Страница:
Подойдя к телу, южанин наступил на горло своей жертве и с усилием потянул клинок на себя.
Поднял голову и оглядел глухие стены домов.
Разумеется, его настоящей добычи уже не было. Над одним из мусорных баков темнел провал окна.
Художник задумчиво улыбнулся.
Он и сам любил изящество простых решений.
Охота обещала быть поистине незабываемой.
Бросить себя вперед и вверх. Стена приближается медленно, есть время рассмотреть каждый потрескавшийся кирпич, выбрать точку удара. Кулак соприкасается с камнем, и каждая клеточка неживого тела чувствует структуру камня, ощущает, как он поддается и разлетается гулким крошевом.
В клубах черной пыли и кирпичной крошки Кинби приземляется на лестничной площадке. Перепрыгивая через три ступеньки, несется вниз. Взгляд фиксирует мельчайшие подробности – неровность ступеней, истлевшее тряпье, пустые ампулы «ангельских слезок», презервативы, засохшее дерьмо.
Наплывает заколоченная крест-накрест дверь. Удар ногой, тяжелая створка вылетает в переулок, поднимая клубы пыли, врезается в стену противоположного дома.
Внутри восторженно звенят кристаллы черного льда. Набирая скорость, вампир несется по переулку. Отталкивается, взбегает по стене дома, взлетает над парапетом крыши, мягко приземляется, перекатом уходит к противоположному краю, вскакивает и продолжает скользящий бег, перепархивая с крыши на крышу.
Черный лед торжествует. Взгляд обретает давно забытую безжалостную зоркость.
Кинби чувствует, как впереди начинает тихонько петь Дымка и что-то глубоко внутри просит ответить. Приходится дать песне черного льда заполнить себя до краев, тогда немыслимое «что-то» обиженно умолкает и уходит на глубину, о которой Кинби ничего не хочет знать.
Город становится картой, улицы светятся прозрачным голубым светом, теряясь в светло-серых завитках Дымки впереди.
Справа виднеется развалина, о которой говорил Сольменус. Вампир прыгает на крышу дома напротив. Тихо, так, что ни одна пылинка не шелохнулась, приземляется. Проходит по крыше, не оставляя следов, садится на корточки и долго смотрит в черные провалы окон.
Кинби прислушивается, но южанина ощутить не удается. На долю секунды смазанное ощущение проскальзывает на границе чувствительности, но тут же исчезает.
Помедлив еще несколько минут, Кинби покидает крышу. Подъезд нужного дома зевает беззубым старческим ртом. Дымка совсем рядом, ее языки лижут заднюю стену дряхлой развалины. Неудивительно, что сюда не суются даже парни из Девятой комнаты и иерархи Домов Воцарения.
Дымка пришла вместе с Воцарившимися. Тихо вползла на окраины – серая, заполняющая улицы клубами загадочной тоски, полная тихих шепчущих звуков, гаденьких смешков и далеких стонов. В Дымке люди быстро теряли чувство направления, отказывал глазомер, становилось невозможным определить расстояние даже от одного подъезда до другого. Добберы просто моментально сходили с ума, а вот храты чувствовали себя вполне нормально. Точнее, сначала им так казалось. Через несколько часов после выхода из Дымки они впадали в жесточайшую депрессию и кончали с собой. Молча и очень страшно. Кинби видел, как один из вышедших медленно насаживал себя на металлическую арматуру, шаг за шагом проталкивая в себя железный штырь. Он протяжно кричал, усы бешено вились, глаза налились слезами, но он упорно шёл вперед, а потом долго умирал, царапая толстыми квадратными ногтями стену.
Кинби хотел застрелить беднягу, но стоявший рядом старейшина с белыми полосками на усах, мягко опустил его руку с пистолетом и покачал головой:
– Каждый из нас сам приходит в мир и только сам выбирает, как и когда уйти. Не мешай ему.
Горожане, населявшие кварталы, захваченные Дымкой, исчезли, все до единого. Полиция и армия пытались отправлять поисковые партии, но и они исчезали. Вернувшихся можно было пересчитать по пальцам, и все они закончили свои дни очень плохо.
Сегодня, насколько знал Кинби, в живых осталось двое или трое из ходивших. Один получил пожизненное за убийство с отягчающими, второго пытались лечить, но даже психологи Милосердных Сестер лишь пожимали плечами, если их спрашивали о состоянии больного. Третий, лейтенант, Гутерро, попросту исчез, тело его так и не нашли.
Дома Воцарения хранили по поводу Дымки напряженное молчание, но иногда полицейские замечали у ее границ и Детей Итилора в серых дождевиках, и техномагов Лантоя.
Поговаривали, что несколько техножрецов вошли в странный туман в наглухо застегнутых балахонах и странных, покрытых рунами Воздуха масках. Что с ними стало, никто не знал.
Из темной дыры подъезда несло кислой затхлостью. Запахом застарелой безнадежной тоски. Некогда белый фасад посерел и облупился, дверь подъезда давным-давно сняли и унесли.
Секунду помедлив, Кинби достал кольт и неторопливо поднялся по щербатым ступеням.
Когда-то здесь был небольшой отель. В крохотном холле, как ни удивительно, сохранилась стойка портье, слева от которой виднелись очертания искореженной двери лифта.
Кто-то или что-то с неимоверной силой смяло металлические полотнища, и теперь лифт зиял открытой раной. Кинби заглянул в кабину. Стены и потолок заляпаны высохшими бурыми пятнами.
Пройдя мимо лифта, Кинби осторожно поставил ногу на первую ступеньку деревянной лестницы, ведущей наверх. Поднимался осторожно, прижимаясь спиной к стене, аккуратно перенося вес тела с одной ноги на другую, так, чтобы ни одна доска не скрипнула.
Второй этаж.
Крохотная лестничная площадка, слева провал шахты лифта. И здесь створки тоже искорежены и разорваны. Коридор буквой Г уходит налево и прямо. Почти у всех номеров отсутствуют двери. В комнатах пустота, неподвижно свисают со стен клочья обоев, пол покрывает слой пыли. Серый ковер нигде не потревожен.
Постояв у правого ответвления коридора и убедившись, что в нем нет никаких следов, Кинби сделал пару шагов и вернулся в вестибюль. Коридор, уходивший влево, на первый взгляд был таким же заброшенным. У порога ближнего к вестибюлю номера валялась выломанная доска, в номере, расположенном наискосок, бессильно висела на одной петле рассохшаяся фанерная дверь.
Кинби присмотрелся. Да – если аккуратно шагнуть, наступить на доску, а потом прыгнуть к порогу того номера, то следов в начале коридора не останется. Так он и поступил. Номер с перекошенной дверью был двухкомнатным. В пыли виднелась цепочка следов, ведущая в дальнюю комнату. Стараясь ступать след в след, Кинби двинулся к берлоге Сольменуса.
Глухая стена, никаких признаков жильца, никакой двери. Задумчиво пощипывая себя за нижнюю губу, детектив оглядел потолок. Ухватился тонкими пальцами за дверной косяк и, быстро перебирая руками, полез вверх. Со стороны это смотрелось бы жутковато. В три приема поднявшаяся до верха дверного проема фигура почти не напоминала человека, движения обрели отвратительно завораживающую грацию, лицо стало отрешенно-равнодушным.
Ударом ладони Кинби проломил стену, вырвал кусок штукатурки. Подтянулся еще выше, носком ботинка расширил отверстие в стене, уперся ногой и стремительно распрямился. Ударил в потолок, туда, где на стыке досок виднелось чуть более темное пятно. Доски подскочили, открылся самодельный люк. Вцепившись пальцами в край доски, детектив скользнул в люк, задвинул доски на место и огляделся.
Маленькая каморка казалась даже уютной. Нищей, убогой, но очень чистой и опрятной. Поношенная одежда аккуратно развешана на вбитых в стену гвоздях, в углу стоят ношеные зимние ботинки, набитые старыми газетами. Судя по их масляному блеску, Сольменус где-то добыл масло или еще что-то, и старательно привел их в порядок, подготовив к холодам.
Дальнюю от входа стену занимает матрац, аккуратно обтянутый светлой мешковиной. Сверху ровный прямоугольник шерстяного одеяла и видавшая виды подушка в не раз заштопанной наволочке. Над кроватью прибита потрескавшаяся книжная полка, забитая потрепанными томиками в темных истертых переплетах.
Кинби подошел к полке, пригнулся, повел пальцем по корешкам, читая названия.
«Сонные цветы» Гербертсона, адаптированная «Тысячеликая Пустота» Харр'н Иннората, «Величие падения» Истрова, «Воцарение. Взгляды и мнения» Штерна, три томика из серии «Новые приключения», «Кто вы, ангелы?» Столярова…
Кинби уважительно хмыкнул. Сольменус читал самую разную литературу, явно пытаясь создать собственную картину мира, в котором ему пришлось жить.
И умереть, добавил про себя вампир.
Выпрямившись, оглядел комнатушку. Разумеется, прятать ее в комнате Сольменус не стал бы. Но нейтрализатор должен быть где-то поблизости, так, чтобы ангел мог быстро достать его, если кто-то попытается схватить его среди ночи, во время сна. Кинби медленно поворачивался по часовой стрелке, взглядом ощупывая стены.
Внизу, в номере? Нет, вряд ли. Если бы за Сольменусом пришли, то почти наверняка подбирались снизу. Значит, спрыгивать и пытаться забрать артефакт, почти наверняка означало бы попасть в руки противника.
Кинби подошел к матрацу и попытался представить себе просыпающегося в тревоге ангела. Он открывает глаза, прислушивается. Внизу еще не слышны осторожные шаги, но обостренные чувства отчаянно сигналят об опасности. Тихо встает, выпрямляется во весь свой немалый рост, почти упираясь головой в низкий потолок.
Смущало только то, что он до сих пор не почувствовал никакого мант-фона. Ни малейшего.
Запрокинув голову, детектив внимательно всмотрелся в доски потолка. Подняв руки над головой, попытался дотянуться до них кончиками пальцев. Не получилось. А вот Сольменус достал бы запросто.
Подтащив к матрацу тяжелый ящик, служивший Сольменусу столом, Кинби взобрался на него.
Да, теперь то, что надо.
Осторожно нажал на доски. Ничего. Сместился левее, нажал снова.
Ящик пришлось передвигать два раза. Кусок доски у изножья кровати легко поддался нажиму. Просунув руку в образовавшееся отверстие, Кинби пошарил и нащупал что-то твердое, завернутое в мягкую, на ощупь напоминающую замшу материю.
Достав сверток, приладил доску на место и спрыгнул с ящика.
Опустившись на корточки перед ящиком-столом, осторожно положил на него сверток и развязал узел упаковочного шпагата.
Выточенный из серого камня овал был мертвым. Кинби не улавливал ни малейшего следа магической энергии. Просто кусок камня, обработанного на станке и старательно отполированного. Довольно толстая овальная пластина, в центре вырезано углубление в форме звезды с лучами разной длины.
Вот и первая нестыковка, подумал детектив. Он-то был уверен, что нейтрализатор будет «фонить».
Ну, хотя бы отчасти понятно, как он работает, подумал Кинби, заворачивая артефакт в истертый бархат.
Опустив сверток во внутренний карман куртки, он тихо открыл люк и мягко спрыгнул вниз.
Особо скрывать следы своего пребывания смысла не было. Выбоина в стене, следы на лестнице – если кто-нибудь возьмет на себя труд проследить маршрут, особого труда это не составит.
Теперь следовало избавиться от нейтрализатора. Таскать его с собой было никак нельзя, и Кинби снова усмехнулся. Теперь ему приходилось решать ту же задачу, что и Сольменусу, как спрятать артефакт так, чтобы он был под рукой, в случае необходимости, но не бросался в глаза?
Впрочем, решать эту проблему придется вечером. Небо еще не начало сереть, но Кинби уже ощущал приближение рассвета. Идти домой, когда карман куртки оттягивала каменная пластина, из-за которой ему, не задумываясь, могут снести голову, совершенно не хотелось. Марта, конечно, пустила бы его к себе, но подвергать ее опасности было немыслимо.
Юринэ все еще лежала у Милосердных Сестер, контора разгромлена…
Если бы не южанин, всех этих сложностей удалось бы избежать, с досадой подумал Кинби. Но ничего не поделаешь, придется воспользоваться одной из запасных лежек.
Стоя посреди улицы, Кинби поднял лицо к небу, закрыл глаза и застыл на несколько секунд. Лицо его заострилось, верхняя губа задрожала и поползла в волчьей ухмылке вверх, обнажая длинные белоснежные клыки. Вампир слушал окружающий мир, пытаясь обнаружить слежку или ментальное наблюдение.
Но все было тихо, и в привычном мире и там, куда Кинби старался не заглядывать – на изнанке, среди серых холмов, полных тихого неразборчивого шепота, где в непроглядно густых тенях, в озерах маслянистой тьмы, обитали те, кому не было места по эту сторону реальности.
Не было поблизости и характерного легкого росчерка южанина. Кинби искренне надеялся, что он клюнет на приманку и, потеряв основную цель, вернется понаблюдать за последним контактом. Конечно, совсем хорошо было бы, если б южанин еще и попытался выбить из Рональда информацию, но Кинби понимал, что это утопия.
Открыв глаза, детектив передернул плечами, словно от озноба, и легко побежал вдоль улицы. Через несколько секунд он растворился в темноте.
Когда-то много лет назад Рональд Конверт подобно другим «почтовым ящикам» пользовался услугами наемных бодигардов. В те времена многие считали знаком престижа являться на встречу с двумя обязательными «шкафами» в черных костюмах за спиной и пятью-шестью такими же амбалами возле машины и входа.
Время показало, что в профессии Рональда такой антураж совершенно неуместен. Заказчики с «конвертами» разговаривали наедине, передавать информацию получателю нужно было тоже только один на один, и бодигарды становились огромной и самой очевидной брешью в системе защиты информации. Их покупали, их похищали и пытали, они сами предавали принципалов.
Рональд одним из первых понял, что лучшим телохранителем будет его собственная репутация, и отправился к техножрецам. Выложив огромные деньги, обзавелся усиленным скелетом, датчиками движения и сканерами эмосферы, мускульными ускорителями и встроенным комплексом боя без оружия, который официально вживляли только армейскому спецназу и штурмовикам полиции.
Затем произошел бурный, опасный, но тщательно Рональдом спланированный скандал. Представители небольшого, однако весьма влиятельного семейства из Старого центра Города, решили надавить на него и узнать информацию, которая для их ушей никак не предназначалась.
Исполнителей Рональд зарезал сам, а одного из заказчиков на следующий день навестил неприметный человечек из Шепчущих Братьев. Заказчик визита не перенес и скоропостижно скончался.
Рональд послал скорбящей семье корзину восхитительных белых роз и принес свои искренние соболезнования.
После этого Рональда не трогали много лет. Затем один очень наглый толкач, желавший получить в свое распоряжение один из самых сладких районов, решил не дожидаться решения совета кланов, а получить нужную информацию, вскрыв почтовый ящик.
Рональду даже не пришлось самому вмешиваться, кланы с радостью ухватились за возможность преподать урок хороших манер и убивали толкача долго, со вкусом и выдумкой.
После этого было заключено негласное, но от этого еще более незыблемое соглашение – «почтовые ящики» неприкасаемы, сохранность информации, доверенной им, гарантируется не только самим «почтарем» и адресатом, но и всеми остальными потенциальными клиентами. В случае опасности «почтовый ящик» может обратиться за помощью к любой из сторон и получить ее незамедлительно.
Разумеется, никому из немногочисленных профессионалов, занимавшихся подобно Рональду хранением и доставкой информации, не приходило в голову попытаться ею торговать. Нет, бывало, конечно, всякое. Одному из коллег не повезло – информацию, находившуюся в его распоряжении, сумели считать с помощью необыкновенно мощного астропата, приведенного с помощью запрещенных ритуалов в активный режим. Узнав о таком вопиющем нарушении условий договора, коллега хладнокровно пустил себе пулю в голову, не дожидаясь, когда расстроенный заказчик придет к нему требовать объяснений.
Поэтому, услышав слова здоровенного лощеного доббера, вынырнувшего из ниоткуда перед его столиком, Рональд лишь презрительно фыркнул, хотя внутри у него все ёкало от страха и мерзкий холодок мешал сосредоточиться.
Но Рональд не первый год жил на свете и понимал, что показать это тренированному убийце, по бокам которого выросло еще два таких же «шкафа», означает немедленный и полный крах, после которого его будут колоть быстро и беспощадно. Сдаваться он не собирался.
– Простите? – переспросил он с легкой улыбкой. – Я не совсем понял суть вашего вопроса.
Наклонившись вперед, доббер, четко выговаривая слова, повторил:
– Я хочу знать. Что. Тебе. Сказал. Кинби.
Рональд затосковал. Сидевшему напротив существу было явно наплевать на все писаные и неписаные законы и соглашения. Его абсолютно не волновал статус Рональда Конверта и то, что он находится под защитой могущественных кланов города. Ему была нужна информация, и он собирался ее получить.
Конверт осторожно выдвинул вперед один из своих имплантов. Прозрачный шар на гибком металлическом щупальце, покачиваясь, поплыл к добберу. Пистолеты в руках телохранителей, стоявших по бокам своего босса, возникли, казалось, из ниоткуда. Но свою роль имплант уже сыграл, и Рональд без дополнительных напоминаний убрал его в подкожную нишу за левым плечом.
Пусть на долю секунды, но незваные гости ослабили свой ментальный и визуальный контроль, и он успел отдать мысленную команду на активацию встроенного в незапамятные времена комплекса боя без оружия.
Откинувшись на спинку диванчика, Рональд медленно сунул руку за пазуху, демонстративно достал двумя пальцами тяжелую зажигалку, неторопливо прикурил и с наслаждением затянулся.
Доббер неподвижно сидел напротив. Терпеливый, молчаливый, угрожающий. Казалось, он мог просидеть так всю ночь, но Конверт понимал, насколько обманчиво это впечатление. В любой момент троица могла взорваться молниеносной атакой.
Промедли Рональд еще долю секунды, и доббер взял бы верх. Но Конверт моргнул и одно из щупалец, нервно подрагивавших у него над головой, раскрылось ядовитым цветком, извергая стремительный рой тонких металлических пластин. Одновременно почтарь откинулся назад и со всей силы выкинул вперед ногу, целя добберу в колено. Удар удался не полностью, но все же заставил противника неловко осесть. Завершением этого взрыва явилась пепельница, запущенная в голову второго оперативника.
Опрокинувшись вместе с диваном, Рональд шустро пополз на четвереньках вдоль перил балкона, используя мебель как прикрытие. Нервно выстреливали вверх и по бокам щупальца эмосканеров и камер слежения, фиксируя, как, шипя от бешенства, доббер откидывает в сторону тяжелый столик дымчатого стекла, как пытается остановить платком кровь, заливающую лицо, первый «шкаф», а второй натужно свистит разрезанным горлом, заливая все вокруг темной блестящей жидкостью.
Рональд прыгнул с балкона. Приземлился на середину танцпола, где жались друг к другу еще ничего не понявшие пары. Сверху захлопали выстрелы, почти теряющиеся в тяжелом приторно-сладком буханье эромузыки. Рональд пригнулся, и тут же девица в коротком облегающем платье из гибких золотистых пластин нелепо дернула руками, валясь лицом в пол. Отлетел под ударом тяжелой пули плотный невысокий парень. Завизжала в ужасе девчонка, забрызганная мозгами своего партнера.
А Рональд, снова упав на четвереньки, несся через танцпол ко входу в служебные помещения.
Быстро сообразившие, что нападающие не церемонятся и лупят из крупнокалиберных пистолетов, охранники попрятались за стойкой бара и орали в миниатюрные микрофоны, вызывая наряд полиции и дежурную смену боевиков Дома Контино, отвечавшего за безопасность заведений этого района. Именно на дежурных Дома, постоянно сидевших в небольшой комфортабельной комнате, рядом с кухней, и рассчитывал Рональд.
И не ошибся. Подтянутые ребята в неброских костюмах появились в дверях и слаженно открыли огонь из короткоствольных автоматов.
– Сообщение! Сообщение для Дома! – заорал Рональд, толкая навстречу выстрелам тощего визжащего парня в светящейся майке. Тело парня задергалось, расцветая черными дырами в спине, и это дало Конверту те несколько драгоценных секунд, что позволили ему нырнуть в двери служебного входа, под надежное прикрытие боевиков.
Парни услышали Рональда, тот, что стоял слева от дверей коротко кивнул напарнику и он отступил вглубь помещения, прикрывая Конверта.
В зале тяжело бухнуло, поплыл мерзкий кислый запах, всегда сопровождающий боевую техномагию Лантоя.
Кто-то из нападавших применил «огненный вал». Рональда передернуло. Кому-то очень нужна была его голова. Вполне вероятно, без остального тела. Нужна настолько, что в зале использовали штуку, за одно хранение которой в черте города можно было отправиться на тот свет. Причем в соответствии с буквой закона.
Зал затопила глухая тяжелая тишина.
Парень молча тащил за собой Рональда, пинком открыв тяжелую дверь, вышвырнул почтаря на улицу, кинул ключи от машины.
Кивком указав на неприметный черный автомобильчик, закрыл дверь. Вставил в наваренные по бокам двери проушины стальной брус и присел за мусорным баком, направив ствол автомата на дверь.
Скользнув на водительское сиденье, Рональд повернул ключ зажигания и до отказа вдавил педаль газа.
Неожиданно мощно взревев, автомобильчик сорвался с места.
Выруливая из переулка, Рональд увидел в зеркало заднего вида, как вспухает стальным нарывом дверь и вылетает, крутясь в воздухе, изогнутый металлический брус.
Сзади кто-то истошно засигналил, и Рональд вывернул руль, перестраиваясь в левый ряд.
Теперь его жизнь, как и говорил Кинби, зависела от того, насколько быстро он успеет передать информацию Дому Контино, двое служащих которого только что отдали за него свои жизни.
Ударив по рулю, Рональд коротко зло выругался. Проклятый вампир разрушил его жизнь. Его комфортную размеренную жизнь уважаемого, знающего себе цену человека. Теперь у Конверта был счет. Серьезный счет, который он собирался предъявить Кинби при первой возможности.
Утро привычно обрушило на город кулак пыльной жары. Невыносимое белое сияние заставляло людей щуриться, лихорадочно искать темные очки, раздеваться до потери давно утративших смысл приличий или прятаться в домах – мечтая о дожде, лежа на горячих, пахнущих противным горячим потом простынях.
Больше всего от жары страдали полицейские. Во всяком случае, они были в этом уверены. Особенно этим утром, когда управление полиции являлось точной копией недоброй памяти «пожара в борделе во время наводнения». Хотя, пожалуй, за наводнение многие полицейские отдали бы сегодня месячную зарплату.
Постоянно подвозили новых свидетелей, в коридорах толпились вынутые из постелей боевики и менеджеры Дома Контино, в комнатах для допроса следователи прессовали обслугу, а психологи беседовали с теми свидетелями, которых согласились выпустить из своих заботливых объятий Милосердные Сестры.
Марта шагала по коридору первого этажа, оттирая ладонь бумажным носовым платком и матерно шипя сквозь зубы. Пинком открыв дверь в женский туалет, выкинула бумажный шарик в корзину и принялась яростно мылить руки. Теплая желтоватая вода извергалась из крана судорожными толчками, с фырканьем и сипением, и Марта почувствовала, как ее охватывает волна безотчетной ярости.
Хотелось выдрать раковину и грохнуть ее об пол, вытащить служебный пистолет и разрядить его в одного из лощеных ублюдков-адвокатов, с презрительной миной разглядывавших ее помятые джинсы и растянутую застиранную футболку, с темными разводами пота, расплывавшимися из-под кожаной сбруи кобуры.
Больше всего хотелось найти Кинби, тряхнуть его и прижать к стенке. И спросить, какого такого рожна он делал в этом гадюшнике и о чем шептался с Рональдом Конвертом.
Старого подонка описали несколько юнцов и юниц до того, как за ними приехали всполошенные родители. Чадолюбивых бюргеров кто-то заботливо предупредил еще до того, как первые полицейские патрули принялись обходить семьи потерпевших. Родители врывались в управление, похожие на разъяренных, загнанных в угол волков, готовых защищать своих детенышей ценой собственной жизни.
Глядя на брызжущего слюной отца семнадцатилетнего парнишки, хлюпавшего носом за стеклянной перегородкой, один из следователей ночной смены пробормотал, с благодарностью прикуривая протянутую Мартой сигарету:
– Кто-то их напугал до усрачки. Они сейчас готовы нам глотки рвать, лишь бы не дать щенков потрясти.
К утру уже буквально все свидетели в один голос говорили, что не видели, кто стрелял и в кого. Слишком тусклое освещение, слишком были напуганы, ничего не видели, ничего не могут сказать. Подростки, описавшие Рональда, отказались от показаний, заявив, что им просто померещилось. А вам бы не померещилось черти что, когда в лицо брызжет мозг подружки, с которой только что обжимался?!
Сопляков живо позабирали домой и стало совсем тоскливо. Ниточки исчезали одна за другой, вскоре стало ясно, что перестрелка в «Башне Итилора» имеет все шансы войти в историю города как один из самых громких висяков за всю историю полицейского управления.
Злость на Кинби смешивалась с вязкой сосущей тревогой – он не отвечал, астралот, услугами которого он обычно пользовался, пожимал плечами и говорил, что уже давно его не видел. Выкроив несколько минут, Марта примчалась к нему домой, звонила в дверь, нервно бродила по лестничной площадке, покусывая ноготь большого пальца, обозлившись, загрохотала в дверь тяжелыми ботинками. Никого…
Поднял голову и оглядел глухие стены домов.
Разумеется, его настоящей добычи уже не было. Над одним из мусорных баков темнел провал окна.
Художник задумчиво улыбнулся.
Он и сам любил изящество простых решений.
Охота обещала быть поистине незабываемой.
* * *
Бросить себя вперед и вверх. Стена приближается медленно, есть время рассмотреть каждый потрескавшийся кирпич, выбрать точку удара. Кулак соприкасается с камнем, и каждая клеточка неживого тела чувствует структуру камня, ощущает, как он поддается и разлетается гулким крошевом.
В клубах черной пыли и кирпичной крошки Кинби приземляется на лестничной площадке. Перепрыгивая через три ступеньки, несется вниз. Взгляд фиксирует мельчайшие подробности – неровность ступеней, истлевшее тряпье, пустые ампулы «ангельских слезок», презервативы, засохшее дерьмо.
Наплывает заколоченная крест-накрест дверь. Удар ногой, тяжелая створка вылетает в переулок, поднимая клубы пыли, врезается в стену противоположного дома.
Внутри восторженно звенят кристаллы черного льда. Набирая скорость, вампир несется по переулку. Отталкивается, взбегает по стене дома, взлетает над парапетом крыши, мягко приземляется, перекатом уходит к противоположному краю, вскакивает и продолжает скользящий бег, перепархивая с крыши на крышу.
Черный лед торжествует. Взгляд обретает давно забытую безжалостную зоркость.
Кинби чувствует, как впереди начинает тихонько петь Дымка и что-то глубоко внутри просит ответить. Приходится дать песне черного льда заполнить себя до краев, тогда немыслимое «что-то» обиженно умолкает и уходит на глубину, о которой Кинби ничего не хочет знать.
Город становится картой, улицы светятся прозрачным голубым светом, теряясь в светло-серых завитках Дымки впереди.
Справа виднеется развалина, о которой говорил Сольменус. Вампир прыгает на крышу дома напротив. Тихо, так, что ни одна пылинка не шелохнулась, приземляется. Проходит по крыше, не оставляя следов, садится на корточки и долго смотрит в черные провалы окон.
Кинби прислушивается, но южанина ощутить не удается. На долю секунды смазанное ощущение проскальзывает на границе чувствительности, но тут же исчезает.
Помедлив еще несколько минут, Кинби покидает крышу. Подъезд нужного дома зевает беззубым старческим ртом. Дымка совсем рядом, ее языки лижут заднюю стену дряхлой развалины. Неудивительно, что сюда не суются даже парни из Девятой комнаты и иерархи Домов Воцарения.
Дымка пришла вместе с Воцарившимися. Тихо вползла на окраины – серая, заполняющая улицы клубами загадочной тоски, полная тихих шепчущих звуков, гаденьких смешков и далеких стонов. В Дымке люди быстро теряли чувство направления, отказывал глазомер, становилось невозможным определить расстояние даже от одного подъезда до другого. Добберы просто моментально сходили с ума, а вот храты чувствовали себя вполне нормально. Точнее, сначала им так казалось. Через несколько часов после выхода из Дымки они впадали в жесточайшую депрессию и кончали с собой. Молча и очень страшно. Кинби видел, как один из вышедших медленно насаживал себя на металлическую арматуру, шаг за шагом проталкивая в себя железный штырь. Он протяжно кричал, усы бешено вились, глаза налились слезами, но он упорно шёл вперед, а потом долго умирал, царапая толстыми квадратными ногтями стену.
Кинби хотел застрелить беднягу, но стоявший рядом старейшина с белыми полосками на усах, мягко опустил его руку с пистолетом и покачал головой:
– Каждый из нас сам приходит в мир и только сам выбирает, как и когда уйти. Не мешай ему.
Горожане, населявшие кварталы, захваченные Дымкой, исчезли, все до единого. Полиция и армия пытались отправлять поисковые партии, но и они исчезали. Вернувшихся можно было пересчитать по пальцам, и все они закончили свои дни очень плохо.
Сегодня, насколько знал Кинби, в живых осталось двое или трое из ходивших. Один получил пожизненное за убийство с отягчающими, второго пытались лечить, но даже психологи Милосердных Сестер лишь пожимали плечами, если их спрашивали о состоянии больного. Третий, лейтенант, Гутерро, попросту исчез, тело его так и не нашли.
Дома Воцарения хранили по поводу Дымки напряженное молчание, но иногда полицейские замечали у ее границ и Детей Итилора в серых дождевиках, и техномагов Лантоя.
Поговаривали, что несколько техножрецов вошли в странный туман в наглухо застегнутых балахонах и странных, покрытых рунами Воздуха масках. Что с ними стало, никто не знал.
* * *
Из темной дыры подъезда несло кислой затхлостью. Запахом застарелой безнадежной тоски. Некогда белый фасад посерел и облупился, дверь подъезда давным-давно сняли и унесли.
Секунду помедлив, Кинби достал кольт и неторопливо поднялся по щербатым ступеням.
Когда-то здесь был небольшой отель. В крохотном холле, как ни удивительно, сохранилась стойка портье, слева от которой виднелись очертания искореженной двери лифта.
Кто-то или что-то с неимоверной силой смяло металлические полотнища, и теперь лифт зиял открытой раной. Кинби заглянул в кабину. Стены и потолок заляпаны высохшими бурыми пятнами.
Пройдя мимо лифта, Кинби осторожно поставил ногу на первую ступеньку деревянной лестницы, ведущей наверх. Поднимался осторожно, прижимаясь спиной к стене, аккуратно перенося вес тела с одной ноги на другую, так, чтобы ни одна доска не скрипнула.
Второй этаж.
Крохотная лестничная площадка, слева провал шахты лифта. И здесь створки тоже искорежены и разорваны. Коридор буквой Г уходит налево и прямо. Почти у всех номеров отсутствуют двери. В комнатах пустота, неподвижно свисают со стен клочья обоев, пол покрывает слой пыли. Серый ковер нигде не потревожен.
Постояв у правого ответвления коридора и убедившись, что в нем нет никаких следов, Кинби сделал пару шагов и вернулся в вестибюль. Коридор, уходивший влево, на первый взгляд был таким же заброшенным. У порога ближнего к вестибюлю номера валялась выломанная доска, в номере, расположенном наискосок, бессильно висела на одной петле рассохшаяся фанерная дверь.
Кинби присмотрелся. Да – если аккуратно шагнуть, наступить на доску, а потом прыгнуть к порогу того номера, то следов в начале коридора не останется. Так он и поступил. Номер с перекошенной дверью был двухкомнатным. В пыли виднелась цепочка следов, ведущая в дальнюю комнату. Стараясь ступать след в след, Кинби двинулся к берлоге Сольменуса.
Глухая стена, никаких признаков жильца, никакой двери. Задумчиво пощипывая себя за нижнюю губу, детектив оглядел потолок. Ухватился тонкими пальцами за дверной косяк и, быстро перебирая руками, полез вверх. Со стороны это смотрелось бы жутковато. В три приема поднявшаяся до верха дверного проема фигура почти не напоминала человека, движения обрели отвратительно завораживающую грацию, лицо стало отрешенно-равнодушным.
Ударом ладони Кинби проломил стену, вырвал кусок штукатурки. Подтянулся еще выше, носком ботинка расширил отверстие в стене, уперся ногой и стремительно распрямился. Ударил в потолок, туда, где на стыке досок виднелось чуть более темное пятно. Доски подскочили, открылся самодельный люк. Вцепившись пальцами в край доски, детектив скользнул в люк, задвинул доски на место и огляделся.
Маленькая каморка казалась даже уютной. Нищей, убогой, но очень чистой и опрятной. Поношенная одежда аккуратно развешана на вбитых в стену гвоздях, в углу стоят ношеные зимние ботинки, набитые старыми газетами. Судя по их масляному блеску, Сольменус где-то добыл масло или еще что-то, и старательно привел их в порядок, подготовив к холодам.
Дальнюю от входа стену занимает матрац, аккуратно обтянутый светлой мешковиной. Сверху ровный прямоугольник шерстяного одеяла и видавшая виды подушка в не раз заштопанной наволочке. Над кроватью прибита потрескавшаяся книжная полка, забитая потрепанными томиками в темных истертых переплетах.
Кинби подошел к полке, пригнулся, повел пальцем по корешкам, читая названия.
«Сонные цветы» Гербертсона, адаптированная «Тысячеликая Пустота» Харр'н Иннората, «Величие падения» Истрова, «Воцарение. Взгляды и мнения» Штерна, три томика из серии «Новые приключения», «Кто вы, ангелы?» Столярова…
Кинби уважительно хмыкнул. Сольменус читал самую разную литературу, явно пытаясь создать собственную картину мира, в котором ему пришлось жить.
И умереть, добавил про себя вампир.
Выпрямившись, оглядел комнатушку. Разумеется, прятать ее в комнате Сольменус не стал бы. Но нейтрализатор должен быть где-то поблизости, так, чтобы ангел мог быстро достать его, если кто-то попытается схватить его среди ночи, во время сна. Кинби медленно поворачивался по часовой стрелке, взглядом ощупывая стены.
Внизу, в номере? Нет, вряд ли. Если бы за Сольменусом пришли, то почти наверняка подбирались снизу. Значит, спрыгивать и пытаться забрать артефакт, почти наверняка означало бы попасть в руки противника.
Кинби подошел к матрацу и попытался представить себе просыпающегося в тревоге ангела. Он открывает глаза, прислушивается. Внизу еще не слышны осторожные шаги, но обостренные чувства отчаянно сигналят об опасности. Тихо встает, выпрямляется во весь свой немалый рост, почти упираясь головой в низкий потолок.
Смущало только то, что он до сих пор не почувствовал никакого мант-фона. Ни малейшего.
Запрокинув голову, детектив внимательно всмотрелся в доски потолка. Подняв руки над головой, попытался дотянуться до них кончиками пальцев. Не получилось. А вот Сольменус достал бы запросто.
Подтащив к матрацу тяжелый ящик, служивший Сольменусу столом, Кинби взобрался на него.
Да, теперь то, что надо.
Осторожно нажал на доски. Ничего. Сместился левее, нажал снова.
Ящик пришлось передвигать два раза. Кусок доски у изножья кровати легко поддался нажиму. Просунув руку в образовавшееся отверстие, Кинби пошарил и нащупал что-то твердое, завернутое в мягкую, на ощупь напоминающую замшу материю.
Достав сверток, приладил доску на место и спрыгнул с ящика.
Опустившись на корточки перед ящиком-столом, осторожно положил на него сверток и развязал узел упаковочного шпагата.
Выточенный из серого камня овал был мертвым. Кинби не улавливал ни малейшего следа магической энергии. Просто кусок камня, обработанного на станке и старательно отполированного. Довольно толстая овальная пластина, в центре вырезано углубление в форме звезды с лучами разной длины.
Вот и первая нестыковка, подумал детектив. Он-то был уверен, что нейтрализатор будет «фонить».
Ну, хотя бы отчасти понятно, как он работает, подумал Кинби, заворачивая артефакт в истертый бархат.
Опустив сверток во внутренний карман куртки, он тихо открыл люк и мягко спрыгнул вниз.
Особо скрывать следы своего пребывания смысла не было. Выбоина в стене, следы на лестнице – если кто-нибудь возьмет на себя труд проследить маршрут, особого труда это не составит.
Теперь следовало избавиться от нейтрализатора. Таскать его с собой было никак нельзя, и Кинби снова усмехнулся. Теперь ему приходилось решать ту же задачу, что и Сольменусу, как спрятать артефакт так, чтобы он был под рукой, в случае необходимости, но не бросался в глаза?
Впрочем, решать эту проблему придется вечером. Небо еще не начало сереть, но Кинби уже ощущал приближение рассвета. Идти домой, когда карман куртки оттягивала каменная пластина, из-за которой ему, не задумываясь, могут снести голову, совершенно не хотелось. Марта, конечно, пустила бы его к себе, но подвергать ее опасности было немыслимо.
Юринэ все еще лежала у Милосердных Сестер, контора разгромлена…
Если бы не южанин, всех этих сложностей удалось бы избежать, с досадой подумал Кинби. Но ничего не поделаешь, придется воспользоваться одной из запасных лежек.
Стоя посреди улицы, Кинби поднял лицо к небу, закрыл глаза и застыл на несколько секунд. Лицо его заострилось, верхняя губа задрожала и поползла в волчьей ухмылке вверх, обнажая длинные белоснежные клыки. Вампир слушал окружающий мир, пытаясь обнаружить слежку или ментальное наблюдение.
Но все было тихо, и в привычном мире и там, куда Кинби старался не заглядывать – на изнанке, среди серых холмов, полных тихого неразборчивого шепота, где в непроглядно густых тенях, в озерах маслянистой тьмы, обитали те, кому не было места по эту сторону реальности.
Не было поблизости и характерного легкого росчерка южанина. Кинби искренне надеялся, что он клюнет на приманку и, потеряв основную цель, вернется понаблюдать за последним контактом. Конечно, совсем хорошо было бы, если б южанин еще и попытался выбить из Рональда информацию, но Кинби понимал, что это утопия.
Открыв глаза, детектив передернул плечами, словно от озноба, и легко побежал вдоль улицы. Через несколько секунд он растворился в темноте.
* * *
Когда-то много лет назад Рональд Конверт подобно другим «почтовым ящикам» пользовался услугами наемных бодигардов. В те времена многие считали знаком престижа являться на встречу с двумя обязательными «шкафами» в черных костюмах за спиной и пятью-шестью такими же амбалами возле машины и входа.
Время показало, что в профессии Рональда такой антураж совершенно неуместен. Заказчики с «конвертами» разговаривали наедине, передавать информацию получателю нужно было тоже только один на один, и бодигарды становились огромной и самой очевидной брешью в системе защиты информации. Их покупали, их похищали и пытали, они сами предавали принципалов.
Рональд одним из первых понял, что лучшим телохранителем будет его собственная репутация, и отправился к техножрецам. Выложив огромные деньги, обзавелся усиленным скелетом, датчиками движения и сканерами эмосферы, мускульными ускорителями и встроенным комплексом боя без оружия, который официально вживляли только армейскому спецназу и штурмовикам полиции.
Затем произошел бурный, опасный, но тщательно Рональдом спланированный скандал. Представители небольшого, однако весьма влиятельного семейства из Старого центра Города, решили надавить на него и узнать информацию, которая для их ушей никак не предназначалась.
Исполнителей Рональд зарезал сам, а одного из заказчиков на следующий день навестил неприметный человечек из Шепчущих Братьев. Заказчик визита не перенес и скоропостижно скончался.
Рональд послал скорбящей семье корзину восхитительных белых роз и принес свои искренние соболезнования.
После этого Рональда не трогали много лет. Затем один очень наглый толкач, желавший получить в свое распоряжение один из самых сладких районов, решил не дожидаться решения совета кланов, а получить нужную информацию, вскрыв почтовый ящик.
Рональду даже не пришлось самому вмешиваться, кланы с радостью ухватились за возможность преподать урок хороших манер и убивали толкача долго, со вкусом и выдумкой.
После этого было заключено негласное, но от этого еще более незыблемое соглашение – «почтовые ящики» неприкасаемы, сохранность информации, доверенной им, гарантируется не только самим «почтарем» и адресатом, но и всеми остальными потенциальными клиентами. В случае опасности «почтовый ящик» может обратиться за помощью к любой из сторон и получить ее незамедлительно.
Разумеется, никому из немногочисленных профессионалов, занимавшихся подобно Рональду хранением и доставкой информации, не приходило в голову попытаться ею торговать. Нет, бывало, конечно, всякое. Одному из коллег не повезло – информацию, находившуюся в его распоряжении, сумели считать с помощью необыкновенно мощного астропата, приведенного с помощью запрещенных ритуалов в активный режим. Узнав о таком вопиющем нарушении условий договора, коллега хладнокровно пустил себе пулю в голову, не дожидаясь, когда расстроенный заказчик придет к нему требовать объяснений.
Поэтому, услышав слова здоровенного лощеного доббера, вынырнувшего из ниоткуда перед его столиком, Рональд лишь презрительно фыркнул, хотя внутри у него все ёкало от страха и мерзкий холодок мешал сосредоточиться.
Но Рональд не первый год жил на свете и понимал, что показать это тренированному убийце, по бокам которого выросло еще два таких же «шкафа», означает немедленный и полный крах, после которого его будут колоть быстро и беспощадно. Сдаваться он не собирался.
– Простите? – переспросил он с легкой улыбкой. – Я не совсем понял суть вашего вопроса.
Наклонившись вперед, доббер, четко выговаривая слова, повторил:
– Я хочу знать. Что. Тебе. Сказал. Кинби.
Рональд затосковал. Сидевшему напротив существу было явно наплевать на все писаные и неписаные законы и соглашения. Его абсолютно не волновал статус Рональда Конверта и то, что он находится под защитой могущественных кланов города. Ему была нужна информация, и он собирался ее получить.
Конверт осторожно выдвинул вперед один из своих имплантов. Прозрачный шар на гибком металлическом щупальце, покачиваясь, поплыл к добберу. Пистолеты в руках телохранителей, стоявших по бокам своего босса, возникли, казалось, из ниоткуда. Но свою роль имплант уже сыграл, и Рональд без дополнительных напоминаний убрал его в подкожную нишу за левым плечом.
Пусть на долю секунды, но незваные гости ослабили свой ментальный и визуальный контроль, и он успел отдать мысленную команду на активацию встроенного в незапамятные времена комплекса боя без оружия.
Откинувшись на спинку диванчика, Рональд медленно сунул руку за пазуху, демонстративно достал двумя пальцами тяжелую зажигалку, неторопливо прикурил и с наслаждением затянулся.
Доббер неподвижно сидел напротив. Терпеливый, молчаливый, угрожающий. Казалось, он мог просидеть так всю ночь, но Конверт понимал, насколько обманчиво это впечатление. В любой момент троица могла взорваться молниеносной атакой.
Промедли Рональд еще долю секунды, и доббер взял бы верх. Но Конверт моргнул и одно из щупалец, нервно подрагивавших у него над головой, раскрылось ядовитым цветком, извергая стремительный рой тонких металлических пластин. Одновременно почтарь откинулся назад и со всей силы выкинул вперед ногу, целя добберу в колено. Удар удался не полностью, но все же заставил противника неловко осесть. Завершением этого взрыва явилась пепельница, запущенная в голову второго оперативника.
Опрокинувшись вместе с диваном, Рональд шустро пополз на четвереньках вдоль перил балкона, используя мебель как прикрытие. Нервно выстреливали вверх и по бокам щупальца эмосканеров и камер слежения, фиксируя, как, шипя от бешенства, доббер откидывает в сторону тяжелый столик дымчатого стекла, как пытается остановить платком кровь, заливающую лицо, первый «шкаф», а второй натужно свистит разрезанным горлом, заливая все вокруг темной блестящей жидкостью.
Рональд прыгнул с балкона. Приземлился на середину танцпола, где жались друг к другу еще ничего не понявшие пары. Сверху захлопали выстрелы, почти теряющиеся в тяжелом приторно-сладком буханье эромузыки. Рональд пригнулся, и тут же девица в коротком облегающем платье из гибких золотистых пластин нелепо дернула руками, валясь лицом в пол. Отлетел под ударом тяжелой пули плотный невысокий парень. Завизжала в ужасе девчонка, забрызганная мозгами своего партнера.
А Рональд, снова упав на четвереньки, несся через танцпол ко входу в служебные помещения.
Быстро сообразившие, что нападающие не церемонятся и лупят из крупнокалиберных пистолетов, охранники попрятались за стойкой бара и орали в миниатюрные микрофоны, вызывая наряд полиции и дежурную смену боевиков Дома Контино, отвечавшего за безопасность заведений этого района. Именно на дежурных Дома, постоянно сидевших в небольшой комфортабельной комнате, рядом с кухней, и рассчитывал Рональд.
И не ошибся. Подтянутые ребята в неброских костюмах появились в дверях и слаженно открыли огонь из короткоствольных автоматов.
– Сообщение! Сообщение для Дома! – заорал Рональд, толкая навстречу выстрелам тощего визжащего парня в светящейся майке. Тело парня задергалось, расцветая черными дырами в спине, и это дало Конверту те несколько драгоценных секунд, что позволили ему нырнуть в двери служебного входа, под надежное прикрытие боевиков.
Парни услышали Рональда, тот, что стоял слева от дверей коротко кивнул напарнику и он отступил вглубь помещения, прикрывая Конверта.
В зале тяжело бухнуло, поплыл мерзкий кислый запах, всегда сопровождающий боевую техномагию Лантоя.
Кто-то из нападавших применил «огненный вал». Рональда передернуло. Кому-то очень нужна была его голова. Вполне вероятно, без остального тела. Нужна настолько, что в зале использовали штуку, за одно хранение которой в черте города можно было отправиться на тот свет. Причем в соответствии с буквой закона.
Зал затопила глухая тяжелая тишина.
Парень молча тащил за собой Рональда, пинком открыв тяжелую дверь, вышвырнул почтаря на улицу, кинул ключи от машины.
Кивком указав на неприметный черный автомобильчик, закрыл дверь. Вставил в наваренные по бокам двери проушины стальной брус и присел за мусорным баком, направив ствол автомата на дверь.
Скользнув на водительское сиденье, Рональд повернул ключ зажигания и до отказа вдавил педаль газа.
Неожиданно мощно взревев, автомобильчик сорвался с места.
Выруливая из переулка, Рональд увидел в зеркало заднего вида, как вспухает стальным нарывом дверь и вылетает, крутясь в воздухе, изогнутый металлический брус.
Сзади кто-то истошно засигналил, и Рональд вывернул руль, перестраиваясь в левый ряд.
Теперь его жизнь, как и говорил Кинби, зависела от того, насколько быстро он успеет передать информацию Дому Контино, двое служащих которого только что отдали за него свои жизни.
Ударив по рулю, Рональд коротко зло выругался. Проклятый вампир разрушил его жизнь. Его комфортную размеренную жизнь уважаемого, знающего себе цену человека. Теперь у Конверта был счет. Серьезный счет, который он собирался предъявить Кинби при первой возможности.
* * *
Утро привычно обрушило на город кулак пыльной жары. Невыносимое белое сияние заставляло людей щуриться, лихорадочно искать темные очки, раздеваться до потери давно утративших смысл приличий или прятаться в домах – мечтая о дожде, лежа на горячих, пахнущих противным горячим потом простынях.
Больше всего от жары страдали полицейские. Во всяком случае, они были в этом уверены. Особенно этим утром, когда управление полиции являлось точной копией недоброй памяти «пожара в борделе во время наводнения». Хотя, пожалуй, за наводнение многие полицейские отдали бы сегодня месячную зарплату.
Постоянно подвозили новых свидетелей, в коридорах толпились вынутые из постелей боевики и менеджеры Дома Контино, в комнатах для допроса следователи прессовали обслугу, а психологи беседовали с теми свидетелями, которых согласились выпустить из своих заботливых объятий Милосердные Сестры.
Марта шагала по коридору первого этажа, оттирая ладонь бумажным носовым платком и матерно шипя сквозь зубы. Пинком открыв дверь в женский туалет, выкинула бумажный шарик в корзину и принялась яростно мылить руки. Теплая желтоватая вода извергалась из крана судорожными толчками, с фырканьем и сипением, и Марта почувствовала, как ее охватывает волна безотчетной ярости.
Хотелось выдрать раковину и грохнуть ее об пол, вытащить служебный пистолет и разрядить его в одного из лощеных ублюдков-адвокатов, с презрительной миной разглядывавших ее помятые джинсы и растянутую застиранную футболку, с темными разводами пота, расплывавшимися из-под кожаной сбруи кобуры.
Больше всего хотелось найти Кинби, тряхнуть его и прижать к стенке. И спросить, какого такого рожна он делал в этом гадюшнике и о чем шептался с Рональдом Конвертом.
Старого подонка описали несколько юнцов и юниц до того, как за ними приехали всполошенные родители. Чадолюбивых бюргеров кто-то заботливо предупредил еще до того, как первые полицейские патрули принялись обходить семьи потерпевших. Родители врывались в управление, похожие на разъяренных, загнанных в угол волков, готовых защищать своих детенышей ценой собственной жизни.
Глядя на брызжущего слюной отца семнадцатилетнего парнишки, хлюпавшего носом за стеклянной перегородкой, один из следователей ночной смены пробормотал, с благодарностью прикуривая протянутую Мартой сигарету:
– Кто-то их напугал до усрачки. Они сейчас готовы нам глотки рвать, лишь бы не дать щенков потрясти.
К утру уже буквально все свидетели в один голос говорили, что не видели, кто стрелял и в кого. Слишком тусклое освещение, слишком были напуганы, ничего не видели, ничего не могут сказать. Подростки, описавшие Рональда, отказались от показаний, заявив, что им просто померещилось. А вам бы не померещилось черти что, когда в лицо брызжет мозг подружки, с которой только что обжимался?!
Сопляков живо позабирали домой и стало совсем тоскливо. Ниточки исчезали одна за другой, вскоре стало ясно, что перестрелка в «Башне Итилора» имеет все шансы войти в историю города как один из самых громких висяков за всю историю полицейского управления.
Злость на Кинби смешивалась с вязкой сосущей тревогой – он не отвечал, астралот, услугами которого он обычно пользовался, пожимал плечами и говорил, что уже давно его не видел. Выкроив несколько минут, Марта примчалась к нему домой, звонила в дверь, нервно бродила по лестничной площадке, покусывая ноготь большого пальца, обозлившись, загрохотала в дверь тяжелыми ботинками. Никого…