Лоуэлл Элизабет. Только моя

   Неприкрытая ностальгия в голосе Вулфа вызвала такое раздражение у Джессики, что она забыла о своих страхах, связанных не только с единственной спальней, но и с единственной кроватью.
   – Опять эта Виллоу, – сказала Джессика, скрывая злость за вздохом. – Просто какой-то образец неземной добродетели.
   – Да.
   – А женщины Запада, которые не претендуют на то, чтобы быть образцом, где спят? На конюшне?
   – Если они не перепугают лошадей.
   – Тогда конюшня мне не подходит. – Она сняла шляпу и тряхнула полураспустившейся косой. – Лошади только глянут на мои волосы и подумают, что загорелось сено.
   Невольно выражение лица Вулфа смягчилось. За дни, прошедшие после нападения индейцев на дилижанс, он ощутил, что было очень непросто находиться в ее обществе и не получать удовольствия от общения с нею. Она была неизменно бодра, приветлива, очаровательна и остроумна. Она развлекала всех шутками, внося разнообразие в утомительное путешествие.
   И только могучий белокурый незнакомец, который кратко отрекомендовался Рейфом, казалось, избегал ее компании.
   Очевидно, Вулф и Рейф молчаливо решили, что они будут мешать друг другу, если оба окажутся одновременно в тесном пространстве дилижанса вместе с молодой и общительной женщиной. Не вступая в какие-нибудь переговоры на этот счет, Рейф по своей инициативе провел остаток путешествия в компании извозчика. На второй станции он купил лошадь и седло у истосковавшегося по дому жителя Востока и направил коня в сторону заходящего солнца, предварительно еще раз выразив благодарность Джессике за умелое врачевание его раны.
   Вулф интуитивно чувствовал, что Рейф был чрезвычайно высокого мнения о человеческих и женских достоинствах Джессики. Наблюдая, как Джессика провожала взглядом удаляющегося Рейфа, Вулф испытывал глубокую душевную муку. Ему очень хотелось знать, смотрела ли Джессика на Рей-фа с таким же испугом, как на него, когда в дилижансе очнулась в его объятиях.
   – Ты можешь спать в моей кровати, как жена американца Запада, либо спать у печи в гостиной, как любимая собачка, – сказал Вулф холодно. – Выбор за тобой, подобно тому, как и наш брак был твоим выбором.
   Джессика заставила себя улыбнуться.
   – Это очень щедро с твоей стороны. Ведь я знаю, до какой степени ты любишь собак.
   Синие, почти черные глаза Вулфа сузились, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Джессика отвернулась и вновь окинула взглядом спальню. Вначале она не рассмотрела ее как следует, но постепенно линии и цвета привлекли ее внимание. Комната, как зеркало, отражала характер самого Вулфа – была такой же элегантной и по-мужски строгой. Как у сокола или пантеры, в ней преобладала скорее сила, чем утонченность.
   Стены комнаты были сделаны из отесанных бревен Их поверхность, отполированная до блеска, создавала в комнате ощущение тепла и света. Хотя мебель была сработана мастером, который относится к дереву с любовью и уважением, человека, привыкшего к европейской роскоши, поражала ее исключительная простота.
   Тем не менее линии кровати и комода, стола и стульев снова и снова привлекали внимание Джессики, радуя ее глаза, как радовали стаи гусей, летящих по осеннему небу. Нарядной расцветки одеяла и блестящая шкура палевого оттенка, лежавшая свернутой на кровати, смотрелись богато и могли принадлежать какому-нибудь герцогу. На столике возле кровати стояла хрустальная ваза, сделанная в виде букета, но, в отличие от живых цветов, никогда не вянущая и не умирающая.
   – У тебя тонкое чувство материала и пропорций, – произнесла в раздумье Джессика. – Комната очень красива. Мебель… оригинальна.
   – Упражняетесь в сарказме, леди Джессика? – отрезал Вулф, оглядывая спальню.
   Она взглянула на него, удивленная такой реакцией. И не успела ответить, как заговорил Вулф.
   – Мебель мне сделал один вероотступник из секты трясунов в благодарность за стол и кров в холодную зиму. Одеяла представляют собой стандартные изделия фирмы «Гудзон Бей». То же самое и меха.
   – Если бы я пожелала быть саркастичной, – сказала Джессика резко, – ты бы это почувствовал мгновенно, уверяю тебя.
   – Вот оно что. В таком случае скажи мне, что ты нашла в этой комнате такого, что может порадовать глаз леди, получившей изысканное воспитание.
   – Многое, – ответила Джессика, принимая вызов. – Линии мебели просты до предела, что подчеркивает теплоту камина, богатство расцветки одеял и привлекательность меха. Очень остроумно устроен камин: он выходит сразу в две комнаты. А за этим занавесом ванна?
   – Да.
   – Большая?
   – Как и я сам.
   Вулф заметил, что Джессика потрогала пальцами спинку ближайшего стула.
   – У тебя есть все, что создает комфорт, к тому же все красиво, – продолжала она спокойно. – Кто бы это ни делал, это был мастер, который влюблен в дерево. Ты только посмотри, насколько узор древесины соответствует линиям стула.
   Вулф увидел нечто большее. Он увидел скрытую чувственность Джессики, увидел, насколько ей доставляет удовольствие гладить и ощущать тепло дерева.
   – И этот мех, – добавила она, подходя к кровати, – да он просто очарователен!
   – Это мех полярных лисиц… Они живут у подножия ледников, чьи расселины точно такого цвета, как твои глаза.
   – Это красивый цвет?
   – Ты же знаешь, что да.
   – Мне так никогда не казалось.
   Джессика запустила пальцы в толстый мех, наслаждаясь его мягкостью. Поглаживая его, она издала возглас удовольствия. Мысль о том, что эти длинные, тонкие пальцы могли бы вот так же ерошить и гладить его волосы, пробудила в Вулфе желание. Он резко отвернулся.
   – Я внесу твои чемоданы. Где бы ты ни решила спать, ты можешь использовать эту комнату для одевания.
   Джессика с любопытством посмотрела на него, уловив хриплые ноты в его голосе.
   – Пока я разгружаю фургон, – продолжил Вулф, – начни готовить ужин и кофе. Запасы в джутовых мешках. Ты можешь из них все вынуть. Тогда ты будешь знать, где что находится, если тебе нужно будет приготовить еду.
   – Вулф! – окликнула его Джессика.
   Он повернулся.
   Она хотела объяснить ему, что не знает, как готовить ужин. Его поза подсказала ей, что он ждет, когда она клюнет на приманку, чтобы затем еще раз сказать ей, насколько она не отвечает качеству американской жены. Джессика не была уверена, что в этот момент она не взорвется.
   Длительная, изматывающая езда на фургоне от конечной станции в Денвере явилась суровым испытанием для Джессики. Она чувствовала себя жесткой, холодной и, как никогда в жизни, измученной. К тому же была вся в синяках.
   А от нее требовали сейчас шутя приготовить еду для самого привередливого из существ – мужа-американца, жителя Запада.
   – Да? – произнес Вулф вкрадчиво.
   – Я просто подумала… э-э… куда мне положить одежду
   – Поскольку я не предполагал, что обзаведусь женой в Англии, я не накупил комодов и шкафов. – Его улыбка смотрелась как тонкая белая кривая на фоне смуглого лица. – Но это не имеет значения. Ты не пробудешь здесь долго, поэтому придется смириться с тем, что не будут распакованы чемоданы. Со всеми вытекающими неудобствами.
   – О! Значит мы собираемся отправиться в новую поездку прямо сейчас? – нарочито бодрым голосом спросила Джессика.
   – Мы – нет. Отправишься ты. Назад, в Лондон.
   – А, ты опять об этом. Ты же знаешь, как глупо считать невылупившихся цыплят. Как несостоявшиеся поездки.
   Вулф взглянул на ясную улыбку Джессики и почувствовал, что его терпение иссякает. Если бы она дулась или жаловалась, он мог бы выговаривать ей, но ее неизменная бодрость делала это невозможным.
   Она знала об этом так же хорошо, как и он сам. Возможно, даже лучше него.
   – В кухню, ваша милость, можно пройти через эту дверь.
   – Вот как.
   Она подобрала юбки своего пришедшего в жалкий вид платья и протиснулась между косяком двери и своим неуступчивым мужем.
   – Жду ужина через час, – деловито сказал Вулф, в то время как мягкая ткань скользила по его бедрам, вызывая напряжение в каждом мускуле. – Кофе я выпил бы и того раньше.
   – Надеюсь, что так и будет, – согласилась Джессика.
   Однако у нее не было никакой уверенности в том, что Вулф получит этот кофе.
   Пол на кухне был кирпичный, по стенам висели посудные шкафы, а кроме того она обнаружила насос, раковину и большую плиту. Небольшой стол в углу был, очевидно, сработан тем же умельцем-трясуном, который оборудовал спальню. Мешки с запасами стояли вдоль стен на полу.
   Сейчас, когда Вулф не наблюдал за нею, улыбку как будто стерли с лица Джессики. Напускную бодрость сменили физическая усталость и понимание сложности предстоящего испытания. Кажется, она была на пределе.
   Не видно было облегчения и в перспективе. Как ни старалась Джессика добиться от Вулфа элементарного проявления человеческого тепла, после нападения индейцев он оставался резким, холодным, его невозможно было чем-то ублажить. В довершение всего без передышки дул и стонал по всей земле ветер. Когда она оставалась одна, его завывания леденили ей душу
   Сейчас она постоянно бывала одна, но даже тогда не была столь одинокой, как в присутствии Вулфа. Ее рука потянулась к груди. Под одеждой, в складках кружев, находился медальон. Знакомые контуры ожерелья вернули ей уверенность.
   – Ладно, – сказала она себе, стараясь придать голосу бодрость, чтобы побороть ужас, который навевал на нее ветер – Где, по твоему мнению, может Вулф держать кофейник? И как он выглядит?
   Негромкое завывание ветра было ответом, который ей меньше всего хотелось услышать. Она нашарила спички и зажгла лампу, поскольку Вулф закрыл ставни перед отъездом. Она видела раньше, как прислуга зажигала различные лампы, но ей понадобилось время, чтобы отрегулировать фитиль. Правда, лампа сильно коптила, но это было лучше, чем находиться в полной тьме.
   Ветер гремел по крыше, и верх печной трубы звенел, словно цепи. Это напомнило ей случай из далекого детства в Шотландии, когда она спряталась на кухне у судомойки, потому что не могла больше выносить звуков, доносящихся из отцовских комнат. Джессика уже давно не вспоминала об этих вещах. Ей совсем не хотелось начинать это сейчас.
   Чтобы заглушить ветер, нагоняющий тоску и мрачные воспоминания, Джессика, приступив к поискам, стала напевать про себя. Песенка, которую она мурлыкала, ей очень нравилась: «Парень с гор, красавец парень» Слова ей всегда казались простоватыми, зато бодрая, ритмичная мелодия поднимала дух. Чем свирепей завывал ветер, тем громче пела Джессика, открывая и закрывая посудные шкафчики в поисках кофейника.
   Держа изрядно коптящую лампу над головой, Джессика осмотрела все шкафы, но ей не удалось найти ничего, что напоминало бы изящный серебряный сосуд, из которого прислуга лорда Стюарта наливала кофе. Не удалось ей отыскать и небольшие серебряные или фарфоровые с узорами чашечки, которые подавались в спальню.
   – Что же это такое! – пробормотала она.
   Джессика начала поиски и песню заново.
   Изучая содержимое шкафов, она вдруг почувствовала, что не одна в комнате. Она повернулась.
   Вулф стоял со скрещенными на груди руками, опираясь о дверной косяк, и как-то загадочно смотрел на новоиспеченную хозяйку.
   – А песенка-то…
   – Это «Парень с гор, красавец парень». Довольно глупенькая песенка про шотландского парня, который носит шапку.
   Вулф закашлялся, стараясь скрыть душивший его смех.
   – Ну да. Я так давно не слышал подлинных слов, что позабыл их. – Он как-то странно хмыкнул и отвернулся.
   – Ты здоров, Вулф?
   Вулф с трудом поборол улыбку.
   – Я знаю, что у меня не тот голос, чтобы выступать на сцене, но еще никто над ним не смеялся. Если он тебя до такой степени забавляет, я постараюсь петь почаще.
   – Я сомневаюсь, что подлинные слова этой песенки будут так же забавны, как и те, которые тебе известны. – Вулф видел, как Джессика наклонила голову и смотрела на него большими аквамариновыми глазами. – Ты похожа на кошку, когда вот так молча смотришь на меня.
   От пристального взгляда Вулфа у Джессики перехватило горло. Она почувствовала странное тепло под ложечкой, как если бы он снова гладил ее волосы. Но сейчас он не касался ее. Он просто неотрывно смотрел.
   Не без усилия она заставила себя заговорить.
   – А какие слова ты знаешь, которых не знаю я?
   – Их много.
   – Чудесно. Научи меня, и мы вместе споем.
   Вулф сжал губы, чтобы не потерять контроль над собой и не улыбнуться.
   – Слова, которые я знаю, тебе покажутся ужасными.
   – Почему?
   – Они касаются, помимо прочего, орудия Адама, – сказал Вулф вкрадчиво.
   Джессика непонимающе посмотрела на него.
   – Почему разговор об орудии Адама покажется мне ужасным?
   – Ему поют славу за то, что оно служит как истребитель блох, мотыга, удочка, барабанная палочка, романская свеча, клеймо, кинжал, шпага, волшебная лоза, шомпол, пистолет и, наконец, как многозарядное ружье. – Голос Вулфа дрожал от сдерживаемого смеха. – Есть и другие названия для него. Множество названий. И для каждого из них найдется куплет на мелодию, которую ты напевала.
   Джессика нахмурилась, она напряженно размышляла.
   – Значит, многоцелевой инструмент?
   Вулф забыл про все на свете, запрокинул голову и разразился неудержимым смехом.
   Сочные звуки мужского смеха родили у Джессики такое ощущение, будто она стоит возле огня. Часть напряжения спала. Чувство облегчения почти пьянило, и она поняла, как боялась, что никогда больше не сумеет развеселить мужа.
   – Как ты говоришь? – справился наконец со смехом Вулф. – Многоцелевой инструмент! К счастью, Ева тоже была щедро одарена природой.
   Джессика заморгала глазами.
   – Как это, прости, пожалуйста?
   – Орудие Адама дополняли достоинства Евы.
   – Не понимаю.
   – У Евы было плодородное поле, которое Адам вспахивал мотыгой, затененный кудрявыми ветвями пруд, в котором он ловил рыбу, глубокий колодец, который он открыл с помощью волшебной лозы, нежные ножны, куда он мог вкладывать свой кинжал или шпагу… ага, судя по появлению алых роз на твоем лице, ты начинаешь немного понимать.
   Разрумянившись, Джессика закрыла рот руками, однако не смогла удержаться от фырканья. Ее смех заразил и Вулфа. Вскоре Джессика настолько обессилела от смеха, что вынуждена была опереться о дверцу шкафа.
   Вулф едва ли уступал в этом Джессике. Прошло много лет с того времени, когда он дразнил Джессику и они оба смеялись до изнеможения. Он и не подозревал до нынешнего момента, насколько беднее стала без этого жизнь
   – Я соскучился по тебе, – признался он.
   – Не больше, чем я по тебе
   – Это правда?
   – Истинная правда, – сказала она, вытирая слезы смеха. – Когда ты со мной, я никогда не слышу ветра
   – Несколько странная причина для того, чтобы скучать по человеку.
   – Эльфы вообще странные существа
   Вулф посмотрел на распахнутые дверцы шкафчиков.
   – Да, это так. А что ты ищешь в шкафах, эльф?
   – Я искала кофейник.
   – Он на плите.
   Джессика выпрямилась и уставилась на пузатую плиту Она не увидела на ней ничего, кроме видавшего виды сосуда, напоминавшего высокий, узкий горшок. Он был шире у основания, со светлым ободком по верхнему краю Сверху находилась крышка с проволочной ручкой.
   – Кофейник на плите, – повторила она нейтральным голосом.
   – Гм-гм..
   Звук, который издал Вулф, напоминал мурлыканье большого, довольного кота. Джессика быстро взглянула на него из-под густых ресниц.
   – Как этот кофейник работает?
   – Очень даже просто Ты наливаешь в него воду, ставишь кипятить на плиту. Когда вскипит, добавляешь молотый кофе, некоторое время кипятишь, затем доливаешь холодной воды, чтобы кофе осел
   – Ага, – сказала она радостно – Довольно просто.
   Джессика подошла к плите, подняла крышку горшка и поискала глазами кувшин с водой. Такового нигде не было
   – Воду берут из насоса, – подсказал Вулф – Ты, надеюсь, знаешь, как он выглядит?
   – Ты дразнишь меня.
   – Я не уверен. Эльфы непредсказуемые создания. Очень трудно определить заранее, что они знают и что нет.
   Джессика никогда не пользовалась насосом, но видела, как это делают другие. Она подошла к раковине, подставила кофейник под кран насоса и взялась за длинную железную ручку. Она вынуждена была стать на цыпочки, чтобы поднять ручку до упора.
   – Подожди!
   От напряжения Джессика закачалась и стала терять равновесие. Она не успела упасть: Вулф бросился к ней и подхватил ее. Она удивленно взглянула на него.
   – Ты забыла сделать кое-что.
   Она посмотрела в его темно-синие глаза, которые были так волнующе близко к ее глазам, поскольку Вулф держал ее на руках и их головы находились на одном уровне.
   – А что я забыла?
   – Ты не залила его.
   Непонимающий взгляд Джессики подсказал Вулфу, что она не знала, о чем он говорит. Он опустил ее на пол, хотя ему очень не хотелось отрывать руки от ее тонкой теплой талии.
   – Видишь сосуд с водой рядом с насосом? – спросил Вулф.
   Глубинные, низкие тона в его голосе вызвали непонятное волнение у Джессики. Она кивнула. Внезапно он слегка отодвинулся.
   – Наполни сосуд, эльф.
   Наклоняясь к подставке, на которой стоял сосуд, она, не замечая того, прижалась к бедрам Вулфа. Он закрыл глаза и приказал себе отодвинуться от нее. Однако вместо этого его руки обвились вокруг ее талии, наслаждаясь исходившим от нее теплом. В нем волной поднималось желание.
   – Теперь налей воду через отверстие наверху, – проговорил он хрипло.
   Заливая воду, Джессика несколько раз прижималась к ноющей плоти Вулфа. Вода плескалась и поблескивала при свете лампы. С некоторым запозданием Вулф вспомнил, что он должен был делать. Он слегка сдвинул Джессику, прижимая ее к себе одной рукой, а другой стал тянуть ручку насоса. Вскоре вода хлынула из крана насоса и полилась в кофейник, пока он не переполнился.
   – Вот, – сказал Вулф, давая Джессике возможность отодвинуться, – это называется «заливать насос».
   Он уныло признал про себя, что насос был не единственным, что нужно заливать, но вряд ли это можно было поставить в вину Джессике. Она не ведала, что делала, прижимаясь к его лону и давая ему возможность ощутить округлость ее бедер под складками дорожной одежды.
   – Зачем ты это сделал?
   В первое мгновение Вулф подумал, что Джессика имела в виду перемену, которая произошла в его теле, когда он обнимал ее. Но вдруг до него дошло, что она говорит о насосе. Он открыл было рот, чтобы ответить, но перспектива объяснять большеглазому эльфу премудрости всасывания, нагнетания и откачивания, в то время как его тело пылало огнем, показалась Вулфу безрадостной.
   – Рассматривай это как религиозный ритуал, – сказал он наконец.
   Джессика откинула назад голову, взглянула на него и снова подумала, насколько крупный у нее муж. Но то, что он прижимал ее к своему телу, нисколько не пугало ее и не заставляло испытывать какую-либо неловкость. Это было даже приятно, как приятно смотреть глаза в глаза или ощущать тепло его дыхания на своей щеке.
   – Религиозный ритуал, – повторила Джессика удивленно.
   – Видимо, я распаковал попугая вместе с твоим седлом.
   Тихонько засмеявшись, Джессика покачала головой.
   – Заливка насоса – религиозный ритуал, а ты распаковал попугая вместе с моим седлом. Ой, Вулф, тебе не кажется, что мы с тобой сдвинулись во время долгого путешествия?
   – Очень может быть.
   Некоторое время она всматривалась в чистую глубину его синих глаз. Приятное мерцающее ощущение у нее под ложечкой усилилось.
   – Ты проделываешь удивительные вещи с моим желудком, – сказала Джессика хрипловатым голосом.
   – Морская болезнь, потеря аппетита? – предположил Вулф.
   – Вовсе нет. Ты рождаешь во мне ощущение, как будто я проглотила золотых бабочек.
   Это наивное признание заставило Вулфа закрыть глаза, потому что если бы он продолжал смотреть на Джессику, он бы непременно коснулся нежной припухлости ее верхней губы вначале пальцем, а затем кончиком языка. Было очень непросто не позволить рукам дотронуться до нее Это было бы совершенно невозможно, если бы она смотрела на него удивленными, сияющими глазами и рассказывала ему о первых ростках пробуждающейся страсти в ее юном девственном теле.
   Желание билось упругими, сильными толчками, но внешне Вулф оставался неподвижным. Он не доверял себе. Если бы она ответила на проявление его ласки смехом или той откровенностью, с которой говорила о бабочках, он не перестал бы ласкать ее до тех пор, пока не взял бы ее.
   И тогда бы брак состоялся. Это обрекло бы ее всю жизнь быть женой полукровки, охотника за мустангами, а он должен был бы жить с девушкой, которая боится стать женщиной.
   – Я думаю, – отчетливо произнес Вулф, открывая глаза, – нам пора продолжить урок на тему, как готовить кофе. В кофейнике слишком много воды. Отлей избыток в сосуд для заливки. А в следующий раз вначале наполняй сосуд.
   – Почему?
   – Потому что, если он будет сухим, когда ты подойдешь в следующий раз к насосу, тебе придется сходить на ручей за водой, прежде чем брать воду из насоса.
   – Я должна налить воду в насос, прежде чем взять воду из насоса… – Джессика покачала головой. – Какая-то бессмыслица.
   – Это свойственно большинству ритуалов.
   – А что, если я буду качать, не заливая предварительно воды?
   – Механизм не предусмотрен для работы всухую. Он сломается
   – И твое терпение тоже иссякнет? – предположила Джессика.
   – На него можно рассчитывать. И на Рено также. Он помог мне установить насос
   – Это сосед?
   – Нет, – сказал Вулф. – Он охотник за испанскими сокровищами в пустыне, если не остается с Виллоу в Сан-Хуане.
   – Правда? А что думает об этом Калеб?
   – Он одобряет это.
   – Это как-то… гм… несколько странно.
   – Рено – брат Виллоу.
   Джессика посмотрела сквозь полуопущенные ресницы и пробормотала вполголоса:
   – Мало радости быть братом образцово-показательной добродетели.
   Вулф передал Джессике кофейник и показал жестом на плиту. Когда она ставила его, вода выплеснулась на черную поверхность плиты. Чугун был холодным. Повозившись некоторое время с дверцей плиты, она открыла ее и заглянула внутрь. Там были аккуратно сложены щепки для растопки.
   – Ищешь это? – поинтересовался Вулф.
   Джессика выпрямилась. Он держал банку со спичками, которую взял с полки над плитой.
   – Ты знаешь, каким концом чиркать о железо? – спросил он сухо.
   – Лампа зажглась не сама, – парировала она.
   Вулф посмотрел на лампу, нещадно чадящую на подставке.
   – Я и вижу. Ты намерена коптить рыбу на трубе?
   – Не будь глупцом. Даже я знаю разницу между лампой и устройством для копчения рыбы.
   Джессика чиркнула спичкой о верхнюю, часть плиты. Спичка сломалась. Она взяла новую из оловянной банки.
   – И потом, не меня нужно ругать за то, что лампа коптит, – продолжила она, снова чиркая спичкой. – Я только и сделала, что зажгла ее. – Спичка не зажигалась. Джессика сжала ее сильнее и повторила попытку. Но пламя на кончике не вспыхнуло. – Это, должно быть, масло виновато в том, что лампа коптит.
   – Нет, это из-за фитиля, которым ты воспользовалась, – объяснил Вулф. – Если ты его правильно обрежешь, лампа коптить не будет.
   – Вот ты и обрежь фитиль, – возразила Джессика.
   Она снова провела спичкой по плите. Головка спички зажглась и одновременно отломилась, брызгая ливнем горящей серы на платье.
   – Ну что же это такое! – в сердцах воскликнула она, отряхивая платье.
   Когда Вулф отрегулировал фитиль, он повернулся к плите. Как раз в этот момент новая спичка разломилась надвое, когда Джессика пыталась чиркнуть ею о гладкую, покрытую жиром часть металлической поверхности. Что-то пробормотав про себя, она взяла другую спичку из уменьшающегося запаса в банке.
   – Погоди, – сказал Вулф, подойдя к Джессике и положив ладонь на ее руку. – Возьми спичку. Теперь чиркай тем местом, где огонь будет гореть сильнее всего. Вот здесь металл чистый, на нем нет копоти и жира, которые пачкают кончик спички.
   Говоря это, он быстро и резко провел по плите спичкой. Та мгновенно вспыхнула.
   – Видишь?
   Джессика через плечо взглянула на Вулфа. Горящая спичка отражалась в его глазах. Контраст между пламенем и темной синевой радужной оболочки заворожил ее, как и длина его прямых ресниц и четко выраженные дуги бровей. А энергия и ум, светящиеся в его глазах, привлекали даже больше, чем танец пламени.
   Странная, трепетная дрожь, зародившись под ложечкой, снова прошла через ее тело.
   – Джесси?
   – Да, я вижу…
   – Что ты видишь? Ты вроде как немного не в себе.
   – Немного… потрясена.
   – Тем, что зажглась спичка?
   – Нет. Тобой… Я только сейчас поняла, какой ты красивый.
   Глаза Вулфа расширились, затем сузились. Пульс на его шее забился чаще.
   – Я хочу сказать, что я всегда это знала, – продолжила Джессика. – Все, от герцогини до горничных, только и делали, что расхваливали твою внешность, но сама я этого фактически не видела. Это способно вызвать потрясение – вот так внезапно увидеть тебя, так, как, наверное, видели они.
   Она как-то неуверенно засмеялась.
   – Не смотри на меня так. Я чувствую себя глупо. Ну как могла я просмотреть то, что было очевидно для многих!
   Джессика дернула рукой, потому что огонь дошел до пальцев. Она бросила еще горящую спичку на плиту и поднесла пальцы к губам.