Элизабет Лоуэлл
Дождь в пустыне

* * *

   — Ну, давай, Шаннон, улыбнись мне, как своему любовнику. Ты ведь знаешь, кто такой любовник, детка?
   Холли Шаннон Норт усилием воли подавила в себе желание надерзить в ответ и улыбнулась так, как ее учили в модельном агентстве.
   Джерри считался самым стильным фотографом, работавшим за пределами Парижа, к тому же он был остер на язык и обладал вздорным характером. С тех пор как Холли отказалась переспать с ним, стал невыносим.
   Яркий, бивший в лицо свет отражался в подвижных металлических щитах, которые держали взмокшие от безжалостного света софитов техники.
   — Уже лучше, но еще недостаточно хорошо, — сказал Джерри. — Я знаю, что ты настоящая ледышка, однако пусть это будет нашей маленькой тайной, договорились?
   Холли чуть прикрыла веки — теперь под густыми ресницами ее необычайные глаза цвета хереса превратились в щелочки. Длинные темные волосы рассыпались по оголенным плечам. Девушка ослепительно улыбнулась, но при этом выражение лица осталось прежним, ничуть не смягчившись.
   Джерри недовольно проворчал что-то под нос.
   Холли привычно замерла перед объективом. От испарины на висках образовались очаровательные завитки, выгодно подчеркнувшие высокий лоб и выдающиеся скулы, благодаря которым некая юная особа по имени Холли Норт превратилась во всемирно известную топ-модель Шаннон.
   — А теперь надуй губки, будто обижена, — скомандовал Джерри. — Чуть прикуси нижнюю губу.
   Холли безмолвно подчинилась.
   — Повернись. Тряхни головой так, чтобы волосы разлетелись. Заставь каждого смотрящего на тебя мужчину физически ощутить, как они скользят по его обнаженной коже.
   Девушка грациозно повернулась. Изящество движений было дано ей самой природой вкупе с длинными стройными ногами и гибким телом.
   Жара, от которой другие, обливаясь потом, еле волочили ноги, придавала ей силы словно живительное, бодрящее вино. Холли родилась и выросла в Палм-Спрингсе, где почти круглый год царит знойное лето. Палящее солнце, заставлявшее падать от изнеможения большинство людей, преображало ее.
   Нежно-розовый румянец, игравший на щеках девушки, едва ли мог навести кого-либо на мысль о том, что ее сердце было объято пламенем страсти. Эту тайну, касавшуюся одного-единственного дорогого ей мужчины, Холли тщательно скрывала от посторонних глаз.
   Линкольн Маккензи…
   «Не смей думать о нем, — машинально приказала себе Холли, — это лишь причинит тебе боль».
   Но мысли девушки вопреки желанию то и дело возвращались к Линку. Ее преследовало необычайное чувство — будто она никогда не покидала Палм-Спрингс. Где бы она ни находилась, будь то Нью-Йорк или Париж, Гонконг, Лондон или Рим, Холли не могла отделаться от ощущения, что Линкольн Маккензи рядом.
   Казалось, в любую минуту она может дотронуться до него, стоит лишь протянуть руку. Он был частью пустыни и представлялся Холли таким же сильным и крепким, как горы, в безмолвном величии поднимавшиеся над Палм-Спрингсом.
   Воспоминания о Линке жгли, словно палящие лучи солнца.
   Холли влюбилась в него, когда ей было девять, а ему семнадцать. Его семья занималась выведением породистых арабских скакунов, и Линк частенько объезжал их неподалеку от ранчо. Воспоминания вдруг нахлынули на Холли, в ноздри ударил горький запах полыни и пыли. Перед глазами появился Линк. Холли ясно видела его добрую улыбку, карие глаза, физически ощущала мягкое подрагивание ноздрей лошади и биение собственного сердца. Девушка бессознательно улыбнулась, как тогда, в первый раз, когда он неожиданно появился перед ней на тропинке.
   — Замечательно! Как раз то, что нужно, — одобрительно прогудел Джерри. — Не упускай этого состояния! Теперь взгляни на меня через плечо. Повернись! Быстрее! Еще раз. Еще! Еще!
   Вихрь воспоминаний подхватил Холли, закружив точно опавший осенний листок. Она поворачивалась и кружилась, выполняя требования Джерри, и мысленно вновь очутилась в знойном лете Палм-Спрингса, где не было никого, кроме нее и Линка…
   Холли не могла назвать день или месяц, когда ее детская влюбленность переросла в глубокое, испепеляющее чувство.
   Несмотря на то, что ранчо располагались по соседству, их семьи редко виделись. Когда Холли подросла, она часто стала встречать Линка на родео и конных аукционах, с каждой новой встречей чувствуя, что все больше поддается его обаянию, и страшно переживая, что он совсем не обращал на нее внимания.
   — Так, так, отлично, — бормотал Джерри. — Немного жизнерадостнее. А теперь ослепительно улыбнись, детка. Покажи зубки.
   Холли машинально улыбалась перед объективом, хотя мысли ее были далеко в прошлом.
   В канун своего шестнадцатилетия она осталась присматривать за девятилетней Бет Маккензи, младшей сводной сестрой Линка. Маккензи вернулись домой очень поздно. Они бурно спорили о чем-то и кричали, осыпая друг друга проклятиями. По всему было видно, что выпили они изрядно.
   Холли, никогда не слышавшая подобных скандалов, была напугана. Она очень обрадовалась, когда неожиданно появился Линк, и стремглав бросилась к нему. Он повез ее домой и всю дорогу приветливо разговаривал с ней, пока она окончательно не успокоилась. А когда Холли призналась ему, что в полночь ей исполнится шестнадцать, он рассмеялся и пожурил, сказав: «Уже шестнадцать — и ни разу не целовалась!»
   Начавшись вполне невинно, поцелуй незаметно перерос в чувственный, долгий, в поцелуй страстно влюбленного мужчины. Холли отвечала ему бесхитростно, наивно и почти лишила Линка самообладания.
   Лунный свет лился с неба. Линк взял в ладони девичье лицо и долго вглядывался в него, словно пытался навсегда запечатлеть в памяти этот миг. Холли одарила его улыбкой. Должно быть, так же улыбалась и Ева, впервые ощутив себя женщиной.
   — Дивная улыбка — как раз то, что нужно! — восхищенно воскликнул Джерри. — Боже мой, детка, если бы ты хоть наполовину была такой чувственной, какой кажешься! Левое плечо вперед. Побольше страсти! Так. Просто великолепно! Повернись ко мне!
   Холли не замечала ни Джерри, ни следовавших одна за другой вспышек фотоаппарата. Ей снова было шестнадцать, и она улыбалась, глядя в глаза любимого.
   Линк пригласил ее провести с ним следующий вечер, но Холли отказалась, поскольку еще раньше обещала присмотреть за дочкой знакомых ее отца.
* * *
   В их доме Линк и застал ее. Он первый сообщил ей о несчастье, случившемся с ее родителями. Машину, в которой они ехали, занесло на извилистой проселочной дороге, и она несколько раз перевернулась.
   Линк отвез Холли в больницу, где врачи отчаянно боролись за жизнь ее родителей. Он ни на минуту не оставлял ее одну, всю ночь просидев рядом в больничном коридоре. Под утро врач сообщил ей о смерти матери. Часом позже та же участь постигла и отца.
   Линк утешал ее, успокаивал, пока она кричала и рыдала, осознав, что привычный мир рухнул. Окончательно выбившись из сил, девушка уснула у него на руках.
   Очнулась она в больничной палате. Рядом сидела сестра ее матери, Сандра. Холли знала свою тетку лишь по нескольким выцветшим фотоснимкам, хранившимся в коробке из-под туфель, полной семейных фотографий.
   Через несколько дней Сандра увезла Холли к себе. Она жила в Манхэттене и была хозяйкой модельного агентства, готовившего высококлассных топ-моделей.
   К восемнадцати годам Холли уже вполне овладела профессией. К девятнадцати успела сняться на обложках всех престижных американских и европейских журналов. А к двадцати годам стала лицом фирмы «Ройс». Самый именитый в Европе модельер предложил ей подписать выгодный контракт на рекламу всех его разработок, начиная от духов и белья и заканчивая одеждой и косметикой.
   Когда Холли начала работать в модельном бизнесе, она оставила себе лишь часть своего полного имени — Шаннон. Таким образом, она пыталась отделить себя от роскошной красавицы, смотревшей на нее со страниц модных журналов и обольстительно улыбавшейся с телеэкрана, призывая купить изысканное белье.
   Шаннон была чувственной, великолепной, неземной.
   Холли представляла собой полную ее противоположность.
   Привыкнув за многие годы ощущать себя гадким утенком, Холли никак не могла привыкнуть к метаморфозам, которые происходили с ее лицом и телом после того, как она попадала в руки опытных визажистов, знаменитых стилистов и поистине творивших чудеса осветителей.
   Больше всего Холли раздражала неизменно следовавшая за ней в шикарных автомобилях свита импозантных мужчин, притягиваемых ее ослепительной красотой. Она сознавала, что все они одетые в превосходные костюмы от самых дорогих кутюрье, в сущности, любили не ее, а образ на красочных разворотах модных журналов.
   Она отвечала им холодностью, высокомерием и равнодушием.
   Разговаривая о ней, мужчины использовали самые разные эпитеты. «Фригидная» был, пожалуй, самым скромным из них.
   Будучи в свои двадцать два года девственницей, Холли невольно будоражила умы и сердца сильной половины человечества, неизменно оставаясь воплощением их мечты о сексуальной и искушенной любовнице.
   — Закинь руки за голову, — произнес Джерри. Холли двигалась точно во сне, представляя, что ее руки скользят по плечам Линка, погружаются в его густые каштановые волосы.
   — Выше, — скомандовал Джерри. — Вот так, хорошо. Теперь прогнись и встряхни волосами.
   Холли замешкалась. Она не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь доводилось вот так прогибаться. Она никогда не пыталась обольстить Линка, выставляя напоказ свои прелести.
   Холли любила его.
   — Ну, давай, милая, — нетерпеливо произнес Джерри. — Немного сексуальнее. Думай о своем любовнике.
   Ни в прошлом, ни в настоящем Холли не находила необходимых ощущений. Она постаралась принять требуемую позу, но все получалось скованно и неестественно.
   — Нет, нет и нет! — возмущенно выкрикивал Джерри.
   Холли попыталась расслабиться и повторить все снова.
   — Плохо, — безжалостно констатировал фотограф. — Ах, прости, — с сарказмом добавил он, — я и забыл, что ты равнодушна к любовным утехам. Что ж, тогда хотя бы положи руки на свои восхитительные и совершенно никчемные бедра и сделай вид, что испытываешь страсть, притворись, черт побери!
   Холли тряхнула головой, черные пряди волос рассыпались по спине. Она приняла дразнящую позу и пристально взглянула в фотообъектив.
   Память, точно вспышка молнии, пронзила ее, стоило волосам слегка коснуться обнаженной кожи. Она пожалела о том, что у нее не было таких длинных волос в тот вечер, когда пальцы Линка гладили ее по голове.
   «Почему я не была красивой тогда, в шестнадцать?» — с горечью подумала Холли.
   На смену этой мысли пришла другая, та, что преследовала ее на протяжении последних шести лет.
   «Я бы все отдала за то, чтобы вновь оказаться в объятиях Линка, ощутить прикосновение его теплых губ к шее, снова почувствовать их терпкий вкус…»
   Воспоминание было волнующим и приятным. По телу девушки невольно пробежала сладостная дрожь, столь очевидная, что это смог зафиксировать фотообъектив.
   — Потрясающе! — торжествующе воскликнул Джерри. — Пожалуй, я выдвину тебя на «Оскара», детка. Если бы я не знал тебя так хорошо, то мог бы поклясться, что ты без ума от секса.
   Но Холли не слышала восторгов фотографа более. Ее охватили воспоминания шестилетней давности. Именно тогда, в объятиях Линка, ей впервые довелось ощутить истинный вкус страсти.
   Изящный поворот головы, взметнувшиеся волосы. Холли протянула руки к единственному любимому мужчине. Видение было столь реальным, что девушка как наяву увидела короткие каштановые волосы, стройную мускулистую фигуру. Ее избранник был выше и сильнее остальных. Его глаза несколько раз изменили цвет. Вначале они были карие, затем зеленые и, наконец, потемнели от чувства, которое Холли не бралась назвать.
   Прошлое смешалось с настоящим, голова шла кругом.
   Перед ней стоял Линк, отнюдь не бестелесное видение, а вполне реальный человек. Холли протянула к нему руки. Нет, это не сон. Линк возвышался над суетившимся, бормочущим что-то невнятное фотографом.
   Холли вернулась в настоящее и ясно увидела полный презрения взгляд Линка — ни намека на мягкость или зарождающееся теплое чувство.
   Взгляд холодных глаз скользнул по кучке техников и толпящихся вокруг зевак. Затем снова остановился на Холли. Он изучал ее так откровенно, что девушка залилась краской и невольно прикрыла руками грудь. Она встряхнула головой, чтобы волосы скрыли ее от буравящего ледяного взгляда.
   — О, да это совсем другой образ, — радовался Джерри, выбирая более выгодный ракурс. — Он таит в себе массу возможностей.
   Автоматический затвор фотоаппарата заработал как механическое сердце, кадр, за кадром переводя фотопленку.
   — Недурно, милая, — сдержанно похвалил он. — А теперь выставь вперед правое бедро и изобрази страсть, у тебя это хорошо получается.
   Холли замерла, скованная презрительным взглядом Линка. Она не понимала причину его ненависти. В том, что он ненавидел ее, не было ни малейшего сомнения. Об этом свидетельствовал и жесткий взгляд карих глаз, и выражение его лица.
   В одно мгновение мечты о романтичной любви разлетелись, как осколки хрустального бокала, причинив невыносимую душевную муку, от которой перехватило дыхание.
   — Очнись, Шаннон! — возмущенно прикрикнул Джерри. — У нас не так много времени.
   «Шаннон».
   Профессиональный псевдоним резанул слух, мгновенно уничтожив боль, стальными тисками сжавшую сердце, и напомнил о том, что она давно уже не простодушная влюбленная шестнадцатилетняя девчушка, а всемирно известная двадцатидвухлетняя топ-модель.
   «Ты давно уже не Холли, — зло напомнила она себе, — ты — Шаннон».
   Шаннон никогда бы не позволила мужчине задеть себя за живое. Его презрение не отвлекло бы ее от работы. Она выложилась бы на все сто.
   И даже больше.
   Холли приняла вызывающую позу, уперев руку в бедро и вздернув подбородок. Она была грациозна, как лилия, покачивающаяся на длинном, тонком стебле. Девушка иронично улыбнулась, глядя в объектив, демонстрируя при этом безукоризненно белые зубы.
   — Ты полагаешь, что выглядишь сладострастно? — язвительно поинтересовался Джерри.
   Холли отвернулась, затем перевела дыхание и прищурилась. Она пыталась отрешиться от настоящего и вновь вызвать в памяти образ единственного любимого мужчины. Этот образ поддерживал ее на протяжении последних проведенных, как она считала, впустую лет, с того момента, как Сандра увезла ее от родных мест и от него.
   Мечты о Линке заставляли Холли оживать перед вспышками объектива. Его образ помогал приобрести ту притягательную чувственность, которую она излучала с экранов телевизоров и обложек модных журналов.
   — Взгляни на меня через правое плечо, — командовал Джерри. — Теперь приоткрой ротик и чуть покажи язычок.
   Холли повернулась. Линк по-прежнему стоял на месте, с ненавистью глядя на нее. «Но почему? — с болью в сердце думала Холли. — Чем я провинилась перед ним? Почему он ни разу не ответил на мои письма? Почему он здесь и смотрит с такой ненавистью?»
   Холли вдруг осознала, что от жары и статического электричества шелковое платье прилипло к ней. Облегающие модели Ройса просто кричали о том, что утверждала и реклама, — «созданы для восхитительного обнаженного женского тела».
   На мгновение Холли замерла, чувствуя на себе уничтожающий взгляд Линка. Ее охватило смятение и некое чувство, которое она не испытывала с тех пор, как ей минуло шестнадцать.
   Девушку бросило сначала в жар, потом в холод. Соски напряглись, четко выделившись сквозь тонкую шелковую ткань.
   Ехидная усмешка на губах Линка яснее ясного свидетельствовала о том, что ее реакция не ускользнула от его проницательных глаз.
   Девушке хотелось убежать, спрятаться от безжалостного взгляда. Именно так поступила бы та, прежняя Холли. Но сейчас она была Шаннон, которая никогда не бежит от чего бы то ни было, тем более от мужского презрения.
   Шаннон охотно ответит ему тем же.
   Тончайший шелк облепил бедра Холли. Она решительно повернулась спиной к Линку и, не оглядываясь, пошла между расставленными по всей фотостудии софитами и отражателями.
   — Шаннон! — изумленно окликнул ее Джерри. — Куда ты? Я только что начал!
   — Тем хуже для тебя, — отрезала Холли. — Я, видишь ли, только что закончила.
   Она произнесла это с легким акцентом, свойственным жителям восточного побережья Америки, которым Холли часто пользовалась в разговоре с неуживчивыми людьми типа Джерри.
   Не веря себе самой, Холли решительной походкой уходила от Линка Маккензи, единственного мужчины, которого она любила.
   Холли схватила солнцезащитные очки и извлекла из небольшого холодильника, который повсюду следовал за ней, будь то горы, море или пустыня, бутылку минеральной воды. Холодильник со снедью и прохладительными напитками был одной из привилегий девушки, являвшейся лицом фирмы «Ройс».
   Холли надела очки с розовыми стеклами и отпила глоточек холодной воды. Она с наслаждением задержала жидкость с колючими пузырьками газа во рту и провела ледяной бутылкой по разгоряченным, пульсирующим на запястьях венам.
   — Что ты делаешь? — бесновался Джерри. — Работа в самом разгаре, а ты расселась тут, как королева Елизавета, щеголяя тупым упрямством!
   Холли пропустила гневную тираду мимо ушей, сосредоточив внимание на своих руках. Последнее время они обрели тревожную склонность дрожать.
   Джерри начал ругаться.
   Холли даже бровью не повела, мрачно напомнив себе, что, несмотря на всемирную известность, Джерри был глубоко несчастным человеком.
   Голос Роджера Ройса с мягким британским акцентом прервал возмущенные крики Джерри.
   — Ну, ну, полегче, Джерри. Ты и так заставил Шаннон работать в этакой жаре несколько часов кряду. Любая другая на ее месте давно бы послала тебя к черту.
   Холли медленно повернула голову и взглянула на своего шефа. Роджер Ройс был элегантным высоким блондином, рост которого почти на шесть дюймов превосходил рост самой Холли — пять футов, восемь дюймов. Он был гениален во всем, что касалось силуэта, качества ткани, цвета и женского тела. Помимо прочего, Ройс являл собой нечто диковинное в мире моды — был истинным джентльменом.
   — С тобой все в порядке? — спросил Роджер.
   — Пытаюсь прийти в себя, — сдержанно ответила Холли.
   Шеф дотронулся до ее лба.
   — Ты так бледна, несмотря на макияж, — произнес он.
   — Я прекрасно себя чувствую.
   — Что-то не похоже. Холли слабо улыбнулась.
   — Я и не заметила, что мы работали три часа подряд, — ответила она. — Так увлеклась.
   — Ты уверена, что с тобой все в порядке?
   — Конечно.
   Роджер повернул Холли лицом к свету.
   — И, тем не менее, ты очень бледна, — взволнованно повторил он.
   Холли пожала плечами.
   — Мне не следовало полагаться на Джерри, — продолжал Роджер. — Он превращается в настоящее чудовище, если какая-нибудь из моделей отказывается переспать с ним.
   — В моей бледности виноват вовсе не Джерри.
   Роджер буркнул что-то себе под нос, явно не соглашаясь с Холли.
   — Поверь мне, — попыталась переубедить она. Единственным, кого следовало винить за ее теперешнее состояние, был Линк Маккензи.
   «Да и это не так, — одернула себя Холли. — Во всем виновата я сама. Слишком уж предавалась мечтам. Боже, как все было чудесно! Но тем горше разочарование от настоящего».
   Холли терялась в догадках. Почему Линк возненавидел ее? Он очень переменился.
   — Обычно я с головой ухожу в работу, забывая о времени, — беспечно добавила девушка.
   — Я знаю. Это лишь немногое из того, что делает тебя потрясающей моделью.
   Глаза Роджера сузились. Он заметил на лице Холли следы усталости и нервного напряжения. Подойдя к ней, он осторожно откинул с ее утонченного лица прядь волос.
   — Ты явно выглядишь усталой, милая, — тихо сказал он. — Возвращайся-ка в отель и отдохни у бассейна. Но не переусердствуй, а не то…
   — …у меня появятся следы от загара, и я не смогу демонстрировать половину из твоих роскошных платьев, — лукаво улыбаясь, закончила за него Холли.
   Роджер рассмеялся, заключая девушку в объятия.
   — Вот за что я люблю тебя, — сказал он. — Ты понимаешь меня с полуслова.
   — Ты любишь всех манекенщиц, на которых хорошо сидят твои наряды, — заметила Холли.
   — Да, но на тебе все сидит превосходно, и поэтому я люблю тебя больше всех, — отшутился Роджер.
   Холли улыбнулась и укоризненно покачала головой. Она очень серьезно относилась к Роджеру как к дизайнеру, считала его своим другом, а не потенциальным любовником.
   Роджер, в свою очередь, предпочел бы, чтобы все было иначе. Однако он был достаточно умен и понимал, что стоит ему настоять на близости, как он тут же потеряет ее навсегда. Поддерживая же дружеские отношения, он еще долго будет иметь возможность использовать необыкновенную, ослепительную внешность Шаннон в рекламе своей продукции.
   Холли никогда не чувствовала к Роджеру физического влечения, как, впрочем, и к любому мужчине, с тех пор как влюбилась в Линка. Однако доброта и ясный ум Роджера привлекали ее, она с радостью общалась с ним. Его искренняя дружба поддерживала Холли в холодном, насквозь лживом мире модельного бизнеса.
   — Прошу прощения за то, что прерываю вашу милую беседу, — послышался суровый мужской голос, — но мне сказали, что я могу видеть здесь Роджера Ройса.
   Холли не сомневалась, что, повернувшись, увидит перед собой Линка. Она сразу узнала этот голос — на протяжении долгих лет она хранила его в памяти, как и незабываемые ощущения, которые некогда испытала в его объятиях.
   — Я — Роджер Ройс, чем обязан?
   — Линк Маккензи, — бесстрастно представился Линк.
   Он не протянул руку и не добавил к сказанному ни единого слова.
   Роджер придирчиво оглядел его с ног до головы, начиная с волнистых каштановых волос и заканчивая запыленными ковбойскими сапогами. И, подобно комментатору скачек, дал беглое описание тому, что предстало его взору.
   — Шесть футов, четыре или пять дюймов, — констатировал он. — Хорошо развитая мускулатура. Достаточно рельефная. Отвратительная ковбойская одежда. Вам придется отказаться от нее, если я приму вас на работу.
   У Холли захватило дух в предчувствии реакции Линка на подобные замечания в его адрес. Ведь так обычно описывают чистокровных скакунов на аукционе.
   — Чистые руки, — между тем продолжал Роджер. — Хорошие ноги, стройные, но достаточно сильные. Дорогие сапоги. По большому счету не так уж плохо. Нет, на самом деле даже очень неплохо. За исключением лица. Оно… как бы это сказать… слишком уж суровое. У мужей при одном взгляде на вас пропадет всякое желание покупать продукцию «Ройс». Не могли бы вы улыбнуться, Линк Маккензи?
   У Холли отлегло от сердца, как только она увидела на лице Линка улыбку. Она не понимала, какую игру затеял Роджер, зато точно знала, что он выбрал для этого неподходящую кандидатуру.
   — Нет, — Роджер покачал головой, — вы нам не подходите. Попросите ваше агентство прислать кого-нибудь попривлекательнее. Да скажите, чтобы поторопились. Съемки в Невидимых родниках начнутся уже в понедельник.
   Улыбка исчезла с лица Линка, не оставив на нем ничего, что могло хоть немного смягчить суровые черты.
   — Нет, — твердо сказал он.
   Холли уставилась на него во все глаза. Это был уже не тот Линк Маккензи, которого она знала. Этот человек, казалось, вовсе не был способен на нежность. Его губы выражали непреклонность — вряд ли он мог подарить ей теплоту и чувственность, о которых долгие годы грезила Холли.
   — Что именно «нет»? — поинтересовался Роджер. — В вашем агентстве нет никого привлекательнее вас или им затруднительно быстро выслать необходимого нам человека?
   — Нет, и точка.
   — Ну, полно, — нетерпеливо произнес Роджер, при этом его британский акцент заметно усилился, — полагаю, и от мрачного ковбоя можно, в конце концов, чего-то добиться.
   Линк рассмеялся. Похоже, слова Роджера здорово позабавили его.
   — Видите ли, я вовсе не модель, — наконец сказал он. — Я не принадлежу никакому агентству, и мне приходилось встречать парней гораздо привлекательнее меня. Взять хотя бы вас. Этакий хорошо образованный викинг.
   Несколько обескураженный неожиданным поворотом дел, Роджер улыбнулся в ответ и склонил голову набок, изучая стоявшего перед ним высокого мужчину.
   — Так вы не модель? — переспросил он.
   — Нет.
   — Очень жаль. У вас определенно есть задатки. И ум.
   — И к тому же я присматриваю за Невидимыми родниками, — вставил Линк.
   — Неужели? Мы как раз собираемся снимать там в понедельник.
   — Сомневаюсь. Как раз там вы снимать не будете ни в понедельник, ни во вторник, ни в какой-либо другой день.
   Роджер помрачнел, выпустив из рук прядь волос Холли, которую он рассеянно теребил.
   — Не соблаговолите ли вы сообщить нам причины? — высокопарно произнес он.
   — Нет.
   Улыбка на лице Линка заставила Холли содрогнуться, хотя он ни разу не взглянул на нее, с тех пор как застал в объятиях Роджера.
   — Терпеть не могу тунеядцев и их содержанок, — отчеканил Линк. — И не позволю им врываться на мое ранчо.
   Если до этого Холли была просто бледна, то после того как ее назвали содержанкой, на лице не осталось ни кровинки. Она была слишком потрясена услышанным, чтобы сказать хоть что-то в свою защиту или назвать истинного владельца Невидимых родников.