Страница:
– Ты звонила ему? – нарушила Мэтти тягостное молчание.
– Ради всего святого, нет! – крикнула Эллин. Со стуком опустив бокал на столик, она спросила: – Неужели ты поверила тому, что он говорил?
Мэтти покачала головой:
– Нет. Я ничуть не сомневаюсь, что он пытался изнасиловать тебя, потому что слышала твои крики еще в коридоре. Я просто не могу понять, что привело Клея сюда.
– Он порвал с Карен, – объяснила Эллин, – и, судя по всему, не смог найти женщину на ночь, а посему решил, что может попытать счастья со мной. И разве можно винить его в этом, если я бросаюсь мужчине на шею во время первого же свидания и срываю с себя одежду после первого поцелуя?
Мэтти озадаченно наморщила лоб.
– О чем ты говоришь? – спросила она. – С каких это пор ты отдаешься мужчине на первом свидании?
– С тех пор, как познакомилась с Клеем, – ответила Эллин. – А также с прошлой пятницы, когда мне так захотелось переспать с Майком, что я успела оголиться, прежде чем ты и остальные гости спустились в вестибюль.
Мэтти моргнула.
– Но ведь вы оба этого хотели? Я имею в виду: ты не заставила его силой?
– Нет, конечно.
– Так чего же ты переживаешь?
– Потому что он с тех пор ни разу мне не позвонил! – выкрикнула Эллин. – Он получил то, за чем пришел, и с той поры у него не возникало подобного желания. А может быть, он спит с кем-то еще. С кем-нибудь, кто не преподносит ему себя на тарелочке, с женщиной, которая способна заставить себя уважать.
– Подумать только, какое самоуничижение! – заметила Мэтти.
Эллин сердито посмотрела на нее.
Мэтти пожала плечами.
– Продолжай, – сказала она. – Облегчи душу.
Эллин зажмурилась, потом повернулась к окну и выглянула в сумерки.
– Меня едва не изнасиловали, – произнесла она после недолгого молчания.
– О ком идет речь – о Клее или о Майке? – осведомилась Мэтти.
– Я не шучу! – взорвалась Эллин. – Случись с тобой такое, ты бы запела по-другому.
– Извини, – сказала Мэтти. – Я не хотела тебя обидеть. Но я действительно не понимаю, что тебя терзает – то, как с тобой обошелся Клей, или то, что Майк не звонит тебе?
– Или то, что я почти решила бросить работу? – подхватила Эллин. – Или то, что какой-то осел разбил сегодня мою машину? То, что я сорвала крупную сделку? А может быть, то, что я была готова пригласить Фостера Маккензи, чтобы переспать с ним? Или то, что у меня заболел отец и я вне себя от страха, что он умрет, так и не сказав мне ни слова? Сегодня со мной много чего случилось – выбирай на вкус.
Мэтти вздохнула.
– И какую же из этих неурядиц ты собираешься уладить первым делом? – спросила она.
– Я же сказала – выбирай на вкус, – ответила Эллин.
Мэтти кивнула и, откинувшись в кресле, подтянула колени к груди.
– Что с дядей Фрэнком? Что-нибудь серьезное?
Эллин покачала головой:
– Мама говорит – нет. Всего лишь грипп, но когда-нибудь он заболеет по-настоящему, и прежде чем нам успеют сообщить…
Мэтти опустила глаза.
– Понимаю, – негромко сказала она и после долгой паузы уточнила: – Ты действительно хочешь переспать с Фостером Маккензи?
Эллин пожала плечами и вздохнула.
– Не знаю, – сказала она. – Сейчас, наверное, нет. Но тогда, схватившись за телефон, я была готова сделать все, что угодно, только бы вырваться из когтей Теда Фаргона. Ну и отомстить Майку.
– Фаргон опять напустил тебя на него? – спросила Мэтти.
Эллин сухо рассмеялась.
– Я виделась с ним сегодня, однако он даже не упомянул о Майке, – ответила она. – Но не подумай, что Фаргон решил оставить его в покое или не знает, что Майк сейчас в Лос-Анджелесе. Он попросту решил сыграть по-другому, и мне не хочется даже думать, чем все это закончится. Старый садист обязательно отыщет способ заставить меня расплатиться за то, в чем я ни капли не виновата. Такой уж он человек. Так он обращается со всеми, и только мне, Эллин Шелби, хватило глупости вообразить, будто Фаргон готовит меня к великим свершениям, в то время как на самом деле он окружает меня сетями, в которых мне суждено кувыркаться до тех пор, пока ему не наскучит эта забава.
Мэтти помолчала, в который уже раз подумав, что Эллин начинает тяготиться пребыванием в Лос-Анджелесе.
– Не знаю, – ответила Эллин, когда Мэтти задала ей этот вопрос. – На днях я слышала, как кто-то сказал: «Может быть, кухня дьявола находится в Нью-Йорке, но его личные покои – здесь, в Лос-Анджелесе».
Мэтти улыбнулась.
– Остроумно, – похвалила она и, сделав глоток из бокала, спросила: – Как насчет работы в Лондоне, которую предлагал тебе Майк? Ты бы согласилась?
Эллин покачала головой и рассмеялась.
– Во-первых, это предложение вряд ли еще в силе, – сказала она. – Вдобавок, несмотря на нынешние неприятности, я надеюсь поправить свои дела, а ты не хуже меня знаешь, что уходить следует тогда, когда ты на коне, а не в грязи.
Мэтти кивнула:
– Пожалуй, ты права. Так что с Майком? Ты позвонишь ему?
– Нет. Завтра премьера, и он позвал меня поехать вместе, поэтому либо позвонит, чтобы подтвердить приглашение, либо нет. Пусть сам решает.
Голливуд превратился в огромную театральную сцену, на которой разыгрывалось красочное волнующее представление с участием всех звезд – премьера нашумевшего фильма Виктора Уоррена «Мы упадем обнявшись». У входа в кинотеатр «Шрайн», что в самом центре Лос-Анджелеса, неистовствовала толпа, швыряя в воздух платки и разбрасывая горсти риса, размахивая флажками и пучками лент, а из прибывающих бесконечной вереницей лимузинов один за другим выбирались знаменитости в роскошных нарядах и торопливо шагали по красному с золотой каймой ковру, направляясь к огромному зданию. Тысячи фотовспышек пронизывали темноту, и журналисты со всего света яростно работали локтями, пробираясь в первые ряды, чтобы привлечь к себе внимание Сандры или Мэла, Арни или Джулии. [2]Кое-кто из звезд оглядывался, другие нет, но центром внимания сегодня были исполнители главных ролей «Мы упадем обнявшись», и они с охотой позировали перед камерами, с удовольствием прислушиваясь к восхищенным возгласам и аплодисментам.
Кто-то из лондонских журналистов окликнул Майка, но тот со смехом отказался дать интервью. Он никогда не жаждал публичной известности и не одобрял тех, кто к ней стремился. Зато его спутница улыбалась каждому объективу, махала руками толпе и успевала переброситься словцом с каждым журналистом, попадавшимся на ее пути. Впрочем, от исполнительницы главной роли не приходилось ожидать ничего иного, а для племянницы Виктора Уоррена и дочери одного из самых знаменитых в мире драматургов такое поведение было совершенно естественным.
– Джастин! Пару слов для лондонского Би-би-си! – крикнул ей голос из толпы.
Джастин немедленно повернулась, не выпуская руку Майка и улыбаясь репортеру.
– Что вы скажете по поводу сегодняшнего события? – спросил тот.
– Потрясающее, фантастическое! – Юное лицо Джастин осветилось смехом. – Я и не догадывалась, что у дядюшки столько друзей!
Все вокруг рассмеялись. Джастин заглянула в лицо Майку, и журналисты бешено защелкали затворами камер.
– Кто сшил ваш наряд, Джастин? – допытывался репортер Би-би-си. – Потрясающее платье, между прочим.
– Армани, кто же еще? – со смехом отозвалась девушка. – А откуда ваш костюм?
– От его несчастного кузена, – сказал журналист. – Майк, вы уже видели этот фильм?
– Еще бы, – ответил Майк. – Замечательная лента.
– Вы надеетесь получить «Оскара», Джастин?
– Кто? Я? – воскликнула Джастин, прижимая руку к груди. – Не смею даже мечтать!
И так далее в том же духе. Сменяя друг друга, с Джастин заговаривали репортеры газет, телеканалов, радиостанций и журналов, пока они с Майком не вошли в зал и не заняли места рядом с Виктором Уорреном и его супругой.
Как всегда бывает в подобных случаях, едва на экране появились титры, все присутствующие поднялись на ноги, провожая аплодисментами проплывающие имена актеров, звукооператоров, продюсеров и сценаристов. Виктор Уоррен, тучный хмурый шотландец, которого все принимали за американца, встал последним, но едва он приподнялся, начались первые эпизоды картины.
За последние три дня Майк смотрел этот фильм ровно столько же раз, поэтому его мысли невольно возвращались к Эллин, и уже несколько минут спустя его охватил стыд. Вечер, проведенный вдвоем с Эллин, подтвердил то, о чем он догадывался уже давно, – то, что ему будет трудно сопротивляться очарованию этой женщины. При мысли о том, что она увидит его по телевизору вместе с Джастин Уоррен, у Майка сжималось сердце. Он должен был позвонить ей и не забывал об этом ни на минуту, но был так занят последние дни, что не успевал даже побриться, а уж тем более – наносить частные визиты. С другой стороны, было бы достаточно телефонного звонка, и если бы Майк по-настоящему захотел, сумел бы выбрать время. И он бы позвонил Эллин, если бы его не сбивала с толку страсть, которую она ему внушала. Он хотел ее – в этом не было никаких сомнений, – но понимал, что его чувства к ней куда глубже, чем плотское влечение. Однако ему было невмоготу даже думать о том, что между ними может произойти что-нибудь серьезное, пока он не решил, как быть с Мишель.
Казалось, фильму не будет конца. Эпизоды сменяли друг друга, напряжение все нарастало, и Майк готовился вновь пережить захватывающую развязку. Но перспектива просидеть здесь еще два часа, а потом отправиться на прием, который наверняка затянется до рассвета, вызывала у него все меньше воодушевления. Он посмотрел на Джастин и, поймав ее взгляд, улыбнулся. Ее игра на экране не шла ни в какое сравнение с тем актерским мастерством, которое она демонстрировала в эти минуты. Только близкие родственники знали, что ее жениху именно сегодня вздумалось объявить о разрыве помолвки. Майк от всего сердца сочувствовал ей, понимая, каким тяжелым ударом явилось для Джастин это известие, и именно потому ему не хватило духа отказаться поехать вместе с ней на просмотр. И если не считать мыслей об Эллин, единственным чувством, которое владело сейчас Майком, было восхищение самообладанием девушки, отважно представшей перед всем миром, хотя Виктор сказал, что поймет Джастин, если она решит остаться дома.
Наконец пошли заключительные титры. Майк бросил взгляд на девушку и, увидев слезы на ее щеках, понял, что их вызвали не переживания героини фильма, а личная трагедия самой Джастин. Он с жалостью представил, каково ей будет на приеме, и уже не в первый раз почувствовал ненависть к мужчине, который причинил ей такие страдания. Он протянул ей платок. Джастин вытерла слезы и улыбнулась. Взоры всего мира вновь обратились на нее, и чувство собственного достоинства не позволило девушке выдать свои переживания. Она сделала вид, что растрогана восхищением, с которым публика восприняла фильм. Сидевший за три кресла от нее Линден Форсит, сыгравший главную мужскую роль, протянул руку и поднял Джастин на ноги, чтобы вместе с ней принять аплодисменты.
Виктор Уоррен встал последним. Пока он раскланивался с друзьями и коллегами, Джастин повернулась к Майку и, придерживая рукой изящную бриллиантовую диадему, шепнула:
– Потерпите, пока все это закончится, а потом, если можно, отвезите меня домой.
Ее ясные зеленые глаза блестели от слез, но улыбка оставалась безупречной.
– Да, разумеется, – отозвался Майк.
В печальных глазах девушки на мгновение мелькнул лукавый огонек.
– Люди наверняка заметят, что нас обоих не было на приеме, – сказала она. – Вас это не беспокоит?
Майк улыбнулся и покачал головой.
Уже пробило одиннадцать, когда лимузин доставил их к дому Джастин на Бель-Эйр. Убедившись в том, что она не собирается делать глупостей, Майк сел в автомобиль, который оставил у ее крыльца, и поехал в Беверли-Хиллз. Он понимал, что поступает неразумно и Эллин вряд ли простит его и пустит на порог, но не хотел пренебрегать даже самым ничтожным шансом. Если не получится, что ж, черт побери, он будет пытаться вновь и вновь, пока не добьется своего.
Двадцать минут спустя он остановился у ворот и назвал охраннику номер нужной ему квартиры.
Прошло немало времени, прежде чем Эллин ответила. Майк уже решил, что ее нет дома. Но потом охранник сказал что-то, секунду помолчал, прислушиваясь, и, положив трубку на рычаг, вышел из будки.
– Извини, дружище, – промолвил он, – но леди велела не пускать тебя.
Майк посмотрел на него, отвел глаза и вынул из бумажника десятидолларовую купюру.
– Передай ей, что я буду ждать здесь до тех пор, пока она не согласится встретиться со мной.
Охранник взглянул на деньги, взял их, пожал плечами, вернулся в будку и поднял трубку.
– Леди говорит, – сообщил он, вернувшись через несколько минут, – что ее ответ окончательный и ты понапрасну теряешь время.
Майк выпятил губу и кивнул.
– Как я понимаю, вы не пропустите меня внутрь? – произнес он.
Охранник покачал головой.
– Не могу, дружище, – ответил он. – Вчера один парень пустил кого-то из кинозвезд, и все равно его уволили. Я не хочу терять работу.
– Ладно, – сказал Майк. – Где можно поставить машину, чтобы никому не мешать?
Охранник махнул рукой в сторону стоянки у ворот:
– Сиди там хоть всю ночь, но, судя по тому, как говорила леди, она вряд ли передумает.
Майк включил задний ход.
– Позвони ей и скажи, что я настроен серьезно и буду ждать до тех пор, пока она не согласится принять меня.
Пролетали минуты, и теплая, напоенная ароматами ночь становилась все прохладнее. Майк вновь и вновь спрашивал себя, зачем он продолжает упорствовать. Он заранее знал, что у них с Эллин нет будущего, и менее всего ему хотелось опять заставить ее страдать. Может быть, ему хотелось объясниться с ней или хотя бы увидеть ее, обнять еще раз. А может быть, его удерживали тут какие-то иные, безотчетные и куда более опасные стремления. Майк твердо знал одно: он не откажется от своего слова и будет ждать, пока Эллин не впустит его или не выйдет сама.
Он просидел в машине более часа, и наконец в окошко постучал охранник.
– Леди только что звонила и спрашивала, здесь вы или уже уехали, – сообщил он, когда Майк опустил стекло.
– Ты сказал, что я здесь?
– Да, разумеется. – Майк промолчал, и охранник добавил: – Она сказала, что я могу вас впустить.
Майк посмотрел ему в глаза. Охранник не отвел взгляд, и наконец на его симпатичном чернокожем лице появилась улыбка.
– Ну, дружище, давай пять, – произнес он, протягивая руку.
Майк со смехом шлепнул по его ладони и, повернув ключ, завел мотор.
Несколько минут спустя он стоял в коридоре, дожидаясь, пока Эллин откроет дверь.
Томиться пришлось недолго, и Майку было достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять – под маской гнева и оскорбленного достоинства Эллин прячет искреннюю боль. Не задумываясь ни на секунду, он обнял ее.
– Извини, – прошептал он. – Мне так жаль! Клянусь, я сделаю все, чтобы загладить свою вину. Не знаю как, но сделаю.
Он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал ее волосы.
– Ты смотрела премьеру? – спросил он.
Эллин кивнула.
– Я все объясню, – сказал Майк.
– Не нужно.
– Нет, нужно, и я все тебе объясню.
– О Господи! – Эллин рассмеялась и отвела взгляд. – Я чувствую себя такой дурой! Я понимаю, мы были вместе всего лишь раз… Извини, может быть, не следует этого говорить, но в последнее время у меня случилось так много всего, и… О Боже, прости, мне надо собраться с мыслями…
– Все в порядке, – сказал Майк. Он прикоснулся губами ко лбу Эллин и, не отпуская ее от себя, повел в комнаты.
На ней был толстый купальный халат, под которым виднелась тонкая хлопчатобумажная пижама. Волосы Эллин были схвачены на макушке, несколько прядей спускались на шею и окружали лицо, кремовая кожа которого сияла чистотой и здоровьем. К горлу Майка подступил ком; он подумал, что еще ни разу в жизни не видел такой прекрасной женщины – цвет лица и губ Эллин был столь же естественным, как ее нежный женственный запах.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила она. – Может быть…
– Ничего не надо, – перебил Майк, беря ее за руку и усаживая на софу рядом с собой. Комнату освещали только полная луна и маленькая лампа в дальнем углу. – Ну как? Хорошо? – поинтересовался он, когда Эллин положила ноги ему на колени и опустила голову ему на плечо.
– М-м-м… – отозвалась Эллин, глядя, как он переплетает ее пальцы со своими. – Расскажи о фильме. Тебе понравилось?
– Да, – ответил Майк. – Но я предпочел бы поговорить о том, что случилось с тобой.
– Имеешь в виду, кроме того, что ты не позвонил? – полушутя, полусерьезно спросила она.
Майк приподнял подбородок Эллин и посмотрел ей в глаза.
– Прости меня, – шепнул он. – Я сделал большую глупость.
– Ничего страшного, – дрогнувшим голосом ответила Эллин. – Теперь ты здесь.
Майк завладел ее губами в нежном, ласковом поцелуе, и Эллин захлестнул поток чувств, которых она более не могла сдержать.
Впоследствии Эллин не могла доподлинно вспомнить, с чего она начала. Она знала лишь, что рассказала ему все – о том, что отец не желает разговаривать с ней, о том, как она боится потерять работу в Эй-ти-ай, о фотографиях, которыми ее шантажировал Тед Фаргон, о Клее, который вчера пытался изнасиловать ее, о страхах, что он, Майк, не позвонил ей, потому что так легко сумел ее соблазнить.
Последняя фраза вызвала у Майка улыбку, но потом он понял, что Эллин говорит серьезно, и, прикоснувшись кончиком пальца к ее губам, сказал:
– Вовсе не легко, просто мы оба давно этого хотели, и ты прекрасно это знаешь.
Сердце Эллин подпрыгнуло в груди. Майк крепче обнял ее, и она почувствовала, как ее охватывает жаркая истома. Майк запустил пальцы ей в волосы, Эллин подняла голову, ища его губы, и негромко застонала, когда он начал ее целовать.
– Чем ты собираешься заняться в ближайшие пять дней? – произнес Майк, почти прикасаясь губами к ее рту.
В глазах Эллин отразилось изумление. Увидев, как смотрит на нее Майк, она спросила:
– А что?
– Я хотел бы побыть с тобой, и если ты сумеешь выкроить несколько дней, я постараюсь сделать то же самое.
Эллин отвела взгляд, потом вновь посмотрела на Майка и, покачав головой, заулыбалась.
– Хорошо, – сказала она.
Их губы слились в долгом поцелуе, потом Майк негромко обронил:
– Надо разобраться с Фаргоном.
Эллин смотрела на него широко распахнутыми глазами, не зная, что сказать.
Майк чмокнул ее в нос.
– У Инголла остались еще полароидные снимки? – поинтересовался он.
Эллин покачала головой:
– Не знаю. Я думала, он уничтожил их, но… не уверена.
– Мы найдем способ выяснить.
Эллин рассмеялась.
– Как тебе это удается? – спросила она.
– Что именно?
– Делать все сложное простым.
Майк пожал плечами.
– Думаю, мне это удается потому, что жизнь по сути своей проста, – ответил он. – Трудности начинаются тогда, когда человек сам их создает.
Эллин, нахмурившись, обдумала сказанное.
– Мне бы не хотелось, чтобы между нами возникли сложности, – произнесла она, – но до сих пор без них не обходилось.
Майк улыбнулся и, не говоря ни слова, вновь прильнул губами к ее рту. Целуя Эллин, он распахнул ее халат, расстегнул пижаму и, обнажив одну грудь, принялся ласкать ее рукой. Эллин задышала глубже, и они долго сидели так, время от времени поглядывая друг на друга и обмениваясь поцелуями.
Наконец Майк поднялся на ноги и, продолжая обнимать Эллин, сказал:
– Я хочу тебя, но если ты против…
– Нет, – ответила она. – Ничуть.
В глазах Майка блеснул лукавый огонек, и Эллин рассмеялась.
– Я рада, что ты пришел, – добавила она, входя вместе с ним в спальню.
– Я тоже, – пробормотал Майк и, поставив Эллин перед собой, стал раздевать ее.
Следующие пять дней были самыми радостными и счастливыми в жизни Эллин. До сих пор она и не догадывалась, что можно так много смеяться, заниматься любовью такими разнообразными способами, чувствовать себя такой прекрасной и беззаботной. Они с Майком ни на секунду не выпускали друг друга из виду, чем бы ни занимались – гуляли ли по каньонам, отдыхали в ее квартире, катались по побережью. Они вели нескончаемые беседы, обсуждая все на свете – от экзистенциализма до экспрессионизма, от преступления до страсти, от чудес до самых обыденных вещей. Майк слушал, как Эллин разговаривает по телефону с матерью, и ей удалось уговорить его сказать в трубку «привет». Потом настал ее черед говорить с родными Майка – с тремя племянниками, сестрой и Клодой. Майк рассказал Эллин о том, как тяжело он переживает размолвку с Сэнди, девушкой из его конторы, которую уволил из-за того, что она влюбилась в него. Он признался, что соблазнил Сэнди, потому что его терзало желание переспать с ней, Эллин. Эллин от всей души посочувствовала девушке. Ей было нетрудно понять, какие мучения выпали на долю несчастной.
Майк рассказал ей о договоре, который собирался заключить с австралийцем Марком Бергином, и о том, какое значение эта сделка может иметь для международного сотрудничества в области шоу-бизнеса. Эллин видела, как взволнован Майк этой перспективой, и отлично понимала его, ведь этот проект, если он осуществится, обещал стать самым крупным и престижным предприятием из всех, о которых ей доводилось слышать. Бергин уже довел свой взнос до шести миллионов фунтов, а нью-йоркский партнер Майка был готов предложить еще два миллиона. «Маккан и Уолш» планировала вложить три миллиона и, если удастся договориться с банками, добавить еще столько же. Оставалось найти четвертого партнера в Лос-Анджелесе, который пользовался бы непререкаемым авторитетом и которому доверяли бы трое остальных, так как обычной практикой Голливуда было скупать предприятия, а не вкладывать в них средства. Эллин очень хотелось войти в число участников проекта, она была уверена, что достанет деньги – если, конечно, первым делом избавится от Фаргона, – но понимала, что это предложение должно исходить от Майка, а тот старательно обходил молчанием их будущие отношения невзирая на возникшую между ними близость.
Эллин откладывала этот разговор до последнего вечера, который они провели вместе в «Богемии», ресторане в стиле французского мюзик-холла, расположенном в Санта-Монике. На протяжении всего обеда Майк не сказал ни слова о том, когда они встретятся вновь, не упомянул даже о тех чувствах, которые их связывают, и это испугало и опечалило Эллин. В глубине души она была уверена, что минувшие пять дней значили для него ничуть не меньше, чем для нее самой, но сомневалась, что ей удастся заставить Майка признаться в этом. А даже если удастся, его признание вряд ли даст ответ на вопрос о том, как они будут жить дальше.
Официант поставил на стол две чашки кофе и спросил, не желают ли гости завершить трапезу рюмкой спиртного. Майк посмотрел на Эллин, и та покачала головой.
– Принесите счет, – велел Майк. Официант ушел, и он, взяв со стола чашку, посмотрел Эллин в глаза. – С тобой все в порядке?
Эллин кивнула и, следуя его примеру, принялась за кофе.
– Ты сегодня на редкость молчалива, – заметил Майк.
Эллин взглянула на стол, отставила чашку и вновь подняла глаза на его освещенное огоньками свеч лицо.
– Мне грустно оттого, что ты завтра уезжаешь, – сказала она.
Майк тут же отвел взгляд, и сердце Эллин заныло от желания услышать, что он тоже будет по ней скучать.
– Тебе было хорошо со мной? – спросила она.
– Да, конечно, – ответил Майк.
Эллин попыталась улыбнуться, однако улыбка не получилась. Она уже хотела открыть ему свои сокровенные желания, но не смогла.
– Ты вернешь Сэнди в контору? – осведомилась она и, увидев, как нахмурился Майк, пояснила: – Девушку, которую ты уволил. Ты возьмешь ее на работу?
Майк покачал головой.
– Вряд ли, – сказал он. – Я дал Сэнди хорошие рекомендации, и ей не составит труда найти новое место.
– А как же ее работа в службе сопровождения? Не окажется ли она препятствием для нее? Я имею в виду: возьмут ли Сэнди на работу, если станет известно о ее прошлом?
– В наши дни люди отличаются широтой взглядов, – ответил Майк.
– Только не ты.
– Я уже говорил тебе, что это был лишь повод избавиться от Сэнди, – откровенно признался Майк, – но никак не причина. Именно поэтому мне так стыдно. – Он вздохнул. – Что сделано, то сделано.
Эллин промолчала, гадая, когда же она отважится заговорить о том, что волнует ее по-настоящему.
– Ты уже решила, как быть с Эй-ти-ай? – произнес Майк.
Сердце Эллин болезненно сжалось. Неужели Майк все же позовет ее в Лондон? Или он спросил, только чтобы поддержать разговор?
– Если ты решишь уволиться оттуда, – продолжал Майк, – то скажи Фаргону, что мне известны факты из его биографии, которые он наверняка предпочтет сохранить в тайне, и если он не оставит тебя в покое, я задам ему перцу.
Эллин улыбнулась и посмотрела на свою чашку.
– Ты мой рыцарь, – негромко сказала она и, подняв глаза на Майка, спросила: – Как ты думаешь, мы еще встретимся?
Не отрывая взгляда от лица Эллин, Майк потянулся к ней и, стиснув ее ладонь, опустил глаза.
У Эллин заныло сердце. Молчание Майка был тем самым ответом, которого она больше всего опасалась. Она подумала, что вряд ли выдержит, если Майк выскажет свои мысли вслух.
– Ради всего святого, нет! – крикнула Эллин. Со стуком опустив бокал на столик, она спросила: – Неужели ты поверила тому, что он говорил?
Мэтти покачала головой:
– Нет. Я ничуть не сомневаюсь, что он пытался изнасиловать тебя, потому что слышала твои крики еще в коридоре. Я просто не могу понять, что привело Клея сюда.
– Он порвал с Карен, – объяснила Эллин, – и, судя по всему, не смог найти женщину на ночь, а посему решил, что может попытать счастья со мной. И разве можно винить его в этом, если я бросаюсь мужчине на шею во время первого же свидания и срываю с себя одежду после первого поцелуя?
Мэтти озадаченно наморщила лоб.
– О чем ты говоришь? – спросила она. – С каких это пор ты отдаешься мужчине на первом свидании?
– С тех пор, как познакомилась с Клеем, – ответила Эллин. – А также с прошлой пятницы, когда мне так захотелось переспать с Майком, что я успела оголиться, прежде чем ты и остальные гости спустились в вестибюль.
Мэтти моргнула.
– Но ведь вы оба этого хотели? Я имею в виду: ты не заставила его силой?
– Нет, конечно.
– Так чего же ты переживаешь?
– Потому что он с тех пор ни разу мне не позвонил! – выкрикнула Эллин. – Он получил то, за чем пришел, и с той поры у него не возникало подобного желания. А может быть, он спит с кем-то еще. С кем-нибудь, кто не преподносит ему себя на тарелочке, с женщиной, которая способна заставить себя уважать.
– Подумать только, какое самоуничижение! – заметила Мэтти.
Эллин сердито посмотрела на нее.
Мэтти пожала плечами.
– Продолжай, – сказала она. – Облегчи душу.
Эллин зажмурилась, потом повернулась к окну и выглянула в сумерки.
– Меня едва не изнасиловали, – произнесла она после недолгого молчания.
– О ком идет речь – о Клее или о Майке? – осведомилась Мэтти.
– Я не шучу! – взорвалась Эллин. – Случись с тобой такое, ты бы запела по-другому.
– Извини, – сказала Мэтти. – Я не хотела тебя обидеть. Но я действительно не понимаю, что тебя терзает – то, как с тобой обошелся Клей, или то, что Майк не звонит тебе?
– Или то, что я почти решила бросить работу? – подхватила Эллин. – Или то, что какой-то осел разбил сегодня мою машину? То, что я сорвала крупную сделку? А может быть, то, что я была готова пригласить Фостера Маккензи, чтобы переспать с ним? Или то, что у меня заболел отец и я вне себя от страха, что он умрет, так и не сказав мне ни слова? Сегодня со мной много чего случилось – выбирай на вкус.
Мэтти вздохнула.
– И какую же из этих неурядиц ты собираешься уладить первым делом? – спросила она.
– Я же сказала – выбирай на вкус, – ответила Эллин.
Мэтти кивнула и, откинувшись в кресле, подтянула колени к груди.
– Что с дядей Фрэнком? Что-нибудь серьезное?
Эллин покачала головой:
– Мама говорит – нет. Всего лишь грипп, но когда-нибудь он заболеет по-настоящему, и прежде чем нам успеют сообщить…
Мэтти опустила глаза.
– Понимаю, – негромко сказала она и после долгой паузы уточнила: – Ты действительно хочешь переспать с Фостером Маккензи?
Эллин пожала плечами и вздохнула.
– Не знаю, – сказала она. – Сейчас, наверное, нет. Но тогда, схватившись за телефон, я была готова сделать все, что угодно, только бы вырваться из когтей Теда Фаргона. Ну и отомстить Майку.
– Фаргон опять напустил тебя на него? – спросила Мэтти.
Эллин сухо рассмеялась.
– Я виделась с ним сегодня, однако он даже не упомянул о Майке, – ответила она. – Но не подумай, что Фаргон решил оставить его в покое или не знает, что Майк сейчас в Лос-Анджелесе. Он попросту решил сыграть по-другому, и мне не хочется даже думать, чем все это закончится. Старый садист обязательно отыщет способ заставить меня расплатиться за то, в чем я ни капли не виновата. Такой уж он человек. Так он обращается со всеми, и только мне, Эллин Шелби, хватило глупости вообразить, будто Фаргон готовит меня к великим свершениям, в то время как на самом деле он окружает меня сетями, в которых мне суждено кувыркаться до тех пор, пока ему не наскучит эта забава.
Мэтти помолчала, в который уже раз подумав, что Эллин начинает тяготиться пребыванием в Лос-Анджелесе.
– Не знаю, – ответила Эллин, когда Мэтти задала ей этот вопрос. – На днях я слышала, как кто-то сказал: «Может быть, кухня дьявола находится в Нью-Йорке, но его личные покои – здесь, в Лос-Анджелесе».
Мэтти улыбнулась.
– Остроумно, – похвалила она и, сделав глоток из бокала, спросила: – Как насчет работы в Лондоне, которую предлагал тебе Майк? Ты бы согласилась?
Эллин покачала головой и рассмеялась.
– Во-первых, это предложение вряд ли еще в силе, – сказала она. – Вдобавок, несмотря на нынешние неприятности, я надеюсь поправить свои дела, а ты не хуже меня знаешь, что уходить следует тогда, когда ты на коне, а не в грязи.
Мэтти кивнула:
– Пожалуй, ты права. Так что с Майком? Ты позвонишь ему?
– Нет. Завтра премьера, и он позвал меня поехать вместе, поэтому либо позвонит, чтобы подтвердить приглашение, либо нет. Пусть сам решает.
Голливуд превратился в огромную театральную сцену, на которой разыгрывалось красочное волнующее представление с участием всех звезд – премьера нашумевшего фильма Виктора Уоррена «Мы упадем обнявшись». У входа в кинотеатр «Шрайн», что в самом центре Лос-Анджелеса, неистовствовала толпа, швыряя в воздух платки и разбрасывая горсти риса, размахивая флажками и пучками лент, а из прибывающих бесконечной вереницей лимузинов один за другим выбирались знаменитости в роскошных нарядах и торопливо шагали по красному с золотой каймой ковру, направляясь к огромному зданию. Тысячи фотовспышек пронизывали темноту, и журналисты со всего света яростно работали локтями, пробираясь в первые ряды, чтобы привлечь к себе внимание Сандры или Мэла, Арни или Джулии. [2]Кое-кто из звезд оглядывался, другие нет, но центром внимания сегодня были исполнители главных ролей «Мы упадем обнявшись», и они с охотой позировали перед камерами, с удовольствием прислушиваясь к восхищенным возгласам и аплодисментам.
Кто-то из лондонских журналистов окликнул Майка, но тот со смехом отказался дать интервью. Он никогда не жаждал публичной известности и не одобрял тех, кто к ней стремился. Зато его спутница улыбалась каждому объективу, махала руками толпе и успевала переброситься словцом с каждым журналистом, попадавшимся на ее пути. Впрочем, от исполнительницы главной роли не приходилось ожидать ничего иного, а для племянницы Виктора Уоррена и дочери одного из самых знаменитых в мире драматургов такое поведение было совершенно естественным.
– Джастин! Пару слов для лондонского Би-би-си! – крикнул ей голос из толпы.
Джастин немедленно повернулась, не выпуская руку Майка и улыбаясь репортеру.
– Что вы скажете по поводу сегодняшнего события? – спросил тот.
– Потрясающее, фантастическое! – Юное лицо Джастин осветилось смехом. – Я и не догадывалась, что у дядюшки столько друзей!
Все вокруг рассмеялись. Джастин заглянула в лицо Майку, и журналисты бешено защелкали затворами камер.
– Кто сшил ваш наряд, Джастин? – допытывался репортер Би-би-си. – Потрясающее платье, между прочим.
– Армани, кто же еще? – со смехом отозвалась девушка. – А откуда ваш костюм?
– От его несчастного кузена, – сказал журналист. – Майк, вы уже видели этот фильм?
– Еще бы, – ответил Майк. – Замечательная лента.
– Вы надеетесь получить «Оскара», Джастин?
– Кто? Я? – воскликнула Джастин, прижимая руку к груди. – Не смею даже мечтать!
И так далее в том же духе. Сменяя друг друга, с Джастин заговаривали репортеры газет, телеканалов, радиостанций и журналов, пока они с Майком не вошли в зал и не заняли места рядом с Виктором Уорреном и его супругой.
Как всегда бывает в подобных случаях, едва на экране появились титры, все присутствующие поднялись на ноги, провожая аплодисментами проплывающие имена актеров, звукооператоров, продюсеров и сценаристов. Виктор Уоррен, тучный хмурый шотландец, которого все принимали за американца, встал последним, но едва он приподнялся, начались первые эпизоды картины.
За последние три дня Майк смотрел этот фильм ровно столько же раз, поэтому его мысли невольно возвращались к Эллин, и уже несколько минут спустя его охватил стыд. Вечер, проведенный вдвоем с Эллин, подтвердил то, о чем он догадывался уже давно, – то, что ему будет трудно сопротивляться очарованию этой женщины. При мысли о том, что она увидит его по телевизору вместе с Джастин Уоррен, у Майка сжималось сердце. Он должен был позвонить ей и не забывал об этом ни на минуту, но был так занят последние дни, что не успевал даже побриться, а уж тем более – наносить частные визиты. С другой стороны, было бы достаточно телефонного звонка, и если бы Майк по-настоящему захотел, сумел бы выбрать время. И он бы позвонил Эллин, если бы его не сбивала с толку страсть, которую она ему внушала. Он хотел ее – в этом не было никаких сомнений, – но понимал, что его чувства к ней куда глубже, чем плотское влечение. Однако ему было невмоготу даже думать о том, что между ними может произойти что-нибудь серьезное, пока он не решил, как быть с Мишель.
Казалось, фильму не будет конца. Эпизоды сменяли друг друга, напряжение все нарастало, и Майк готовился вновь пережить захватывающую развязку. Но перспектива просидеть здесь еще два часа, а потом отправиться на прием, который наверняка затянется до рассвета, вызывала у него все меньше воодушевления. Он посмотрел на Джастин и, поймав ее взгляд, улыбнулся. Ее игра на экране не шла ни в какое сравнение с тем актерским мастерством, которое она демонстрировала в эти минуты. Только близкие родственники знали, что ее жениху именно сегодня вздумалось объявить о разрыве помолвки. Майк от всего сердца сочувствовал ей, понимая, каким тяжелым ударом явилось для Джастин это известие, и именно потому ему не хватило духа отказаться поехать вместе с ней на просмотр. И если не считать мыслей об Эллин, единственным чувством, которое владело сейчас Майком, было восхищение самообладанием девушки, отважно представшей перед всем миром, хотя Виктор сказал, что поймет Джастин, если она решит остаться дома.
Наконец пошли заключительные титры. Майк бросил взгляд на девушку и, увидев слезы на ее щеках, понял, что их вызвали не переживания героини фильма, а личная трагедия самой Джастин. Он с жалостью представил, каково ей будет на приеме, и уже не в первый раз почувствовал ненависть к мужчине, который причинил ей такие страдания. Он протянул ей платок. Джастин вытерла слезы и улыбнулась. Взоры всего мира вновь обратились на нее, и чувство собственного достоинства не позволило девушке выдать свои переживания. Она сделала вид, что растрогана восхищением, с которым публика восприняла фильм. Сидевший за три кресла от нее Линден Форсит, сыгравший главную мужскую роль, протянул руку и поднял Джастин на ноги, чтобы вместе с ней принять аплодисменты.
Виктор Уоррен встал последним. Пока он раскланивался с друзьями и коллегами, Джастин повернулась к Майку и, придерживая рукой изящную бриллиантовую диадему, шепнула:
– Потерпите, пока все это закончится, а потом, если можно, отвезите меня домой.
Ее ясные зеленые глаза блестели от слез, но улыбка оставалась безупречной.
– Да, разумеется, – отозвался Майк.
В печальных глазах девушки на мгновение мелькнул лукавый огонек.
– Люди наверняка заметят, что нас обоих не было на приеме, – сказала она. – Вас это не беспокоит?
Майк улыбнулся и покачал головой.
Уже пробило одиннадцать, когда лимузин доставил их к дому Джастин на Бель-Эйр. Убедившись в том, что она не собирается делать глупостей, Майк сел в автомобиль, который оставил у ее крыльца, и поехал в Беверли-Хиллз. Он понимал, что поступает неразумно и Эллин вряд ли простит его и пустит на порог, но не хотел пренебрегать даже самым ничтожным шансом. Если не получится, что ж, черт побери, он будет пытаться вновь и вновь, пока не добьется своего.
Двадцать минут спустя он остановился у ворот и назвал охраннику номер нужной ему квартиры.
Прошло немало времени, прежде чем Эллин ответила. Майк уже решил, что ее нет дома. Но потом охранник сказал что-то, секунду помолчал, прислушиваясь, и, положив трубку на рычаг, вышел из будки.
– Извини, дружище, – промолвил он, – но леди велела не пускать тебя.
Майк посмотрел на него, отвел глаза и вынул из бумажника десятидолларовую купюру.
– Передай ей, что я буду ждать здесь до тех пор, пока она не согласится встретиться со мной.
Охранник взглянул на деньги, взял их, пожал плечами, вернулся в будку и поднял трубку.
– Леди говорит, – сообщил он, вернувшись через несколько минут, – что ее ответ окончательный и ты понапрасну теряешь время.
Майк выпятил губу и кивнул.
– Как я понимаю, вы не пропустите меня внутрь? – произнес он.
Охранник покачал головой.
– Не могу, дружище, – ответил он. – Вчера один парень пустил кого-то из кинозвезд, и все равно его уволили. Я не хочу терять работу.
– Ладно, – сказал Майк. – Где можно поставить машину, чтобы никому не мешать?
Охранник махнул рукой в сторону стоянки у ворот:
– Сиди там хоть всю ночь, но, судя по тому, как говорила леди, она вряд ли передумает.
Майк включил задний ход.
– Позвони ей и скажи, что я настроен серьезно и буду ждать до тех пор, пока она не согласится принять меня.
Пролетали минуты, и теплая, напоенная ароматами ночь становилась все прохладнее. Майк вновь и вновь спрашивал себя, зачем он продолжает упорствовать. Он заранее знал, что у них с Эллин нет будущего, и менее всего ему хотелось опять заставить ее страдать. Может быть, ему хотелось объясниться с ней или хотя бы увидеть ее, обнять еще раз. А может быть, его удерживали тут какие-то иные, безотчетные и куда более опасные стремления. Майк твердо знал одно: он не откажется от своего слова и будет ждать, пока Эллин не впустит его или не выйдет сама.
Он просидел в машине более часа, и наконец в окошко постучал охранник.
– Леди только что звонила и спрашивала, здесь вы или уже уехали, – сообщил он, когда Майк опустил стекло.
– Ты сказал, что я здесь?
– Да, разумеется. – Майк промолчал, и охранник добавил: – Она сказала, что я могу вас впустить.
Майк посмотрел ему в глаза. Охранник не отвел взгляд, и наконец на его симпатичном чернокожем лице появилась улыбка.
– Ну, дружище, давай пять, – произнес он, протягивая руку.
Майк со смехом шлепнул по его ладони и, повернув ключ, завел мотор.
Несколько минут спустя он стоял в коридоре, дожидаясь, пока Эллин откроет дверь.
Томиться пришлось недолго, и Майку было достаточно одного взгляда на нее, чтобы понять – под маской гнева и оскорбленного достоинства Эллин прячет искреннюю боль. Не задумываясь ни на секунду, он обнял ее.
– Извини, – прошептал он. – Мне так жаль! Клянусь, я сделаю все, чтобы загладить свою вину. Не знаю как, но сделаю.
Он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал ее волосы.
– Ты смотрела премьеру? – спросил он.
Эллин кивнула.
– Я все объясню, – сказал Майк.
– Не нужно.
– Нет, нужно, и я все тебе объясню.
– О Господи! – Эллин рассмеялась и отвела взгляд. – Я чувствую себя такой дурой! Я понимаю, мы были вместе всего лишь раз… Извини, может быть, не следует этого говорить, но в последнее время у меня случилось так много всего, и… О Боже, прости, мне надо собраться с мыслями…
– Все в порядке, – сказал Майк. Он прикоснулся губами ко лбу Эллин и, не отпуская ее от себя, повел в комнаты.
На ней был толстый купальный халат, под которым виднелась тонкая хлопчатобумажная пижама. Волосы Эллин были схвачены на макушке, несколько прядей спускались на шею и окружали лицо, кремовая кожа которого сияла чистотой и здоровьем. К горлу Майка подступил ком; он подумал, что еще ни разу в жизни не видел такой прекрасной женщины – цвет лица и губ Эллин был столь же естественным, как ее нежный женственный запах.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила она. – Может быть…
– Ничего не надо, – перебил Майк, беря ее за руку и усаживая на софу рядом с собой. Комнату освещали только полная луна и маленькая лампа в дальнем углу. – Ну как? Хорошо? – поинтересовался он, когда Эллин положила ноги ему на колени и опустила голову ему на плечо.
– М-м-м… – отозвалась Эллин, глядя, как он переплетает ее пальцы со своими. – Расскажи о фильме. Тебе понравилось?
– Да, – ответил Майк. – Но я предпочел бы поговорить о том, что случилось с тобой.
– Имеешь в виду, кроме того, что ты не позвонил? – полушутя, полусерьезно спросила она.
Майк приподнял подбородок Эллин и посмотрел ей в глаза.
– Прости меня, – шепнул он. – Я сделал большую глупость.
– Ничего страшного, – дрогнувшим голосом ответила Эллин. – Теперь ты здесь.
Майк завладел ее губами в нежном, ласковом поцелуе, и Эллин захлестнул поток чувств, которых она более не могла сдержать.
Впоследствии Эллин не могла доподлинно вспомнить, с чего она начала. Она знала лишь, что рассказала ему все – о том, что отец не желает разговаривать с ней, о том, как она боится потерять работу в Эй-ти-ай, о фотографиях, которыми ее шантажировал Тед Фаргон, о Клее, который вчера пытался изнасиловать ее, о страхах, что он, Майк, не позвонил ей, потому что так легко сумел ее соблазнить.
Последняя фраза вызвала у Майка улыбку, но потом он понял, что Эллин говорит серьезно, и, прикоснувшись кончиком пальца к ее губам, сказал:
– Вовсе не легко, просто мы оба давно этого хотели, и ты прекрасно это знаешь.
Сердце Эллин подпрыгнуло в груди. Майк крепче обнял ее, и она почувствовала, как ее охватывает жаркая истома. Майк запустил пальцы ей в волосы, Эллин подняла голову, ища его губы, и негромко застонала, когда он начал ее целовать.
– Чем ты собираешься заняться в ближайшие пять дней? – произнес Майк, почти прикасаясь губами к ее рту.
В глазах Эллин отразилось изумление. Увидев, как смотрит на нее Майк, она спросила:
– А что?
– Я хотел бы побыть с тобой, и если ты сумеешь выкроить несколько дней, я постараюсь сделать то же самое.
Эллин отвела взгляд, потом вновь посмотрела на Майка и, покачав головой, заулыбалась.
– Хорошо, – сказала она.
Их губы слились в долгом поцелуе, потом Майк негромко обронил:
– Надо разобраться с Фаргоном.
Эллин смотрела на него широко распахнутыми глазами, не зная, что сказать.
Майк чмокнул ее в нос.
– У Инголла остались еще полароидные снимки? – поинтересовался он.
Эллин покачала головой:
– Не знаю. Я думала, он уничтожил их, но… не уверена.
– Мы найдем способ выяснить.
Эллин рассмеялась.
– Как тебе это удается? – спросила она.
– Что именно?
– Делать все сложное простым.
Майк пожал плечами.
– Думаю, мне это удается потому, что жизнь по сути своей проста, – ответил он. – Трудности начинаются тогда, когда человек сам их создает.
Эллин, нахмурившись, обдумала сказанное.
– Мне бы не хотелось, чтобы между нами возникли сложности, – произнесла она, – но до сих пор без них не обходилось.
Майк улыбнулся и, не говоря ни слова, вновь прильнул губами к ее рту. Целуя Эллин, он распахнул ее халат, расстегнул пижаму и, обнажив одну грудь, принялся ласкать ее рукой. Эллин задышала глубже, и они долго сидели так, время от времени поглядывая друг на друга и обмениваясь поцелуями.
Наконец Майк поднялся на ноги и, продолжая обнимать Эллин, сказал:
– Я хочу тебя, но если ты против…
– Нет, – ответила она. – Ничуть.
В глазах Майка блеснул лукавый огонек, и Эллин рассмеялась.
– Я рада, что ты пришел, – добавила она, входя вместе с ним в спальню.
– Я тоже, – пробормотал Майк и, поставив Эллин перед собой, стал раздевать ее.
Следующие пять дней были самыми радостными и счастливыми в жизни Эллин. До сих пор она и не догадывалась, что можно так много смеяться, заниматься любовью такими разнообразными способами, чувствовать себя такой прекрасной и беззаботной. Они с Майком ни на секунду не выпускали друг друга из виду, чем бы ни занимались – гуляли ли по каньонам, отдыхали в ее квартире, катались по побережью. Они вели нескончаемые беседы, обсуждая все на свете – от экзистенциализма до экспрессионизма, от преступления до страсти, от чудес до самых обыденных вещей. Майк слушал, как Эллин разговаривает по телефону с матерью, и ей удалось уговорить его сказать в трубку «привет». Потом настал ее черед говорить с родными Майка – с тремя племянниками, сестрой и Клодой. Майк рассказал Эллин о том, как тяжело он переживает размолвку с Сэнди, девушкой из его конторы, которую уволил из-за того, что она влюбилась в него. Он признался, что соблазнил Сэнди, потому что его терзало желание переспать с ней, Эллин. Эллин от всей души посочувствовала девушке. Ей было нетрудно понять, какие мучения выпали на долю несчастной.
Майк рассказал ей о договоре, который собирался заключить с австралийцем Марком Бергином, и о том, какое значение эта сделка может иметь для международного сотрудничества в области шоу-бизнеса. Эллин видела, как взволнован Майк этой перспективой, и отлично понимала его, ведь этот проект, если он осуществится, обещал стать самым крупным и престижным предприятием из всех, о которых ей доводилось слышать. Бергин уже довел свой взнос до шести миллионов фунтов, а нью-йоркский партнер Майка был готов предложить еще два миллиона. «Маккан и Уолш» планировала вложить три миллиона и, если удастся договориться с банками, добавить еще столько же. Оставалось найти четвертого партнера в Лос-Анджелесе, который пользовался бы непререкаемым авторитетом и которому доверяли бы трое остальных, так как обычной практикой Голливуда было скупать предприятия, а не вкладывать в них средства. Эллин очень хотелось войти в число участников проекта, она была уверена, что достанет деньги – если, конечно, первым делом избавится от Фаргона, – но понимала, что это предложение должно исходить от Майка, а тот старательно обходил молчанием их будущие отношения невзирая на возникшую между ними близость.
Эллин откладывала этот разговор до последнего вечера, который они провели вместе в «Богемии», ресторане в стиле французского мюзик-холла, расположенном в Санта-Монике. На протяжении всего обеда Майк не сказал ни слова о том, когда они встретятся вновь, не упомянул даже о тех чувствах, которые их связывают, и это испугало и опечалило Эллин. В глубине души она была уверена, что минувшие пять дней значили для него ничуть не меньше, чем для нее самой, но сомневалась, что ей удастся заставить Майка признаться в этом. А даже если удастся, его признание вряд ли даст ответ на вопрос о том, как они будут жить дальше.
Официант поставил на стол две чашки кофе и спросил, не желают ли гости завершить трапезу рюмкой спиртного. Майк посмотрел на Эллин, и та покачала головой.
– Принесите счет, – велел Майк. Официант ушел, и он, взяв со стола чашку, посмотрел Эллин в глаза. – С тобой все в порядке?
Эллин кивнула и, следуя его примеру, принялась за кофе.
– Ты сегодня на редкость молчалива, – заметил Майк.
Эллин взглянула на стол, отставила чашку и вновь подняла глаза на его освещенное огоньками свеч лицо.
– Мне грустно оттого, что ты завтра уезжаешь, – сказала она.
Майк тут же отвел взгляд, и сердце Эллин заныло от желания услышать, что он тоже будет по ней скучать.
– Тебе было хорошо со мной? – спросила она.
– Да, конечно, – ответил Майк.
Эллин попыталась улыбнуться, однако улыбка не получилась. Она уже хотела открыть ему свои сокровенные желания, но не смогла.
– Ты вернешь Сэнди в контору? – осведомилась она и, увидев, как нахмурился Майк, пояснила: – Девушку, которую ты уволил. Ты возьмешь ее на работу?
Майк покачал головой.
– Вряд ли, – сказал он. – Я дал Сэнди хорошие рекомендации, и ей не составит труда найти новое место.
– А как же ее работа в службе сопровождения? Не окажется ли она препятствием для нее? Я имею в виду: возьмут ли Сэнди на работу, если станет известно о ее прошлом?
– В наши дни люди отличаются широтой взглядов, – ответил Майк.
– Только не ты.
– Я уже говорил тебе, что это был лишь повод избавиться от Сэнди, – откровенно признался Майк, – но никак не причина. Именно поэтому мне так стыдно. – Он вздохнул. – Что сделано, то сделано.
Эллин промолчала, гадая, когда же она отважится заговорить о том, что волнует ее по-настоящему.
– Ты уже решила, как быть с Эй-ти-ай? – произнес Майк.
Сердце Эллин болезненно сжалось. Неужели Майк все же позовет ее в Лондон? Или он спросил, только чтобы поддержать разговор?
– Если ты решишь уволиться оттуда, – продолжал Майк, – то скажи Фаргону, что мне известны факты из его биографии, которые он наверняка предпочтет сохранить в тайне, и если он не оставит тебя в покое, я задам ему перцу.
Эллин улыбнулась и посмотрела на свою чашку.
– Ты мой рыцарь, – негромко сказала она и, подняв глаза на Майка, спросила: – Как ты думаешь, мы еще встретимся?
Не отрывая взгляда от лица Эллин, Майк потянулся к ней и, стиснув ее ладонь, опустил глаза.
У Эллин заныло сердце. Молчание Майка был тем самым ответом, которого она больше всего опасалась. Она подумала, что вряд ли выдержит, если Майк выскажет свои мысли вслух.