какой и то-то... Брюсов, однако, не улавливал, в чем именно их сродство. А
сродство их в том, что все они - под влиянием Шенье. АА говорит: "Пушкин
делает всегда лучше. Он гениально схватывает все недостатки Шенье и их
отбрасывает, не пользуясь ими для своих стихов. Стихи Шенье он вводит в
исправленном виде в свои".


4.05.1926

В двенадцать часов пришел к АА в Мраморный дворец. Лежит в постели.
Кашель все тот же, нехороший, грудной. Застал у нее Шубина, директора той
гимназии, в которой учился В. К. Шилейко. Я вывел Тапу гулять и вернулся,
когда уже его не было. Шубин - восьмидесяти лет старик, родом из крепостных,
на своих деньги выстроил гимназию, преподавал в ней, сделался ее директором,
любимым всеми гимназистами за доброту. После революции его сделали поваром в
той же гимназии. Теперь он дослужился до преподавателя русского языка.
Шубин перед тем, как зайти к АА, прислал ей письмо, в котором просил
разрешения зайти к ней, чтобы потолковать с ней о литературе. Сегодня он
говорил с ней о Шекспире, о классиках, о Гумилеве, Есенине и о ней самой: АА
говорил об ее таланте большом, но заметил ей, что в ее стихах нет охвата,
как, например, у Островского, что слишком малы и ограничены тематически ее
стихотворения.
АА с ужасом передает его хвалы об ее таланте и говорит, что когда ей о
нем говорят, у нее бывает такое состояние, что ей хочется "бежать, закрыв
руками уши, и кричать". Шубин - "прелестный старик" за всем этим.
Сидел у АА до двух часов, когда к ней пришел Пунин. Говорили опять о
Пушкине и Шенье. АА не могла заснуть сегодня до 5 1/2 утра - бессонница ее
одолевала. Она немного читала, а потом лежала без света, чтобы Инна
Эразмовна не заметила ее бессонницы.

В Пушкине АА ночью нашла еще одно место с влиянием Шенье: стихотворения
"Кавказ" и "Монастырь на Казбеке" - в сравнении с элегией (послание "A deux
frт о
горах и т. д., но она почти с религиозным чувством написана - в ней даже
упоминается ангел, а это для Шенье-атеиста - исключение.
В описаниях большое сходство: "Отселе я вижу потоков рожденье...",
"...зеленые сени...", "И ползают овцы по злачным долинам...", "тенистые
берега", "утесы" - очень сходятся с Шенье, а в "Монастыре на Казбеке" совсем
совпадают со строками Шенье: "Туда б в заоблачную келью / В соседство Бога
скрыться мне..." - ущелье есть и келья и "соседство неба".
Однако этот пример АА не решается ставить в ряд с другими, говоря, что
это может быть простое совпадение. Странна, правда, возможность такого
совпадения, но, может быть, "варварство" - так уж относиться к стихам, что,
замечая у двух поэтов схожие места, схожие, может быть, только потому, что
оба видели то же самое и что слова для выражения того, что они видели, -
одни и те же, - ставить в зависимость одно от другого их стихотворения.
Итак, АА нисколько не настаивает на данном примере.

АА вспоминала свои разговоры с Инной Эразмовной. Та, рассказывая о
Николае Степановиче, говорила, что в 1904 году однажды Николай Степанович
пришел в Царское Село к АА и она не хотела его принять. К Николаю
Степановичу вышла Инна Эразмовна, и на скамеечке сидя, говорила с ним,
причем разговор был в таком роде: "Как странно, что я, когда был прошлый
раз, вас не видел!" - "Да, я очень занята по хозяйству..."
АА не помнит такого случая, чтоб она в Царском Селе не приняла Николая
Степановича, но говорит, что, вероятно, просто забыла, и он имел место в
действительности, потому что иначе Инна Эразмовна не рассказывала бы о нем
так. Инна Эразмовна вообще не любила, когда АА кто-нибудь посещал, и холодно
к ним относилась. А тут почему-то, вероятно, потому, что АА не хотела
принять его, она вышла к Николаю Степановичу и сидела с ним.
Инна Эразмовна вспоминает еще: в 1909 году из Lustdorf'a AA провожала
Николая Степановича в Одессу в трамвае или в конке. И говорит, что в вагоне
с ними ехала Мария Федоровна Вальцер - крестная мать АА, которая слышала,
как Николай Степанович по-французски пикировался с АА, причем АА молчала.
Николай Степанович казался очень недовольным, печальным и удрученным. АА
замечает, что, вероятно, она видела М. Ф. Вальцер, и поэтому ничего не
возражала Николаю Степановичу.

В два часа пришел Пунин. Он только что продал привезенное Инной
Эразмовной серебро - столовый прибор; продал, чтобы эти деньги пошли Инне
Эразмовне на дорогу, вместе с присланными Виктором Андреевичем. Продал (три
фунта - на вес) за сорок пять рублей.
Инна Эразмовна очень торопится уезжать, вообще - меня она неоднократно
просила узнать о возможностях наискорейшего отъезда ее. Теперь, однако, в
связи с болезнью АА она считает, что ее долг остаться здесь до поправления
АА. Это очень тревожит и беспокоит АА, потому что таким образом Инна
Эразмовна может опоздать к пароходу из Хабаровска в Николаевск, отходящему
25 мая. АА по мере сил бодрится и скрывает от Инны Эразмовны свою болезнь,
но теперь, конечно, уже не скроешь: АА лежит в постели, кашляет неистово,
подрывая грудь, не спит ночей, горит в жару... И все из-за прогулки в
туфельках по грязи. Упрекаю ее в неосторожности, она смеется и говорит, что,
когда шла, думала, что простудится, но думала также, что простуда
ограничится легким насморком...
Ухожу от АА, чтоб вечером прийти опять. Дома звоню по просьбе АА к
Гуковским и передаю им, чтоб они вечером зашли к АА. Звоню и Ю. Н. Тынянову,
чтобы спросить его об известных ему примечаниях к четвертой главе "Евгения
Онегина" - в отношении влияний на Пушкина - потому что АА уверена, что
влияние на эту главу Шенье - известно. Тынянова не застаю дома. Он в
отъезде.

4 мая вечером, часов в 9 1/2, я пришел к АА. У нее уже были Н. В.
Рыкова (Гуковская) и ее сестра - М. В. Рыкова, с которой я еще не был
знаком. АА десять минут тому назад встала с постели и сейчас сидит у стола в
своем свитере, на который накинуто пальто. АА показывает Н. В. Гуковской
свои исследования. Мой приход прервал это занятие. Заговорили обо всем
понемногу. АА, указав мне на М. В. Рыкову, сказала, что она была в студии
Николая Степановича в 1919 году при "Всемирной литературе". Заговорили о
студии, М. В. вспоминала, а Н. В. подталкивала ход воспоминаний. Скоро
пришел Гр. А. Гуковский. Тут АА стала ему показывать все, подробно объясняя
и слушая его мнения и замечания. М. В. Рыкова увлеклась рассказом о студии,
и я, откровенно говоря, с неохотой, потому что мне интересно было послушать
беседу АА с Гуковским, расспрашивал М. В. о студии, о Гумилеве, и кое-что
записывал. Поставил я чай на примус, пришла уходившая куда-то Инна
Эразмовна, стали пить чай, и разговор продолжался по-прежнему. Наталья
Викторовна, сидя в кресле у стола - между АА и Гуковским и мной и М. В., -
вступала в разговор и прислушивалась попеременно то к их, то к нашей беседе.
Я только взглядывал на АА, оживленно рассказывавшую, показывавшую и
объяснявшую Гуковскому все; ладонь ее с вытянутым указательным пальцем
скользила по книгам, перелистывала страницы, останавливалась на краю
стола... Гуковский остался доволен... Он заявил, что все заключения АА очень
убедительны; то, что талантливее всего, всего неожиданней и интересней, - ее
открытие влияния Шенье в "Борисе Годунове".
Пришел Пунин. Тут уже заговорили о театрах, о живописи, об Академии
наук, об условиях существования ученых. В 11 1/2 все ушли. А я еще вывел
Тапа и вернулся. Пунин оживленно читал АА лист "Красной газеты" с описанием
всеобщей забастовки в Англии. АА слушала не очень внимательно.
Около двенадцати ушел и я. Приду завтра в двенадцать. В двенадцать же
завтра придет и Л. Н. Замятина, которая сегодня и вчера, не заставая, целый
день звонила Пунину.

Я спросил сегодня Инну Эразмовну, кто был крестным отцом АА? Ответила:
"Романенко" (или "Романенков"?).


ВЕЧЕР ПИСАТЕЛЕЙ

"10 мая в Филармонии состоится вечер Союза писателей. Выступят: Алексей
Толстой, Сейфуллина, Федин, Сологуб, Ахматова, Зощенко, Замятин и др."
("Красная газета", вечерний выпуск No 103, 4 мая 1926).

АА выступать не будет. Знали об этом и те, которые устраивают вечер
(Союза писателей). Но "Ахматова" была нужна им для рекламы. И М. В.
Борисоглебский несколько времени тому назад приходил к АА и просил у нее
разрешения (надо все же соблюсти форму и тут!) поставить ее фамилию на афишу
и откровенно сказал, для чего это нужно. Он АА даже не приглашал выступать,
зная, что она все равно не согласится и выступать не будет.
АА свое согласие дала, но с большим и понятным неудовольствием. Ей это
неприятно очень. Она говорила мне, что так делать очень нехорошо, что
поступок этот в высшей степени некрасив и такие факты очень портят ее
отношения с людьми, - с кем именно, АА не сказала.
Говорила это на следующий день после того, как у нее был
Борисоглебский.

Крестная мать АА - Мария Федоровна Вальцер (И. Э. Горенко и АА
подтвердили).


5.05.1926

"Напрасно я бегу к Сионским высотам". См. Шенье "Hermes", строфа XXI
(?).
Сны, Зоркий, Керчь.
Инна Эразмовна уезжала в Берлин? больна? в 1910 г.?


6.05.1926

1. "Ода Шенье" ср. "A Charles Corday"
2. "Ода Шенье" - cp. A. M. ChСкажем по совести: мог Пушкин в 1825 году сказать о себе
"незнаемая лира"? Психологически? Нет.
Au bord de Venise la reine - нет в позднейших. Шенье ли?


7.05.1926

АА рассказывала о "Подорожнике". "Подорожник" вышел в апреле 1921 г.
1-го мая АА была у Судейкиных и подарила О. А. экземпляр с надписью. Еще
раньше надписала Сологубу, а еще до этого Н. В. Рыковой. "Подорожник" весь
разошелся в первый же месяц - весь тираж был распродан, и издатель,
получивший громадный барыш, в мае уплатил АА еще сто тысяч рублей, не
обусловленных договором.
В "Подорожнике" нет ни одного стихотворения, которое бы относилось,
хотя бы минимально, к Николаю Степановичу.


8.05.1926

Пришел к АА в час и был до трех. АА уже встала, но была еще неодета и
ходила в шубе. Через пять минут после моего прихода к АА пришла Ф.
Наппельбаум, принесла свою книжку в подарок АА. АА взяла книжку, стала ее
пересматривать. Внешний вид ей понравился... Фрида Наппельбаум посидела
минут пятнадцать; я, чтоб вывести из воцарившегося молчания, заговорил о
вчерашнем вечере К. Вагинова, говорили о Пумпянском, который вчера читал о
Вагинове доклад (скверный доклад).
АА показала Фриде номер вышедшего к юбилею Давида французского журнала.
Поговорила о Давиде, хвалила его Наполеона (зарисовки накануне захвата
власти). Фрида ушла, я остался.
Продолжали поднятый разговор о Вагинове. АА достала его книжку и
достала "Cor Ardens". В книжке Вагинова АА подчеркнуты и отмечены некоторые
места. Одно АА демонстрировала мне: "Из жаловидных слов змеей струятся
строки". Сравнила его с триптихом "Мирты" Вячеслав Иванова (второй том "Cor
Ardens"). Совершенно та же тональность, а влияние подтверждается
одинаковостью слов: "змеей", "миртами", "темной"; образами: "внизу жена" (и
"милая жена"), "стекло"...
В книжке Вагинова, говорит АА, о ч е н ь много от Вячеслава Иванова и
очень много от Мандельштама. По поводу вчерашнего доклада Пумпянского о
Вагинове, в котором Пумпянский ни разу не упомянул имен В. Иванова и
Мандельштама, АА пожалела, что Мандельштама так замалчивают.
Потом я спросил о Пушкине: нашла ли она в нем что-либо новое?
АА ответила, что сегодня читала лицейские стихи, чтобы уяснить, что
именно прибавилось у Пушкина после чтения Шенье и чего у него не было до
Шенье. Только сегодня занялась этим, кое-что уже уяснила, но пока
предположительно.
Потом, раскрыв Пушкина и Шенье, прочла мне отрывок из стихотворения
1819 года "Всеволожскому" ("Прости, счастливый сын пиров..."), прочла и
сказала: "Только Пушкин мог делать так! Смотрите!" - и прочла
соответствующее место из Шенье. Это "так" заключается в том, что Пушкин
сделал из своей знакомой, влюбленной балерины, - узницу, пленницу,
воспользовавшись для ее описания описанием той, которая сидела в тюрьме с А.
Шенье, которая ожидала смертной казни и которую Шенье описывает в
стихотворении "La jeune captive". Вот сравнение:

Пушкин:

...Но вспомни, милый: здесь одна
Тебя всечасно ожидая,
Вздыхает пленница младая;
Весь день уныла и томна,
В своей задумчивости сладкой,
Тихонько плачет под окном
От грозных аргусов украдкой
И смотрит на пустынный дом,
Где мы так часто пировали
С Кипридой, Вакхом и тобой,
Куда с надеждой и тоской1
Ее желанья улетали.
О, скоро ль милого найдут
Ея потупленные взоры,
И пред любовью упадут
Замков ревнивые затворы?..

("Odes") "La jeune captive":

1 "...Moi, je pleure et j'espи "Кто, волны, вас
остановил..." ждет грозы, которая разнесла бы лед. Шенье - ждет весны.

И. Э. Горенко была замужем два раза. Когда первый раз вышла - 80 000
рублей получила.
Второй муж - служил.


10.05.1926

С утра я пришел к АА в Мраморный дворец, застал ее (в постели) одну.
Инны Эразмовны не было дома. Маня, которую АА просила прийти, чтобы помочь
Инне Эразмовне в ее сборах в дорогу и которая обещала "быть с девяти до трех
обязательно", - конечно, не пришла. У постели сидел, и АА показывала мне
последние новинки своих изысканий в Пушкине и Шенье, Этой работой АА занята
последние три недели непрерывно, и работает с горячим увлечением, уделяя ей
все свободное время и отрывая для нее минуты от "занятого" времени. Пунин
вчера или позавчера принес ей какую-то свою очередную работу (она постоянно
подготавливает для Пунина доклады - лекции, читаемые им в Институте истории
искусств), и АА очень неохотно, хоть и не показывает этой неохоты, урывает
время и для нее (работу нужно сделать к понедельнику).
Последнее время - время болезни АА (а выходить она стала только
позавчера) - я всегда сижу у постели, окруженной книгами: Пушкиным в издании
Павленкова, Брюсова (ред.) и "Всеобщей библиотеки" (все эти три издания АА
дал я - то, чем обладал сам. Других изданий у меня нет, а у АА Пушкина, как
и вообще книг (за малым исключением), нет) и Шенье: 1. 1862 г., толстый
комментированный том, к которому, кстати сказать, АА относится с большим
недоверием после того, как обнаружила в нем некоторые неточности; 2.
Современное (без обозначения года) - маленький, очень полный томик в красном
коленкоровом мягком переплете.
Обе книги принадлежат Шилейко, который "из милосердия" оставил их АА,
уезжая в Москву. Все отметки, подчеркивания, обозначения АА наносит во
второй, маленький томик (а в Пушкине т. о. - в однотомное, Павленковское
издание). У АА есть и свой Шенье - подаренный ей в 1922 году Мариной
Цветаевой, но популярный и очень неполный. АА давным-давно дала его мне, и
он до сих пор лежит у меня. "Мечта" АА - с момента начала ее работы -
увидеть одно из первых трех изданий Шенье (1819, 1820 или 1822 г.), чтобы,
сравнив его с имеющимися у нее поздними изданиями, узнать, какие стихи
Пушкин не мог знать, а потому не мог и пользоваться ими. На днях я приносил
АА еще одно издание Шенье, которое я взял у Рождественского - издания 1893
г. АА держала его у себя два дня - в этом издании есть не вошедшее в другие
стихотворение Jules Lefef
книжку, и я, съездив за книжкой, привез ее АА в Шереметевский дом. Она
поспешно взяла книжку, села на диван и не выпустила ее из рук до тех пор,
пока внимательно не просмотрела всю и не нашла в ней почти всех интересующих
ее стихотворений. В этой книге не оказалось только эпилога поэмы "Hermes", в
котором АА находит влияние на сцену "Бориса Годунова" ("Ночь. Келья в
Чудовом монастыре" - первые семнадцать строк); стихотворения, повлиявшего на
отрывок "...оленя бег пахучий...", и еще нескольких стихотворений,
незначительных в смысле влияния (их, может быть, АА еще найдет, просмотрев
книгу более тщательно).
Вчера АА показывала мне следующие новинки (найденные ею частью
позавчера ночью, частью - вчера утром, до моего прихода): 1. "Чаадаеву"
(1821), схожее с окончанием шестой главы "Евгения Онегина", на которое,
по-видимому (АА не решается сказать определенно, опасаясь, что место это
может оказаться "общим местом", т. е. таким, которое могло быть написано и
не под влиянием Шенье, а под каким угодно другим), повлияло стихотворение
Шенье. Найдено в ночь с 8 на 9 мая; 2. "Буря" (1825), для которого Пушкин
воспользовался стих...; 3. две строки из "Заклинания" (у Шенье строка "A vos
perse leurs crimes..."; 4. Пиндемонте (у Шенье ... -
найденное АА дня за три раньше); 5. два отрывка - "Приют любви" и соседний с
ним (в издании под редакцией Брюсова) ... (у Шенье ...).
О "Приюте любви" сегодня АА сказала мне, что убедилась в неверности
вчерашнего своего мнения и что влияния Шенье в нем все-таки нет.
6. "Кто волны, вас остановил..." (у Шенье...); и наконец, найденные ею
вчера утром у Шенье элегии: "Oh? Muses, accourez; solitaires divines..." -
собственные имена: Клариса, Юлия и Клементина, встречающиеся у Пушкина (за
исключением Клементины, замененного по условиям размера "Дельфиной") в
десятой строфе третьей книги "Евгения Онегина".
Сегодня, придя в час дня к АА, я застал ее за сравниванием этих двух
пунктов Пушкина и Шенье, и АА при мне продолжала работу, тут же показывая
каждое найденное слово мне и подчеркивая его в книге. И сходство оказалось
разительным - вся девятая и десятая строфы третьей главы "Онегина" оказались
в точность соответствующими указанной элегии Шенье. А о замене Клементины
Дельфиной АА остроумно обмолвилась цитатой: "И смело вместо belle Nina
поставил belle Tatiana".
Сегодня утром, желая подробно записать показанные мне за последнее
время АА исследования в области Пушкин - Шенье, я переписал на отдельных
листах все отмеченные влиянием Шенье стихотворения Пушкина - с тем, чтобы
показать их АА и попросить ее указать соответствующие им места Шенье,
перезабытые мной, хоть АА и показывала мне их очень подробно раньше. Но
когда я показал эти листы АА, она заметила мне, что я выписываю это
напрасно, что это совершенно лишнее, что лучше она даст мне потом подробный
и точный конспект. И была очень недовольна мной. Листы эти я ей отдал и,
конечно, АА не даст их мне, чтоб, записывая по памяти (плохой!), я не
напутал.
Не любит, ох, как не любит АА, когда ее мысли, ее работы, ее слова
записываются мной или кем-либо вообще.

Вчера уехала на Сахалин Инна Эразмовна. Прожила она здесь три недели
(сюда она приехала из Подольской губернии 18 апреля). Помню, как радостна,
как окрылена была АА в день приезда Инны Эразмовны и в следующий день - пока
беспокойство за благополучный переезд Инны Эразмовны на Сахалин,
тревожность, с какой она думала о тяжелых условиях этого переезда, о его
неожиданностях, превратностях, о неизвестности условий второй его половины -
от Хабаровска на Сахалин, о ничтожных средствах, какими располагает Инна
Эразмовна, и, наконец, собственная болезнь (АА простудилась и лежала с
бронхитом восемь дней) не омрачили настроение АА.
Вчера АА была в особенно тревожном состоянии весь день; с утра -
меньше, а с каждым часом, приближавшим отъезд Инны Эразмовны, - все больше и
больше. Правда, тревожность эта не проявлялась наружно ни в чем - ни в
голосе, ни в жестах, ни в чем решительно; но это внешнее спокойствие надо
уже отнести к исключительному всегдашнему ее самообладанию. Я, только очень
внимательно присматриваясь к ней, по особенному выражению глаз, по двум-трем
случайно прорвавшимся необычным для нее интонациям угадал эту тревогу,
тяжесть и волнение.
Обещавший прийти к ней в три часа Пунин почему-то не пришел вообще, и
АА, зная, что он никогда не обманывает ее, если обещает прийти, боялась, не
случилось ли чего-нибудь у Пуниных (а у них каждую минуту может умереть отец
Анны Евгеньевны Пуниной, который лежит при смерти уже около месяца (лежит он
не в Шереметевском доме, конечно. "У них" - т. е. в их семье). АА, однако, и
этого волнения не показывала и только раза два или три досадливо заметила -
что это, мол, он не идет?
Я весь день был у АА и только обедать ушел домой, а после обеда пришел
опять, помог Инне Эразмовне увязать ее вещи, нанял извозчика, и уже вместе с
АА и Инной Эразмовной вышел - они поехали на вокзал, а я - за остальными
вещами (за небольшим чемоданом и корзинкой) в Шереметевский дом.
Еще до того как выйти, АА и Инна Эразмовна трогательно спорили - Инна
Эразмовна хотела дать мне рубль на извозчика, а АА не позволяла мне брать у
Инны Эразмовны и давала мне свой. АА особенно огорчена тем, что не могла
прибавить Инне Эразмовне денег на дорогу, потому что сама безнадежно без
денег - все ее ресурсы вчера равнялись восьми рублям, из которых три она
вчера потратила на продукты для Инны Эразмовны (и тоже долго убеждала Инну
Эразмовну, которая за них хотела платить сама) и три - на извозчиков и
трамвай. А когда в Кубу будут выдавать деньги - неизвестно. У Пунина денег
также абсолютно нет, и АА у него занять не может. Он сказал мне вчера на
вокзале, что у него за одну квартиру 800 рублей долгу, а в месяц получает
всего лишь около двухсот. Кстати - АА меньше, но все же должна за квартиру:
за два месяца 45 рублей, и из первой же получки должна будет уплатить их,
потому что ее управдом не терпит.
Инна Эразмовна же уехала, имея с собой шестьдесят рублей на всю дорогу
(не меньше месяца), из которых рублей двадцать надо будет истритить на
плацкарту от Иркутска до Хабаровска и билет на пароходе. На еду и на все
остальное - остается сорок рублей. Немудрено, что АА это обстоятельство так
сильно беспокоит.
Говоря о материальном положении АА, не надо забывать, что в Бежецке у
нее Лева и А. И. Гумилева, которым тоже нужно ежемесячно посылать деньги.
Я заехал в Шереметевский дом, взял вещи, сказал Пунину, что АА и Инна
Эразмовна уехали на вокзал, и поехал туда сам. Они были в зале ожидания. Я
успокоил АА, что у Пунина все благополучно, а задержался он по каким-то
другим причинам, и пошел узнавать о посадке и о прочем. Оказалось, что через
пятнадцать минут посадка начинается. Вернулся к АА. Она сидела рядом с Инной
Эразмовной и, как всегда в таких случаях, они обменивались самыми
незначительными фразами, потому что значительные в эту минуту не
всплывали... Через двадцать минут, не дожидаясь Пунина, который условился со
мной, что придет в зал ожидания, двинулись к выходу на перрон.
Я взял в руки чемодан и корзинку и хотел взять третий тюк - с постелью
и мягкими вещами. АА, однако, понесла его сама, изгибаясь под тяжестью его,
вытягивавшего ей руку, и когда я повторил просьбу передать его мне, АА
впервые промолвила: "Оставьте, зачем вы просите?.. Мне и без этого, -
кивнула на тюк головой, - нелегко!". Но, встретив мой смущенный взгляд,
сейчас же рассмеялась легкой шуткой. В другой руке у АА была корзиночка с
провизией. Инна Эразмовна, припадая на правую ногу, опираясь правой рукой на
палку, в левой держа маленький ручной саквояж, плелась, все время отставая,
сзади. На ней был черный старо-старушечий зипунчик, древняя круглая - такие
носят дряхлые помещицы, да, пожалуй, монахини - шапка с черной наколкой,
скрывавшей всю ее голову и оставлявшей открытым только небольшой овал
сморщенного лица, где добротой, мирной приветливостью и стеснительной
учтивостью отливали глаза. Одежду ее довершал громадный, безобразный,
длинношерстый и короткий серый с рыжим мех не то зайца, не то какого-то
другого зверя, громадным воротом навалившийся на плечи. Он был громаден и
неуклюж, а Инна Эразмовна - согбенна летами, и казалось, что это мех своей
тяжестью пригнул ее к земле.
Вошли в вагон. Соседом оказался китаец, ехавший со своим
семнадцатилетним сыном - уже совершенно типичным косоглазым китайчонком.
Усадив Инну Эразмовну и оставив АА с нею, я пошел к выходу, чтоб встретить
Пунина, и только дойдя, встретился с ним. До отхода поезда оставалось
тридцать минут. Пунин вошел в вагон. И на несколько минут АА вышла с ним на
перрон, а я остался с Инной Эразмовной, которая воспользовалась минутой и
задала мне два-три тревожащих ее вопроса о Шилейко, которого она - и
справедливо вполне - считает жестоким эгоистом. Я ответил уклончиво. Вошли
АА и Пунин, а затем я с Пуниным вышли из вагона, оставив АА наедине с Инной
Эразмовной. Минут за десять до отхода АА вышла - и огорченная, ибо Инна
Эразмовна, беспокоясь, что поезд тронется, велела ей уйти. Я узнал точное
время, и АА с Пуниным опять вошли в вагон - еще на семь минут. АА, выйдя,
подбежала к окну и как-то нервно крикнула: "Мамуся!". Последние минуты
глядели друг на друга через стекло. Я наблюдал за АА... На один момент (тот,
когда она вышла из вагона после разговора с Инной Эразмовной - за десять
минут до отхода) я заметил особенно острый, пронзительный, воспаленный
взгляд - глаза АА делаются такими блестящими и острыми только в редкие
минуты ее жизни. Два-три шага по перрону, и внешнее равновесие было
восстановлено - взгляд стал обычным, и дальше АА уже была спокойна. Я
вспомнил, что она никогда не плачет. Поезд ушел. АА побежала за вагоном, а я
бросился за ней, опасаясь, чтоб ее не толкнули. Она заметила меня... "Не
идите так близко к поезду", - сказала мне, не останавливаясь, еще раз
повторила то же. Поезд ускорял ход. Мы остановились. И пошли к выходу. При
выходе с перрона у всех отбирают перронные билеты. Я прошел, не отдав
своего, а у АА его взяли. Я показал АА билет. АА неожиданно искоса взглянула
на меня и, тихо уронив: "Дайте мне, если он вам не нужен", - протянула за
билетом руку. Жест и взгляд ее был каким-то стыдливым, точно она
признавалась мне в своей слабости... А меня тронуло, что ей так дорог и этот
билет - память о расставании с Инной Эразмовной.
К выходу шли, разговаривая о чем-то постороннем, и я плохо слушал,
зная, что этот разговор и ей-то нужен только для того, чтоб затушевать им