Страница:
У Ханако просто в голове не укладывалось, чтобы сам князь мог чего-то бояться.
– Отсутствие страха – не признак храбрости. Это – признак идиотизма. Храбрец тот, кто боится, но превозмогает страх. – Князь Киёри погладил Ханако по голове.– Иногда – особенно если он молод – самурай прячет свой страх за высокомерием. Добродетельная женщина не будет ставить это ему в вину. Она сделает все, что сможет, чтобы он стал сильнее. Она не станет делать ничего такого, что ослабит его. Ты поняла меня?
– Да, мой господин.
– Тогда иди.
И Ханако поспешила на кухню. А оттуда вновь направилась в тот дворик, где произошла ее перебранка с заносчивым юношей. К огромному ее облегчению, Ханако увидела, что он по-прежнему там, сидит все на том же месте. Показалось ей или вправду плечи его поникли? Щеки Ханако залил жаркий румянец стыда.
Ханако подошла к юноше, поклонилась и опустилась на колени.
– Ваш чай, господин самурай.
У молодого самурая вырвался удивленный возглас. Но он тут же взял себя в руки и сказал:
– Спасибо.
Ханако показалось, что, когда юноша принял чашку, плечи его распрямились. Она была рада. Очень, очень рада.
– Я рад видеть тебя живой и невредимой, Ханако, – вежливо сказал Сэйки.
– Спасибо, господин.
Девушка приблизилась к Сигеру, чтобы налить ему чаю. Ей было не по себе – до нее ведь тоже доходили ужасные слухи, – но Ханако заставила себя держаться со спокойной учтивостью.
– Ты уже успела поговорить с Хидё? – спросил Сэйки.
– Да, господин.
– Тогда ты знаешь, что у него хорошие новости. Несомненно, он скоро добьется успеха.
Ханако низко поклонилась.
– Лишь благодаря доброте князя Гэндзи, – сказала она. – Хидё не заслужил такой великой чести.
Раз жених ее отсутствовал, проявить скромность следовало ей самой.
– Доброта нашего князя несомненна. Но раз он верит в Хидё, то и я в него верю. – Сэйки не смотрел на Сигеру, но слова эти предназначались скорее ему, нежели Ханако. – Вы уже решили, где будете устраивать дом?
– Нет, господин. Я узнала о его назначении совсем недавно.
На самом деле Ханако уже успела представить себе пустующие покои в западном крыле дворца, обставленные скромно, но со вкусом. Там даже хватит места для детской. Конечно, поскольку это крыло всего несколько часов назад превратилось в руины, с переездом придется подождать, пока дворец не отстроят заново. Есть и более важное дело, не терпящее отлагательств. Раз Хидё теперь – ее муж и глава телохранителей князя, она должна как можно быстрее подарить ему наследника.
– Тогда обсуди это с Хидё. Можешь нам не прислуживать. Иди к мужу. Он явно обрадуется тебе куда больше, чем мы.
– Благодарю вас, господин.
И Ханако удалилась.
Сэйки улыбнулся. Как прекрасна жизнь, когда ты молод и влюблен! Даже трагические события не умаляют ее сладости. Возможно, они придают дополнительную остроту чувствам. И Сэйки, терпеливо ожидавший, пока Сигеру вернется к беседе, ненадолго погрузился в грезы, вспоминая свою давно минувшую юность.
– Если он верит Хидё, то и я ему верю, – сказал Сигеру, повторив слова Сэйки.
Сэйки поклонился.
– Я думал, вы слишком глубоко погрузились в медитацию и не слышали меня.
– Я пребывал в медитации, Сэйки, а не в обмороке.
– Рад это слышать, господин Сигеру. Сейчас не время для обмороков.
– Согласен. – Сигеру пригубил чай. – Близится последний этап сражения под Сэкигахарой.
Сэйки задумался над глубинным смыслом этих слов. Двести шестьдесят один год проигравшие отказывались признать свое поражение. Отказывались, невзирая на падение Западного регентства, полное уничтожение правившего там клана Тоётоми, на гибель ста тысяч воинов и на возвышение дома Токугава, казавшееся вечным. Отказывались, поскольку самурай не в силах смириться с поражением, пока он жив. Что же было несомненным? Одна лишь смерть. Вся эта ситуация, если взглянуть на нее бесстрастно, выглядела безумной. Однако же Сэйки всецело разделял взгляды побежденных, невзирая на всю их нелепость. В конце концов, он – тоже самурай, и он жив.
– Я бесконечно счастлив, что это происходит при моей жизни, – сказал Сэйки.
Глаза его увлажнились от избытка чувств. Сколь благосклонна судьба, пославшая ему войну! Его отец и дед, куда более достойные воины, чем он сам, жили и умерли в мирное время. А вот ему выпала возможность восстановить честь предков.
– Я тоже, – отозвался Сигеру.
Некоторое время они молчали. Сэйки налил чаю Сигеру, Сигеру – Сэйки.
День выдался необычайно теплым для зимы. Сэйки поднял глаза. По бледно-синему небу бежали белоснежные облака, и на мгновение Сэйки с особой остротой ощутил полноту бытия.
Сигеру тем временем погрузился в воспоминания; он вызывал к жизни ощущения, испытанные в тот момент, когда в руках у него оказались древние мечи. Несвоевременное вмешательство Сэйки помешало Сигеру испробовать их остроту на этом идиоте Каваками. Но даже просто извлечь их из ножен – это уже было неповторимым ощущением, ведущим к просветлению. В тот самый миг, когда он выхватил мечи, Сигеру осознал, что станет последним Окумити, который сражался этими мечами. Он не знал, когда это произойдет. Не видел он также ни лица своего последнего противника, ни исхода этой схватки. Единственное, что знал Сигеру, – что он будет последним, и это наполняло его сердце скорбью.
В годы изнурительного мира, последовавшего за Сэки-гахарой, сёгун Токугава велел составить список самых прославленных мечей, именуемых мэйто, записав, кому они принадлежат и в каком состоянии находятся. «Воробьиные когти», ныне принадлежащие Сигеру, не были занесены в этот список, поскольку тогдашний князь Акаоки, Уэномацу, отказался участвовать в любой затее Токугавы, затрагивающей мечи, душу самурая. Воробьи не имеют когтей, достойных упоминания, потому это имя было ироническим и одновременно указывало на то, что у воробьев Акаоки, вопреки всему, имеются когти – мечи его воинов. Каждый Окумити знал, что сказал по этому поводу Уэномацу: его слова были должным образом занесены в тайные свитки клана.
«Пусть те, кто предпочитает схватке чаепитие, – сказал князь, – составят список знаменитых чайных чашечек».
Хотя ничего существенного так и не прозвучало, главный вопрос этой встречи уже был решен. Сигеру и Сэйки дали друг другу понять, что признают Гэндзи истинным князем Акаоки и что готовы помочь ему ниспровергнуть сёгуна Токутаву, даже если это будет стоить им жизни. Они согласились отложить на время возможные разногласия – скажем, вопрос об отношении к миссионерам, – до тех пор, пока не будут решены более важные дела. Они не говорили об этом впрямую. Все и так ясно.
– Положение дел в монастыре Мусиндо было не таким, каким ему надлежало быть, – сказал Сигеру.
Сэйки знал, что Сигеру говорит не о своем недавнем содержании под стражей, а о надежности Сохаку, одного из самых значительных вассалов князя Гэндзи.
– Равно как и в «Тихом журавле».
Сигеру кивнул. Значит, помимо Сохаку, придется устранить еще и Кудо. Вопрос не требовал дальнейшего обсуждения. Но время действовать еще не настало. Обстоятельства должны созреть, а тогда уже все произойдет своим чередом. Если Сохаку и Кудо попытаются убить Гэндзи исподтишка, то собственные вассалы покинут их. Подобному позору нет прощения. Они могут восторжествовать лишь одним способом: поднять открытый мятеж и одержать победу на поле битвы. Конечно же, они постараются выбрать наиболее выгодный для себя момент. И один из таких моментов настанет в самом скором времени.
– Вы посоветуете отступить из Эдо?
– Иного выхода нет, – сказал Сэйки.
Сигеру принялся обдумывать возможные маршруты. Отправиться морем невозможно. Раз чужеземная эскадра обстреляла Эдо, она с тем же успехом может без предупреждения потопить любое японское судно. А кроме этого, не следует забывать о сёгунском флоте. По сравнению с кораблями чужеземцев он не так уж силен, но его хватит, чтобы уничтожить все морские силы Акаоки. Ближайший наземный путь пролегал по побережью Внутреннего моря. К несчастью, расположенные по пути княжества верны сёгуну. Значит, остаются лишь горные тропы.
– Дорога домой длинна и полна опасностей, – сказал Сигеру.
– Через час после обстрела я отправил гонца в «Воробьиную тучу», – сообщил Сэйки. – Через две недели пять тысяч человек выдвинутся к восточной границе княжества и будут готовы при необходимости нанести удар, чтобы помочь нам прорваться.
– Это будет означать начало войны.
– Да.
Сигеру кивнул:
– Прекрасно. Думаю, мы начнем завтра утром.
– С разрешения нашего князя.
«Среди них были ваши друзья?»
«Один человек, с которым мне нужно повидаться».
«Тогда я надеюсь, что этот человек по-прежнему пребывает в мире живых».
«Я тоже».
«А если нет, что об этом говорит ваша религия?»
«Не понимаю, о чем вы».
«Если дорогой вам человек умирает, есть ли у вас надежда свидеться с ним? Что говорит ваша религия?»
«Христиане верят, что жизнь после смерти есть жизнь вечная. Хорошие люди отправляются на небеса, плохие – в ад. Куда вы попадете, тех и увидите».
Старк даже прикидывал, не украсть ли ему лошадь и не поехать ли в Мусиндо в одиночку.
Но по словам Хэйко, князю Гэндзи понадобилось три дня, чтобы добраться туда. И это при том, что он находился в своей стране, знал дорогу и был князем. Несмотря на все эти преимущества, ему пришлось пробиваться с боем. Старк понял, что вряд ли достигнет цели.
Он долго ждал – подождет и еще чуть-чуть. Правда, может получиться так, что из-за этого обстрела сёгун прикажет выслать всех иностранцев. Тогда придется рискнуть и все-таки отправиться одному. Эх, надо было слушать внимательнее, когда Кромвель во время плавания рассказывал про Японию! Старк помнил, что Япония состоит из четырех больших островов, и самый большой, тот, на котором они сейчас находятся, называется Хонсю. И именно на Хонсю планировалось построить миссию Истинного слова. По крайней мере, он на нужном острове. Что ж, для начала неплохо.
Хэйко извинилась и ушла к князю, так что Старку предоставилась возможность порыться в развалинах и поискать свое имущество. Он как раз извлекал свой револьвер сорок четвертого калибра из-под груды Библий – к счастью, тот был целехонек, – когда внезапное появление Эмилии застало его врасплох. Старк поспешно сунул револьвер обратно. Он боялся, что Эмилия заметила оружие, но девушка ничего не сказала.
– Мэтью, можем мы поговорить начистоту?
– Конечно.
Старк огляделся по сторонам, но здесь не было стула, чтобы предложить Эмилии присесть.
– Спасибо, я постою. – Эмилия умолкла и опустила взгляд. Она стояла, крепко сцепив руки и сжав губы. Потом девушка глубоко вздохнула и заговорила – словно ринулась с обрыва. – Я обязана остаться в Японии. Я должна закончить постройку миссии, как мы планировали. Но для этого мне необходима ваша помощь.
Горячность Эмилии поразила Старка. Эта девушка была такой же одержимой, как и он сам. Но ее решимость основывалась на вере, а его – на отсутствии веры.
– Я с радостью помогу вам, Эмилия, – всем, чем смогу. Но может получиться так, что ваша просьба окажется невыполнима. Этот обстрел наверняка навлечет на нас гнев японцев, ведь мы тоже иностранцы. В таком случае нам угрожает опасность. А может, у нас вообще не будет выбора. Возможно, японское правительство прикажет нам уехать.
– И вы подчинитесь?
– Нет, – признал Старк. – Я прибыл в Японию с определенным намерением. И не уеду, пока не добьюсь своего.
– Тогда вы должны меня понять, поскольку я испытываю те же самые чувства.
Старк покачал головой. Ну как ей это объяснить? Он не знал. И сказал первое, что пришло в голову:
– Думаю, я умру здесь.
– Я готова поступить точно так же.
«Нет, – хотел сказать ей Старк, – не так. Вы пришли, чтобы нести слово Божье. Я пришел, чтобы отнять жизнь у человека».
Старк решил надеть звездочку прямо сейчас, потому что иногда, особенно когда выдавалась такая славная погодка, Бекки с Луизой выбирались поиграть на лужайке, а Старку хотелось, чтобы они сразу же увидели звездочку. Когда он собирался в дорогу, у девочек только и разговоров было о том, что их приемный отец станет рейнджером. Конечно, аризонские рейнджеры не так знамениты, как техасские, но все равно, рейнджер есть рейнджер.
Девочкам нужны общество сверстников и школа, а в Тусконе найдется и то, и другое. Им хорошо на этом ранчо – ему, Мэри Энн и девочкам. Да чего там хорошо – замечательно! Хороший выдался год. Ну ничего. В Аризоне будет еще лучше.
Старк сам не знал, что заставило его остановиться на середине холма. Так, царапнуло что-то. Он извлек из тюка карабин и прислушался. Тишина. Ничего не слышно. Ничего! Стадо у них было маленькое, не то что потоки скота, текущие по просторам Далласа или Хьюстона. Но все равно его можно было услышать с довольно значительного расстояния – негромкое бурчание, которое издают множество животов, не обремененных мозгами. Старк знал, что эта тишина может означать лишь одно: скот угнали. А потому он не удивился, когда поднялся на гребень холма и не увидел своего стада.
Кровь отхлынула от его лица. Там не было вообще ничего, кроме пыли, кустов и качающихся под ветром деревьев. А из хижины не доносилось ни звука.
Старк пришпорил коня и галопом поскакал вниз по склону. Его переполняло пугающее ощущение пустоты. С середины склона он заметил у ограды раздувшиеся трупы двух своих псов. Стервятники их не тронули. Тому могло быть лишь одно объяснение: где-то поблизости нашлась более привлекательная добыча.
Старк соскочил с коня, перебросил карабин в левую руку, а правой извлек из кобуры револьвер. Прежде чем двинуться к дому, он долго стоял на месте и слушал, держа оружие наизготовку. Он знал: против того, с чем ему предстоит встретиться, оружие бесполезно. Но Старк просто не мог вести себя иначе.
До хижины оставалось еще с дюжину шагов, когда ветер изменился и до Старка донеслось зловоние. Сознание Старка было сейчас полностью сосредоточено на одном: держать оружие и целиться в надлежащую сторону. Он почти не заметил спазма, скрутившего внутренности, и горечи, заполнившей рот; он даже не понял, что ноги у него, начали подгибаться.
– Мэри Энн!
Старк вообразил, что тут есть кто-то еще и этот кто-то и позвал Мэри Энн, – и лишь потом узнал собственный голос.
Он подошел к двери, перешагнул через порог и сперва не осознал, что именно предстало его глазам. Они живы. Они должны быть живы, ведь они шевелятся. Точнее, шевелятся одеяла, которыми они укрыты. Должно быть, Мэри Энн купила их у торговцев-мексиканцев уже после его отъезда. Одеяла были украшены геометрическим узором – такие любят в Мексике. Но зачем в теплый весенний день столько одеял? Может, они простудились?
Даже услышав этот звук, Старк определил, что же он слышит, лишь тогда, когда едва не стало слишком поздно. Впоследствии этот звук долго мерещился ему, такой же отчетливый, как и в первый раз, и всякий раз Старк жалел о том, что не умер там, среди гремучих змей. Он никогда не видел столько змей сразу и никогда не слышал такого потрескивания – как будто мертвые гремели костями.
Змеи приползли на пир и так обожрались разложившейся плотью, что уже не сумели свиться в кольцо.
Они могли сжечь хижину. Большинство бандитов так бы и поступило. Но они ее не сожгли, и на то имелась только одна причина. Они хотели, чтобы он, Старк, это увидел. Но этого не произошло – спасибо змеям. Старку пришлось самому домыслить, что же случилось с Мэри Энн и девочками – единственными людьми, которых он любил в своей жизни.
Старк медленно попятился. Возбудившись от грохота собственных трещоток, змеи принялись атаковать друг друга. Старк запер дверь и разбил окна. Сперва он поджег крышу. Когда крыша рухнула, Старк швырнул факел в тюки сена, которые он навалил под стены. Остаток дня и всю ночь он бродил вокруг пожарища с лопатой в руках, готовый разрубить надвое любую змею, какая попадется ему на глаза. Но ни одной не удалось выбраться из огня.
К следующему утру на месте хижины осталась лишь груда камней и обуглившихся бревен.
И в этой груде ничего не двигалось.
Старк сел на коня и отправился в Эль-Пасо – за Итаном Крузом.
– А кроме того, – сказал Мэтью, – я не знаю, чем могу помочь. Я не обладаю никакой властью.
Эмилия поняла, что придется говорить напрямик. И сказала:
– Одинокая женщина, у которой ни мужа, ни семьи, не может жить в чужой стране. Я сумею обосноваться здесь лишь в том случае, если вы станете моей семьей.
– Мне стать вашей семьей?
– Да. Моим женихом.
Эмилия думала, что ее предложение потрясет Мэтью. Что ж, если он и поразился, то никак этого не выказал.
– Сестра Эмилия, а вам не рано думать об этом?
Эмилия почувствовала, что краснеет.
– Нам нужно лишь объявить об этом. Жениться вовсе не обязательно.
Мэтью улыбнулся:
– Вы предлагаете мне солгать нашим гостеприимным хозяевам?
Эмилия вскинула голову:
– Да.
Теперь он спросит ее: «Почему?» И что она ему ответит? Правду? Что из-за своей проклятой красоты не может вернуться в родную страну? Что здесь ее считают редкостной уродиной, и потому она никогда, никогда не покинет Японию? Нет. Если сказать так, Мэтью сочтет ее самой тщеславной женщиной на свете. Или самой безумной. Вера. Надо сказать ему, что вера велит ей пойти на маленькую ложь, чтобы обрести возможность нести великую правду, правду о вечном спасении именем Христовым. Да, это богохульство – но сейчас ей все равно. Она не вернется в Америку. Ни за что. Даже если Мэтью не захочет ей помочь, она все равно что-нибудь придумает и останется здесь.
– Это покажется им странным, – сказал Мэтью. – Только что вы плакали о Цефании – и вдруг собираетесь замуж за меня. Хотя, может и сойдет. Они считают нас странными – такими же странными, как мы их. Так что они поверят любому объяснению.
Теперь уже Эмилия была потрясена:
– Так вы согласны?
– Да. – Старк извлек из-под Библий свой револьвер и посмотрел Эмилии в глаза. Она не отвела взгляда. – Но, боюсь, мне тоже недолго ходить по земле. Скоро вы действительно окажетесь совсем одна в этой чужой, опасной стране. Вы к этому готовы?
– Да.
Эмилия молча смотрела, как Старк завернул револьвер и какую-то коробку, должно быть с патронами, в свой свитер.
– Хорошо, я согласен, – повторил он. – Но объяснять это вы будете сами.
Он передвинул обломок стены и вытащил свой огромный нож.
– Я скажу им, что этот брак будет основан на вере, так же как и с Цефанией, а не на земной любви, – проговорила Эмилия. – У японцев тоже есть религия, хоть она и отличается от нашей. Так что они поймут.
– Хорошо. Значит, мы – партнеры, – сказал Старк.
– Спасибо, Мэтью.
Он не стал ни о чем спрашивать. Она не стала упоминать о револьвере. Да, они действительно партнеры.
Сэйки предпочел бы, чтобы женщины не присутствовали при обсуждении тайных дел. Но Гэндзи отверг его возражение, заметив, что, если они не могут доверять жене Хидё и его собственной возлюбленной, они заранее обречены. Сэйки сдержался и не стал указывать, что еще не поздно предать ненадежных лиц мечу. Гэндзи явно не беспокоили неясности, связанные с Хэйко. Что ж, если понадобится, Сэйки примет меры сам, без дозволения молодого князя. Нужно будет заняться этим по пути из Эдо, если возникнут благоприятные условия.
– Дворец князя Сэнрю не пострадал, – сообщил Сэйки. – Он согласен оставить у себя наших тяжелораненых до тех пор, пока не появится возможность вывезти их. О сожжении покойников уже позаботились. Легкораненые поедут с главным отрядом.
– Это подтолкнет сёгуна к ответным действиям, – возразил Кудо. – Даже при том, что его положение неустойчиво – а точнее, именно в силу этого, – он не потерпит столь вопиющего неповиновения.
– Согласен, – кивнул Сэйки. – Но у нас нет выбора. Что чужеземцы станут делать дальше? Мы не знаем. Они могут вернуться и снова обстрелять город. Они могут высадить армию. Возможно, это был канун вторжения. Помимо предполагаемых опасностей есть и одна несомненная. Теперь, когда стены дворца разрушены, мы чрезвычайно уязвимы, а врагов у нас хватает и в Японии. Два покушения уже состоялись: одно – на нашего князя, еще до обстрела, и второе – на госпожу Хэйко или, быть может, на чужеземную женщину, сразу после обстрела. Нападавший убит. Кто он такой и кто его послал – неизвестно. В наше смутное время трудно понять, что движет людьми и к какой цели они стремятся. А это увеличивает опасность.
– Я согласен: отъезд необходим, – сказал Сохаку. – И я тоже считаю, что сёгун предпримет ответные действия. И нам необходимо подготовиться к этому. Следует немедленно раздать воинам огнестрельное оружие. Проверить все пути, ведущие от Эдо к Акаоке. Особое внимание надлежит уделить местам, где нас может поджидать засада. Поскольку мы отказались впустить Каваками во дворец, за нами наверняка следят, а это означает, что многочисленный вражеский отряд может поджидать нас прямо на выезде из Эдо.
– Здесь пригодится отвлекающий маневр, – сказал Кудо. – Если десяток добровольцев нападут на замок Эдо, они отвлекут внимание на себя.
– Десяток человек против цитадели сёгуна? – переспросил Сэйки. – Их перебьют за несколько секунд.
– Нет, если они будут атаковать поодиночке и в разных местах, – ответил Кудо, – в разное время и с разных сторон. Гарнизон крепости некоторое время вынужден будет держаться настороже. Дадим нашим людям флажки с надписями, осуждающими бездействие сёгуна, не принимающего никаких мер против чужеземцев. Это усилит неразбериху.
Гэндзи повернулся к Сигеру.
– А вы что думаете?
Сигеру не прислушивался к разговору. Он размышлял о древних мечах, ныне принадлежащих ему. Точнее, он размышлял о своем последнем видении, согласно которому он будет последним Окумити, сражавшимся этими мечами. Видение было ясным и понятным и не сопровождалось никакими невразумительными картинами. Такого с Сигеру еще не случалось. Что это – признак неких изменений в нем самом или еще одно последствие пребывания рядом с Гэндзи? Или очередная разновидность маккё – иллюзий, насылаемых демонами? Поскольку точно Сигеру не знал, то и не видел смысла что-либо рассказывать племяннику.
– Эти планы обладают множеством достоинств, – сказал Сигеру.
Он и не слушая знал, что участники совещания предложили самые очевидные варианты. Открытый отъезд всех слуг и домочадцев. Отвлекающая атака – и бегство молодого князя в сопровождении лучших кавалеристов. Раздача огнестрельного оружия.
– Дабы обеспечить нашему господину безопасный отъезд, следует подойти к вопросу неординарно. Так мы получим больше преимуществ и уменьшим риск. Где будет происходить сожжение наших покойников?
– В храме Накауми, – сказал Сэйки.
– Продолжайте перевозить тела.
Сэйки нетерпеливо заерзал на месте:
– Эта работа продолжается и без дополнительных указаний, господин Сигеру. Она уже почти завершена.
– Продолжайте перевозить тела, – повторил Сигеру. – Живые носили мертвых. Теперь пусть живые носят живых. Продолжайте до тех пор, пока половина наших людей не окажется в храме. А тем временем князь Гэндзи в сопровождении нескольких спутников поедет в восточные болота, полюбоваться на журавлей в зимнем оперении. Это поможет ему восстановить душевный покой, нарушенный недавним обстрелом. Добравшись до болот, он свернет в горы и нехожеными тропами отправится в княжество Акаока. Те, кто останется во дворце, подождут наступления темноты. Затем лучшие наши разведчики уничтожат шпионов сёгуна и втайне выведут наших людей.
– Отсутствие страха – не признак храбрости. Это – признак идиотизма. Храбрец тот, кто боится, но превозмогает страх. – Князь Киёри погладил Ханако по голове.– Иногда – особенно если он молод – самурай прячет свой страх за высокомерием. Добродетельная женщина не будет ставить это ему в вину. Она сделает все, что сможет, чтобы он стал сильнее. Она не станет делать ничего такого, что ослабит его. Ты поняла меня?
– Да, мой господин.
– Тогда иди.
И Ханако поспешила на кухню. А оттуда вновь направилась в тот дворик, где произошла ее перебранка с заносчивым юношей. К огромному ее облегчению, Ханако увидела, что он по-прежнему там, сидит все на том же месте. Показалось ей или вправду плечи его поникли? Щеки Ханако залил жаркий румянец стыда.
Ханако подошла к юноше, поклонилась и опустилась на колени.
– Ваш чай, господин самурай.
У молодого самурая вырвался удивленный возглас. Но он тут же взял себя в руки и сказал:
– Спасибо.
Ханако показалось, что, когда юноша принял чашку, плечи его распрямились. Она была рада. Очень, очень рада.
* * *
Сигеру и Сэйки устроились на плетеных циновках, постеленных там, где некогда находилась комната Сэйки. Татами, прежде устилавшие эту комнату, канули в небытие во время обстрела. Эти же уцелели, хотя и были слегка опалены. Сигеру сидел недвижно, опустив веки. Когда Ханако опустилась на колени у дверного проема, поклонилась и вошла, Сигеру даже не шелохнулся.– Я рад видеть тебя живой и невредимой, Ханако, – вежливо сказал Сэйки.
– Спасибо, господин.
Девушка приблизилась к Сигеру, чтобы налить ему чаю. Ей было не по себе – до нее ведь тоже доходили ужасные слухи, – но Ханако заставила себя держаться со спокойной учтивостью.
– Ты уже успела поговорить с Хидё? – спросил Сэйки.
– Да, господин.
– Тогда ты знаешь, что у него хорошие новости. Несомненно, он скоро добьется успеха.
Ханако низко поклонилась.
– Лишь благодаря доброте князя Гэндзи, – сказала она. – Хидё не заслужил такой великой чести.
Раз жених ее отсутствовал, проявить скромность следовало ей самой.
– Доброта нашего князя несомненна. Но раз он верит в Хидё, то и я в него верю. – Сэйки не смотрел на Сигеру, но слова эти предназначались скорее ему, нежели Ханако. – Вы уже решили, где будете устраивать дом?
– Нет, господин. Я узнала о его назначении совсем недавно.
На самом деле Ханако уже успела представить себе пустующие покои в западном крыле дворца, обставленные скромно, но со вкусом. Там даже хватит места для детской. Конечно, поскольку это крыло всего несколько часов назад превратилось в руины, с переездом придется подождать, пока дворец не отстроят заново. Есть и более важное дело, не терпящее отлагательств. Раз Хидё теперь – ее муж и глава телохранителей князя, она должна как можно быстрее подарить ему наследника.
– Тогда обсуди это с Хидё. Можешь нам не прислуживать. Иди к мужу. Он явно обрадуется тебе куда больше, чем мы.
– Благодарю вас, господин.
И Ханако удалилась.
Сэйки улыбнулся. Как прекрасна жизнь, когда ты молод и влюблен! Даже трагические события не умаляют ее сладости. Возможно, они придают дополнительную остроту чувствам. И Сэйки, терпеливо ожидавший, пока Сигеру вернется к беседе, ненадолго погрузился в грезы, вспоминая свою давно минувшую юность.
– Если он верит Хидё, то и я ему верю, – сказал Сигеру, повторив слова Сэйки.
Сэйки поклонился.
– Я думал, вы слишком глубоко погрузились в медитацию и не слышали меня.
– Я пребывал в медитации, Сэйки, а не в обмороке.
– Рад это слышать, господин Сигеру. Сейчас не время для обмороков.
– Согласен. – Сигеру пригубил чай. – Близится последний этап сражения под Сэкигахарой.
Сэйки задумался над глубинным смыслом этих слов. Двести шестьдесят один год проигравшие отказывались признать свое поражение. Отказывались, невзирая на падение Западного регентства, полное уничтожение правившего там клана Тоётоми, на гибель ста тысяч воинов и на возвышение дома Токугава, казавшееся вечным. Отказывались, поскольку самурай не в силах смириться с поражением, пока он жив. Что же было несомненным? Одна лишь смерть. Вся эта ситуация, если взглянуть на нее бесстрастно, выглядела безумной. Однако же Сэйки всецело разделял взгляды побежденных, невзирая на всю их нелепость. В конце концов, он – тоже самурай, и он жив.
– Я бесконечно счастлив, что это происходит при моей жизни, – сказал Сэйки.
Глаза его увлажнились от избытка чувств. Сколь благосклонна судьба, пославшая ему войну! Его отец и дед, куда более достойные воины, чем он сам, жили и умерли в мирное время. А вот ему выпала возможность восстановить честь предков.
– Я тоже, – отозвался Сигеру.
Некоторое время они молчали. Сэйки налил чаю Сигеру, Сигеру – Сэйки.
День выдался необычайно теплым для зимы. Сэйки поднял глаза. По бледно-синему небу бежали белоснежные облака, и на мгновение Сэйки с особой остротой ощутил полноту бытия.
Сигеру тем временем погрузился в воспоминания; он вызывал к жизни ощущения, испытанные в тот момент, когда в руках у него оказались древние мечи. Несвоевременное вмешательство Сэйки помешало Сигеру испробовать их остроту на этом идиоте Каваками. Но даже просто извлечь их из ножен – это уже было неповторимым ощущением, ведущим к просветлению. В тот самый миг, когда он выхватил мечи, Сигеру осознал, что станет последним Окумити, который сражался этими мечами. Он не знал, когда это произойдет. Не видел он также ни лица своего последнего противника, ни исхода этой схватки. Единственное, что знал Сигеру, – что он будет последним, и это наполняло его сердце скорбью.
В годы изнурительного мира, последовавшего за Сэки-гахарой, сёгун Токугава велел составить список самых прославленных мечей, именуемых мэйто, записав, кому они принадлежат и в каком состоянии находятся. «Воробьиные когти», ныне принадлежащие Сигеру, не были занесены в этот список, поскольку тогдашний князь Акаоки, Уэномацу, отказался участвовать в любой затее Токугавы, затрагивающей мечи, душу самурая. Воробьи не имеют когтей, достойных упоминания, потому это имя было ироническим и одновременно указывало на то, что у воробьев Акаоки, вопреки всему, имеются когти – мечи его воинов. Каждый Окумити знал, что сказал по этому поводу Уэномацу: его слова были должным образом занесены в тайные свитки клана.
«Пусть те, кто предпочитает схватке чаепитие, – сказал князь, – составят список знаменитых чайных чашечек».
Хотя ничего существенного так и не прозвучало, главный вопрос этой встречи уже был решен. Сигеру и Сэйки дали друг другу понять, что признают Гэндзи истинным князем Акаоки и что готовы помочь ему ниспровергнуть сёгуна Токутаву, даже если это будет стоить им жизни. Они согласились отложить на время возможные разногласия – скажем, вопрос об отношении к миссионерам, – до тех пор, пока не будут решены более важные дела. Они не говорили об этом впрямую. Все и так ясно.
– Положение дел в монастыре Мусиндо было не таким, каким ему надлежало быть, – сказал Сигеру.
Сэйки знал, что Сигеру говорит не о своем недавнем содержании под стражей, а о надежности Сохаку, одного из самых значительных вассалов князя Гэндзи.
– Равно как и в «Тихом журавле».
Сигеру кивнул. Значит, помимо Сохаку, придется устранить еще и Кудо. Вопрос не требовал дальнейшего обсуждения. Но время действовать еще не настало. Обстоятельства должны созреть, а тогда уже все произойдет своим чередом. Если Сохаку и Кудо попытаются убить Гэндзи исподтишка, то собственные вассалы покинут их. Подобному позору нет прощения. Они могут восторжествовать лишь одним способом: поднять открытый мятеж и одержать победу на поле битвы. Конечно же, они постараются выбрать наиболее выгодный для себя момент. И один из таких моментов настанет в самом скором времени.
– Вы посоветуете отступить из Эдо?
– Иного выхода нет, – сказал Сэйки.
Сигеру принялся обдумывать возможные маршруты. Отправиться морем невозможно. Раз чужеземная эскадра обстреляла Эдо, она с тем же успехом может без предупреждения потопить любое японское судно. А кроме этого, не следует забывать о сёгунском флоте. По сравнению с кораблями чужеземцев он не так уж силен, но его хватит, чтобы уничтожить все морские силы Акаоки. Ближайший наземный путь пролегал по побережью Внутреннего моря. К несчастью, расположенные по пути княжества верны сёгуну. Значит, остаются лишь горные тропы.
– Дорога домой длинна и полна опасностей, – сказал Сигеру.
– Через час после обстрела я отправил гонца в «Воробьиную тучу», – сообщил Сэйки. – Через две недели пять тысяч человек выдвинутся к восточной границе княжества и будут готовы при необходимости нанести удар, чтобы помочь нам прорваться.
– Это будет означать начало войны.
– Да.
Сигеру кивнул:
– Прекрасно. Думаю, мы начнем завтра утром.
– С разрешения нашего князя.
* * *
Хэйко говорила, что миссионеры Истинного слова год назад отправились в некий монастырь Мусиндо, находящийся севернее столицы, уже в другой провинции. Вскоре после их приезда по тем местам прокатился мор. Хэйко не знала, уцелел ли кто-то из чужеземцев, и если да, то кто именно.«Среди них были ваши друзья?»
«Один человек, с которым мне нужно повидаться».
«Тогда я надеюсь, что этот человек по-прежнему пребывает в мире живых».
«Я тоже».
«А если нет, что об этом говорит ваша религия?»
«Не понимаю, о чем вы».
«Если дорогой вам человек умирает, есть ли у вас надежда свидеться с ним? Что говорит ваша религия?»
«Христиане верят, что жизнь после смерти есть жизнь вечная. Хорошие люди отправляются на небеса, плохие – в ад. Куда вы попадете, тех и увидите».
Старк даже прикидывал, не украсть ли ему лошадь и не поехать ли в Мусиндо в одиночку.
Но по словам Хэйко, князю Гэндзи понадобилось три дня, чтобы добраться туда. И это при том, что он находился в своей стране, знал дорогу и был князем. Несмотря на все эти преимущества, ему пришлось пробиваться с боем. Старк понял, что вряд ли достигнет цели.
Он долго ждал – подождет и еще чуть-чуть. Правда, может получиться так, что из-за этого обстрела сёгун прикажет выслать всех иностранцев. Тогда придется рискнуть и все-таки отправиться одному. Эх, надо было слушать внимательнее, когда Кромвель во время плавания рассказывал про Японию! Старк помнил, что Япония состоит из четырех больших островов, и самый большой, тот, на котором они сейчас находятся, называется Хонсю. И именно на Хонсю планировалось построить миссию Истинного слова. По крайней мере, он на нужном острове. Что ж, для начала неплохо.
Хэйко извинилась и ушла к князю, так что Старку предоставилась возможность порыться в развалинах и поискать свое имущество. Он как раз извлекал свой револьвер сорок четвертого калибра из-под груды Библий – к счастью, тот был целехонек, – когда внезапное появление Эмилии застало его врасплох. Старк поспешно сунул револьвер обратно. Он боялся, что Эмилия заметила оружие, но девушка ничего не сказала.
– Мэтью, можем мы поговорить начистоту?
– Конечно.
Старк огляделся по сторонам, но здесь не было стула, чтобы предложить Эмилии присесть.
– Спасибо, я постою. – Эмилия умолкла и опустила взгляд. Она стояла, крепко сцепив руки и сжав губы. Потом девушка глубоко вздохнула и заговорила – словно ринулась с обрыва. – Я обязана остаться в Японии. Я должна закончить постройку миссии, как мы планировали. Но для этого мне необходима ваша помощь.
Горячность Эмилии поразила Старка. Эта девушка была такой же одержимой, как и он сам. Но ее решимость основывалась на вере, а его – на отсутствии веры.
– Я с радостью помогу вам, Эмилия, – всем, чем смогу. Но может получиться так, что ваша просьба окажется невыполнима. Этот обстрел наверняка навлечет на нас гнев японцев, ведь мы тоже иностранцы. В таком случае нам угрожает опасность. А может, у нас вообще не будет выбора. Возможно, японское правительство прикажет нам уехать.
– И вы подчинитесь?
– Нет, – признал Старк. – Я прибыл в Японию с определенным намерением. И не уеду, пока не добьюсь своего.
– Тогда вы должны меня понять, поскольку я испытываю те же самые чувства.
Старк покачал головой. Ну как ей это объяснить? Он не знал. И сказал первое, что пришло в голову:
– Думаю, я умру здесь.
– Я готова поступить точно так же.
«Нет, – хотел сказать ей Старк, – не так. Вы пришли, чтобы нести слово Божье. Я пришел, чтобы отнять жизнь у человека».
* * *
На последнем привале Старк достал и приколол к куртке блестящую оловянную звездочку с вычеканенными в центре словами «Аризонский рейнджер». В седельной сумке у него лежали подписанный губернатором патент и десять золотых монет, которые губернатор назвал вознаграждением добровольца. Старк не понимал, с чего вдруг губернатору вздумалось платить ему авансом, но спорить он не стал. Он просто забрал деньги вместе со звездочкой и патентом и сказал «спасибо». Возможно, проблем с апачами, бандитами и всяческими нарушителями спокойствия у штата было даже больше, чем он слыхал, – а слыхал он немало. Возможно, кстати, что большую часть этих проблем он сам же и создал.Старк решил надеть звездочку прямо сейчас, потому что иногда, особенно когда выдавалась такая славная погодка, Бекки с Луизой выбирались поиграть на лужайке, а Старку хотелось, чтобы они сразу же увидели звездочку. Когда он собирался в дорогу, у девочек только и разговоров было о том, что их приемный отец станет рейнджером. Конечно, аризонские рейнджеры не так знамениты, как техасские, но все равно, рейнджер есть рейнджер.
Девочкам нужны общество сверстников и школа, а в Тусконе найдется и то, и другое. Им хорошо на этом ранчо – ему, Мэри Энн и девочкам. Да чего там хорошо – замечательно! Хороший выдался год. Ну ничего. В Аризоне будет еще лучше.
Старк сам не знал, что заставило его остановиться на середине холма. Так, царапнуло что-то. Он извлек из тюка карабин и прислушался. Тишина. Ничего не слышно. Ничего! Стадо у них было маленькое, не то что потоки скота, текущие по просторам Далласа или Хьюстона. Но все равно его можно было услышать с довольно значительного расстояния – негромкое бурчание, которое издают множество животов, не обремененных мозгами. Старк знал, что эта тишина может означать лишь одно: скот угнали. А потому он не удивился, когда поднялся на гребень холма и не увидел своего стада.
Кровь отхлынула от его лица. Там не было вообще ничего, кроме пыли, кустов и качающихся под ветром деревьев. А из хижины не доносилось ни звука.
Старк пришпорил коня и галопом поскакал вниз по склону. Его переполняло пугающее ощущение пустоты. С середины склона он заметил у ограды раздувшиеся трупы двух своих псов. Стервятники их не тронули. Тому могло быть лишь одно объяснение: где-то поблизости нашлась более привлекательная добыча.
Старк соскочил с коня, перебросил карабин в левую руку, а правой извлек из кобуры револьвер. Прежде чем двинуться к дому, он долго стоял на месте и слушал, держа оружие наизготовку. Он знал: против того, с чем ему предстоит встретиться, оружие бесполезно. Но Старк просто не мог вести себя иначе.
До хижины оставалось еще с дюжину шагов, когда ветер изменился и до Старка донеслось зловоние. Сознание Старка было сейчас полностью сосредоточено на одном: держать оружие и целиться в надлежащую сторону. Он почти не заметил спазма, скрутившего внутренности, и горечи, заполнившей рот; он даже не понял, что ноги у него, начали подгибаться.
– Мэри Энн!
Старк вообразил, что тут есть кто-то еще и этот кто-то и позвал Мэри Энн, – и лишь потом узнал собственный голос.
Он подошел к двери, перешагнул через порог и сперва не осознал, что именно предстало его глазам. Они живы. Они должны быть живы, ведь они шевелятся. Точнее, шевелятся одеяла, которыми они укрыты. Должно быть, Мэри Энн купила их у торговцев-мексиканцев уже после его отъезда. Одеяла были украшены геометрическим узором – такие любят в Мексике. Но зачем в теплый весенний день столько одеял? Может, они простудились?
Даже услышав этот звук, Старк определил, что же он слышит, лишь тогда, когда едва не стало слишком поздно. Впоследствии этот звук долго мерещился ему, такой же отчетливый, как и в первый раз, и всякий раз Старк жалел о том, что не умер там, среди гремучих змей. Он никогда не видел столько змей сразу и никогда не слышал такого потрескивания – как будто мертвые гремели костями.
Змеи приползли на пир и так обожрались разложившейся плотью, что уже не сумели свиться в кольцо.
Они могли сжечь хижину. Большинство бандитов так бы и поступило. Но они ее не сожгли, и на то имелась только одна причина. Они хотели, чтобы он, Старк, это увидел. Но этого не произошло – спасибо змеям. Старку пришлось самому домыслить, что же случилось с Мэри Энн и девочками – единственными людьми, которых он любил в своей жизни.
Старк медленно попятился. Возбудившись от грохота собственных трещоток, змеи принялись атаковать друг друга. Старк запер дверь и разбил окна. Сперва он поджег крышу. Когда крыша рухнула, Старк швырнул факел в тюки сена, которые он навалил под стены. Остаток дня и всю ночь он бродил вокруг пожарища с лопатой в руках, готовый разрубить надвое любую змею, какая попадется ему на глаза. Но ни одной не удалось выбраться из огня.
К следующему утру на месте хижины осталась лишь груда камней и обуглившихся бревен.
И в этой груде ничего не двигалось.
Старк сел на коня и отправился в Эль-Пасо – за Итаном Крузом.
* * *
Эмилия видела, как Мэтью спрятал револьвер под грудой Библий. Большой – в точности как тот, который был при нем, когда Старк впервые перешагнул порог миссии Истинного слова. Судя по всему, тот же самый, хотя Старк и сказал тогда, что выбросил его в море. Однако Эмилия промолчала. Не ей судить Старка. О таких вещах должен был заботиться Цефания, но он умер. А у нее сейчас лишь одна забота: она должна остаться в Японии. Любой ценой.– А кроме того, – сказал Мэтью, – я не знаю, чем могу помочь. Я не обладаю никакой властью.
Эмилия поняла, что придется говорить напрямик. И сказала:
– Одинокая женщина, у которой ни мужа, ни семьи, не может жить в чужой стране. Я сумею обосноваться здесь лишь в том случае, если вы станете моей семьей.
– Мне стать вашей семьей?
– Да. Моим женихом.
Эмилия думала, что ее предложение потрясет Мэтью. Что ж, если он и поразился, то никак этого не выказал.
– Сестра Эмилия, а вам не рано думать об этом?
Эмилия почувствовала, что краснеет.
– Нам нужно лишь объявить об этом. Жениться вовсе не обязательно.
Мэтью улыбнулся:
– Вы предлагаете мне солгать нашим гостеприимным хозяевам?
Эмилия вскинула голову:
– Да.
Теперь он спросит ее: «Почему?» И что она ему ответит? Правду? Что из-за своей проклятой красоты не может вернуться в родную страну? Что здесь ее считают редкостной уродиной, и потому она никогда, никогда не покинет Японию? Нет. Если сказать так, Мэтью сочтет ее самой тщеславной женщиной на свете. Или самой безумной. Вера. Надо сказать ему, что вера велит ей пойти на маленькую ложь, чтобы обрести возможность нести великую правду, правду о вечном спасении именем Христовым. Да, это богохульство – но сейчас ей все равно. Она не вернется в Америку. Ни за что. Даже если Мэтью не захочет ей помочь, она все равно что-нибудь придумает и останется здесь.
– Это покажется им странным, – сказал Мэтью. – Только что вы плакали о Цефании – и вдруг собираетесь замуж за меня. Хотя, может и сойдет. Они считают нас странными – такими же странными, как мы их. Так что они поверят любому объяснению.
Теперь уже Эмилия была потрясена:
– Так вы согласны?
– Да. – Старк извлек из-под Библий свой револьвер и посмотрел Эмилии в глаза. Она не отвела взгляда. – Но, боюсь, мне тоже недолго ходить по земле. Скоро вы действительно окажетесь совсем одна в этой чужой, опасной стране. Вы к этому готовы?
– Да.
Эмилия молча смотрела, как Старк завернул револьвер и какую-то коробку, должно быть с патронами, в свой свитер.
– Хорошо, я согласен, – повторил он. – Но объяснять это вы будете сами.
Он передвинул обломок стены и вытащил свой огромный нож.
– Я скажу им, что этот брак будет основан на вере, так же как и с Цефанией, а не на земной любви, – проговорила Эмилия. – У японцев тоже есть религия, хоть она и отличается от нашей. Так что они поймут.
– Хорошо. Значит, мы – партнеры, – сказал Старк.
– Спасибо, Мэтью.
Он не стал ни о чем спрашивать. Она не стала упоминать о револьвере. Да, они действительно партнеры.
* * *
Гэндзи, Сигеру, Сэйки, Сохаку, Кудо и Хидё расселись квадратом в главной комнате покоев прислуги. Это была единственная часть дворца, не пострадавшая от обстрела. Хэйко и Ханако подали чай. Все ждали, что скажет Сэйки. В конце концов, он был главным управляющим. И, согласно этикету, именно ему надлежало обрисовать ситуацию, исходя из которой следовало принять решение.Сэйки предпочел бы, чтобы женщины не присутствовали при обсуждении тайных дел. Но Гэндзи отверг его возражение, заметив, что, если они не могут доверять жене Хидё и его собственной возлюбленной, они заранее обречены. Сэйки сдержался и не стал указывать, что еще не поздно предать ненадежных лиц мечу. Гэндзи явно не беспокоили неясности, связанные с Хэйко. Что ж, если понадобится, Сэйки примет меры сам, без дозволения молодого князя. Нужно будет заняться этим по пути из Эдо, если возникнут благоприятные условия.
– Дворец князя Сэнрю не пострадал, – сообщил Сэйки. – Он согласен оставить у себя наших тяжелораненых до тех пор, пока не появится возможность вывезти их. О сожжении покойников уже позаботились. Легкораненые поедут с главным отрядом.
– Это подтолкнет сёгуна к ответным действиям, – возразил Кудо. – Даже при том, что его положение неустойчиво – а точнее, именно в силу этого, – он не потерпит столь вопиющего неповиновения.
– Согласен, – кивнул Сэйки. – Но у нас нет выбора. Что чужеземцы станут делать дальше? Мы не знаем. Они могут вернуться и снова обстрелять город. Они могут высадить армию. Возможно, это был канун вторжения. Помимо предполагаемых опасностей есть и одна несомненная. Теперь, когда стены дворца разрушены, мы чрезвычайно уязвимы, а врагов у нас хватает и в Японии. Два покушения уже состоялись: одно – на нашего князя, еще до обстрела, и второе – на госпожу Хэйко или, быть может, на чужеземную женщину, сразу после обстрела. Нападавший убит. Кто он такой и кто его послал – неизвестно. В наше смутное время трудно понять, что движет людьми и к какой цели они стремятся. А это увеличивает опасность.
– Я согласен: отъезд необходим, – сказал Сохаку. – И я тоже считаю, что сёгун предпримет ответные действия. И нам необходимо подготовиться к этому. Следует немедленно раздать воинам огнестрельное оружие. Проверить все пути, ведущие от Эдо к Акаоке. Особое внимание надлежит уделить местам, где нас может поджидать засада. Поскольку мы отказались впустить Каваками во дворец, за нами наверняка следят, а это означает, что многочисленный вражеский отряд может поджидать нас прямо на выезде из Эдо.
– Здесь пригодится отвлекающий маневр, – сказал Кудо. – Если десяток добровольцев нападут на замок Эдо, они отвлекут внимание на себя.
– Десяток человек против цитадели сёгуна? – переспросил Сэйки. – Их перебьют за несколько секунд.
– Нет, если они будут атаковать поодиночке и в разных местах, – ответил Кудо, – в разное время и с разных сторон. Гарнизон крепости некоторое время вынужден будет держаться настороже. Дадим нашим людям флажки с надписями, осуждающими бездействие сёгуна, не принимающего никаких мер против чужеземцев. Это усилит неразбериху.
Гэндзи повернулся к Сигеру.
– А вы что думаете?
Сигеру не прислушивался к разговору. Он размышлял о древних мечах, ныне принадлежащих ему. Точнее, он размышлял о своем последнем видении, согласно которому он будет последним Окумити, сражавшимся этими мечами. Видение было ясным и понятным и не сопровождалось никакими невразумительными картинами. Такого с Сигеру еще не случалось. Что это – признак неких изменений в нем самом или еще одно последствие пребывания рядом с Гэндзи? Или очередная разновидность маккё – иллюзий, насылаемых демонами? Поскольку точно Сигеру не знал, то и не видел смысла что-либо рассказывать племяннику.
– Эти планы обладают множеством достоинств, – сказал Сигеру.
Он и не слушая знал, что участники совещания предложили самые очевидные варианты. Открытый отъезд всех слуг и домочадцев. Отвлекающая атака – и бегство молодого князя в сопровождении лучших кавалеристов. Раздача огнестрельного оружия.
– Дабы обеспечить нашему господину безопасный отъезд, следует подойти к вопросу неординарно. Так мы получим больше преимуществ и уменьшим риск. Где будет происходить сожжение наших покойников?
– В храме Накауми, – сказал Сэйки.
– Продолжайте перевозить тела.
Сэйки нетерпеливо заерзал на месте:
– Эта работа продолжается и без дополнительных указаний, господин Сигеру. Она уже почти завершена.
– Продолжайте перевозить тела, – повторил Сигеру. – Живые носили мертвых. Теперь пусть живые носят живых. Продолжайте до тех пор, пока половина наших людей не окажется в храме. А тем временем князь Гэндзи в сопровождении нескольких спутников поедет в восточные болота, полюбоваться на журавлей в зимнем оперении. Это поможет ему восстановить душевный покой, нарушенный недавним обстрелом. Добравшись до болот, он свернет в горы и нехожеными тропами отправится в княжество Акаока. Те, кто останется во дворце, подождут наступления темноты. Затем лучшие наши разведчики уничтожат шпионов сёгуна и втайне выведут наших людей.