нужно начинать как можно раньше. Бесспорно, сложнейшей задачей нравственного воспитания в полном объеме решаются не в первые годы жизни, а в более зрелые годы жизни. Однако… (В это мгновение она замечает на полотенце, которое она держит врунах, две вышитые буквы «А Г.». Анастасий Григорьевич перехватывает взгляд. Голос Марии Николаевны меняется: она теперь говорит низким и медленным голосом.) Первые семена будущего характера и поведения создаются в самом раннем детстве и… М-да, ну… ладно, Анастасий Григорьевич.
Анастасий Григорьевич (Пристально смотрит на Марию Николаевну и забирает из ее рук полотенце.): Вы так считаете?
Некоторое время все стоят в нерешительности.
Мария Николаевна: До свидания.
Она направляется к двери.
Мать (мужу): Иди проводи Марию Николаевну. Сейчас самое время разгула волков.
Мария Николаевна {приостановившись, говорит, опустив голову в пол): Нет. Волки постепенно исчезли из наших лесов.
Она уходит без провожатого.
Мать склоняется над лежащим в обмороке Николаем. Он открывает глаза. В это время Анастасий Григорьевич, перекинув через плечо полотенце, подходит к зеркалу, висящему около входной двери, критически смотрится в него. Расчесывает волосы.
Мать: Ты куда? Уже ночь.
Анастасий Григорьевич: Пойду на речку. Искупаюсь.
Мать: Какую речку? Лед еще не сошел.
Анастасий Григорьевич: Я знаю место, где есть полынья.
Он выходит насвистывая.
Мать задумчиво смотрит на захлопнувшуюся дверь. Вдалеке за окном слышится вой волка. Николай встает и выходит, покачиваясь, в другую комнату.
Он в своей комнате около стола, на котором лежит лапка крольчонка и записка: «Сынок, я же тебя предупреждала». Николай подходит к кровати и плюхается в постель.
Мать в узкой ночной рубашке откидывает одеяло со своей тщательно застеленной постели. Кровать у нее крайне узкая, не семейная, плоская. Она ложится, включает на тумбочке настольную лампу. Здесь лежат уже заранее приготовленные для чтения газеты. Она берет одну. Шуршит ею, разворачивает на середине, читает. Под глазами у нее наложен толстым слоем крем. Иногда мать смаргивает усталыми воспаленными глазами. Она выключает лампу.
Ее сон:
Ирина Викторовна и ее подруга Мария Николаевна сидят в ресторане.
Ресторан очень необычный: небольшой круглый зал почти пуст. Окна зашторены, сквозь них проникает свет цвета морской волны.
Женщины сидят за круглым столиком вдвоем. Мария Николаевна расчесывает свою подругу длинной с редкими зубьями расческой. Она как бы размышляет, что же ей придумать с прической для подруги, перекладывая прядь волос то на лоб, то зачесывая назад. Это каждый раз очень меняет лицо Ирины Викторовны. Но ей почему-то не подходила ни та, ни другая прическа. Подруге было приятно, что ее расчесывали, ее это усыпляло, иногда глаза ее закрывались.
Мария Николаевна: Нет. (Она недовольно опускает руку с расческой.) Пусть будет как раньше.
Они вздыхают. Оборачиваются и смотрят в другой конец зала, где за отдельным столиком сидят трое мужчин. У всех мужчин головные уборы, как шляпки мухоморов. Среди них молодой человек, который приходил к дочери. Мужчины приветливо закивали им, но женщины высокомерно отвернулись.
Мария Николаевна обхватила виски руками. Кожа у глаз натянулась, и глаза стали раскосыми.
Ирина Викторовна (восторженно восклицая): Стой, стой, вот так. Не убирай руки. Надо запомнить этот жест. Очень красивое лицо.
Мария Николаевна (продолжает сидеть с поднятыми руками; польщенно переспрашивает): Да? Очень красивое лицо?
Ирина Викторовна: Да! Да! Очень красивое. (Еще раз разглядев Марию Николаевну.) Надо так сняться.
Мария Николаевна: Смотри, как надо позировать у фотографа. Вот так. Вот так…
Она стала показывать Ирине Викторовне. Здесь не было ничего особенного и сложного. Просто она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, то «позировала» взгляд исподлобья. На нее было приятно смотреть. Официант в белом и шляпке-мухоморе, проходя мимо ее столика, загляделся на нее.
Мария Николаевна (сопровождая свои движения словами): Вот так.
Ирина Викторовна (замотала, стесняясь, головой, закрыв лицо обеими руками): Нет, я так не могу!
Она была намного раскованнее своей подруги.
Ирина Викторовна проснулась. Только начинает светать. В комнате стоит муж.
Ирина Викторовна (некоторое время молча смотрит на мужа): Послушай, а где полотенце?
Анастасий Григорьевич (сперва задумался, затем решительно отвечает): Оставил на другом берегу. Лень было плыть за ним.
Ирина Викторовна: Ты что же, с полотенцем плавал?
Анастасий Григорьевич: Да, я обмотал его вокруг головы, когда плыл на тот берег, чтобы голова не мерзла. На том берегу я вытерся и забыл его, уплыв обратно.
Ирина Викторовна: В следующий раз бери два полотенца.
Анастасий Григорьевич (задумчиво): Да, второе бы пригодилось…
Ирина Викторовна: Ты растерял почти все белые вафельные полотенца. (Поворачивается на бок, спиной к мужу.) Кретин.
Дом погружается в сон еще на несколько часов.
Утро. Анастасий Григорьевич лежит в своей кровати и наблюдает за женой. Ирина Викторовна уже встала. Ее кровать через тумбочку аккуратно застелена. Она поливает из банки с мутной удобренной водой цветы на подоконнике. Вода издает запах, и мать отворачивает лицо в сторону. Ее взгляд падает на собственное отражение в стекле окна. Она оставляет банку и повторяет движение Марии Николаевны из сна. («Запомни этот жест».) Она натягивает кожу у висков и смотрит, как поменялось ее лицо при этом.
Анастасий Григорьевич отворачивается к стене.
Коля сидит на табуретке у клеток с кроликами. Одна клетка открыта. На коленях он держит кролика и забинтовывает его голову, туловище, ноги… Закончив бинтовать, убирает кролика обратно в клетку. Идет в дом. Надевает ранец. Смотрится в зеркало перед выходом на улицу. Выходит.
Ирина Викторовна оборачивается на мужа. Анастасий Григорьевич храпит во сне. Она цокает несколько раз языком. После этих звуков Анастасий Григорьевич затихает. Несколько секунд тишина. Потом опять начинает храпеть. Она снова цокает. Тот замолкает. Она выходит из комнаты. Когда дверь за ней закрывается, он опять начинает храпеть.
Класс сидит, положа руки на парты, и ждет прихода учительницы. Среди учеников отсутствует единственная девочка.
Николай лежит головой на парте, подложив под голову руки. Он себя нехорошо чувствует.
Пауза. Николай поднимает голову, смотрит в окно, встает и выходит из класса.
Николай налегке, без ранца, идет по лесу.
Лесной массив представляет из себя смесь сосен с могучими дубами. Снег сошел почти везде, но в тени около деревьев еще оставался. Из земли выбивается молодая трава. Николай выходит к дому лесника.
Входная дверь распахнута, и Коля смело входит вовнутрь. Из коридора он проникает в комнату, это спальня.
Стены и потолок спальни побелены известкой, пол окрашен светло-коричневой краской. Направо от двери у стены стоит мягкий стул светло-коричневого цвета. В углу спальни, образуемой южной и западной стеной, стоит трюмо, рама и тумбочка которого окрашена в светло-коричневый цвет и полирована. На окне висят тюлевые шторы в две полосы. В углу полутораспальная кровать, деревянная, полированная, светло-коричневого цвета. На кровати стена задрапирована бархатным ковром с узорами, выполненными в коричневых, оранжевых и голубых тонах. Выше ковра висит репродукция картины. На кровати беспорядок: простыня, одеяла, покрывала, две подушки скомканы и разбросаны по постели. Около кровати, примыкая к восточной стене, стоит тумбочка светло-желтого цвета. В центре спальни находится перевернутый черный пуф. Комната освещается электрической лампой в абажуре, подвешенной в центральной части потолка.
Николай видит труп Марии Николаевны.
Закадровый голос: Труп лежал в восточной части комнаты. Головой в сторону северной стены. Лежал на спине. Голова затылком соприкасалась с полом. Правая рука была вытянута и лежала ладонью на животе. Пальцы были полусогнуты. Левая рука лежала вытянутая вдоль туловища и внутренней частью ладони соприкасалась с полом. На трупе было надето серое хлопчатобумажное платье-халат с белым шелковым воротником. Под платьем была надета бледно-розовая комбинация. Розовый шелковый бюстгальтер и черные шелковые трико-рейтузы. На ногах были хлопчатобумажные чулки стального цвета и черные кожаные туфли. Голова была обмотана белым вафельным полотенцем. Подол платья был приподнят и скомкан в области живота, левая «ножка» трико была разорвана по шву и представляла собой полосу, вследствие чего левое бедро трупа было обнажено. Четыре кровоподтека овальной формы наблюдались на шее в области сонных желез по два с каждой стороны. В области висков и затылка наблюдалась синюшность. Глаза были полуоткрыты, глазные яблоки слегка выдавались из орбит, и веки их полностью не закрывали. Рот был полуоткрыт, и кончик языка был зажат зубами.
Мать дома. Готовит грибной суп: мелко нарезает мухоморы и кидает в кастрюлю с кипящей водой.
Николай выходит из дома по лесу. Через некоторое время он натыкается на труп волка. Коля обходит его и идет дальше. Он выходит из лесу, на грунтовую дорогу. Идет торопясь. Иногда поглядывает по сторонам в кусты. На полпути к дому его догоняет человек. Это лесник. У него в руках ружье и белое испачканное в крови полотенце. Лесник быстро обгоняет Николая, насвистывая мелодию. Через некоторое время лесник исчезает из поля зрения мальчика.
Вскоре Николай приближается к собственному дому. Дверь дома открыта настежь. Окна фасада плотно закрыты ставнями. Николай подходит к другой стороне дома. Ставни одного из окон приоткрыты. В правой нижней нише окна стекло отсутствует, и лишь частично сохранились отдельные зубчатые осколки, задержанные оконной замазкой. Под окном на траве у стены дома лежит старая тряпка, имеющая форму неправильной трапеции. Тряпка густо смазана клейким веществом желтоватого цвета. К тряпке прилипли куски стекла различных размеров и форм.
Николай входит в дом и оказывается в столовой. В правом переднем углу стоит шкаф-буфет с различной посудой. Между окнами фасада находится тумбочка с радиоприемником, в левом переднем углу этажерка с книгами. В центре комнаты, под матерчатым абажуром размещается обеденный стол, покрытый льняной скатертью, голубоватого цвета. На столе стоит супница и одна тарелка, полная супа. Вдоль стены расставлены восемь жестких гнутых стульев.
В комнате лежит труп Анастасия Григорьевича. Николай подходит к нему. Около трупа лежит ружье.
Закадровый голос: Труп лежал головой к обеденному столу, на юг. Лежал на животе, лицо левой щекой касалось пола. Руки раскинуты, ноги были вытянуты по оси туловища и слегка раздвинуты. На трупе была одета белая рубашка и черные полушерстяные брюки. Желтые бумажные носки и самодельные тапочки. Голова была обвязана белым вафельным полотенцем. В правом кармане лежал носовой платок с синей каймой, в левом – расческа. Брюки трупа сзади были разорваны по шву, отчего были обнажены левая и правая ягодицы. В области грудной клетки трупа, ниже на три пальца левой грудной мышцы, есть рана от огнестрельного оружия. Рубашка трупа была залита кровью. Большая лужа крови находилась под трупом. Серые глаза трупа были полузакрыты, рот приоткрыт. Зубы были крупные и ровные. Лицо имело овальную форму. Волосы черного цвета были зачесаны на правый пробор. Над глазами далеко выступали надбровные дуги, покрытые густыми черными бровями, дугообразными по форме. Ушные раковины имели овальную форму и были растопырены. Мочки ушей были сросшимися.
Николай садится за стол и ест суп.
Николай выходит во двор. Он разгуливает вдоль грядок, на которых растут овощи. Он ходит строго по прямым линиям, выписывая геометрические фигуры.
Он останавливается возле клеток с кроликами. Кролик, которого он перебинтовал, лежит мертвый на боку. Николай осторожно достает из клетки кролика, садится на табуретку, которая стоит рядом. Он кладет кролика на колени, поворачивает к себе мордой, гладит его по голове.
Хлопает дверь. На пороге дома появляется мать. Она держит в руках две лопаты.
У нее осунувшееся лицо. Оделась она соответственно моменту: открытый лоб, затянутые платком волосы. На ногах резиновые сапоги. Она опускается, громко стуча по деревянному крыльцу, и подходит к Николаю. Он откладывает кролика на табурет и встает.
Ирина Викторовна: Пойдем. Нужно выкопать яму.
Они выходят со двора.
Они уже вошли в лес. Идут по тропинке. Впереди идет мать, сын тяжело идет за ней. Видно, ему очень плохо. Дыхание у него углубленное, срывающееся.
Через некоторое время он просто останавливается и садится на землю между деревьями. Мать тоже вынужденно останавливается, подходит и наклоняется над ним со смешанным чувством жалости и досады.
Мать: Ты ел суп? (Не смотря на сына.)
Николай: Да, мама.
Мать (смотрит на него недоуменно): Ты что-то сказал?
Но Николай молчит, закрыв глаза.
Погода изменилась. Усилился ветер. Николай дремлет, накрытый пальто. Мать сидит рядом с ним. Она оглядывается на него. Взгляд у нее беспомощный и беспокойный. Она поправляет ему пальто.
Ирина Викторовна: Ну, мне надо идти… (Почти с вопросительной интонацией.)
Рука ее скользит по пальто. Из кармана она вынимает ту самую фотографию, которую она передавала учительнице. Она забирает фотографию, встает и, несколько раз оглядываясь, уходит.
Николай открывает глаза, некоторое время смотрит вслед матери, потом отворачивается, закрывает глаза.
Мать последний раз оборачивается на Николая. Уходит.
Солнце касается макушек деревьев. Приближается вечер.
НЕЛЮБОВЬ
– С моей бабушкой случилась такая несправедливость в жизни показательная! – сказала Маргарита своему молодому кавалеру, который сидел за столиком напротив нее, сжимал ей руку, и взгляд у него был покорный. Она потрогала на ощупь его ладонь, высунула оттуда свою руку и продолжила: – В тысяча девятьсот тридцатом году она не знаю как оказалась в деревне. И ей нужно было под вечер возвращаться на станцию, .чтобы успеть к поезду. Понимаешь? – она вздохнула. Глаза его не меняли своего выражения независимо от произносимых слов. – Ответь мне. – Тогда он кивнул. Она отвела взгляд от него и стала рассказывать дальше. – Было уже темно, надо было ехать мимо леса. Она очень торопилась. Она была женщина обаятельная, по фотографиям. У нее было много поклонников. У нее были малиновые загадочные губы и раскосые глаза, такое белое лицо, все говорят, что она была вполне красавицей. Как на твой вкус, тебе нравятся такие? – спросила она. Тот стал раздумывать, потер себе лоб. Она не стала дожидаться, пока он придумает, она и так знала, что бабушка была красавицей. – Так вот ей дали лошадь по знакомству, чтобы она добралась до станции. Она села в повозку, она не умела управлять, но лошадь знала дорогу, и она выехала поздними сумерками, ее уговаривали остаться переночевать, она не согласилась, и с тех пор ее никто не видел. – Маргарита вздохнула, припоминая лицо бабушки на фотографиях. – Нашлась лошадь и повозка, а бабушку не смогли найти. Но весной разнесся такой слух, будто в разрушенной церкви вдруг под провалившимся куполом таким островком выросла пшеница! А знаешь, был большой голод. Все туда побежали, церковь стояла у леса, заброшенная. Один крестьянин копнул лопатой… чуть-чуть, прямо в то место, откуда росла пшеница непонятная, и наткнулся на что-то твердое… Стали раскапывать, и это оказалась моя убитая бабушка, которую едва замели землей. Оказывается – ее спутали с кем-то, кто ходил и отбирал хлеб, и убили для назидания, по ошибке! А убив, разрезали ей живот и засыпали туда пшеницы, которая весной и проросла! Иначе бы и не нашли, наверно… – Рита остановилась в своем рассказе. Она потрогала свою челку, в порядке ли ее прическа. Вздохнула.
Рите было двадцать лет. У нее было еще довольно припухлое щекастое лицо. У нее была манера – хватать себя за горло правой рукой. Она немного сутулилась, говорила тонким голосом и заворачивала одну ногу за другую.
– Ты представляешь, ведь ее отговаривали, а она отвечала, нет, нет, я поеду. Это правда, что смерть зовет, – сказала она патетически так, что молодой ее Миша вздрогнул и еще сильнее задумался. – Вот мне кажется, что я буду долго жить, дольше всех, всех перехороню, или мне кажется, ты меня заревнуешь и убьешь в спину, да? – Она шевельнула его рукой. Тот сказал ей:
– Не-е-ет!
– Бедная у бабушки судьба, – подвела итог Рита, – знаешь, какая она у нее? Как ты думаешь, какая? Нельзя определить. Просто судьбоносная судьба. Судьбоносная судьба, – повторила она. Она оглянулась вокруг, на людей, особенно ей интересны были женщины. Они сидели в фойе выставки фотографий одного известного фотографа и пили кофе. Выставку смотреть Рите было лень встать, поэтому пока для начала они пили-пили кофе до самой последней усталости, и Рита рассказывала ему свою жизнь. Миша же все осмысливал очень основательно, отвечать не успевал, поэтому только пока выразительно молчал, подперев свой нос загнутым в колечко пальцем, как на старых жеманных фотографиях подпирают подбородки. Еще он умел очень шумно и глубоко выдохнуть и вздохнуть, у него были «говорящие» круглые глаза и пухлый рот. Рита огляделась по сторонам и спросила:
Мария Николаевна: Так вот. Николай ведет себя несколько странным образом. Он постоянно балуется и категорически не признает замечания старших. Меня несколько волнует его психическое состояние. Необходимо разобраться, в какую сторону происходит трансформация окружающего мира в его юном сознании. Следует оберегать Николая от психического травматизма.
Мать: Да, вы абсолютно правы, Мария Николаевна. Но в чем, собственно, заключается его баловство?
Мария Николаевна: Он увлечен мимолетным наслаждением, отказываясь думать о будущем. В конце концов, это вредно для юного организма.
Мария Николаевна смотрит на Анастасия Григорьевича нарочито безумным взглядом. Она в замешательстве замечает, что он отвечает ей точно таким же взглядом, передразнивая ее (утрированно выкатив глаза). Она тут же отводит взгляд на мать.
Мать: Да… (После некоторой паузы.) Придется отцу его наказать. (Переводит взгляд на мужа.) Она продолжает, немного подумав. Впрочем, он уже донаказывался.
Анастасий Григорьевич брезгливо кривит рот и резко передергивает плечами.
Мария Николаевна (улыбаясь, оглядывает всех): Что-то случилось, Ирина Викторовна?
Мать (встает): Пойдемте покажу.
Отец (встает): Не выноси сор из избы.
Мать: Ладно, ладно. Мария Николаевна своя. Сядь.
Женщины выходят из комнаты. Отец садится, быстро смотрит на Николая, желая понять, подсмотреть его реакцию.
Мать и учительница стоят в комнате дочери. На кровати лежит ее труп. Голова, шея и грудь покойной залиты кровью. Кровью пропитаны подушки. Выше подушек, на стене множество кровяных брызг, пятен и подтеков. У стены между окнами стоит стол, накрытый серой скатертью. Рядом со столом стоят два стула. На спинке одного висит окровавленное полотенце. На той же стене висят часы-ходики.
Мать и учительница некоторое время смотрят на труп, после чего Ирина Викторовна поворачивается к трупу спиной. Она нежно смотрит в глаза Марии Николаевне.
Мать: Я так давно тебя не видела. Я очень волновалась. Что-то случилось?
Мария Николаевна: Нет, не обижайся, все хорошо. Ты должна все понимать.
Мать: Да, конечно. Я так люблю тебя. Мы так редко видимся. Это все невыносимо. Это все так ужасно. Я совсем запуталась.
Мария Николаевна: Ничего невозможно изменить.
Мать: Я хочу завтра с тобой увидеться, давай? (Она вопросительно смотрит на нее.) Выпьем вина…
Она начинает застенчиво улыбаться.
Мария Николаевна: Да… Знаешь, еще я люблю яичный ликер. Однажды я пробовала. Приятно. (Она рассеянно смотрит в сторону окна. Спохватившись.) Как я накрасилась? Мне так идет? Как ты думаешь?
Мать (оценивая, очень серьезно): Да… но мне нравилось, как ты вот здесь проводила линию. (Она проводит пальцем себе по веку, поясняя свои слова.)
Марию Николаевну немного расстраивает такой ответ. Она скользящим, равнодушным взглядом смотрит на подругу.
Мария Николаевна (мерным голосом): Тебе нужно выспаться… Спать, спать, спать… для того, чтобы хорошо выглядеть.
Мать: Да, я как раз сегодня собираюсь выспаться. (После некоторой паузы.) Ты получила мою открытку?
Мария Николаевна (удивленно): Нет. Я получила каких-то лошадей. Но я подумала, что ты не могла дать другой знак. Я почувствовала, что должна прийти.
Мать: Я так хотела, чтобы ты пришла. Но странно, куда могла подеваться эта открытка.
В это время она замечает, как к порогу комнаты приближается чья-то тень. Мать прикладывает палец к губам и разворачивается к постели, где лежит дочь.
На пороге появляется Николай. Он останавливается в дверях и смотрит на труп сестры.
Мать (монотонным голосом): Удивительно способная была девочка. Изумительная память. Я ничего подобного никогда в своей жизни не встречала. Вон ту книгу она помнила наизусть. (Она кивает на стол, где лежит какая-то книга.) Дочь и сын часто ссорились, бывали резки друг с другом. Мы с отцом неоднократно высказывали им свое недовольство, но дружеские отношения между детьми не налаживались. Вот тогда я им принесла эту книгу. Посоветовала прочитать ее детям. После того как дети с увлечением прочитали эту книгу о короткой, но замечательной жизни юных героев, вечером, когда вся семья была в сборе, я привела несколько фактов из взаимоотношений своих детей и сравнила их с взаимоотношениями героев книги. Эти слова, подкрепленные впечатлениями от только что прочитанной книги, произвели на детей гораздо большее впечатление, чем ранее высказанное недовольство по поводу их ссор. Дети стали после этого более внимательно относиться друг к другу. У них снова нашлись общие интересы, хотя возраст их неодинаков. (Немного помолчав, мать и учительница выходят из комнаты. Николай сторонится, чтобы их пропустить.)
Когда они исчезли, Николай подходит на три шага ближе к кровати и останавливается.
Голос за кадром: Труп лежал на правом боку, прикасаясь правой лопаткой к стене. До пояса труп был закрыт одеялом. Левая рука трупа была вытянута вдоль туловища, правая рука полусогнута в локтевом суставе и ладонью прикасалась к животу. Левая нога была вытянута, правая согнута в колене и пяткой прикасалась к стене.
Мария Николаевна, мать и отец за столом и пьют чай.
Мария Николаевна (держа в руке чашку, говорит в сторону отца): При помощи палки и розги нельзя воспитывать активных и сознательных граждан, уважаемый Анастасий Григорьевич. (Отец пристально, затаив дыхание, смотрит на нее). Применение физических наказаний к детям – это нарушение высокого и почетного звания граждан, нарушение принципа гуманизма. Родители, применяющие физические наказания, причиняют большой вред делу воспитания детей. Вместе с тем они обнаруживают свое полное бессилие в этом деле. Ведь гораздо легче побить ребенка, чем доказать, что его поступок не хорош, и убедить его в том, что так поступать не следует. Для этого необходимо проявлять большое терпение, выдержку и умение. А для того, чтобы ударить ребенка, большого ума не надо.
Мать (немного подумав): Я не делаю ничего особенного в воспитании детей. В общении с ними всегда бываю очень спокойна и справедливость люблю. Дети знают, раз им что сказано, то это надо делать обязательно. Два раза я никогда не повторяю своих требований, причем требую и заставляю делать то, что посильно ребенку. Основное в воспитании, по-моему, порядок в семье, справедливость, спокойный тон. Нужно держать себя в руках.
Мария Николаевна (подхватывая на фразе): Это правильные мысли, никакие беседы и замечания родителей не дадут нужный результат, если вы, родители, не будете показывать детям примеры высоконравственного поведения. (Она смотрит на часы, которые висят на цепочке в вырезе платья) Ну, впрочем, уже поздно. Мне пора идти домой. Меня, наверно, ждут. Муж один в холодном доме. Жалко его. Пойду.
Она встает.
Мать (тоже встает, кричит): Николай! Выйди попрощаться с Марией Николаевной!
Николай стоит на том же месте около сестры.
Закадровый голос: Темно-русые волосы спутались и обильно пропитались кровью…
Николай разворачивается и выходит попрощаться с учительницей.
Мария Николаевна (подходит к Николаю и протягивает руку): Ну, Николай, до завтра. Не опаздывай.
Николай смотрит на протянутую руку, закрывает глаза. Его дыхание углубляется. Наступает пауза.
Мария Николаевна (восклицает): Снова?
Происходящее в глазах Николая мутнеет.
Его галлюцинация:
В ресторане Николай сидит за столиком рядом с невзрачным мужчиной, у которого тонкие свежевымытые волосы.
Николай со своего места замечает быстро приближающуюся Марию Николаевну, неотрывно смотрящую в затылок молодому человеку. На голове Марии Николаевны головной убор, как шляпка мухомора. На ней надет белый официантский фартучек. Подойдя вплотную со спины к соседу Николая, она с радостью разглядывает его бежевые волосы. В руке у нее нож. Она остригает чистую прядь с головы мужчины и счастливо начинает быстро-быстро резать ее ножом на разделочной доске. Мелко порубленные волосы она ссыпает в суп.
Мария Николаевна: Вот теперь это вкуснятина!
Она ставит тарелку перед молодым человеком на белую крахмальную скатерть в белом, светлом от солнца ресторане.
Николай лежит на полу в обмороке. Вокруг него стоят отец, мать и учительница.
Мать (сухо): Придется наказать…
Учительница (решительно смотрит на Анастасия Григорьевича): Не смейте этого делать.
Анастасий Григорьевич (недоуменно): Что делать?
Мария Николаевна (быстро): В семье дети проходят первую школу морали. Нравственное воспитание детей нужно начинать как можно раньше. Бесспорно, сложнейшей задачей нравственного воспитания в полном объеме решаются не в первые годы жизни, а в более зрелые годы жизни. Однако… (В это мгновение она замечает на полотенце, которое она держит врунах, две вышитые буквы «А Г.». Анастасий Григорьевич перехватывает взгляд. Голос Марии Николаевны меняется: она теперь говорит низким и медленным голосом.) Первые семена будущего характера и поведения создаются в самом раннем детстве и… М-да, ну… ладно, Анастасий Григорьевич.
Анастасий Григорьевич (Пристально смотрит на Марию Николаевну и забирает из ее рук полотенце.): Вы так считаете?
Некоторое время все стоят в нерешительности.
Мария Николаевна: До свидания.
Она направляется к двери.
Мать (мужу): Иди проводи Марию Николаевну. Сейчас самое время разгула волков.
Мария Николаевна {приостановившись, говорит, опустив голову в пол): Нет. Волки постепенно исчезли из наших лесов.
Она уходит без провожатого.
Мать склоняется над лежащим в обмороке Николаем. Он открывает глаза. В это время Анастасий Григорьевич, перекинув через плечо полотенце, подходит к зеркалу, висящему около входной двери, критически смотрится в него. Расчесывает волосы.
Мать: Ты куда? Уже ночь.
Анастасий Григорьевич: Пойду на речку. Искупаюсь.
Мать: Какую речку? Лед еще не сошел.
Анастасий Григорьевич: Я знаю место, где есть полынья.
Он выходит насвистывая.
Мать задумчиво смотрит на захлопнувшуюся дверь. Вдалеке за окном слышится вой волка. Николай встает и выходит, покачиваясь, в другую комнату.
Он в своей комнате около стола, на котором лежит лапка крольчонка и записка: «Сынок, я же тебя предупреждала». Николай подходит к кровати и плюхается в постель.
Мать в узкой ночной рубашке откидывает одеяло со своей тщательно застеленной постели. Кровать у нее крайне узкая, не семейная, плоская. Она ложится, включает на тумбочке настольную лампу. Здесь лежат уже заранее приготовленные для чтения газеты. Она берет одну. Шуршит ею, разворачивает на середине, читает. Под глазами у нее наложен толстым слоем крем. Иногда мать смаргивает усталыми воспаленными глазами. Она выключает лампу.
Ее сон:
Ирина Викторовна и ее подруга Мария Николаевна сидят в ресторане.
Ресторан очень необычный: небольшой круглый зал почти пуст. Окна зашторены, сквозь них проникает свет цвета морской волны.
Женщины сидят за круглым столиком вдвоем. Мария Николаевна расчесывает свою подругу длинной с редкими зубьями расческой. Она как бы размышляет, что же ей придумать с прической для подруги, перекладывая прядь волос то на лоб, то зачесывая назад. Это каждый раз очень меняет лицо Ирины Викторовны. Но ей почему-то не подходила ни та, ни другая прическа. Подруге было приятно, что ее расчесывали, ее это усыпляло, иногда глаза ее закрывались.
Мария Николаевна: Нет. (Она недовольно опускает руку с расческой.) Пусть будет как раньше.
Они вздыхают. Оборачиваются и смотрят в другой конец зала, где за отдельным столиком сидят трое мужчин. У всех мужчин головные уборы, как шляпки мухоморов. Среди них молодой человек, который приходил к дочери. Мужчины приветливо закивали им, но женщины высокомерно отвернулись.
Мария Николаевна обхватила виски руками. Кожа у глаз натянулась, и глаза стали раскосыми.
Ирина Викторовна (восторженно восклицая): Стой, стой, вот так. Не убирай руки. Надо запомнить этот жест. Очень красивое лицо.
Мария Николаевна (продолжает сидеть с поднятыми руками; польщенно переспрашивает): Да? Очень красивое лицо?
Ирина Викторовна: Да! Да! Очень красивое. (Еще раз разглядев Марию Николаевну.) Надо так сняться.
Мария Николаевна: Смотри, как надо позировать у фотографа. Вот так. Вот так…
Она стала показывать Ирине Викторовне. Здесь не было ничего особенного и сложного. Просто она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, то «позировала» взгляд исподлобья. На нее было приятно смотреть. Официант в белом и шляпке-мухоморе, проходя мимо ее столика, загляделся на нее.
Мария Николаевна (сопровождая свои движения словами): Вот так.
Ирина Викторовна (замотала, стесняясь, головой, закрыв лицо обеими руками): Нет, я так не могу!
Она была намного раскованнее своей подруги.
Ирина Викторовна проснулась. Только начинает светать. В комнате стоит муж.
Ирина Викторовна (некоторое время молча смотрит на мужа): Послушай, а где полотенце?
Анастасий Григорьевич (сперва задумался, затем решительно отвечает): Оставил на другом берегу. Лень было плыть за ним.
Ирина Викторовна: Ты что же, с полотенцем плавал?
Анастасий Григорьевич: Да, я обмотал его вокруг головы, когда плыл на тот берег, чтобы голова не мерзла. На том берегу я вытерся и забыл его, уплыв обратно.
Ирина Викторовна: В следующий раз бери два полотенца.
Анастасий Григорьевич (задумчиво): Да, второе бы пригодилось…
Ирина Викторовна: Ты растерял почти все белые вафельные полотенца. (Поворачивается на бок, спиной к мужу.) Кретин.
Дом погружается в сон еще на несколько часов.
Утро. Анастасий Григорьевич лежит в своей кровати и наблюдает за женой. Ирина Викторовна уже встала. Ее кровать через тумбочку аккуратно застелена. Она поливает из банки с мутной удобренной водой цветы на подоконнике. Вода издает запах, и мать отворачивает лицо в сторону. Ее взгляд падает на собственное отражение в стекле окна. Она оставляет банку и повторяет движение Марии Николаевны из сна. («Запомни этот жест».) Она натягивает кожу у висков и смотрит, как поменялось ее лицо при этом.
Анастасий Григорьевич отворачивается к стене.
Коля сидит на табуретке у клеток с кроликами. Одна клетка открыта. На коленях он держит кролика и забинтовывает его голову, туловище, ноги… Закончив бинтовать, убирает кролика обратно в клетку. Идет в дом. Надевает ранец. Смотрится в зеркало перед выходом на улицу. Выходит.
Ирина Викторовна оборачивается на мужа. Анастасий Григорьевич храпит во сне. Она цокает несколько раз языком. После этих звуков Анастасий Григорьевич затихает. Несколько секунд тишина. Потом опять начинает храпеть. Она снова цокает. Тот замолкает. Она выходит из комнаты. Когда дверь за ней закрывается, он опять начинает храпеть.
Класс сидит, положа руки на парты, и ждет прихода учительницы. Среди учеников отсутствует единственная девочка.
Николай лежит головой на парте, подложив под голову руки. Он себя нехорошо чувствует.
Пауза. Николай поднимает голову, смотрит в окно, встает и выходит из класса.
Николай налегке, без ранца, идет по лесу.
Лесной массив представляет из себя смесь сосен с могучими дубами. Снег сошел почти везде, но в тени около деревьев еще оставался. Из земли выбивается молодая трава. Николай выходит к дому лесника.
Входная дверь распахнута, и Коля смело входит вовнутрь. Из коридора он проникает в комнату, это спальня.
Стены и потолок спальни побелены известкой, пол окрашен светло-коричневой краской. Направо от двери у стены стоит мягкий стул светло-коричневого цвета. В углу спальни, образуемой южной и западной стеной, стоит трюмо, рама и тумбочка которого окрашена в светло-коричневый цвет и полирована. На окне висят тюлевые шторы в две полосы. В углу полутораспальная кровать, деревянная, полированная, светло-коричневого цвета. На кровати стена задрапирована бархатным ковром с узорами, выполненными в коричневых, оранжевых и голубых тонах. Выше ковра висит репродукция картины. На кровати беспорядок: простыня, одеяла, покрывала, две подушки скомканы и разбросаны по постели. Около кровати, примыкая к восточной стене, стоит тумбочка светло-желтого цвета. В центре спальни находится перевернутый черный пуф. Комната освещается электрической лампой в абажуре, подвешенной в центральной части потолка.
Николай видит труп Марии Николаевны.
Закадровый голос: Труп лежал в восточной части комнаты. Головой в сторону северной стены. Лежал на спине. Голова затылком соприкасалась с полом. Правая рука была вытянута и лежала ладонью на животе. Пальцы были полусогнуты. Левая рука лежала вытянутая вдоль туловища и внутренней частью ладони соприкасалась с полом. На трупе было надето серое хлопчатобумажное платье-халат с белым шелковым воротником. Под платьем была надета бледно-розовая комбинация. Розовый шелковый бюстгальтер и черные шелковые трико-рейтузы. На ногах были хлопчатобумажные чулки стального цвета и черные кожаные туфли. Голова была обмотана белым вафельным полотенцем. Подол платья был приподнят и скомкан в области живота, левая «ножка» трико была разорвана по шву и представляла собой полосу, вследствие чего левое бедро трупа было обнажено. Четыре кровоподтека овальной формы наблюдались на шее в области сонных желез по два с каждой стороны. В области висков и затылка наблюдалась синюшность. Глаза были полуоткрыты, глазные яблоки слегка выдавались из орбит, и веки их полностью не закрывали. Рот был полуоткрыт, и кончик языка был зажат зубами.
Мать дома. Готовит грибной суп: мелко нарезает мухоморы и кидает в кастрюлю с кипящей водой.
Николай выходит из дома по лесу. Через некоторое время он натыкается на труп волка. Коля обходит его и идет дальше. Он выходит из лесу, на грунтовую дорогу. Идет торопясь. Иногда поглядывает по сторонам в кусты. На полпути к дому его догоняет человек. Это лесник. У него в руках ружье и белое испачканное в крови полотенце. Лесник быстро обгоняет Николая, насвистывая мелодию. Через некоторое время лесник исчезает из поля зрения мальчика.
Вскоре Николай приближается к собственному дому. Дверь дома открыта настежь. Окна фасада плотно закрыты ставнями. Николай подходит к другой стороне дома. Ставни одного из окон приоткрыты. В правой нижней нише окна стекло отсутствует, и лишь частично сохранились отдельные зубчатые осколки, задержанные оконной замазкой. Под окном на траве у стены дома лежит старая тряпка, имеющая форму неправильной трапеции. Тряпка густо смазана клейким веществом желтоватого цвета. К тряпке прилипли куски стекла различных размеров и форм.
Николай входит в дом и оказывается в столовой. В правом переднем углу стоит шкаф-буфет с различной посудой. Между окнами фасада находится тумбочка с радиоприемником, в левом переднем углу этажерка с книгами. В центре комнаты, под матерчатым абажуром размещается обеденный стол, покрытый льняной скатертью, голубоватого цвета. На столе стоит супница и одна тарелка, полная супа. Вдоль стены расставлены восемь жестких гнутых стульев.
В комнате лежит труп Анастасия Григорьевича. Николай подходит к нему. Около трупа лежит ружье.
Закадровый голос: Труп лежал головой к обеденному столу, на юг. Лежал на животе, лицо левой щекой касалось пола. Руки раскинуты, ноги были вытянуты по оси туловища и слегка раздвинуты. На трупе была одета белая рубашка и черные полушерстяные брюки. Желтые бумажные носки и самодельные тапочки. Голова была обвязана белым вафельным полотенцем. В правом кармане лежал носовой платок с синей каймой, в левом – расческа. Брюки трупа сзади были разорваны по шву, отчего были обнажены левая и правая ягодицы. В области грудной клетки трупа, ниже на три пальца левой грудной мышцы, есть рана от огнестрельного оружия. Рубашка трупа была залита кровью. Большая лужа крови находилась под трупом. Серые глаза трупа были полузакрыты, рот приоткрыт. Зубы были крупные и ровные. Лицо имело овальную форму. Волосы черного цвета были зачесаны на правый пробор. Над глазами далеко выступали надбровные дуги, покрытые густыми черными бровями, дугообразными по форме. Ушные раковины имели овальную форму и были растопырены. Мочки ушей были сросшимися.
Николай садится за стол и ест суп.
Николай выходит во двор. Он разгуливает вдоль грядок, на которых растут овощи. Он ходит строго по прямым линиям, выписывая геометрические фигуры.
Он останавливается возле клеток с кроликами. Кролик, которого он перебинтовал, лежит мертвый на боку. Николай осторожно достает из клетки кролика, садится на табуретку, которая стоит рядом. Он кладет кролика на колени, поворачивает к себе мордой, гладит его по голове.
Хлопает дверь. На пороге дома появляется мать. Она держит в руках две лопаты.
У нее осунувшееся лицо. Оделась она соответственно моменту: открытый лоб, затянутые платком волосы. На ногах резиновые сапоги. Она опускается, громко стуча по деревянному крыльцу, и подходит к Николаю. Он откладывает кролика на табурет и встает.
Ирина Викторовна: Пойдем. Нужно выкопать яму.
Они выходят со двора.
Они уже вошли в лес. Идут по тропинке. Впереди идет мать, сын тяжело идет за ней. Видно, ему очень плохо. Дыхание у него углубленное, срывающееся.
Через некоторое время он просто останавливается и садится на землю между деревьями. Мать тоже вынужденно останавливается, подходит и наклоняется над ним со смешанным чувством жалости и досады.
Мать: Ты ел суп? (Не смотря на сына.)
Николай: Да, мама.
Мать (смотрит на него недоуменно): Ты что-то сказал?
Но Николай молчит, закрыв глаза.
Погода изменилась. Усилился ветер. Николай дремлет, накрытый пальто. Мать сидит рядом с ним. Она оглядывается на него. Взгляд у нее беспомощный и беспокойный. Она поправляет ему пальто.
Ирина Викторовна: Ну, мне надо идти… (Почти с вопросительной интонацией.)
Рука ее скользит по пальто. Из кармана она вынимает ту самую фотографию, которую она передавала учительнице. Она забирает фотографию, встает и, несколько раз оглядываясь, уходит.
Николай открывает глаза, некоторое время смотрит вслед матери, потом отворачивается, закрывает глаза.
Мать последний раз оборачивается на Николая. Уходит.
Солнце касается макушек деревьев. Приближается вечер.
НЕЛЮБОВЬ
ОТРЫВОЧНЫЕ СОБЫТИЯ, ПЕРЕЖИВАНИЯ, ПОПЫТКИ В ТЕЧЕНИЕ СЕМИ ДНЕЙ
Ажар А-ой
– С моей бабушкой случилась такая несправедливость в жизни показательная! – сказала Маргарита своему молодому кавалеру, который сидел за столиком напротив нее, сжимал ей руку, и взгляд у него был покорный. Она потрогала на ощупь его ладонь, высунула оттуда свою руку и продолжила: – В тысяча девятьсот тридцатом году она не знаю как оказалась в деревне. И ей нужно было под вечер возвращаться на станцию, .чтобы успеть к поезду. Понимаешь? – она вздохнула. Глаза его не меняли своего выражения независимо от произносимых слов. – Ответь мне. – Тогда он кивнул. Она отвела взгляд от него и стала рассказывать дальше. – Было уже темно, надо было ехать мимо леса. Она очень торопилась. Она была женщина обаятельная, по фотографиям. У нее было много поклонников. У нее были малиновые загадочные губы и раскосые глаза, такое белое лицо, все говорят, что она была вполне красавицей. Как на твой вкус, тебе нравятся такие? – спросила она. Тот стал раздумывать, потер себе лоб. Она не стала дожидаться, пока он придумает, она и так знала, что бабушка была красавицей. – Так вот ей дали лошадь по знакомству, чтобы она добралась до станции. Она села в повозку, она не умела управлять, но лошадь знала дорогу, и она выехала поздними сумерками, ее уговаривали остаться переночевать, она не согласилась, и с тех пор ее никто не видел. – Маргарита вздохнула, припоминая лицо бабушки на фотографиях. – Нашлась лошадь и повозка, а бабушку не смогли найти. Но весной разнесся такой слух, будто в разрушенной церкви вдруг под провалившимся куполом таким островком выросла пшеница! А знаешь, был большой голод. Все туда побежали, церковь стояла у леса, заброшенная. Один крестьянин копнул лопатой… чуть-чуть, прямо в то место, откуда росла пшеница непонятная, и наткнулся на что-то твердое… Стали раскапывать, и это оказалась моя убитая бабушка, которую едва замели землей. Оказывается – ее спутали с кем-то, кто ходил и отбирал хлеб, и убили для назидания, по ошибке! А убив, разрезали ей живот и засыпали туда пшеницы, которая весной и проросла! Иначе бы и не нашли, наверно… – Рита остановилась в своем рассказе. Она потрогала свою челку, в порядке ли ее прическа. Вздохнула.
Рите было двадцать лет. У нее было еще довольно припухлое щекастое лицо. У нее была манера – хватать себя за горло правой рукой. Она немного сутулилась, говорила тонким голосом и заворачивала одну ногу за другую.
– Ты представляешь, ведь ее отговаривали, а она отвечала, нет, нет, я поеду. Это правда, что смерть зовет, – сказала она патетически так, что молодой ее Миша вздрогнул и еще сильнее задумался. – Вот мне кажется, что я буду долго жить, дольше всех, всех перехороню, или мне кажется, ты меня заревнуешь и убьешь в спину, да? – Она шевельнула его рукой. Тот сказал ей:
– Не-е-ет!
– Бедная у бабушки судьба, – подвела итог Рита, – знаешь, какая она у нее? Как ты думаешь, какая? Нельзя определить. Просто судьбоносная судьба. Судьбоносная судьба, – повторила она. Она оглянулась вокруг, на людей, особенно ей интересны были женщины. Они сидели в фойе выставки фотографий одного известного фотографа и пили кофе. Выставку смотреть Рите было лень встать, поэтому пока для начала они пили-пили кофе до самой последней усталости, и Рита рассказывала ему свою жизнь. Миша же все осмысливал очень основательно, отвечать не успевал, поэтому только пока выразительно молчал, подперев свой нос загнутым в колечко пальцем, как на старых жеманных фотографиях подпирают подбородки. Еще он умел очень шумно и глубоко выдохнуть и вздохнуть, у него были «говорящие» круглые глаза и пухлый рот. Рита огляделась по сторонам и спросила: