Страница:
Через час свет погас, крики смолкли. Реннингтон деловитым шагом вышел из палатки, кивнул штурмовикам. Те молниеносно окружили его, и группа, ощетинившись стволами, двинулась к краю поляны.
Широко шагая, к ним шел от палаток док Венгеров.
– Мразь! Ты же убил его, мразь! – Венгеров орал, показывая рукой в сторону палатки с небрежно отброшенным пологом.
– Ты понимаешь, что убил своего, подонок? – док был уже рядом с группой.
Один из штурмовиков небрежно мазнул его прикладом по лицу и док, отлетев, неподвижно растянулся на мокрой траве.
Реннингтон стремительно развернулся к подлетевшему Кинби, наставил короткий толстый палец:
– Ты – быстро убрал отсюда этого истерика и убрался сам. Приказ ты видел. Информацию я получил. Все. Остальное никого не волнует. Теперь – вон.
Он выплевывал слова с холодным презрением, и Кинби понял – этого надо убивать. Но не сейчас.
Сейчас нельзя.
Когда они с Венгеровым вошли в палатку, Лукас уже не дышал. На лице мертвого сержанта застыло выражение невыносимого ужаса.
* * *
– Зачем я тебе понадобился, Реннингтон? – устало спросил Кинби.
Шеф Девятой комнаты вернулся за стол, плюхнулся в кресло и с удовольствием запыхтел трубкой, заполняя тяжелым ароматным дымом небольшую комнату.
– Мне нужна приманка. И ищейка. А еще – болван, которого я подставлю и который будет везде маячить, задавать идиотские вопросы, а также бить морды, изображая праведное негодование.
– Достойно, – кивнул Кинби. – Позволь угадать. Все эти роли отводятся мне?
– Конечно, тебе, – улыбнулся Реннингтон.
– А почему мне попросту не вырвать тебе горло? – задумчиво сказал Кинби.
Реннингтон жестко ухмыльнулся и почти прошептал, перегнувшись через стол:
– А потому, что тебя-то убьют быстро. А вот Марту и Юринэ я буду убивать очень и очень медленно. Понимаешь?
– Почему я?
– А ты уже влез в комбинацию с головой, – пожал плечами Реннингтон.
– Хорошо. Насчет болвана и приманки понятно. Для чего тебе нужна ищейка?
– Скорее всего, тебя убьют раньше, чем ты сможешь узнать что-то стоящее, – с брезгливым сожалением посмотрел на Кинби Реннингтон. – Хотя… Иногда чудеса случаются. Если такое чудо произойдет, – продолжил он, раскуривая погасшую трубку, – то ты должен узнать все о предмете, попавшем недавно в Дом Тысячи Порогов. Ты уже наверняка понял, что этот предмет хотела продать та идиотка, для розыска которой тебя наняли. Мне нужно знать, что это за предмет и у кого именно он находится.
– Скажи, а девчонку и подельника ее ты убил? – спросил Кинби.
– Нет. Не я. Кто убил – не знаю. Но то, как их убили, мне сильно не нравится, – выделяя голосом «как», ответил Реннингтон.
Отчего-то Кинби ему совсем не поверил.
– Какие гарантии того, что ты оставишь в покое моих людей, когда все закончится?
Мант снова улыбнулся. Почти добродушно. Так могла бы улыбаться сытая акула. Вот только акулы всегда голодны.
– Поверь – когда все закончится, они мне будут неинтересны.
Реннингтон щелкнул пальцами, дверь открылась. Возникший в дверном проеме Вуралос вопросительно глянул на своего шефа, после чего жестом приказал детективу выходить. Надо было понимать, аудиенция закончена.
В дверях Кинби обернулся и посмотрел на на шефа Девятой комнаты:
– Скажи, а ты никогда не думал, что тебя могут убить?
– Думал, конечно, – пожал плечами тот. – Но я утешаюсь тем, что приношу пользу нашему Городу.
– Ну-ну, – усмехнулся вампир и вышел.
* * *
Кинби устал. Последние силы ушли на то, чтобы добраться до ближайшего астралота и связаться с госпиталем Сестер-лекарей, после того, как Вуралос высадил его в центре города. Юринэ, как объяснил Кинби очень спокойный женский голос, спала, и будить ее было нельзя, но она вне опасности, рана болезненная, однако серьезной угрозы жизни и здоровью не представляет.
Попробовал связаться с Мартой, но дежурный сказал, что она у начальства и вообще тут все стоят на ушах. Расплатившись с астралотом, Кинби вышел на улицу.
Вечерело. Деловитая дневная толпа сменялась вечерней – тоже деловитой, но уже по-другому. Эта была неоднородной, здесь каждый искал чего-то своего, маршруты были более хаотичными, глаза горели в предвкушении развлечений – законных и не очень, черные и серые костюмы растворялись в круговоротах кричащих рубашек и широких, переливающихся в темноте оттенками красного и синего брюк.
В квартиру Кинби буквально ввалился. Его мутило, в глазах плыли черные кляксы.
Со злости запустив шлем в стену, прошел на кухню, зубами разорвал пакет с кровью, долго, жадно пил, не обращая внимания на текущую по подбородку холодную вязкую жидкость.
Опустошив пакет, небрежно бросил его в раковину, тыльной стороной ладони утер рот. Подтянул ногой табуретку, сел и закурил.
Докурив, отправил окурок в пепельницу и, на ходу сдирая одежду, отправился в душ.
После с маниакальной тщательностью подбирал костюм, галстук, сорочку, ботинки. Мерил шляпы и отбрасывал одну за другой, старательно не обращая внимания, как прыгают губы и мелко трясутся руки.
Наконец подобрал неброскую серую шляпу с черной лентой на тулье, долго смотрелся в зеркало, поправляя узел галстука. Руки вроде бы дрожать перестали.
Заперев дверь, Кинби вышел на улицу и бесцельно побрел прочь. Сообразил он, что идет к «Фиолетовому осьминогу», только когда заметил знакомую вывеску.
Зал был полон едва на треть. Из Управления не было никого, но это Кинби не удивило – смерть Шесински и последние убийства добавили дел и без того загруженной сверх всякой меры полиции города.
Кивнув Жорнусу, прошел к своему любимому столику. Закрыл глаза, с наслаждением откинувшись на спинку стула. Почувствовав вопросительное присутствие Николя, сказал, не открывая глаз:
– Пива. Темного. Много.
Николя бесшумно удалился.
Бармен хорошо представлял, что такое «много темного пива», так что через пару минут Кинби почувствовал, как дрогнула столешница. Открыв глаза, увидел перед собой высокий, полный густого темного пива стеклянный цилиндр на стальной треноге. В нижнюю часть цилиндра был врезан кран.
Рядом стояла оловянная пивная кружка с резной крышкой.
Удовлетворенно выдохнув, Кинби наполнил кружку, отсалютовал Николя, протиравшему и без того блестевшую барную стойку, и сделал первый долгий глоток.
На сцене появился Ларс, кивнул знакомым в зале и заиграл Broken Wing Чета Бейкера. Мелодию эту Кинби любил, под нее хорошо думалось. Полные легкой грусти звуки отгораживали от остального мира и казалось, что он сам, столик, маленькая лампа на столе – все это находится в прозрачном стеклянном шаре, существующем до тех пор, пока звучит музыка.
Но сегодня отвлечься не удавалось – его стеклянный шар мог разлететься в любую минуту, калеча и убивая невидимыми осколками близких Кинби людей.
А все потому, со злостью подумал вампир, что нескольким мерзавцам захотелось власти. Еще и еще власти. И теперь наступит хаос. Потому что он наступает всегда, стоит только кому-то привести в действие тщательно продуманный план.
Об этом плане сразу же начинают ползти слухи. Откуда они появляются, не знает никто, быть может, плодятся, как жуки на трупах, и множатся, расползаются, обрастают невероятными подробностями.
И вот уже повсюду клацают затворы, щелкают ножи, летит слюна из яростно шепчущих ртов. Все опасаются всех.
А потом кто-то самый глупый или нетерпеливый нажимает на курок или сует совершенно не тому человеку нож в печень, и наступает хаос.
Умные тихо стоят в стороне и смотрят, надеясь, что им удастся прожить достаточно долго, чтобы воспользоваться плодами бойни.
– Что ж, – криво ухмыльнулся Кинби, – злой умный мальчик из Девятой комнаты хочет хаоса. Он его получит.
В том, что Реннингтон врет, Кинби не усомнился ни на секунду. Вся его затея с захватом, театральной доставкой в особняк, демонстрацией осведомленности имела лишь одну цель – показать Кинби власть, сломать, не дать возможности проанализировать ситуацию.
А уж «болван» со стороны, да еще столь опасный и непредсказуемый, как Кинби, был нужен Реннингтону только в случае, если тот вел собственную игру и не мог в полной мере воспользоваться официальными ресурсами, доступными Девятой комнате в обычных условиях.
Интересно, весьма интересно, подумал Кинби, выходит, Артуру Реннингтону стало тесно даже в кабинете главы самой могущественной службы не только Города, но и всей страны. А судя по тому, что он ищет, в его планы входит вовсе не рапорт с требованием прибавки к жалованью.
Кровью все это пахло, большой кровью.
Запахом, который вампир прекрасно чувствовал.
Врал Реннингтон и о самом предмете. Знал он, что это. Наверняка знал. А если не знал, то подозревал. Причем с большой долей уверенности.
На мгновение легкий гул в зале стих. Кинби глянул в сторону дверей – да, так и есть, по ступенькам спускалась Марта. Заметив Кинби, слабо улыбнулась и направилась к его столику, по пути показав Николя два пальца. Тот понимающе кивнул, и когда Марта тяжело опустилась на стул, на столе уже стояла чистая кружка и тяжелый стакан с двойной порцией виски безо льда.
Одним долгим глотком осушив стакан, Марта длинно выдохнула сквозь сжатые зубы и зашарила по карманам в поисках сигарет. Кинби подтолкнул к ней свою пачку. Марта замерла – неловкая, остановившаяся, не закончив движения, одна рука во внутреннем кармане куртки, другая шарит по боковым.
Взглянула на Кинби:
– Ты знаешь, Шесински завтра хоронят.
– Спасибо, что сказала. Я приду.
– Его днем хоронят.
– Неважно. Приду.
Марта молча кивнула и сделала Николя знак. Через пару секунд он поставил перед Мартой бутылку и тарелку с солеными орешками.
Налив на два пальца, Марта подняла стакан и принялась его медленно покручивать, глядя, как текут внутри жидкости медленные волны теплого желтого света.
Наконец она вздохнула и спросила:
– И за что тебя пытались убить на этот раз?
– Судя по всему, из-за того предмета, который пытался продать Паланакиди, – осторожно сказал Кинби.
– Кинби, так судя по всему или из-за него? – нехорошо посмотрела Марта.
– Ну… Я так думаю.
– Кинби, Шесински убили. Его проткнули буквально у меня на глазах. Так что не темни, пожалуйста.
– Марта, я говорю тебе все, что знаю. Если узнаю что-нибудь еще, обязательно скажу, – несколько более резко, чем собирался, ответил Кинби.
Тяжело посмотрев на него, Марта вздохнула и отпила из своего стакана.
– Я понимаю, что время не самое подходящее, но… что случилось с Грузовиком? Ты сказала, что убийство схоже с убийством той девчонки…
– Да, похоже. Мы потому и приехали. Процедуру сам знаешь – должны были опросить тебя.
– Ну а охранники-то что? Грузовик же помешан был на безопасности.
– Мертвы, – покачала головой лейтенант, – Те, кто с ним был – оба зарублены. А те, кто позже выбежал, почти и не видели ничего. Его же на крыше убили, у него там бассейн. И садик, – нервно хихикнула Марта.
– Ну, почти, значит, что-то видели. Так что?
Марта неопределенно пошевелила пальцами.
– Тот, что выбежал первым, клянется, что всадил нападавшему в спину минимум две пули. Правда подтвердить не может – убийца в этот момент прыгал через ограждение крыши.
Выставив перед собой ладонь, Марта предупредила вопрос Кинби.
– Нет, тела не нашли. И охраннику показалось, что у киллера были крылья.
После этих слов Кинби понял, что точно знает, какой именно предмет пытался продать покойный Паланакиди.
Над столиком повисло долгое молчание. Марта пила, курила, опустив голову, выдувала длинные струйки сизого дыма и смотрела, как они разбиваются о столешницу на отдельные завитки и тают.
Потом, не поднимая глаз, сказала:
– Мне плохо. Поедем отсюда?
В квартире Кинби она бессильно осела на скамеечку в прихожей и застыла.
Осторожно сняв с Марты ботинки, Кинби ее подхватил на руки и понес в спальню. Раздел, закутал в одеяло, сам, не раздеваясь, лег рядом и уставился в темноту.
Марта нашарила его руку, ухватилась, как обиженный ребенок, и тихо заплакала.
Под утро она ушла. Выплакавшаяся, пришедшая в себя.
Лейтенант полиции Марта Марино – собранная, внимательная и очень злая.
Кинби долго лежал, закинув руки за голову, и смотрел в темноту.
Пока не рассвело.
* * *
Шесински похоронили рано утром. Поскольку он не поклонялся ни одному из Домов Воцарения, то над гробом сказали несколько слов начальник управления – высокий грузный храт Меес'к, и Марта – неестественно прямая, непривычно тонкая в парадной синей форме с белой траурной повязкой.
Сухо треснули залпы.
Меес'к пролаял команду «Смирно», гроб тихо опустился в могилу.
Ощутив чей-то взгляд, Марта незаметно оглянулась.
На вершине холма, теряясь в тени деревьев, стояла неподвижная фигура в черном. Лицо скрывал шлем, с опущенным зеркальным забралом.
Увидев, что Марта смотрит на него, Кинби вскинул руку, отдавая честь, развернулся и исчез. Раздался отдаленный рев мощного мотоциклетного двигателя и над кладбищем снова разлилась напоенная солнцем тишина.
За похоронами наблюдал не только Кинби. В Доме Тысячи Порогов, откинувшись в мягких креслах, смотрели на картину, транслируемую застывшим в трансе астралотом, Олон и Хранитель Порогов.
Уловив поворот головы лейтенанта Марино, Хранитель скомандовал передвинуть фокус за ней. Посмотрев, как салютует и исчезает Кинби, отпустил, щелкнув пальцами, астралота, и, задумался, положив острый подбородок на сплетенные пальцы.
– Он может представлять серьезную угрозу?
– Не думаю, – осторожно ответил Олон, – но его необходимо жестко контролировать. Наша попытка его убрать была организована исполнителем излишне поспешно, теперь Кинби окончательно понял, что вовлечен во что-то серьезное. Насколько я знаю это существо, он воспринял нападение крайне болезненно, поскольку пострадали близкие для него люди.
– Может ли он принести нам пользу? – все также задумчиво спросил Хранитель.
– Да, может, – куда более уверенно ответил Олон, испытывая некоторое облегчение оттого, что его попытка переложить неудачу покушения на мистера Джонсона, удалась.
– Каким образом?
– Подкинем ему дезинформацию, вынудим к активным действиям. Полиция, да и не только она, будет сейчас пристально следить за ним. За это время, я надеюсь, нам удастся получить недостающую информацию для модификации Ангельской Звезды.
Хранитель Порогов наставил на Олона тонкий, похожий на щупальце палец:
– Не стоит беспокоиться о том, что не входит в область вашего понимания, уважаемый Олон. Вы должны обеспечить мне и другим мастерам Темных Ступеней нормальные условия для работы. Остальное – не ваша забота. Мы поняли друг друга?
– Безусловно, мастер. – Поднявшись, Олон согнулся в поклоне. Его пробил пот, и он надеялся, что Хранитель этого не заметит.
– Вот и замечательно. А ваша мысль о создании некоторой неразберихи в городе весьма удачна. Это даст нам возможность провести заключительные испытания.
– Кстати, – добавил Хранитель, – может быть, стоит дать дезинформацию не только Кинби, но и еще кому-нибудь? Пусть мелочь режет друг друга, пока мы заканчиваем подготовку?
* * *
С кладбища Кинби поехал в свою контору. Его мутило, тело казалось липким и скользким, перед глазами плыли черные пятна, но существовать пока было можно. Правда, сколько это продлится без снадобий, которыми снабжали его во время Войн Воцарения армейские знахари, вампир не знал.
Но времени на отдых не было.
Сидя за столом Юринэ – единственным, оставшимся относительно целым предметом мебели, Кинби неловко перебирал бумаги, шипя от злости, когда не получалось ухватить неловкими в перчатках из грубой кожи пальцами очередной листок.
Надо было навести хотя бы какое-то подобие порядка и унести из разгромленной комнаты некоторые досье, прежде чем вызывать рабочих для ремонта. Конечно, всем этим будет заниматься Юринэ, но оставлять бумаги в неохраняемой комнате не годилось.
Спасибо Марте – до приезда Кинби у дверей дежурил полисмен, обмотавший вокруг перил террасы и остатков двери желтую ленту и усевшийся с дробовиком на стул у порога.
Но держать пост все время Марта, конечно же, была не в состоянии.
Уложив распухшие от бумаг картонные папки в одну коробку, Кинби принялся сваливать в другую диски и кристаллы из стола Юринэ.
Кольт оказался в руке Кинби раньше, чем он почувствовал, что по ступенькам кто-то поднимается. В который уже раз он разозлился на самого себя за эту дневную беспомощность – нежданный гость успел почти дойти до верхней площадки, не скрываясь, скрипя ступенями, а он даже ухом не повел.
Кто-то застенчиво, чуть слышно, постучал в дверь. Кинби чуть не расхохотался от такой абсурдной вежливости, но сдержался. Прижавшись к стене, слева от остатков двери, направил дуло в сторону проема и крикнул:
– Войдите!
Жалобно скрипнув, перекошенная дверь заскребла по полу. В щель боком протиснулся очень высокий и очень худой ангел.
Кинби тихонько убрал пистолет в кобуру.
– Здравствуйте, почтенный. Что привело вас ко мне?
Грациозно повернувшись, ангел склонил голову в легком поклоне:
– Чикарро пропал.
На несколько секунд в разгромленной комнате воцарилось тяжелое молчание. Наконец Кинби прошел к развалинам своего стола, выгреб из них относительно целый стул, принес и поставил перед столом Юринэ. Жестом пригласил посетителя присаживаться, уселся и сам.
Ангел был очень стар. Во всяком случае, Кинби казалось именно так. Есть ли у ангелов возраст, он не знал, но почему-то ему казалось, что существо это едва ли не старше его самого. Может быть, дело было в спокойном взгляде серых, словно зимние тучи, глаз, которые, казалось, видели столько лет и столько миров, что даже Кинби не мог себе это представить.
А может быть – в манере держаться. Ангел сидел очень прямо, аккуратно сложив руки на коленях. Кинби он напомнил старых отставных офицеров – всегда с прямой спиной, в аккуратных выцветших мундирах. Спокойных и неторопливых.
Ангел повторил:
– Чикарро пропал. Вот уже два дня, как мы не чувствуем его.
Кинби положил руки на стол, нагнулся вперед и, глядя ангелу в глаза, уверенный, что тот чувствует этот взгляд, даже сквозь зеркальное забрало шлема, сказал:
– Расскажите мне об Ангельской Звезде.
Город. Западные кварталы
Олон очень любил это небольшое кафе. Здесь всегда было тихо, прохладно, хозяин сам любил стоять за стойкой, официантки не менялись годами, приветливо болтая с постоянными посетителями, у которых даже не надо было принимать заказ – все и так прекрасно знали их вкусы.
Олону принесли крохотную чашку нестерпимо крепкого кофе, рецепт которого хозяин отказывался выдавать, со смехом говоря, что не расколется даже под пытками. Иногда Олону хотелось это проверить, но любовь к кофе перевешивала, и он, любезно улыбаясь, заказывал еще чашечку.
Официантка задержалась, осведомляясь у сидевшего напротив Олона южанина, что желает почтенный господин. Не глядя на женщину, тот коротко бросил:
– Кофе.
Чашка появилась перед южанином буквально через минуту. Олон с удовольствием отметил, что кофе был самым обыкновенным – официантка позволила себе маленькую месть, принеся вульгарный эспрессо.
– Итак, уважаемый Шенеге, я с прискорбием должен сообщить, что ваши сотрудники, равно как и их наниматель, мистер Джонсон, скончались. – Олон с удовольствием сделал первый, самый сладкий, самый ожидаемыйглоток.
Южанин сидел все так же неподвижно, уперев взгляд черных невыразительных глаз в пуговицы на пиджаке Олона.
– Должен сказать, – продолжил Олон, делая второй глоток, – что отвечает за смерть ваших… единомышленников… некий Кинби. Он частный детектив. Из Детей Ночи. Поскольку мы с вами сотрудничаем давно и плодотворно, я счел своим долгом сообщить, что он имеет неприятную особенность – разыскивать тех, кого считает виновным в гибели существ, с которыми поддерживал деловые или дружеские отношения. В данном случае вашим сотрудником был убит полицейский, которого Кинби хорошо знал.
Южанин встал, молча поклонился и ушел, оставив на столе нетронутую чашку эспрессо. Возможно, подумал Олон, у него и не такой уж плохой вкус, раз он не стал пить эту бурду.
Олон знал, что способен убить любого из этих молчаливых, с неподвижными лицами, преисполненными сознанием своей исключительности, своей миссии, южан.
Тем не менее при общении с ними он каждый раз чувствовал, как поднимается в груди легкий холодок – что-то среднее между страхом и восторженным ожиданием возможности померяться силой с равным.
Олон искренне надеялся, что южанин на некоторое время займет Кинби и они устроят достаточно шума, чтобы отвлечь остальных от Дома Тысячи Порогов. Тяга южан к загадочным артефактам, тайнам богов, Воцарившимся и Нерожденным, была общеизвестна. Есть большой шанс, что ненужное Олону внимание теперь обратится в эту сторону.
* * *
– Значит, Ангельская Звезда может действовать не только на ангелов? – в очередной раз переспросил Кинби.
– Теоретически да, – развел руками Сольменус. – Во всяком случае, Аланай считал именно так, и его жрецы вовсю экспериментировали и с людьми разных рас, и с добберами, и с хратами. Насколько я знаю, лучше всего поддавались добберы, но полностью подчинить их не удалось – слишком велики были побочные эффекты.
После того, как ангел подтвердил его опасения, что Хранителю удалось заполучить Ангельскую Звезду – самый мерзкий и самый страшный, пожалуй, артефакт Аланая-Кукловода, Кинби чувствовал нарастающий холодок внутри. Ведь, именно после применения Звезды вмешались Итилор и Леди Сновидений, почувствовавшие, какую угрозу несет этот предмет существующему миропорядку. Правда, шепотом поговаривали, что Дома Воцарения просто сообразили, какую выгоду могли бы получить сами от такого могущественного предмета, но официально это все дружно опровергали.
– А почему получилось с ангелами? – задал наконец Кинби вопрос, вертевшийся у него на языке с самого начала разговора.
Сольменус задумался. День уже клонился к вечеру, комната понемногу расплывалась в тенях, солнечные лучи исчезали из щелей, выпуская из своих тонких пальцев танцующие в нагретом воздухе пылинки.
– Для того чтобы понять, почему именно ангелы стали слугами Аланая, надо знать, кто мы такие, – негромко проговорил Сольменус. Он откинулся на стуле, сложил на груди руки и заговорил:
– В отличие от людей, добберов и хратов, мы были созданы. Вылеплены богами иных миров, куда более древними, чем те, кого вы сегодня зовете Воцарившимися. Тысячелетиями мы служили этим богам и народам, им поклонявшимся. Мы были глазами, карающими дланями, милосердными избавителями и грозными судьями. Мы воскрешали и умерщвляли целые миры. И мы были счастливы. Мы знали свое предназначение. Понимаешь? С самого начала единственным смыслом нашего существования было служение.
– А затем боги ушли… – Сольменус тихонько раскачивался на стуле, голос становился все тише, превращаясь в прерывистый шепот, – ушли, оставив нас на оплавленных равнинах умирающего в холодном свете издохшей звезды мира. Там были только мы и города, полные зданий с выбитыми стеклами и улицами, засыпанными прахом, песком и пеплом. Больше там не было никого.
Даже призраков.
Мы хотели умереть, но не могли. В конце концов, мы перестали даже двигаться. Стояли, сидели, лежали там, среди мертвых городов, и нас засыпал песок.
Потом мы услышали зов. Те, кто еще не до конца сошел с ума, последовали за этим зовом в ваш мир. Оказалось, здесь мы можем жить, служить… И умирать. Мы хотели служить… Но нас призвали, чтобы мы стали убийцами. Гончими псами. Аланай точно рассчитал действие Звезды. Мы не могли сопротивляться ему…
И мы убивали и убивали… – закончил ангел чуть слышно.
– После изгнания Аланая, Ангельская Звезда пропала, и вы оказались в этом мире – никому не нужные, ничего не умеющие, лишенные возможности уйти, – поставил точку в рассказе Кинби.
Сольменус кивнул.
– Как ты сам считаешь, далеко ли продвинулся в своих опытах Хранитель?
– Видимо, пока не очень, – сказал Сольменус, – иначе, зачем бы он искал именно ангелов? Наверное, пока он старается добиться идеального подчинения от нас, как сделал это Аланай. Но все это вопрос времени. Хранитель упорен и умен. К тому же он получает поддержку из множества миров, тех, что за Порогами…
– Почему не вмешиваются остальные боги? – Кинби действительно переставал понимать это. Ситуация могла выйти из-под контроля в любой момент, но ни один из Домов Воцарения не реагировал.
– Все не так просто… Между Домами существует своеобразный пакт о ненападении. Он позволяет им плести друг против друга тихие интриги, не беспокоясь о том, что в этой реальности их уничтожат. Что же касается….
– Хм… Ну, на Аланая они насели очень дружно, – перебил ангела Кинби.
– Да, – согласился Сольменус, – но Аланай угрожал им всем. Ему не нужны были остальные Воцарившиеся. Поэтому создать коалицию, которая его свалила, Домам было очень несложно.
– А сейчас такой угрозы разве нет? – поинтересовался Кинби.