Страница:
- Куда же Вы годитесь?
- На Конное, конечно!
"Стерва" (О. А.) - в шутку.
Отношение к себе.
Подходили к Шереметевскому дому. АА вытащила из "мифки" открытку от
Щербакова к В. К. Шилейко и прочла из нее отзыв о ней: Щербаков пишет о том,
что ему громадное удовольствие доставило сопровождать АА (по музею) и
показывать ей antiques, потому что АА показала превосходные знания и делала
необычайно тонкие замечания, многими из которых он воспользуется для своей
работы. Показала эту открытку с лукавством и сказала, что несет ее показать
Пунину, который ее "старой дурой" называет.
14 марта 1926 зашел в четыре; вышли - в Шереметевский дом.
Проводил АА до Шереметевского дома.
А вечером, в 9 1/2, по звонку Пунина пришел в Шереметевский дом с
материалами - читать АА "Труды и дни" за 1917 год.
Она только что вернулась от Рыбаковых, где была с Пуниным на блинах.
Очень устала (потому что не отдыхала сегодня) и лежала на диване... Да и
"ужасная вещь - блины"; ее одолевала сонливость. Все же я читал, АА слушала
и поправляла. Потом понемногу оживилась и остальную часть вечера была уже
прежней - веселой, хорошей. Я ушел в первом часу.
АА сказала мне сегодня: "По сравнению с прошлой зимой плохо работаем мы
с вами".
- Потому что я плохо работаю, - ответил я.
АА возразила: "Нет, вы много работаете... Потому что я бездомная..."
Я: "А я хотел похлопотать о комнате для вас - вы отказались!"
АА: "Не надо доводить разговор до крайнего предела!"
Я умолк.
Мелочи такие запоминаются на всю жизнь: например, Городецкий: "Что
думает державный он...". Это не прощается.
О Дмитриеве: "И такой человек хочет писать о Гумилеве".
Название стихотворения в сборник.
1923.
Б. Эйхенбаум. "Анна Ахматова, Опыт анализа". П., 1923.
23 ноября. Явлена трудкнижка в 63-е отделение милиции, записана в д. No
3 по Казанской ул.
15.03.1926
Стояли на углу Симеоновской и Литейного, ждали трамвая - АА об руку с
Л. Н. Замятиной. Л. Н. поскользнулась и упала, увлекая за собой АА. АА
удержалась на ногах. Я бы не записывал это, если б не заметил, как после АА
украдкой прижимала руку к сердцу, прянувшему от неожиданности.
АА, Л. Н. и я. В карманах у меня две бутылки вина для Сутугиной - одна
от Замятиной другая - от АА (АА купила ее по дороге к Замятиной). На углу
Симеоновской и Литейного сели в трамвай (долго ждали его) и поехали к
Десятой Рождественской. От остановки пешком прошли до дому. Я поднялся по
лестнице до квартиры, передал вино и цветы, которые нес в руках, попрощался
и поехал домой. Сейчас же позвонил В. А. Сутугиной, поздравил ее. В
одиннадцать часов мне позвонил Пунин, сказал, что АА забыла мне передать
письмо для Шилейки о том, что она не придет в Мраморный дворец. Я позвонил
АА к Сутугиной и затем пошел за письмом к Пунину и доставил его Шилейке.
АА решила от Сутугиной вернуться в Шереметевский дом и там ночевать.
Шилейко не был предупрежден, и поэтому АА написала ему письмо и просила ему
передать, что я и сделал.
АА купила цветы и вино (вино - 2 рубля 60 копеек) в подарок для В.
Сутугиной.
Пунин по поручению АА позвонил мне в 7 1/2: "Хотите видеть АА? У нее
есть двадцать минут - потом она уходит к Замятиным... Если хотите -
приходите...".
В трамвае не протолкнуться. Впереди стоит АА, за ней я, за мной Л. Н.
Замятина. В руках у меня горшок с цветами. Слева от меня встает дама,
освобождается место. Я предлагаю: "Анна Андреевна, садитесь!". И вдруг,
совершенно неожиданно неизвестно на что рассердившись, АА нервно
выкрикивает: "Садитесь вы!.. Павел Николаевич!.. Потому что Вы с цветами...
Это очень глупо!" - уже совсем громко, увидев, что я не сажусь. Я и Л. Н.
немного смутились. АА быстро продвинулась вперед и стала у выхода - далеко
от нас. Л. Н.: "Ну тогда я сяду". Ни ей, ни мне не была понятна причина
такого неожиданного отпора... Доехав до своей остановки и выйдя из трамвая,
мы продолжали разговор самым обычным порядком...
Это второй случай за все наше знакомство, когда АА восстала на меня.
Инна Эразмовна Горенко.
АА сказала мне, что получила письмо от Инны Эразмовны, в котором та
сообщает об отъезде своем месяца через два к брату АА, к Виктору Горенко, на
Сахалин.
АА говорит, что тогда ей не придется посылать деньги, и она сможет
думать о том, чтоб устраиваться самой в смысле комнаты.
В. А. Сутугина.
В начале девятого вечера АА и Л. Н. Замятина поехали к В. А. Сутугиной,
которая празднует сегодня день своего рождения. Я провожал их. Должен был
пойти и Евгений Иванович Замятин, но остался дома. АА купила в подарок
Сутугиной цветы и бутылку вина (вино от своего имени, а цветы - от имени
Шилейко, который в действительности и не помнит даже о В. А. Сутугиной и не
знает, конечно, о дне ее рождения).
У Сутугиной был Лозинский и другие.
АА сегодня говорила мне (когда я шел с ней к Замятиным), что Сутугина
не слишком любит ее из-за своей подруги Тамары, которая была женой Артура
Лурье. Пришла АА к Сутугиной в начале десятого, а с последним трамваем
уехала.
16.03.1926
В двенадцать часов дня АА пришла к Срезневским (и была у них, вероятно,
около часа).
Вчера, узнав, что на Моховой сдается комната, я предложил АА осмотреть
комнату для нее. АА сказала, что сейчас ей придется отказаться от своей
комнаты и что смотреть ее она не станет.
Сегодня утром я, тем не менее, комнату осмотрел и зашел в Шереметевский
дом, чтобы сказать об условиях. АА была уже в пальто и собиралась идти к
Срезневским. Я проводил ее; говорил о комнате, но разговор был бесполезным:
условия неподходящие - слишком дорого.
Я предлагал АА обрести свою комнату и узнал о комнате. АА очень хотела
бы иметь свою комнату, но думать об этом не приходится, потому что она
считается "гражданкой свободной профессии", а с таких дерут за квартплощадь
безбожно много. Кроме того, получая 60 рублей и посылая большую часть из них
матери и сыну, АА вообще не в состоянии была бы оплачивать и недорогую
комнату.
АА записи эти разбирала и испещрила их поправками, зачеркиваниями и
другими отметками.
А сегодня я отметил отдельно все записи, которые могут пригодиться для
работы.
Долго мы возились с этим разбором, но наконец все сделали. АА оставила
мне несколько листков, которые я перепишу в чистом виде и верну ей для
уничтожения.
А потом, выпив чаю, АА стала демонстрировать мне новые свои открытия.
Вчера она прочла Виллона снова. И вчера она, как-то вдруг осенившись,
"поняла" Виллона (ибо одно дело знать поэта, а другое - понимать его до
конца, уловить глубинный с м ы с л его творчества). И так "поняв" Виллона,
АА еще больше возвысила его в своем мнении. Очень его и ценит, и любит, и
лучшим французским поэтом его считает.
До вчерашнего дня АА смутно чувствовала его влияние на Гумилева, знала,
что оно есть, но не знала, в чем именно оно выражается. Вчера она уловила
это. И вот что именно: у Виллона есть строки, где он перечисляет женские
имена и говорит об их смерти...
Эти строки несомненно повлияли на стихотворение Гумилева: "Священные
плывут и тают ночи...", в котором есть такое же перечисление имен (И. Эмери,
Ахматова, Карсавина), и Гумилев говорит о смерти. Но уже не об их смерти, а
о своей собственной. (И этот прием перенесения чего-либо относящегося у
влияющего поэта к третьему лицу на себя в своих стихах - известен за
Гумилевым.) Кстати. В тех же строках Виллона есть и "сиренный голос" - "voix
de sirпример - в "Отравленной тунике", где в последнем акте царь
Требизондский, решаясь прыгнуть со строящейся Св. Софии, говорит: "...Что
умереть не страшно, / Раз умерли Геракл и Юлий Цезарь, / Раз умерли Мария и
Христос...".
(Не лишним будет сказать, что у АА нет экземпляра "Отравленной туники",
что читала она ее раза два-три, не больше; я ей давал книгу весной 25 года,
и с тех пор АА ее не читала. Эти строки АА нашла в своей памяти, читая
Виллона.)
Аналогичные строки АА нашла у Верлена, где он также перечисляет имена
(между прочим, и Алкивиада, которого по недостатку культурности именует... в
женском, а не в мужском поле).
Эти строки и следующие за ними - о смерти, о "Бог знает какой
проступающей испарине", о "желчи, проливающейся на сердце", - АА находит
совершенно исключительными по силе выражения.
Я не решаюсь приводить и другие примеры в Виллоне - из опасения
напутать.
Показав мне все по Виллону, АА взяла "Огненный столп" и спросила меня,
к какому из стихотворений Гумилева ближе всего "Заблудившийся трамвай"? Я не
нашел, что ответить, и АА ответила за меня: "К "Памяти".
На днях (15 февраля) я приносил АА в Шереметевский дом и показывал ей
вариант "Заблудившегося трамвая", полученный мной от П. А. Оцуп. АА о д и н
р а з прочла его, и я его унес домой. А вчера АА, вспоминая этот вариант,
сделала следующие заключения о близости "Заблудившегося трамвая" и "Памяти".
Оба эти стихотворения касаются биографии Гумилева, больше того -
Гумилев описывает в них свою биографию.
В "Памяти" это делается с соблюдением времени и пространства: Гумилев -
"самый первый" и "второй" и, наконец, третий - "Я - угрюмый и упрямый
зодчий..." и т. д. И понятно, что это стихотворение должно было быть
написано раньше "Заблудившегося трамвая". В последнем Гумилев опять
описывает - и опять совершенно так же - свою биографию. Но чтобы не было
повторения и к тому же увлеченный разработкой приема "сдвижения планов",
Гумилев строит это стихотворение иначе. Он делает попытку, неудачную, с
точки зрения АА, но от этого нисколько не менее благородную - как всякая
такая попытка - отрешиться от пространства и времени, преодолеть их, сделать
"несколько снимков на одну пластинку", как говорит Оцуп в своей статье, -
говорит, несомненно, со слов самого Гумилева о стихотворении.
...А вот и третий. Я шел с АА к Срезневским и говорил ей о комнате,
которую я осматривал для нее. Комната оказалась слишком дорогой, да и всякая
комната слишком дорога для нее, потому что ее социальное положение -
"литератор", то есть почти то же, что "свободная профессия".
Я стал жаловаться: "Почему это все люди живут прилично, у всех есть
своя комната, хоть самая плохая - но своя, а у вас и этого нет...".
АА внезапно остановилась, взглянула на меня негодующе, наполовину сняла
с руки перчатку и тихо, но решительно сказала: "Мы с вами тысячу раз об этом
говорили, и тысячу раз я вас просила не заговаривать об этом... Идите домой
и не провожайте меня. Каждый человек живет так, как он может!".
Я смотрел на нее нерешительно: "Не буду, не буду говорить об этом!".
АА смягчилась. Пошли дальше. Несколько секунд молчали. Я заговорил на
другую тему... АА поняла, и сразу стала приветливой, как всегда. Всю дорогу
говорили. Прощаясь у дома Срезневских, АА ласково и горячо сказала: "Не
сердитесь на меня, Павлик!" - стала шутить и, улыбнувшись приветливо,
скрылась за дверью.
За Анной Андреевной ко мне зашел Пунин. Мы выпили с ним бутылку вина,
поболтали о разных разностях. Пунин очень высоко ставит талант АА в ее
работе, хотя сегодня и спорил о методе, которым она пользуется. Не знаю, что
именно он говорил, но АА доказала ему правильность метода, и он сдался.
Часов в одиннадцать гости мои ушли, и я погряз в размышлениях о новых
сообщениях АА. Последние дни в связи с переменой погоды (оттепель) АА опять
чувствует себя плохо. Вчера лежала весь день.
1917.
11 сентября. "Милой Шурочке в знак дружбы и любви Анна Ахматова.
Слепнево, 11 сентября 1917", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917)
А. С. Сверчковой.
3 апреля к АА приходил Анреп (3 февраля 17?).
1917. На собраниях II Цеха АА была всего два, самое большее - три
раза...
1920.
20 мая. Заключен договор "Petropolis'a" (в лице Гр. Л. Лозинского) и А.
А. Ахматовой (а по доверию - В. Шилейко) об издании "Подорожника". Гонорар -
120 000 рублей.
19 июня. Выдана трудовая книжка No 17/6650. Гражданский отдел, первый
городской район.
1 июня. Зачислена (фиктивно) делопроизводителем факультетской
библиотеки в Петроградский агрономический институт (Фонтанка, 6).
27 октября. Начала служить в библиотеке Петроградского агрономического
института.
29 июня. Явлена трудкнижка: Фонтанка, 34.
19 июня. Отметка о регистрации по всеобщей трудовой повинности.
Сентябрь. У АА была Лариса Рейснер. Говорили о Гумилеве. Л. Рейснер
очень восставала против него.
Июнь. Чуковский рекомендовал АА обратиться к Познеру, когда ей надо
было (был приказ для всех) достать трудовую книжку. Познер служил у Когана.
Отсюда "Петроград" и год рождения.
19.03.1926
АА с "торжеством" рассказала мне: она сказала В. К. Шилейко, что была
бы вполне удовлетворена, если б знала английский язык настолько, чтобы могла
читать по-английски так же, как она читает по-итальянски Данте: "А
по-итальянски я ведь сама выучилась читать - меня никто не учил!". Шилейко с
тягучим пафосом ответил ей: "Да если б собаку учили столько, сколько учили
тебя, она давно была бы директором цирка!".
Тут надо заметить, что такая фраза Шилейкой сказана была из
"зловредства". Итальянскому языку АА действительно училась без чьей-либо
помощи, а Шилейки в то время не было даже в Петербурге.
Письмо Инне Эразмовне частично уже написано. Сегодня АА говорила мне,
что будет вписывать в него сообщенные мною сведения о цене билетов во
Владивосток и т. д.
Говоря о воспоминаниях В. К. Шилейко о Гумилеве и о фразе его, что
Гумилев к нему в 1918 году ни разу не обращался за содействием или
указаниями, АА замечает: "Это он оберегает себя" (т. е. снимает с себя
ответственность за научность гумилевского перевода Гильгамеша).
1924.
Осинский. Статья 1924.
28 марта. Отметка о въезде в кв. 307 д. 2 по Фонтанке.
22 марта - о выбытии из кв. 4 д. 48 по ......ул.
3 ноября - о выбытии из д. 2, кв. 307 по Фонтанке.
3 ноября - о въезде в д. 5 по ул. Халтурина.
14 апреля АА уехала в Москву (АА).
17 апреля. Дата прописки в Москве (д. 14/24, кв. 18 по Петро... (?) ру.
20 ноября (стиль новый) статья Святополк-Мирского в "Times literary
supplement".
Июль. АА была с О. А. Судейкиной (были и другие) на "поплавке". Ели
раков и мороженое. О. А. Судейкина раков не ела. После этого ночью в
половине пятого О. А. Судейкина разбудила АА и просила ее: "Позови доктора",
- у О. А. сильнейший приступ болей. АА стала объяснять, что сейчас, в
половине пятого, никакой доктор не придет: "Подожди хоть до шести часов!" О.
А., тем не менее, просила, и упрекала АА возгласами: "Жестокая Аничка!". А в
шесть часов АА пошла за доктором. Но ей даже дверей не открывали. Тогда АА
пошла к А. Е. Пуниной. Та собралась, собрала все необходимые инструменты и
препараты и пошла.
А после этого О. А. Судейкина пролежала шесть недель - у нее было
воспаление брюшины. АА непрерывно ухаживала за нею. Тогда же появилась на
сцене и нынешняя прислуга АА, Маня, потому что нельзя было обходиться без
прислуги.
Потом О. А. встала... переставила вещи по-своему, стала убирать комнату
по-своему. Почувствовала себя плохо. Легла. Оказалось - 40 , начался рецидив
из-за того, что она рано встала.
Октябрь. АА переехала в Мраморный дворец.
1918.
10 июня. "Моему дорогому другу Н. Гумилеву с любовью Анна Ахматова. 10
июня 1918. Петербург", - надпись на "Белой стае". Издательство "Гиперборей",
1917.
1 или 2 августа АА уехала с Шилейко в Москву. Вернулась из Москвы...
Лето. А. И. Гумилева приезжала в Петербург. Была у АА. Рассказывала о
том, как Николай Степанович водил ее к своей невесте, Энгельгардт. Тогда
Анна Ивановна еще не была настроена против Энгельгардт, но говорила АА:
"Самая обыкновенная барышня... Я не знаю, почему Коля должен на ней
жениться!".
На Троицу АА с Николаем Степановичем ездила в Бежецк. Помнит, как
однажды они ходили по Бежецку - зеленые холмы, церковь, река... Николай
Степанович говорил, был долгий разговор - Николай Степанович впадал в
пророческий тон и говорил о том, что он будет жить в сердцах людей не только
как поэт, а как-то иначе... Это поразило АА: ни до, ни после Николай
Степанович никогда этой мысли не высказывал ей. АА, рассказывая, добавила:
"так я все это - с церковью, с зелеными холмами, с рекою - и запомнила...".
Лето. АА бывала у Николая Степановича на Ивановской. Раз он просил ее
надписать ему книги... АА тогда, кажется, "Четки" надписала... ("А "Белую
стаю" как будто в Бежецке, но не наверное".)
1918, весна. Приезд Николая Степановича из-за границы был полной
неожиданностью для АА: тогда никто не приезжал. АА говорит, что даже Анна
Ивановна не ждала, что Николай Степанович приедет: "Уж мать-то всегда ждет,
а здесь и она не ждала...".
1 или 2 августа. АА уехала с В.К. Шилейко в Москву.
20.03.1926
Пунин, говоря о предполагаемой на завтра поездке его с АА в Царское
Село, спрашивает АА, не позвонить ли Рыбакову, чтобы он в Царском Селе
встретился с ними? АА подумала и ответила: "Не надо". Пунин согласился: "Мы,
впрочем, и так рискуем его встретить на вокзале".
Я спросил АА, читала ли она книжку Вагинова? Ответила, что не читала, и
спросила мое мнение о ней. Я сказал, что, по моему мнению, стихи
несамостоятельны, есть чужие влияния - Мандельштама, В. Иванова, Ходасевича;
но - культурны, и мне нравятся. Сказала: "Теперь буду читать, когда вы
сказали". Я прибавил: "Мандельштам, мне говорили, в восторге от этой книжки,
говорит, что Вагинов чуть ли не второй Тютчев, но я боюсь, что Мандельштам
перегнул палку в другую сторону". АА ответила, что Мандельштам говорил с ней
как-то - еще до выхода книжки - о Вагинове и что из его слов не было видно,
чтоб он Вагинова ставил очень высоко. АА передала фразу Мандельштама:
"Сколько случаев было, когда приходилось разочаровываться в молодом поэте,
что я боюсь теперь высказываться о ком-нибудь положительно...".
АА рассказала, что к В. К. Шилейко два раза приходил, рассчитывая
застать ее, некий неизвестный ей Фиников - собиратель автографов. Не
удовлетворившись ответом Шилейко, что АА нет дома, он сказал ему: "Возьмите
у нее что-нибудь там и дайте мне". Шилейко, конечно, не дал. Но Фиников
заявил ему, что придет завтра (21-го) снова.
АА смеется, что Шилейко просил, чтоб она завтра весь день сидела дома и
ждала Финикова, потому что он, Шилейко, уже больше не может вынести его и
скажет ему какую-нибудь грубость, если тот попадется ему на глаза.
АА возмущалась этой манерой людей собирать автографы и их бесстыдством:
они просят автографы с таким видом, словно им обязаны давать их. Да и какое
моральное право у них обращаться к совершенно чужим, незнакомым лицам с
такими просьбами?
Пунин говорил о том, как хорошо он с АА проработал Давида, - сегодня у
него был кто-то из Эрмитажа, человек, который, казалось бы, должен знать о
Давиде очень много, и, однако, Пунин далеко превзошел его своими познаниями
в этой области и дал ему много указаний о Давиде.
Пунин при мне выражал свое неудовольствие по поводу того, что В. К.
Шилейко не уезжает, потому что его присутствие здесь препятствует АА
регулярно работать по Сезанну и пр.
Очень приветлива и ласкова со мною. Вышла в переднюю провожать...
Спросила неожиданно: "Как ваш альманах?". Я ответил: "Альманах паршивенький
будет, но, кажется, все-таки издать его удастся. Я вот опять решил сборник
моих стихов издавать...". АА прервала меня: "А я сегодня во сне видела, что
вы свою книжку издали...".
АА показывала мне томик писем Блока и кое-что из примечаний к ним,
годное для моей работы, отметила.
22.03.1926
АА в Москве у Кардовских много говорила о Гумилеве. Дочь Кардовской
(тогда девочка; теперь - сама имеет девочку или мальчика) вспомнила, что она
в 1914 году фотографировала АА. Вместе вспоминали, как Николай Степанович и
АА были у Кардовских в 1914 году и встретились у них с Комаровским. Был у
них тогда также Сомов - и другие.
Утром мороз 10анкой. Что это,
однако, не цыганка, а актриса, в которой только, кажется, есть цыганская
кровь. Она бывает у Чулковых в доме, и роман с нею Чулкова почти официален.
Пришел к АА в Шереметевский дом в пять часов и пробыл у нее до десяти.
Она лежала в постели больная, увязав голову теплым платком. Дома никого не
было, было тихо, и мы очень много говорили о работе.
АА совершенно не имеет времени для работы по Гумилеву, потому что все
ее время уходит на перевод Сезанна. Много ей приходится работать и для
Пунина - переводить ему статьи по искусству с французского; часто
подготовляет ему доклады для Института истории искусств. А время у нее все
разбито из-за того, что она не имеет своего жилища и живет между
Шереметевским домом и Мраморным дворцом. И ей приходится работать по
Гумилеву в виде исключения - например, во время болезни.
Так, она слегла в постель (простудилась) и вчера ночью,
воспользовавшись бессонницей, составила план своей работы по Гумилеву.
Сегодня она подробно рассказала мне этот план: заметки о нем она сделала на
листе бумаги и, рассказывая, заглядывала в эти заметки.
Обсуждали вместе план: АА советовалась со мной и просила сделать
добавления.
1915-1916.
Зима. Встречи с Г. И. Чулковым, который живет в Царском Селе на Малой
улице - в расстоянии одного квартала от дома Гумилевых.
22.03.1926
Я заговорил о ее переписке с Николаем Степановичем. Письма Николая
Степановича АА вернула ему по его просьбе, выйдя за него замуж. Я жалел об
этом, но АА возразила, что просьба Николая Степановича вполне понятна, что
ему тяжело было: "Ведь человек же он, а не только литератор!" - воскликнула.
Очень давно еще Пунин просил А. Е. Пунину сделать нужный ему для
Института Истории Искусств доклад об Ingres (просил сначала АА, но АА не
любит Ingres'a, и поэтому он передал работу А. Е. Пуниной). Та очень занята
и до сих пор ничего не сделала.
Пунин, узнав вчера вечером, что сегодня ему нужно этот доклад читать и
что А. Е. Пунина ничего не сделала, стал просить АА приготовить доклад к
сегодняшнему дню.
Всю ночь сегодня бессонная АА работала, прочла книгу об Ingres в 120
страниц, и к семи часам утра все было сделано.
Около десяти часов вечера пришел Пунин, и я вскоре пошел домой.
23.03.1926
АА рассказала мне, что говорила (вчера? сегодня утром?) с Мандельштамом
по телефону и между прочим - о книжке Вагинова (спросила его мнения, потому
что сама она еще не прочла книжку).
"Оська задыхается!" Сравнил стихи Вагинова с итальянской оперой, назвал
Вагинова гипнотизером. Восхищался безмерно. Заявил, что напишет статью о
Вагинове, в которой будут фигурировать и гипнотические способности Вагинова,
и итальянская опера, и еще тысяча других хороших вещей.
АА объясняет мне, что "Оська" всегда очаровывался - когда-то он
очаровывался даже Липскеровым, потом были еще два каких-то "гениальных
поэта" - и что она нисколько не удивлена таким мнением Мандельштама о стихах
Вагинова, тем более понятно восхищение Мандельштама, что Вагинов - его
ученик.
И АА сказала, что написанная Мандельштамом статья о Вагинове будет,
вероятно, одной из его блестящих, но ни к чему не обязывающих "causeries".
Когда я пришел в Мраморный дворец, Шилейко сказал мне: "Попадет вам от
АА за легкомысленное суждение о Вагинове!" - и сказал какую-то остроту о его
книжке - остроту злую. Когда Шилейко ушел, я заговорил с АА о книжке
Вагинова и говорил всю дорогу до Шереметевского дома, провожая АА туда.
Перед моим приходом в Мраморный дворец сегодня АА читала книжку
Вагинова вслух, Шилейко слушал и очень зло, в прах раскритиковал ее, и АА к
его мнению присоединяется, потому что он приводил совершенно справедливые и
неоспоримые доводы.
И мнение АА о книжке Вагинова таково: полная несамостоятельность -
дурно понятые и дурно взятые Мандельштам и Вячеслав Иванов. И во всех -
редких - случаях, когда Вагинов не подражает буквально (в словаре, в
построении образов, в сравнениях и в прочем) учителям, у него остаются "море
жизни", "природа-храм", "но медленно валов благоуханье" и прочие
банальности.
Отсутствие всякой композиции - стихотворение можно начинать читать с
любого места и прервать его также на любом месте - от этого ничто в
стихотворении не изменится.
Мертвечина. И разве можно в стихи вводить теперь такие слова, как
"нощь", "зрю" и т. п. - они теперь совершенно не действуют, они никак не
воспринимаются, и употребление их свидетельствует только о дурном вкусе.
Такие слова в контексте современных слов можно сравнить с античной статуей,
шея которой повязана розовой ленточкой. То, что Вагинов употребляет такие
слова, доказывает потерю им всякого чувства слова, отсутствие бережного,
любовного отношения к слову.
Вагинов употребляет такие сравнения, как "виноградарь - солнце". Да, мы
знаем о древнем значении такого сравнения - в д р е в н е м контексте, у
античных поэтов. Но Вагинов, по-видимому, думает, что сравнение, слово,
глубоко оправданное, владеющее п р а в о м на существование в одном (в
данном случае - в античных) контексте, вырванное из этого контекста и
механические вставленное в совершенно неподобный, другой (его, Вагинова,
современный - в данном случае), сохраняет всю свою весомость, весь свой
смысл, всю соль - значимость. Нет. Это не так. В действительности такое
оскопленное и механически приводимое слово или сравнение звучит только как
банальность.
Вагинов идет на все, не жалеет затрат, делает демонические усилия - для
того, чтобы дать что-то с в о е: он идет на отказ от смысла, он лишает свои
стихи рифмы, он механически смешивает самые неслиянные понятия. И все усилия
не приводят решительно ни к чему. Только резче подчеркивается мертвенность,
атрофия поэтического сознания, полное отсутствие своего, отсутствие
лирического чувства. И ничто не дано взамен этого. Книга оставляет самое
безотрадное впечатление.
- На Конное, конечно!
"Стерва" (О. А.) - в шутку.
Отношение к себе.
Подходили к Шереметевскому дому. АА вытащила из "мифки" открытку от
Щербакова к В. К. Шилейко и прочла из нее отзыв о ней: Щербаков пишет о том,
что ему громадное удовольствие доставило сопровождать АА (по музею) и
показывать ей antiques, потому что АА показала превосходные знания и делала
необычайно тонкие замечания, многими из которых он воспользуется для своей
работы. Показала эту открытку с лукавством и сказала, что несет ее показать
Пунину, который ее "старой дурой" называет.
14 марта 1926 зашел в четыре; вышли - в Шереметевский дом.
Проводил АА до Шереметевского дома.
А вечером, в 9 1/2, по звонку Пунина пришел в Шереметевский дом с
материалами - читать АА "Труды и дни" за 1917 год.
Она только что вернулась от Рыбаковых, где была с Пуниным на блинах.
Очень устала (потому что не отдыхала сегодня) и лежала на диване... Да и
"ужасная вещь - блины"; ее одолевала сонливость. Все же я читал, АА слушала
и поправляла. Потом понемногу оживилась и остальную часть вечера была уже
прежней - веселой, хорошей. Я ушел в первом часу.
АА сказала мне сегодня: "По сравнению с прошлой зимой плохо работаем мы
с вами".
- Потому что я плохо работаю, - ответил я.
АА возразила: "Нет, вы много работаете... Потому что я бездомная..."
Я: "А я хотел похлопотать о комнате для вас - вы отказались!"
АА: "Не надо доводить разговор до крайнего предела!"
Я умолк.
Мелочи такие запоминаются на всю жизнь: например, Городецкий: "Что
думает державный он...". Это не прощается.
О Дмитриеве: "И такой человек хочет писать о Гумилеве".
Название стихотворения в сборник.
1923.
Б. Эйхенбаум. "Анна Ахматова, Опыт анализа". П., 1923.
23 ноября. Явлена трудкнижка в 63-е отделение милиции, записана в д. No
3 по Казанской ул.
15.03.1926
Стояли на углу Симеоновской и Литейного, ждали трамвая - АА об руку с
Л. Н. Замятиной. Л. Н. поскользнулась и упала, увлекая за собой АА. АА
удержалась на ногах. Я бы не записывал это, если б не заметил, как после АА
украдкой прижимала руку к сердцу, прянувшему от неожиданности.
АА, Л. Н. и я. В карманах у меня две бутылки вина для Сутугиной - одна
от Замятиной другая - от АА (АА купила ее по дороге к Замятиной). На углу
Симеоновской и Литейного сели в трамвай (долго ждали его) и поехали к
Десятой Рождественской. От остановки пешком прошли до дому. Я поднялся по
лестнице до квартиры, передал вино и цветы, которые нес в руках, попрощался
и поехал домой. Сейчас же позвонил В. А. Сутугиной, поздравил ее. В
одиннадцать часов мне позвонил Пунин, сказал, что АА забыла мне передать
письмо для Шилейки о том, что она не придет в Мраморный дворец. Я позвонил
АА к Сутугиной и затем пошел за письмом к Пунину и доставил его Шилейке.
АА решила от Сутугиной вернуться в Шереметевский дом и там ночевать.
Шилейко не был предупрежден, и поэтому АА написала ему письмо и просила ему
передать, что я и сделал.
АА купила цветы и вино (вино - 2 рубля 60 копеек) в подарок для В.
Сутугиной.
Пунин по поручению АА позвонил мне в 7 1/2: "Хотите видеть АА? У нее
есть двадцать минут - потом она уходит к Замятиным... Если хотите -
приходите...".
В трамвае не протолкнуться. Впереди стоит АА, за ней я, за мной Л. Н.
Замятина. В руках у меня горшок с цветами. Слева от меня встает дама,
освобождается место. Я предлагаю: "Анна Андреевна, садитесь!". И вдруг,
совершенно неожиданно неизвестно на что рассердившись, АА нервно
выкрикивает: "Садитесь вы!.. Павел Николаевич!.. Потому что Вы с цветами...
Это очень глупо!" - уже совсем громко, увидев, что я не сажусь. Я и Л. Н.
немного смутились. АА быстро продвинулась вперед и стала у выхода - далеко
от нас. Л. Н.: "Ну тогда я сяду". Ни ей, ни мне не была понятна причина
такого неожиданного отпора... Доехав до своей остановки и выйдя из трамвая,
мы продолжали разговор самым обычным порядком...
Это второй случай за все наше знакомство, когда АА восстала на меня.
Инна Эразмовна Горенко.
АА сказала мне, что получила письмо от Инны Эразмовны, в котором та
сообщает об отъезде своем месяца через два к брату АА, к Виктору Горенко, на
Сахалин.
АА говорит, что тогда ей не придется посылать деньги, и она сможет
думать о том, чтоб устраиваться самой в смысле комнаты.
В. А. Сутугина.
В начале девятого вечера АА и Л. Н. Замятина поехали к В. А. Сутугиной,
которая празднует сегодня день своего рождения. Я провожал их. Должен был
пойти и Евгений Иванович Замятин, но остался дома. АА купила в подарок
Сутугиной цветы и бутылку вина (вино от своего имени, а цветы - от имени
Шилейко, который в действительности и не помнит даже о В. А. Сутугиной и не
знает, конечно, о дне ее рождения).
У Сутугиной был Лозинский и другие.
АА сегодня говорила мне (когда я шел с ней к Замятиным), что Сутугина
не слишком любит ее из-за своей подруги Тамары, которая была женой Артура
Лурье. Пришла АА к Сутугиной в начале десятого, а с последним трамваем
уехала.
16.03.1926
В двенадцать часов дня АА пришла к Срезневским (и была у них, вероятно,
около часа).
Вчера, узнав, что на Моховой сдается комната, я предложил АА осмотреть
комнату для нее. АА сказала, что сейчас ей придется отказаться от своей
комнаты и что смотреть ее она не станет.
Сегодня утром я, тем не менее, комнату осмотрел и зашел в Шереметевский
дом, чтобы сказать об условиях. АА была уже в пальто и собиралась идти к
Срезневским. Я проводил ее; говорил о комнате, но разговор был бесполезным:
условия неподходящие - слишком дорого.
Я предлагал АА обрести свою комнату и узнал о комнате. АА очень хотела
бы иметь свою комнату, но думать об этом не приходится, потому что она
считается "гражданкой свободной профессии", а с таких дерут за квартплощадь
безбожно много. Кроме того, получая 60 рублей и посылая большую часть из них
матери и сыну, АА вообще не в состоянии была бы оплачивать и недорогую
комнату.
АА записи эти разбирала и испещрила их поправками, зачеркиваниями и
другими отметками.
А сегодня я отметил отдельно все записи, которые могут пригодиться для
работы.
Долго мы возились с этим разбором, но наконец все сделали. АА оставила
мне несколько листков, которые я перепишу в чистом виде и верну ей для
уничтожения.
А потом, выпив чаю, АА стала демонстрировать мне новые свои открытия.
Вчера она прочла Виллона снова. И вчера она, как-то вдруг осенившись,
"поняла" Виллона (ибо одно дело знать поэта, а другое - понимать его до
конца, уловить глубинный с м ы с л его творчества). И так "поняв" Виллона,
АА еще больше возвысила его в своем мнении. Очень его и ценит, и любит, и
лучшим французским поэтом его считает.
До вчерашнего дня АА смутно чувствовала его влияние на Гумилева, знала,
что оно есть, но не знала, в чем именно оно выражается. Вчера она уловила
это. И вот что именно: у Виллона есть строки, где он перечисляет женские
имена и говорит об их смерти...
Эти строки несомненно повлияли на стихотворение Гумилева: "Священные
плывут и тают ночи...", в котором есть такое же перечисление имен (И. Эмери,
Ахматова, Карсавина), и Гумилев говорит о смерти. Но уже не об их смерти, а
о своей собственной. (И этот прием перенесения чего-либо относящегося у
влияющего поэта к третьему лицу на себя в своих стихах - известен за
Гумилевым.) Кстати. В тех же строках Виллона есть и "сиренный голос" - "voix
de sirпример - в "Отравленной тунике", где в последнем акте царь
Требизондский, решаясь прыгнуть со строящейся Св. Софии, говорит: "...Что
умереть не страшно, / Раз умерли Геракл и Юлий Цезарь, / Раз умерли Мария и
Христос...".
(Не лишним будет сказать, что у АА нет экземпляра "Отравленной туники",
что читала она ее раза два-три, не больше; я ей давал книгу весной 25 года,
и с тех пор АА ее не читала. Эти строки АА нашла в своей памяти, читая
Виллона.)
Аналогичные строки АА нашла у Верлена, где он также перечисляет имена
(между прочим, и Алкивиада, которого по недостатку культурности именует... в
женском, а не в мужском поле).
Эти строки и следующие за ними - о смерти, о "Бог знает какой
проступающей испарине", о "желчи, проливающейся на сердце", - АА находит
совершенно исключительными по силе выражения.
Я не решаюсь приводить и другие примеры в Виллоне - из опасения
напутать.
Показав мне все по Виллону, АА взяла "Огненный столп" и спросила меня,
к какому из стихотворений Гумилева ближе всего "Заблудившийся трамвай"? Я не
нашел, что ответить, и АА ответила за меня: "К "Памяти".
На днях (15 февраля) я приносил АА в Шереметевский дом и показывал ей
вариант "Заблудившегося трамвая", полученный мной от П. А. Оцуп. АА о д и н
р а з прочла его, и я его унес домой. А вчера АА, вспоминая этот вариант,
сделала следующие заключения о близости "Заблудившегося трамвая" и "Памяти".
Оба эти стихотворения касаются биографии Гумилева, больше того -
Гумилев описывает в них свою биографию.
В "Памяти" это делается с соблюдением времени и пространства: Гумилев -
"самый первый" и "второй" и, наконец, третий - "Я - угрюмый и упрямый
зодчий..." и т. д. И понятно, что это стихотворение должно было быть
написано раньше "Заблудившегося трамвая". В последнем Гумилев опять
описывает - и опять совершенно так же - свою биографию. Но чтобы не было
повторения и к тому же увлеченный разработкой приема "сдвижения планов",
Гумилев строит это стихотворение иначе. Он делает попытку, неудачную, с
точки зрения АА, но от этого нисколько не менее благородную - как всякая
такая попытка - отрешиться от пространства и времени, преодолеть их, сделать
"несколько снимков на одну пластинку", как говорит Оцуп в своей статье, -
говорит, несомненно, со слов самого Гумилева о стихотворении.
...А вот и третий. Я шел с АА к Срезневским и говорил ей о комнате,
которую я осматривал для нее. Комната оказалась слишком дорогой, да и всякая
комната слишком дорога для нее, потому что ее социальное положение -
"литератор", то есть почти то же, что "свободная профессия".
Я стал жаловаться: "Почему это все люди живут прилично, у всех есть
своя комната, хоть самая плохая - но своя, а у вас и этого нет...".
АА внезапно остановилась, взглянула на меня негодующе, наполовину сняла
с руки перчатку и тихо, но решительно сказала: "Мы с вами тысячу раз об этом
говорили, и тысячу раз я вас просила не заговаривать об этом... Идите домой
и не провожайте меня. Каждый человек живет так, как он может!".
Я смотрел на нее нерешительно: "Не буду, не буду говорить об этом!".
АА смягчилась. Пошли дальше. Несколько секунд молчали. Я заговорил на
другую тему... АА поняла, и сразу стала приветливой, как всегда. Всю дорогу
говорили. Прощаясь у дома Срезневских, АА ласково и горячо сказала: "Не
сердитесь на меня, Павлик!" - стала шутить и, улыбнувшись приветливо,
скрылась за дверью.
За Анной Андреевной ко мне зашел Пунин. Мы выпили с ним бутылку вина,
поболтали о разных разностях. Пунин очень высоко ставит талант АА в ее
работе, хотя сегодня и спорил о методе, которым она пользуется. Не знаю, что
именно он говорил, но АА доказала ему правильность метода, и он сдался.
Часов в одиннадцать гости мои ушли, и я погряз в размышлениях о новых
сообщениях АА. Последние дни в связи с переменой погоды (оттепель) АА опять
чувствует себя плохо. Вчера лежала весь день.
1917.
11 сентября. "Милой Шурочке в знак дружбы и любви Анна Ахматова.
Слепнево, 11 сентября 1917", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917)
А. С. Сверчковой.
3 апреля к АА приходил Анреп (3 февраля 17?).
1917. На собраниях II Цеха АА была всего два, самое большее - три
раза...
1920.
20 мая. Заключен договор "Petropolis'a" (в лице Гр. Л. Лозинского) и А.
А. Ахматовой (а по доверию - В. Шилейко) об издании "Подорожника". Гонорар -
120 000 рублей.
19 июня. Выдана трудовая книжка No 17/6650. Гражданский отдел, первый
городской район.
1 июня. Зачислена (фиктивно) делопроизводителем факультетской
библиотеки в Петроградский агрономический институт (Фонтанка, 6).
27 октября. Начала служить в библиотеке Петроградского агрономического
института.
29 июня. Явлена трудкнижка: Фонтанка, 34.
19 июня. Отметка о регистрации по всеобщей трудовой повинности.
Сентябрь. У АА была Лариса Рейснер. Говорили о Гумилеве. Л. Рейснер
очень восставала против него.
Июнь. Чуковский рекомендовал АА обратиться к Познеру, когда ей надо
было (был приказ для всех) достать трудовую книжку. Познер служил у Когана.
Отсюда "Петроград" и год рождения.
19.03.1926
АА с "торжеством" рассказала мне: она сказала В. К. Шилейко, что была
бы вполне удовлетворена, если б знала английский язык настолько, чтобы могла
читать по-английски так же, как она читает по-итальянски Данте: "А
по-итальянски я ведь сама выучилась читать - меня никто не учил!". Шилейко с
тягучим пафосом ответил ей: "Да если б собаку учили столько, сколько учили
тебя, она давно была бы директором цирка!".
Тут надо заметить, что такая фраза Шилейкой сказана была из
"зловредства". Итальянскому языку АА действительно училась без чьей-либо
помощи, а Шилейки в то время не было даже в Петербурге.
Письмо Инне Эразмовне частично уже написано. Сегодня АА говорила мне,
что будет вписывать в него сообщенные мною сведения о цене билетов во
Владивосток и т. д.
Говоря о воспоминаниях В. К. Шилейко о Гумилеве и о фразе его, что
Гумилев к нему в 1918 году ни разу не обращался за содействием или
указаниями, АА замечает: "Это он оберегает себя" (т. е. снимает с себя
ответственность за научность гумилевского перевода Гильгамеша).
1924.
Осинский. Статья 1924.
28 марта. Отметка о въезде в кв. 307 д. 2 по Фонтанке.
22 марта - о выбытии из кв. 4 д. 48 по ......ул.
3 ноября - о выбытии из д. 2, кв. 307 по Фонтанке.
3 ноября - о въезде в д. 5 по ул. Халтурина.
14 апреля АА уехала в Москву (АА).
17 апреля. Дата прописки в Москве (д. 14/24, кв. 18 по Петро... (?) ру.
20 ноября (стиль новый) статья Святополк-Мирского в "Times literary
supplement".
Июль. АА была с О. А. Судейкиной (были и другие) на "поплавке". Ели
раков и мороженое. О. А. Судейкина раков не ела. После этого ночью в
половине пятого О. А. Судейкина разбудила АА и просила ее: "Позови доктора",
- у О. А. сильнейший приступ болей. АА стала объяснять, что сейчас, в
половине пятого, никакой доктор не придет: "Подожди хоть до шести часов!" О.
А., тем не менее, просила, и упрекала АА возгласами: "Жестокая Аничка!". А в
шесть часов АА пошла за доктором. Но ей даже дверей не открывали. Тогда АА
пошла к А. Е. Пуниной. Та собралась, собрала все необходимые инструменты и
препараты и пошла.
А после этого О. А. Судейкина пролежала шесть недель - у нее было
воспаление брюшины. АА непрерывно ухаживала за нею. Тогда же появилась на
сцене и нынешняя прислуга АА, Маня, потому что нельзя было обходиться без
прислуги.
Потом О. А. встала... переставила вещи по-своему, стала убирать комнату
по-своему. Почувствовала себя плохо. Легла. Оказалось - 40 , начался рецидив
из-за того, что она рано встала.
Октябрь. АА переехала в Мраморный дворец.
1918.
10 июня. "Моему дорогому другу Н. Гумилеву с любовью Анна Ахматова. 10
июня 1918. Петербург", - надпись на "Белой стае". Издательство "Гиперборей",
1917.
1 или 2 августа АА уехала с Шилейко в Москву. Вернулась из Москвы...
Лето. А. И. Гумилева приезжала в Петербург. Была у АА. Рассказывала о
том, как Николай Степанович водил ее к своей невесте, Энгельгардт. Тогда
Анна Ивановна еще не была настроена против Энгельгардт, но говорила АА:
"Самая обыкновенная барышня... Я не знаю, почему Коля должен на ней
жениться!".
На Троицу АА с Николаем Степановичем ездила в Бежецк. Помнит, как
однажды они ходили по Бежецку - зеленые холмы, церковь, река... Николай
Степанович говорил, был долгий разговор - Николай Степанович впадал в
пророческий тон и говорил о том, что он будет жить в сердцах людей не только
как поэт, а как-то иначе... Это поразило АА: ни до, ни после Николай
Степанович никогда этой мысли не высказывал ей. АА, рассказывая, добавила:
"так я все это - с церковью, с зелеными холмами, с рекою - и запомнила...".
Лето. АА бывала у Николая Степановича на Ивановской. Раз он просил ее
надписать ему книги... АА тогда, кажется, "Четки" надписала... ("А "Белую
стаю" как будто в Бежецке, но не наверное".)
1918, весна. Приезд Николая Степановича из-за границы был полной
неожиданностью для АА: тогда никто не приезжал. АА говорит, что даже Анна
Ивановна не ждала, что Николай Степанович приедет: "Уж мать-то всегда ждет,
а здесь и она не ждала...".
1 или 2 августа. АА уехала с В.К. Шилейко в Москву.
20.03.1926
Пунин, говоря о предполагаемой на завтра поездке его с АА в Царское
Село, спрашивает АА, не позвонить ли Рыбакову, чтобы он в Царском Селе
встретился с ними? АА подумала и ответила: "Не надо". Пунин согласился: "Мы,
впрочем, и так рискуем его встретить на вокзале".
Я спросил АА, читала ли она книжку Вагинова? Ответила, что не читала, и
спросила мое мнение о ней. Я сказал, что, по моему мнению, стихи
несамостоятельны, есть чужие влияния - Мандельштама, В. Иванова, Ходасевича;
но - культурны, и мне нравятся. Сказала: "Теперь буду читать, когда вы
сказали". Я прибавил: "Мандельштам, мне говорили, в восторге от этой книжки,
говорит, что Вагинов чуть ли не второй Тютчев, но я боюсь, что Мандельштам
перегнул палку в другую сторону". АА ответила, что Мандельштам говорил с ней
как-то - еще до выхода книжки - о Вагинове и что из его слов не было видно,
чтоб он Вагинова ставил очень высоко. АА передала фразу Мандельштама:
"Сколько случаев было, когда приходилось разочаровываться в молодом поэте,
что я боюсь теперь высказываться о ком-нибудь положительно...".
АА рассказала, что к В. К. Шилейко два раза приходил, рассчитывая
застать ее, некий неизвестный ей Фиников - собиратель автографов. Не
удовлетворившись ответом Шилейко, что АА нет дома, он сказал ему: "Возьмите
у нее что-нибудь там и дайте мне". Шилейко, конечно, не дал. Но Фиников
заявил ему, что придет завтра (21-го) снова.
АА смеется, что Шилейко просил, чтоб она завтра весь день сидела дома и
ждала Финикова, потому что он, Шилейко, уже больше не может вынести его и
скажет ему какую-нибудь грубость, если тот попадется ему на глаза.
АА возмущалась этой манерой людей собирать автографы и их бесстыдством:
они просят автографы с таким видом, словно им обязаны давать их. Да и какое
моральное право у них обращаться к совершенно чужим, незнакомым лицам с
такими просьбами?
Пунин говорил о том, как хорошо он с АА проработал Давида, - сегодня у
него был кто-то из Эрмитажа, человек, который, казалось бы, должен знать о
Давиде очень много, и, однако, Пунин далеко превзошел его своими познаниями
в этой области и дал ему много указаний о Давиде.
Пунин при мне выражал свое неудовольствие по поводу того, что В. К.
Шилейко не уезжает, потому что его присутствие здесь препятствует АА
регулярно работать по Сезанну и пр.
Очень приветлива и ласкова со мною. Вышла в переднюю провожать...
Спросила неожиданно: "Как ваш альманах?". Я ответил: "Альманах паршивенький
будет, но, кажется, все-таки издать его удастся. Я вот опять решил сборник
моих стихов издавать...". АА прервала меня: "А я сегодня во сне видела, что
вы свою книжку издали...".
АА показывала мне томик писем Блока и кое-что из примечаний к ним,
годное для моей работы, отметила.
22.03.1926
АА в Москве у Кардовских много говорила о Гумилеве. Дочь Кардовской
(тогда девочка; теперь - сама имеет девочку или мальчика) вспомнила, что она
в 1914 году фотографировала АА. Вместе вспоминали, как Николай Степанович и
АА были у Кардовских в 1914 году и встретились у них с Комаровским. Был у
них тогда также Сомов - и другие.
Утром мороз 10анкой. Что это,
однако, не цыганка, а актриса, в которой только, кажется, есть цыганская
кровь. Она бывает у Чулковых в доме, и роман с нею Чулкова почти официален.
Пришел к АА в Шереметевский дом в пять часов и пробыл у нее до десяти.
Она лежала в постели больная, увязав голову теплым платком. Дома никого не
было, было тихо, и мы очень много говорили о работе.
АА совершенно не имеет времени для работы по Гумилеву, потому что все
ее время уходит на перевод Сезанна. Много ей приходится работать и для
Пунина - переводить ему статьи по искусству с французского; часто
подготовляет ему доклады для Института истории искусств. А время у нее все
разбито из-за того, что она не имеет своего жилища и живет между
Шереметевским домом и Мраморным дворцом. И ей приходится работать по
Гумилеву в виде исключения - например, во время болезни.
Так, она слегла в постель (простудилась) и вчера ночью,
воспользовавшись бессонницей, составила план своей работы по Гумилеву.
Сегодня она подробно рассказала мне этот план: заметки о нем она сделала на
листе бумаги и, рассказывая, заглядывала в эти заметки.
Обсуждали вместе план: АА советовалась со мной и просила сделать
добавления.
1915-1916.
Зима. Встречи с Г. И. Чулковым, который живет в Царском Селе на Малой
улице - в расстоянии одного квартала от дома Гумилевых.
22.03.1926
Я заговорил о ее переписке с Николаем Степановичем. Письма Николая
Степановича АА вернула ему по его просьбе, выйдя за него замуж. Я жалел об
этом, но АА возразила, что просьба Николая Степановича вполне понятна, что
ему тяжело было: "Ведь человек же он, а не только литератор!" - воскликнула.
Очень давно еще Пунин просил А. Е. Пунину сделать нужный ему для
Института Истории Искусств доклад об Ingres (просил сначала АА, но АА не
любит Ingres'a, и поэтому он передал работу А. Е. Пуниной). Та очень занята
и до сих пор ничего не сделала.
Пунин, узнав вчера вечером, что сегодня ему нужно этот доклад читать и
что А. Е. Пунина ничего не сделала, стал просить АА приготовить доклад к
сегодняшнему дню.
Всю ночь сегодня бессонная АА работала, прочла книгу об Ingres в 120
страниц, и к семи часам утра все было сделано.
Около десяти часов вечера пришел Пунин, и я вскоре пошел домой.
23.03.1926
АА рассказала мне, что говорила (вчера? сегодня утром?) с Мандельштамом
по телефону и между прочим - о книжке Вагинова (спросила его мнения, потому
что сама она еще не прочла книжку).
"Оська задыхается!" Сравнил стихи Вагинова с итальянской оперой, назвал
Вагинова гипнотизером. Восхищался безмерно. Заявил, что напишет статью о
Вагинове, в которой будут фигурировать и гипнотические способности Вагинова,
и итальянская опера, и еще тысяча других хороших вещей.
АА объясняет мне, что "Оська" всегда очаровывался - когда-то он
очаровывался даже Липскеровым, потом были еще два каких-то "гениальных
поэта" - и что она нисколько не удивлена таким мнением Мандельштама о стихах
Вагинова, тем более понятно восхищение Мандельштама, что Вагинов - его
ученик.
И АА сказала, что написанная Мандельштамом статья о Вагинове будет,
вероятно, одной из его блестящих, но ни к чему не обязывающих "causeries".
Когда я пришел в Мраморный дворец, Шилейко сказал мне: "Попадет вам от
АА за легкомысленное суждение о Вагинове!" - и сказал какую-то остроту о его
книжке - остроту злую. Когда Шилейко ушел, я заговорил с АА о книжке
Вагинова и говорил всю дорогу до Шереметевского дома, провожая АА туда.
Перед моим приходом в Мраморный дворец сегодня АА читала книжку
Вагинова вслух, Шилейко слушал и очень зло, в прах раскритиковал ее, и АА к
его мнению присоединяется, потому что он приводил совершенно справедливые и
неоспоримые доводы.
И мнение АА о книжке Вагинова таково: полная несамостоятельность -
дурно понятые и дурно взятые Мандельштам и Вячеслав Иванов. И во всех -
редких - случаях, когда Вагинов не подражает буквально (в словаре, в
построении образов, в сравнениях и в прочем) учителям, у него остаются "море
жизни", "природа-храм", "но медленно валов благоуханье" и прочие
банальности.
Отсутствие всякой композиции - стихотворение можно начинать читать с
любого места и прервать его также на любом месте - от этого ничто в
стихотворении не изменится.
Мертвечина. И разве можно в стихи вводить теперь такие слова, как
"нощь", "зрю" и т. п. - они теперь совершенно не действуют, они никак не
воспринимаются, и употребление их свидетельствует только о дурном вкусе.
Такие слова в контексте современных слов можно сравнить с античной статуей,
шея которой повязана розовой ленточкой. То, что Вагинов употребляет такие
слова, доказывает потерю им всякого чувства слова, отсутствие бережного,
любовного отношения к слову.
Вагинов употребляет такие сравнения, как "виноградарь - солнце". Да, мы
знаем о древнем значении такого сравнения - в д р е в н е м контексте, у
античных поэтов. Но Вагинов, по-видимому, думает, что сравнение, слово,
глубоко оправданное, владеющее п р а в о м на существование в одном (в
данном случае - в античных) контексте, вырванное из этого контекста и
механические вставленное в совершенно неподобный, другой (его, Вагинова,
современный - в данном случае), сохраняет всю свою весомость, весь свой
смысл, всю соль - значимость. Нет. Это не так. В действительности такое
оскопленное и механически приводимое слово или сравнение звучит только как
банальность.
Вагинов идет на все, не жалеет затрат, делает демонические усилия - для
того, чтобы дать что-то с в о е: он идет на отказ от смысла, он лишает свои
стихи рифмы, он механически смешивает самые неслиянные понятия. И все усилия
не приводят решительно ни к чему. Только резче подчеркивается мертвенность,
атрофия поэтического сознания, полное отсутствие своего, отсутствие
лирического чувства. И ничто не дано взамен этого. Книга оставляет самое
безотрадное впечатление.