Мацуока Такаси. Стрелы на ветру

   Эмилия извлекла из-под блузы тонкую серебряную цепочку. На цепочке висел медальон с изображением креста и цветка.
   – Вот это?
   – Да, – сказал Гэндзи. – А что это за цветок?
   – Это так называемая геральдическая лилия – эмблема французских королей. Семейство моей матери происходило из Франции. Эта лилия – память о Франции.
   Девушка нажала на какую-то пружинку, и медальон отворился. В нем обнаружился миниатюрный портрет молодой женщины, очень похожей на саму Эмилию.
   – Это мать моей матери. Здесь ей семнадцать лет.
   – Столько же, сколько вскорости исполнится вам.
   – Верно. А откуда вы знаете?
   – Вы сами мне об этом сказали, когда делали снежного ангела.
   – Ах да! – При этом воспоминании Эмилия улыбнулась. – Вам не очень-то понравился мой ангел.
   – Виной тому скорее мое восприятие, чем ваше искусство.
   Эмилия откинулась на спинку стула и облегченно вздохнула.
   – Что ж, все не так уж страшно. Я ожидала… Даже не знаю, чего я ожидала. Но мне казалось, что вопросы будут гораздо хуже.
   Гэндзи понял, что не может больше тянуть.
   – Я еще не закончил, – сказал он.
   – Пожалуйста, спрашивайте. Я готова ответить.
   На взгляд Гэндзи, Эмилия была готова точно так же, как и он сам. То есть никак. Но деваться некуда.
   – Мои воспоминания о том, что произошло после того, как меня ранили, туманны и расплывчаты. Я помню, что лежал рядом с вами. И мы были обнажены. Это было?
   – Было.
   – Делали ли мы что-либо еще?
   – Что вы имеете в виду?
   – Мы занимались любовью?
   Потрясенная Эмилия отвернулась и покраснела еще сильнее, хотя мгновение назад казалось, что сильнее уже некуда.
   – Это очень важно для меня, – добавил Гэндзи.
   Но Эмилия так и не смогла ни взглянуть на него, ни сказать хоть слово.
   Секунды складывались в минуты, а молчание все длилось, и в конце концов Гэндзи встал со стула.
   – Я забуду об этом разговоре и никогда больше к нему не вернусь.
   Он отворил дверь и шагнул за порог. Гэндзи уже закрывал дверь, когда Эмилия заговорила.
   – Мы делились друг с другом теплом, чтобы спастись, – сказала она. – И все. Мы не… – Ей было мучительно больно изъясняться так прямолинейно, но Эмилия все-таки договорила: – Мы не занимались любовью.
   Гэндзи низко поклонился:
   – Я глубоко признателен вам за вашу откровенность. И он ушел. Но, вопреки чаяньям, так и не обрел покоя.
   Эмилия не беременна. И госпожу Сидзукэ он еще не встретил. Это хорошо. Но надежда Гэндзи стремительно таяла. Другая возможность, о которой упомянула Хэйко, – что он влюбится в Эмилию, – больше не казалась ему столь немыслимой. Произошло нечто воистину неожиданное за время этой беседы – пока он говорил об их пребывании в снежном укрытии и вспоминал все, что тогда видел и переживал, наблюдая за тем, как на ее лице отражаются невинные чувства.
   Гэндзи поймал себя на том, что волнуется.

* * *

   – Я по-прежнему уверен, что князь Гэндзи и господин Сигеру влекут наш клан к гибели, – сказал Сохаку. – А потому не раскаиваюсь в принятом решении.
   Он привел в монастырь Мусиндо семьдесят девять самураев. Сейчас в зале для медитаций их сидело шестьдесят. Остальные поспешили незаметно скрыться. Сохаку не сомневался, что вскорости их примеру последуют и другие. Обстоятельства складывались не в его пользу.
   Ему не удалось убить последних двух наследников клана Окумити.
   Голова Кудо уже гнила на копье перед воротами «Воробьиной тучи». А после того, как сёгун временно отменил действие Закона о смене места пребывания, вместо Гэндзи преступником оказался сам Сохаку.
   Каваками утверждал, что они еще могут осуществить свои планы. Конечно, ему легко так говорить. Он – начальник тайной полиции и князь Хино. Ему есть куда отступать, и он это знает. А Сохаку отступать некуда. Ему не оставалось ничего, кроме последнего смелого удара. И неважно, что это ничего не изменит. Неважно, победит он или потерпит поражение. Важно лишь, как он умрет, каким его запомнят родственники и враги. Когда-то он командовал лучшей во всей Японии кавалерией. И теперь он предпочел ритуальному самоубийству отважное нападение.
   Согласно донесениям разведчиков, Гэндзи покинул Акаоку и направился в Эдо. И его сопровождают всего тридцать самураев. У Сохаку вдвое больше воинов. Но неизвестно, как долго еще будет сохраняться такое соотношение сил. Возможно, к тому времени, как он покинет монастырь, их останется не более десятка.
   – Завтра утром я встречусь с князем Гэндзи в бою, – сказал Сохаку. – Я освобождаю вас от клятвы, которую вы мне давали. И настаиваю, чтобы вы попытались примириться с Гэндзи или нашли себе другого господина.
   – Пустая болтовня! – выкрикнул самурай, сидящий в четвертом ряду. – Мы все равно теперь связаны с вами. Мы не сможем примириться с Гэндзи. И какой господин примет на службу предателей вроде нас?
   – Замолчи! – одернул его другой. – Ты знал, на что идешь. Прими теперь свою судьбу, как подобает мужчине.
   – Сам прими! – выкрикнул первый.
   Сверкнул меч, и тот, кто пытался пристыдить разъяренного самурая, рухнул, обливаясь кровью. А сам он рванулся вперед, к Сохаку.
   Сохаку не притронулся к мечу. Он даже не шевельнулся.
   Нападающий уже почти добрался до него, когда еще один самурай зарубил его со спины.
   – Простите его, преподобный настоятель. Его семье не удалось вовремя бежать из Акаоки.
   – Здесь нечего прощать, – сказал Сохаку. – Каждый должен принимать решение самостоятельно. Я оставлю оружие здесь и на час удалюсь в хижину для медитаций. А затем вернусь. Если кто-то из вас хочет идти вместе со мной в бой, дождитесь меня.
   Никто так и не воспользовался приглашением прийти и убить его. Когда час спустя Сохаку вернулся в главный зал, оказалось, что оба трупа уже исчезли. Все прочие остались на своих местах. Итак, у него пятьдесят восемь человек – против тридцати у Гэндзи.
   Сохаку низко поклонился своим верным вассалам:
   – У меня нет слов, чтобы должным образом выразить вам мою благодарность.
   Обреченные храбрецы поклонились в ответ.
   – Это нам следует благодарить вас, – сказал самурай, сидевший в первом ряду. – Мы не могли бы избрать себе господина лучше вас.

* * *

   – Преподобный настоятель не желает координировать действия, – сказал гонец. – Он намерен на рассвете выступить из монастыря.
   Каваками все понял. Итак, Сохаку догадался, что его ждет смерть – вне зависимости от того, что случится с Гэндзи, – и решил умереть с мечом в руках. Он не беспокоился больше, чем закончится вся их затея. Теперь это не имело для него никакого значения.
   – Поблагодарите от моего имени преподобного настоятеля за то, что он известил меня о своих намерениях. И скажите, что я буду молиться за его успех.
   – Господин…
   Каваками привел к деревне Яманака шесть сотен человек. Из них лишь сотня мечников. Они нужны, чтобы защищать стрелков, если кто-нибудь вдруг попытается навязать им ближний бой. Впрочем, Каваками не думал, что до этого дойдет. У Сохаку вдвое больше воинов, чем у Гэндзи, если, конечно, его люди не разбежались (а в этом Каваками сомневался), но Сохаку будет разбит. Он будет разбит потому, что желает сейчас не победить, а лишь продемонстрировать свое мужество. Сохаку – старый кавалерист. Скорее всего, он встретит Гэндзи в ущелье Миё. Там очень удобно идти в атаку вниз по склону. Попытайся Сохаку атаковать так отряд Каваками – и всех его людей перестреляли бы прежде, чем они успели бы нанести хоть один удар. Но у Окумити мало стрелков. Они, как и сам Сохаку, – устаревшие осколки минувшей эпохи. Они бросятся друг на дружку и примутся крошить друг друга катана, вакидзаси, юми, яри, нагината, танто – оружием своих далеких предков, выказывая бешеную доблесть.
   Все они обречены. Сохаку умрет в ущелье Миё. Гэндзи и Сигеру умрут у монастыря Мусиндо – они непременно явятся туда, разбив Сохаку. Каваками, конечно же, подождет, пока они с ним расправятся. А потом отвезет головы последних князей Окумити в княжество Хино, к гробнице своих предков.
   И через двести шестьдесят лет сражение при Сэкигахаре наконец-то завершится.

* * *

   Гэндзи подолгу сидел с Сигеру и слушал рассказы о его видениях. Дядя вел речь о столь странных явлениях, что становилось ясно: все они могут произойти лишь в отдаленном будущем. Приспособления, позволяющие разговаривать через огромные расстояния. Летающие суда. Воздух, которым нельзя дышать. Вода, которую нельзя пить. Изобильное Внутреннее море, заполненное умирающей рыбой; его берега, населенные калеками. Население, столь многочисленное, что на многие мили дороги забиты стоящими вплотную повозками и люди не видят в этом ничего особенного. Чужеземцы, во множестве шныряющие повсюду, а не только в отведенных им районах в Эдо и Нагасаки. Войны, столь жестокие и столь грандиозные, что целые города исчезают в пламени за одну-единственную ночь.
   Гэндзи решил, что нужно занести рассказы Сигеру в семейные хроники и сохранить для потомков. Пока от них никакой пользы. Он надеялся было, что видения Сигеру помогут ему разобраться с собственными, но теперь эта надежда растаяла. Осталась лишь одна – весьма неприятная – подробность.
   В видении о собственной смерти Гэндзи заметил кое-что из того, о чем упоминал и Сигеру. Они оба не видели людей в кимоно, с мечами и характерными хвостами на макушке. Самураи перестали существовать. Это казалось немыслимым, но это должно будет произойти еще при жизни Гэндзи.
   Гэндзи посмотрел на своих воинов. Неужто такое возможно? Неужто всего лишь несколько лет – и они исчезнут, смытые волной чужеземного завоевания, как полагает Сигеру?
   Хидё и Таро ехали бок о бок.
   – Мой господин, мы приближаемся к ущелью Миё, – сказал Хидё.
   – Ты вправду уверен, что нас там подстерегает опасность?
   – Да, господин, – ответил вместо Хидё Таро. – Я пять лет служил под началом настоятеля Сохаку. Это ущелье идеально соответствует его привычкам. Там его люди могут броситься на нас с обоих склонов.
   – Отлично, – отозвался Гэндзи. – Велите Хэйко и Ханако перебраться назад, к Эмилии и Мэтью.
   – Слушаюсь, господин, – поклонился Хидё. – Сколько человек дать им для охраны?
   – Ни одного. Даже если Сохаку и вправду нас подкарауливает, ему не будет дела до женщин и чужеземцев. Ему нужны лишь я и мой дядя.
   – Господин.
   Гэндзи повернулся к Сэйки:
   – Ты желаешь что-нибудь добавить?
   – Ваши указания совершенно верны, мой господин, и исчерпывающи. Мне нечего к ним добавить.
   Душа Сэйки была исполнена покоя. Чему суждено, то произойдет. Он не ведал, останется он в живых или умрет. Но знал, что будет действовать, как надлежит верному вассалу. И этого достаточно.
   Хэйко отнюдь не обрадовалась, услышав распоряжения князя. Однако же она подчинилась. Она уже дала обещание – именно на этом условии Гэндзи простил ее.
   «До тех пор, пока я не скажу обратного, ты – просто гейша. Ты не станешь использовать прочие свои умения против Сохаку или Каваками. Согласна?»
   «Я могу согласиться не применять их против Сохаку, но не против Въедливого Глаза. Его следует уничтожить при первом удобном случае».
   «Я не спрашиваю твоего мнения. Ты либо соглашаешься, либо не соглашаешься». На лице Гэндзи не было ни тени улыбки.
   «Да, мой господин. Я согласна».
   И потому она была одета в изысканное, пышное дорожное кимоно – очень красивое и совершенно непригодное для боя. Она сидела на такой же смирной кобылке, как и та, которую дали Эмилии, и у нее не было при себе никакого оружия – не считая собственных рук.
   – Госпожа Хэйко, – позвала ее Ханако.
   – Да?
   – Если вдруг вам понадобится, у меня в правой седельной сумке метательные ножи, а в левой – короткий меч.
   – Князь Гэндзи запретил мне брать оружие.
   – Так вы его и не брали, моя госпожа. Его взяла я.
   Хэйко с благодарностью поклонилась:
   – Будем надеяться, что оно нам не понадобится.
   – А что, если того человека, которого вы ищете, в монастыре нет? – поинтересовалась Эмилия у Старка.
   – Тогда я продолжу поиски.
   – А если он умер во время эпидемии?
   – Не умер.
   Воспользовавшись помощью Хэйко, Старк расспросил Таро о чужеземце, ставшем монахом в Мусиндо. Японцы называли его Дзимбо, сокращая так его имя – Джим Боханнон (для японцев – «Дзим»). Поскольку по-японски монах – «бодзу», выходил забавный каламбур. Но как бы себя ни называл этот человек, он, судя по описанию, выглядел в точности как Итан Круз.
   «Что такое каламбур?» – спросил Старк.
   «Игра слов, – объяснила Хэйко. – Когда одни и те же звуки имеют несколько значений».
   «А, ясно».
   Хэйко и Старк переглянулись и рассмеялись.
   «Пожалуй, так вы раньше выучите меня английскому, чем японскому», – сказал Старк.
   – Не знаю, чем он оскорбил вас, – сказала Эмилия, – но месть – горький плод. «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный».
   – Аминь, – отозвался Старк.

* * *

   – Сигеру среди них нет, – доложил разведчик.
   – Естественно, – отозвался Сохаку. – Он сейчас описывает круг, чтобы устроить нам засаду на том месте, где, по его представлениям, хотим устроим засаду мы.
   Он рассмеялся, и заместитель подхватил этот смех. Как и у всех мертвецов, у них слегка шла кругом голова, оттого что они до сих пор пребывают на земле. Они ничего не боялись. Один из самураев извлек мушкет из чехла, посмотрел на него так, словно видел впервые в жизни, и бросил на землю. Вскоре его примеру последовали все.
   Сохаку обернулся к кавалеристам, выстроившимся у него за спиной в пять шеренг.
   – Вы готовы?
   Какой-то самурай привстал на стременах, вскинул копье и закричал во весь голос:
   – Десять тысяч лет!
   Остальные подхватили клич. Всего мгновение назад эти воины смеялись – и вот теперь они со слезами на глазах выкрикивали хором:
   – Десять тысяч лет!
   – Десять тысяч лет!
   – Десять тысяч лет!
   Сохаку выхватил меч и пришпорил коня.

* * *

   Эмилия услышала внезапно раздавшиеся впереди громкие крики:
   – Банзай! Банзай! Банзай!
   – Кто-то явился, чтоб поприветствовать князя Гэндзи? – спросила она.
   – Да, – кивнула Хэйко.
   – А что означает «банзай»?
   – На древнем наречии это означает «десять тысяч лет». Но истинное значение объяснить трудно. Думаю, можно назвать его выражением глубочайшей искренности и решимости. Говорящий выражает свое намерение отдать вечность за один этот миг.
   – А, так значит, это союзники князя Гэндзи, – сказала Эмилия.
   – Нет, – отозвалась Хэйко. – Это его смертельные враги. Старк выхватил пистолеты, ударил коня пятками в бока и поскакал к Гэндзи.

* * *

   Когда люди Сохаку вошли в ущелье, их встретила не ответная кавалерийская атака, как они ожидали, а залп из мушкетов – стрелки укрылись в рощице. Четверть отряда погибла сразу же. Многие лошади были ранены. Но остальные воины, следуя за командиром, развернули коней и поскакали к роще. Еще два залпа проредили их ряды. И лишь после этого люди Гэндзи вновь превратились в кавалеристов и тоже бросились в атаку.
   Сохаку двинулся к Гэндзи. Первых двух воинов, встретившихся ему на пути, он зарубил. Третьим оказался самурай по имени Масахиро. Некогда Сохаку сам учил его, и выучил хорошо. Масахиро отразил нацеленный в него удар и бросил своего коня на Сохаку. Колено Сохаку хрустнуло. Теперь, когда Сохаку мог опираться лишь на одну ногу, ему трудно было встать на стременах, и это помешало ему нанести Масахиро смертельный удар. Это промедление спасло ему жизнь.
   Старк подскакал к Гэндзи – в каждой руке у него было по револьверу – и принялся стрелять. Он выстрелил одиннадцать раз, и девять воинов Сохаку упали мертвыми. А отчаянные усилия Масахиро помешали Сохаку подъехать ближе. И лишь поэтому двенадцатая пуля не попала ему в сердце. Сохаку увидел, как Старк прицелился в него и как над дулом поднялась струйка дыма. Но грохота он почему-то не услышал. Что-то с силой ударило его в левую сторону груди. Тело сделалось невесомым, и Сохаку почудилось, что он сейчас поднимется с седла и уплывет в небо. Он прижался к шее коня, изо всех сил стараясь не потерять сознание и все-таки удержаться в седле.
   – Преподобный настоятель!
   Кто-то ухватил поводья. Сохаку уже не смог разглядеть, кто же это был.
   – Держитесь!
   И его конь попрел галопом. Какой позор! Он умирает от пули, так и не скрестив клинки с князем Окумити!

* * *

   Услышав клич людей Сохаку, Сигеру понял, что ошибся. Они не стали устраивать засаду. Он выехал на гребень холма в тот самый миг, когда противники ринулись друг на друга. К тому моменту, как Сигеру подъехал к месту боя, все уже завершилось.
   – Мы потеряли всего шестерых, – сообщил Сэйки. – Сохаку выскочил прямо под наш огонь.
   – Это было повторением Нагасино, – сказал Гэндзи. – Он использовал тактику, которая вот уж триста лет как себя изжила.
   – Она вполне соответствовала его целям, – отозвался Сигеру.
   Он спешился и принялся осматривать убитых противников.
   – Его нет среди мертвых, – сказал Сэйки. – После того как мистер Старк попал в него, один из его людей увез Сохаку прочь.
   – И вы это допустили?
   – Я не стоял, сложа руки, – возмутился Сэйки. – Но мое внимание было приковано к более неотложным делам.
   Сигеру не потрудился ответить. Он снова вскочил на коня и поскакал в сторону монастыря Мусиндо.
   – Этот способ ведения боя очень эффективен, мой господин, – произнес Сэйки.
   – Что-то я не слышу в твоем голосе радости, – заметил Гэндзи.
   – Я уже стар, – отозвался Сэйки. – И привычки мои тоже стары. Когда исход сражения решают пули, меня это не радует.
   – Даже если ты оказываешься на стороне победителей? Наконец-то Сэйки улыбнулся:
   – Да, лучше оказаться на стороне победителей. Хотя бы этому я могу порадоваться.
   На то, чтобы добить раненых врагов, много времени не потребовалось. Из уважения к Эмилии Гэндзи запретил рубить противникам головы; более того, он распорядился спрятать тела, чтобы она могла проехать спокойно.
   Гэндзи думал, что Сигеру быстро отыщет Сохаку, а потом будет ждать его в монастыре Мусиндо. Похоже, Старк смертельно ранил бывшего командира кавалерии. Сохаку не мог уйти далеко. Но когда Гэндзи приблизился к монастырским стенам, то не увидел своего дяди. Очевидно, Сохаку прожил достаточно долго, чтобы погоня затянулась.
   – Мой господин, – сказал Сэйки, – пожалуйста, подождите здесь, пока мы не проверим, нет ли здесь ловушки.
   И они с Масахиро ускакали вперед.
   – Ваше искусство стрельбы произвело на меня глубочайшее впечатление, – сказал Гэндзи Старку. – Должно быть, мало кто в Америке сравнится с вами.
   Старк хотел что-то ответить, но ему помешал мощный взрыв.
   Зал для медитаций взлетел на воздух. Обломки расшвыряло в разные стороны, убив на месте несколько человек из отряда Гэндзи. Кусок тяжелой балки перебил лошади Гэндзи передние ноги, и животное вместе со всадником рухнуло на землю. И почти в тот же миг из леса ударили мушкеты.
   Хэйко сдернула Эмилию с седла и накрыла своим телом. Раз этой женщине суждено стать матерью наследника Гэндзи, нельзя допустить, чтобы она пострадала. Вокруг валялись мертвые и умирающие люди и лошади. Трупы защищали женщин от пуль. Хэйко не могла даже поднять голову, чтобы взглянуть, что случилось с Гэндзи и Старком. Она мысленно вознесла молитву будде Амида, прося будду укрыть их своим благосклонным сиянием.
   И словно бы в ответ на ее молитвы, из леса донеслось:
   – Прекратить огонь!
   Стрельба стихла. Другой голос выкрикнул:
   – Князь Гэндзи! Князь Каваками приглашает вас явиться и обсудить условия вашей сдачи!
   Хэйко увидела, как Таро и Хидё вытаскивают Гэндзи из-под убитой лошади. Он что-то сказал Хидё. Главный телохранитель рассмеялся и поклонился своему князю. А потом крикнул:
   – Князь Гэндзи приглашает князя Каваками явиться и обсудить условия вашей сдачи!
   При этих словах все оставшиеся в живых спутники Гэндзи прижались к земле, ожидая нового залпа. Но после нескольких мгновений тишины из леса донесся ответ:
   – Князь Гэндзи! Вы окружены! Нас здесь шестьсот человек! С вами женщины и чужеземцы. Князь Каваками обещает им безопасность, если вы встретитесь с ним.
   – Здесь какая-то хитрость, – сказал Хидё.
   – Может, и нет, – отозвался Гэндзи. – Он не нуждается в хитростях. Мы не можем бежать. Ему нужно лишь сжать кольцо стрелков, и после этого все мы умрем.
   – Мой господин, но ведь вы же не примете его приглашение, правда? – промолвил Хидё.
   – Приму. Очевидно, он желает сообщить мне нечто настолько скверное, что ради этого даже готов на время отложить удовольствие, которое ему доставит моя смерть.
   – Господин, – подал голос Таро, – если только вы окажетесь у него в руках, он вас уже не отпустит.
   – В самом деле? Ты это предвидишь?
   Все возражения мгновенно смолкли. Гэндзи и не сомневался, что упоминание о предвидении окажет свое обычное действие.

* * *

   Каваками хотелось затянуть удовольствие. Он указал на разнообразные кушанья и напитки, которые его адъютант расставил перед Гэндзи.
   – Не желаете ли чего-нибудь отведать, князь Гэндзи?
   – Благодарю за гостеприимство, князь Каваками, но я не голоден.
   Каваками поклонился, показывая, что не воспринял отказ гостя как оскорбление.
   – Должен признаться, – сказал Гэндзи, – что смысл этой встречи ускользает от меня. Наше положение безвыходно. Мои помощники полагают, что вы вознамерились схватить меня.
   – Я дал слово, что не стану этого желать, – отозвался Каваками, – и намерен сдержать его. Я хотел увидеть вас, пока вы еще живы, – а мы оба прекрасно понимаем, что жить вам осталось недолго, – и окончательно прояснить наши отношения.
   – Вы говорите так, словно мы – чужеземцы. Это они стремятся к завершенности и ясности, а потому и обретают их. Мы же отличаемся куда большей утонченностью. – Гэндзи улыбнулся. – Бесконечная неопределенность – вот суть нашего мышления. А потому мы никогда не проясним наши отношения до конца, вне зависимости от того, кто сегодня умрет, а кто останется жив.
   – Вы так говорите, словно это еще не ясно.
   Гэндзи поклонился:
   – Я стараюсь быть вежливым. Конечно же, это абсолютно ясно.
   Каваками, вопреки обыкновению, не стал злиться на возмутительные намеки Гэндзи или эту его постоянную улыбочку. Он улыбнулся в ответ и произнес самым дружелюбным образом:
   – Само собой, я не претендую на неизменность. Я не ребенок, не глупец и не чужеземец, чтобы верить в подобную нелепость. Я желаю прояснить лишь то, что требует ясности, и завершить лишь то, что необходимо завершить. Не стану скрывать: я делаю это главным образом ради удовольствия окончательно показать лживость ваших провидческих способностей.
   – К прискорбию своему должен заметить, что эти способности настолько неоднозначны, что и в этом отношении вашему предполагаемому триумфу не суждено осуществиться.
   – Пожалуйста, приберегите свое сострадание для тех, кто его заслуживает, – пока у вас еще осталась возможность его выказывать.
   Каваками, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Адъютант тут же поднес сосновый ящик, обернутый в белый шелк, и поставил между Гэндзи и Каваками.
   – Пожалуйста, примите от меня этот подарок.
   – Поскольку мне нечего подарить вам в ответ, я вынужден отклонить ваше любезное предложение.
   – Уже одно то, что вы его примете, станет для меня драгоценным подарком, – сказал Каваками.
   Гэндзи знал, что в этом ящике, – не благодаря видению, а благодаря выражению лица Каваками. Поклонившись скорее неизбежности, чем хозяину шатра, Гэндзи принял предложенный дар, развернул шелк и открыл ящик.

* * *

   Сигеру неспешно ехал в сторону монастыря Мусиндо. Тело его было расслаблено, а на лице читалась полнейшая безмятежность. Однако же он был начеку. Сигеру знал, что найдет Сохаку, и знал, что без труда убьет его. Вот Каваками – это уже серьезнее. Нападение Сохаку – атака кавалерии, не поддержанная пехотой, – явно не было частью замыслов Каваками. А это означало, что где-то впереди их поджидает еще одна ловушка, более хитрая и смертоносная. Въедливый Глаз никогда не станет атаковать в открытую, невзирая ни на какое превосходство в людях и вооружении. Он предпочтет действовать из засады. Скорее всего это будут снайперы, чтоб стрелять издалека, с безопасного расстояния.
   Он въехал в долину, над которой возвышался монастырь, нырнул в молодой лесок – и исчез.

* * *

   – Где он? – спросил первый снайпер.
   – Тише, ты! – прошипел второй. – У Сигеру слух, как у ведьмы!
   – Но куда же он делся?
   – Успокойтесь, – сказал третий снайпер. – Вспомните, какое вознаграждение мы получим за его голову.
   – О, вон что-то движется среди деревьев.
   – Где?
   – Да вон!
   – А, вижу! – взволнованно выдохнул первый снайпер.
   – Погодите. Это только его конь.
   – Что?
   Все три снайпера подались вперед.
   – Я не вижу никакого коня.
   – Да вон же он! Нет, это просто тень…
   – Пошел-ка я отсюда, – сказал первый снайпер. – Покойнику золото ни к чему.
   – Стой, глупец! Где бы он ни был, он слишком далеко, чтобы причинить нам хоть какой-то вред. Ему придется пересечь вон ту поляну. А там его легко подстрелить.
   – Раз это так легко, ты это и делай.
   И второй снайпер припустил следом за первым.
   – Дураки!
   Но все-таки и третий снайпер последовал примеру своих товарищей.