Лоуренс Стефани. Все о страсти

   — Пойдем в беседку, — попросил он. Но их губы снова слились: они никак не могли оторваться друг от друга.
   И когда перед ними выросла беседка, оба уже были словно в лихорадочном бреду. Франческа довольно улыбалась, словно кошка перед миской со сливками. Она побежала вперед, Джайлз следовал за ней.
   Франческа бывала здесь часто, влекомая уединенностью и тишиной, воспоминаниями о счастливых минутах… Это было место тихих радостей и разделенных наслаждений. Само прошлое сделало его таким, и теперь оно принадлежало им.
   Она повернулась и протянула руки. Он закрыл дверь и медленно направился к жене.
   Его глаза казались сейчас черными.
   Улыбнувшись, она потянулась к его галстуку.
   Его взгляд упал на ее груди. Пальцы скользнули за кружево на вырезе ее платья.
   — Ты сделала перестановку?
   — Небольшую.
   Она передвинула пяльцы его матери в угол. Пусть лучше стоят тут, чем в самом центре, где он всегда будет видеть и вспоминать.
   — Я заставила Ирвина принести сюда кушетку. — Франческа кивком показала на большую кушетку, привлекавшую глаз яркой обивкой. — Как приятно будет полежать здесь летом и расслабиться, — многозначительно заметила она.
   Его глаза напоминали штормовое море. Вот в них блеснула одинокая молния, и не успела Франческа разгадать намерения мужа, как его пальцы окунулись в глубокий вырез.
   — Щекотно! — взвизгнула она и, смеясь, увернулась. Он знал, что она боится щекотки, и продолжал пытку, пока она не задохнулась от смеха. Франческа попыталась удрать, но он прижал ее к кушетке. — Перестань! — вскрикнула она, пытаясь отдышаться.
   Он прижал ее к себе. Все еще всхлипывая от смеха, она позволила ему притиснуть ее бедра к своим, дать ей почувствовать всю силу его желания.
   — Как насчет осени? — шепнул он — Не думаешь, что было бы приятно полежать здесь и… расслабиться?
   В значении его слов трудно было ошибиться.
   — Ты прав.
   Судя по тому, что Франческа сейчас испытывает, скоро она снова начнет всхлипывать, но уже по другой причине. Предвкушение серебряным огнем пробежало по жилам. Она облизнула губы.
   — Мы могли бы посмотреть закат.
   — Совершенно верно, — лукаво пробормотал он.
   Он снова прижал ее к кушетке. Ее платье едва держалось на плечах. Повернув голову, она увидела, как его куртка приземлилась на ближайший стул.
   Руки сомкнулись вокруг нее. Жесткие ладони опустились на ее бедра.
   — Я думал, что тебе хочется полюбоваться небом.
   Она устремила взгляд на горизонт. Он припал губами к ее затылку. Потом его губы скользнули по ее шее…
   Они хорошо изучили ее, эти знающие, грешные руки. И заставляли ее трепетать… вздрагивать… расцветать для него… Его прикосновение нельзя было назвать нежным: скорее, властным. Каждая ласка пробуждала в ней некие первобытные чувства. Он заставлял ее жаждать большего. Хотеть его с отчаянием, от которого в горле стоял мешавший дышать комок.
   Ее груди набухли и ныли, хотя он еще не притронулся к ним. Соски кололо крохотными иголочками. В животе сгущалась приятная тяжесть. Он жадно мял ей живот, горящий венерин холмик, стал тереть сомкнутые складки сквозь платье, намеренно медленно, пока она не почувствовала, что теряет рассудок.
   — Я… — Она с трудом сглотнула. — Я уже налюбовалась закатом.
   — Но еще не темно.
   Она подняла отяжелевшие веки. Светлеющая ленточка быстро растворялась в синеве ночи.
   — По-моему, почти стемнело.
   — Ты уверена?
   В его голосе не было ни малейшего оттенка шутливости. Если у нее и оставались сомнения в том, кто стоял за ее спиной: галантный любовник или хищный ненасытный властелин, по его тону все стало ясно. Он явно не намерен тратить время на нежности. Их соитие будет жарким, бешеным, примитивным.
   И обещание того, что сейчас будет… обещание в голосе, в каждом движении тела послало по спине озноб предвкушения.
   — Да…
   Он легко поднял ее.
   — На колени, миледи.
   Его низкий рык обдал ее жаром. Он поставил ее на кушетку, коленями почти на самый край, и оседлал ее ноги.
   — Нагнись вперед. Держись за второй край. Она так и сделала. Кушетка была шире шезлонга. Но она смогла дотянуться.
   Он поднял ее юбки и сорочку до самой талии, обнажив ноги и бедра. Дуновение воздуха охладило ее разгоряченную плоть: предчувствие томило ее. Его ладони почти благоговейно сжали ее попку, легко лаская ее, прежде чем провести по ее обнаженным бедрам. Длинные пальцы подбирались все ближе к средоточию ее страсти… и замерли, прежде чем коснуться его.
   Она нервно дернулась.
   Он прильнул теснее и стиснул ее бедра. Бархатистая головка его плоти скользнула внутрь, ища вход в ее лоно.
   Она стала извиваться, пытаясь впустить его, но он держал ее крепко, пока сам не нашел того, что так страстно алкал. И стал входить медленно, бесповоротно, неумолимо, дюйм за дюймом завладевая ею. Растягивая. Наполняя.
   Наконец его бедра толкнулись в ее попку. Он сделал первый выпад, и она ахнула.
   Джайлз отстранился и снова медленно вошел, установив неспешный ритм обладания ею… и она начала блаженно таять. Ее тело раскачивалось с каждым толчком, каждым властным выпадом.
   Она пыталась раздвинуть колени, внести свою ноту в танец. Но жесткие колонны его ног не сдвигались ни на дюйм. Он держал ее крепко и делал то, что хотел. Постепенно темп толчков усилился, но когда ад уже был готов взорваться, он снова перешел к прежнему неспешному ритму.
   И она почти ничего не могла сделать. Только сжать тугую плоть, как перчаткой, и отдаться в его власть.
   Она так и сделала. И ощутила, как он, глубоко втянув в себя воздух, выпустил ее бедра, раздвинул вырез расстегнутого платья, проник под сорочку и сжал ее обнаженные груди.
   Она едва не лишилась сознания. Его прикосновение было прикосновением человека, имевшего на нее право и пользующегося этим. Огонь прожег ее тело от сосков до лона, того места, где они были соединены.
   Он наполнял ее снова и снова, раз за разом, подталкивая ее бедра своими, стискивая груди.
   Огонь разгорался. Распространялся, пока не вспыхнул ярко в спазмах пламени и желания. Раскаленные ощущения пронизывали каждую жилку, каждую клеточку. Каждый нерв. Она вскрикнула и услышала свой голос словно издалека, превращаясь в сгусток исступленной страсти.
   Он вонзался в нее все сильнее, глубже, быстрее.
   Она почувствовала, как его пронизала дрожь. Как он сдался, как соединился с ней в том месте, где обычно соединяются любовники.
   Сердце Джайлза бешено грохотало в груди, когда он упивался неописуемым ощущением, изливаясь в нее, такую тесную, такую горячую, такую готовую. Он наполнил свои ладони сокровищем ее грудей. Его чресла вжимались в ее нагое тело.
   Триумф первобытного человека, завладевшего своей добычей, потряс его.
   Она была урожаем, только что им собранным. Пшеницей, только что сжатой. Ничто в его жизни не могло сравниться с ЭТИМ.
 
   Они и в самом деле лежали, утомленные и счастливые, на кушетке. За окнами стояла темнота. Никто не хотел пошевелиться. Оба были согласны целую вечность блаженствовать в тепле взаимных объятий.
   Темная головка Франчески лежала на груди Джайлза. Он гладил шелковистые черные локоны и посмеивался над собой, вспоминая, как считал ее женщиной, которую чересчур опасно обольщать. Женщиной, которую следует бояться, если учесть ее прирожденную способность проникать под его цивилизованную маску и напрямую общаться со скрытым под ней варваром.
   Он оказался прав. Именно так оно и было. Однако больше он не боялся ни ее, ни ее талантов. Скорее был на седьмом небе.
   Почему судьба была столь добра, что послала ему одну из немногих женщин, вернее, единственную, которая не осуждала его за низменные инстинкты, а, наоборот, казалось, была в полном восторге от них? Этого он не знал. Только радовался, что у него хватило ума жениться на ней.
   Сама мысль о том, что она могла не стать его женой, заставила его крепче сжать руки. Она протестующе пробормотала что-то.
   Он посмотрел на нее и почему-то не мог вспомнить, почему столь важным казалось скрывать от всех свое истинное «я», словно так и следовало жить, держа в узде свою истинную натуру, истинные чувства.
   Но с ней он никогда этого не делал. С самой их брачной ночи. Просто в ее присутствии это было не важно… С ней он чувствовал себя живым. Совершенным. Целостным. Стать самим собой в ее присутствии было позволено. Даже желательно. Она обожала вызывать к жизни варвара, бросаться в его объятия. Отдаваться жадному, безжалостному дикарю. И все равно, как он себя ведет в этот момент. Теряет всякое подобие разума и облика человеческого.
   Его губы скривились в самодовольной улыбке. Она ведет себя не лучше: всякая попытка разговора во время их соития была заранее обречена на провал. Ему стоило лишь коснуться ее, и она сходила с ума. С ней можно было общаться исключительно ласками и прикосновениями.
   Его взгляд замер на ее лице.
   Она — поле, которое он с радостью будет вспахивать до конца дней своих. И вряд ли она будет возражать.
   Его рука скользнула к ее груди. Он продолжал медленно поглаживать гладкую кожу.
   Она томно замурлыкала и прижалась к нему. Он улыбнулся и поднял ее на себя.
   Пора новой жатвы. Пора снова собрать урожай ее любви.

Глава 16

   — Милорд, вы не уделите мне минуту вашего времени?
   Джайлз, пойманный на слежке за своей женой, обернулся. Уоллес вошел в утреннюю столовую и приблизился к нему с закрытым подносом для визитных карточек в руке.
   — И ее светлость, если не возражаете.
   Уоллес низко поклонился.
   Утро праздника выдалось хоть и туманным, но не дождливым. Солнце благосклонно лило неяркие лучи на всех, кто поспешал к замку устанавливать скамьи и раскладные столы. Уоллес кивнул Ирвину. Тот отослал лакеев к двери и сам последовал за ними.
   — В чем дело?
   — Одной из горничных было приказано поставить осенние листья в ту вазу, что на лестничной площадке, милорд, чтобы оживить темное местечко. Но оказалось, что в вазе что-то лежит. Сунув туда руку, она обнаружила… — Уоллес поднял крышку, — это.
   Джайлз смотрел на мокрый, потемневший клочок зеленого шелка. Он понял, что это, прежде чем пальцы коснулись лоскутка.
   Он поднял обрывки, с которых свисало жалкое, оборванное перо.
   — Моя шляпка для верховой езды! — ахнула Франческа.
   — Именно, мадам. Милли упоминала, что так ее и не нашла. Миссис Кантл велела горничным поискать получше. Так что Лиззи принесла шляпку прямо ей.
   Джайлз задумчиво потеребил бывшую шляпку.
   — Ее разорвали.
   — Похоже, что так, милорд.
   — Дайте посмотреть, — попросила Франческа.
   Джайлз уронил обрывки на поднос. Уоллес отнес его к Франческе. Та растянула шляпку. Ткань была разрезана, перо сломано и полуоторвано.
   Франческа покачала головой:
   — Кто? Почему?
   — Именно, — сухо процедил Джайлз, многозначительно глядя на Уоллеса. Но лицо мажордома было совершенно бесстрастным. Уоллес знал не больше, чем он.
   Франческа беспечно улыбнулась и уронила шляпку на поднос.
   — Это, должно быть, глупая случайность. Выбросите ее, Уоллес. У нас более срочные дела.
   Накрыв поднос крышкой, Уоллес глянул на Джайлза.
   Губы графа сжались.
   Франческа.
   Дверь открылась, вошел Ирвин.
   — Простите, что прерываю разговор, милорд, но Харрис привез эль. Вы просили известить вас. А вам, миледи миссис Кантл велела передать, что миссис Дакетт и ее пирожки уже прибыли.
   — Спасибо, Ирвин.
   Франческа отложила салфетку, поднялась и на ходу махнула рукой в сторону подноса:
   — Избавьтесь от этого Уоллес.
   Она прошла мимо Джайлза, но тот успел стиснуть его запястье.
   — Это всего-навсего разорванная шляпка.
   Подавшись к нему, она переплела его пальцы со своими.
   — Оставь это. Сегодня еще полно дел, и я хочу, чтобы все было идеально.
   В ее глазах ясно читалась мольба. Джайлз знал, как она старалась, сколько сделала для того, чтобы праздник состоялся, как мечтала об успехе.
   — Хорошо. Мы поговорим об этом позже.
   Франческа благодарно улыбнулась и пошла к двери.
   Он последовал за ней, в хаос наступающего дня.
   И следовал почти до вечера, не по пятам, но редко выпуская ее из виду. Чем больше он думал о погубленной шляпке, тем меньше ему это нравилось.
   Раньше ему никогда не доводилось играть роль хозяина на подобных праздниках, однако он прекрасно с ней справился: обходил газоны, приветствуя арендаторов и их семьи, останавливался поболтать с владельцами лавок. Мать и Хенни тоже старались изо всех сил. Потом Джайлз пошел посмотреть, как управляется Хорэс с состязаниями лучников, наделил призами выигравших к этому часу и пообещал попросить графиню вручить главный приз. Тем временем Франческа оживленно болтала с женой Галлахера.
   Сегодня о формальностях было забыто. Лорд и леди замка запросто беседовали с арендаторами о том о сем, и хотя подобное испытание было нелегко выдержать благородной даме, Франческа наслаждалась каждой минутой — экспансивно жестикулировала, сверкала глазами, выражавшими неподдельный интерес. Джайлз невольно задался вопросом, о чем идет речь. Но тут она посмотрела вниз и улыбнулась. Оказалось, что младшая девочка Салли цепляется за юбку матери. Малышка была очарована доброй дамой, и Франческа с улыбкой нагнулась, чтобы поговорить с ней. В своем платье для прогулок в кремово-зеленую полоску, она выделялась из толпы. К ней одна за другой стали подходить женщины, и как ни хотелось Джайлзу увести ее, пришлось приветствовать кузнеца.
   Здесь присутствовали только те, чья жизнь так или иначе была связана с поместьем. Поэтому не приходилось волноваться, что Ланселот со своими театральными выходками проникнет сюда. Может ли быть так, что он каким-то образом замешан в пропаже и уничтожении шляпки?
   Франческа наконец освободилась. Джайлз взял ее под руку.
   Она улыбнулась ему:
   — Все идет прекрасно.
   — А разве могло быть иначе, если за дело взялись ты, Уоллес, Ирвин, Кантл, мама и Хенни?
   — Но и ты не бездельничаешь! Джайлз небрежно отмахнулся.
   — Скажи, не пытался ли Ланселот Гилмартин увидеться с тобой со дня нашей поездки к Сэвн-Бэрроуз?
   — Нет. Ни разу.
   — А до того?
   — Да, но я велела Ирвину не принимать его, помнишь?
   Джайлз отвел ее в сторону. Те, кто ждет своей очереди, могут потерпеть еще минуту.
   — Скажи, а Ланселот не мог изорвать твою шляпку?
   — Каким образом? Она была в моей комнате.
   — Это ты так считала, а что, если нечаянно оставила ее где-то в другом месте? Пусть в замке полно слуг, но он такой огромный, что любому легко проскользнуть сюда незамеченным и так же выйти.
   Франческа покачала головой:
   — Не могу поверить. Он, должно быть, рассердился, но при чем тут моя шляпка?
   — Совершенное ребячество. Поэтому я и подумал о Ланселоте.
   — Мне кажется, ты придаешь этому инциденту слишком большое значение.
   — А мне кажется, что ты недостаточно серьезно к нему отнеслась. Но если не Ланселот..
   Джайлз осекся. Франческа проследила за направлением его взгляда. Он смотрел в сторону ямы, где под присмотром Фердинанда жарилась на вертеле бычья туша.
   — Но в этом и подавно нет никакого смысла! Фердинанд ничуть не злится ни на тебя, ни на меня.
   — И не был раздражен, когда ты оказалась глуха к его страстным мольбам?
   — Он итальянец, и все его мольбы звучат страстно. Нет, поверь, ты волнуешься из-за пустяков.
   — Но подумай, твоя любимая вещь, шляпка с пером, кем-то намеренно уничтожена и спрятана в вазе. Я не успокоюсь, пока не обнаружу, кто и почему сделал это.
   Франческа нетерпеливо вздохнула. К ним нерешительно приблизились фермер и его жена.
   — Ты так упрям. Тут нет ничего особенного.
   Ослепительно улыбаясь, она выпустила руку Джайлза.
   — Ты сильно ошибаешься. Есть, и я хочу узнать, что именно.
   Джайлз учтиво кивнул фермеру и выступил вперед.
   Франческа с досадой поняла, что ее мысли то и дело возвращаются к тайне испорченной шляпки. Должно же быть какое-то простое объяснение!
   После пятнадцатиминутной беседы с целым выводком хихикавших горничных она была уверена, что объяснение найдено. Когда Джайлз пришел, чтобы проводить ее на ристалище, где состязались лучники, она взяла его за руку.
   — Нашла!
   — Что именно?
   — Разумное объяснение пропаже шляпки.
   — Какое же? — хищно прищурился Джайлз.
   — Пойми, если кто-то хотел отомстить мне за то, что я ему причинила или не причинила, вряд ли он спрятал бы шляпку в вазе. Она могла пролежать там много месяцев или даже лет.
   Джайлз нахмурился.
   — Но представь, — продолжала она, — что я оставила ее где-то в доме и на нее, скажем, нечаянно пролили воск для полировки мебели. Любая горничная пришла бы в ужас, в полной уверенности, что ее уволят, хотя ни ты, ни я не сделали бы ничего подобного. И что остается горничной? Она не может спрятать шляпку и унести из дома: в ее платье и переднике нет карманов. Поэтому она и бросает шляпку в вазу, где никто ее не найдет.
   — Но она вся изорвана, а перо сломано.
   — Это могло произойти, когда горничная пыталась поставить ветки в вазу. Я только что говорила с ней. Она сказала, что шляпка запуталась в концах веток, когда она вытащила их, чтобы посмотреть, в чем дело. Думаю, — улыбнулась она, — нам стоит забыть о шляпке. Это, в конце концов, всего лишь лоскуток бархата, и я всегда могу заказать другую.
   Они подошли к краю поля, где собралась толпа, но Джайлз не успел ответить: она отняла руку и выступила вперед, чтобы наградить победителей. Он отступил, но история со шляпой не выходила у него из головы.
   Лоскуток бархата и задорное перо. Должно быть, и в самом деле шляпка дешевая. Но, невзирая на все храбрые заявления, она была любимой вещью Франчески. Она и ему самому нравилась.
   Прислонившись плечом к дереву, он наблюдал за ней, стараясь принять равнодушный вид. Что же, ее объяснение вполне правдоподобно. Пока придется этим удовлетвориться. Никто, кроме Фердинанда и Ланселота, не захотел бы ее расстроить. Да и те… Трудно поверить, чтобы они решились на такое.
   Если верить слугам, Ланселот не смел шагу ступить на земли поместья с тех пор, как ему предложили держаться подальше, и, несмотря на все строгости, Фердинанд, казалось, благоговел перед Франческой. Более того, даже если Фердинанд и Ланселот, при всем их пристрастии к драматическим жестам, осмелились бы на такое, вряд ли, как указала Франческа, они стали бы прятать шляпку в вазе. Зачем им это?
   Значит… в самом деле произошла обычная неприятность. Остается только пожать плечами и забыть обо всем.
   Но почему грудь по-прежнему сжимает непонятная тоска? Почему потребность оставаться настороже все так же остра?
   Среди всеобщего смеха и радости ему одному было не по себе.
   Франческа выступила из круга, и он немедленно оказался рядом. Она улыбнулась и позволила ему взять свою руку. Позволила находиться рядом весь остаток дня.
 
   Праздник урожая имел невероятный успех. Когда солнце закатилось и арендаторы разошлись по домам, Франческа и Джайлз присоединились к слугам, помогая складывать столы и уносить скамьи, прежде чем туман с реки пропитает их сыростью. Леди Элизабет, Хенни и Хорэс тоже не отставали.
   Когда все было сделано, они остались на скромный ужин: всего лишь суп и холодные закуски. Джейкобс отвез их домой, а остальные едва успели добраться до постелей.
   Только к полудню следующего дня обитатели замка вернулись к нормальной жизни.
   Джайлз и Франческа сидели за обедом, когда в дверь просунулась голова кухарки. Франческа увидела ее и улыбнулась.
   Кухарка низко присела.
   — Я только хотела передать это Ирвину.
   Она протянула стеклянную бутылку с серебряной крышкой:
   — Ваша любимая приправа.
   Глаза Франчески зажглись.
   — Вы нашли ее! — воскликнула она, протягивая руку.
   — Кто-то засунул ее на полку в кладовой, — пояснила кухарка. — Я наткнулась на нее как раз в ту минуту, когда убирала банки с джемом.
   — Спасибо! — восторженно улыбнулась Франческа.
   Кухарка кивнула и удалилась.
   Джайлз наблюдал, как жена, энергично встряхнув бутылку, сбрызнула овощи на своей тарелке.
   — Дай и мне попробовать, — попросил он, протягивая руку.
   Она вручила ему бутылку с конической крышкой, на кончике которой было отверстие.
   — Из чего она состоит? Франческа взялась за нож с вилкой:
   — Смесь оливкового масла, виноградного уксуса с различными травами и специями.
   Джайлз последовал ее примеру, побрызгав приправой картофель, бобы и морковь. Оценивающе понюхал… И замер. Посмотрел на бутылку, все еще зажатую в руке, на Франческу, подносившую к губам кусочек моркови…
   Крича что-то бессвязное, он налег всем телом на стол и перехватил запястье жены.
   — Не смей!
   Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он, не сводя взгляда с кусочка моркови, надетого на вилку и покрытого тонким слоем приправы, пригнул ее руку к тарелке.
   — Положи.
   Франческа выпустила вилку. Она со звоном, ударилась о тарелку.
   — Милорд? — встревоженно прошептал Ирвин. Откинувшись назад, по-прежнему не выпуская Франческу, Джайлз другой рукой поднес бутылку к его носу:
   — Понюхайте.
   Ирвин взял бутылку, потянул носом и тихо ахнул.
   — Но, милорд… Разве это не…
   — Горький миндаль, — кивнул Джайлз. — Немедленно Уоллеса ко мне. И миссис Кантл.
   Один взмах ресниц Ирвина — и лакей выскочил из комнаты как ошпаренный. Ирвин собственноручно схватил тарелки со стола.
   — Дайте мне понюхать, — робко попросила Франческа.
   Ирвин неохотно поднес ей бутылку.
   — Пахнет горьким миндалем, — подтвердила она.
   Дверь открылась, и в столовую вплыла миссис Кантл в сопровождении Уоллеса.
   — Милорд?
   Джайлз коротко все объяснил. Бутылка обошла присутствующих. Вывод был однозначен: содержимое пахло горьким миндалем.
   — Не понимаю, как…
   Уоллес обернулся к экономке. На ее щеках цвели два красных пятна.
   — Бутылка пропала… с неделю или около того. Кухарка нашла ее всего несколько минут назад.
   — Пришлите миссис Доэрти, — велел Джайлз Ирвину. — А вы, миссис Кантл, расскажите о приправе.
   — Я спросила, можно ли ее приготовить, — всхлипнула Франческа, ломая руки. — Привыкла сдабривать здешнюю еду, которая кажется мне слишком пресной…
   На сцене появилась бледная, потрясенная случившимся кухарка.
   — Поверьте, я понятия не имела. Просто увидела бутылку, схватила и немедленно принесла сюда, зная, как недостает миледи ее любимой приправы.
   — Кто готовит приправу? — осведомился Джайлз.
   Миссис Кантл и кухарка переглянулись.
   — Фердинанд, милорд, — ответила миссис Кантл. — Он знал, что именно имеет в виду миледи, и был на седьмом небе от радости, что именно его попросили приготовить приправу для госпожи.
   — Фердинанд?
   Джайлз глянул на Франческу. Судя по ее глазам, она готова была защищать проклятого поваришку!
   Кухарка неловко шаркнула ногами.
   — Если вы не против, милорд, я избавлюсь от этой мерзости.
   Джайлз кивнул. Кухарка схватила бутылку и ушла.
   Уоллес тактично откашлялся.
   — Простите за дерзость, милорд, но я сказал бы, что Фердинанд вряд ли способен на такое. Он предан ее светлости и, несмотря на свои выходки, прекрасно выполняет свои обязанности и делает все, что от него требуется. С самого приезда ее сиятельства он перестал ссориться с кухаркой, что было его единственным крупным недостатком.
   Миссис Кантл согласно кивнула. Ирвин последовал ее примеру, — И, — продолжал Уоллес, — если бы Фердинанд и хотел кого-то отравить, он смог бы добиться этого очень легко и так, чтобы его не заподозрили. Насыпал бы яда в блюда с более сильным запахом, вместо того чтобы класть горький миндаль в приправу леди Франчески.
   Джайлз оглядел собравшихся. Учитывая все, что он испытывал, ему было очень сложно наклонить голову и принять их доводы. Но он все-таки пересилил себя.
   — Прекрасно. В таком случае кто положил яд в эту бутылку? У кого есть доступ к горькому миндалю? Миссис Кантл пожала плечами:
   — Все, что вам нужно, — это орехи. А деревьев здесь полно. Только на южном газоне растут три.
   Джайлз потерял дар речи.
   В дверь снова постучали, и вошла кухарка.
   — Простите, милорд, но, думаю, вам следует знать.
   По-видимому, она так спешила, что не могла отдышаться.
   — Я как раз выливала эту штуку, когда вошел Фердинанд и спросил, что я делаю и почему. Ну… он был вот-вот готов закатить свою любимую итальянскую истерику, поэтому пришлось все объяснить. Он стоял как громом пораженный. Клянусь, так оно и было! Слова не мог вымолвить. И только потом объяснил, что использовал остатки миндального масла, потому что не хватило оливкового. Я сама часто пеку на миндальном масле и хорошо помню, как он сказал, что вылил последнее. Может, это просто миндальное масло испортилось?
   Джайлз посмотрел на миссис Кантл. Та пожала плечами:
   — Вполне возможно.
   Джайлз поморщился.
   — Принесите приправу, — попросил он кухарку.
   Та побледнела.
   — Не могу, милорд. Я вылила ее в помойку и положила бутылку отмокать.
 
   Франческа была рада провести остаток дня спокойно, принимая сотни решений, необходимых для того, чтобы хозяйство размеров Ламборна управлялось без сучка и задоринки. Во второй половине дня она встретилась с Уоллесом, Ирвином и миссис Кантл, чтобы проверить, как идут дела, и отдать детальные распоряжения на следующий год. Джайлз не присоединился к ним, а вместо этого ушел в библиотеку. Франческа полагала, что он занят своими расследованиями.