Лоуэлл Элизабет. Только моя

   – Замечательно, – пробормотала она, снова наклоняясь к нему – Мне тоже.
   Джессика исследовала различные части уха с помощью языка, зубов и губ. Когда из груди Вулфа вырвался еще один стон, она поцеловала его за ухом.
   – У нас обоих есть шея, – сказала она.
   – Что?
   – Шея, – повторила Джессика. – У обоих есть. Мне было приятно чувствовать твой рот на шее. Значит ли это, что ты…
   – Да, – ответил он быстро. – Пожалуйста.
   Она с улыбкой придвинулась к нему, не замечая, что верх ее ночной рубашки раскрыт руками Вулфа. Белые кружева сдвинулись, открывая взгляду покачивающиеся груди, пока она исследовала мощные сухожилия и упругие мышцы его шеи. Тело было крепким, словно отполированное дерево, но в то же время гибким. В нем вполне осязаемо пульсировала жизнь.
   – Твоя шея гораздо сильнее моей.
   – Конечно. У меня нет твоей лепестковой мягкости, – согласился Вулф. – Покусай меня, эльф. Дай мне ощутить твои зубки и тепло твоего маленького язычка. Не бойся, ты не причинишь мне боли.
   Упоенная Джессика коснулась его шеи губами. Ее горячее желание доставить ему удовольствие возбуждало едва ли не больше, чем сама ласка. Сознавая, что ему не следует полностью доверять себе и трогать ее, Вулф тем не менее сдвинул ночную рубашку с одной груди, чтобы полюбоваться ее живой упругостью. Указательным пальцем он описал круг по атласной коже в том месте, где она начинает собираться в розовый бархат соска.
   По телу Джессики пробежал трепет, и ее зубки сомкнулись довольно энергично на его напряженном плече. Он почувствовал жар во всем теле. Захватив пальцами маковку ее груди, он легонько и нежно покрутил ее. Джессика ахнула и вонзила ногти в его грудь.
   Почувствовав еле заметный подъем его сосков, она после некоторого колебания прочертила круги около этих узелков, которые так неожиданно проявили себя.
   – Да, у нас обоих есть груди, – сказал Вулф с невольной улыбкой, несмотря на желание, которое сводило его мышцы. – Только твои удивительно мягкие, шелковистые и красивые.
   – Мне больше нравятся твои.
   Тонкие пальцы скользили по груди Вулфа, перебирая черные завитки, очерчивая круги возле чувствительных сосков. Затем она нагнула голову, накрыв его волной благоухающих волос. Прежде чем она успела коснуться его губами, он заметил кончик ее языка. Она с любопытством котенка пробовала на вкус его сосок. Он провел пальцами по ее волосам, прижал ее к себе.
   – Помнишь, как я целовал тебя? – спросил он почти строго.
   – Да.
   – Тебе понравилось?
   Ее смех был таким же осязаемо чувственным, как и тепло ее языка.
   – Я понимаю так: ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя таким же образом.
   – Если только ты хочешь сама.
   В ответ Джессика изменила форму ласки. Она открыла губы, дразня и доставляя ему удовольствие, перемещая рот с места на место. Ее зубки легко покусывали Вулфа. Напряжение в его теле было ей и наградой, и приманкой. Она взяла сосок в рот и пососала его. В ответ Вулф издал приглушенный стон. Сердце его забилось сильнее, волна тепла распространилась по телу. Джессика поняла, что это доставило ему удовольствие.
   Трепет пробежал по телу Джессики. Она не могла предположить, что ее прикосновения могут оказывать такое воздействие на могучее тело Вулфа. Как не предполагала и того, что прикосновения к нему возбудят и ее самое, вызовут приятные ощущения. Она поймала себя на том, что ей хочется трогать его повсюду и одновременно, наполнить им все свои чувства и ощущения, чтобы ничего, кроме Вулфа, не существовало в ее мире.
   Что-то мурлыча, Джессика приложила сперва одну, затем другую щеку к груди Вулфа, лаская его, ощущая тепло его тела. Она поняла наконец, что именно этого хотела так давно, что не помнила, когда родилось желание.
   А сейчас он лежал, отдаваясь прикосновениям ее руки, и у нее кружилась голова, когда она думала о его мужской красоте и силе.
   Рука Джессики скользнула вниз по простыне, чтобы погладить ноги Вулфа. Помня, какой огонь зажгла его рука, двигаясь между ее ногами, она просунула пальцы под простыню, желая подарить ему такие же ощущения, которые она испытала сама. Однако, когда она попробовала прочертить пальцами линию от колена вверх, она обнаружила, что плотно сжатые ноги не пускали ее пальцы.
   – Ты не хочешь, чтобы я потрогала тебя? – спросила Джессика.
   Вулф не решился заговорить. Он просто раздвинул ноги и помолился о том, чтобы самоконтроль не подвел его и на сей раз.
   Мужская плоть, которую обнаружила Джессика, была для нее совершенно незнакомой; мягкая раздвоенность легла ей на ладонь, все остальное было напряженным и настолько чувствительным, что дыхание Вулфа прервалось, когда она попробовала эту плоть исследовать. Она решила отступить. Вулф рукой накрыл ее руку, придержал ее ладонь на своем теле, по которому пробегала дрожь.
   Внезапно Вулф осознал, что он сделал.
   – Прости меня, – сказал он возбужденно. – Я не хотел тебя насильно заставлять делать то, что ты не хочешь.
   Джессика нежно поцеловала упругую кожу его живота.
   – Я очень хочу потрогать тебя. Просто не знаю как. Помнишь, ты учил меня в пятнадцать лет, как лучше защищаться? С твоих слов я знаю, как мужчина здесь уязвим.
   – Что? А-а, – протянул Вулф, вспомнив. – Ты имеешь в виду тот дикий прием?
   – Этот прием спас меня от лорда Гора.
   – Как это понять?
   – Он так прижал меня к стене, что я не могла ни дышать, ни стонать, ни кричать. Если бы я не ударила его коленом, он изнасиловал бы меня прямо на полу в зале
   – Джесси…
   Он приподнялся, чтобы видеть ее лицо. Он увидел полуприкрытую грудь, огненные отсветы зари на распущенных волосах и пленительный рот, который находился так близко от ноющей плоти, что при дыхании поток тепла проникал сквозь простыню. Он погладил рассыпавшиеся длинные волосы.
   – У тебя дрожит рука, – прошептала она.
   – Да, – согласился он глухо. – Ты продолжаешь удивлять меня. У тебя так мало оснований доверять мужчинам, однако ты в своей чувственности щедрее любой другой.
   – Это только с тобой. Ты всегда относишься ко мне иначе, чем другие мужчины. Ты мой лорд Вулф, Дерево Стоящее Одиноко, Заклинатель Грома по поручению перепуганного эльфа.
   Джессика коснулась губами его тела. Он положил пальць на ее губы. Она встрепенулась от воспоминаний.
   – У тебя есть еще одно имя, – шепнула она.
   – Я знаю. Виконтов дикарь.
   – Нет! – В наказание она куснула кожу на его животе. – Никакой не дикарь. Для меня твое настоящее имя – Дарящий Мне Солнце.
   Вулф подумал: сколько же раз Джессика будет удивлять его? И она тотчас же удивила его тем, что стянула простыню и поцеловала ту столь отличающуюся плоть, которую возбудила.
   Поцелуй был легким, как прикосновение крыла бабочки, и в то же время он жег, как ничто другое. Затем Джессика подняла свои роскошные волосы и расположилась над его животом. Он чувствовал, как его ласкают шелковистые пряди.
   – Научи, как трогать тебя, – прошептала Джессика, чуть поглаживая руками Вулфа. – Скажи мне, где ты наиболее чувствителен.
   Неповинующимися губами он произнес ее имя. Это было все, что он мог сказать, пытаясь контролировать токи, которые подводили его к порогу экстаза. Несколько мгновений он боролся, не сознавая, что Джессика наблюдает за ним глазами, затуманенными дымкой страсти. Наконец он издал долгий, прерывистый вздох.
   – Ты лишила меня возможности дышать, – признался Вулф.
   – Я отдам тебе свое дыхание.
   Джессика приблизила свое лицо к его лицу и выдохнула повторяя имя Вулфа, в его рот, после чего последовал долгий, горячий поцелуй. Он медленно накрыл ее руки и притянул их к своему ноющему телу. В предвкушении она поцеловала уголок его рта, бешено пульсирующую жилку на шее, мужественную выпуклость его груди. А в это время ее руки летали над его вздыбленной плотью, овевая ее теплом.
   Когда Вулф смог наконец говорить, его голос зазвучал резко, мучительно, и она поняла, насколько он напряжен
   – Потрогай меня здесь, где зарождается огонь, – сказал он, помещая маленькую ручку между своих ног
   Джессика принялась нежно ласкать Вулфа, ощущая трепет в его теле. Он поднял ее руку повыше, помог ей обхватить плоть, затем направил трепещущую руку от основания вверх
   – Здесь, – произнес он хрипло. – Здесь я наиболее чувствителен. И здесь я мог бы почувствовать миг твоего экстаза наиболее остро.
   Из горла Джессики вырвался всхлип. Она с любопытством и деликатностью исследовала незнакомую плоть. Вулф почувствовал, как дрожит ее рука, и улыбнулся.
   – Что-нибудь еще хочешь узнать?
   – Да.
   – Что же именно?
   – Я хочу знать, что я испытаю, когда почувствую тебя
   в себе.
   – Это невозможно… А вот это… да, вот так… мне сейчас нужны твои руки, Джесси, как никогда раньше.
   Ее руки ритмично двигались, и сладость нарастала в теле Вулфа. Она целовала изгиб его бедер, излучающий тепло живот и загадочную впадинку пупка.
   Полузакрыв глаза, Вулф наблюдал, как она любит его тем единственным способом, который он мог позволить. Тишина в комнате сгустилась и стала такой напряженной, какая бывает за мгновение до разряда молнии, которая соединит небо
   и землю.
   Явное удовольствие, которое Джессика получала от его тела, и отсутствие страха с ее стороны расслабило его. Лишь ценой большого волевого усилия он преодолел желание заключить ее в объятия и вернуть ей ласки. Но он знал, что если тронет ее, то не сможет остановиться до тех пор, пока не погрузится в нее не ощутит в ней дрожь наслаждения, которая подарит ему солнце.
   Джессика коснулась ртом его кожи, и он крепко сжал рукой концы ее волос. Он не должен был смотреть на нее. Он закрыл глаза, чтобы легче было бороться с неукротимым желанием, которое угрожало выйти из-под контроля. Когда он мечтал о своем эльфе, он не мог и предположить, что его тело вызовет столь откровенный интерес и доставит удовольствие Джессике. Никогда раньше не испытывал он такого возбуждения.
   Внезапно язык Джессики коснулся окончания его возбужденной плоти Он издал стон человека, испытывающего неимоверные муки. Джессика быстро подняла голову, бросив на него копну волос. Легко, как вздох, и горячо, как пламя, волосы коснулись его бедер. Трепет пробежал по телу Вулфа.
   – Вулф, я причинила тебе боль?
   Он улыбнулся, несмотря на пытку неотступного желания.
   – Ты боишься причинить мне боль?
   Она кивнула. Это ее движение добавило огня его возбужденной плоти. Он едва подавил стон.
   – Сладостная Джесси, боль появляется лишь тогда, когда ты прекращаешь ласку.
   – Но как мне трогать тебя? Ведь мы такие разные.
   – Я никогда не просил женщин об этом. – Вулф взглянул на Джессику сверкающими глазами. – А уж обращаться с такой просьбой к невинному эльфу – это слишком.
   – Наверное, стыдно в этом признаваться, но я скорее похожа на распутницу, чем на невинную. Я поняла, что я очень… любопытная.
   – А я понял, что никогда не чувствовал большего возбуждения. Интересно, сколько еще я могу выдержать? – Он громко вздохнул. – Мы будем вместе учиться.
   – Но для тебя это не может быть новым!
   Он задумчиво улыбнулся.
   – Но это так.
   – А твои герцогини…
   – К черту герцогинь! – произнес Вулф грубо. – Они не принадлежали мне, и я не принадлежал им. Я был для них просто дикарем. Ни одна из них не зажгла во мне ничего, это были холодные, расчетливые совокупления. Ни одна из них не доставила и половины того наслаждения, которое доставляешь ты.
   – Я доставляю? – прошептала Джессика. – Когда касаюсь того места, где мы больше всего отличаемся?
   Вулф улыбнулся и погладил большим пальцем ее губы – единственное прикосновение к ней, которое он позволил себе
   – И тогда, и раньше, когда ты блуждала по моему телу словно я был теплой волной, а ты купалась во мне.
   – Но ты и есть теплая волна. – Джессика приложила щеку к возбужденной мужской плоти, сосредоточившей в себе желание. – И я купаюсь в тебе.
   – Купаешься?
   – Да. – Она повернула голову и приласкалась другой
   щекой.
   – Если ты будешь продолжать в том же духе, – сказал он глухим голосом, – это будет уже не метафора, а факт.
   Джессика помолчала, затем, что-то поняв, улыбнулась.
   – Это было бы справедливо.
   – Нет.
   – Да. – Ее голова качнулась, и теперь она ласкала его не щекой, а ртом. – А ты разве не купаешься во мне?
   Когда его тело напряглось, Вулф пробормотал что-то по-чейеннски.
   – Ты очень напряжен, мой Вулф.
   Он сдавленно застонал. Хорошо, что не прозвучало слово, которое могло бы шокировать Джессику.
   – Ты очень теплый, – шептала она, касаясь плоти кончиком языка.
   – Ты озорница, – проговорил он низким голосом
   – Правда? Как энергично пульсирует у тебя здесь кровь. Я ощущаю это. – Джессика дрожала от возбуждения. – Гораздо энергичней, чем на шее.
   Вулф не отвечал. Он был не в состоянии. Он не мог представить себе, как это возбуждало – познавать себя глазами Джессики, с помощью ее рук и слов.
   Затем его плоть ощутила нежное, воспламеняющее тепло рта. Джессика издала мурлыкающий звук удовольствия и удивления. Вулф вцепился в одеяло, когда волна невыразимого наслаждения взорвалась внутри него. Он попытался побороть ее, однако быстро понял, что в этой борьбе он победы не одержит
   У Вулфа едва хватило сил оторвать Джессику от своего тела и погрузить язык в ее рот. Он вкусил ее и застонал, как если бы его рвали на части.
   Подергивание и содрогание мужской плоти в ее руке привело Джессику в состояние трепета. Она почувствовала обволакивающее шелковистое тепло разрешившегося напряжения и поняла, что прикасается к началу самой жизни. Она стала исступленно целовать Вулфа, страстно желая, чтобы эта жизнь началась в ней.
   – Я не хотел так шокировать тебя, – сказал он, когда наконец сумел вздохнуть. – От твоего рта – там – я потерял контроль над собой.
   – Но ты нисколько меня не шокировал.
   – Как бы не так… Ты, кажется, попробовала меня на вкус.
   – Да! – горячо зашептала Джессика. – И это было чудесно! По вкусу ты напоминаешь слезы, только шелковистей и таинственней.
   Ее слова перевернули душу Вулфа, обновив его за одно мгновенье.
   – Благодаря тебе я стал другим, эльф, – признался он хрипло. – Но я хочу отплатить тебе той же монетой.
   Джессика поняла его лишь тогда, когда почувствовала, как он втянул ртом маковку ее груди, а рука его скользнула вниз в поисках лепестков цветка, который раскрывался только для него. Она была податливой, знойной, жаждущей, поскольку, лаская его, она возбудилась до предела. Первое прикосновение его пальцев к лепесткам цветка заставило Джессику задохнуться, второе – вскрикнуть. Третье прикосновение породило тепло, которое разлилось и обволокло обоих.
   Четвертое подарило ей солнце.

16

   Хотя выражение лица Вулфа было довольно суровым, когда он входил в дом, вид жены, разливающей в миски суп, подействовал на него благотворно. Медленная, мужская улыбка, которой он одарил ее, снимая кожаные рабочие рукавицы, сказала Джессике, что он помнит, что произошло между ними на заре три дня назад и затем повторялось каждую ночь.
   Принимая миску из рук Джессики, Вулф незаметно положил ладони на тыльную сторону ее пальцев. Поскольку здесь были другие люди, он не наклонился к ней для поцелуя. Однако ему очень хотелось это сделать, и по ее прерывистому дыханию он понял, что она хочет того же.
   – Как поживает маленький мужчина? – спросил Вулф, поворачиваясь к Виллоу, чтобы губы Джессики не искушали его.
   Виллоу занималась ответственным делом: она купала малыша, который, кажется, получал немалое удовольствие от теплой ванны и прикосновения материнских рук.
   – Этан Калеб Блэк поживает отлично, – ответила с улыбкой Виллоу
   – Этан, говоришь? Значит, определились наконец.
   – Так звали отца Калеба.
   – Традиция, – сказал Вулф. Он одобрительно взглянул на Виллоу. – А ты не слишком быстро поднялась и принялась за работу?
   – Валяться в постели – удел больных. А я здорова.
   Нахмурившись, Джессика оторвалась от противня с кукурузным хлебом.
   – В Англии женщина соблюдает особый режим несколько недель после родов.
   – Экие неженки, – отреагировал Вулф. В его голосе прозвучало нескрываемое отвращение к аристократам Великобритании. – И ведь бесполезные, как соски у борова.
   Виллоу просто сказала:
   – Чем дольше ты пролежишь в постели, тем слабее будешь, когда поднимешься.
   – Ты выглядишь утомленной, – возразила Джессика.
   – Я была бы еще больше утомлена, если бы не Калеб Он помогает мне во всем. – Она подняла малыша и, продолжая разговор, завернула его в мягкую фланелевую пеленку. – Этан и я славно поспали сегодня утром… Правда же, кнопка? А после ленча мы еще поспим.
   Вулф молча покачал головой, но в этом чувствовалось скорее восхищение, чем несогласие.
   – Калеб, должно быть, родился под счастливой звездой если встретил тебя. Даже под несколькими.
   Джессика наклонилась над противнем с хлебом, положила на него чистое полотенце, чтобы не уходило тепло. Впрочем, это было не так уж и необходимо, но зато давало ей возможность скрыть лицо, пока она не сможет овладеть собой. Даже зная, что Вулф не хотел нанести ей обиду, она не могла не испытывать горечи.
   Она начала надеяться, что Вулф признает их брак. После той ночи, когда Вулф узнал, почему она боялась замужества и родов, он стал ее заботливым и предупредительным другом. Он был также сдержанным, щедрым учителем древнего искусства любви.
   Но сейчас Джессика поняла, что он не воспринимает ее в качестве жены. И, вероятно, не воспримет. Презрение к аристократам у него было глубоко в крови.
   Джессика родилась среди аристократии. Вулф никогда не забывал об этом, даже в момент страсти к ней. Вот почему после трех ночей огненных ласк Джессика оставалась девственницей. Вулф пылал к ней страстью, как к женщине, но не верил, что она может быть ему верным другом.
   Ветер бился о стены, сотрясая дом. Он свирепо швырял в окно частицы льда и песка. Мужчины перестали есть и обменялись тревожными взглядами.
   Ничего не говоря, Вулф встал и вышел через заднюю дверь. Не обращая внимания на колючий ветер, он отошел от дома, чтобы взглянуть на небо над горными вершинами.
   Хотя был лишь полдень, слышался вой волков, вышедших из лесу на охоту.
   В течение некоторого времени Вулф молча наблюдал за природой. Когда он вернулся в дом, лицо его было бесстрастным, но глаза невеселыми.
   Калеб подождал, пока Вулф сел.
   – Ну? – спросил он негромко.
   Поколебавшись, Вулф пожал плечами.
   – Будет сильный снегопад.
   Калеб пробормотал себе под нос несколько слов, которые Джессика предпочла бы не слышать. Она поставила на стол второй противень хлеба и новую миску супа.
   – Говоришь, сильный? – переспросил Калеб.
   – Будет сущий ад. – Голос Вулфа звучал спокойно и твердо.
   – Тогда никто не поедет, кроме меня. В этой пурге легко заблудиться.
   – Я начну собирать коров и телок, – сказал Рейф, как будто не слыша слов Калеба. – Мой бич пугает лошадей, зато очень нравится этим животным.
   – Я поеду с дробовиком, – сказал Рено. – Слава богу, пока не очень много коров отелилось. Телятам будет безопаснее в утробе матери. Кобылы уже начали жеребиться?
   – Нет, – ответил Вулф. – Моя стальная будет, наверное, первой. Ну, а за ней тут же пойдут другие. Если они начнут жеребиться в пургу…
   Калеб прищурил глаза, но промолчал. Да и мог ли он найти такое слово, которое повернуло бы холодный северный ветер вспять?
   – Если мы заарканим моего мустанга, – продолжил Вулф, – Измаил сможет увести остальной табун за собой.
   – Я недавно пытался это сделать. Но эта твоя чертовка просто описывала круги возле меня, – пожаловался Калеб.
   – Да, быстронога… И умна, очень умна!.. – Затем улыбка у Вулфа погасла. – Если не удастся поговорить с ней…
   – Поговорить? – удивилась Джессика.
   Калеб улыбнулся.
   – По-чейеннски… Это самая загадочная вещь, которую я когда-нибудь видел. Вулф может подойти к мустангу, что-то сказать ему, и тот сразу же идет за ним, словно большая собака.
   – Чейенны их так и зовут – Большие Собаки, – пояснил Вулф спокойно. Затем его голос изменился. – Если стальная не проявит благоразумия и мы не сможем подойти к ней, я вынужден буду оглушить ее пулей.
   Джессика бросила полный сочувствия взгляд на Вулфа. Она знала, что стальная была его надеждой, основой будущего табуна.
   – Я сделаю то, что должен сделать, – заявил Вулф.
 
   На третий день пурги мужчины были до предела измотаны недосыпанием и многочасовыми верховыми поездками. Джессика без конца готовила жаркое, пекла уйму хлеба и готовила озера кофе. Все это она держала в горячем виде на кухне независимо от времени суток, потому что не знала, в какую минуту через заднюю дверь ввалится кто-нибудь из мужчин, продрогший до костей и голодный, как медведь после зимней спячки.
   – Иди спать, – сказала Джессика, обращаясь к Виллоу.
   – Ты на кухне с раннего утра, сейчас дело к вечеру. Ты ведь измоталась.
   – Я чувствую себя отлично. Я сильнее, чем кажусь. И всегда была такой.
   Виллоу заметила следы тревоги на лице Джессики и поняла, что ее беспокоит.
   – С мужчинами все будет в порядке, Джесси. Они привыкли разъезжать по дикой стране.
   В ответ Джессика лишь кивнула. Она не знала, рассказал ли Калеб жене о волках. Стая вышла охотиться на лошадей и коров, которые телились в самое неподходящее время. Не говоря уж о ветре. Он тысячами ледяных зубов впивался в кожу и отбирал тепло у всего живого…
   Джессика знала обо всех этих проблемах, потому что Вулф рассказал ей больше, чем сам того желал, своими скупыми ответами и красноречивыми умолчаниями.
   – Если бы прекратился этот проклятый ветер, – мечтала вслух Джессика.
   – Да… Если бы… Сейчас хоть снегопад почти стих, – сказала Виллоу, подходя к окну. Она взяла в руки бинокль, направила его на пастбище и стала считать лошадей. Трудно было рассмотреть все в деталях через снежную завесу, но ей показалось, что в табуне есть потери.
   – Ну как? – спросила Джессика, подходя к Виллоу.
   – По крайней мере четырех кобыл не хватает.
   – Измаил приведет их.
   – Если они не ожеребились, – тихо заметила Виллоу. – Ни один жеребец не побеспокоит кобылу, если она отделилась от табуна, чтобы жеребиться. – После паузы она добавила: – Я заметила волков. Их стая снова движется к пастбищу.
   На мгновение Джессика закрыла глаза, представив себе арабских красавиц, которых пригнали на домашнее пастбище. Даже жеребые и покрытые густой зимней шерстью, кобылы пленяли элегантностью форм и движений и очаровали Джессику. При мысли о том, что эти кобылы стоят на жестоком ветру, когда вокруг кружат голодные волки, ей стало не по себе. Кобылы были беспомощны во время родов и в течение некоторого времени будут так же уязвимы, как и жеребята, вытолкнутые из теплой утробы на замерзшую землю.
   – Малыши, – прошептала Джессика.
   Виллоу продолжала смотреть в бинокль.
   – А мужчин не видно? – спросила Джессика.
   – Нет. Они, наверное, прочесывают лес в поисках коров. Когда перед утром ветер сменился на северо-восточный, стадо ушло из Игл-Крик-Бэйсин.
   Джессика с тревогой ожидала, пока Виллоу разглядит подробности. Наконец Виллоу энергично опустила бинокль. Джессика поняла, что нескольких кобыл все-таки не хватает.
   – Я нигде не вижу стальную, – сказала после паузы Виллоу. – Наверное, у нее начались роды.
   – Боже милостивый, – прошептала Джессика. – Мы не должны потерять ее сейчас. Вулф так обрадовался, что она подошла к нему, как будто поняла, что он хочет спасти ее.
   Виллоу положила бинокль.
   – Я покормила Этана несколько минут назад. Если он заплачет до моего прихода, ты только…
   – Нет!
   Резкий ответ озадачил Виллоу.
   – Оставайся с ребенком, – сказала Джессика жестко. – На поиск кобыл отправлюсь я.
   – Я не могу тебе это позволить. Там сейчас смертельно холодно.
   – Вот потому ты и останешься с Этаном. Если что-нибудь случится с тобой, ребенок погибнет. Если со мной… – Джессика помолчала и без горечи окончила: – Никто другой от этого не умрет.
   Виллоу так крепко сжала ладони, что побелели суставы.
   – Джесси, ты не должна выходить. Ты не представляешь себе, что такое горный ветер, как мгновенно он унесет твое тепло.
   – Я знаю, что такое мороз и ветер. Я видела, как овцы стоя замерзали в поле, а озера вымерзали до дна.
   Глаза Виллоу расширились от удивления.
   – Я не думала, что в Англии так холодно.
   – Не в Англии. Это в Шотландии… У тебя найдется подходящая зимняя одежда?
   – Джесси…
   – Да или нет?
   – В спальне… Я покажу тебе. – Виллоу улыбнулась. – Кое-что тебе будет знакомо: Калеб привез от Вулфа. Это было твое… Над передней дверью дробовик, возьми его. Я принесу патроны.
   Через короткое время Джесси, облаченная в несколько слоев шерсти и оленьего меха и в меховую куртку с капюшоном, была готова к выходу. Вместо юбки на ней были брюки, в руках она держала дробовик. Карманы ее были набиты патронами.
   Единственной лошадью в конюшне, которая еще не валилась с ног, был высокий черный мерин. Но он ни в какую не желал, чтобы его взнуздывали, седлали и тем более чтобы на нем выезжали. С первыми двумя задачами Джессика справилась, но мерин едва не сбросил ее, когда она попыталась сесть верхом. Все же он вынужден был подчиниться и неохотно вышел из конюшни, прижав назад уши. Джессика мысленно поблагодарила Вулфа за то, что он учил ее ездить на норовистых лошадях и приобщал к обязанностям конюха.