- "много точков...". Здесь-то и были, по-видимому, максимально схожие с
Шенье моменты. Пушкин их заменил точками, рассчитывая в будущем заполнить
их. Но напечатав это стихотворение (между прочим - вместе со стихотворением
"Ночь"), увидел, что и так хорошо, и оставил эти точки. Дальше совпадение
полное: "Ты плачешь...", и наконец поворот: "Но если..." - уже совершенно
подтверждающий соответствие с Шенье.
В стихотворении "Простишь ли мне ревнивые мечты..." переводом из Шенье
звучат строчки: "Заводит ли красавица другая / Двусмысленный со мною
разговор: / Спокойна ты; веселый твой укор...".
Ода "Андрей Шенье" (1825) - амальгама из слов, образов, сравнения А.
Шенье.
Стихотворение "Желанье славы" вполне соответствует "Элегии XXVI" (или
XXVII?) Шенье. Только все положения у Пушкина противоположны. И мысль к
такому противоположению Пушкину дала последняя строчка "Элегии" Шенье "Лира
моя будет мстить..." - как-то так).
АА недоумевает, как до сих пор все исследователи замечали влияние Шенье
только в тех стихотворениях Пушкина, которые он посвящал Шенье или к которым
брал эпиграф из Шенье, и совершенно не замечали явных подражаний Шенье в
стихах, стоящих рядом с теми...
Я убеждаю АА записать все это. АА не хочет и говорит, что во-первых Л.
Гроссман только что издал книгу, в которой хоть и не сделал ничего нового в
смысле изыскания новых соответствий, но привел все уже найденные до него и
хорошо осветил их. Во-вторых, Томашевский сейчас как раз занимается Пушкиным
и Шенье, и АА убеждена, что он найдет все решительно - и то, что уже нашла
она.
АА удивительна - это уже не скромность, а что-то отрицательное: найти
вещи поразительные и даже не записать их.
Вечером АА была у меня с томом Эдгара По, где она уже давно нашла
соответствие Гумилеву. Кое-что показала, но потом бросила показывать и
оставила книжку мне, чтоб я сам прочел, - ей Эдгара По читать донельзя
скучно и "отвратительно".
Неожиданно ко мне явился Всеволод Рождественский. Пришлось впустить
его, и АА и я были не слишком довольны, и я вышиб его через двадцать минут.
АА с ним разговаривала строго и величественно, а у него на лице
разыгрывались все оттенки льстивости и подобострастия. Бедняга. Мне его жаль
и где-то в глубине я все же люблю его.
Весь вечер с АА за бутылками вина и финиками мы провели в разговорах о
Пушкине, о Шенье, о Гумилеве...
Совсем иной взгляд на Пушкина: ведь он совершенно сознательно
пользовался Шенье как материалом для своих стихов. Так, вероятно, бывает и
со всеми поэтами вообще.


27.04.1926

Шилейко сегодня уезжает в Москву, и я не рассчитывал повидаться сегодня
с АА. В восемь часов вечера звонок - АА спрашивает, в котором часу точно
уходит скорый поезд. Я сказал, что в одиннадцать, но неуверенно; сказал, что
позвоню ей. На это АА ответила, что она сейчас выходит. Условились, что если
я узнаю, что поезд идет не в одиннадцать а в другое время, я приеду к ней -
сообщу. Повесив трубку, я, однако, надел кепку и пальто и вышел на улицу.
Дошел до Марсова поля и тут ждал. Пропустил несколько трамваев, осматривал
пешеходов - АА не было. Вдруг я заметил АА в проходящем трамвае - сидящей
внутри. АА, увидев из окна меня, замахала рукой, я вскочил в трамвай на
ходу, и вместе доехали до Мраморного дворца. Шилейко укладывался, вернее -
раскладывался: по всей комнате - на столе, стульях, кровати - лежали книги.
Те, которые на столе, он везет с собой; те, которые на кровати - ему будут
посланы посылкой. Стали увязывать - он не умеет. Взялся я, съездил домой за
веревкой, корзинкой, бумагой. Упаковали. Шилейко пил чай. Я уехал с книгами,
условившись встретиться на вокзале в 10 1/2, "там, где пьют пиво".
Заехал домой, поехал на вокзал. АА и Шилейко были уже там - в буфете,
Шилейко пил портер и потчевал АА, а когда я приехал - и меня. Пошли в вагон.
Билет - купленный в мое отсутствие, с помощью носильщика (это было поручено
АА - с особыми инструкциями: подальше от паровоза, внизу, в курящем вагоне,
поперечная скамейка), оказался - на место в дамском вагоне, для некурящих.
Шилейко был немного озадачен и много и тайно сердит. Поменялся с какой-то
дамой, и все устроилось. Но АА расстроилась, и когда потом я заметил ей это,
она ответила, что ей неприятно, что ей дали поручение и она не сумела его
выполнить.
У вагона простилась с Шилейко - поцеловались. В вагон АА не вошла, а
Шилейко, забравшись в вагон, уже не вылезал оттуда. Еще до отхода поезда я с
АА пошел в зал. АА позвонила Пунину, осталась ждать его на вокзале, а я
пошел домой. Но стал сочинять стихи и бродил с ними по улице около моего
дома, не желая войти в него, пока не окончу стихи. Вдруг увидел АА и Пунина
проезжающими на извозчике. Окликнули друг друга, и они проехали. Тут мне
пришло в голову незаметно вскочить в трамвай и встретить их у Мраморного
дворца. Так и сделал. Они были удивлены, а я заявил, что меня в городе много
- столько, сколько столбов. АА рассмеялась и заявила - это хорошо сказано!
Вы начинаете "говорить"; вот это запишите. Что-то еще поострили и расстались
- я пошел домой.
Забавно, что мы встречаемся так часто случайно: не мог же я думать, что
АА проедет мимо моего дома - это и не по дороге ей, это уж вольность
извозчика.
Шилейко уехал в Москву к невесте, и поэтому уехал охотно. АА в глубине
довольна его отъездом, хотя и старается не показывать этого.


28.04.1926

В восемь часов АА позвонила и сказала, что сейчас выходит с Инной
Эразмовной и пойдет в Мраморный дворец и чтоб я пришел туда читать "Труды и
дни" - 1920. Я пришел. АА одна. Инна Эразмовна не собралась пойти и осталась
в Шереметевском доме. Сегодня утром была с Маней генеральная уборка квартиры
после отъезда Шилейко. Все опять по-старому - и книги, и вещи, и даже две
рюмки с особенным звоном на прежних местах. Насколько возможно, комната
приведена в порядок, и АА наконец может спать в более чистом воздухе (в
"столовой" отвратительный сгущенный запах - из-за пола, что ли - запах
гнилой конюшни).
Застал АА за чтением Шенье и сравнением его с Пушкиным.
Спросила, какое стихотворение я написал "Вольдемару Казимировичу" (я
вчера сказал ей так). Прочел "В этом логове хмуром...". АА выслушала без
замечаний.
Попросил показать Шенье. АА поднялась: "Я вам другое покажу". Пошла в
"столовую", рылась в книгах, принесла Батюшкова, том 1, издание 1834 года.


30.04.1926. Пятница

В двенадцать часов пришел к АА. АА уже встала, комната убрана. В
маленькой комнате - Инна Эразмовна. АА ждет Маню, чтобы послать ее за
покупками, - надо купить провизии на три пасхальных дня; сегодня последний
день торговли. Маня бессовестно не идет. АА простужена - вчера выходила в
туфельках без калош, а подошвы - как бумага, и она, промочив ноги,
простудилась. Редко, очень редко, значит, но все же простужается.
Застал АА сидящей в кресле перед столом, на котором раскрыты: Пушкин
(однотомный, Павленкова, которого я дал АА) и два тома Шенье (один толстый и
большой - издания 1862 года; другой, позднейший, - маленькая книжка в
красном переплете, но очень полная).
Толстый Шенье напечатан по изданию 1819 г., а все стихи, которых не
было в издании 1819 года, всегда отмечены. Таким образом, АА имеет
возможность знать все, что было в издании 1819 г., т. е. в том, которое
читал Пушкин...
Когда я пришел, АА закрыла книги и стала со мной разговаривать. Я
предложил - и очень настаивал на своем предложении - поехать (я приехал на
велосипеде) купить ей все необходимое, не дожидаясь Мани. АА никак не
соглашалась и хотела идти сама. Наконец уговорились дожидаться Мани до часу.
Этим временем АА прочла мне стихотворение Есенина - ненапечатанное, а я ей
прочел отрывки из вчерашней "Красной газеты".
Стук в дверь: принесли письмо. АА распечатала, стала читать и дала мне
прочесть, чтоб я угадал, от кого. Письмо от Гизетти. Начинает он его так -
словами о том, что посещение АА оставило в нем "светлое, светлое"
впечатление, что он очень хотел бы побывать у нее еще... А дальше и
объяснение этого "светлого, светлого": он пишет, что 17 мая он будет читать
доклад об И. Анненском, и ему очень важно д о (подчеркнуто) доклада побывать
у АА, чтобы поговорить с ней и разведать у нее как можно больше об
Анненском. (Сколько человек пользуется знаниями, исследованиями, мыслями,
соображениями АА!)
Впрочем, добавляет Гизетти, ему в самом деле хочется повидать АА и
помимо Анненского!
Без четверти час пришла Маня. АА заметила ей, что она напрасно не
предупредила, что придет поздно. Маня разъярилась и заявила, что она очень
устала, переутомилась и что не могла прийти раньше. АА не ответила ни слова.
Это первое замечание АА прислуге, которое я слышал за все время, было
сделано тихим, "безропотным" голосом, а Маня ярится; бессовестная до
последней степени!
Маня пошла за керосином и хлебом для Тапа (по три фунта в день; на три
дня - девять фунтов), а я поехал за прочими продуктами.
Пришел в три часа. Застал АА опять за Шенье и Пушкиным. За время моего
отсутствия АА успела сделать еще одно открытие, о котором сказала: "Я хочу
вас кое-что показать".
Прочла мне стихотворение "Арион", а потом - соответствующее ему "Dryas"
Шенье.


DRYAS

I
"Tout est-il pr L'attendait au passage, et lerreux
Blеслы. В тишине

    На руль склонясь, наш кормщик умный


    В молчаньи правил грузный челн...



Введение личности поэта: "А я - беспечной веры полн..." - у Шенье нет;
Пушкин вводит его в своем стихотворении.

...Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик, и пловец,
Лишь я, таинственный певец,

    На берег выброшен грозою...



- и окончание соответствует окончанию у Шенье.

Но странно: в издании 1819 г. стихотворения "Dryas" нет. Откуда его мог
знать Пушкин? И АА предполагает, что у Пушкина и у Шенье в данном случае
есть один общий источник, которого АА не знает. АА просит меня добыть как
можно больше примечаний к "Ариону", надеясь найти в них какое-нибудь
указание на источник.
АА стала говорить мне о том, что, по ее мнению, классицизм (стремление
к античности) делится у Пушкина на три периода:
1. Ранний, где Пушкин подражает Парни и др. и изображает античность в
"рококошном" виде, - так, как она представлена XVIII веком во французской
литературе; стилизованность: "диваны, как гребни волн; гребни волн, как
диваны; пастухи у ручьев"... и т. д., и т. д.
2. Период сознательного, понимающего отношения к античности - и он весь
может быть назван периодом Шенье. Здесь Пушкин пишет александрийским стихом
- или этот александрийский стих проскальзывает. Античность - через
французов.
3. Период поздний. Здесь александрийский стих уже не удовлетворяет
Пушкина. Здесь он употребляет античные размеры, здесь он лапидарен - две,
четыре, шесть строк достаточны для стихотворения; и АА прочла мне: "Урну с
водой уронив, об утес ее дева разбила..." и "Отрок".

Пришел Пунин - звать АА с собой в церковь. АА очень плохо чувствует
себя. Решили, что она выходить не будет. В церковь тоже не пойдет. (Вчера на
Двенадцати Евангелиях тоже не была - очень уж сильно устала. А Пунин был.)
Я ушел, чтоб скоро опять прийти. Пришел в пять часов. Пунин ушел очень
скоро, минут через двадцать после моего ухода, и я уже его не застал. Не
было дома и Инны Эразмовны. А АА все сидела за столом и читала. За этот час
АА сделала еще находки. Прочла мне из Шенье эпилог "Hermes'a" и спросила:
"Что вы находите здесь?". Я подумал и ответил: "Борис Годунов"?" - "Да". -
"Сцена с Пименом?" - "Да... Именно с Пименом", - и АА прочла:

Когда-нибудь монах трудолюбивый (sage)
Найдет мой труд усердный, безымянный,

    Засветит он, как я, свою лампаду -


И пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу...

Это в т о ч н о с т и соответствует куску из Эпилога к "Hermes'y". Уже
менее доказательно то место, где поэт говорит о своем, о к о н е ч н о м
труде (Шенье называет его своим детищем).
В толстом томе Шенье примечание, что указанная часть эпилога -
подражание Ронсару. Но у Ронсара сходство с Шенье о ч е н ь незначительно по
сравнению со сходством Шенье - Пушкин (кстати, АА не очень доверяет
редактору толстого тома Шенье: "Французик-то очень слабенький был..." - и
поэтому ей хотелось бы более подробных сведений о Шенье).


Конец апреля 1926

Нашла два стихотворения Шенье, повлиявшие на "Сожженное письмо"
Пушкина.


Весна 1926

Гржебин купил у АА книги и по договору должен был их быстро издать.
Уплатил ей 40 000 аванса. Книги не издавал два года.
АА хотела взять книги у него и передать их Алянскому. Гржебин не
отдавал. АА решила вернуть Гржебину аванс (хотя и не должна была делать
этого по договору). Гржебин не отдавал Алянскому книги и тянул дело. АА
судилась с ним.
Неожиданно выяснилось, что Гржебин завтра уезжает за границу: приехал к
АА Алянский на велосипеде и сказал об этом и сказал, что "все пропало,
потому что Гржебин увезет договоры с собой".
АА сейчас же обратилась к Щеголеву, и все вместе пошли в Зимний дворец
(зачем-то именно туда). АА подождала, а Щеголев пошел к Гржебину. Пробыл
минут сорок, сказал какое-то "рыбье слово" и вернулся к АА с договорами.
Деньги (аванс) АА Гржебину вернула - по расчету это вышло два миллиона
рублей.
Решительно все были на стороне АА, и только один Николай Степанович,
придя к ней, сказал, что Гржебин прав.

1924. Есенин. Клюев, два других - прилично. Клюев "ханжа". "Лежал
поперек кровати, спал и видел во сне одного из своих друзей..."

- Плакала? Нет... Я никогда не плачу.

1924. В тот раз, когда Есенин был у АА, он хотел надписать ей книжку.
Послал за книжкой одного из своих спутников. Тот ушел и очень быстро
вернулся с книжкой "Любовь хулигана". Но Есенин был так пьян, что не мог
надписать.

1924. Уехала в Москву в тот день, когда был вечер С. Есенина в Думе.

Восьмая книга Плиния. "Historia Naturalis".
"Это я сам написал и посвятил добычу кельтам".

На книжке Сафо изд. XVIII в., очень любимой книжке - карандашом: "A
Sapho, les amours (...) Anrep. 1916.

1904. Встречи со Станиславом Брониславовичем Гучковским.


1.05.1926

Днем - АА. У нее кашель и жар, а кашель - явление, для нее необычное.
Весь день читает Пушкина и Шенье.
Вечером пришел снова. Она все показывала свои исследования. Ей очень
трудно работать, потому что у нее нет ни хорошо комментированного Пушкина (у
нее в о о б щ е не было Пушкина, и я ей дал свой, однотомный, и маленькое
издание дешевой библиотеки - лирические стихи), ни раннего издания Шенье
(1819, 1820 или 1822). Тот Шенье 1862, который у нее, очень смутен, неясен и
неавторитетен.
Рассказывала о своих предках - то, что ей рассказала Инна Эразмовна. ЕЕ
дед Стогов (Эразм Иванович?) стариком напечатал свои мемуары, в которых
подробно рассказывает о своем роде. Напечатано в каком-то морском и в
литературном журналах (два раза). АА находит сходство своего рода с родом
Гумилева: со стороны матери все очень хорошо известно, много моряков; со
стороны отца известного очень мало - раскольничья семья.

Ночью АА ходила к заутрене в церковь Спаса на крови. Странно, не могу
понять, зачем это ей нужно? Не молиться же ходит? По многим намекам думаю,
что дело в традиции. Но и это, конечно, зря. У меня лично ко всему, что
связано с попами, издавна предубеждение.

Сегодня нашла вторую часть пушкинского "Ариона" в Шенье.
Отмечает, что гражданский пафос - к народу - есть у Шенье, есть у
Лермонтова. У Пушкина его нет. Такого пафоса АА вообще ни у кого из поэтов
не знает.

Ламартин очень плох и неталантлив, и говорить о нем АА не считает
интересным.

Говорили о Пушкине. Считает его завершителем, а не начинателем (как его
считают по обыкновению).
"Дуб, тысячью корней впитавший в себя все соки": Пушкин вобрал в себя
все достижения предыдущей эпохи, достижения Байрона, Шенье, классиков,
романтиков русских и иностранных... После него стало немыслимым писать
повести в стихах...
Отметила, как Пушкин поступает с теми своими стихотворениями, в которых
сказалось влияние Шенье. Во всех таких стихотворениях - раннего периода -
Пушкин скрывает, что источник их - Шенье.
Позже взгляд его почему-то переменился, и к каждому из таких
стихотворений он ставит эпиграфом строчки из Шенье, главным образом, строчки
именно из того стихотворения Шенье, которым он воспользовался для данного
своего стихотворения.

М. Горького видела один раз в жизни.

Сегодня говорила с И. Э. Горенко о предках. Инна Эразмовна вспоминала.
Инна Эразмовна - урожденная Стогова. Отец ее был моряком (?). Ее мать
(бабушка АА) - урожденная Мотовилова. Род Мотовиловых - богатый. Стоговы
были бедны. Иван Дмитриевич Стогов (прадед АА) был, по преданию, колдуном.
Так знали и звали его крестьяне. Стоговы, при Иоанне Грозном жившие в
Новгороде, участвовали в восстании и были сосланы в Московскую губернию.
Затем один из Стоговых приобрел на границе Московской и Смоленской губерний
именье и переехал (?) туда (?). Со стороны отца предки АА мало известны.
Раскольничий род.
Камердинер из Московской губернии перешел (прошел 1500 верст пешком) в
Подольскую, к отцу Инны Эразмовны - она еще девочкой была. Помнит его.
Крепкий старик был.
Ахматова - бабушка Инны Эразмовны - от хана Ахмата, того, который был
последним ханом на Руси.


2.05.1926

Вчера ночью, после моего ухода, АА читала Шенье и нашла в нем еще одно
место, повлиявшее на Пушкина: "Евгений Онегин", четвертая глава, стр.
XXXVIII-XXXIX:

Прогулки, чтенье сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй.
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая...

Эти строки с п о л н ы м влиянием Шенье стоят рядом с найденным еще
раньше (гл. XXXIV): "Хоть может быть она / совсем иным развлечена...". У
Шенье есть все это с точностью. А строки: "Порой белянки черноокой / младой
и свежий поцелуй..." - просто перевод одной строки Шенье. Это сходство
настолько очевидно, что АА не хочет допустить мысли, что это неизвестно
пушкинистам.

Когда я приехал, АА: "Я всю ночь внушала вам, чтоб вы привезли мне одну
вещь. Я, значит, плохая колдунья". (Я вчера дразнил АА колдуньей, когда она
рассказала мне, что ее прадеда считали колдуном.) "Какую?" - "Угадайте!" - Я
стал угадывать и не угадал, конечно. Оказывается - Пушкина под редакцией
Брюсова (АА знала его у меня). Я сейчас же, несмотря на увещания АА не
ездить, съездил за ним домой и привез. АА пересмотрела его, но увы, - того,
что ей нужно было, - IV главы Онегина - там не оказалось, потому что в этом
томе - только лирика. Тут АА и показала мне по однотомному Пушкину
записанное мной выше - об IV главе и Шенье. "Как вы нашли?" - "Сразу". АА
читает только Шенье, конечно; Пушкина она достаточно знает. Прочла там
соответствующие строчки, сразу вспомнила эти строчки у Пушкина, вспомнила,
откуда именно они, раскрыла Пушкина и стала настаивать и убеждать меня в
том, что это место не может не быть известно пушкинистам, что его знают, что
она даже где-то читала - помнит это...
Однако, уехав от нее и достав четвертый том Пушкина в издании
"Просвещение" и привезя его АА, и раскрыв его и заглянув в примечания к
Онегину, я увидел, что там о Шенье по поводу этого места нет ни звука. АА
выбранила это издание (она вообще не считает его хорошим) и сказала, что
это, должно быть, сказано в Академическом издании или в издании Брокгауза и
Ефрона. Но тех у нее нет, и вопрос остался открытым.

Приходил я к АА под вечер.
АА взяла полученное раньше письмо от Гизетти, хотела взглянуть на
адрес, чтобы через меня вызвать его. Адреса на первой странице не нашла.
Стала читать следующую и вдруг воскликнула: "Смотрите, что он пишет!". А он
пишет, что "радуется самому факту ее существования". АА стала острить по
Гизеттиному поводу. А поняв, что я заметил, что письма Гизетти она не читала
до конца, АА сказала мне с живостью: "Павлик, вы никому не говорите, что я
не дочитываю писем, - это очень нехорошо". Нетрудно, однако, понять, что
такие письма скучны АА до предела и читает из них она лишь самое
существенное, остальное просматривает беглым взглядом.

Я спросил: "Мне очень интересно было бы узнать, какие существуют у
Мандельштама отношения с Пушкиным?". АА загадочно и достаточно неопределенно
ответила: "Существуют. О, у Мандельштама есть тайная связь с Александром
Сергеевичем... Но только в какой-то одной части и достаточно им
преломленная...".

Я сказал, что сегодня мне предстоит сделать два-три визита, и спросил:
"А к вам никто не придет?". АА ответила, что к ней никто, кроме Пунина, не
должен прийти, что визиты - ни она никому, ни ей никто обычно не делал, что
в Царском Селе в этот день и она, и Николай Степанович глухо сидели дома,
никого не видели... Считалось, что делать визиты - привычка, характерная для
буржуазного общества, и ей никак не нужно следовать.

АА составила список всех стихотворений Пушкина, в которых сказывается
влияние Шенье, - как известных пушкинистам, так и не известных, найденных
ею. Период времени Шенье длится с 1819 по 1827 приблизительно.

Днем к АА при мне приходила мать Владимира Казимировича Шилейко -
думала застать его, и очень огорчилась. Владимир Казимирович за три месяца
пребывания - ни разу не зашел к матери, не зашел и перед отъездом. Дикий
человек.


3.05.1926

АА, как и вчера, весь день лежит в постели и чувствует себя плохо -
жар, кашель и бронхит отчаянный. Приходил к АА два раза - днем и поздно
вечером.
Весь день, однако, несмотря на болезнь, АА занимается - читает Шенье,
вспоминает соответствующие места у Пушкина, находит влияния, отмечает их...
Составленный вчера список растет. Вчера АА включила в список под знаком
вопроса несколько стихотворений, в которых чутьем чувствовала влияние Шенье,
с тем, чтобы вычеркнуть их из этого списка, если догадка не подтвердится
изучением и если она точно не обнаружит этого влияния. В числе таких
(двух-трех) стихотворений было и "Умолкну скоро я...", где АА очень смущали
строки: "Он мною был любим, он мне был одолжен / И песни и любви последним
вдохновеньем...".
"Одолжен" - явный галлицизм, подчеркивающий французские источники этого
стихотворения. Странным казалось и то, что Пушкин говорит о своей смерти,
предвещает ее: "Умолкну скоро я..." - Пушкин, полный силы и жизненной
энергии человек, прекрасный пловец, превосходный наездник, путешественник,
легко переносивший невзгоды странствований на лошадях, и т. д., и т. д. -
вдруг в 21 году говорит о себе так уныло. Откуда это? Это не могло исходить
из него самого. Это должно было быть навеяно чтением. Смерти своей - кроме
смерти от несчастного случая, которая (...) - Пушкину не было естественным
ожидать в эту пору.
Сегодня, читая Шенье, АА обнаружила в нем то именно место, которое на
это стихотворение повлияло. Влияние - бесспорно, и АА зачеркнула сегодня
вопросительный знак, поставленный вчера в списке, и заменила его датой
стихотворения. И в связи с этим стихотворением стоят еще два пушкинских,
какие именно, я забыл, и на которые повлияло то же самое стихотворение
Шенье.
Сегодня утром и вчера ночью АА сделала выписки и писем Пушкина, чтобы
датировать то место "Бориса Годунова", на котором влияние Шенье, четвертую
главу "Евгения Онегина" и "Оду" Шенье (?). Все три вещи совпали во времени
написания. Все они написаны в течение одного лета, и, таким образом,
предположения АА об усиленном чтении Шенье в это лето подтвердились.
АА говорила о Шенье, что она не любила бы его, если б не его ямбы,
потому что во всех остальных стихотворениях слишком чувствуются условности и
"типичные для XVIII века чувственность и рассудочность, чего совершенно нет
в превосходных ямбах, где реализм, хотя и доходящий порой до цинизма, где
звучит "неколебимый гражданский пафос".
И АА прочла мне вслух, наизусть, по ее мнению, превосходное
стихотворение (в котором есть строки такого смысла: "много лет собирал мед,
что, сразу раскрыв улей, выпустить всех пчел") и добавила: "Великая вещь -
реализм в поэзии".
Но насколько Пушкин углубляет Шенье в тех стихах, которые под его
влиянием: "Пушкин этот - удивительный комбинатор!".
И АА стала перечислять недостатки Шенье, в числе которых (это не
относится к его ямбам) - сентиментальность, растянутость - вообще,
погрешности композиции. Шенье где-то бежит за письмом любимой и горько
жалуется на ветер, его уносящий, и описывает эту беготню с письмом в самых
торжественных и патетических (а на наш, современный взгляд - смешных)
выражениях. "Пушкин не заставил бы себя бегать за письмом любимой перед
читателем"; у Пушкина это - "Сожженное письмо" (влияние на котором - именно
указываемого стихотворения Шенье), и в нем Пушкин мужествен; и мужество, и
отношение к чувствам, и фразировка - совершенно современные нам.
"А французы считают Шенье первым французским поэтом", - говорит АА. Я
спрашиваю: "А Виллон?" - зная, что АА любит его и ценит его больше всех
французов. АА только рассмеялась и протянула ласково: "Виллон? Виллон -
душенька", - вложив в это слово всю свою неистовость и нежность.
Говорили еще. АА сказала, что не думала раньше, что у Пушкина есть
такая г р у п п а как-то одинаковых стихов. Брюсов, редактируя Пушкина,
как-то чувствовал эту одномерность ряда пушкинских стихов, чувствовал, что
есть какая-то группа - потому что полууказание на это слышится в его
примечаниях, что такое-то стихотворение, вероятно, относится к той же, к