Лоуэлл Элизабет. Только моя

   Не дожидаясь ответа или протеста Джессики, Вулф отпустил ее и подошел к братьям Моранам. Музыка оборвалась так резко, словно ее отсекли ножом.
   – Джентльмены, – сказал Вулф с убийственной мягкостью. – Я не хочу, чтобы вас обманывала внешность. Леди Джессика спровоцировала наш брак, заявив, что я соблазнил ее. Я этого не делал. Она и сегодня столь же девственна, как и в момент ее рождения. Тем не менее мы женаты. Маленькую монашенку устраивает это, поскольку она знает, что я не стану принуждать ее. Она полагает, что может навсегда остаться избалованным ребенком и постоянно играть – в женитьбу, в женщину, в хозяйку дома.
   Тишина, установившаяся после слов Вулфа, была такой, что завыванья ветра снаружи могли вывернуть наизнанку всю душу Вулф перевел взгляд с Рейфа на Рено и продолжил монолог тем же мягким, тщательно контролируемым тоном
   – Вы можете получать удовольствие от ее улыбки, смеха и живой беседы, но не пытайтесь связывать себя с избалованной соблазнительницей, которая хнычет во время бури и не может разжечь огня ни в постели, ни вне ее. Дождитесь настоящей женщины, такой, как Виллоу, не девчонки, а женщины, способной сражаться бок о бок с вами, достаточно страстной, чтобы зажечь огонь и в душе, и в теле, и настолько щедрой и самоотверженной, чтобы подарить вам детей, даже рискуя собственной жизнью. Джессика – не та женщина.
   Вулф повернулся на пятках и направился к передней двери. Свирепый вой ветра ворвался в комнату, когда дверь открылась. Не сказав ни слова и не бросив взгляда на жену, Дерево Стоящее Одиноко исчез во тьме штормовой ночи.

12

   Джессика и так спала плохо, а в эту ночь еще хуже обычного. Испепеляющее душу обвинение Вулфа, которое подвело итог краху всех ее планов, словно эхо, звучало в мозгу, причиняя нестерпимую боль. Противопоставить этому она могла только терпение, как терпела она и в прошлом, отметая воспоминания, вытесняя их в ту часть сознания, с которой соприкасалась лишь в кошмарах. Но сегодня она не могла сопротивляться, как сопротивлялась раньше. Сегодня она чувствовала, что старательно сооруженные ею защитные редуты рушились, словно домики на песке во время прилива.
   Когда Вулф вошел в комнату, молча разделся и скользнул под одеяло, Джессика скорее бодрствовала, чем спала. Она ощутила, что он принес с собой запахи хвои и свежего снега. От его волос пахнуло холодным ветром, который гулял по всей земле.
   Она лежала неподвижно, уверенная, что он знает о ее бодрствовании. Джессика ожидала, что он заговорит с ней. Когда же он просто перевернулся на бок спиной к ней, она закрыла глаза и сказала себе, что рада более не слышать слов, бьющих наотмашь, от Дерева Стоящего Одиноко.
   Но ей отнюдь не было радостно. Уж лучше бы ее поносили, чем лежать в этом сумеречном состоянии, испытывая тоску, боль и одиночество, прислушиваясь к победоносным воплям ветра. Трясясь от холода, от которого не спасало даже меховое одеяло, она мечтала об успокоительном сне. Постепенно подкралось нечто, похожее на сон, однако не принесло с собой облегчения Теперь она стала совсем беззащитна.
   За окном бушевала северная пурга, приводя в исполнение суровые угрозы ветра. Метель гнала массы мокрого снега и острых льдинок по всей земле. Куски льда гремели по крыше и стучали по оконным рамам, а ветер плакал женским голосом, напоминая о вечном проклятье.
   Голосом ее матери.
   Ужас, леденящий больше, чем буря, охватил Джессику. В каком-то полусне она стиснула зубы, чтобы сдержать готовый вырваться крик. Она не позволила Вулфу услышать его.
   «…избалованная соблазнительница, которая хнычет во время бури…»
   Издав беззвучный крик отчаяния, Джессика уткнулась лицом в подушку, борясь с воспоминаниями, борясь с кошмарами, борясь с собой. Чувствуя ее слабость, ветер завыл, хищно приближаясь к ней. Ледяные щупальца старались преодолеть последние остатки ее сопротивления. Голос матери звучал все настойчивее
   Но Джессика слышала слова Вулфа, ранящие до глубины души:
   «Дождитесь настоящей женщины, такой, как Виллоу, не девчонки, а женщины… достаточно страстной, чтобы зажечь огонь в вашей душе… самоотверженной, чтобы подарить вам детей, даже рискуя своей жизнью.
   Джессика – не та женщина».
   Ветер торжествовал, призывая к себе в союзники воспоминания и кошмары, нашептывая Джессике, что она одинока, а он, ветер, правит бал по всей земле.
   Крики, которые она подавила в себе, превратились в содрогания. И если она могла совладать с собственным плачем, то не в состоянии была одолеть обрушившиеся на нее воспоминания детства Надрывный материнский голос приходил вместе с кошмарами и замолкал лишь после пробуждения
   Джессика наконец пробудилась. Она помнила крики матери и ругательства отца, две переплетенные фигуры, которые бились в отчаянной схватке враждебных полов.
   «Я не хочу это вспоминать!»
   Однако она не могла справиться с нашествием воспоминаний.
   Внезапно она поняла, что больше не в состоянии сдерживать крики. На свете есть только одно место, где она будет свободна, – снаружи, в центре вихря. Там ничто живое ее не услышит.
   Как только нога Джессики спустилась с кровати, мощная рука обвила ее талию и заставила снова лечь. Это было как продолжение ее кошмаров, когда толстая рука отца хватала убегающую мать и тянула для совокупления, а мать сопротивлялась из всех своих слабых сил.
   Вулф почувствовал, как отчаянно напряглась Джессика. Свободной рукой он прикрыл ее рот, не давая закричать. После некоторой борьбы он пресек ее попытки освободиться. Он так плотно прижал ее своим огромным телом, что она едва могла дышать. Кричать было невозможно. Как и вырваться.
   – Если ты думаешь, что я позволю тебе ускользнуть, чтобы тебя утешил один из красавцев-братьев, то ты сошла с ума, – сказал Вулф низким, свирепым голосом.
   Вначале она вообще не поняла, что слышит слова. Затем до ее сознания дошло, что она беспомощна, но ей не причиняют боли. Это Вулф сделал ее пленницей. Это Вулф говорит с ней. Вулф, которому она доверяла с того момента, как впервые увидела его. Вулф, который был ее талисманом от ночных кошмаров и ужасов, когда они приходили днем. Вулф, который может ненавидеть ее, но никогда не изнасилует
   Конвульсивно дернувшись, Джессика перестала сопротивляться.
   – Вот так-то лучше, ваша милость. Я знаю, что мои прикосновения вам противны, но что поделаешь. Это ведь вы хотели нашего брака, а не я.
   Джессика широко открыла глаза. Она мотала головой, вырывалась, пытаясь освободиться от его руки. Вулф перестал зажимать ей рот. Она облизнула губы и попыталась заговорить. Попытка удалась лишь на третий раз.
   – Твои прикосновения мне вовсе не противны, – прошептала она. – Правда, Вулф.
   – Ты очень сладко лжешь, сестра Джессика, но твое тело говорит мне правду, – произнес Вулф с сарказмом. – Ты бы кричала и выцарапала мне глаза, если бы я позволил себе коснуться тебя… Что вряд ли похоже на действия девушки, которой приятны прикосновения мужчины.
   – Ты не понимаешь… Я была в плену воспоминаний, когда ты схватил меня, и я не могла понять, где было воспоминание, кошмар и где реальность.
   – Оставь эту ложь для братьев Моранов! Они верят, что ты именно такая женщина, какой пытаешься казаться.
   Вулф отпустил Джессику и отодвинулся, словно не желая даже касаться ее.
   – Вулф, – зашептала она взволнованно, пододвигаясь к нему. – Вулф, ты единственный, кому я всегда доверяла! Пожалуйста, не отдавай меня ветру! Он украдет у меня разум, как украл у нее…
   Дрожание холодной руки Джессики, дотронувшейся до него, потрясло Вулфа не меньше слов. Но он еще не верил, что это не игра.
   – Это всего лишь буря, – сказал он жестко.
   – Нет-нет, – шептала Джессика. – Он украл ее душу… Разве ты не слышишь, как она плачет? Ты только прислушайся! Это крик только что проклятой женщины…
   Дрожь, сотрясавшая тело Джессики, передавалась Вулфу через холодные пальцы, сжимавшие его руку. Несмотря на гнев, он не мог отвернуться от этой отчаянной мольбы, как не мог отказаться от своей любви. Он положил руку на ладонь Джессики, пытаясь согреть ее пальцы.
   – Джесси, это всего лишь ветер… и ничего более.
   Она не слышала Вулфа. Она слышала лишь душераздирающий крик, пришедший из прошлого. Она лежала с широко раскрытыми глазами, неподвижная, но сотрясаемая неудержимой дрожью, и слушала ветер, зная, что скоро мать убежит от отцовского ложа и помчится по залу, плача, крича и причитая, и голос ее сольется с ветром, буйствующим за окном.
   – Джесси!..
   Ответом ему было лишь частое, неглубокое дыхание Джессики. Вулф медленно прижал ее к себе. Хотя ее тело было напряжено, она не выказала сопротивления. Она просто лежала на нем, дрожа, словно натянутая до предела тетива. Он вспомнил, что так же она дрожала, когда он извлек ее из стога сена в грозу. Тогда она кричала от ужаса.
   Он поймал себя на том, что хочет, чтобы сейчас она тоже выплакалась, выкричалась.
   Она не плакала. Она просто лежала и дрожала всем телом. Сознание того, что он довел ее до предела, не принесло радости Вулфу. Если бы он мог, он забрал бы назад все причинившие ей боль слова.
   – Все в порядке, эльф, – сказал он мягко. – Он погладил ей спину, пытаясь снять какую-то часть напряжения. – Никто не обидит тебя. Ты будешь в безопасности, поверь мне.
   – Я поверила однажды, – прошептала она. – Ничто не может остановить ветер.
   – Ветер не причинит тебе зла. – Рука Вулфа медленно гладила мягкие волосы Джессики. – Со мной ты в безопасности.
   Молчание затянулось настолько, что Вулф почувствовал неловкость. Он отвернулся на миг, чтобы зажечь свечу, решив, что живой танец пламени успокоит Джессику Когда он повернулся к девушке, он увидел, что Джессика пристально смотрит в окно огромными безумными глазами.
   – Джесси, – шепнул он.
   – Ты не слышишь ее, парень? – спросила Джессика голосом маленькой шотландской девочки, которой она была когда-то, и с шотландским акцентом.
   Ледяная волна пробежала по позвоночнику Вулфа.
   – Кого ты услышала?
   Джессика прищурилась, ее голос изменился, акцент стал английским.
   – Граф, у мамы опять… Сперва плач, потом кровь, потом похороны…
   Вулф смотрел на Джессику. Ее глаза были по-прежнему широко открыты и устремлены на что-то, что могла видеть только она и что приводило ее в ужас.
   – Скажи мне, что ты видишь, – мягко потребовал Вулф.
   Она закрыла глаза.
   – Я не буду вспоминать.
   – Ты должна. Это тебя съедает живьем. Назови своего дьявола, и он не будет владеть тобой. Назови его, Джесси Не случится ничего хуже того, что есть сейчас.
   Раздался сильный удар грома, и лавина звуков обрушилась на дом Джессика даже не вздрогнула, поскольку находилась в другом измерении, переживая другую, более жестокую бурю. Она открыла невидящие глаза и снова ушла в прошлое.
   – Граф хочет сына, – шептала она. В этой фразе не ощущалось ни английского, ни шотландского акцента, речь была как у жителей Запада.
   Вулф гладил волосы Джессики, пытаясь успокоить ее.
   – Продолжай, – сказал он тихо.
   – Граф хочет сына.
   – Да, я понимаю.
   – Мать не хочет рожать. Она никогда не хотела рожать после первого раза. Роды чуть не убили ее.
   Рука Вулфа остановилась, он вспомнил слова Джессики о том, что женщины не хотят второго ребенка после рождения первого. Он возобновил свое нежное движение.
   – Твой отец сердит на мать?
   – Постоянно. Он пьян. Он идет через зал к комнате матери. Дверь заперта… Он стучит в дверь снова и снова.. Мне не слышно многое из того, что он выкрикивает, потому что бушует буря, и мать опять плачет…
   Вулф закрыл на момент глаза, надеясь, что рождающиеся у него подозрения не оправдаются.
   – Твоя мать открывает дверь? – спросил он.
   – Нет.
   Со вздохом облегчения он спросил:
   – Что еще ты видишь?
   – Он приносит топор к двери. Грохот и плач… Ее голос, как плач ветра за окном.
   Вулф снова прикрыл глаза. Нежно и осторожно он коснулся лба Джессики. Кожа у нее была холодная и влажная
   – Он тащит ее в зал, – продолжала Джессика, – клянется, что будет иметь сына от нее во что бы то ни стало.
   Сердце перевернулось в груди у Вулфа, когда он услышал то, что происходило дальше.
   – Джесси…
   – Мать сопротивлялась, и он бил ее, пока она не затихла, а затем сделал свое дело. Когда все кончилось, она осталась лежать неподвижно, пока я не подошла. Я смыла кровь и отвела ее на кровать.
   – Боже милостивый! – содрогнулся Вулф, потрясенный услышанным. – Ведь ты была ребенком!
   Джессика продолжала рассказывать, как будто Вулф ничего не говорил. Она не верила, что может освободиться от воспоминаний. Она хотела лишь, чтобы Вулф понял, что она вырывалась от него вовсе не потому, что он был ей противен.
   – Иногда у нее происходили выкидыши после нескольких недель болезни и тошноты, – продолжала она безжалостно. – Иногда она оставалась тяжелой, несмотря на постоянную рвоту и обмороки. Затем, всю пожелтевшую, ее везли рожать, зная, что ребенок будет мертвый. Никто из деревенских не хотел присматривать за ней, все считали ее проклятой. Я оставалась с ней одна.
   – Джесси, – голос Вулфа прервался.
   – Когда все было кончено, я обмывала и укутывала маленький труп в покрывало для крещенья… Они были, словно восковые куклы, неподвижные и бледные, как и мраморные головки, которые мы ставили на могиле… Шесть головок в ряд…
   Джессика смотрела на Вулфа широко раскрытыми глазами.
   – Я все делала для того, чтобы отнять их у ветра. Все же ветер забрал их всех, а в конце концов взял и ее. Я слышала их голоса в каждый шторм, но чаще всего я слышу ее голос. Она зовет меня, напоминает, что ужас ожидает всех женщин на брачном ложе.
   Вулф начал было снова гладить ее, затем остановился, боясь напугать. Только сейчас он наконец понял, до какой степени она боялась мужских прикосновений.
   Это было последнее и самое сильное ее содрогание. Когда тело Джессики успокоилось, она впервые с того момента, когда ею овладели воспоминания, осмысленно взглянула на Вулфа. Она видела лишь его силуэт на фоне золотого пламени свечи. Поколебавшись, она поднесла руки к его лицу, желая удостовериться в его реальности.
   – Ты такой теплый, – выдохнула она.
   Она тихонько ласкала его щеки, наслаждаясь его теплом, словно он был большим костром. Вулф хотел было что-то сказать, но не нашел слов, чтобы выразить все чувства, владевшие им.
   – Я не собираюсь бороться с тобой, – шептала Джессика, изо всех сил напрягая голос, боясь, что он может пресечься. – Со своим собственным Вулфом… – Ее руки обвились вокруг его шеи, она уткнулась лицом в его грудь. – Пожалуйста, не надо ненавидеть меня… Ты единственный, кому я верю.
   Вулф ощутил тепло ее слез не шее, и у него самого защипало в глазах. Из его груди вырвался глухой вздох, и он коснулся щеки Джессики рукой, которая слегка дрожала.
   – Я тебя не ненавижу, Джесси, – сказал он хрипло. – Такого никогда не было.
   Она повернула голову и поцеловала его ладонь.
   – Спасибо, – прошептала она.
   – Не сыпь мне соль на рану, – произнес он напряженным голосом. – Это я должен просить тебя, чтобы ты меня не ненавидела. Я считал тебя всего лишь взбалмошной и упрямой. Я не подозревал, что ты борешься за свою жизнь.
   Губы Вулфа скользнули по векам и ресницам Джессики, промокая соленые слезы.
   – Не плачь, эльф. Это выворачивает мне душу наизнанку. Перестань, прошу тебя. Впредь я никогда не буду таким жестоким.
   – Я п-прошу п-прощения… я знаю, мои слезы п-противны тебе. Но я…
   Вулф прижал палец к ее губам, не позволив ей продолжить.
   – Твои слезы мне нисколько не противны.
   – Но ты с-сказал…
   – Успокойся, малышка. Когда я это говорил, я был взбешен, потому что думал, что мои прикосновения вызывают у тебя отвращение, вот и все.
   – Никогда! – горячо воскликнула Джессика, еще крепче обнимая его за шею. – Никогда, никогда, никогда! Ты был моим талисманом от ветра. Я носила тебя у сердца, а когда ты стал ненавидеть меня, у меня ничего не осталось кроме ветра.
   От горечи и презрения к самому себе у Вулфа перехватило горло. Он прижал к себе Джессику, ощутив ее дыхание на лице.
   – Куда ты собралась, когда я остановил тебя несколько минут назад? – спросил он ее наконец.
   – К ветру.
   Он попробовал что-то сказать и понял, что не может. Тогда он стал шептать ее имя, повторяя его множество раз и целуя ей веки и ресницы. Он хотел рассказать ей, как он жалеет, что причинил ей столько боли, но лишь целовал… Как он мог не понимать ее до такой степени?
   «Когда я с тобой, я не слышу ветра…»
   Как мог он отвернуться от нее и оставить наедине с тем, чего она боялась больше всего на свете?
   – Прости меня, Джесси, – прошептал наконец Вулф. – Если бы я знал, я бы не был таким жестоким. Ты веришь мне?
   Джессика кивнула. Она все так же прижималась лицом к шее Вулфа.
   – Ты можешь простить меня?
   Она снова кивнула и обняла его еще крепче.
   Он застонал.
   – А я себе простить не могу.
   Вулф молча обнимал Джесси, чувствуя, как постепенно напряжение уходит из ее тела. Она еще вздрагивала, когда налетал сильный порыв ветра, но уже не трепетала, словно осенний лист на ветру Наконец она издала долгий, прерывистый вздох и поцеловала Вулфа в шею в том месте, куда прижималась лицом. Кожа на шее была теплая и влажная от ее слез…
   – Я, кажется, тебя всего обревела.
   – Ничего, я не в обиде.
   Джессика подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
   – Правда?
   – Правда
   Она улыбнулась все еще слегка дрожащими губами.
   – Это значит, что ты простил меня?
   – Когда я сказал, Джесси, что твои слезы мне противны, я вовсе так не думал
   – Нет, я о другом… Я спрашиваю: ты простил меня за то, что я подстроила этот брак?
   Возникла минутная пауза, после которой Вулф вздохнул
   – Ты верила, что борешься за свою жизнь. Я не могу винить тебя за это.
   – Я не знала, как несправедливо это по отношению к тебе, – зашептала Джессика, и слезы снова брызнули из ее глаз. – Я верила, что буду для тебя хорошей женой, правда, я верила. Я не знала, как многого мне не хватает в.. во всем.
   Большой палец Вулфа прикоснулся к ее губам, не давая ей сказать более того, что она успела.
   – Не преуменьшай своих достоинств, Джесси. Не твоя вина, что я полукровка. Ты будешь хорошей женой для лорда.
   – Стоп, – теперь она прижала пальцы к его рту.
   Он осторожно приподнял ее руку и продолжил:
   – Это правда. Ты рождена и воспитана, чтобы украшать замок лорда.
   – Правда в том, что ты тот человек, который может вскружить голову и разбить сердце любой женщине. И ты, конечно, это знаешь.
   – Я знаю, что внешность – не самое главное для мужчин, лошадей, собак, – сказал он сухо.
   Джессика улыбнулась, хотя по ее щекам текли слезы.
   – Дело не только во внешности, мой лорд Вулф. Ты очень неординарный мужчина.
   Вулф нагнулся и прошелся ртом по серебристым следам ее слез
   – Побудь под одеялом, Джесси. Я сейчас приду.
   Вулф слез с кровати и натянул темные брюки. Стоя, он чувствовал, что Джессика наблюдает за ним. Он посмотрел через плечо и прочитал восхищение в ее глазах, направленных на его обнаженную спину. В нем зашевелилось желание, которое не сопровождалось гневом. Он наконец понял, что Джессика вовсе не дразнила его и не стремилась заставить ежиться под ее взглядом. Она просто не отдавала себе отчета в том, что заключал в себе ее взгляд. Она, наверное, испугалась бы, если бы поняла это. При ее уровне знаний о сексе она не могла и помыслить о чем-то, кроме простых взглядов и прикосновений.
   Вулф вернулся с небольшой рюмкой бренди в одной руке и стаканом теплой воды в другой. Он поставил стакан на столик, сел на кровать и согрел рюмку руками. Вскоре комнату наполнил пьянящий аромат бренди
   – Я хочу, чтобы ты восприняла это как лекарство, – сказал Вулф. – Это поможет тебе согреться.
   – Откуда ты знаешь, что у меня внутри холод?
   Он пожал плечами.
   – Мне доводилось испытывать страх. Это не забывается.
   Удивленная, она широко раскрыла аквамариновые глаза.
   – Ты?
   Вулф улыбнулся, увидев ее недоверие.
   – Много раз
   – Когда?
   – Один из самых неприятных случаев был, когда я увидел буйвола, который с ревом несся на лошадь лорда Роберта. Нога лошади попала в чью-то нору, и она упала. Я мчался на помощь во весь опор без седла. Я видел, как буйвол уже убил чейеннских охотников. Я знал, что то же самое будет и со мной, если промахнусь.
   – Ты не промахнулся!..
   – Да, не промахнулся… Но иногда мне приходит в голову, что лучше бы мне промахнуться.
   Когда он прочитал смятение в лице Джессики, уголки его рта опустились. Он жестом предложил ей выпить бренди. Она глотнула, сделала гримасу, затем глотнула второй раз.
   – Это вовсе не значит, что я желал смерти лорду Роберту, – пояснил после паузы Вулф. – Но если бы я не сделал этого эффектного выстрела, он оставил бы меня у чейеннов. Мне тогда было тринадцать, я готовился к посвящению в воины.
   Джессика смотрела на Вулфа поверх рюмки, в ее задумчивых глазах плясали блики пламени.
   – Может быть, мало что изменилось бы, если бы я остался, – продолжал Вулф, пожимая плечами – Я всегда был чужаком среди чейеннов. Какую-то часть моего «я» всегда притягивала страна среди моря, где жил мой отец. Но я никогда не чувствовал себя и англичанином. Большая часть моего «я» принадлежала дикой стране с лесными кострами. Проклятый виконтов дикарь!
   Она издала протестующий возглас.
   Вулф снова пожал плечами.
   – В итоге я не стал ни индейцем, ни англичанином Я стал человеком, который сам избирает свой путь, свой образ жизни.
   – Человек Запада.
   Он несколько грустно улыбнулся.
   – Да… Человек без дома и семьи, с прошлым, которое больно вспоминать.
   Вулф взглянул на Джессику. Печаль в ее глазах была почти осязаемой. Слезы снова покатились по ее щекам, потому что она знала, о чем он думает: он, человек Запада, был женат на женщине, которая не подходила ему.
   – Вулф…
   – Допей бренди, эльф. Затем я протру твое лицо и руки розовой водой. После этого, если ты пожелаешь, я обниму тебя так, чтобы ты не слышала ветра, и ты уснешь.
   Джессика пробовала что-то сказать, но Вулф приложил палец к ее губам.
   – Допей бренди. Это снимет напряжение с твоих мышц почти так же хорошо, как и массаж.
   Воспоминания о той ночи, когда Вулф втирал ароматное масло в ее ноющее тело, молнией сверкнули перед глазами
   – Не беспокойся, Джесси, – сказал он будничным тоном. – Я больше не напугаю тебя, как прошлый раз. Тебе не надо будет бороться за свою жизнь.
   С закрытыми глазами Джессика подняла рюмку, допила остатки бренди, удивляясь про себя, почему она испытала сейчас не облегчение, а горечь.
   – Вулф, – она закашлялась и проглотила комок в горле. – А все… то есть большинство.. – Она вновь закашлялась.
   – Не спеши, эльф. – Вулф прислонил Джессику спиной к подушкам и подтянул выше меховое одеяло – Расслабься
   Он потянулся за стаканом с водой, смочил льняную тряпочку и выжал ее. Он легонько протер Джессике лицо, удалив следы слез.
   – Вулф.
   Он издал гортанный звук, похожий на мурлыканье очень большого кота
   – Я думала, что все браки похожи на брак моей матери, – сказала Джессика.
   – Я понимаю тебя. Сейчас.
   – Но они ведь не такие?
   – Нет.
   – Даже на брачном ложе?
   – Там тем более, – ответил Вулф, слишком тщательно выжимая тряпочку. – Если муж и жена любят друг друга, брачное ложе – место наслаждения дла обоих. Если есть любовь… Если есть любовь, я думаю, рай не сможет дать большей радости.
   Тряпочка легко двигалась по руке Джессики. Порой она касалась чувствительной внутренней стороны запястий, где под нежной кожей тихо пульсировала жизнь.
   – Большинство мужчин, – продолжал Вулф, водя тряпочкой по ее ладоням и пальцам, – не пьяницы и не жестокие маньяки. Они не испытывают удовольствия, когда больно женщине.
   Джессика смотрела на Вулфа внимательными, широко открытыми глазами.
   – Любой мужчина, достойный так называться, сознает свою силу. Он знает, что женщины более деликатно устроены, медленнее загораются страстью; но уж коли женщина загорелась, ее огонь не сравнить ни с чем. И она щедро делится этим пламенем с любимым.
   – Несмотря на боль?
   – При возбуждении женщина испытывает только удовольствие, чувствуя мужчину в своем теле. Когда пламя разделяют оба партнера, это самый сладкий вид горения.. Для обоих.
   – Огонь без боли, – прошептала Джессика, вспомнив свои слова.
   Волна желания накатила на Вулфа, но ничто в его лице не изменилось; он отвернулся, чтобы сполоснуть тряпочку
   – Да, – произнес он, протирая другую руку Джессики. – Огонь без боли.
   Она продолжала смотреть на Вулфа чистыми, внимательными глазами, любуясь изгибом его черных бровей, густой шапкой чуть всклокоченных волос, бездонными сумерками его глаз и четко очерченными губами.