Страница:
– Кому «нам», Джон? И какое это имеет отношение ко мне? Не считая моего, скажем так, «интереса» к Морли?
Джон с деланной небрежностью сомкнул пальцы вокруг бокала.
– Не могу тебе сказать, кто такие «мы». Женщину зовут Каролина Оллстон.
После стольких лет это имя прозвучало не так драматично, как свист выхваченной из ножен сабли, но и не вполне буднично. Кит увидел, как рука Джона непроизвольно потерла плечо, где до сих пор сохранился круглый шрам. Этот шрам оставила пуля, выпущенная из пистолета Кита, когда им обоим было по семнадцать лет. В память о Каролине.
– Все-таки, Джон, какое это имеет отношение ко мне?
Джон отхлебнул бренди и отчеканил:
– Тебе, Кит, она тоже отправила письмо.
Кит напрягся. Слова друга в немалой степени его изумили.
– Вот как? – переспросил он.
Джон быстро заговорил:
– В твой лондонский дом. Я его перехватил. В письме она просит тебя... – Он запнулся, кашлянул и договорил хрипло: – ...О помощи. Пишет, что ей грозит опасность, что она хочет с тобой встретиться. Письмо, видимо, должно было подготовить тебя к ее визиту.
О помощи! Каролина нуждается в помощи.
– Когда отправлено письмо?
– Неделю назад.
– И ты приехал в «Розы», чтобы...
– Она так и не появилась в твоем лондонском доме. А «Розы» – идеальное место, чтобы с ней увидеться или спрятать ее... – Джон глотнул бренди и поставил бокал. – ...Если бы ты решил это сделать.
Фитиль в лампе шипел и оплавлялся, и в неверном свете графин с бренди сумрачно поблескивал, тогда как лица обоих друзей оставались в тени.
– Я ее не видел и ничего о ней не слышал уже лет двадцать, Джон, – произнес наконец Кит как можно равнодушнее. – Я и думать о ней забыл. Ты мог бы просто спросить меня, а не шарить по моей спальне. Или по моему лондонскому дому.
– Я получил инструкции, Кит.
– От кого? – быстро спросил Кит. Скорее всего, ответа на вопрос не последует, но попробовать все равно стоило.
Джон покачал головой:
– Ты же понимаешь, я не могу сказать. И я не знал, что ты окажешься... то есть меня не предупредили, что ты здесь. Оставалась возможность, что она могла приехать сюда без твоего ведома, разыскивая тебя.
– Да, такая возможность оставалась, – произнес Кит в высшей степени неуверенно.
Джон, не ответив, лениво обвел глазами комнату. Он чувствовал себя здесь как дома. Кит сомневался, стоит ли рассказать ему про Джеймса Мейкписа. В душе все еще таилась обида на то, что ему в свое время не разрешили заняться проверкой Морли. Любопытно также, что сына проверяют, а его отцу об этом ничего не известно. Мысль о том, что Джон может разоблачить Морли до того, как ему самому представится такая возможность, просто бесила Кита. Презренный дух соперничества настоятельно велел помалкивать.
Но ведь это же Джон, друг детства, все равно что брат. А Кит считал себя патриотом. Если Морли действительно продавал секреты французам...
– Джон, тебе следует кое-что знать. Ты слышал, что убит Джеймс Мейкпис?
Джон хмуро кивнул.
– Так вот, пару недель назад Джеймс рассказал мне одну весьма странную историю, которую я тогда воспринял не слишком серьезно. Ее главным героем, скажем так, был Таддиус Морли.
Джон вскинул брови.
– И что дальше?
– Помнишь такого парламентария, Ричарда Локвуда? Его убили несколько лет назад.
– Кажется, это случилось как раз... – Джон помедлил, поскольку из них двоих всегда был более дипломатичен, – когда нас запихнули в военную академию.
– В тот год, когда я тебя подстрелил, – с откровенным злорадством уточнил Кит.
– В тот год, когда ты дал по мне промах, – разумеется, возразил Джон. Спорить на эту тему они могли бы до бесконечности.
Решившись, Кит рассказал Джону историю о Локвуде, Морли, христианских добродетелях и фантастическом месте, где якобы спрятаны обличающие Морли документы.
Джон задумчиво забарабанил пальцами по столу.
– А ты уверен, что Джеймс был трезв, когда рассказал тебе все это?
– А ты видел хоть когда-нибудь Джеймса пьяным?
– Ну а сам ты был трезвым, когда он тебе это рассказывал?
– Почему все считают, что я постоянно пьян? – раздраженно спросил Кит.
Джон криво улыбнулся.
– Потому что так оно и есть. Но как ты думаешь, почему Джеймс рассказал именно тебе? Под влиянием момента, или же он заранее собирался поговорить именно с тобой?
– Затрудняюсь сказать. Может быть, он решил, что ему грозит опасность. Может, изо всех его знакомых я один не махнул бы на это рукой, случись с ним что-нибудь.
Так весьма дипломатично он намекал, что следить за ним было большой ошибкой. Джон, к его чести, не стал фыркать.
– Ты ему поверил, Кит?
– На бред его история вовсе не смахивала, если ты это имеешь в виду.
– Считаешь, Каролина знает что-то об убийстве Локвуда? В письме она пишет еще: «...наши прошлые дела».
– Именно поэтому я и рассказал тебе сейчас историю Джеймса. Может быть, вся история звучит дико, но мне кажется, она как-то связана с Каролиной и с Морли. Видимо, это дело теперь поручат тебе...
Джон, черт бы его побрал, нагло улыбнулся – он прекрасно знал, как разочарован Кит невозможностью заняться этим загадочным делом.
– Ну, а что бы ты стал делать, Кит, если бы Джеймса не убили?
– Выудил бы у него остальные подробности, конечно. А скажи, почему ты вообще начал проверять Морли? – быстро спросил Кит.
– Прекрасная попытка. Но ты же знаешь, я не могу сказать.
Кит негромко выругался, а Джон расхохотался.
– Но ты нам очень помог. Не зря я полез в окно, хотя и староват для таких упражнений.
Кит криво улыбнулся. Бренди только согрело ему желудок, но мозг продолжал пребывать в боевой готовности.
– Помянем Джеймса. – Он поднял бокал.
– Да, помянем.
Они выпили, какое-то время каждый думал о своем.
– Кит, – неуверенно начал Джон, и Кит выжидательно посмотрел на него. – Ты ведь понимаешь, что, если Каролина помогала Морли переправлять информацию французам, она такая же изменница, как Морли. А теперь она пытается разыскать тебя.
Но Кит и сам пришел к этой мысли. Если сын лорда Уэстфолла будет уличен в сношениях с изменницей родины, произойдет ни больше, ни меньше политический катаклизм. И не одна жизнь окажется загубленной. В том числе и его собственная. И жизнь его отца в частности.
И есть, без сомнения, люди, которые весьма этому обрадуются. Интересно, кому – отцу или ему самому – тщательно готовят столь сокрушительное падение?
Кит небрежно откинулся на стуле, привычно сохраняя невозмутимый вид. Подложил ладони под голову и блаженно потянулся. Джону наверняка известно, что все это лишь спектакль, потому что Кит вел бы себя в подобных обстоятельствах точно так же.
Вместо того чтобы продолжить разговор, Кит подлил себе и Джону бренди, поднял бокал и кивнул другу.
– Так куда ты направился после того, как мы расстались тем вечером? Домой к леди Баррингтон?
Самодовольная улыбка Джона явилась тому подтверждением.
– Говоря точнее, к ней в постель.
– Поздравляю, – сказал Кит, и они снова чокнулись. Некоторое время Джон добивался расположения леди Баррингтон.
Джон допил бренди, звякнул бокалом о стол и кивком предложил Киту снова его наполнить.
– А ты сам-то что здесь делаешь? – спросил он так, словно эта мысль только-только его осенила. – Я не знал, что ты покинул Лондон.
– Да вот решил поработать над книгой.
– Над чем?
Довольно забавно объяснять людям значение слова «книга».
– Решил на некоторое время удалиться от лондонской суеты и заняться изучением флоры и фауны окрестностей Барнстабла.
Отвисшая челюсть Джона вознаградила его сполна. Кит даже позволил себе философски заметить:
– Видишь ли, Джон, природа – бесконечно увлекательная штука. А все эти убийства, разврат, жестокость...
Джон закрыл рот. Вид у него был не на шутку встревоженный.
– Но ведь ты профессиональный агент, Кит. И всегда любил Лондон. Не говорю уже о твоей графине...
Кит расхохотался и звонко шлепнул ладонью по столу. Джон обиженно насупился.
– Ну скажи мне наконец правду.
– Ладно, скажу. Отец отправил меня сюда и заставил писать книгу. Если я за месяц ее не закончу, мне грозит Египет.
– Так ты тут в ссылке? – догадался Джон.
– В каком-то смысле.
– Гм...
– Гм? – возмущенно повторил Кит. – Что ты хочешь этим сказать?
– В последнее время ты был не в себе, Кит.
– Не в себе? Как это понимать?
– Ты стал слишком много пить, – сказал Джон, и прозвучало это первым пунктом в длинном перечне. – Гораздо больше, чем в прежние времена. Нетерпим к людям. Преследуешь замужних графинь, что, по-моему, слишком сложный способ избежать брачных уз.
– Избежать брачных уз? – Только Джону Карру эти слова могли сойти с рук. – А ты сам-то?
– Я берегу себя.
– Для чего?
Джон с загадочной улыбкой некоторое время выдерживал негодующий взгляд Кита.
– Ну, может быть, мне в последнее время и впрямь стало немного скучновато, – пробормотал наконец Кит.
– Нам всем время от времени становится «немного скучновато». Но только ты со скуки мог назвать Чизолма идиотом!
Кит молча признал правоту друга. Для человека, который гордится своим самообладанием, его поведение в последнее время мало о нем свидетельствовало. Его беспокойный ум жаждал сложных задач, энергичное тело – активности. Ему требовалась цель. Он глубоко вздохнул и раздраженно выдохнул воздух. Да, в последнее время он не чувствовал себя счастливым. Джон поднял глаза к потолку.
– Думаю, в твое отсутствие графиня может почувствовать себя одинокой...
Кит зловеще рассмеялся.
– У тебя духу не хватит.
Впрочем, Кит не слишком беспокоился. Может быть, Джон и красавчик, но оба они хорошо знали, что Кит во всем и всегда из них двоих был первый – в стрельбе, в беге, в верховой езде, в плавании, в умении нравиться женщинам. Просто оставаясь самим собой – независимым и упрямым. Но может быть, потому, что он очень старался?
«Нет, – решил Кит бодро. – Я просто лучший».
Напряжение ослабло, и они дружески помолчали.
– Можешь на меня положиться, Джон, – сказал Кит. – Я ничего не скажу – ни отцу, ни кому другому.
– Знаю, – откликнулся Джон, чуть помедлив, и в его словах послышалась непонятная грусть. – А если услышишь что-то от Каролины...
– Сразу же сообщу тебе, Джон. А теперь раз ты допил бренди, то пожалуй, сам найдешь выход?
– Ты меня выпроваживаешь? – притворился рассерженным Джон Карр.
– Я хочу спать. Не забудь, кстати, заглянуть к матери, раз уж ты в Барнстабле, а то я непременно ей скажу, что ты был здесь и не удосужился ее навестить. Только сейчас выйди через дверь.
– Ну ты и скотина, – сквозь зубы процедил мрачно Джон.
Кит захохотал.
После ухода Джона Кит придвинул стул к столу, налил себе бренди, но, вспомнив слова Джона, выплеснул его обратно в графин. Подойдя к окну, уставился в темноту и задумался. Как здесь тихо. Еще пару ночей, и он станет различать звуки леса – крики птиц, беличий писк, стрекотание сверчков. Этот шум ни в чем не уступит оживленному лондонскому шуму. От ночной духоты тело покрылось испариной. Он машинально потер шею, по которой пробежала струйка пота.
Кит присел рядом с кроватью и вытащил сундучок, который хранил со времен детства. Откинув крышку, порылся в сокровищах далекого прошлого – камешки, кости, листья, книжки. Отодвинул свой первый пистолет и наконец достал письмо.
«Мне страшно жаль!» Вот и все, что было в нем сказано. Этот почерк он узнал бы из тысячи других. Два безумных года они обменивались записками. Прятали их в дупле дерева на опушке леса, там, где потом он разрядил пистолет в своего лучшего друга. У Каролины были нелады с правописанием, вспомнил он. Но «мне страшно жаль» она сумела написать без ошибок.
Он ясно вспомнил утро дуэли: хмурый рассвет, птичий трибунал, восседающий на голых ветках деревьев. Облачко пара, вылетевшее изо рта Джона и повисшее в воздухе, словно призрак слов, которые он только что произнес:
– Она этого не стоит, Кит!
Слова были одновременно язвительными и умоляющими.
Но она все-таки стоила этого. По крайней мере, для семнадцатилетнего подростка. Она разрешала Киту гладить свою обнаженную грудь, и ему иногда казалось, что это было самым главным переживанием всей его жизни.
И вот Кит, который всегда опережал в стрельбе, прицелился Джону в плечо...
После дуэли отцы немедленно отправили их в военную академию, где в отсутствие Каролины дружба и раненое плечо благополучно исцелились.
Письмо было послано из городка под названием Горриндж семнадцать лет назад, вскоре после дуэли с Джоном. Городок согласно легенде получил свое имя в честь поэта-герцога, который сошел с ума, безрезультатно подбирая рифму к слову «апельсин».
И вот теперь она попала в беду! Тут не было ничего удивительного – с Каролиной постоянно случались неприятности разного рода. Несчастья валились на нее одно за другим. Все в Барнстабле ее знали и не одобряли.
Но никого она не оставляла равнодушным.
Каролина исчезла в тут ночь, когда на рауте, устроенном отцом Кита, встретила Таддиуса Морли.
Зачем Кит берег это письмо? Наверное, как свидетельство своей победы. Если только такую женщину можно победить. И Джон, конечно, нашел бы письмо, если бы Кит не спал сегодня в этой комнате.
Раз у Джона есть от него секреты, то и Кит имеет на них право. В память о Каролине.
Глава 5
Джон с деланной небрежностью сомкнул пальцы вокруг бокала.
– Не могу тебе сказать, кто такие «мы». Женщину зовут Каролина Оллстон.
После стольких лет это имя прозвучало не так драматично, как свист выхваченной из ножен сабли, но и не вполне буднично. Кит увидел, как рука Джона непроизвольно потерла плечо, где до сих пор сохранился круглый шрам. Этот шрам оставила пуля, выпущенная из пистолета Кита, когда им обоим было по семнадцать лет. В память о Каролине.
– Все-таки, Джон, какое это имеет отношение ко мне?
Джон отхлебнул бренди и отчеканил:
– Тебе, Кит, она тоже отправила письмо.
Кит напрягся. Слова друга в немалой степени его изумили.
– Вот как? – переспросил он.
Джон быстро заговорил:
– В твой лондонский дом. Я его перехватил. В письме она просит тебя... – Он запнулся, кашлянул и договорил хрипло: – ...О помощи. Пишет, что ей грозит опасность, что она хочет с тобой встретиться. Письмо, видимо, должно было подготовить тебя к ее визиту.
О помощи! Каролина нуждается в помощи.
– Когда отправлено письмо?
– Неделю назад.
– И ты приехал в «Розы», чтобы...
– Она так и не появилась в твоем лондонском доме. А «Розы» – идеальное место, чтобы с ней увидеться или спрятать ее... – Джон глотнул бренди и поставил бокал. – ...Если бы ты решил это сделать.
Фитиль в лампе шипел и оплавлялся, и в неверном свете графин с бренди сумрачно поблескивал, тогда как лица обоих друзей оставались в тени.
– Я ее не видел и ничего о ней не слышал уже лет двадцать, Джон, – произнес наконец Кит как можно равнодушнее. – Я и думать о ней забыл. Ты мог бы просто спросить меня, а не шарить по моей спальне. Или по моему лондонскому дому.
– Я получил инструкции, Кит.
– От кого? – быстро спросил Кит. Скорее всего, ответа на вопрос не последует, но попробовать все равно стоило.
Джон покачал головой:
– Ты же понимаешь, я не могу сказать. И я не знал, что ты окажешься... то есть меня не предупредили, что ты здесь. Оставалась возможность, что она могла приехать сюда без твоего ведома, разыскивая тебя.
– Да, такая возможность оставалась, – произнес Кит в высшей степени неуверенно.
Джон, не ответив, лениво обвел глазами комнату. Он чувствовал себя здесь как дома. Кит сомневался, стоит ли рассказать ему про Джеймса Мейкписа. В душе все еще таилась обида на то, что ему в свое время не разрешили заняться проверкой Морли. Любопытно также, что сына проверяют, а его отцу об этом ничего не известно. Мысль о том, что Джон может разоблачить Морли до того, как ему самому представится такая возможность, просто бесила Кита. Презренный дух соперничества настоятельно велел помалкивать.
Но ведь это же Джон, друг детства, все равно что брат. А Кит считал себя патриотом. Если Морли действительно продавал секреты французам...
– Джон, тебе следует кое-что знать. Ты слышал, что убит Джеймс Мейкпис?
Джон хмуро кивнул.
– Так вот, пару недель назад Джеймс рассказал мне одну весьма странную историю, которую я тогда воспринял не слишком серьезно. Ее главным героем, скажем так, был Таддиус Морли.
Джон вскинул брови.
– И что дальше?
– Помнишь такого парламентария, Ричарда Локвуда? Его убили несколько лет назад.
– Кажется, это случилось как раз... – Джон помедлил, поскольку из них двоих всегда был более дипломатичен, – когда нас запихнули в военную академию.
– В тот год, когда я тебя подстрелил, – с откровенным злорадством уточнил Кит.
– В тот год, когда ты дал по мне промах, – разумеется, возразил Джон. Спорить на эту тему они могли бы до бесконечности.
Решившись, Кит рассказал Джону историю о Локвуде, Морли, христианских добродетелях и фантастическом месте, где якобы спрятаны обличающие Морли документы.
Джон задумчиво забарабанил пальцами по столу.
– А ты уверен, что Джеймс был трезв, когда рассказал тебе все это?
– А ты видел хоть когда-нибудь Джеймса пьяным?
– Ну а сам ты был трезвым, когда он тебе это рассказывал?
– Почему все считают, что я постоянно пьян? – раздраженно спросил Кит.
Джон криво улыбнулся.
– Потому что так оно и есть. Но как ты думаешь, почему Джеймс рассказал именно тебе? Под влиянием момента, или же он заранее собирался поговорить именно с тобой?
– Затрудняюсь сказать. Может быть, он решил, что ему грозит опасность. Может, изо всех его знакомых я один не махнул бы на это рукой, случись с ним что-нибудь.
Так весьма дипломатично он намекал, что следить за ним было большой ошибкой. Джон, к его чести, не стал фыркать.
– Ты ему поверил, Кит?
– На бред его история вовсе не смахивала, если ты это имеешь в виду.
– Считаешь, Каролина знает что-то об убийстве Локвуда? В письме она пишет еще: «...наши прошлые дела».
– Именно поэтому я и рассказал тебе сейчас историю Джеймса. Может быть, вся история звучит дико, но мне кажется, она как-то связана с Каролиной и с Морли. Видимо, это дело теперь поручат тебе...
Джон, черт бы его побрал, нагло улыбнулся – он прекрасно знал, как разочарован Кит невозможностью заняться этим загадочным делом.
– Ну, а что бы ты стал делать, Кит, если бы Джеймса не убили?
– Выудил бы у него остальные подробности, конечно. А скажи, почему ты вообще начал проверять Морли? – быстро спросил Кит.
– Прекрасная попытка. Но ты же знаешь, я не могу сказать.
Кит негромко выругался, а Джон расхохотался.
– Но ты нам очень помог. Не зря я полез в окно, хотя и староват для таких упражнений.
Кит криво улыбнулся. Бренди только согрело ему желудок, но мозг продолжал пребывать в боевой готовности.
– Помянем Джеймса. – Он поднял бокал.
– Да, помянем.
Они выпили, какое-то время каждый думал о своем.
– Кит, – неуверенно начал Джон, и Кит выжидательно посмотрел на него. – Ты ведь понимаешь, что, если Каролина помогала Морли переправлять информацию французам, она такая же изменница, как Морли. А теперь она пытается разыскать тебя.
Но Кит и сам пришел к этой мысли. Если сын лорда Уэстфолла будет уличен в сношениях с изменницей родины, произойдет ни больше, ни меньше политический катаклизм. И не одна жизнь окажется загубленной. В том числе и его собственная. И жизнь его отца в частности.
И есть, без сомнения, люди, которые весьма этому обрадуются. Интересно, кому – отцу или ему самому – тщательно готовят столь сокрушительное падение?
Кит небрежно откинулся на стуле, привычно сохраняя невозмутимый вид. Подложил ладони под голову и блаженно потянулся. Джону наверняка известно, что все это лишь спектакль, потому что Кит вел бы себя в подобных обстоятельствах точно так же.
Вместо того чтобы продолжить разговор, Кит подлил себе и Джону бренди, поднял бокал и кивнул другу.
– Так куда ты направился после того, как мы расстались тем вечером? Домой к леди Баррингтон?
Самодовольная улыбка Джона явилась тому подтверждением.
– Говоря точнее, к ней в постель.
– Поздравляю, – сказал Кит, и они снова чокнулись. Некоторое время Джон добивался расположения леди Баррингтон.
Джон допил бренди, звякнул бокалом о стол и кивком предложил Киту снова его наполнить.
– А ты сам-то что здесь делаешь? – спросил он так, словно эта мысль только-только его осенила. – Я не знал, что ты покинул Лондон.
– Да вот решил поработать над книгой.
– Над чем?
Довольно забавно объяснять людям значение слова «книга».
– Решил на некоторое время удалиться от лондонской суеты и заняться изучением флоры и фауны окрестностей Барнстабла.
Отвисшая челюсть Джона вознаградила его сполна. Кит даже позволил себе философски заметить:
– Видишь ли, Джон, природа – бесконечно увлекательная штука. А все эти убийства, разврат, жестокость...
Джон закрыл рот. Вид у него был не на шутку встревоженный.
– Но ведь ты профессиональный агент, Кит. И всегда любил Лондон. Не говорю уже о твоей графине...
Кит расхохотался и звонко шлепнул ладонью по столу. Джон обиженно насупился.
– Ну скажи мне наконец правду.
– Ладно, скажу. Отец отправил меня сюда и заставил писать книгу. Если я за месяц ее не закончу, мне грозит Египет.
– Так ты тут в ссылке? – догадался Джон.
– В каком-то смысле.
– Гм...
– Гм? – возмущенно повторил Кит. – Что ты хочешь этим сказать?
– В последнее время ты был не в себе, Кит.
– Не в себе? Как это понимать?
– Ты стал слишком много пить, – сказал Джон, и прозвучало это первым пунктом в длинном перечне. – Гораздо больше, чем в прежние времена. Нетерпим к людям. Преследуешь замужних графинь, что, по-моему, слишком сложный способ избежать брачных уз.
– Избежать брачных уз? – Только Джону Карру эти слова могли сойти с рук. – А ты сам-то?
– Я берегу себя.
– Для чего?
Джон с загадочной улыбкой некоторое время выдерживал негодующий взгляд Кита.
– Ну, может быть, мне в последнее время и впрямь стало немного скучновато, – пробормотал наконец Кит.
– Нам всем время от времени становится «немного скучновато». Но только ты со скуки мог назвать Чизолма идиотом!
Кит молча признал правоту друга. Для человека, который гордится своим самообладанием, его поведение в последнее время мало о нем свидетельствовало. Его беспокойный ум жаждал сложных задач, энергичное тело – активности. Ему требовалась цель. Он глубоко вздохнул и раздраженно выдохнул воздух. Да, в последнее время он не чувствовал себя счастливым. Джон поднял глаза к потолку.
– Думаю, в твое отсутствие графиня может почувствовать себя одинокой...
Кит зловеще рассмеялся.
– У тебя духу не хватит.
Впрочем, Кит не слишком беспокоился. Может быть, Джон и красавчик, но оба они хорошо знали, что Кит во всем и всегда из них двоих был первый – в стрельбе, в беге, в верховой езде, в плавании, в умении нравиться женщинам. Просто оставаясь самим собой – независимым и упрямым. Но может быть, потому, что он очень старался?
«Нет, – решил Кит бодро. – Я просто лучший».
Напряжение ослабло, и они дружески помолчали.
– Можешь на меня положиться, Джон, – сказал Кит. – Я ничего не скажу – ни отцу, ни кому другому.
– Знаю, – откликнулся Джон, чуть помедлив, и в его словах послышалась непонятная грусть. – А если услышишь что-то от Каролины...
– Сразу же сообщу тебе, Джон. А теперь раз ты допил бренди, то пожалуй, сам найдешь выход?
– Ты меня выпроваживаешь? – притворился рассерженным Джон Карр.
– Я хочу спать. Не забудь, кстати, заглянуть к матери, раз уж ты в Барнстабле, а то я непременно ей скажу, что ты был здесь и не удосужился ее навестить. Только сейчас выйди через дверь.
– Ну ты и скотина, – сквозь зубы процедил мрачно Джон.
Кит захохотал.
После ухода Джона Кит придвинул стул к столу, налил себе бренди, но, вспомнив слова Джона, выплеснул его обратно в графин. Подойдя к окну, уставился в темноту и задумался. Как здесь тихо. Еще пару ночей, и он станет различать звуки леса – крики птиц, беличий писк, стрекотание сверчков. Этот шум ни в чем не уступит оживленному лондонскому шуму. От ночной духоты тело покрылось испариной. Он машинально потер шею, по которой пробежала струйка пота.
Кит присел рядом с кроватью и вытащил сундучок, который хранил со времен детства. Откинув крышку, порылся в сокровищах далекого прошлого – камешки, кости, листья, книжки. Отодвинул свой первый пистолет и наконец достал письмо.
«Мне страшно жаль!» Вот и все, что было в нем сказано. Этот почерк он узнал бы из тысячи других. Два безумных года они обменивались записками. Прятали их в дупле дерева на опушке леса, там, где потом он разрядил пистолет в своего лучшего друга. У Каролины были нелады с правописанием, вспомнил он. Но «мне страшно жаль» она сумела написать без ошибок.
Он ясно вспомнил утро дуэли: хмурый рассвет, птичий трибунал, восседающий на голых ветках деревьев. Облачко пара, вылетевшее изо рта Джона и повисшее в воздухе, словно призрак слов, которые он только что произнес:
– Она этого не стоит, Кит!
Слова были одновременно язвительными и умоляющими.
Но она все-таки стоила этого. По крайней мере, для семнадцатилетнего подростка. Она разрешала Киту гладить свою обнаженную грудь, и ему иногда казалось, что это было самым главным переживанием всей его жизни.
И вот Кит, который всегда опережал в стрельбе, прицелился Джону в плечо...
После дуэли отцы немедленно отправили их в военную академию, где в отсутствие Каролины дружба и раненое плечо благополучно исцелились.
Письмо было послано из городка под названием Горриндж семнадцать лет назад, вскоре после дуэли с Джоном. Городок согласно легенде получил свое имя в честь поэта-герцога, который сошел с ума, безрезультатно подбирая рифму к слову «апельсин».
И вот теперь она попала в беду! Тут не было ничего удивительного – с Каролиной постоянно случались неприятности разного рода. Несчастья валились на нее одно за другим. Все в Барнстабле ее знали и не одобряли.
Но никого она не оставляла равнодушным.
Каролина исчезла в тут ночь, когда на рауте, устроенном отцом Кита, встретила Таддиуса Морли.
Зачем Кит берег это письмо? Наверное, как свидетельство своей победы. Если только такую женщину можно победить. И Джон, конечно, нашел бы письмо, если бы Кит не спал сегодня в этой комнате.
Раз у Джона есть от него секреты, то и Кит имеет на них право. В память о Каролине.
Глава 5
Сколько Каролина себя помнила, она всегда чего-то желала.
Это было как зудящее место, до которого невозможно дотянуться. Как забытое слово, которое вертится на языке. Как сидящая в душе заноза. Желания управляли ею с колыбели. И каждое принятое ею в жизни решение имело целью выполнить то или иное желание.
Само собой, ее жизнь нельзя было назвать скучной.
Так, например, она была твердо уверена, что Таддиус пытается убить ее в результате одного не очень удачного решения, которое она недавно приняла. Она нуждалась в деньгах, а у Таддиуса их куры не клюют. Часть этих денег он заработал не без ее помощи. И вот она сочинила это сентиментальное многословное послание.
Вскоре после этого на нее напали и попытались ударить ножом. Она чудом спаслась. Каролина переехала в другой город и осталась почти совсем без денег. Но и на новом месте на нее снова напали, и снова с ножом. Слава Богу, у нее хорошая реакция и острое зрение. С тех пор она без конца переезжала из города в город.
Ей следовало знать, что Таддиус ничего не делает наполовину.
Каролина разглядывала людей, заполнивших зал дорожной гостиницы в ожидании чая. Она была одета в черное, как подобает почтенной вдове, которой она не являлась. Но она знала, что черная вуаль на капоре делает ее загадочной. Из-под вуали были видны только губы – красные и манящие.
В отчаянии она решилась написать письмо Киту Уайтлоу, где сообщала, что ей грозит опасность. Она даже написала, что собирается к нему приехать. Но тут деньги иссякли окончательно, и ей не удалось добраться до Лондона. Теперь ей, возможно, так и не придется узнать, вырос ли Кит в того мужчину, каким обещал стать в семнадцать лет.
Восемнадцатилетняя Каролина стала яблоком раздора между Китом и его другом. Их соперничество согревало ей душу, оно даже притупило на время мучившую ее жажду. Так ее отец вечерами грел у очага израненные на войне ноги. Это да еще бутылка-другая портвейна каждый вечер помогало заглушить боль. Затрещины, отвешиваемые дочери тяжелой рукой, тоже помогали. Но она научилась уворачиваться от них.
Большую часть своей жизни Каролина уклонялась от результатов импульсивно принятых решений, и это давало возможность не ломать подолгу голову над проблемами, что представлялось ей довольно скучным занятием.
А теперь она обречена на вечные скитания.
В молодости Каролина, глядя в зеркало, удивлялась жестокой шутке, которую сыграла с ней природа: безупречный цвет лица, алые губы, огромные, как темные озера глаза, способные становиться предательски бездонными или же невинно прозрачными. Желавшим исследовать приходилось погружаться в них, что было делом рискованным. Волны шелковистых темных волос. Но какой прок от такого лица, если отец ее – горький пьяница, спустивший все имущество? Если у нее нет приличного платья? Если она вынуждена сидеть в глуши, в этом дурацком Барнстабле, где все напоминает ей о ее низком положении в обществе. Видит Бог, ее не прельщала перспектива стать женой сына фермера или сына мельника. Но разве могла она надеяться выйти замуж за сыновей эсквайров, а тем более за сына герцога?
Однако все они были не прочь провести с ней время. Их стоило только чуть-чуть поощрить. Кита же пришлось поощрять дольше, чем остальных. В нем было сильно развито чувство правильного и неправильного. В конце концов, не устоял и Кит.
Но в пылкой страсти, которую он к ней испытывал, таилась опасность. Когда она была с ним, в ней временами что-то начинало оттаивать, и тогда становилось больно, очень больно, словно она царапала себе путь во льду, чтобы добраться до него. Внимание Джона Карра тоже было весьма приятно, но он не представлял такой опасности, как Кит, – его отец был всего лишь бароном. Но главным образом потому, что он и близко не подошел к тому, чтобы вызвать в ней другой отклик, помимо физического.
А Кит подошел. Кит тоже ничего не делал наполовину.
Но однажды вечером на ежегодном приеме, который устраивал герцог Уэстфолл, чтобы продемонстрировать свое величие местным жителям, появился Таддиус Морли. Старше ее на десять лет. В его спокойствии чувствовалась скрытая сила, от которой по спине пробегали мурашки. Тогда она приняла очередное решение: вверить ему свою судьбу.
Некоторое время ее жизнь была увлекательной и захватывающей. И до странности удобной. Они подходили друг другу, она и Таддиус.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила она хозяина гостиницы, который самолично принес ей чашку чаю, и снова украдкой обвела глазами комнату.
Все поголовно мужчины посматривали на нее – кто с восхищением, кто с опаской, кто с вожделением. Те, которые пытались ее убить, едва ли перед покушением рассмотрели ее как следует. Быть дичью – не слишком приятное дело. Но опасность несколько притупляет желания, это правда.
Сейчас у нее не было денег – последние она потратила на этот вдовий наряд и маленький пистолет. Поскольку планы шантажа провалились, деньги нужны были позарез. Когда-то Тадди ее любил (насколько он вообще способен любить кого-то, кроме своего кота), но ей следовало усвоить, что он не позволит такому непрактичному чувству, как любовь, помешать собственным амбициям. Особенно если вспомнить, как он достиг своего нынешнего положения. Ценой крови и жертв. Своих и чужих.
Часто Каролине хотелось чего-то просто потому, что этим обладали другие. Взять, например, вон того приятного светловолосого молодого человека, который ужинает за столиком в углу, видимо, вместе с женой и тещей. Он то и дело посматривал на нее, а потом остановил на ней долгий взгляд. Жена была тоже блондинкой, светлой и мягкой, как бланманже, а губы ее двигались не переставая, тогда как глаза супруга рассеянно скользили по залу, пока не наткнулись на Каролину.
Он замер, взгляд его остановился. Так случалось всегда. Она позволила ему мгновение полюбоваться собой, прежде чем снова взялась за чашку.
Жена, должно быть, ему наскучила. Но он женился на ней, потому что она, вне всякого сомнения, была приличной барышней, и их жизнь не лишена приятности. Возможно, он по-своему даже любит жену или, по крайней мере, терпит.
И Каролина решила, что хочет этого мужчину.
А поскольку заодно она отчаянно хотела денег, возможно, удастся убить сразу двух зайцев.
Удача ей сопутствовала – молодой человек встал и направился в сторону бара, путь к которому лежал мимо ее столика. Как раз в тот момент, когда он проходил мимо, Каролина поднялась.
– Вторая комната по коридору направо. Через пять минут. Пять фунтов, – прошептала она.
– Прежде чем направиться к выходу, она успела увидеть в его глазах изумление и похоть. Страх и полную капитуляцию перед ее чарами. Именно в таком порядке. Она поняла, что скоро в ее распоряжении будет достаточно денег, чтобы продолжать путь. А это самое главное.
Комитет по устройству бала взялся за дело с большим рвением, но ни созвездие свечей, ни море цветов не могли скрыть того факта, что ратуша Барнстабла – это все же не «Олмак». Вдоль одной стены зала был устроен буфет с миндальным печеньем и бутербродами, в уголке примостился оркестр, состоявший из фортепиано и струнных. Интересно, гадала Сюзанна, смогут ли они исполнить вальс? Она-то, конечно, вальс танцевать не собиралась. Она в трауре, и, кроме того, вряд ли здесь есть кто-то, с кем бы ей захотелось потанцевать.
Наметанным глазом она охватила зал – платья, веера, туфельки, сюртуки – и на мгновение растерялась: все как одна женщины здесь были одеты в платья, модные во времена битвы при Ватерлоо, то есть пять лет назад. В своем красиво сшитом по самой что ни на есть последней моде платье, пусть оно и было темного цвета, Сюзанна выглядела весьма необычно.
В настоящий момент большая часть присутствующих была занята исполнением фигур кадрили, остальным грозило завтра проснуться с растяжением шеи, так усиленно они делали вид, что не смотрят на Сюзанну, особенно молодые люди. А Сюзанна стояла рядом с тетей Франсис и улыбалась привычной чарующей улыбкой, которая в свое время снискала ей множество новых знакомств.
Но как ни странно, Сюзанна могла поклясться, что каждый из присутствующих в зале, казалось, шарахался от этой улыбки.
Тетя Франсис ободряюще сжала ей руку.
– Сюда идет миссис Тальбот, – прошептала она. – Тебе она вряд ли понравится.
И тетя приветливо улыбнулась женщине в ярко-красном платье и таком же тюрбане.
Когда процедура знакомства завершилась, миссис Тальбот доверительно понизила голос:
– Я узнала из надежного источника, что сегодня здесь будет виконт Грантем. Он пользуется весьма дурной репутацией, мисс Мейкпис. Несколько лет назад он тайком покинул Барнстабл. Отправился на поиски удачи и нажил себе состояние, занимаясь контрабандой. Ума не приложу, кто его сюда пригласил, но поскольку он принадлежит к местной знати, то его, разумеется, примут. Может быть, он захочет потанцевать с моей дочерью. Она у меня красавица, знаете ли. – Миссис Тальбот смерила Сюзанну неодобрительным тревожным взглядом, после чего раскрыла веер и отгородилась им, словно воин щитом. – Очень рада знакомству, мисс Мейкпис, – заключила она с таким выражением, словно хотела сказать совсем противоположное, и удалилась, грозно покачивая тюрбаном.
– Она всего лишь одна такая, – виновато прошептала тетя. – Она просто отчаялась выдать дочь замуж и в каждой девушке видит соперницу своей дочери. Уверяю тебя, виконт вовсе не такой, как... Ты посмотри-ка, здесь Мередит и Бесс Карстерс!
Сюзанна вслед за тетей улыбнулась сестрам Карстерс, хорошеньким брюнеткам с почти идеально круглыми лицами, черты были расположены так же аккуратно и симметрично, как розы на фарфоровых тарелках.
– Будьте осторожны с виконтом Грантемом, мисс Мейкпис, – проговорила сестра по имени Бесс драматическим шепотом. – Сегодня он будет здесь. В его прошлом есть ужасное пятно, о котором не принято говорить. Я слышала, власти разыскивают его зато, что он занимался пиратством.
– Не может быть! – просияла Сюзанна, счастливая тем, что ее посвятили в сплетню. Сестры Карстерс слегка попятились, как если бы она ткнула в них фонариком. Их симпатичные лица внезапно приняли встревоженное выражение, словно они заподозрили, что Сюзанна принадлежит к какому-то иному биологическому виду и приняла человеческий облик, чтобы пробраться сюда. После обмена любезностями они вежливо извинились и отправились искать своих кавалеров для следующего танца – шотландского рила. Сюзанна проводила их озадаченным взглядом.
– Дай им время получше узнать тебя, Сюзанна, – успокаивающе сказала тетя. – Для них непривычен твой лоск. Не сомневаюсь, со временем вы крепко подружитесь.
Сюзанна не разделяла этой уверенности. Она снова окинула взглядом зал с дощатым полом, улыбающихся танцоров, выстроившихся в ряд для рила в безнадежно устаревших нарядах, и позавидовала тому, что им так легко друг с другом. Бодро, хотя и несколько вразнобой, оркестр заиграл первые такие знакомые такты рила. Танцоры поклонились, присели, сошлись, потом разошлись...
И тут она увидела его.
Он стоял в другом конце зала, заложив за спину руки, слегка прищурившись, точно желая лучше разглядеть намеченную цель – ее, Сюзанну! Никто не заговаривал с ним. Должно быть, он был персоной, чье присутствие заставляло уважительно, отчасти даже опасливо держать дистанцию. Его костюм сидел на нем так ловко, словно считал это своей основной привилегией, и, к полному одобрению Сюзанны, был сшит по последней моде. На расстоянии представлялось трудным судить, был ли он хорош собой. Впрочем, он бесспорно был высокого роста.
«Тот самый виконт со скверной репутацией», – подумала она с легким волнением.
Это было как зудящее место, до которого невозможно дотянуться. Как забытое слово, которое вертится на языке. Как сидящая в душе заноза. Желания управляли ею с колыбели. И каждое принятое ею в жизни решение имело целью выполнить то или иное желание.
Само собой, ее жизнь нельзя было назвать скучной.
Так, например, она была твердо уверена, что Таддиус пытается убить ее в результате одного не очень удачного решения, которое она недавно приняла. Она нуждалась в деньгах, а у Таддиуса их куры не клюют. Часть этих денег он заработал не без ее помощи. И вот она сочинила это сентиментальное многословное послание.
Вскоре после этого на нее напали и попытались ударить ножом. Она чудом спаслась. Каролина переехала в другой город и осталась почти совсем без денег. Но и на новом месте на нее снова напали, и снова с ножом. Слава Богу, у нее хорошая реакция и острое зрение. С тех пор она без конца переезжала из города в город.
Ей следовало знать, что Таддиус ничего не делает наполовину.
Каролина разглядывала людей, заполнивших зал дорожной гостиницы в ожидании чая. Она была одета в черное, как подобает почтенной вдове, которой она не являлась. Но она знала, что черная вуаль на капоре делает ее загадочной. Из-под вуали были видны только губы – красные и манящие.
В отчаянии она решилась написать письмо Киту Уайтлоу, где сообщала, что ей грозит опасность. Она даже написала, что собирается к нему приехать. Но тут деньги иссякли окончательно, и ей не удалось добраться до Лондона. Теперь ей, возможно, так и не придется узнать, вырос ли Кит в того мужчину, каким обещал стать в семнадцать лет.
Восемнадцатилетняя Каролина стала яблоком раздора между Китом и его другом. Их соперничество согревало ей душу, оно даже притупило на время мучившую ее жажду. Так ее отец вечерами грел у очага израненные на войне ноги. Это да еще бутылка-другая портвейна каждый вечер помогало заглушить боль. Затрещины, отвешиваемые дочери тяжелой рукой, тоже помогали. Но она научилась уворачиваться от них.
Большую часть своей жизни Каролина уклонялась от результатов импульсивно принятых решений, и это давало возможность не ломать подолгу голову над проблемами, что представлялось ей довольно скучным занятием.
А теперь она обречена на вечные скитания.
В молодости Каролина, глядя в зеркало, удивлялась жестокой шутке, которую сыграла с ней природа: безупречный цвет лица, алые губы, огромные, как темные озера глаза, способные становиться предательски бездонными или же невинно прозрачными. Желавшим исследовать приходилось погружаться в них, что было делом рискованным. Волны шелковистых темных волос. Но какой прок от такого лица, если отец ее – горький пьяница, спустивший все имущество? Если у нее нет приличного платья? Если она вынуждена сидеть в глуши, в этом дурацком Барнстабле, где все напоминает ей о ее низком положении в обществе. Видит Бог, ее не прельщала перспектива стать женой сына фермера или сына мельника. Но разве могла она надеяться выйти замуж за сыновей эсквайров, а тем более за сына герцога?
Однако все они были не прочь провести с ней время. Их стоило только чуть-чуть поощрить. Кита же пришлось поощрять дольше, чем остальных. В нем было сильно развито чувство правильного и неправильного. В конце концов, не устоял и Кит.
Но в пылкой страсти, которую он к ней испытывал, таилась опасность. Когда она была с ним, в ней временами что-то начинало оттаивать, и тогда становилось больно, очень больно, словно она царапала себе путь во льду, чтобы добраться до него. Внимание Джона Карра тоже было весьма приятно, но он не представлял такой опасности, как Кит, – его отец был всего лишь бароном. Но главным образом потому, что он и близко не подошел к тому, чтобы вызвать в ней другой отклик, помимо физического.
А Кит подошел. Кит тоже ничего не делал наполовину.
Но однажды вечером на ежегодном приеме, который устраивал герцог Уэстфолл, чтобы продемонстрировать свое величие местным жителям, появился Таддиус Морли. Старше ее на десять лет. В его спокойствии чувствовалась скрытая сила, от которой по спине пробегали мурашки. Тогда она приняла очередное решение: вверить ему свою судьбу.
Некоторое время ее жизнь была увлекательной и захватывающей. И до странности удобной. Они подходили друг другу, она и Таддиус.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила она хозяина гостиницы, который самолично принес ей чашку чаю, и снова украдкой обвела глазами комнату.
Все поголовно мужчины посматривали на нее – кто с восхищением, кто с опаской, кто с вожделением. Те, которые пытались ее убить, едва ли перед покушением рассмотрели ее как следует. Быть дичью – не слишком приятное дело. Но опасность несколько притупляет желания, это правда.
Сейчас у нее не было денег – последние она потратила на этот вдовий наряд и маленький пистолет. Поскольку планы шантажа провалились, деньги нужны были позарез. Когда-то Тадди ее любил (насколько он вообще способен любить кого-то, кроме своего кота), но ей следовало усвоить, что он не позволит такому непрактичному чувству, как любовь, помешать собственным амбициям. Особенно если вспомнить, как он достиг своего нынешнего положения. Ценой крови и жертв. Своих и чужих.
Часто Каролине хотелось чего-то просто потому, что этим обладали другие. Взять, например, вон того приятного светловолосого молодого человека, который ужинает за столиком в углу, видимо, вместе с женой и тещей. Он то и дело посматривал на нее, а потом остановил на ней долгий взгляд. Жена была тоже блондинкой, светлой и мягкой, как бланманже, а губы ее двигались не переставая, тогда как глаза супруга рассеянно скользили по залу, пока не наткнулись на Каролину.
Он замер, взгляд его остановился. Так случалось всегда. Она позволила ему мгновение полюбоваться собой, прежде чем снова взялась за чашку.
Жена, должно быть, ему наскучила. Но он женился на ней, потому что она, вне всякого сомнения, была приличной барышней, и их жизнь не лишена приятности. Возможно, он по-своему даже любит жену или, по крайней мере, терпит.
И Каролина решила, что хочет этого мужчину.
А поскольку заодно она отчаянно хотела денег, возможно, удастся убить сразу двух зайцев.
Удача ей сопутствовала – молодой человек встал и направился в сторону бара, путь к которому лежал мимо ее столика. Как раз в тот момент, когда он проходил мимо, Каролина поднялась.
– Вторая комната по коридору направо. Через пять минут. Пять фунтов, – прошептала она.
– Прежде чем направиться к выходу, она успела увидеть в его глазах изумление и похоть. Страх и полную капитуляцию перед ее чарами. Именно в таком порядке. Она поняла, что скоро в ее распоряжении будет достаточно денег, чтобы продолжать путь. А это самое главное.
Комитет по устройству бала взялся за дело с большим рвением, но ни созвездие свечей, ни море цветов не могли скрыть того факта, что ратуша Барнстабла – это все же не «Олмак». Вдоль одной стены зала был устроен буфет с миндальным печеньем и бутербродами, в уголке примостился оркестр, состоявший из фортепиано и струнных. Интересно, гадала Сюзанна, смогут ли они исполнить вальс? Она-то, конечно, вальс танцевать не собиралась. Она в трауре, и, кроме того, вряд ли здесь есть кто-то, с кем бы ей захотелось потанцевать.
Наметанным глазом она охватила зал – платья, веера, туфельки, сюртуки – и на мгновение растерялась: все как одна женщины здесь были одеты в платья, модные во времена битвы при Ватерлоо, то есть пять лет назад. В своем красиво сшитом по самой что ни на есть последней моде платье, пусть оно и было темного цвета, Сюзанна выглядела весьма необычно.
В настоящий момент большая часть присутствующих была занята исполнением фигур кадрили, остальным грозило завтра проснуться с растяжением шеи, так усиленно они делали вид, что не смотрят на Сюзанну, особенно молодые люди. А Сюзанна стояла рядом с тетей Франсис и улыбалась привычной чарующей улыбкой, которая в свое время снискала ей множество новых знакомств.
Но как ни странно, Сюзанна могла поклясться, что каждый из присутствующих в зале, казалось, шарахался от этой улыбки.
Тетя Франсис ободряюще сжала ей руку.
– Сюда идет миссис Тальбот, – прошептала она. – Тебе она вряд ли понравится.
И тетя приветливо улыбнулась женщине в ярко-красном платье и таком же тюрбане.
Когда процедура знакомства завершилась, миссис Тальбот доверительно понизила голос:
– Я узнала из надежного источника, что сегодня здесь будет виконт Грантем. Он пользуется весьма дурной репутацией, мисс Мейкпис. Несколько лет назад он тайком покинул Барнстабл. Отправился на поиски удачи и нажил себе состояние, занимаясь контрабандой. Ума не приложу, кто его сюда пригласил, но поскольку он принадлежит к местной знати, то его, разумеется, примут. Может быть, он захочет потанцевать с моей дочерью. Она у меня красавица, знаете ли. – Миссис Тальбот смерила Сюзанну неодобрительным тревожным взглядом, после чего раскрыла веер и отгородилась им, словно воин щитом. – Очень рада знакомству, мисс Мейкпис, – заключила она с таким выражением, словно хотела сказать совсем противоположное, и удалилась, грозно покачивая тюрбаном.
– Она всего лишь одна такая, – виновато прошептала тетя. – Она просто отчаялась выдать дочь замуж и в каждой девушке видит соперницу своей дочери. Уверяю тебя, виконт вовсе не такой, как... Ты посмотри-ка, здесь Мередит и Бесс Карстерс!
Сюзанна вслед за тетей улыбнулась сестрам Карстерс, хорошеньким брюнеткам с почти идеально круглыми лицами, черты были расположены так же аккуратно и симметрично, как розы на фарфоровых тарелках.
– Будьте осторожны с виконтом Грантемом, мисс Мейкпис, – проговорила сестра по имени Бесс драматическим шепотом. – Сегодня он будет здесь. В его прошлом есть ужасное пятно, о котором не принято говорить. Я слышала, власти разыскивают его зато, что он занимался пиратством.
– Не может быть! – просияла Сюзанна, счастливая тем, что ее посвятили в сплетню. Сестры Карстерс слегка попятились, как если бы она ткнула в них фонариком. Их симпатичные лица внезапно приняли встревоженное выражение, словно они заподозрили, что Сюзанна принадлежит к какому-то иному биологическому виду и приняла человеческий облик, чтобы пробраться сюда. После обмена любезностями они вежливо извинились и отправились искать своих кавалеров для следующего танца – шотландского рила. Сюзанна проводила их озадаченным взглядом.
– Дай им время получше узнать тебя, Сюзанна, – успокаивающе сказала тетя. – Для них непривычен твой лоск. Не сомневаюсь, со временем вы крепко подружитесь.
Сюзанна не разделяла этой уверенности. Она снова окинула взглядом зал с дощатым полом, улыбающихся танцоров, выстроившихся в ряд для рила в безнадежно устаревших нарядах, и позавидовала тому, что им так легко друг с другом. Бодро, хотя и несколько вразнобой, оркестр заиграл первые такие знакомые такты рила. Танцоры поклонились, присели, сошлись, потом разошлись...
И тут она увидела его.
Он стоял в другом конце зала, заложив за спину руки, слегка прищурившись, точно желая лучше разглядеть намеченную цель – ее, Сюзанну! Никто не заговаривал с ним. Должно быть, он был персоной, чье присутствие заставляло уважительно, отчасти даже опасливо держать дистанцию. Его костюм сидел на нем так ловко, словно считал это своей основной привилегией, и, к полному одобрению Сюзанны, был сшит по последней моде. На расстоянии представлялось трудным судить, был ли он хорош собой. Впрочем, он бесспорно был высокого роста.
«Тот самый виконт со скверной репутацией», – подумала она с легким волнением.