МакБейн Эд. Колыбельная

   «Почему именно я?» — напряженно думал Геррера.
   Пока Гамильтон трепался, Геррера продолжал думать над этим. Все разговоры — дерьмо, ему что-то нужно от меня. Но что именно?
   Почему он просит меня доставить ему кокаин?
   Почему бы не послать любого из своих придурков?
   — Ты повезешь деньги в кейсе, — сказал Гамильтон.
   «Паршивые пятьдесят тысяч», — думал Геррера.
   — Вот адрес.
   Он доверяет мне все эти деньги.
   "В жизни меня не видел, но доверяет все эти деньги. Думает, я смоюсь с ними отсюда подальше? Улечу в Калькутту? Отдаю им деньги в кейсе, забираю три кило и исчезаю с лица...
   — Только не бери в голову ничего лишнего, — сказал Гамильтон. Но Геррера понял, что это фуфло, воняло уж очень сильно.
   — Мои люди будут ждать тебя внизу, — сказал Гамильтон.
   "Тогда почему бы твоим людям не подняться наверх? — удивился Геррера. — Зачем вместо этого посылать меня? Кого ты в жизни не видел?"
   — Ты, наверно, удивляешься, почему я послал за тобой, — сказал Гамильтон.
   «С чего бы это я удивлялся такой ерунде?» — подумал Геррера.
   — Ведь ты работал на Уолстра Чанга несколько лет назад? — спросил Гамильтон.
   Геррера никогда никому не говорит, на кого он работает и когда. Он промолчал.
   — Нам нужен парень, который понимает китайский менталитет, — улыбнулся Гамильтон.
   Это слово с его ямайским акцентом звучало особенно красиво.
   «А на фига?» — подумал Геррера.
   — Зачем? — спросил он.
   — Парни, которые продают товар, — китайцы, — хмыкнул Гамильтон.
   Геррера посмотрел на него.
   Это была ложь.
   Он знал, что это ложь, но еще не понимал, в чем именно. Он только знал, что чувствует ложь в глазах Гамильтона, в его бесстрастном лице, и ложью было что-то, связанное с китайцами, выступавшими в роли продавцов.
   — А что за китайцы? — спросил он.
   — Это моя забота, парень, — сказал Гамильтон и улыбнулся.
   — Конечно, — согласился Геррера.
   — Так как, ты мог бы этим заняться?
   — Ты даже не сказал, сколько сам думаешь мне заплатить.
   — Я думаю, червонец, — ответил Гамильтон.
   Это было чертовски много.
   Слишком много.
   Особенно когда ты понимаешь, что он мог просто послать любого из своей банды.
   Зачем такой жирный кусок? До Герреры внезапно дошло, что этот долбаный жак искал козла отпущения.
   — Червонец — звучит неплохо, — улыбнулся он.
   Обратный адрес на конверте был 336, Норт-Имс.
   Женщину, написавшую письмо, звали Джулия. На одном из почтовых ящиков в вестибюле под номером двадцать один значилась Д. Эндикотт. Они поднялись по лестнице на второй этаж, немного постояли перед дверью, прислушиваясь, и постучали. Было уже без четверти семь вечера. Даже если Джулия работала, она должна была...
   — Кто там?
   Женский голос.
   — Полиция, — ответил Карелла.
   — Полиция?
   Замешательство.
   — Мисс Эндикотт? — спросил Карелла.
   — Да?
   Она подошла поближе к двери. Удивление сменилось подозрением. В этом городе любой маньяк может постучаться в твою дверь и назваться слесарем-водопроводчиком.
   — Детектив Карелла, Восемьдесят седьмой участок, не могли бы вы открыть дверь?
   — Зачем? Что случилось?
   — Один-два вопроса, мисс. Не могли бы вы отворить дверь?
   Дверь приоткрылась лишь на немного, удерживаемая цепочкой.
   В щелочке виден был глаз.
   — Пожалуйста, покажите ваш жетон.
   Он предъявил жетон и удостоверение.
   — Ну и в чем дело? — спросила она.
   — Это ваш почерк? — сказал Карелла и протянул письмо так, чтобы был виден угол конверта.
   — Откуда это у вас? — поинтересовалась она.
   — Писали вы?
   — Да, но...
   — Вы нам позволите войти?
   — Секундочку, — сказала она.
   Звякнула отсоединяемая цепочка. Дверь открылась. Карелла подумал, что ей около двадцати пяти. Молодая женщина, среднего роста, длинноволосая кареглазая блондинка. Она выглядела, как будто только что вернулась с работы, но уже распустила волосы, ослабила узел галстука на блузке и была босиком.
   — Джулия Эндикотт? — спросил Карелла.
   — Да.
   Она закрыла за ним дверь. Они стояли в небольшой прихожей. Маленькая кухонька справа. Прямо перед ними — гостиная. На диване сидел молодой мужчина в джинсе с головы до ног. Перед диваном — кофейный столик. На нем — два высоких бокала с коктейлем. Под столиком валялась пара женских туфель на каблуках. Обувь молодого человека тоже лежала под кофейным столиком. Карелла подумал, что они явились некстати.
   Женщина пришла домой с работы, приятель или муж, поджидая ее, смешивал коктейли. Она распускает волосы, оба снимают туфли, он начинает расстегивать ее блузку, и тут стук-стук, это мы, легавые!
   Молодой человек посмотрел на них, когда они входили. Он был белым.
   Высокий. Черноволосый и голубоглазый.
   Невнятное описание Джойс Чапмэн...
   — Мишель Фурнье? — спросил Карелла.
   Глаза мужчины широко распахнулись. Он посмотрел на Джулию. Джулия пожала плечами и опустила голову.
   — Вас зовут Майкл Фурнье? — повторил Карелла.
   — Да, а что?
   — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
   — Вопросов? — переспросил он и снова посмотрел на Джулию. Та снова пожала плечами.
   — Конфиденциально, — сказал Карелла. Он продумал все наперед. В том числе и алиби Майка. Если его алиби окажется Джулия Эндикотт, он позднее допросит ее отдельно.
   — Не могли бы вы чем-нибудь заняться? — спросил он Джулию.
   — Что?
   — Ну, принять душ, посмотреть новости по телевизору.
   — О, — сказала она, — конечно.
   Она прошла через гостиную и открыла дверь напротив дивана. В проеме виднелась кровать. Дверь закрылась.
   — Мы знаем, что «Дин» был в порту на Новый год. — Карелла решил взять быка за рога. — Мы знаем, что команда сошла на берег. Куда ты пошел, Майк?
   Называя в этих обстоятельствах человека по имени, низводишь его на низшую ступень. Старая полицейская уловка, которая обычно действует безотказно, кроме тех случаев, когда имеешь дело с профессиональным вором, который думает, что ты называешь его Фрэнки, потому что он тебе нравится.
   — Новогодняя ночь, — сказал Мейер.
   — Где ты провел ее, Майк?
   — А зачем вам это надо знать?
   — Тебе знакома девушка про имени Джойс Чапмэн?
   — Нет. Джойс Чапмэн... Нет. Кто такая Джойс Чапмэн?
   — Давайте вспомним октябрь, — сказал Карелла.
   — Я и близко не был здесь в октябре.
   — Я говорю о позапрошлом октябре.
   — Чего? Неужели вы рассчитываете, что я должен помнить...
   — Диско-клуб Ланг. В Квартале.
   — Ну и что?
   — Ты его помнишь?
   — Кажется, знаю это место. Что из...
   — Девушка по имени Джойс Чапмэн. Вы вместе баловались наркотиками...
   — Нет, нет.
   — Да, да, но дело не в этом, Майк.
   — Слушайте, я в самом деле не помню никого по имени Джойс Чапмэн.
   — Блондинка, — напомнил Мейер.
   — Как твоя подружка Джулия, — сказал Карелла.
   — Мне нравятся блондинки, — сказал Фурнье и пожал плечами.
   — Зеленые глаза, — продолжал Мейер.
   — Красивые глаза.
   — Ее самая привлекательная черта.
   — Вы поехали к ней на Оранж-стрит...
   — Нет, я не пом...
   — На квартиру, где она жила вместе с другой девушкой.
   — Когда вы вошли, та спала...
   — И по-прежнему спала, когда вы уходили рано утром...
   — Анджела Квист.
   — Я такой тоже не знаю.
   — О'кей, давайте поговорим о новогодней ночи.
   — Год назад? Если вы рассчитываете...
   — Нет, Майк, той, что была совсем недавно.
   — Где вы были и чем занимались? — Я был с Джулией. Когда «Дин» в порту, я всегда остаюсь у Джулии.
   — Как давно вы знакомы?
   — Не помню, может, шесть-семь месяцев.
   — Она сменила Джойс, а?
   — Я же сказал вам, что никого не знаю по имени...
   — Джойс собиралась стать писательницей, — сказал Мейер.
   — Она здесь изучала литературу.
   — У ее отца — фирма по обработке дерева там, на Западе.
   — О, — сказал Фурнье.
   — Ну что, теперь вспомнил? — спросил Карелла.
   — Ну да, кажется, вспомнил. У нее на заднице еще маленькая татуировка.
   О татуировке они не знали.
   — Такая маленькая птичка? На правой ягодице?
   — Репродукция Пикассо над диваном, — добавил Мейер, — в квартире на Оранж-стрит.
   — Там все такое, в современном стиле? — спросил Фурнье.
   — Ну да, вроде как модерн, — согласился Мейер.
   — Кажется, я припоминаю. Была такая ночь.
   — Очевидно, — кивнул Карелла. — Пытался ли ты когда-нибудь еще раз встретиться с ней?
   — Нет, честно говоря, я даже не запомнил, как ее зовут.
   — И после той ночи никогда вы с ней не встречались?
   — Никогда.
   — Так, теперь расскажи нам, Майк, как ты провел Новый год.
   — Я уже сказал вам. Я был с Джулией. С этой девушкой что, случилось что-нибудь? И вы поэтому задаете мне вопросы?
   — Ты ведь был на Новый год здесь, не так ли?
   — Здесь? Нет. То есть я не говорил, что я был здесь.
   — Тогда где?
   — Мы уходили.
   — Куда?
   — На вечеринку. К одной подруге Джулии. Девушка по имени Сара.
   — Сара, а дальше?
   — Я не помню. Спросите у Джулии.
   — Кажется, ты вообще не очень хорошо запоминаешь имена, Майк? — Ну ладно, вы расскажете мне, что случилось с той девушкой?
   — А кто сказал, что с ней что-нибудь случилось?
   — Вы приходите сюда, вышибаете двери...
   — Двери никто не вышибал, Майк.
   — Я хочу сказать, какого черта, что все это значит?
   Негодование честного гражданина. Виновные или невиновные — все они во время допроса в какой-то момент начинают возмущаться. Или, по крайней мере, изображать возмущение. Люди итальянского происхождения, виновные или невиновные, всегда придерживаются линии поведения по методу «Conesce chi son'io?». Изображая возмущение. Это можно перевести примерно как «Да вы понимаете, с кем говорите?». Допрашиваете уличного чистильщика сапог, а он ведет себя как будто губернатор штата. «Да вы понимаете, с кем говорите?» Фурнье сейчас сел на того же конька. "Какого черта все это значит?" Негодование на лице и в голубых глазах. Несправедливо обвиняемый неизвестно в чем невинный обыватель. Однако они все еще не знали, где он был в новогоднюю ночь, когда убивали Сьюзен и ее няню.
   — Во сколько вы отсюда вышли? — спросил Мейер.
   — Около десяти, спросите у Джулии.
   — И во сколько вернулись?
   — Вернулись примерно в четыре.
   — Где вы находились между половиной первого и половиной третьего?
   — Как где? Все там же, на вечеринке.
   — Когда вы ушли оттуда?
   — Где-то в половине третьего, в три.
   — А точнее?
   — Ну ближе к трем, по-моему.
   — И куда вы направились оттуда?
   — Мы вернулись сюда.
   — Как добирались?
   — На метро.
   — Откуда вы ехали?
   — Из Риверхеда. Эта вечеринка была в Риверхеде. Скажите, с той девушкой что-то случилось, да?
   — Нет.
   — В чем же тогда дело? — Ее дочь убили, — сказал Карелла и пристально посмотрел ему в глаза.
   — Я не знал, что у нее был ребенок, — сказал Фурнье.
   — А у нее его и не было.
   И снова посмотрел ему в глаза.
   — Но вы только что сказали...
   — Когда вы с ней познакомились, у нее не было ребенка. Убитой девочке исполнилось шесть месяцев.
   Теперь оба детектива пристально смотрели на него.
   — Это был ваш ребенок, — продолжал Карелла.
   Фурнье посмотрел сначала на Кареллу, потом на Мейера. Мейер кивнул. На кухне капала из крана вода. Фурнье долго молчал. И заговорив, умолкал после каждой фразы.
   — Я не знал. (Молчание.) Мне очень жаль. (Молчание.) Жаль, что я не знал этого. (Молчание.) Вы не могли бы передать ей мое сочувствие?
   После очередной паузы он спросил:
   — Как я мог бы с ней связаться?
   Детективы безмолвствовали.
   — Или, может, вы дадите ей мой номер телефона здесь? Если будете с ней говорить. Если она сама захочет со мной поговорить.
   На кухне продолжала капать вода.
   — Если бы вы знали, как мне жаль.
   И — после паузы:
   — Как звали девочку?
   — Сьюзен, — ответил Мейер.
   — И мою мать тоже, — сказал он. — Точнее, Сюзанна.
   Снова наступило долгое молчание.
   — Жаль, что я этого не знал, — сказал он.
   — Мистер Фурнье, — сказал Карелла, — мы бы хотели сейчас поговорить с мисс Эндикотт.
   — Да, конечно, — кивнул Фурнье. — Я в самом деле хотел бы...
   И замолчал.
   Джулия Эндикотт сообщила им, что на Новый год они вышли из квартиры чуть позже десяти и поехали на вечеринку домой к ее подруге по имени Сара Эпштейн, которая жила по адресу бульвар Вашингтона, 7133, квартира 36. Это в Риверхеде. Джулия Эндикотт сообщила также, что они ушли с вечеринки без десяти три, прошли пешком два квартала до станции метро, что на углу Вашингтон и Ноулз, и вернулись домой чуть позже четырех. Придя, они прямиком отправились в постель. Майк Фурнье всю ночь был рядом с ней.
   — Может быть, вам нужен номер телефона Сары на случай, если вы захотите ей позвонить? — спросила она.
   — Да, пожалуйста, — улыбнулся Карелла.
   Сара Эпштейн подтвердила все, что они рассказали.
   Детективы снова оказались там, с чего начинали.

Глава 12

   Утром в четверг сразу после девяти часов утра по тихоокеанскому времени Карелла попытался дозвониться в Сиэттл. Он набрал номер «Сосен», но никто не взял трубку. Потом он позвонил в «Лесоматериалы Чапмэна» и поговорил с той же самой женщиной, с которой разговаривал девять дней назад. С Перл Огилви, как значилось в его записной книжке. С мисс Перл Огилви. Карелла объяснил, что у него есть сообщение для Джойс Чапмэн, но он не может дозвониться к ней домой. Он спросил, не могла бы она сама передать Джойс это сообщение.
   — Просто скажите ей, что Майк Фурнье хотел бы с ней поговорить. Его номер телефона...
   — Мистер Карелла? Извините меня, но... — В трубке замолчали.
   — Мисс Огилви, вы меня слышите? — озадаченно спросил Карелла.
   — Сэр... мне очень жаль, но... Джойс мертва.
   — Что?
   — Да, сэр.
   — Что?
   — Ее убили, сэр.
   — Когда?
   — В ночь на понедельник.
   Карелла был ошарашен. Такого потрясения он уже давно не испытывал. Он потом думал, почему убийство Джойс Чапмэн так сильно подействовало на него?..
   — Расскажите мне, как это случилось? — попросил он.
   — Сэр, может быть, вам лучше поговорить с ее сестрой? Правда, ее не было здесь, в то время.
   — Пожалуйста, скажите мне телефон сестры.
   — У меня нет ее номера на Востоке, но я уверена, что он есть в телефонной книге.
   — А где на Востоке она живет, мисс Огилви?
   — Как где, там, откуда вы мне звоните, — сказала она удивленно.
   — Здесь? Она живет в нашем городе?
   — Да, сэр. Она приехала сюда к нам, потому что мистер Чапмэн был так болен и вообще все думали, что он вот-вот умрет. Вместо этого, бедная Джойс...
   Ее голос дрогнул.
   — А сестра Джойс уже вернулась домой? — спросил Карелла.
   — Да, сэр, они улетели вчера. Она и ее муж. Сразу после похорон.
   — Вы знаете, в каком районе они живут?
   — Калмз-Пойнт, я правильно сказала? У вас есть такой район?
   — Да, есть, — сказал Карелла. — Вы не могли бы назвать фамилию ее мужа?
   — Хэммонд. Мелисса Хэммонд. Она вышла замуж за Ричарда Хэммонда.
   — Спасибо, — поблагодарил ее Карелла.
   — Не за что, — ответила она и повесила трубку.
   Карелла немедленно связался со справочной службой Сиэттла, узнал номер телефона департамента полиции и посмотрел на часы. 9.15 утра по местному времени. Если они работают так же, как он здесь, значит, дневная смена заступила на дежурство полтора часа назад. Он набрал номер, представился и попросил соединить его с кем-нибудь из отдела по расследованию убийств. Сержант ответил, что он просто проходил мимо с какими-то бумагами, услышал телефонный звонок и поднял трубку. Похоже, сейчас из детективов здесь никого нет, может быть, что-то передать? Карелла сказал, что ему нужно связаться с теми, кто занимается делом Чапмэн. Джойс Чапмэн. Убита в ночь на понедельник. Это очень срочно. Сержант пообещал все передать.
   Человек, который позвонил ему в час дня по местному времени, представился как Джейми Боннем. Он сказал, что это он и его напарник работают по делу Чапмэн. Он хотел узнать, почему Карелла интересуется убийством Джойс.
   — В ночь под Новый год у нас в городе была убита ее дочь, — объяснил Карелла.
   — А я не знал, что она замужем, — удивился Боннем.
   Типично западный выговор. Карелле не приходилось слышать, как говорят в Сиэттле. Может быть, Боннем приезжий?
   — Она не была замужем, но это другая история, — сказал он. — Не могли бы вы рассказать, как все случилось?
   Боннем рассказал.
   Убита в собственной постели.
   Из пистолета в упор. В рот.
   Двумя выстрелами.
   Из «смит-и-вессона» 59-й модели.
   — Это девятимиллиметровый автомат, — сказал Боннем. — Мы достали две пули и одну гильзу. Мы считаем, что убийца подобрал вторую, но эту не смог найти. Он и с пулями не смог ничего сделать, потому что они засели в стенке за кроватью.
   — Было ли что-нибудь еще? — спросил Карелла.
   — Что вы имеете в виду?
   — Она изнасилована?
   — Нет.
   — А что еще у вас есть?
   — Ничего, кроме заключения баллистиков. А что есть у вас?
   Карелла рассказал, что есть у них.
   — Я так понимаю, что у нас у обоих ничего нет, правильно? — хмыкнул Боннем.

* * *

   — Он просил о защите, но почему-то оторвался от меня, — сказал Клинг.
   Он держал речь.
   Детективы собрались в офисе лейтенанта Бернса на еженедельный «разбор полетов», который происходил каждый четверг после обеда.
   Эти совещания придумал лейтенант. Они захватывали уходящую дневную и заступающую ночную смены. Таким образом, теоретически должно было присутствовать восемь детективов, рассказывающих о деле, над которым каждый из них работал. Если в кабинете лейтенанта собиралось шестеро — люди могут болеть или отсутствовать по другим уважительным причинам, — то уже было хорошо. Лейтенант называл эти совещания «мозговой атакой по четвергам». Детектив Энди Паркер называл их «дерьмовой атакой по четвергам».
   Сегодня у Бернса собралось только пять детективов. Двое вели наблюдение и оставались на посту. Хейз опрашивал жертву ограбления. Паркер и сам хотел бы иметь какую-нибудь хорошую отмазку. Он ненавидел эти совещания. И не любил задерживаться, если его смена заканчивала дежурство, а еще больше он не любил приходить на службу раньше времени, когда его смена только заступала. В любом случае у Паркера вполне хватало проблем с делами, которые вел он сам, и слушать о чужих трудностях у него не было ни малейшего желания. Кого касается то, что случилось с Клингом и с этим его Геррерой? Только не Паркера! Он сидел на стуле с прямой спинкой и грустно глядел в окно. Энди поспорил бы с кем угодно в этой комнате, что сейчас в любую минуту может пойти снег. Интересно, висит ли еще его голубая парка в шкафчике внизу, в раздевалке. Он был рад, что сегодня утром не брился. Когда идет снег, ходить с двухдневной щетиной все-таки теплее. Паркер был в мятых серых фланелевых брюках, нечищеных черных туфлях, твидовой спортивной куртке от Гарриса с пятном на правом рукаве и белой рубашке с открытым воротником, без галстука. Энди выглядел точь-в-точь как один из городских бездомных, бродивших после обеда в поисках теплого места.
   — Может быть, ему нужно было прикрытие только до тех пор, пока они не успокоятся, — предположил Браун. Весь день он провел в суде, свидетельствуя по делу о разбойном нападении, и был в рубашке с галстуком и деловом костюме.
   Его пиджак висел на спинке стула. Браун — крупный мужчина, и цвет его кожи соответствовал фамилии. Он сидел с лицом нахмуренным, как будто пытался решить проблемы Клинга.
   — О'кей, Арти, — сказал Клинг. — Но тогда почему этот посс внезапно успокоился? Две недели назад, три недели; когда там это было, они наехали на парня. Так что, сейчас ему простили все долги? — Может быть, их испугала голубая форма? — предположил Карелла.
   — А на каком режиме охраны он был у тебя? — спросил Уиллис. — Круглосуточно?
   — Нет, с утра до вечера, — сказал Клинг.
   — Все, что мы могли сделать, — сказал Бернс. — Людей не хватает.
   Он сидел за своим столом в рубашке с короткими рукавами. Мужчина среднего роста с головой, уходившей в плечи, и неправдоподобно голубыми глазами. В его кабинете было чудовищно жарко. Что-то случилось с этим чертовым термостатом. Надо будет позвонить в хозяйственный отдел.
   — И не забудьте о том, который пошел за мной, — сказал Клинг.
   — Ты думаешь, это взаимосвязано, а? — спросил Браун.
   — Должно быть, — кивнул Карелла.
   — Ты его запомнил?
   — Ни фига.
   — Итак, что мы имеем, — подытожил Паркер, отвернувшись от окна. — Шестерка на побегушках рассказывает тебе сказочку, требует, чтобы к нему приставили наших парней, и ты заглатываешь наживку вместе с крючком. Потом он сматывается, а ты чему-то еще удивляешься.
   — Энди, он сказал мне, что скоро будет крупная сделка.
   — Да ну, когда же?
   — В ночь на следующий понедельник.
   — А где?
   — Он тогда еще не знал.
   — Да? А ты думаешь, он вообще что-нибудь знает? Ни черта он не знает! Потому что нет никакой сделки и в помине. Он раскрутил тебя на охрану, пока все это дерьмо не утихнет, Арти прав. А сейчас ты ему не нужен, поэтому он смотался и даже пожелал тебе удачи. Мысленно.
   — Может быть, — сказал Клинг.
   — Но зачем ему было врать? — спросил Бернс.
   — Чтобы получить охрану наших парней, — сказал Паркер.
   — Тогда почему бы не соврать еще больше? — спросил Карелла.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Назвать время, место, участников. Что так скромно-то?
   Все в кабинете замолчали.
   — Потому я и решил, что он на самом деле пытается выяснить все это, — кивнул Клинг.
   — Зачем? — спросил Паркер.
   — Чтобы мы могли повязать их всех.
   — Зачем? — повторил Паркер.
   — Когда мы их повяжем, они не смогут больше его беспокоить.
   Паркер пожал плечами.
   — Да, это — причина, — сказал Бернс.
   — Повязать посс целиком, — мечтательно улыбнулся Браун.
   — И Геррера сможет гулять спокойно, — добавил Мейер.
   — Но все же тут что-то не так, — сказал Карелла. — Почему они хотят в первую очередь убить его?
   — Ага, — сказал Паркер.
   Мужчины переглянулись. Похоже, ответа никто не знал.
   — Так, кто следующий? — спросил Паркер. — Я хочу домой.
   Браун вздрогнул.
   — Ты меня до инфаркта доведешь, Энди, — сказал он. — Может, и вправду на этом закончим, лейтенант?
   Бернс нахмурился. Паркер вздохнул, он выглядел как святой Себастьян, когда того протыкали стрелами.
   — По этому двойному убийству на Новый год, — сказал Карелла. — Мать девочки убили в Сиэттле в ночь на понедельник. Может быть, эти убийства связаны между собой, мы пока не знаем. Я увижусь с ее сестрой сегодня в конце дня.
   — Ее сестра живет здесь? — спросил Бернс.
   — Да. На Калмз-Пойнт.
   — Переехала из Сиэттла, — объяснил Мейер.
   — Так ты вообще накопал уже чего-нибудь? — нетерпеливо спросил Паркер.
   — Пока нет. Согласно показаниям о времени совершения убийства...
   — Ах, показаниям! — пренебрежительно хмыкнул Паркер.
   — Дай ему договорить, — сказал Уиллис.
   — Да тебе шесть человек дадут шесть разных показаний, — проворчал Паркер. — Это будет выглядеть, как будто жертву убивали шесть раз в течение дня.
   — Дай человеку договорить, — повторил Уиллис.
   — Уже десять минут пятого, — огрызнулся Паркер. — Вот что у нас есть, — сказал Карелла. — В половине первого няня была еще жива. Родители вернулись домой в половине третьего и обнаружили ее и ребенка мертвыми. Отец выпил, но когда мы туда приехали, он уже был трезв.
   — Девушка была изнасилована и зарезана, — добавил Мейер.
   — Ребенка задушили подушкой, — продолжил Карелла.
   — А что было в Сиэттле? — поинтересовался Браун.
   — Пистолет.
   — М-м-м.
   — А откуда вы знаете, что в половине первого она была еще жива? — спросил Клинг.
   — Не хочешь взглянуть вот на это? — спросил Карелла и протянул ему график, который они составили вдвоем с Мейером.
   — Двадцать минут пополуночи, — прочитал вслух Клинг. — Гарри Флинн звонит, чтобы поздравить Энни с Новым годом.
   — Это отец няни? — спросил Уиллис.
   — Ага, — кивнул Мейер.
   — Половина первого, — продолжал читать Клинг. — Звонит Питер Холдинг, чтобы проверить, все ли в порядке с ребенком...
   — Питер кто? — спросил Паркер.
   — Отец ребенка. Он сказал няне, что они будут дома попозже. Спросил, все ли в порядке.
   — Все было в порядке? — спросил Бернс.
   — По словам Холдинга, она разговаривала нормально.
   — Без напряжения, не под принуждением? Ему не показалось, что с ней кто-то был?
   — Он сказал, что все звучало вполне естественно.
   — И это было в половине первого, да? — спросил Уиллис.
   — Ну да, по словам Холдинга.
   — Который был немножко пьян, нет? — хмыкнул Браун.
   — Ну на самом деле даже не немножко, — ответил Мейер.
   — Итак, вот ваша проблема, — сказал Паркер. — Начало вашего графика, кстати, вполне вероятно, связанное с возможным временем убийства, основано на том, что вам сказал долбаный алкаш.