Страница:
Несмотря на скромную одежду и бритую голову, посланец был знаком князю. Его звали Таро. Полгода назад он вместе с еще двумя дюжинами лучших кавалеристов княжества Акаока и их командиром принял монашеский сан. Таро мог явиться лишь из нынешней своей обители, монастыря Мусиндо, и лишь с одной-единственной вестью. Гэндзи не нужно было выслушивать гонца, чтобы узнать, что он скажет.
– Господин, – произнес Таро и умолк на миг, переводя дыхание. – Господин Танака… – Он снова умолк и виновато поклонился. – То есть настоятель Сохаку просит указаний.
Гэндзи кивнул:
– Что сейчас творится в окрестностях?
– В провинции Ёсино перемещаются крупные военные отряды, господин. Мне несколько раз приходилось уходить с дороги и прятаться.
– Говори точнее, Таро, – строго заметил Сэйки. – Разве тебя не обучали на разведчика?
– Слушаюсь, господин. – Таро быстро произвел в уме какие-то подсчеты. – Пятьсот конных мушкетеров при четырех осадных орудиях движутся по главному тракту на юг, в сторону Внутреннего моря. Три тысячи пехотинцев, разбитых на три отряда, прошли ночью в том же направлении.
– Прекрасно, Таро. Приведи себя в порядок и приготовься через час выехать обратно.
– Слушаюсь, господин.
– Ёсино принадлежит союзникам Курокавы! – прошипел Сэйки. – Эту провинцию отделяет от ваших владений лишь узкая полоска моря! Возможно, они решили воспользоваться недавней кончиной вашего дедушки.
– Сомневаюсь. Сёгун не даст дозволения напасть на Акаоку. Он слишком боится чужеземцев, чтобы без крайней необходимости пойти на риск и вызвать какие-либо беспорядки внутри страны.
– Нынешний сёгун – пустое место, – отрезал Сэйки. – Его титул весит куда больше, чем он сам, четырнадцатилетний мальчишка. А советники его – трусы и глупцы!
– Возможно, сёгуну не хватает мощи его предков, – согласился Гэндзи. – Но ни один властитель не позволит, чтобы его властью пренебрегали, да еще и так неприкрыто и нагло. Армия сёгуна до сих пор остается сильнейшей в Японии. И ни у кого, кроме него, нет военного флота, достойного этого имени.
На некоторое время он умолк, погрузившись в задумчивость.
– На самом деле это хорошие новости. Чем больше все будут заняты событиями на юге, тем менее опасным окажется путь на север.
– Господин, но не собираетесь же вы отправиться в монастырь лично?!
– Я должен. «Настоятель Сохаку просит указаний». Это означает, что произошли события, требующие моего присутствия. Не волнуйся, Сэйки. Я не стану путешествовать при полном параде. Это привлекает слишком много внимания. Я поеду инкогнито, вместе с Таро. – Гэндзи оглядел комнату. – И еще я беру Хидё и Симоду.
Услышав свои имена, самураи поклонились:
– Да, господин. Благодарим вас. Мы приготовимся к поездке.
– Возьмите луки, – велел Гэндзи. – Но никакого огнестрельного оружия и никаких доспехов. Мы едем на охоту. И чтоб одежда была без гербов.
– Да, господин. Слушаем и повинуемся.
И с этими словами Хидё и Симода поспешно вышли.
Сэйки, не вставая с колен, подался вперед и низко поклонился.
– Господин, молю вас, подумайте еще раз! Всего лишь час назад на вашу жизнь покушались. Вашего чужеземного гостя тяжело ранили. Об этом уже знает весь Эдо. Кто же в такой момент отправляется на охоту? Это совершенно неправдоподобно. Никто в это не поверит.
– А я не согласен. Моя репутация легкомысленного бездельника буквально требует такого шага.
– Господин, хотя бы позвольте мне сопровождать вас! – взмолился Сэйки.
– Не могу. Само твое присутствие придаст нашей поездке величайшую серьезность. То есть мы получим прямо противоположный результат.
Один из самураев рассмеялся было, но тут же поперхнулся под гневным взглядом Сэйки и умолк.
– А кроме того, – продолжил Гэндзи, который и сам с трудом сдерживал смех, – ты нужен мне здесь, чтобы защищать наших гостей от любых нападений.
Он взглянул на Кромвеля. Даже под закрытыми веками видно было, как вращаются глазные яблоки раненого.
– А где еще два чужеземца?
– Во внутреннем садике, господин, – сообщил один из стражников.
– Бумагу! – велел Гэндзи.
Получив все письменные принадлежности, князь черкнул по-английски короткую записку:
«Дорогие мисс Гибсон и мистер Старк! Сожалею, но я вынужден ненадолго уехать. Я пришлю друга, который побудет с вами. Как ни печально, ее английский еще хуже моего. Зато она позаботится обо всех ваших нуждах». Он вздохнул, удивляясь странным обычаям чужеземцев, но все-таки написал личное имя впереди родового: «Искренне ваш, Гэндзи Окумити».
– Ваша ванна готова, – сообщила вместо приветствия Сатико.
– Спасибо.
Хэйко быстро разделась, набросила на себя скромный халат и направилась в купальню. Она всегда мылась после встреч с Каваками, невзирая на время суток. Сегодня она ощущала еще большую потребность очиститься, чем обычно.
Собственный доклад породил в ее сознании картины, которые Хэйко предпочла бы позабыть. Ей несколько раз доводилось видеть дядю Гэндзи, Сигеру. На вид это был совершенно нормальный человек. Что за безумие заставило его перебить всю семью, включая единственного сына, прекрасного мальчика шести лет от роду? Поразил ли этот недуг его одного или он передается в роду из поколения в поколение? Неужто и ее возлюбленный Гэндзи когда-нибудь сойдет с ума?
– Можешь ли ты подтвердить свой рассказ? – спросил ее Каваками.
– Нет, господин.
– Тогда все это не более чем догадки.
– Все эти смерти случились на самом деле, господин. Слухи касаются лишь сопутствовавших обстоятельств. Уже было сообщено, что тесть Сигеру, Ёритада, погиб под лавиной, сошедшей с горы Тоса, и вместе с ним погибли все домашние, включая гостившую у отца дочь Умеко и троих ее детей. Как утверждается, когда они уехали, случайно вспыхнул пожар и уничтожил все поместье. На первый взгляд все это кажется чрезвычайно маловероятным, а на второй – чрезвычайно удобным, если там и вправду произошла бойня.
– Иногда в жизни случаются и совпадения, – сказал Каваками.
– Да, господин.
– Это все?
– Нет, господин. Есть кое-что еще. Прибывший сегодня утром чужеземный корабль чем-то заинтересовал князя Гэндзи. Корабль называется «Вифлеемская звезда». Князь не упоминал, что за груз доставил этот корабль. – Хэйко не боялась сказать что-нибудь лишнее. К настоящему моменту шпионы Каваками наверняка уже доложили ему об этом корабле куда больше, чем она. – В час дракона он отправился в порт.
– Человеческий груз, – ответил Каваками. – Еще несколько христиан из секты Истинного слова. Возможно, это свидетельствует о том, что князь Гэндзи вовлечен в какой-то христианский заговор.
Хэйко весело рассмеялась:
– Чтобы такой человек, как он, участвовал хоть в каком-то заговоре? Гэндзи интересуют лишь женщины, вино и музыка! Если заговор и существовал, его, несомненно, устроил покойный князь Киёри. Все закончилось вместе с его смертью.
– Но ведь Гэндзи увлекается еще и охотой, не так ли? Это – часть наших воинских традиций.
И снова Хэйко хихикнула:
– Ваших традиций, господин Каваками, – возможно. Вы ведь истинный самурай. А князь Гэндзи всегда возвращается с охоты с пустыми руками.
– Не следует чересчур полагаться на внешние признаки, – назидательно заметил Каваками. – Это может быть представлением, специально устроенным для нас.
Хэйко поклонилась с сокрушенным видом.
– Да, господин.
Она сомневалась, что Каваками сам верит в то, что говорит. Скорее уж он считает, что клан Окумити, как и клан сёгунов Токугава, находится в последней стадии упадка. Дед князя Гэндзи, Киёри, был последним, кто походил на великих князей древности. Его сын, Ёримаса, пристрастился к опиуму и умер молодым. Гэндзи, в общем и целом, выглядел именно так, как описывала Хэйко. А Сигеру, единственный из ныне живущих Окумити, кого действительно стоило считать опасным, сошел с ума. Возможно, этого хватит, чтобы уберечь Гэндзи. Если он ни для кого не представляет опасности, то и убивать его незачем.
Девушка остановилась, не (дойдя до купальни нескольких шагов. По коже у нее побежали мурашки – но не от холода. Над высокой прямоугольной бадьей с горячей водой поднимался пар. В кустах зачирикала какая-то птица. Все как всегда. Что же заставило ее насторожиться? Случайно или инстинктивно, но на ум ей пришло одно вполне определенное имя.
– Кумэ, если ты выйдешь сам, я не стану тебя убивать, – сказала Хэйко. – Во всяком случае, сегодня.
Купальню заполнил громогласный хохот. Кумэ ступил на порог и поклонился.
– Не гляди на меня так сердито, Хэй-тян, – сказал он, назвав девушку дружеским уменьшительным именем. – Я просто проверял твою бдительность.
– И собирался затянуть проверку, пока я не разденусь?
– Ну как ты можешь так говорить! – возмутился Кумэ, напустив на себя обиженный вид. – Я ниндзя, а не какой-нибудь придурковатый любитель подглядывать!
Впрочем, он тут же расплылся в улыбке:
– Я бы, конечно, остался в укрытии и продолжил наблюдение. Но лишь в целях проверки.
Хэйко рассмеялась и, миновав Кумэ, вошла в купальню.
– Отвернись, пожалуйста.
Когда Кумэ подчинился, она сбросила халат и принялась мыться. Хэйко стояла рядом с бадьей, ковшиком зачерпывала воду и поливала себя. От горячей воды по телу девушки пробежала дрожь удовольствия.
– Две недели назад Каваками велел мне застрелить Гэндзи при первой же возможности, – сказал Кумэ, честно повернувшись к купающейся девушке спиной. – Сегодня утром это чуть не произошло.
Он различал по плеску, когда вода льется на Хэйко, а когда стекает на землю. Он даже мог сказать, на какую именно часть тела сейчас льется вода. Теперь же, по внезапной паузе, Кумэ понял, что его слова вызвали у Хэйко беспокойство.
– Как странно, – заметила Хэйко. Голос ее звучал непринужденно, как и всегда. Да и перерыв в мытье длился какое-нибудь мгновение. – Он дал мне понять, что это задание будет моим, от начала и до конца.
– Каваками так хитер, что открывает каждому лишь малую часть правды, – отозвался Кумэ. – Возможно, он так хитер, что и сам заранее не знает, что будет делать дальше. При сегодняшней нашей встрече он велел мне больше не предпринимать подобных попыток. Думаю, он сам еще не решил, желает ли он смерти Гэндзи.
– И все это лишь еще сильнее запутывает положение, – сказала Хэйко.
Кумэ услышал в голосе девушки облегчение. И окончательно убедился в подозрениях, которые уже давно снедали его. Играя роль любовницы Гэндзи, Хэйко несколько перестаралась.
– Надеюсь, ты не станешь дурачить себя так же как твоя мишень.
– О чем ты?
– Он не безразличен тебе, – сказал Кумэ.
– Конечно! – согласилась Хэйко. – Иначе он сразу бы догадался, что дело нечисто. С человеком, столь тонко чувствующим, притворство невозможно, особенно при интимных отношениях.
– Но ты готова убить его, если понадобится?
– Лишь дураки действуют, руководствуясь любовью, – ответила Хэйко. – Ты вырастил не дурочку.
– Надеюсь, – сказал Кумэ, прислушиваясь к негромким звукам, доносящимся из купальни. Хэйко намыливалась. – В любом случае, я полагаю, что у Каваками изначально имелся еще какой-то совершенно иной план и теперь он перешел к нему, вместо того, который требовал немедленной смерти Гэндзи.
– Вправду? И что же это за план?
– Пока не знаю, – признался Кумэ. – Он должен быть как-то связан с тобой. Тебе ничего не известно?
– Нет. – Хэйко смыла с себя мыло и забралась в бадью. Вода была очень горячей. Девушка медленно опустилась в воду и уселась. Теперь из бадьи выглядывала лишь ее голова. – Можешь повернуться.
Кумэ повернулся. Сейчас, когда на лице Хэйко не осталось косметики, а влажные длинные волосы свободно падали на плечи, она вновь сделалась похожа на ту маленькую девочку, которую он знал когда-то. Как непредсказуема судьба! Как она любит трагедии!
– Возможно, – заметила Хэйко, – Каваками изменил свой план из-за известия о смерти дедушки Гэндзи и исчезновении его дяди.
– Возможно, – согласился Кумэ. – Если доклады соответствуют истине, клан Окумити стоит на грани бедствия. Превосходный момент для жестоких планов нашего нынешнего нанимателя. Кстати, о нашем нанимателе. Не относись к нему легкомысленно. Он тебе не доверяет.
– Он никому не доверяет. Таков смысл его жизни. Недоверие.
– Он велел мне следить за тобой. Думаю, это означает, что он не доверяет тебе больше обычного. Будь осторожна, Хэй-тян.
– И что, кто-то следит за тобой, чтобы удостовериться в том, что ты следишь за мной?
Кумэ рассмеялся:
– Недоверие ему внушаешь ты, а не я.
– Почему ты так уверен? Каваками не имеет обыкновения сообщать о своих подозрениях тому, кого он подозревает. – Хэйко вылила ковш воды на голову. – Ты проверял по дороге, не идет ли кто-нибудь за тобой?
Кумэ вскочил на ноги.
– Проклятье! Ты права. Мне следовало бы вести себя поосторожнее. Пожалуй, я лучше пойду. Береги себя, Хэй-тян.
– И ты тоже, дядя Кумэ.
Всю дорогу до Эдо Кумэ глодала тоска о прошлом. Как быстро летит время! Маленькая девочка, пятнадцать лет тому назад отданная на его попечение, превратилась ныне в женщину почти нестерпимой красоты. Она называет его «дядя Кумэ». Ей следует узнать правду. Она уже достаточно взрослая. Да, этим он нарушит все приказы. Ну и пусть они провалятся в преисподнюю, эти приказы! «Лишь дураки действуют, руководствуясь любовью», – сказала она. «Значит, она назвала меня дураком», – подумал Кумэ. За пятнадцать лет обучения он полюбил Хэйко, как родную дочь, которой у него никогда не было. И не сомневался, что победит, если любовь и долг вступят в противоречие.
Да, она должна знать правду. В следующий раз, когда они останутся наедине, он все ей расскажет. Ей будет нелегко, очень нелегко. В лучшем мире она никогда бы ничего не узнала. В наилучшем из миров все это просто не имело бы значения. Но сей мир таков, каков он есть, и уж конечно его никак нельзя назвать наилучшим из существующих. Наилучший – Сухавати, Чистая земля будды Амида. Настанет день, и все они будут жить там.
Но пока что этот день очень далек.
Над водой поднимался пар, но Хэйко терзал пронизывающий холод. Гэндзи мог умереть сегодня, а она ничего бы не знала до тех пор, пока не стало бы слишком поздно.
После купания Хэйко завязала волосы в хвост. Она облачилась в крестьянскую одежду и тщательно закуталась, чтобы не рисковать: вдруг даже нежаркое зимнее солнце нанесет ущерб ее красоте? Потом вышла в садик и принялась рыхлить землю на грядке с зимними дынями. Когда Хэйко возилась в своем саду, то не думала ни о чем, кроме этой нехитрой работы. Ни об убийствах, ни о предательстве, ни о любви.
Солнце уже миновало зенит и начало клониться к горизонту, когда Хэйко увидела, что с юга приближаются четверо всадников.
– Почтенная крестьянка, мне сказали, что где-то здесь проживает прославленная в Эдо красавица. Не укажешь ли ты мне путь к ее обиталищу?
– Эдо отсюда далеко, – откликнулась Хэйко, – красота мимолетна, а всякое жилище непрочно. Не угодно ли вам будет лучше испробовать моего горячего супа, чтобы спастись от зимнего холода? – Взмахом руки она указала на сад. – Я приготовила его из этих вот зимних дынь.
Хэйко никогда бы не оделась столь неизящно, если б ей хоть на миг пришло в голову, что Гэндзи может появиться здесь. Но ведь сегодня утром его внимание было всецело приковано к чужеземцам. Гэндзи даже специально отправился в порт, чтобы встретить их. Все указывало на то, что нынешний день он проведет в городе. Однако же не прошло и полдня, как он, судя по нынешнему его виду, отправился на охоту, напрочь позабыв о чужеземцах. Хэйко была охвачена смятением – и вместе с тем радостью. Гэндзи жив, и она тоже, и они снова вместе. После того, что рассказал ей Кумэ, Хэйко с особенной остротой ощущала, насколько же драгоценны подобные мгновения.
– Твое умение обращаться с землей воистину удивительно, – сказал Гэндзи. – Несомненно, в более гармоничном мире, чем наш, женщина, владеющая таким искусством, будет цениться куда выше, чем женщина, сведущая лишь в постельных утехах.
– Вы слишком добры ко мне, господин. – Хэйко низко поклонилась, чтоб скрыть выступивший на щеках румянец. – Но я не стану более вас задерживать. Ведь вам, конечно же, не терпится поскорее встретиться с вашей прославленной госпожой.
– Суп из зимних дынь или легендарная красавица, – промолвил Гэндзи. – Воистину, нелегкий выбор.
Смущение Хэйко забавляло его. Гейша всегда так уверена в себе! Теперь же на ней не было роскошных нарядов – лишь скромная одежда да тяпка в руках. Ни дать ни взять простая крестьянка! Это ведь в первый раз он застал ее врасплох? Да, действительно, в первый. И потому Гэндзи намеревался по возможности продлить развлечение.
– Мудрый человек всегда выбирает суп, – сказала Хэйко, – особенно в такой холодный день.
Самодовольный вид Гэндзи раздражал ее. Но если показать это, он будет веселиться еще больше. Нет уж, не дождется!
– Почему же? Истинная мудрость должна вести к красоте, разве не так? Что лучше согреет душу и тело?
Да, правда, он застал ее в простонародной одежде и с ненакрашенным лицом. Но восторжествовал ли он? Блестящие волосы струились по спине девушки, словно у какой-нибудь принцессы эпохи Хэйан. А отсутствие пудры, румян и прочих ухищрений нисколько не умаляло ее красоты. Напротив, природный цвет и очертания лица, обычно скрытые косметикой, оказались столь прекрасны, что Гэндзи был потрясен.
– Осмелюсь предположить, что кто-то ввел господина в заблуждение, – сказала Хэйко. – Красота может быть холоднее, чем зимний день. Согревает не красота, а любовь.
– Хорошо сказано, почтенная крестьянка. – Гэндзи успокоил коня, начавшего горячиться от долгого стояния на месте. – От куртизанок Эдо я никогда не слышал столь мудрых слов. Ни от кого из них – кроме одной-единственной.
– Господин слишком добр.
Хэйко улыбнулась Гэндзи. Этим простеньким комплиментом он спас ее достоинство.
– Это ты слишком добра, – улыбнулся в ответ Гэндзи, – и слишком прекрасна, чтоб, ы скрываться в этой роще. Скоро сюда прибудет всадник и приведет двух лошадей, одну для тебя, а вторую – для твоей служанки. Я прошу тебя отправиться с ним в Эдо. Там ты найдешь лучшее применение своим талантам.
– Разве могу я отказаться от столь великодушного предложения? – откликнулась Хэйко.
– Посмотрим, долго ли ты будешь считать меня великодушным. Среди прочих твоих умений, в которых мы нуждаемся, числится и английский язык.
О нет! Теперь Хэйко поняла все. Некое чрезвычайное происшествие заставило Гэндзи покинуть своих чужеземных гостей. И он решил на время отсутствия приставить к ним Хэйко – в качестве переводчицы и спутницы.
– До встречи, Хэйко. – Он натянул поводья и развернул коня в сторону Нового моста. – Я вернусь через неделю.
– Погодите! Князь Гэндзи! – Хэйко невольно рванулась к нему. – Я знаю по-английски всего несколько слов и никогда ни с кем не разговаривала, кроме вас! Как же вы можете оставить меня одну с чужеземцами?
– Ты слишком скромна, – улыбнулся Гэндзи. – Я совершенно уверен, что твои способности куда больше, чем ты показываешь. Теперь тебе представляется случай доказать, что я прав.
– Князь Гэндзи!
Но Гэндзи лишь поклонился и с места послал коня в галоп, а трое спутников помчались за ним следом.
К тому времени, как появился Сэйки с двумя лошадьми в поводу, Сатико уже помогла Хэйко принять подобающий вид. За всю дорогу угрюмый старый самурай не произнес ни слова. Это было лишь к лучшему. Хэйко находилась в слишком скверном расположении духа, чтобы поддерживать непринужденную беседу.
Сами они никогда не ссорились. Гэндзи вообще сомневался, что узнал бы Гэйхо при личной встрече. Невзирая на все старания, он так и не смог представить его достаточно отчетливо. Полный весельчак лет шестидесяти от роду. Или семидесяти. Какой у него нос, заостренный или приплюснутый? А волосы – темные или седые? Темные, подумал Гэндзи, но от краски. Это говорило о некотором тщеславии. Значит, Гэйхо не только толстый и веселый, но еще и тщеславный. Когда же они виделись в последний раз? Почти три года назад, по случаю вступления Токугава Иэмоти в должность сёгуна. Они сидели по разные стороны зала, потому Гэндзи лишь мельком разглядел Гэйхо. По правде говоря, он вообще не был уверен, что Гэйхо – именно тот, о ком он думает. И однако же этот незнакомец непременно постарается убить Гэндзи, если только ему удастся заполучить хоть малейший предлог.
Их семьи не ссорились – ни разу при их жизни, равно как и при жизни их отцов, дедов и даже прадедов. Никто не обменивался оскорблениями, никто не страдал от запутанной любовной истории, никто не сражался из-за владений, влияния или чести. Проблема была проста – одна на все кланы, правящие двумястами шестьюдесятью провинциями страны. И именовалась эта проблема – Сэкигахара.
Так называлась маленькая деревушка на западе Японии, совершенно ничем не примечательная. Но событие, произошедшее рядом с ней в четырнадцатый год правления императора Гоёдзэя, до сих пор продолжало влиять на жизни множества людей. Однажды утром на исходе осени, когда на землю лег иней и сгустился туман, в долине рядом с этой деревушкой сошлись в схватке двести тысяч самураев, разделенных на две армии. Одну вел Токугава Иэясу, князь Канто. Вторая выступала под знаменами Исида Мицунари, правителя западной Японии.
Предок Гэндзи, Нагамаса, был на стороне Исида. За месяц до сражения ему было открыто во сне, что клан Токугава лишится всех своих прав и привилегий, включая княжеский титул. К концу того осеннего дня Нагамаса и еще восемьдесят тысяч самураев погибли, а Иэясу восторжествовал. Вскоре он сделался сёгуном, и этот титул сохранялся за его семейством по нынешний день. Гэндзи ничуть не сомневался в правдивости сна, приснившегося его предку. Просто Нагамаса неправильно рассчитал время.
Хотя Нагамасу погиб и клан Окумити оказался в числе побежденных, он не был вырезан до последнего человека. Довольно много противников Токугавы сумели избежать поголовного уничтожения. И вот уже двести шестьдесят один год они терпели и лелеяли планы мести. А сторонники Токугава – в том числе и предки Гэйхо – все это время размышляли, как бы все-таки истребить их. Вот чем занимались японцы, пока чужеземцы создавали науку и завоевывали мир. Теперь может случиться так, что, пока японцы будут раз за разом переигрывать одно и то же древнее сражение, чужеземцы завоюют Японию.
– Господин… – Крестьянин вполз в комнату на коленях, пробороздив пол лбом, будто плугом. – Ваша уважаемая ванна готова.
Бедолага дрожал от страха.
Гэндзи хотелось приказать ему выпрямиться. В конце концов, это его дом, а Гэндзи – всего лишь непрошеный гость. Но он, конечно же, не мог сказать этого. Его, как и этого крестьянина, чей дом они выбрали для ночевки, по рукам и ногам связывал древний этикет.
– Спасибо, – сказал Гэндзи.
Крестьянин, так и не разогнувшись, проворно отполз в сторону, чтобы благородный господин мог пройти, не переступая через его ничтожное тело. В истерзанном страхом сердце хозяина дома теснились сейчас две надежды. Во-первых, он надеялся, что господин не сочтет убогую бадью слишком оскорбительной для своей персоны. За то время, что господин находился здесь, жена и дочь хозяина дома стерли руки в кровь, отмывая бадью дочиста. Крестьянин безмолвно воззвал к будде Амида: пусть она окажется достаточно чистой! Во-вторых, он надеялся, что господин, привыкший к легендарным куртизанкам Эдо, не заинтересуется его дочерью. Ей исполнилось пятнадцать – первый расцвет женственности, – и в деревне ее считали красавицей. Но сейчас отец предпочел бы, чтобы она была такой же уродиной, как дочка Муко. Он снова вознес молитву будде Амида, умоляя Сострадательного о защите и милосердии. Только бы пережить эту опасную ночь!
Тем временем младший сын крестьянина, не жалея сил, под присмотром Таро вычистил и накормил лошадей. Конечно, у них не нашлось подходящего корма для столь породистых животных, потому мальчик сбегал в деревню и выпросил у старосты сена. Он вернулся с пятидесятифунтовым тюком на плечах. Жаль, что старшего брата, Синити, нет дома – он бы помог. Но Синити месяцем раньше забрали в армию князя Гэйхо. Кто знает, где он сейчас и когда вернется домой… Война приближается. Все так говорят. Война с чужеземцами. Война между сторонниками сёгуна и его противниками. Две войны сразу: внутренняя и против внешних врагов. Умрет множество людей – тысячи, десятки тысяч, может, даже миллионы. Возможно, Синити безопаснее будет в армии, чем здесь, на крестьянском подворье. Тут из дома вышел Гэндзи. Мальчик рухнул на землю и уткнулся лицом в грязь.
– Господин, – произнес Таро и умолк на миг, переводя дыхание. – Господин Танака… – Он снова умолк и виновато поклонился. – То есть настоятель Сохаку просит указаний.
Гэндзи кивнул:
– Что сейчас творится в окрестностях?
– В провинции Ёсино перемещаются крупные военные отряды, господин. Мне несколько раз приходилось уходить с дороги и прятаться.
– Говори точнее, Таро, – строго заметил Сэйки. – Разве тебя не обучали на разведчика?
– Слушаюсь, господин. – Таро быстро произвел в уме какие-то подсчеты. – Пятьсот конных мушкетеров при четырех осадных орудиях движутся по главному тракту на юг, в сторону Внутреннего моря. Три тысячи пехотинцев, разбитых на три отряда, прошли ночью в том же направлении.
– Прекрасно, Таро. Приведи себя в порядок и приготовься через час выехать обратно.
– Слушаюсь, господин.
– Ёсино принадлежит союзникам Курокавы! – прошипел Сэйки. – Эту провинцию отделяет от ваших владений лишь узкая полоска моря! Возможно, они решили воспользоваться недавней кончиной вашего дедушки.
– Сомневаюсь. Сёгун не даст дозволения напасть на Акаоку. Он слишком боится чужеземцев, чтобы без крайней необходимости пойти на риск и вызвать какие-либо беспорядки внутри страны.
– Нынешний сёгун – пустое место, – отрезал Сэйки. – Его титул весит куда больше, чем он сам, четырнадцатилетний мальчишка. А советники его – трусы и глупцы!
– Возможно, сёгуну не хватает мощи его предков, – согласился Гэндзи. – Но ни один властитель не позволит, чтобы его властью пренебрегали, да еще и так неприкрыто и нагло. Армия сёгуна до сих пор остается сильнейшей в Японии. И ни у кого, кроме него, нет военного флота, достойного этого имени.
На некоторое время он умолк, погрузившись в задумчивость.
– На самом деле это хорошие новости. Чем больше все будут заняты событиями на юге, тем менее опасным окажется путь на север.
– Господин, но не собираетесь же вы отправиться в монастырь лично?!
– Я должен. «Настоятель Сохаку просит указаний». Это означает, что произошли события, требующие моего присутствия. Не волнуйся, Сэйки. Я не стану путешествовать при полном параде. Это привлекает слишком много внимания. Я поеду инкогнито, вместе с Таро. – Гэндзи оглядел комнату. – И еще я беру Хидё и Симоду.
Услышав свои имена, самураи поклонились:
– Да, господин. Благодарим вас. Мы приготовимся к поездке.
– Возьмите луки, – велел Гэндзи. – Но никакого огнестрельного оружия и никаких доспехов. Мы едем на охоту. И чтоб одежда была без гербов.
– Да, господин. Слушаем и повинуемся.
И с этими словами Хидё и Симода поспешно вышли.
Сэйки, не вставая с колен, подался вперед и низко поклонился.
– Господин, молю вас, подумайте еще раз! Всего лишь час назад на вашу жизнь покушались. Вашего чужеземного гостя тяжело ранили. Об этом уже знает весь Эдо. Кто же в такой момент отправляется на охоту? Это совершенно неправдоподобно. Никто в это не поверит.
– А я не согласен. Моя репутация легкомысленного бездельника буквально требует такого шага.
– Господин, хотя бы позвольте мне сопровождать вас! – взмолился Сэйки.
– Не могу. Само твое присутствие придаст нашей поездке величайшую серьезность. То есть мы получим прямо противоположный результат.
Один из самураев рассмеялся было, но тут же поперхнулся под гневным взглядом Сэйки и умолк.
– А кроме того, – продолжил Гэндзи, который и сам с трудом сдерживал смех, – ты нужен мне здесь, чтобы защищать наших гостей от любых нападений.
Он взглянул на Кромвеля. Даже под закрытыми веками видно было, как вращаются глазные яблоки раненого.
– А где еще два чужеземца?
– Во внутреннем садике, господин, – сообщил один из стражников.
– Бумагу! – велел Гэндзи.
Получив все письменные принадлежности, князь черкнул по-английски короткую записку:
«Дорогие мисс Гибсон и мистер Старк! Сожалею, но я вынужден ненадолго уехать. Я пришлю друга, который побудет с вами. Как ни печально, ее английский еще хуже моего. Зато она позаботится обо всех ваших нуждах». Он вздохнул, удивляясь странным обычаям чужеземцев, но все-таки написал личное имя впереди родового: «Искренне ваш, Гэндзи Окумити».
* * *
После встречи с главой тайной службы Хэйко отправилась в свой домик, расположенный в роще Гинза, на восточной окраине Эдо, неподалеку от Нового моста и тракта Токкайдо.– Ваша ванна готова, – сообщила вместо приветствия Сатико.
– Спасибо.
Хэйко быстро разделась, набросила на себя скромный халат и направилась в купальню. Она всегда мылась после встреч с Каваками, невзирая на время суток. Сегодня она ощущала еще большую потребность очиститься, чем обычно.
Собственный доклад породил в ее сознании картины, которые Хэйко предпочла бы позабыть. Ей несколько раз доводилось видеть дядю Гэндзи, Сигеру. На вид это был совершенно нормальный человек. Что за безумие заставило его перебить всю семью, включая единственного сына, прекрасного мальчика шести лет от роду? Поразил ли этот недуг его одного или он передается в роду из поколения в поколение? Неужто и ее возлюбленный Гэндзи когда-нибудь сойдет с ума?
– Можешь ли ты подтвердить свой рассказ? – спросил ее Каваками.
– Нет, господин.
– Тогда все это не более чем догадки.
– Все эти смерти случились на самом деле, господин. Слухи касаются лишь сопутствовавших обстоятельств. Уже было сообщено, что тесть Сигеру, Ёритада, погиб под лавиной, сошедшей с горы Тоса, и вместе с ним погибли все домашние, включая гостившую у отца дочь Умеко и троих ее детей. Как утверждается, когда они уехали, случайно вспыхнул пожар и уничтожил все поместье. На первый взгляд все это кажется чрезвычайно маловероятным, а на второй – чрезвычайно удобным, если там и вправду произошла бойня.
– Иногда в жизни случаются и совпадения, – сказал Каваками.
– Да, господин.
– Это все?
– Нет, господин. Есть кое-что еще. Прибывший сегодня утром чужеземный корабль чем-то заинтересовал князя Гэндзи. Корабль называется «Вифлеемская звезда». Князь не упоминал, что за груз доставил этот корабль. – Хэйко не боялась сказать что-нибудь лишнее. К настоящему моменту шпионы Каваками наверняка уже доложили ему об этом корабле куда больше, чем она. – В час дракона он отправился в порт.
– Человеческий груз, – ответил Каваками. – Еще несколько христиан из секты Истинного слова. Возможно, это свидетельствует о том, что князь Гэндзи вовлечен в какой-то христианский заговор.
Хэйко весело рассмеялась:
– Чтобы такой человек, как он, участвовал хоть в каком-то заговоре? Гэндзи интересуют лишь женщины, вино и музыка! Если заговор и существовал, его, несомненно, устроил покойный князь Киёри. Все закончилось вместе с его смертью.
– Но ведь Гэндзи увлекается еще и охотой, не так ли? Это – часть наших воинских традиций.
И снова Хэйко хихикнула:
– Ваших традиций, господин Каваками, – возможно. Вы ведь истинный самурай. А князь Гэндзи всегда возвращается с охоты с пустыми руками.
– Не следует чересчур полагаться на внешние признаки, – назидательно заметил Каваками. – Это может быть представлением, специально устроенным для нас.
Хэйко поклонилась с сокрушенным видом.
– Да, господин.
Она сомневалась, что Каваками сам верит в то, что говорит. Скорее уж он считает, что клан Окумити, как и клан сёгунов Токугава, находится в последней стадии упадка. Дед князя Гэндзи, Киёри, был последним, кто походил на великих князей древности. Его сын, Ёримаса, пристрастился к опиуму и умер молодым. Гэндзи, в общем и целом, выглядел именно так, как описывала Хэйко. А Сигеру, единственный из ныне живущих Окумити, кого действительно стоило считать опасным, сошел с ума. Возможно, этого хватит, чтобы уберечь Гэндзи. Если он ни для кого не представляет опасности, то и убивать его незачем.
Девушка остановилась, не (дойдя до купальни нескольких шагов. По коже у нее побежали мурашки – но не от холода. Над высокой прямоугольной бадьей с горячей водой поднимался пар. В кустах зачирикала какая-то птица. Все как всегда. Что же заставило ее насторожиться? Случайно или инстинктивно, но на ум ей пришло одно вполне определенное имя.
– Кумэ, если ты выйдешь сам, я не стану тебя убивать, – сказала Хэйко. – Во всяком случае, сегодня.
Купальню заполнил громогласный хохот. Кумэ ступил на порог и поклонился.
– Не гляди на меня так сердито, Хэй-тян, – сказал он, назвав девушку дружеским уменьшительным именем. – Я просто проверял твою бдительность.
– И собирался затянуть проверку, пока я не разденусь?
– Ну как ты можешь так говорить! – возмутился Кумэ, напустив на себя обиженный вид. – Я ниндзя, а не какой-нибудь придурковатый любитель подглядывать!
Впрочем, он тут же расплылся в улыбке:
– Я бы, конечно, остался в укрытии и продолжил наблюдение. Но лишь в целях проверки.
Хэйко рассмеялась и, миновав Кумэ, вошла в купальню.
– Отвернись, пожалуйста.
Когда Кумэ подчинился, она сбросила халат и принялась мыться. Хэйко стояла рядом с бадьей, ковшиком зачерпывала воду и поливала себя. От горячей воды по телу девушки пробежала дрожь удовольствия.
– Две недели назад Каваками велел мне застрелить Гэндзи при первой же возможности, – сказал Кумэ, честно повернувшись к купающейся девушке спиной. – Сегодня утром это чуть не произошло.
Он различал по плеску, когда вода льется на Хэйко, а когда стекает на землю. Он даже мог сказать, на какую именно часть тела сейчас льется вода. Теперь же, по внезапной паузе, Кумэ понял, что его слова вызвали у Хэйко беспокойство.
– Как странно, – заметила Хэйко. Голос ее звучал непринужденно, как и всегда. Да и перерыв в мытье длился какое-нибудь мгновение. – Он дал мне понять, что это задание будет моим, от начала и до конца.
– Каваками так хитер, что открывает каждому лишь малую часть правды, – отозвался Кумэ. – Возможно, он так хитер, что и сам заранее не знает, что будет делать дальше. При сегодняшней нашей встрече он велел мне больше не предпринимать подобных попыток. Думаю, он сам еще не решил, желает ли он смерти Гэндзи.
– И все это лишь еще сильнее запутывает положение, – сказала Хэйко.
Кумэ услышал в голосе девушки облегчение. И окончательно убедился в подозрениях, которые уже давно снедали его. Играя роль любовницы Гэндзи, Хэйко несколько перестаралась.
– Надеюсь, ты не станешь дурачить себя так же как твоя мишень.
– О чем ты?
– Он не безразличен тебе, – сказал Кумэ.
– Конечно! – согласилась Хэйко. – Иначе он сразу бы догадался, что дело нечисто. С человеком, столь тонко чувствующим, притворство невозможно, особенно при интимных отношениях.
– Но ты готова убить его, если понадобится?
– Лишь дураки действуют, руководствуясь любовью, – ответила Хэйко. – Ты вырастил не дурочку.
– Надеюсь, – сказал Кумэ, прислушиваясь к негромким звукам, доносящимся из купальни. Хэйко намыливалась. – В любом случае, я полагаю, что у Каваками изначально имелся еще какой-то совершенно иной план и теперь он перешел к нему, вместо того, который требовал немедленной смерти Гэндзи.
– Вправду? И что же это за план?
– Пока не знаю, – признался Кумэ. – Он должен быть как-то связан с тобой. Тебе ничего не известно?
– Нет. – Хэйко смыла с себя мыло и забралась в бадью. Вода была очень горячей. Девушка медленно опустилась в воду и уселась. Теперь из бадьи выглядывала лишь ее голова. – Можешь повернуться.
Кумэ повернулся. Сейчас, когда на лице Хэйко не осталось косметики, а влажные длинные волосы свободно падали на плечи, она вновь сделалась похожа на ту маленькую девочку, которую он знал когда-то. Как непредсказуема судьба! Как она любит трагедии!
– Возможно, – заметила Хэйко, – Каваками изменил свой план из-за известия о смерти дедушки Гэндзи и исчезновении его дяди.
– Возможно, – согласился Кумэ. – Если доклады соответствуют истине, клан Окумити стоит на грани бедствия. Превосходный момент для жестоких планов нашего нынешнего нанимателя. Кстати, о нашем нанимателе. Не относись к нему легкомысленно. Он тебе не доверяет.
– Он никому не доверяет. Таков смысл его жизни. Недоверие.
– Он велел мне следить за тобой. Думаю, это означает, что он не доверяет тебе больше обычного. Будь осторожна, Хэй-тян.
– И что, кто-то следит за тобой, чтобы удостовериться в том, что ты следишь за мной?
Кумэ рассмеялся:
– Недоверие ему внушаешь ты, а не я.
– Почему ты так уверен? Каваками не имеет обыкновения сообщать о своих подозрениях тому, кого он подозревает. – Хэйко вылила ковш воды на голову. – Ты проверял по дороге, не идет ли кто-нибудь за тобой?
Кумэ вскочил на ноги.
– Проклятье! Ты права. Мне следовало бы вести себя поосторожнее. Пожалуй, я лучше пойду. Береги себя, Хэй-тян.
– И ты тоже, дядя Кумэ.
Всю дорогу до Эдо Кумэ глодала тоска о прошлом. Как быстро летит время! Маленькая девочка, пятнадцать лет тому назад отданная на его попечение, превратилась ныне в женщину почти нестерпимой красоты. Она называет его «дядя Кумэ». Ей следует узнать правду. Она уже достаточно взрослая. Да, этим он нарушит все приказы. Ну и пусть они провалятся в преисподнюю, эти приказы! «Лишь дураки действуют, руководствуясь любовью», – сказала она. «Значит, она назвала меня дураком», – подумал Кумэ. За пятнадцать лет обучения он полюбил Хэйко, как родную дочь, которой у него никогда не было. И не сомневался, что победит, если любовь и долг вступят в противоречие.
Да, она должна знать правду. В следующий раз, когда они останутся наедине, он все ей расскажет. Ей будет нелегко, очень нелегко. В лучшем мире она никогда бы ничего не узнала. В наилучшем из миров все это просто не имело бы значения. Но сей мир таков, каков он есть, и уж конечно его никак нельзя назвать наилучшим из существующих. Наилучший – Сухавати, Чистая земля будды Амида. Настанет день, и все они будут жить там.
Но пока что этот день очень далек.
* * *
После ухода Кумэ Хэйко еще несколько минут нежилась в бадье. До чего же непрочна человеческая жизнь, думала девушка, и до чего же непредсказуема! Мы льстим себе, воображаем себя актерами на сцене, гениями, пишущими собственную пьесу, изменяющими по своему капризу главные сюжетные линии и мельчайшие оттенки смысла… Наверное, точно так же думают и деревянные куклы бунраку. Они не замечают кукловодов, направляющих каждое их движение.Над водой поднимался пар, но Хэйко терзал пронизывающий холод. Гэндзи мог умереть сегодня, а она ничего бы не знала до тех пор, пока не стало бы слишком поздно.
После купания Хэйко завязала волосы в хвост. Она облачилась в крестьянскую одежду и тщательно закуталась, чтобы не рисковать: вдруг даже нежаркое зимнее солнце нанесет ущерб ее красоте? Потом вышла в садик и принялась рыхлить землю на грядке с зимними дынями. Когда Хэйко возилась в своем саду, то не думала ни о чем, кроме этой нехитрой работы. Ни об убийствах, ни о предательстве, ни о любви.
Солнце уже миновало зенит и начало клониться к горизонту, когда Хэйко увидела, что с юга приближаются четверо всадников.
* * *
Гэндзи, не сходя с коня, обратился к девушке:– Почтенная крестьянка, мне сказали, что где-то здесь проживает прославленная в Эдо красавица. Не укажешь ли ты мне путь к ее обиталищу?
– Эдо отсюда далеко, – откликнулась Хэйко, – красота мимолетна, а всякое жилище непрочно. Не угодно ли вам будет лучше испробовать моего горячего супа, чтобы спастись от зимнего холода? – Взмахом руки она указала на сад. – Я приготовила его из этих вот зимних дынь.
Хэйко никогда бы не оделась столь неизящно, если б ей хоть на миг пришло в голову, что Гэндзи может появиться здесь. Но ведь сегодня утром его внимание было всецело приковано к чужеземцам. Гэндзи даже специально отправился в порт, чтобы встретить их. Все указывало на то, что нынешний день он проведет в городе. Однако же не прошло и полдня, как он, судя по нынешнему его виду, отправился на охоту, напрочь позабыв о чужеземцах. Хэйко была охвачена смятением – и вместе с тем радостью. Гэндзи жив, и она тоже, и они снова вместе. После того, что рассказал ей Кумэ, Хэйко с особенной остротой ощущала, насколько же драгоценны подобные мгновения.
– Твое умение обращаться с землей воистину удивительно, – сказал Гэндзи. – Несомненно, в более гармоничном мире, чем наш, женщина, владеющая таким искусством, будет цениться куда выше, чем женщина, сведущая лишь в постельных утехах.
– Вы слишком добры ко мне, господин. – Хэйко низко поклонилась, чтоб скрыть выступивший на щеках румянец. – Но я не стану более вас задерживать. Ведь вам, конечно же, не терпится поскорее встретиться с вашей прославленной госпожой.
– Суп из зимних дынь или легендарная красавица, – промолвил Гэндзи. – Воистину, нелегкий выбор.
Смущение Хэйко забавляло его. Гейша всегда так уверена в себе! Теперь же на ней не было роскошных нарядов – лишь скромная одежда да тяпка в руках. Ни дать ни взять простая крестьянка! Это ведь в первый раз он застал ее врасплох? Да, действительно, в первый. И потому Гэндзи намеревался по возможности продлить развлечение.
– Мудрый человек всегда выбирает суп, – сказала Хэйко, – особенно в такой холодный день.
Самодовольный вид Гэндзи раздражал ее. Но если показать это, он будет веселиться еще больше. Нет уж, не дождется!
– Почему же? Истинная мудрость должна вести к красоте, разве не так? Что лучше согреет душу и тело?
Да, правда, он застал ее в простонародной одежде и с ненакрашенным лицом. Но восторжествовал ли он? Блестящие волосы струились по спине девушки, словно у какой-нибудь принцессы эпохи Хэйан. А отсутствие пудры, румян и прочих ухищрений нисколько не умаляло ее красоты. Напротив, природный цвет и очертания лица, обычно скрытые косметикой, оказались столь прекрасны, что Гэндзи был потрясен.
– Осмелюсь предположить, что кто-то ввел господина в заблуждение, – сказала Хэйко. – Красота может быть холоднее, чем зимний день. Согревает не красота, а любовь.
– Хорошо сказано, почтенная крестьянка. – Гэндзи успокоил коня, начавшего горячиться от долгого стояния на месте. – От куртизанок Эдо я никогда не слышал столь мудрых слов. Ни от кого из них – кроме одной-единственной.
– Господин слишком добр.
Хэйко улыбнулась Гэндзи. Этим простеньким комплиментом он спас ее достоинство.
– Это ты слишком добра, – улыбнулся в ответ Гэндзи, – и слишком прекрасна, чтоб, ы скрываться в этой роще. Скоро сюда прибудет всадник и приведет двух лошадей, одну для тебя, а вторую – для твоей служанки. Я прошу тебя отправиться с ним в Эдо. Там ты найдешь лучшее применение своим талантам.
– Разве могу я отказаться от столь великодушного предложения? – откликнулась Хэйко.
– Посмотрим, долго ли ты будешь считать меня великодушным. Среди прочих твоих умений, в которых мы нуждаемся, числится и английский язык.
О нет! Теперь Хэйко поняла все. Некое чрезвычайное происшествие заставило Гэндзи покинуть своих чужеземных гостей. И он решил на время отсутствия приставить к ним Хэйко – в качестве переводчицы и спутницы.
– До встречи, Хэйко. – Он натянул поводья и развернул коня в сторону Нового моста. – Я вернусь через неделю.
– Погодите! Князь Гэндзи! – Хэйко невольно рванулась к нему. – Я знаю по-английски всего несколько слов и никогда ни с кем не разговаривала, кроме вас! Как же вы можете оставить меня одну с чужеземцами?
– Ты слишком скромна, – улыбнулся Гэндзи. – Я совершенно уверен, что твои способности куда больше, чем ты показываешь. Теперь тебе представляется случай доказать, что я прав.
– Князь Гэндзи!
Но Гэндзи лишь поклонился и с места послал коня в галоп, а трое спутников помчались за ним следом.
К тому времени, как появился Сэйки с двумя лошадьми в поводу, Сатико уже помогла Хэйко принять подобающий вид. За всю дорогу угрюмый старый самурай не произнес ни слова. Это было лишь к лучшему. Хэйко находилась в слишком скверном расположении духа, чтобы поддерживать непринужденную беседу.
* * *
В ту ночь Гэндзи со своими людьми заночевал в каком-то крестьянском домишке, стоявшем на северной окраине равнины Канто. На следующий день им предстояло вступить на территорию Ёсино, принадлежащую князю Гэйхо, одному из заклятых врагов Гэндзи.Сами они никогда не ссорились. Гэндзи вообще сомневался, что узнал бы Гэйхо при личной встрече. Невзирая на все старания, он так и не смог представить его достаточно отчетливо. Полный весельчак лет шестидесяти от роду. Или семидесяти. Какой у него нос, заостренный или приплюснутый? А волосы – темные или седые? Темные, подумал Гэндзи, но от краски. Это говорило о некотором тщеславии. Значит, Гэйхо не только толстый и веселый, но еще и тщеславный. Когда же они виделись в последний раз? Почти три года назад, по случаю вступления Токугава Иэмоти в должность сёгуна. Они сидели по разные стороны зала, потому Гэндзи лишь мельком разглядел Гэйхо. По правде говоря, он вообще не был уверен, что Гэйхо – именно тот, о ком он думает. И однако же этот незнакомец непременно постарается убить Гэндзи, если только ему удастся заполучить хоть малейший предлог.
Их семьи не ссорились – ни разу при их жизни, равно как и при жизни их отцов, дедов и даже прадедов. Никто не обменивался оскорблениями, никто не страдал от запутанной любовной истории, никто не сражался из-за владений, влияния или чести. Проблема была проста – одна на все кланы, правящие двумястами шестьюдесятью провинциями страны. И именовалась эта проблема – Сэкигахара.
Так называлась маленькая деревушка на западе Японии, совершенно ничем не примечательная. Но событие, произошедшее рядом с ней в четырнадцатый год правления императора Гоёдзэя, до сих пор продолжало влиять на жизни множества людей. Однажды утром на исходе осени, когда на землю лег иней и сгустился туман, в долине рядом с этой деревушкой сошлись в схватке двести тысяч самураев, разделенных на две армии. Одну вел Токугава Иэясу, князь Канто. Вторая выступала под знаменами Исида Мицунари, правителя западной Японии.
Предок Гэндзи, Нагамаса, был на стороне Исида. За месяц до сражения ему было открыто во сне, что клан Токугава лишится всех своих прав и привилегий, включая княжеский титул. К концу того осеннего дня Нагамаса и еще восемьдесят тысяч самураев погибли, а Иэясу восторжествовал. Вскоре он сделался сёгуном, и этот титул сохранялся за его семейством по нынешний день. Гэндзи ничуть не сомневался в правдивости сна, приснившегося его предку. Просто Нагамаса неправильно рассчитал время.
Хотя Нагамасу погиб и клан Окумити оказался в числе побежденных, он не был вырезан до последнего человека. Довольно много противников Токугавы сумели избежать поголовного уничтожения. И вот уже двести шестьдесят один год они терпели и лелеяли планы мести. А сторонники Токугава – в том числе и предки Гэйхо – все это время размышляли, как бы все-таки истребить их. Вот чем занимались японцы, пока чужеземцы создавали науку и завоевывали мир. Теперь может случиться так, что, пока японцы будут раз за разом переигрывать одно и то же древнее сражение, чужеземцы завоюют Японию.
– Господин… – Крестьянин вполз в комнату на коленях, пробороздив пол лбом, будто плугом. – Ваша уважаемая ванна готова.
Бедолага дрожал от страха.
Гэндзи хотелось приказать ему выпрямиться. В конце концов, это его дом, а Гэндзи – всего лишь непрошеный гость. Но он, конечно же, не мог сказать этого. Его, как и этого крестьянина, чей дом они выбрали для ночевки, по рукам и ногам связывал древний этикет.
– Спасибо, – сказал Гэндзи.
Крестьянин, так и не разогнувшись, проворно отполз в сторону, чтобы благородный господин мог пройти, не переступая через его ничтожное тело. В истерзанном страхом сердце хозяина дома теснились сейчас две надежды. Во-первых, он надеялся, что господин не сочтет убогую бадью слишком оскорбительной для своей персоны. За то время, что господин находился здесь, жена и дочь хозяина дома стерли руки в кровь, отмывая бадью дочиста. Крестьянин безмолвно воззвал к будде Амида: пусть она окажется достаточно чистой! Во-вторых, он надеялся, что господин, привыкший к легендарным куртизанкам Эдо, не заинтересуется его дочерью. Ей исполнилось пятнадцать – первый расцвет женственности, – и в деревне ее считали красавицей. Но сейчас отец предпочел бы, чтобы она была такой же уродиной, как дочка Муко. Он снова вознес молитву будде Амида, умоляя Сострадательного о защите и милосердии. Только бы пережить эту опасную ночь!
Тем временем младший сын крестьянина, не жалея сил, под присмотром Таро вычистил и накормил лошадей. Конечно, у них не нашлось подходящего корма для столь породистых животных, потому мальчик сбегал в деревню и выпросил у старосты сена. Он вернулся с пятидесятифунтовым тюком на плечах. Жаль, что старшего брата, Синити, нет дома – он бы помог. Но Синити месяцем раньше забрали в армию князя Гэйхо. Кто знает, где он сейчас и когда вернется домой… Война приближается. Все так говорят. Война с чужеземцами. Война между сторонниками сёгуна и его противниками. Две войны сразу: внутренняя и против внешних врагов. Умрет множество людей – тысячи, десятки тысяч, может, даже миллионы. Возможно, Синити безопаснее будет в армии, чем здесь, на крестьянском подворье. Тут из дома вышел Гэндзи. Мальчик рухнул на землю и уткнулся лицом в грязь.