МакБейн Эд. Колыбельная

   Карелла посмотрел на него. — Я прав? — спросил Паркер.
   — Может быть, — ответил Карелла.
   — Так что, теперь мы можем пойти по домам?

* * *

   Иногда этот город причинял ей боль.
   В такой день, как сегодня, с низкими облаками, начавшими собираться над рекой, такими серыми и густыми. Серая вязкая вода. И запах снега в воздухе...
   В такие дни она вспоминала детство.
   Вспоминала, каким прекрасным местом для игр был этот город зимой, летом, весной и осенью. Игры на улице менялись вместе с временами года. Зимой, в такой, как сегодня, день, дети исполняли волшебный маленький танец на улице, молясь, чтобы пошел снег и завтра можно было не ходить в школу, чтобы вместо занятий были снежки и снежная крепость. Девочки кричали от ужаса и восторга, когда мальчишки гонялись за ними по узким, внезапно побелевшим каньонам.
   Эйлин хихикала, щеки ее раскраснелись, глаза блестели. Она была облачена в плотную парку, шерстяная шапочка с помпончиком натянута до ушей, рыжих волос совсем не видно. Потому что она тогда еще стеснялась выглядеть слишком уж ирландкой. Ее мама всегда говорила: «Знай, мы — американцы, мы не вчера сошли с корабля».
   Эйлин любила этот город.
   За то, что он вдохнул в нее дух соревнования, жажду победить и выжить. В этом городе канализационных крыс. Так говорил ее отец, Майкл Берк. Все называли его Папашей, потому что волосы Майкла были совершенно белыми, и он в свои двадцать шесть выглядел, как собственный дедушка. Папаша Берк. Его застрелили, когда она была еще маленькой девочкой. Ограбление винной лавки. На его похороны пришел сам уполномоченный. Он сказал Эйлин, что ее отец был очень храбрым человеком. Они дали матери свернутый американский флаг.
   Дядя Мэтт тоже был копом. Она очень любила дядю Мэтта, любила его истории об ирландских эльфах и волшебных странах. Истории, которые он услышал от своей матери, а та — от своей, и дальше, дальше, через поколения все возвращалось к тем временам, когда Ирландия вся была зеленой и покрытой нежной дымкой, к тем временам, когда на этой земле не лилась кровь. Любимым тостом ее дяди было выражение, которое очень часто повторялось в радиошоу: «За пурпурные ночи и золотые дни!» Недавно Эйлин слышала, как Мэрилин, новая подружка Хола Уиллиса, произносит то же самое. Может быть, ее дядя слушал того же самого ведущего.
   Может быть, дядю Мэрилин все же убили в баре не тогда, когда он отдыхал после смены и потягивал свой любимый напиток, провозглашая свой любимый тост за пурпурные ночи и золотые дни. Его убили в тот день, окрашенный в красный цвет не лучами заходящего солнца, а кровью, и когда в бар вошел закрывший лицо красным платком грабитель, дядя Мэтт потянулся за своим служебным револьвером. Пули отбросили дядю Мэтта от стойки, а бандит забрал из кассы 52 доллара 36 центов.
   Любимый дядя Эйлин умер на полу в луже собственной крови. Семья получила еще один свернутый американский флаг. Стреляли на старой Сто десятой улице в Риверхеде. Ее называли Долиной Смерти по поэме Теннисона. Бог его знает почему. В лексиконе копов часто можно встретить самые неожиданные слова и понятия.
   Эйлин думала, стоит ли говорить Карин Левкович о главной причине, по которой она поступила на службу в полицию. Она думала, что когда-нибудь сможет встретить этого сукиного сына с красным платком на лице, сорвать с него платок и взглянуть в глаза перед тем, как разрядить в него револьвер. Дядя Мэтт был главной причиной. Не отец, которого убили, когда она была слишком мала. Дядя Мэтт... У нее на глаза все еще наворачивались слезы, когда она думала о нем, об его эльфах и волшебниках.
   Этот город...
   Он научил тебя, как что-то делать лучше, чем ты умела до сих пор. Научил тебя, как быть лучшей. Такой она и была. Бывшим лучшим копом в этом городе. Никогда не переоценивала себя, но действительно была лучшей. Она выполняла свою работу с тем чувством гордости, которое привил ей ее отец, и с чувством юмора, которое воспитал в ней дядя. Чувство юмора уравновешивало все недостатки и достоинства. Она легко выполняла каждое новое задание, зная о себе, что была профессионалом из профессионалов. Конечно, до тех пор, пока этот город не вышиб из нее все.
   Им можно было или владеть, или нет.
   Когда Эйлин была в порядке, она владела им.
   Но сейчас она не владела ничем. — Даже собой.
   Эйлин Берк глубоко вздохнула и поднялась по низким широким ступеням к старому зданию штаб-квартиры, прошла через массивные бронзовые двери и стала думать, что сегодня она скажет Карин Левкович.

* * *

   Карелла смог встретиться с Хэммондами лишь поздно вечером. Предварительно позвонив, он узнал у Мелиссы Хэммонд, что ее муж обычно приходит из офиса домой в семь — половине восьмого, но поскольку он отсутствовал на работе почти неделю и за это время накопилось достаточно нерешенных вопросов, скорее всего муж вернется гораздо позже. Карелла спросил, как она считает, удобно ли ему будет приехать в восемь часов, и она ответила, что, как только муж вернется домой, они станут ужинать, поэтому если бы он смог приехать чуть позже...
   Когда Карелла постучал в дверь, было почти десять.
   Сегодняшний рабочий день у него начался без четверти восемь. Перед тем как выехать из участка, он позвонил женщине по имени Частити Керр, устраивавшей вечеринку в новогоднюю ночь, на которой были Холдинги. Они договорились о встрече завтра в десять утра. Если он уедет отсюда домой в одиннадцать, дома будет около полуночи. Перекусив с Тедди, пойдет спать, а завтра ему надо будет проснуться рано утром, чтобы успеть позавтракать с близнецами до того, как они в 7.30 сядут в школьный автобус. Потом в 8.00 он уедет в офис, взглянет на рапорты, которые не просматривал вчера, а потом пойдет на встречу с миссис Керр. Одни только мысли обо всем этом делали его более уставшим, чем на самом деле.
   Хэммонды сидели еще за столом, накрытым к кофе. Мелисса Хэммонд была очень привлекательной беременной блондинкой с красивыми зеленоватыми глазами, очевидно, такими же, как у сестры, которая в анкете агентства «Купер-Андерсон» назвала их своей «лучшей чертой внешности». Она пригласила Кареллу выпить чашку кофе, сказав: «Я сама молола зерна». Он поблагодарил ее и уселся в кресло, предложенное мужем. Ричард Хэммонд — жена называла его Дик — был высоким черноволосым и темноглазым мужчиной, весьма интересным.
   Карелла решил, что ему уже под сорок, а жена несколькими годами моложе. Очевидно, мистер Хэммонд сменил костюм, в котором работал, конечно, если его адвокатская контора не была заведением более нестандартным, чем те, в которых Карелла бывал раньше. Хэммонд служил в фирме «Лассер, Бендинг, Мерола и Росс». Сейчас он был в джинсах, теплой рубашке с эмблемой университета штата Вашингтон и домашних туфлях. Он предложил Карелле сигару, от которой тот вежливо отказался.
   Мелисса налила кофе.
   — Я рад, что вы согласились со мной встретиться, — начал Карелла.
   — Мы рады помочь, насколько это возможно, — ответила Мелисса.
   — Мы тут сидели и только что говорили об этом, — добавил ее муж.
   — Совпадение, — подумала вслух Мелисса.
   — Убийство этого ребенка.
   — Ребенка Джойс, — уточнил Карелла.
   — Но вы не можете это утверждать, — возразил Хэммонд.
   — Почему? — удивился Карелла.
   Хэммонд взглянул на жену.
   — Я не уверен, что понимаю вас, — сказал Карелла.
   — Пока речь идет просто о ребенке. — Мелисса посмотрела на мужа.
   — Понимаете, — начал тот, — мы впервые об этом слышим. Когда вы сегодня позвонили Мелиссе и сказали, что убийство Джойс может быть связано со смертью ее ребенка...
   — Насколько я знаю, у Джойс никогда не было ребенка.
   — Но у нее он был, — отрезал Карелла.
   — Это всего лишь ваше предположение, — возразил Хэммонд.
   Карелла посмотрел на них обоих.
   — Ну что ж, — начал он. — Гораздо удобнее для всех нас будет, если мы примем это за факт.
   — Мне кажется, у вас есть основания предполагать...
   — Да, мистер Хэммонд, есть.
   — ...что моя золовка родила...
   — Да, сэр, девочку. В прошлом июле. В госпитале Святой Агнессы. Это здесь, в городе. И отдала для удочерения в агентство «Купер-Андерсон». Это тоже в городе.
   — У вас есть документы, доказывающие...
   — Да, копии документов.
   — И вы точно знаете, что девочка, которая была убита... — Да, это ребенок вашей золовки. Удочеренная мистером и миссис Питер Холдинг. Да.
   Хэммонд кивнул.
   — Ну, что ж, — сказал он, вздохнув.
   — Это определенно новость для нас, — сказала Мелисса.
   — Вы не знали, что ваша сестра родила?
   — Нет.
   — А вы знали, что она была беременна?
   — Нет.
   — И даже не подозревали?
   — Никогда.
   — Как часто вы с ней встречались?
   — О, не очень часто, — сказала Мелисса.
   — Раз в несколько месяцев, что-то в этом роде, — пожал плечами ее муж.
   — Несмотря на то, что жили в одном городе? — спросил Карелла.
   — Мы не приезжали сюда с прошлого января, — сказал Хэммонд.
   — К сожалению, мы никогда не были очень близки, — добавила Мелисса.
   — Где и когда вы видели ее в последний раз?
   — Там, в Сиэттле. Все время, пока мы были в Сиэттле. Последний раз я ее видела в тот вечер, когда она погибла. Мы вместе ходили в госпиталь.
   — Я хотел спросить, до того.
   — Мы летели туда вместе. Когда стало ясно, что мой отец может...
   — Я хочу узнать не это... Ваша сестра родила в июле. Когда вы ее видели перед этим?
   — О.
   — Хорошо, сейчас мы попробуем вспомнить, когда это было, — сказал Хэммонд.
   — Мы приехали сюда в январе прошлого года...
   — Да, правильно...
   — Незадолго до моего дня рождения, правильно? — сказала Мелисса.
   — По-моему, да. Мы устроили вечеринку.
   — Да.
   — И когда это было? — спросил Карелла. — Двенадцатого февраля.
   — Ноябрь, декабрь, январь, февраль. — Карелла загибал пальцы. — У нее должна была быть уже четырехмесячная беременность.
   — Честное слово, никогда бы не подумал! — воскликнул Хэммонд.
   — У многих женщин живот не очень заметен, — проговорила Мелисса.
   — И не забывайте, она была крупная женщина — сто семьдесят семь сантиметров...
   — И ширококостная...
   — И всегда носила одежду, прямо как эта, Энни Хоулл.
   — Такую свободную, — добавила Мелисса. — Может быть, поэтому мы и не заметили.
   — То, что она беременна, — уточнил Хэммонд.
   — Она никогда не обсуждала это с вами, а? — спросил Карелла.
   — Нет.
   — Не приходила посоветоваться с вами, когда обнаружила?..
   — Нет. Лучше бы она пришла.
   — Мелиссе всегда хотелось, чтобы они были ближе друг другу.
   — Понимаете, это все из-за различия в возрасте, — сказала Мелисса. — Мне тридцать четыре, а моей сестре было всего девятнадцать. Пятнадцать лет разницы. Когда она родилась, я уже была подростком.
   — Сейчас все равно ничего не изменишь. Джойс мертва.
   — Да, — кивнул Карелла. — Скажите, она когда-нибудь упоминала человека по имени Мишель Фурнье? Майк Фурнье?
   — Нет, — сказала Мелисса. — По крайней мере, в разговоре со мной. А ты, Дик? Она когда-нибудь...
   — Нет, — сказал Хэммонд. — Это отец ребенка?
   — Да, — ответил Карелла.
   — Я догадался.
   — Так никогда она о нем не говорила?
   — Если мы даже не знали, что она беременна...
   — Но может быть, мимоходом, вне связи с тем, что она беременна? Вы понимаете, что я хочу сказать? Просто в разговоре мелькнуло имя того, с кем она встречалась, или знала, или...
   — Нет, — покачала головой Мелисса. — Дик?
   — Нет, — сказал он. — Мне очень жаль. — Были у нее ухажеры в Сиэтле?
   — В последнее время — никого, — сказала Мелисса. — Вы знаете, она уехала сюда сразу после школы.
   — Она рано ее закончила...
   — Ей было только семнадцать...
   — Она была очень умная...
   — Хотела стать писательницей...
   — Вам нужно прочесть некоторые из ее стихов.
   — Она здесь занималась с очень знаменитым человеком.
   — Итак, она приехала на Восток... когда? — спросил Карелла. — Июнь? Июль?
   — В июле будет два года.
   — А мы приехали сюда в январе, — сказала Мелисса. — Дику предложили хорошую работу...
   — У меня там была практика, но это предложение оказалось слишком хорошим, чтобы от него отказаться, — добавил Хэммонд.
   — Итак, когда вы приехали сюда в январе...
   — Да, ближе к концу месяца...
   — ...ваша сестра уже была беременна, — закончил свою мысль Карелла.
   — Уже? — переспросила Мелисса.
   — Да, у нее была трехмесячная беременность, — сказал Карелла. — Когда вы приехали сюда, вы с ней встретились?
   — Да, конечно.
   — И не заметили, что она была беременной?
   — Нет. Точнее, я даже и не предполагала ничего подобного. В любом случае, как вы сказали? Три месяца?
   — Да, три.
   — Да, — сказала Мелисса. — Это не должно было бросаться в глаза. Во всяком случае, не настолько, чтобы я могла заметить.
   — У всех женщин в семье Чапмэн маленький живот при беременности, — добавил Хэммонд. — Мелисса сейчас на восьмом месяце, но вы бы никогда не подумали.
   У Кареллы хватило воспитанности не посмотреть на ее живот.
   — Кто был самым близким приятелем Джойс там, в Сиэттле? — спросил он.
   — По-моему, это был Эдди, — сказала Мелисса.
   — Когда она училась в школе, они очень часто встречались. Эдди Жиллетт. — У них это было серьезно? — спросил Карелла.
   — Ну, как обычно бывает в школьном возрасте, — объяснил Ричард Хэммонд. — Вы же знаете.
   — Детективы в Сиэттле с ним разговаривали?
   — Не могу сказать.
   — Они не упоминали его как возможного подозреваемого или что-нибудь в этом роде?
   — Они не называли никаких имен.
   — Они сейчас там очень сильно скребут затылки, — сказала Мелисса.
   — Такие вещи... это не очень часто там случается, — сказал Хэммонд.
   — Ну, положим, людей убивают и там, — пожала плечами Мелисса.
   — Да, но не так часто, как здесь, — сказал Хэммонд. — Я это имел в виду.
   — Плохо жить в большом городе, да? — улыбнулся Карелла.
   — Да, так и есть, вы-то знаете, — улыбнулся ему в ответ Хэммонд.
   — В какой области законодательства вы специализируетесь?
   — Не в уголовном праве, — ответил Хэммонд. — Фирма, где я сейчас работаю, занимается корпоративным законодательством.
   — А там, в Сиэттле?
   — Общие правовые вопросы. У меня была собственная практика.
   — Там он был своим собственным боссом. — В улыбке Мелиссы прозвучало некоторое сожаление.
   — Да, но возможности оказались ограниченными, — сказал Хэммонд. — В жизни иногда надо рисковать. Кто знает, может быть, мы когда-нибудь туда вернемся.
   — Когда мы вернемся, там уже не будет семьи, — сказала она.
   — Ее отец... вы знаете, он очень болен, — сказал Хэммонд.
   — Да, — сказал Карелла.
   — Дождя нет, но что-то с неба капает, — тяжело вздохнула Мелисса.
   Карелла посмотрел на часы.
   — Не смею дольше вас задерживать. Спасибо, что уделили мне время.
   — Не за что, — улыбнулся Хэммонд. Он проводил Кареллу в прихожую, снял его пальто с вешалки и помог одеться.
   Карелла еще раз поблагодарил его, пожелал спокойной ночи Мелиссе, которая убирала со стола, вышел на лестничную площадку и поехал на лифте вниз. На улице уже шел снег.

Глава 13

   Частити Керр принадлежала к тому же типу ширококостных женщин, о котором говорила Мелисса Хэммонд. Высокая, плотная, но не толстая, она производила впечатление женщины, способной справиться с любой задачей, требующей физических усилий, из тех, что предназначены для мужчин, только у нее получалось бы лучше. Светловолосая и загорелая — она сказала, что провела с мужем две недели в Антигуа и только что вернулась. Миссис Керр предложила Карелле чашку кофе и села вместе с ним за маленький стол на кухне у окна, выходящего на Гровер-парк.
   За окном все еще шел снег.
   — Два дня назад я еще полеживала под пальмой, потягивая ледяной коктейль из рома с лимонным соком и сахаром, — сказала она. — Посмотри-ка сюда, приятель!
   Карелла посмотрел.
   Счастливым это его не сделало.
   Снегоуборочные машины не начнут работать, пока не прекратится снег, что, судя по всему, маловероятно в ближайшие два дня.
   — Миссис Керр, — начал он. — Причина, по которой я здесь...
   — Частити, пожалуйста, — сказала она. — Если ваше имя означает Целомудрие, вы или не стесняетесь его, или забываете о нем, или меняете на другое. Мои сестры и я, мы не стесняемся наших имен. Я думаю, из уважения к нашему отцу, который дал их нам. Должна вам сказать, что в нашей семье четыре дочери и по старшинству нас зовут: Верити, Паити и Частити — это я. А теперь угадайте, как зовут четвертую?
   — Снизи, — сказал Карелла.
   — Ну уж скажете — Насморк. Нет, Дженерозити. Как по-вашему, чтобы назвать дочек — Истина, Благочестие, Великодушие — для этого нужно было иметь определенную храбрость?
   Карелла улыбнулся.
   — Конечно, миссис Керр, — сказал он, — но я хочу выяснить...
   — Частити, пожалуйста.
   — Хорошо. Я сейчас пытаюсь точно определить, когда Питер Холдинг звонил домой в новогоднюю ночь и разговаривал с девушкой, которую потом убили.
   — О Боже мой, — сказала Частити и округлила глаза. — В такую ночь никогда не запомнишь, кто приходит, кто уходит, не так ли?
   — Это точно.
   — А какое время он вам назвал?
   — Лучше уж вы мне скажете об этом.
   — У телефона была толкучка, — задумалась Частити. — Помнится, пыталась после полуночи поздравить с Новым годом сестру в Чикаго, но все линии были заняты. Вряд ли кто-то куда-то мог дозвониться. По крайней мере, мне так кажется.
   — Как по-вашему, когда мистер Холдинг звонил домой?
   — Сейчас попробую припомнить.
   Карелла ждал.
   Частити напряженно вспоминала.
   — Он был в спальне для гостей, — сказала она, кивнув. — Да, правильно.
   — Мистер Холдинг?
   — Да, он звонил по параллельному аппарату.
   — И когда это было?
   — Сейчас, я пытаюсь расставить все по порядку. Я слышала, как он сказал ей, что пытался дозвониться, но линия была занята.
   — Сказал кому?
   — Няне, когда попал наконец.
   — Он сказал, что была занята линия! Или номер?
   — Я точно помню, он сказал «линия».
   — В это время ей звонил ее отец.
   — Не знаю, о чем вы говорите, поэтому не буду комментировать.
   — Я просто размышляю вслух, — сказал Карелла. — А почему вы услышали их разговор?
   — Я была в соседней комнате, заходила посмотреть на свою дочь. Дверь между комнатами была открыта, вот я и...Карелла улыбнулся.
   — Я только что дозвонилась до сестры, и она попросила меня не беспокоить ее. Сказала, что положено звонить в полночь, а не через полчаса. Сразу после этого я пошла посмотреть на Дженнифер. Так что, должно быть, все это происходило сразу после половины первого.
   — Тогда вы и подслушали разговор Питера Холдинга.
   — Да.
   — И как много из разговора вы услышали?
   — По-моему, весь разговор с самого начала. Он сказал «Энни...».
   — Тогда точно это был звонок няне.
   — О да, конечно. Без вопросов. «Энни, это я», — сказал он и продолжал дальше.
   — "Энни, это я".
   — Да.
   — Не «Энни, это мистер Холдинг»?
   — Нет. «Энни, это я». Я думаю, она узнала его по голосу.
   — Да, хорошо. И что дальше?
   — Дальше он сказал, что пытался дозвониться, но линия была занята...
   — Ага.
   — А потом он спросил, как там девочка, маленькая Сьюзен.
   — Да.
   — Боже мой, каждый раз, когда я думаю о том, что случилось... — сказала Частити, опустив голову.
   — Да, — сказал Карелла, — что было дальше?
   — Он сказал ей, что они будут немного попозже.
   — Попозже, — повторил Карелла.
   — Да.
   — Однако они ушли только между двумя и половиной третьего.
   — Я не смотрела на часы, но примерно в это время.
   — Получается, что через полтора часа как минимум.
   — Вы опять думаете вслух?
   — Да. Если он звонил домой около половины первого, то выходит, что через полтора часа они ушли с вечеринки.
   — Выходит, так, — согласилась Частити.
   — Но он сказал Энни, что будет дома немного позже.
   — Ну, я не слышала, чтобы он говорил именно это.
   — Тогда что же он сказал?
   — Просто «немного попозже».
   — Только эти слова?
   — Да.
   — Попозже.
   — Да, она, должно быть, спросила его, когда они вернутся.
   — Я думаю, именно так оно и было.
   — Хотите еще кофе?
   — Да, пожалуйста.
   Она встала, подошла к кофеварке, вытащила колбу, поднесла к столу и долила чашку Кареллы. За окном продолжал падать снег.
   — Спасибо, — сказал Карелла. — Как вы думаете, почему он сказал, что они придут немного попозже, а на самом деле они ушли только через полтора часа?
   — Знаете, он немножко выпил.
   — Это я понимаю.
   — Я думаю, по правде говоря, ему стало плохо.
   — Ну-ну.
   — Гейл бесилась из-за этого как сто чертей. Сказала ему, что не может веселиться в компании с пьяной свиньей. Это ее подлинные слова.
   — А когда это было?
   — Вообще-то, я думаю, он был уже теплый, когда звонил домой.
   — Почему вы так думаете?
   — Вы знаете, как звучит речь пьяного? Вот так он и говорил.
   — Значит, когда он звонил домой в половине первого, он уже был пьян. Когда говорил с Энни.
   — Да. Очень пьян.
   — Чем закончился разговор?
   — До свиданья, пока, до встречи, вроде этого.
   — А когда произошла ссора с женой?
   — Вскоре. Он пролил на кого-то вино, и Гейл заявила ему, что больше никуда не пойдет с... ну, я уже сказала вам, как она его назвала, никогда не пойдет в компанию с долбаной пьяной свиньей. Именно так она и сказала.
   — То есть она сильно разозлилась на него, а?
   — Чертовски.
   — Но они все же остались на вечеринке до того, как около двух... — Она осталась.
   — Что вы хотите сказать? — помолчав, спросил Карелла.
   — Гейл осталась.
   — Я думал, что они ушли вместе...
   — Да, это было позже, после того, как он вернулся с прогулки.
   — С какой прогулки?
   — Он выходил подышать воздухом.
   — Когда?
   — После того, как Гейл обложила его.
   — И вы говорите, что он уходил куда-то с вечеринки?
   — Да. Сказал, что ему нужно проветриться.
   — То есть прогуляться?
   — Да, по-моему, так. Надел пальто. Он вышел не просто постоять в коридоре, если вы это имеете в виду.
   — Когда это было?
   — Это было где-то около часа ночи.
   — Миссис Керр...
   — Частити, пожалуйста.
   — Частити... Когда Питер Холдинг вернулся со своей прогулки?
   — В два часа. Я запомнила это, потому что стояла на лестничной площадке, прощалась с кем-то из гостей, когда дверь лифта открылась и из него вышел Питер.
   — Откуда вы знаете, что это было в два часа?
   — Я спросила друзей, почему они уходят так рано, а муж сказал: «Уже два часа», и тут открылась дверь лифта, и оттуда вышел Питер.
   — Он выглядел так, будто пришел с улицы?
   — О да. Его щеки были красными, а волосы взъерошены. Точно, он пришел с улицы.
   — Он был трезв?
   — Он был трезв, — сказала Частити.
   Франсиско Паласио очень удивился, увидев Берта Клинга.
   — Это что, опять из-за Проктора?
   — Нет, — ответил Клинг.
   — Потому что тут уже приходили два толстяка и расспрашивали о Прокторе, — сказал Паласио. — Один из них был жирный стукач по имени Толстяк Доннер. Ты его знаешь? — Я его знаю.
   — Он обожает туфли Мэри Джейн и ее белые хлопчатобумажные трусики. Другой был толстый коп из Восемьдесят третьего участка, по имени Викс. Ты его тоже знаешь?
   — Я его тоже знаю, — сказал Клинг.
   — Он у себя в участке работает по проституткам. Я назвал Виксу имя приятеля Проктора, который играет на саксофоне, но не знаю, где он сам. Я сказал это Виксу и тебе говорю то же самое. Как ему удалось настропалить всех против себя, этому дешевому воришке?
   — Мы уже нашли его, — сказал Клинг.
   — Слава Богу, потому что я все равно не знаю, где он.
   — Я ищу парня по имени Геррера.
   — Слушай, а поконкретней у тебя ничего нет? Ты знаешь, сколько в этом городе парней с таким именем?
   — И всех их зовут Хосе Доминго?
   — Большинство из них, — сказал Паласио.
   — Этот работал на банду Желтого Листа несколько лет назад.
   — Чем он занимался?
   — Наркотиками. Он и сейчас этим занимается.
   — А кто не занимается? — спросил Паласио, пожимая плечами.
   — Это следующее, что я хочу узнать.
   — Ну-ну.
   — На той неделе придет большой груз, — сказал Клинг, — мне нужно знать подробности.
   — Да ты странный парень, — сказал Паласиос, качая головой, — ты называешь мне имя вроде Смита или Джонса, только испанское, и говоришь, что на следующей неделе придет большой груз, хотя большие грузы в этот город приходят каждую неделю. И при этом ты ждешь, что я тебе помогу.
   — Сто килограммов кокаина, — сказал Клинг.
   — Неплохо.
   — Прибудут двадцать третьего числа.
   — О'кей.
   — Пароходом.
   — О'кей.
   — Под скандинавским флагом.
   — Ну-ну. — Из Колумбии.
   — Понял.
   — Кокаин пойдет по десять тысяч за килограмм.
   — Со скидкой.
   — Предназначен для ямайского посса.
   — Которого?
   — Не для «Риима».
   — Остается много других.
   — Я знаю. Но там из рук в руки перейдет миллион зеленых, Ковбой. Может быть, кто-то об этом будет шептаться.
   — Миллион долларов в наши дни не так уж и много, — пожал плечами Паласио. — Я слышал истории о двадцати — тридцатимиллионных сделках.