МакБейн Эд. Вдовы

   Бранд: Мистер Кан! Могу я расценивать это как разрешение продолжать?
   Кан: Валяйте. Одна и та же старая песня...
   В.: Мисс Уид! Когда вы впервые встретили Артура Шумахера?
   О.: Год назад, в январе.
   В.: И какое же это было число?
   Карелла: Тридцать первое июля.
   В.: Итого, сколько же времени прошло? Восемнадцать, девятнадцать месяцев?
   Карелла: Восемнадцать.
   В.: Это так, мисс Уид?
   О.: Чуть больше.
   В.: Как произошла эта встреча?
   О.: Его жена купила у меня собаку. В качестве новогоднего подарка. А через месяц он пришел за ошейником.
   В.: И это стало началом вашей связи?
   О.: У меня не было с ним никакой связи. Он был покупателем.
   В.: И только?
   О.: И только.
   В.: Тогда как объяснить появление этих писем?
   О.: Я их не писала.
   В.: Вы ведь знаете, надеюсь, что, согласно статьям первой части Основ уголовно-процессуального кодекса...
   Кан: Ну вот, опять лекция по основам права...
   В.: ...Нам разрешено взять у вас отпечатки пальцев, например...
   Кан: Я буду категорически протестовать против этого!
   В.: Конечно. Но закон есть закон, и изменить его вы не можете... Это вам ясно, мисс Уид?
   О.: Если вы говорите, что так говорится в законе...
   В.: Я даже утверждаю это.
   О.: Тогда я думаю, что в законе это действительно есть.
   В.: Знаете ли вы также, что, тогда как уже многие люди брали в руки эти письма...
   О.: Я их не писала.
   В.: Кто бы их ни писал, отпечатки пальцев до сих пор могут быть на оригиналах. Вы знаете это?
   О.: Я ничего об этих письмах не знаю. Я не знаю, чьи отпечатки пальцев могут быть на этих письмах.
   В.: Вы когда-нибудь видели оригиналы этих писем?
   О.: Нет.
   В.: Вы в этом уверены?
   (Молчание вместо ответа.)
   В.: Мисс Уид?
   О.: Да, я уверена в этом. Я их никогда не видела.
   В.: Стало быть, возможно, и ваших отпечатков пальцев на них не может быть. Так? Верно?
   О.: Верно.
   В.: А что, если они там есть? Что, если мы найдем на них отпечатки пальцев и они совпадут с вашими? Как вы тогда это объясните, мисс Уид?
   (Молчание вместо ответа.)
   В.: Мисс Уид?
   (Снова молчание.)
   В.: Мисс Уид, не будете ли вы так любезны ответить на мой вопрос?
   (Снова молчание.)
   Бранд: Лейтенант, я бы хотела, чтобы у задержанной взяли отпечатки пальцев. Прошу вас.
   Кан: Эй, эй! Ну-ка, подождите минуточку. Уголовно-процессуальный кодекс ничего не говорит о том, чтобы...
   В.: Может кто-нибудь здесь достать для него УПК?
   Кан: Нет, стойте!
   Лейтенант Бернс: Ну-ка, кто-нибудь загляните в мой стол, посмотрите, там есть кодекс... А вы, мисс, пожалуйста, пройдите с нами. Вы не против? Стив, ну-ка, возьми мне на память отпечатки ее пальцев, прошу тебя...
   Карелла: Пройдемте, мисс.
   Вопрос Нелли Бранд: Мисс Уид?
   (Вместо ответа снова молчание.)
   Вопрос Нелли Бранд: Мисс Уид?
   Ответ Уид: Я так любила его...
   ...Сначала я не знала, что у него есть кто-то еще. Подумала, что он просто утратил ко мне интерес. Такое бывает, знаете... Разлюбил, и все. И я бы это, вообще-то, восприняла как должное. Если вас больше не любят, значит, не любят. А прошло всего-то чуть меньше года. Первый раз он пришел ко мне в лавку 23 января. Это у нас было вроде дня рождения, юбилея. Вообще-то мы долго продержались. В наши дни год — это много, поверьте. У меня есть подружки, так вот, если мужчина продержится хотя бы полгода, то и это счастье. А у нас — целый год. Он сказал, что хочет порвать со мной... Когда это было? Ага, 15 января, я хорошо даты запоминаю. Почти что год прошел. Ну и вот...
   Вы знаете...
   Я...
   Я и сказала: будь по-твоему. Послушайте, а что делать? Если мужчина больше тебя не любит, надо его отпустить, разве не так?
   И я стала вспоминать все, что мы с ним проделывали. Письма... Что — письма? Так, забава. И длилась она недолго, стояло очень жаркое лето.
   То и дело я ему подсовывала новую партнершу. Точнее, для нас. Я когда-то в колледж с ней ходила. Марианна. Тоже блондинка. Как я. Что же, мы обожали блондинок. Но это еще когда я была в нем уверена. Понимаете? Нас было как бы трое, но на самом деле только мы с ним вдвоем. Понимаете? Мы с ним заказывали музыку, задавали тон, а Марианна, она была так, для нашей с ним услады.
   Что ж, хорошие были времена. Но ежели чему-то конец, так конец. Не так ли? Я же не ребенок, называю вещи своими именами. И хотя я была очень одинока...
   А я была очень одинока.
   Я так любила его...
   Даже и теперь... Понимаете? Я думаю, я бы смогла с ним жить. У меня свое дело, люблю животных, знаете ли. По горло в работе. И мне кажется, мы бы устроились, если бы я...
   Случилось одно происшествие, понимаете? Смотрюсь в зеркало и вижу, что особа значительно моложе, чем я, направляется в мою сторону, вися на руке Артура, голова закинута от хохота: у нее длинные светлые волосы и голубые глаза. Опять — Артур и я. Увы, только это была не я. Другая женщина. Вернее, девушка. Не старше двадцати, да еще норовит чмокнуть его в щечку... Я быстренько отвернулась, чтобы она меня не заметила. Спиной к ним. И поперлась по улице, прямо на машины. Клаксоны подняли жуткий вой; вообще все было ужасно. А когда обернулась, их уже не было. Исчезли в толпе. Потерялись.
   Ну, тут я и подумала: «Хорошо, подожди же».
   Подумала, что новая игрушка у этого сукина сына уже целый месяц.
   Месяц, месяц...
   Это было 12 февраля, у меня хорошая память на даты.
   Не прошло и месяца, а он, видите ли, уже обзавелся новой бабой, вообще-то новой девкой, такая она молоденькая... И тогда я подумала... Неужели он так быстро мог новой обзавестись? Всего через месяц! Этакая поспешность, аж жуть берет. И мне пришло в голову: что, если она у него уже давно, еще перед тем, как мы сказали друг другу «прости-прощай»... Это меня просто сразило Я твердила себе, что Бог с ним, ладно, но все равно бесилась. Знаете, бывает, что вас что-нибудь грызет? Это-то меня и грызло всю.
   Подумать только: после всего, что мы с ним проделывали!
   Боже...
   Стала его преследовать, ходить по пятам. Хотела выяснить, когда это у них началось, узнать, он что, дурочку из меня делал, что ли? И была ли девка рядом с ним, когда я ему писала все эти письма, когда Марианну подсунула?.. Что мы только вместе не проделывали, да сколько раз. А он, значит, меня все время считал идиоткой, так?
   «Эта» жила в модных апартаментах, на Сильвермайн-Овал. Ну, вы сами знаете, где. И должно быть, он ее там навещал дважды, а то и трижды на неделе... Я стала ходить вслед за ним. Однажды спросила у саудовца, или кто он там еще, низенького росточка, по-английски еле лопочет. Не то что другой, высокий. Сказала, что знала девушку, которая только что вошла в дом, что работала с ней. Что ее зовут Хэлен Кинг. Он ответил: нет, ее не так зовут, а я сказала, что уверена: это — она, и, пожалуйста, назовите ее. Тогда он посмотрел на меня, как все привратники, когда думают, что вы хотите проникнуть в драгоценное обиталище и убить там кого-нибудь. Он заявил: нет, не скажу ее имени. Так что, видите, все было не так просто.
   Тогда я стала выслеживать ее на подходе к дому. Не когда она была с Артуром, а когда была одна. Старалась все-таки вызнать ее имя. В этом городе это так трудно, все стали такими подозрительными. И наконец выследила ее в супермаркете. Долго ходила за ней и убедилась, что еду она покупает в продовольственном торговом центре на Стиме, заполняет там квитки: куда должны принести продукты. Ну, вот я и стала вслед за ней в очереди, дождалась, когда она выписала квиток, с именем и адресом: Сьюзен Брауэр, 301, Сильвермайн-Овал. Бац-ц! В самую точку!
   Поверьте, я ничего такого особого не планировала, просто хотела о ней все узнать.
   Потому что меня грызло, грызло. Особенно из-за того, что он встречался с ней, а говорил, что очень меня любит.
   А потом однажды я увидела другого человека. Мужчину. Увидела ее вместе с другим мужчиной.
   Дело было после Пасхи, 18 апреля, днем. Помню еще, дождик был сильный. Они вышли из дому вместе. Наверняка он и раньше был, до обеда. У него такие белые волосы, я даже сначала подумала, что он седой. Не пойму, что она в нем нашла? После Артура! В этом тощем маленьком тореадоре. Они пошли пообедать в итальянский ресторан на Калвер. Потом вернулись в квартиру. И были там все время после обеда. Артур приехал туда поздно вечером. Значит, она встречалась с ними обоими. Я поверить этому не могла. Мотт, вот как его зовут. Томас Мотт. Я пошла за ним до его антикварной лавки на Дриттел. А потом как-то зашла, чтобы лучше его рассмотреть. Он оказался моложе, чем я думала, скорее всего под пятьдесят. Темные карие глаза на бледном лице. Сказала ему, что хочу купить рождественскую лампу с большим абажуром. Казалось, я ему потрафила...
   Но, видите ли, она допустила одну большую ошибку.
   Теперь я могла вернуть Артура. И я подумала: скажу, мол, ему, что она над ним насмехается. А к вашему сведению, не забудьте, что я с Артуром год встречалась, так вот, я его ни разу не обманула. Ни разу. Но теперь-то был, был мужик, о котором Артур узнает. Правда, не знаю, сколько они встречались, она и этот мужик, может, целую вечность, кто их там разберет. В любом случае, точно с января, а на дворе апрель, и вот она ему уже рога наставляет. Успела! Тогда-то я и подумала, что лучше бы мне потолковать с ней. Сказать, что дам свисток, если она не прекратит встречаться с Артуром. Потолковать по-умному. Ну, был у нее мужчина, ладно. Зачем ей еще один? Поговорить, образумить. И в тот день, когда я туда пошла...
   Погода во вторник была удушающе жаркая, казалось, три демона-всадника — туман, жара и влага — простукали адскими копытами по и так поверженному, сдавшемуся городу... К она идет просто, поговорить. Для начала позвонила, сказала, что у нее есть посылка с нижним бельем для нее, так вот, удобно ли ей, если одна из посыльных девушек заскочит к ней попозже, после обеда... Он ведь раньше дарил ей эти вещички, белье-секси, разве не так? Пояса там, панталончики. Так? Лифчики с открытым верхом, так? Ну, ясно, так.
   И крошка Сузи говорит:
   — О да, пожалуйста, оставьте все у привратника. Пожалуйста.
   Голосочек, как у Микки Мауса. Впервые она услышала, какой у нее голос. И тогда она говорит по телефону:
   — Но этот джентльмен настаивает, чтобы вы сами все получили. И чтоб расписку дали.
   — Какой джентльмен? — снова голоском Микки Мауса. — Как его имя, прошу вас?
   — Артур Шумахер.
   — Ну, тогда все в порядке, — говорит Сузи поспешно, но равнодушно. — Сможете прислать это к концу дня?
   — Какое время вам больше подходит, мисс?
   — Я же сказала: к концу дня. Не расслышали? А конец дня это — пять часов.
   В.: Как вы себя почувствовали после такого ответа?
   О.: Я подумала: у, сучка паршивая...
   В.: Да. Но ее ответ имел какую-нибудь связь с дальнейшим? Имею в виду тон ответа. Имел?
   О.: Да нет, я только подумала, какая она сучка, но все равно спланировала пойти к ней и потолковать.
   В.: Что же затем произошло?
   О.: Надо было еще привратника нейтрализовать, я же знала, что будет привратник. На мне было...
   На ней была бежевая шелковая косынка, скрывающая цвет волос, темные очки, а вообще вся в чем-то неопределенно-бежевом — и есть как бы какой-то цвет и его как бы нет, — она это ненавидит и никогда так не одевается. А в этот день оделась так потому, что такой оттенок гармонировал с сумкой для покупок. Она и хотела выдать себя за посыльную магазина. Бежевые нейлоновые брюки, бежевая блузка, золотой кожаный пояс, а на улице — жара чуть ли не под сорок пять по Цельсию... И вот она подходит к привратнику в серой униформе с красными галунами, а в руке держит бежевую сумку с буквами тоже золотого цвета. Она с этим привратником и раньше уже говорила, такой жирный коротышка с сильным акцентом. И теперь она ему говорит...
   В.: Когда это было?
   О.: Что?
   В.: Когда вы раньше с ним говорили?
   О.: О, это еще тогда, когда я старалась выяснить ее имя. Но он по-английски с трудом говорит. Я сложный разговор-то и закруглила. Просто сказала, что иду по делу.
   — Мне надо к мисс Брауэр, пожалуйста.
   — А кто вы, пожалуйста?
   Осмотрел меня с головы до ног, ненавижу, когда они это делают.
   — Просто скажите ей, что пришла Виктория Секрет.
   — Один момент, — говорит он и нажимает кнопку домофона Брауэр.
   — Да? — отвечают там.
   — Леди? — говорит он.
   — Да, Ахмад!
   — Виттория Сига здесь, — говорит он.
   — Да, да, пошли ее, пожалуйста, ко мне.
   Удача!
   Но все еще есть желание только поговорить, потолковать... Хотя вы же знаете, есть люди, с которыми просто так не поговоришь.
   Крошка Сузи недовольна, что ее провели за нос. В салоне две черные софы. Рядом с одной кофейный столик, накрытый стеклом. На нем бокал мартини, кружочек лимона плавает. Эта маленькая леди выпивала... Стоит рядом с софой, вся такая недовольная, невыносимо красивая, вся такая блондинка, в черном шелковом кимоно, тоже, наверное, от какой-нибудь Виктории Секрет, а на кимоно — красные маки, а под кимоно голое тело, сразу видно.
   — Вы не имели никакого права входить сюда, — сказала она.
   — Я только хочу переговорить с вами.
   — А вот я его сейчас же позову, скажу, что вы здесь.
   — Давайте, зовите.
   — Ну и позову.
   — Ему понадобится как минимум полчаса, чтобы сюда добраться. А до того нашему разговору конец придет.
   — Это вам конец придет.
   — Но я очень, очень хочу поговорить с вами. Неужели вы не можете со мной просто потолковать?
   — Нет.
   — Но, пожалуйста, Сьюзен. Пожалуйста.
   — Нет.
   — Прошу, прошу, прошу вас.
   Наверное, в голосе мольба прозвучала. Что бы ни было, это остановило Сузи на полпути к телефону, она возвращается к столику, берет бокал и осушает его до дна. До конца. А на полке бара еще лимон, целый, и вот она идет босиком к бару и, — такая уже мне гостеприимная, очаровательная хозяйка, — наливает себе еще бокальчик. Но только себе... Штопор с деревянной ручкой... Фруктовый ножик, тоже с рукояткой орехового дерева. Закатные лучи, пробиваясь сквозь жалюзи, отражаются на другой стене... Крошка Сузи — «Игрушка» — снова подходит к столику, встает рядом в этакой разнузданной позе, неимоверно красивая, босая, дерзкая, хмельная. Сквозь кимоно все угадывается, каждый волосок...
   — Ну и что вы хотите? — говорит она.
   — Я хочу, чтобы вы перестали с ним встречаться.
   — Нет.
   — Выслушайте меня.
   — Нет!
   — Послушайте, Сузи!
   — Не зовите меня так. Никто не называет меня Сузи.
   — Хотите, чтобы я с ним сама переговорила?
   — О чем?
   — Кажется, вы знаете, о чем.
   — Не знаю. И кстати, мне в высшей степени наплевать. Я хочу, чтобы вы отсюда убрались.
   — Так что же, хотите, я ему сама скажу?
   — Хочу, чтобы вы убирались отсюда, да поживее, — говорит эта Сузи, оборачивается и убирает бокал со столика: конец беседы, демонстративно, конец приема, сестричка, и никаких тебе коктейлей, как будто я просила, а она предлагала.
   — О'кей, — говорю, — чудесно. Я ему скажу, что происходит между вами и другим му...
   — Ну и скажи! — говорит Сузи, поворачиваясь с ухмылкой, руки на бедрах, ноги широко расставлены: все, все видно. — Он тебе не поверит. — Усмехается прямо-таки издевательски...
   И это, конечно, правда. Он ей не поверит, в этом вся правда. Подумает, что все это возникло в ее голове. Ложь, чтобы их поссорить. И теперь, осознав правду, горькую правду, чувствуя себя в беспощадном свете этой правды беспомощной, внезапно она приходит в ярость. Не помнит, что она ей потом говорит, может, вообще ничего не говорит или что-то еле слышное... Но знает, что ножик уже у нее в руке.
   В.: Вы ударили ножом Сьюзен Брауэр и убили ее?
   О.: Да.
   В.: Сколько раз вы ее ударили?
   О.: Не помню.
   В.: Вы знаете, что на ее теле оказалось тридцать два ранения, множественные порезы?
   О.: Это очень хорошо.
   В.: Мисс Уид...
   О.: Моя вся одежда была в крови. Я взяла плащ из шкафа, надела. Чтобы привратник кровь не увидел, когда буду выходить.
   В.: Мисс Уид, вы также убили Артура Шумахера?
   О.: Да. Не следовало этого делать, это было глупо. Но я уже ничего не соображала.
   В.: Что вы имеете в виду?
   О.: А то, что она ушла из жизни, понимаете? И он опять был весь мой. Так?
   В.: Понимаю.
   О.: Но, увы, это было не так.
   В.: Что не так, мисс Уид?
   О.: Он не был опять весь мой, нисколько. Потому что это он должен был все закончить, а не я. И уж если он так быстро нашел кого-то, значит, так же быстро нашел бы потом еще кого-нибудь. Ведь все просто, понимаете? Он-то со мной порвал и никогда бы не вернулся. Все просто. Нашел бы еще игрушку, помоложе меня. Он меня разочек просил договориться с Ханной из моего магазинчика. Нет, вы можете себе это представить? А ей всего пятнадцать лет, и на тебе, любовь втроем. Ха-ха... И тут-то я осознала, что потеряла его навеки. И стала опять злиться. На то, что он со мной проделал, потом бросил меня и начал с другой... Использовал меня, понимаете? А я ох как не люблю, когда меня используют. Это меня буквально бесит. Ну... я... он мне ведь сам подарил этот револьвер. Я и пошла туда, подкараулила его...
   В.: Где, мисс Уид?
   Голос Нелли Бранд прозвучал почти глухо, а важно было не «забить» на пленке точный адрес, чтобы он обязательно сохранился до судебного заседания. Осторожность канатоходца. По нашим-то временам даже снятие видеозаписью каких-нибудь конференций могло оказаться для присяжных никчемным.
   О.: К его дому, на Селби-Плэйс.
   В.: Вы можете вспомнить, когда это было?
   О.: Это было двадцатого. В пятницу вечером.
   В.: Вы сказали, что отправились туда и поджидали Шумахера у его дома?..
   О.: Да. И застрелила его.
   В.: Сколько раз вы в него выстрелили? Помните?
   О.: Четыре раза.
   В.: Вы и собаку убили?
   О.: Да, очень жалею об этом. Но это был ее подарок, знаете.
   В.: Кого? Чей подарок?
   О.: Маргарет. Его жены. О, я все о ней знала, естественно. Мы с ним часто о ней говорили.
   В.: Вы и ее убили? Тоже?
   О.: Да.
   В.: Почему?
   О.: Всех их.
   В.: Не поняла. Кого?
   О.: Всех женщин, с которыми он имел дело.
   В.: Вы говорите...
   О.: Да, да, всех их. Вы завещание видели? Ну, надо же, какое оскорбление?!
   В.: Нет, не видела, скажите же, что...
   О.: А вам надо было бы в него заглянуть. Меня еще так в жизни не оскорбляли! Десять тысяч в зубы. Пощечина! А как еще это назвать? Мы так много значили друг для друга, столько проделали всего вместе. И что же? Такую же сумму завещал паршивому ветврачу! Боже, от всего можно в бешенство прийти...
   А что он остальным оставил — другой вопрос. Сколько он своей любименькой Маргарет завещал или первой жене. А та, кстати, шлялась с ним по барам, цепляла для него шлюх... Он мне как-то рассказывал, что один раз они притащили на квартиру даже трех, трех черных шлюх... Это было, когда его дражайшие дочечки отдыхали летом на озере... Заодно и о них. Эти-то каковы! Одна замужем за нищим дантистом, а другая — хипповая дура. Так ей он еще и дом подарил в Вермонте, а? О Боже, как я была взбешена. Он меня что, совсем за дурочку держал? Но я далеко не дура, знайте это. Я ему показала.
   В.: Как вы ему показали?
   О.: Вышла на охоту за всеми. Хотела на всех лапу наложить. Чтобы показать ему.
   В.: Когда вы говорите «на всех»...
   О.: А на всех. Да. И на Маргарет, и первую жену, и двух дражайших дочечек... Всех! А вы-то как думали? Его бабы. Его проклятые бабы.
   В.: Вы действительно убили Глорию Сэндерс?
   О.: Да, убила. Уже сказала же. Разве нет?
   В.: Но до тех пор, пока...
   О.: Да я, я. Я это сделала. И ни капельки не жалею. Ни о ком. Разве что... Ну, может быть...
   В.: Что именно?
   О.: Ничего. Забудьте.
   В.: Пожалуйста, скажите мне.
   О.: Мне кажется... Мне жаль, что я причинила боль...
   В.: Кому?
   О.: Артуру.
   В.: Почему?
   О.: Он был шикарный мужик...
   Раздался стук в дверь.
   — Занято! — заорал Бернс.
   — Извините, сэр, но...
   — Я же сказал: здесь за-ня-то!
   Дверь потихоньку отворилась. Мисколо из канцелярии просунул голову в помещение.
   — Простите, сэр, — проговорил он. — Неотложное дело.
   — Что там еще? — рявкнул Бернс.
   — Это тебя, Стив, — сказал Мисколо. — Детектив Уэйд из Сорок пятого...

Глава 12

   Автомобили разрывали ночной воздух, словно поднявшиеся на поверхность подлодки. Два больших седана, по пять детективов в каждом. На всех были бронежилеты. Карелла ехал в передней машине с Уэйдом, Бентом и двумя сыщиками; один представился как Тонто, другой — как Одинокий Охотник. Но Тонто, например, уж никак не выглядел индейцем. Вместе со всеми Карелла направлялся к 45-му участку, сидя на заднем сиденье с Уэйдом и Бентом. Все они были здоровущие мужики, а жилеты делали их еще крупнее. Казалось, авто вот-вот готово было лопнуть.
   — Того, что стрелял, зовут Сонни Коул, — сказал Уэйд. — У него наверняка девятимиллиметровый ствол; а судя по описанию девки, нам предстоит встретиться с «узи».
   — О'кей, — Карелла кивнул. — Сонни Коул. Это он убил отца.
   — Другого зовут Диз Уиттейкер. Думается мне, правильное его имя Десмонд. Мы их сейчас только что проверили по всем компьютерам. Вышло, что Диз командует операциями. Его мозги.
   — Да уж, мозги так мозги, — кисло произнес Бент.
   — Это он руководил нападением на пекарню твоего отца, а в прошлый четверг ночью провел нас за нос, когда мы чуть их не схватили.
   — Напали на лавку со спиртным, — напомнил Бент. — Вот как они держатся на «наркоте», устраивают нешумные ограбления.
   Уэйд внимательно посмотрел на него.
   А Карелла думал об этих «нешумных ограблениях». Надо же. Отца убили из-за двенадцати тысяч долларов. Он предвкушал удовольствие от встречи с этими поганцами. Да, он сам «снимет большой кайф» от этого.
   — Девчонка живет с ними уже пару недель, они ее подцепили как-то ночью у кладбища Святого Августина. Она — проститутка, — сказал Уэйд.
   — И тоже сидит на крэке, — добавил Бент.
   — Куда ни кинь, — глубокомысленно заявил Уэйд, — всюду клин.
   — Их дом на Тэлли-роуд, это в Сорок шестом участке; в основном там черные и испаноязычные. А эти там снимают комнату на втором этаже. В доме еще две семьи, одна сторона снесена бульдозером, собираются что-то строить.
   — Значит, они смогут увидеть нас за целую милю.
   — Ну и что же, — сказал Бент. — Это — жизнь.
   Дом представлял собой двухэтажное строение с деревянной крышей. По обе стороны — кучи песка; создавалось впечатление, что его построили посреди пустыни. Невдалеке высился дешевый муниципальный дом; выглядел он так, будто его недавно взяла штурмом армия мародеров: повсюду хулиганские надписи, скамейки перевернуты, окна разбиты...
   Восемь детективов, все из 46-го и все тоже в бронежилетах, поджидали Кареллу с коллегами под деревьями, наискосок от двухэтажки. Все были готовы буквально сорваться с цепи: не шутка, убит отец полицейского. Тощий месяц висел над деревьями, бросая серебристые полоски на подобие газончика перед домом. Слышался звон цикад. Была почти полночь. Пока еще ни одной полицейской машины на виду. Все прятались на стоянке «муниципалки», с выключенными рациями: никто не хотел вспугнуть преступников раньше времени. Машины 45-го вывалили восемь детективов в беззвучную ночь и уехали. Шестнадцать полицейских, шурша словно ночные насекомые, обсуждали стратегию.
   — Я пойду на дверь, — заявил Карелла.
   — Нет, — сказал Уэйд.
   — Он был моим отцом...
   — Дверь — моя.
   Никто не стал с ними спорить. Тему, которую они обсуждали, можно было назвать «штурмом двери», а это значило, что говорили они о возможности внезапной смерти на месте. Взятие или штурм дверей представлял собой самые опасные тридцать секунд в жизни полицейского. Кто бы ни входил в клин атакующих, мог превратиться в сияющую вспышку взрыва. Никто даже не мог предположить, что ждало его за дверью, особенно по теперешним временам, с появлением снарядов, гранат или пуль, проникающих даже сквозь кованые металлические двери. Правда, в данном случае полицейские знали, что им было уготовано в здании напротив. Убийца был с девятимиллиметровым полуавтоматическим оружием. Никто в здравом рассудке не испытывает желания атаковать эту дверь. Кроме Кареллы. И Уэйда.
   — Мы ее вдвоем возьмем, — сказал Карелла.
   — Только один сможет в нее вломиться, — заметил Уэйд, ухмыляясь в лунном отблеске. — Она моя, Карелла, уж будь так любезен.
   Карелла взглянул на часы. Тонто дал по рации сигнал патрульному сержанту, томившемуся в ожидании в своей машине на стоянке у «муниципалки». Сержант отозвался: «Десять-четыре, вас понял».
   Детективы посмотрели друг на друга.
   Уэйд кивнул, они начали переходить улицу.
   Восемь человек из 46-го и четверо из 45-го были разбиты на две группы: одна шла напрямую, другая огибала дом сзади. Карелла и Уэйд шли сразу же за Тонто и Одиноким Охотником. Перед железной лесенкой дома был ряд низких, почти сплошь стершихся плит. Вообще можно было подумать, что этот дом, сорвавшись со своего места где-нибудь в прериях, чудом перелетел сюда, не хватало только колючек или кактусов... Долли сказала, что они снимали комнату на втором этаже, в правой фасадной части дома. Ни огонька. Четыре темных окна внизу, еще два, тоже черных, слева от входа. Проход к дому также был темен, не считать же слабенького лунного лучика. Конечно же, фонарь перед домом был разбит; дорожка усеяна гравием.