Лоуэлл Элизабет. Только моя

   – Что? – спросила она удивленно.
   – А вот смотри. – Вулф взял руку Джессики и приложил ее к груди. – Ощути свою страсть… Какая бархатная
   твердость!
   Она в смятении широко раскрыла глаза.
   Тихонько засмеявшись, Вулф поцеловал ее ладонь, потом слегка куснул и почувствовал, как Джессика вздрогнула от удовольствия. Он зажал соски пальцами и слегка подергал их. И Джессика снова забыла обо всем, кроме сладостных ощущений, которые пронизывали ее, как солнечный свет пронизывает сад.
   Когда рука Вулфа скользнула по ее телу вниз, Джессика не протестовала. Тепло руки, гладящей ее ноги, было частью огненной сети, которая с каждым его прикосновением все плотнее окутывала ее. Она не заметила, как его ладони постепенно смещаясь, накрыли нежный мягкий холмик.
   – Ты помнишь, как солнце касается бутона? – спросил
   Вулф.
   Его голос был низкий, теплый и тяжелый, как и его рука, покоящаяся на огненно-каштановых шелковистых завитках.
   – Нежно, – прошептала Джессика – Жарко.
   – Всюду.
   Она поняла, и…
   – Боже мой, Вулф! Даже там?
   – Там в особенности. Ты раскроешься мне, как раскрывает в первый раз роза свои лепестки навстречу солнцу.
   Не двигаясь, Джессика смотрела в манящие глубины мужских глаз.
   – Тебе не следует бояться, – сказал он. – Ты этого хочешь. Я вижу это, если даже ты не видишь сама. Ты уже раскрываешься для меня.
   Из ее уст вырвался вздох, который мог означать его имя, когда она ощутила, что его рука скользнула ниже.
   – Не напрягай ноги, – попросил он. – Я хочу увидеть это.
   Рука Вулфа была неподвижна, он лежал возле Джессики, ожидая ее решения.
   – Вулф… – прошептала она, не будучи в состоянии сказать что-либо еще.
   – Стыдливая роза!..
   Он поцеловал ее в плечо, затем кусиул ее в том месте, где было средоточие нервов. Она издала возглас удивления и радости.
   – Я знаю, ты жаждешь солнца, – сказал Вулф. – Позволь мне подарить его тебе.
   Нежное покусывание плеча было и чувственным подтверждением, и чувственным обещанием. Джессика сделала медленный выдох и расслабила ноги. В награду за это ладонь Вулфа стала тихонько поглаживать ее бедра, живот, шелковистый холмик. Его рот ласкал груди, разливая сладостные токи по всему телу, набрасывая на нее огненную сеть.
   Когда Вулф слегка царапнул внутреннюю поверхность бедер Джессики, страсть окончательно охватила ее, и она издала тихий стон. Его пальцы обхватили девичье бедро изнутри. Он ласкал его медленно всей ладонью, шаг за шагом продвигаясь все выше. На этот раз Джессика не оказывала противодействия, готовно раскрывая бедра.
   – Джесси… – не сказал, а выдохнул Вулф, потрясенный ее доверием.
   Его ладонь гладила шелковистые завитки. Ему хотелось зарыться в них с головой, застонать. Он знал: благоуханная плоть под ними ждет его ласки. Его рука скользнула между ног, легла на теплый девичий холмик, а его пальцы коснулись места, где шелковистые завитки более не закрывали вход в таинственный грот Джессики.
   Когда она почувствовала его прикосновения, она издала вздох, напоминающий звук разрываемого шелка. Его рука отыскала лепестки и с нежностью дотронулась до них, вливая в каждый из них трепет жизни.
   – Какой красоты цветок, – произнес он грудным голосом. – Есть у него нектар внутри?
   Джессика не сразу поняла, что имел в виду Вулф, пока не почувствовала, что ее как бы раскрывают. Скользящее проникновение пальца в ее лоно, могло, пожалуй, привести ее в смятение, однако верх взяло острое ощущение, которое захватило ее, нежно взорвало, бросило в сладостную дрожь
   – Вулф…
   – Я знаю, – ответил он хрипло. – Это во сто крат горячей, чем в мечтах.
   Его рука скользнула в грот, и ее ответ опалил обоих. Она приподнялась навстречу его руке, испытывая неодолимую потребность снова почувствовать разливающее сладость дви жение внутри себя. Вулф ощутил хрупкость девственности осудил себя и стал уходить из блаженного влажного грота хотя ему мучительно хотелось остаться.
   – Пожалуйста, – прошептала Джессика, стараясь удержать его внутри себя. – Прошу тебя, трогай меня еще
   – Только не так.
   – А это тебе… может, тебе это… противно?
   Вулф хрипло засмеялся и возобновил осторожные попытки проникнуть внутрь, чтобы ощутить влажное, обволакивающее тепло. Джессика лежала с открытыми глазами, наблюдая за его действиями, и то, что она видела, ее одновременно и приводило в смятение, и воспламеняло.
   – Да, Джесси, смотри и запоминай, что ты чувствуешь при моих поцелуях, как они омывают тебя, словно теплый дождь, – прошептал он горячо.
   Какое-то прекрасное и чуть тревожное чувство овладело Джессикой. Она попыталась побороть его, но с таким же успехом можно было дуть, пытаясь остудить солнце
   – Что происходит со мной? – спросила Джессика – Вулф, я не могу… Вулф…
   Она со стоном повторяла его имя, а ее тело конвульсивно дергалось, прижималось к нему, молило о новых прикосновениях, и знойный дождь страсти омывал его руку.
   Желание клокотало в Вулфе, выдавив из него стон, когда он уходил из лона Джессики. Чтобы утолить его жар, он стал ласкать узелок страсти, и она кричала от удивления и неимоверного наслаждения. Кончики его пальцев описывали круги по ее возбужденной, чувствительной плоти, и она жаждала и искала все новых прикосновений.
   Джессика на практике познавала то, чему учил ее Вулф: удовольствие может быть настолько всеобъемлющим, что по яркости превосходит боль, оно более неудержимо и представляет собой чувственную молнию проникающую до самых глубин души.
   Вулф блуждал взглядом по распростертой Джессике, стараясь запомнить вид ее обольстительного тела, ее лицо, искаженное экстазом, который он в ней вызвал. Ему хотелось вновь оказаться в ней, почувствовать знойные бархатные крылья в ней в момент ее разрядки. Он знал, что есть риск нарушить тонкую защиту девственности, но не мог сдержаться.
   Его рука снова осторожно и нежно скользнула в ее лоно. Медленное погружение вызвало в Джессике дрожь удовольствия, и она застонала.
   – Твоя девственность такая хрупкая, – зашептал Вулф – Ты потеряешь ее без боли – ты будешь только наслаждаться
   Вулф медленно двигал пальцем вокруг лепестков; сладостные токи пробегали по ее телу, и она тихонько вскрикивала
   – Я не лишу тебя девственности, – говорил Вулф, наклоняясь к ней, – но я познаю тебя таким способом, каким не познавал ни одну женщину – Продолжая ласкать ее, он приблизил рот к ней – Отдайся мне, Джесси. Позволь мне узнать вкус экстаза
   Наслаждение сжигало Джессику Со сдавленным криком она отдавалась Вулфу, деля с ним восторг, когда его рот жадно скользил, познавая ее в страстном молчании, пока она не откинулась назад, в изнеможении и изумлении шепча его имя
   После этого Вулф крепко прижал к себе Джессику и сказал себе, что он глупец. Он вызвал к жизни огненную страсть у аристократической девушки, которая никогда не сможет быть ему истинным другом. Он желал ее гораздо больше, чем раньше, но не мог обладать ею. Он не должен
   был.
   Они не подходили друг для друга. Ничто не изменилось.
   «От плохого к худшему. Вот и вся перемена».
   Прошло очень много времени, прежде чем Вулф заснул.

14

   – Что-то не похоже на весну, – сказала Виллоу, рассеянно потирая спину. – То растает, то замерзнет, то повалит снег, то снова растает, а сейчас и ясно, да ветер северный. Слышишь?
   – Трудно не услышать, – отозвалась Джессика.
   Продолжительные дикие завывания ветра звучали так, как в детстве в Шотландии. Но хотя ее пальцы по старой привычке касались медальона с изображением Вулфа, она знала, что ветер больше не имеет над ней прежней власти. Возможно, она никогда не будет испытывать удовольствия от душераздирающих завываний бури, но и никогда впредь она не будет плакать от страха. Она наконец познала разницу между реальностью, ночными кошмарами и мрачными воспоминаниями детства.
   «Я обязана этим Вулфу».
   Воспоминания о минувшей ночи пронеслись в мозгу Джессики, оставив за собой огненный след. Она даже не представляла, что можно испытывать такое наслаждение и что ее тело может быть его источником Не верила она больше и в то, что все дети, за исключением первого, рождаются вопреки желанию жен по настоянию мужей. Были риск беременности и опасность родов, но была и радость любви
   Она знала. Вулф показал ей это. И он обнимал ее до тех пор, пока не высохла последняя слеза восторга и не замерло последнее содрогание.
   «Как много дал мне Вулф, а я… не дала ему ничего»
   – Какая недружная весна, – вновь повторила Виллоу, вглядываясь в окно и вздыхая.
   Джессика тоже посмотрела в окно. Из-под подтаявшего снега пробивалась трава. Кусты и деревья приобрели зеленоватый оттенок. Ручей в овраге за конюшней искрился серебром струй, несмотря на студеный воздух.
   Ни холод, который все еще царил в природе, ни дикие вопли ветра не беспокоили Джессику минувшей ночью. Она узнала, что страсть приносит наслаждение, а не боль, и уснула в объятиях Вулфа, уткнувшись лицом в его грудь.
   Ощущение близости Вулфа и идущее от него тепло сделали ее сон глубоким и спокойным, изгнав все страхи из ее души.
   «Интимность… Боже милостивый! – Джессика вздрогнула от воспоминаний. – До этой ночи я даже не подозревала, что такое интимность».
   – Джесси!
   Она прищурилась и посмотрела на Виллоу.
   – Да?
   – Не переживай из-за того, что произошло вчера вечером.
   На какое-то время Джессике показалось, что Виллоу как-то догадалась о том, что происходило в тиши спальни. Ее лицо вспыхнуло, прежде чем она вспомнила, что вчера вечером произошло также и другое – Вулф прилюдно предъявил ей счет за ее недостатки.
   – Вулф извинился перед всеми сегодня утром, – продолжила Виллоу, – поэтому я думаю, что он извинился и перед тобой.
   – Да, конечно, – ответила Джессика, чувствуя жар на щеках.
   Виллоу улыбнулась, хотя и вынуждена была сказать непривычную для себя банальность:
   – Таковы радости брака. Примирения такие же страстные, как и споры.
   – А ты с Калебом споришь?
   – Тут нечему удивляться. Ты, наверное, заметила, что мой муж может быть упрям, как осел. – Виллоу слегка улыбнулась. – Конечно, мы спорим.
   – В тебе, конечно, совсем нет упрямства, – сказала Джессика довольно кисло.
   – Конечно, нет, – откликнулась Виллоу невинно. – Я хилый маленький цветок. Разве я могу позволить себе не соглашаться с этим великаном, за которым замужем?
   Джессика засмеялась.
   – Если бы Калеб слышал тебя!
   – Да. Если бы…
   Виллоу сделала ударение на последних словах.
   – А что-нибудь не в порядке?
   – Ветер. Холод… Калеб сказал вчера, что лошади могут начать жеребиться в любой момент.
   – Да, я знаю. Вульф разбудил меня перед уходом и сказал о животных, которые кочуют перед бурей. Он очень беспокоился о жеребых кобылах.
   – Мы не успели огородить пастбище для лошадей, – нахмурилась Виллоу. – Кобыл охраняет Измаил, мой жеребец. Но он воспитан в конюшне и при запорах. Места к югу отсюда совершенно дикие, и если буря загонит лошадей туда, понадобится уйма времени, чтобы разыскать их… Ветер ледяной. Если кобылы начали жеребиться…
   Виллоу замолчала. Она неподвижно стояла у окна, прислушиваясь к неуемному завыванию ветра.
   Джессика подошла и обняла Виллоу, желая успокоить ее
   – Мужчины отыщут кобыл.
   – Кобылы, коровы, годовалые бычки… Мы можем все потерять из-за этого проклятого ветра. Как бы я хотела сейчас работать рядом с Калебом! Нам так нужны рабочие руки! А я чувствую себя никчемной. Я…
   Голос Виллоу прервался, она слегка покачнулась.
   Вначале Джессика подумала, что Виллоу замолчала, потому что ей помешали слезы. Но затем она сообразила, что это очень похоже на предродовые схватки.
   – Когда это началось? – быстро спросила она
   – Буря? Прошлой ночью.
   – Какая еще буря! Когда у тебя начались боли?
   – Очень редкие – где-то в полночь.
   Джессика на минуту закрыла глаза. Когда она их открыла, они были ясными и внимательными.
   – Ты сказала Калебу?
   – Нет. – Голос Виллоу был напряженным – Моя мать говорила, что первые роды непредсказуемы. Схватки могут начинаться и пропадать и снова начинаться много раз. – Виллоу глубоко вздохнула. – Сейчас нам важнее спасти животных, а Калеб сидел бы тут и держал меня за руку.
   Несмотря на эти слова, в больших карих глазах Виллоу чувствовалась тревога. Ей бы сейчас не помешало присутствие Калеба.
   – Ты первый раз почувствовала боли?
   – Они появлялись и исчезали почти два дня, – призналась Виллоу. – Но сейчас все было по-другому.
   – Можно? – спросила Джессика, прикладывая руку к животу Виллоу.
   Виллоу удивленно кивнула.
   На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра. Чем больше Джессика ощупывала живот, тем все большую тревогу она испытывала. Младенец не шевелился. Согласно тому, что она вычитала в книгах, если занято правильное положение, даже самые здоровые младенцы за несколько часов до родов успокаиваются.
   Но таким же образом вели себя и мертвые младенцы. У Джессики был горький опыт бесплодных родов матери.
   – Скажи мне сразу, когда снова что-то почувствуешь, – попросила Джессика, скрывая свою тревогу за улыбкой. – А за это время ты можешь успеть подрубить одеяло, которое подготовила для младенца.
   Через полчаса у Виллоу снова появилась боль. Она подняла взгляд от одеяла, которое только что аккуратно сложила.
   – Джесси! – позвала она.
   – Сейчас?
   – Да.
   Джессика выпустила ручку насоса и побежала из кухни в гостиную. Положив руки на живот Виллоу, Джессика убедилась, что мышцы были твердыми. Нахмурившись, Джессика осторожно, но тщательно снова прощупала живот.
   Из книг она хорошо знала о существовании ложных родов. Положение младенца не изменилось.
   Через некоторое время мышцы Виллоу расслабились.
   – Ты ощущаешь сжатие во всем теле? – спросила Джессика, выпрямившись.
   – Это началось сзади и затем отдалось впереди, – сказала Виллоу, показывая это жестами.
   – Ты можешь встать?
   – Без сильной руки мужа, которая придает мне вертикальное положение? Попробуем.
   Когда Виллоу встала, Джессика наклонилась и стала двигать руками по вздутому животу. Определенно, младенец был сейчас ниже, чем раньше, хотя и не столь низко, как на картинках, где изображены женщины перед самым началом родов. Но… первый ребенок есть первый ребенок. Он непредсказуем.
   Джессика подождала, однако не заметила, чтобы младенец начал движение. Когда у нее появилась уверенность, что Виллоу не прочитает тревоги в ее глазах, она посмотрела на нее, улыбнулась и пошутила:
   – Как говорят твои братья, «ну, Вилли, все идет путем». Младенец опустился, стоит на головке и жаждет увидеть, как выглядит этот мир.
   Слабая улыбка тронула бледные губы Виллоу. Она взяла в свои ладони руку Джессики и сжала ее.
   – Я так рада, что ты здесь, Джесси.
   – Я тоже.
   Это была ложь лишь отчасти. Джессика была рада за Виллоу. Ни одной женщине не хочется рожать в одиночестве.
   Но до этого она надеялась, что никогда больше не столкнется с муками и ужасом родов.
   – Ты завтракала? – спросила Джессика.
   – Нет. У меня нет аппетита.
   – Вот и хорошо. У твоего младенца есть сейчас более важное дело, чем возиться с бисквитами и ветчиной, – живо среагировала Джессика. – Где ты хранишь постельное белье?
   – В нижнем ящике… ох!
   – Что такое?!
   Но Джессика уже сама заметила влажные следы на юбке Виллоу.
   – Это прорвались воды…
   – Да-да, конечно. – Виллоу улыбнулась дрожащими губами. – Глупо пугаться. Я и забыла, что это должно произойти… Хороша гусыня…
   Джессика обняла Виллоу и стала гладить ее, как ребенка.
   – Никакая ты не гусыня. Это так естественно – немного беспокоиться, тем более в первый раз, – бодро сказала Джессика.
   Виллоу на момент прильнула к невысокой женщине, затем шагнула назад и выпрямилась.
   – Наверное, хорошо, что сейчас нет здесь Калеба. Он очень боялся, чтобы меня не постигла судьба его сестры.
   Джессика вспомнила тот вечер, когда Калеб уносил спящую жену из гостиной. Его лицо казалось каменным, но взгляд заставил сердце Джессики перевернуться в груди.
   «Она моя жизнь».
   Тогда Джессика думала в смятении: каково это – быть любимой с такой силой? Она готова пожертвовать раем и пройти через ад, чтобы Вульф испытал такое чувство к ней.
   Но Джессика знала, что этого не будет.
   «Мы не подходим друг для друга».
   Вулф был наполовину прав. Но лишь наполовину. Он подходил для нее.
   Это она не подходила для него.
   Джессика заставила себя забыть о своих печалях. Взяв Виллоу за руку, она повела ее в спальню.
   – Я хотела, чтобы Вулф поговорил с Калебом об этом, – сказала Джессика, – но не могла улучить момент. Сейчас стало известно, что послеродовую лихорадку можно предотвратить, если доктор моет руки горячей водой с мылом, перед тем как принимать роды.
   – Правда? А почему это?
   – Я не знаю. Но мытье – это простая и доступная вещь. И пока я с тобой, я буду следить, чтобы постельное белье было у тебя чистым, как и ночные рубашки и все прочее.
   Виллоу слегка улыбнулась.
   – Если это переносится через руки, почему же оно не может переноситься через другие вещи? Так ведь?
   – Совершенно верно, – ответила Джессика. – Давай я помогу тебе раздеться.
   – Я сама смогу.
   – Но я сделаю это лучше, – улыбнулась Джессика и стала расшнуровывать ее юбку. – При родах не приходится стесняться. Что должно, то и происходит, хочешь ты того или нет. То-то мы порадуемся, когда все будет позади.
   Виллоу глубоко вздохнула.
   – Ты всегда меня удивляла.
   – Ты хочешь сказать, что я не такая никчемная, как думает Вулф?
   – Какая глупость! Я бы надрала Вулфу уши за его скверный характер. Ты не можешь изменить обстоятельства своего рождения, как, кстати, и он своего.
   Джессика довольно грустно улыбнулась, но ничего не сказала.
   – Больше всего меня удивляет, – продолжила Виллоу, – что ты ничего не знаешь… э-э… о физической стороне брака, и я думаю, что некоторые вещи могли приводить тебя в замешательство… Но ты имеешь опыт, как я вижу, в акушерском деле?
   – Я провела первые девять лет своей жизни в имении в деревне… Собаки, овцы, кошки, лошади, свиньи, коровы, кролики и прочие твари – они зачинали и рожали так же регулярно, как регулярно восходит солнце.
   – Особенно кролики, я полагаю? – предположила с улыбкой Виллоу.
   Джессика засмеялась.
   – Эти милые зверьки приносили приплод в любую погоду, будь то дожди или засуха.
   – Я рада, что ты не такая, как все городские аристократки, – призналась Виллоу. – Я никогда не принимала роды и думаю, что ты мне очень поможешь и присмотришь за младенцем, если я на первых порах буду уставать.
   Улыбка прямо-таки сбежала с лица Джессики. Она никогда не имела счастья нянчить живого младенца, но она не собиралась признаваться в этом. Сейчас самое главное заключалось в том, чтобы поддержать бодрость духа у Виллоу Меньше всего в эту минуту ей нужно было слышать о трудных родах и мертворожденных младенцах.
   – Обопрись на меня, пока ты перешагиваешь через юбку, – предложила Джессика.
   Действуя споро, но без спешки, Джессика вымыла Виллоу и одела в чистую рубашку. Она убрала старое белье, постелила клеенку поверх матраса и затем чистое белье. К тому времени, когда Виллоу неуклюже забралась на кровать, у нее произошла еще одна схватка.
   Больше не оставалось сомнений в том, что пришло время настоящих родов.
   – Я сейчас вернусь, – сказала Джессика, подоткнув покрывало. – Если ты услышишь выстрелы, не пугайся. Я вызываю мужчин.
   – Нет. Я чувствую себя прекрасно. Они мне не нужны.
   – Виллоу, как ты думаешь, что сделает Калеб с тем человеком, который не позовет его, когда тебе это необходимо?
   В глазах Виллоу блеснули слезы.
   – Но кобылы нуждаются в нем больше, чем я.
   – Вулф справится с кобылами. Он любит лошадей больше всего на свете.
   – Кроме тебя.
   Джессика грустно улыбнулась.
   – Дерево Стоящее Одиноко меня не любит. Он беспокоится обо мне, вот и все, а большего я и не заслуживаю.
   – Ерунда, – возразила Виллоу.
   – Нет. Это чистая правда. Все, что Вулф сказал обо мне вчера вечером, тоже правда. Я вынудила его пойти на эту женитьбу. Он мечтал о западной женщине, такой, как ты. А получил он в жены аристократку, которая не могла даже причесаться.
   Джессика улыбнулась при виде смятения на лице Виллоу.
   – Расческа была так же непривычна для моих рук, как золотая монета для нищего.
   – Господи милостивый, – прошептала Виллоу.
   – Но я учусь, во многом благодаря тебе. – Джессика погладила Виллоу по голове. – Отдыхай. Тебе потребуются силы, чтобы подарить миру ребенка Калеба.
   Виллоу повернулась и посмотрела в окно. Видны были лишь гнущиеся под порывами ветра деревья.
   – Они не услышат выстрелов, – сказала она спокойно. – Ветер дует в нашу сторону.
   Джессика в душе согласилась с этим, однако все же вышла на крыльцо. Ветер вырвал из ее рук дверную ручку, и дверь громыхнула о стену. Воздух был полон ледяной пыли. Трясясь от холода, она подняла карабин – подарок к свадьбе, которой никогда не должно было быть. Серебряная и золотая инкрустация поблескивала в сумеречном освещении.
   Джессика трижды выстрелила вверх, сделала паузу и снова дала три выстрела. Озябшая до костей, она вернулась в дом. Не без труда ей удалось закрыть дверь, преодолев сопротивление пронизывающего насквозь ветра.
   Некоторое время Джессика постояла в гостиной, собираясь с мыслями, затем начала действовать.
   Она вычистила и вымыла острые портновские ножницы, завернула их в чистое полотенце и положила поверх чистых одеял, которые Виллоу с такой любовью приготовила для новорожденного. Мысль, что ей придется заворачивать в них крохотный трупик, повергла Джессику в отчаяние. Она видела приготовленное для малыша белье и любовно сработанную колыбельку. Она видела нежность Калеба и радость Виллоу, когда он клал ей руку на живот и прислушивался к движению внутри.
   «Прошу тебя, господи, о том, чтобы младенец родился живым».
   Ветер сотрясал, дом, вселяя холод в душу Джессики. Внезапно она взяла книгу и стул и подошла к Виллоу.
   – Моей матери помогало, когда я ей читала, – сказала она с напускным спокойствием. – Если тебе это не по душе, я посижу молча, пока не понадоблюсь тебе.
   – Пожалуйста, – быстро сказала Виллоу напряженным голосом, – почитай.
   – Старайся не задерживать дыхания при появлении боли, – посоветовала Джессика. – Иначе будет хуже.
   Джессика начала читать «Сон в летнюю ночь». Время отсчитывалось схватками, которые наступали все чаще и чаще и продолжались все дольше, пока промежуток между ними не уменьшился до считанных минут. Позывы сделали тело роженицы жестким, она хрипло стонала.
   – Старайся не сопротивляться, – подсказала негромко Джессика. – Роды сильнее женщины. Она не в силах помешать им. Мы можем только принять в них участие вместе с младенцем.
   Виллоу медленно расслабилась, несмотря на неотпускающую боль.
   – Вот, – подала ей Джессика кожаную полоску, вынимая ее из кармана. – Положи ее между зубами.
   Никто из женщин не слышал, как открылась передняя дверь. Не слышали они и голоса Калеба, окликающего Виллоу. Джессика узнала о его появлении только тогда, когда пара рукавиц, надеваемых во время верховой езды, шлепнулась на пол у ее ног и огромная мужская рука протянулась мимо нее к Виллоу.
   – Нет! – вскрикнула она решительно, загораживая Виллоу. – Прежде как следует помойся! Ничто грязное не должно касаться ее или ребенка, иначе есть риск лихорадки.
   Калеб сгреб брошенные рукавицы и выбежал из комнаты. Вернулся он еще влажный после мытья, от него пахло мылом, и на нем не было ничего, кроме чистых бриджей. Всю операцию, связанную с умыванием, он проделал в мгновение ока.
   Виллоу издала негромкий стон, когда схватка достигла пика. Открыв глаза, она увидела Калеба, застегивавшего бриджи. Она виновато отпустила руку Джессики, вынула изо рта кожаный ремешок и спрятала его под покрывало.
   Но она оказалась недостаточно проворной. Да и мало что могло укрыться от зорких глаз Калеба.
   – Я говорила Джесси, что не надо стрелять, – объяснила Виллоу. – Кобылы…
   – Вулф занимается ими, – перебил ее Калеб, доставая рубашку. – А что насчет стрельбы?
   – Я попыталась вызвать тебя, когда у Виллоу начались роды, – сказала Джессика, смачивая влажной тряпочкой лицо Виллоу.
   – Я не слышал никаких выстрелов.
   Джессика посмотрела в окно. Было еще довольно светло. Ветер все так же буйствовал. Никто из других мужчин пока не возвращался.
   – А как же ты узнал, что нужно прийти?
   – Я услышал, как Виллоу звала меня.
   Джессика озадаченно посмотрела на Калеба, но его глаза были направлены на жену. Он стоял на коленях перед кроватью в небрежно застегнутой рубашке. Но на это обратила внимание лишь Джессика, сам же Калеб, нагнувшись к Виллоу, что-то тихонько шептал ей, гладил волосы и улыбался с такой нежностью, что у Джессики перехватило в горле, а в глазах появились слезы.
   При очередной схватке Виллоу ухватилась за руку мужа. Она пыталась сдержать крик, но хриплый стон подавить в себе не могла.
   – Давай, давай! – просил Калеб. – Кричи, ругайся или плачь. Лишь бы помогало!..