Страница:
Нью-Варанаси переходит в старый Каши постепенно. Улицы начинаются в одном тысячелетии и заканчиваются в другом. Шпили небоскребов, взмывающих в заоблачную высь, соседствуют с запущенными проулками и деревянными лачугами, построенными лет четыреста назад. Виадуки метро и подвесные дороги проносятся мимо разрушающихся древних храмов, напоминающих дряхлые фаллосы из песчаника. Сладковато-приторный аромат гниющих цветочных лепестков перекрывает даже запах неисчислимых выхлопов от спиртовых двигателей, смешиваясь в урбанистическое благоухание, которым города прикрывают вонь бездонных клоак. Бхаратская железная дорога содержит дворников со специальными метлами для сметания цветочных лепестков с путей. Каши производит миллионы и миллионы лепестков, и стальные колеса не в состоянии с ними справиться.
Моторикша сворачивает в темный переулок с множеством маленьких магазинчиков и лавок. Бледные пластиковые манекены, безрукие и безногие — однако, тем не менее, улыбающиеся, — покачиваются на крюках у них над головой.
— Можно ли узнать, куда меня везут? — спрашивает Сатнам.
— Вы очень скоро увидите...
А правда состоит в том, что Наджья здесь никогда раньше не бывала. Но с того самого момента, когда она услышала, с каким восторгом квохчут австралийцы о своей необычайной смелости, выражающейся в факте посещения этого загадочного места, которое у них, как ни странно, не вызвало ни малейшего отвращения, девушка искала повод отправиться в названный таинственный клуб.
Она не имеет ни малейшего представления о том, где находится, но, когда болтающиеся на крюках манекены уступают место проституткам, стоящим в открытых магазинных витринах, понимает, что водитель везет их в нужном направлении. Большинство дамочек явно восприняли западную моду: они затянуты в лайкру и демонстрируют прохожим вызывающего вида обувь. Лишь немногие придерживаются местной традиции и сидят в железных клетках.
— Ну, приехали, — говорит рикша.
«В бой! В бой!» — восклицают неновые огни над крошечной дверью, расположенной между магазином индуистских ритуальных сувениров и чайной стойкой, за которой проститутки распивают «лимку». Кассир сидит в уютной жестяной кабинке у самой двери. На вид ему можно дать лет тринадцать или четырнадцать, однако чувствуется, что из-под своей найковской шапочки он уже всего навидался. За ним начинается лестница, ведущая в поток ослепительного флюоресцентного света.
— Тысяча рупий, — говорит он и протягивает руку. — Или пять долларов.
Наджья платит в местной валюте.
— Должен признаться, я несколько иначе представлял себе наше первое свидание, — говорит Сатнам.
— Свидание?.. — переспрашивает Наджья, которая ведет его по лестнице, то поднимающейся вверх, то вдруг резко сворачивающей в сторону, спускающейся вниз и обрывающейся на каком-то балкончике над обширной залой.
Зала когда-то явно использовалась в качестве склада. Болезненно-зеленоватый цвет стен, заводские лампы, кабели, световые люки на потолке — все говорит о прошлом этого помещения. Теперь оно превращено в арену. Вокруг пятиметрового шестиугольника, усыпанного песком, ряды деревянных скамей, расставленные амфитеатром, как в лекционной аудитории. Все здесь изготовлено из промышленной древесины, украденной в Агентстве скоростных перевозок Варанаси, которое постоянно чувствует нехватку наличных денег. Стойки обиты упаковочными панелями. Наджья отнимает руку от перил и чувствует, что ладонь стала липкой — на ней смола.
Все помещение бывшего склада вздыблено: от кабинок, где делаются ставки, и мест борцов у самого ринга до задних рядов балкона, где мужчины в клетчатых рабочих сорочках и дхоти залезли на скамьи, чтобы лучше разглядеть происходящее внизу. Публика почти полностью состоит из мужчин. Немногие женщины, присутствующие здесь, пришли с явной целью подцепить кавалера.
— Я ничего не знал об этом месте, — говорит Сатнам. Наджья чувствует вонь сбившихся в кучу тел, запах пота, множество других первобытных ароматов. Она протискивается вперед и смотрит вниз. Деньги быстро меняют владельцев за маклерским столом. Мелькают затрепанные банкноты. Кулаки сжимают веера рупий, долларов и евро. Маклеры отслеживают путь каждой пайсы. Все взгляды устремлены на деньги, за исключением взгляда одного человека, стоящего прямо напротив нее у самой арены. Он смотрит вверх так, словно ощущает тяжесть ее пристального взгляда. Он молод и очень ярок. Явно из местной шпаны, думает Наджья. Их глаза встречаются.
Зазывала, пятилетний мальчишка в ковбойском костюме, ходит по залу, заводя аудиторию, а двое мужчин с граблями превращают окровавленный песок в дзенский садик. У мальчика на шее маленький микрофон.. Его странный голосок, одновременно и мальчишеский, и старческий, пропускается сквозь сложную звуковую систему. Слыша эту странную смесь невинности и опыта, Наджья думает: быть может, перед нею брахман?.. Нет, настоящий брахман находится в кабинке в первом ряду: на первый взгляд он кажется десятилетним пацаном, одетым как двадцатилетний парень. Его окружают девицы, будущие телестарлетки. Зазывала — просто еще один уличный мальчишка. Наджья видит, что он дышит часто и тяжело. И вдруг понимает, что рядом с ней нет Сатнама.
Шум, начавший уже было стихать, снова взрывается волной грохота и хриплых воплей, как только команды выходят на арену, чтобы продемонстрировать своих главных бойцов. Они поднимают их на руках высоко над головой, обносят вокруг ринга — так, чтобы все могли увидеть, за что платят деньги.
«Мини-саблезубые» — жуткие создания. Оригинальный патент принадлежит одной небольшой калифорнийской компании, занимающейся генной инженерией. Вмонтируй в обычного Felis Domesticus* [Кот домашний] восстановленную ДНК ископаемого Smilodon Fatalis** [Саблезубый тигр (вымершее животное)]. Результат — карликовое саблезубое чудовище размером с дикую американскую кошку, но с клыками по моде верхнего палеолита и с соответствующими манерами. Названные создания пережили короткий период звездной популярности, потом их владельцы обнаружили, что эти звери слишком часто становятся причиной исчезновения их собственных и соседских кошек, собак, других домашних любимцев, а потом и маленьких детей. Компания, повинная в производстве маленьких монстров, заявила о банкротстве еще до того, как на нее посыпались исковые заявления, однако на права обладателей патента уже начали активно покушаться в бойцовских клубах Манилы, Шанхая и Бангкока.
Наджья с интересом наблюдает за девушкой атлетического сложения в бюстгальтере и широченных шароварах, которая торжественным шагом обходит арену, подняв высоко над головой своего чемпиона. Это большой, серебристого окраса полосатый кот с телосложением крошечного военного самолета. Гены убийцы! Роскошный, восхитительный монстр! На когти ему надеты специальные кожаные протекторы. Наджья видит, что девушка преисполнена гордости за питомца и любви к нему. Толпа ревет от восторга перед животным и его владелицей. Зазывала вспрыгивает на низкий подиум. Маклеры раздают кучу бумажных талонов. Соревнующиеся уходят в кабинки.
Девушка вонзает в кота шприц со стимулирующим средством, а ее коллега-мужчина подносит к носу животного специальное возбуждающее вещество. Они крепко держат своего зверя. Все затаили дыхание. На арену опускается мертвая тишина. Зазывала трубит в маленький горн. Соревнующиеся срывают с когтей своих питомцев протекторы и бросают животных на арену.
Толпа сливается в едином вопле, в единой жажде крови. Наджья Аскарзада ревет и бушует вместе с толпой. Единственное, о чем она сейчас способна думать, — это два бойцовых кота на арене, бросающиеся друг на друга, рвущие соперника клыками и когтями. Кровь приливает ей к голове, к ушам и глазам.
Все происходит с поразительной быстротой и жестокостью. Всего через пару секунд у милого серебристого полосатого кота одна нога уже болтается на лоскутах кожи. Кровь хлещет из открытой раны, но зверь издает страшный вопль, призывая противника продолжать поединок, пытается увернуться и ринуться вперед. Он лязгает жуткими смертоносными зубами, однако почти тут же падает на спину и начинает извиваться в судорогах, взбивая тучи окровавленного песка. Победители уже подцепили своего чемпиона за ошейник и с огромным трудом пытаются оттащить злобную визжащую тварь в загон. Серебристый полосатый кот стонет и воет, наконец кто-то встает с судейской скамьи, подходит к нему и бросает на голову зверю шлакобетонный блок.
Девушка в бюстгальтере еще некоторое время стоит и мрачно наблюдает за тем, как раздавленное существо вытаскивают с арены. Она прикусила губу. Наджья обожает ее, обожает того юношу, с которым встретилась взглядами, обожает всех и всё здесь, на этой залитой кровью арене. Сердце бешено колотится, из груди вырывается горячее дыхание, она сжимает кулаки и дрожит, у нее расширены зрачки, а мозг пылает. Наджья жива на восемьсот процентов и пронизана каким-то неведомым ей доселе чувством. И вновь она встречается взглядом с местным гангстером. Он кивает девушке, но Наджья видит: парень переживает тяжелую утрату.
Победители выходят на ринг, и толпа восторженно бушует. Зазывала орет что-то в звуковую систему, а на маклерской скамье вовсю идет раздача денег... денег... денег... Вот зачем ты приехала в Бхарат, Наджья Аскарзада, говорит она себе. Чтобы ощутить жизнь до самого предела... и смерть... иллюзию и реальность... Чтобы что-то прожгло насквозь эту чертову благоразумную, добропорядочную, терпимую шведскость. Чтобы почувствовать безумие и необузданность мира. Ее соски набухают. Наджья чувствует сексуальное возбуждение. Война, война за воду, война, которую она отрицает, привела ее сюда, та война, которой все страшатся и которая становится все более неизбежной. Но она больше не боится. Она ее страстно желает.
5
Моторикша сворачивает в темный переулок с множеством маленьких магазинчиков и лавок. Бледные пластиковые манекены, безрукие и безногие — однако, тем не менее, улыбающиеся, — покачиваются на крюках у них над головой.
— Можно ли узнать, куда меня везут? — спрашивает Сатнам.
— Вы очень скоро увидите...
А правда состоит в том, что Наджья здесь никогда раньше не бывала. Но с того самого момента, когда она услышала, с каким восторгом квохчут австралийцы о своей необычайной смелости, выражающейся в факте посещения этого загадочного места, которое у них, как ни странно, не вызвало ни малейшего отвращения, девушка искала повод отправиться в названный таинственный клуб.
Она не имеет ни малейшего представления о том, где находится, но, когда болтающиеся на крюках манекены уступают место проституткам, стоящим в открытых магазинных витринах, понимает, что водитель везет их в нужном направлении. Большинство дамочек явно восприняли западную моду: они затянуты в лайкру и демонстрируют прохожим вызывающего вида обувь. Лишь немногие придерживаются местной традиции и сидят в железных клетках.
— Ну, приехали, — говорит рикша.
«В бой! В бой!» — восклицают неновые огни над крошечной дверью, расположенной между магазином индуистских ритуальных сувениров и чайной стойкой, за которой проститутки распивают «лимку». Кассир сидит в уютной жестяной кабинке у самой двери. На вид ему можно дать лет тринадцать или четырнадцать, однако чувствуется, что из-под своей найковской шапочки он уже всего навидался. За ним начинается лестница, ведущая в поток ослепительного флюоресцентного света.
— Тысяча рупий, — говорит он и протягивает руку. — Или пять долларов.
Наджья платит в местной валюте.
— Должен признаться, я несколько иначе представлял себе наше первое свидание, — говорит Сатнам.
— Свидание?.. — переспрашивает Наджья, которая ведет его по лестнице, то поднимающейся вверх, то вдруг резко сворачивающей в сторону, спускающейся вниз и обрывающейся на каком-то балкончике над обширной залой.
Зала когда-то явно использовалась в качестве склада. Болезненно-зеленоватый цвет стен, заводские лампы, кабели, световые люки на потолке — все говорит о прошлом этого помещения. Теперь оно превращено в арену. Вокруг пятиметрового шестиугольника, усыпанного песком, ряды деревянных скамей, расставленные амфитеатром, как в лекционной аудитории. Все здесь изготовлено из промышленной древесины, украденной в Агентстве скоростных перевозок Варанаси, которое постоянно чувствует нехватку наличных денег. Стойки обиты упаковочными панелями. Наджья отнимает руку от перил и чувствует, что ладонь стала липкой — на ней смола.
Все помещение бывшего склада вздыблено: от кабинок, где делаются ставки, и мест борцов у самого ринга до задних рядов балкона, где мужчины в клетчатых рабочих сорочках и дхоти залезли на скамьи, чтобы лучше разглядеть происходящее внизу. Публика почти полностью состоит из мужчин. Немногие женщины, присутствующие здесь, пришли с явной целью подцепить кавалера.
— Я ничего не знал об этом месте, — говорит Сатнам. Наджья чувствует вонь сбившихся в кучу тел, запах пота, множество других первобытных ароматов. Она протискивается вперед и смотрит вниз. Деньги быстро меняют владельцев за маклерским столом. Мелькают затрепанные банкноты. Кулаки сжимают веера рупий, долларов и евро. Маклеры отслеживают путь каждой пайсы. Все взгляды устремлены на деньги, за исключением взгляда одного человека, стоящего прямо напротив нее у самой арены. Он смотрит вверх так, словно ощущает тяжесть ее пристального взгляда. Он молод и очень ярок. Явно из местной шпаны, думает Наджья. Их глаза встречаются.
Зазывала, пятилетний мальчишка в ковбойском костюме, ходит по залу, заводя аудиторию, а двое мужчин с граблями превращают окровавленный песок в дзенский садик. У мальчика на шее маленький микрофон.. Его странный голосок, одновременно и мальчишеский, и старческий, пропускается сквозь сложную звуковую систему. Слыша эту странную смесь невинности и опыта, Наджья думает: быть может, перед нею брахман?.. Нет, настоящий брахман находится в кабинке в первом ряду: на первый взгляд он кажется десятилетним пацаном, одетым как двадцатилетний парень. Его окружают девицы, будущие телестарлетки. Зазывала — просто еще один уличный мальчишка. Наджья видит, что он дышит часто и тяжело. И вдруг понимает, что рядом с ней нет Сатнама.
Шум, начавший уже было стихать, снова взрывается волной грохота и хриплых воплей, как только команды выходят на арену, чтобы продемонстрировать своих главных бойцов. Они поднимают их на руках высоко над головой, обносят вокруг ринга — так, чтобы все могли увидеть, за что платят деньги.
«Мини-саблезубые» — жуткие создания. Оригинальный патент принадлежит одной небольшой калифорнийской компании, занимающейся генной инженерией. Вмонтируй в обычного Felis Domesticus* [Кот домашний] восстановленную ДНК ископаемого Smilodon Fatalis** [Саблезубый тигр (вымершее животное)]. Результат — карликовое саблезубое чудовище размером с дикую американскую кошку, но с клыками по моде верхнего палеолита и с соответствующими манерами. Названные создания пережили короткий период звездной популярности, потом их владельцы обнаружили, что эти звери слишком часто становятся причиной исчезновения их собственных и соседских кошек, собак, других домашних любимцев, а потом и маленьких детей. Компания, повинная в производстве маленьких монстров, заявила о банкротстве еще до того, как на нее посыпались исковые заявления, однако на права обладателей патента уже начали активно покушаться в бойцовских клубах Манилы, Шанхая и Бангкока.
Наджья с интересом наблюдает за девушкой атлетического сложения в бюстгальтере и широченных шароварах, которая торжественным шагом обходит арену, подняв высоко над головой своего чемпиона. Это большой, серебристого окраса полосатый кот с телосложением крошечного военного самолета. Гены убийцы! Роскошный, восхитительный монстр! На когти ему надеты специальные кожаные протекторы. Наджья видит, что девушка преисполнена гордости за питомца и любви к нему. Толпа ревет от восторга перед животным и его владелицей. Зазывала вспрыгивает на низкий подиум. Маклеры раздают кучу бумажных талонов. Соревнующиеся уходят в кабинки.
Девушка вонзает в кота шприц со стимулирующим средством, а ее коллега-мужчина подносит к носу животного специальное возбуждающее вещество. Они крепко держат своего зверя. Все затаили дыхание. На арену опускается мертвая тишина. Зазывала трубит в маленький горн. Соревнующиеся срывают с когтей своих питомцев протекторы и бросают животных на арену.
Толпа сливается в едином вопле, в единой жажде крови. Наджья Аскарзада ревет и бушует вместе с толпой. Единственное, о чем она сейчас способна думать, — это два бойцовых кота на арене, бросающиеся друг на друга, рвущие соперника клыками и когтями. Кровь приливает ей к голове, к ушам и глазам.
Все происходит с поразительной быстротой и жестокостью. Всего через пару секунд у милого серебристого полосатого кота одна нога уже болтается на лоскутах кожи. Кровь хлещет из открытой раны, но зверь издает страшный вопль, призывая противника продолжать поединок, пытается увернуться и ринуться вперед. Он лязгает жуткими смертоносными зубами, однако почти тут же падает на спину и начинает извиваться в судорогах, взбивая тучи окровавленного песка. Победители уже подцепили своего чемпиона за ошейник и с огромным трудом пытаются оттащить злобную визжащую тварь в загон. Серебристый полосатый кот стонет и воет, наконец кто-то встает с судейской скамьи, подходит к нему и бросает на голову зверю шлакобетонный блок.
Девушка в бюстгальтере еще некоторое время стоит и мрачно наблюдает за тем, как раздавленное существо вытаскивают с арены. Она прикусила губу. Наджья обожает ее, обожает того юношу, с которым встретилась взглядами, обожает всех и всё здесь, на этой залитой кровью арене. Сердце бешено колотится, из груди вырывается горячее дыхание, она сжимает кулаки и дрожит, у нее расширены зрачки, а мозг пылает. Наджья жива на восемьсот процентов и пронизана каким-то неведомым ей доселе чувством. И вновь она встречается взглядом с местным гангстером. Он кивает девушке, но Наджья видит: парень переживает тяжелую утрату.
Победители выходят на ринг, и толпа восторженно бушует. Зазывала орет что-то в звуковую систему, а на маклерской скамье вовсю идет раздача денег... денег... денег... Вот зачем ты приехала в Бхарат, Наджья Аскарзада, говорит она себе. Чтобы ощутить жизнь до самого предела... и смерть... иллюзию и реальность... Чтобы что-то прожгло насквозь эту чертову благоразумную, добропорядочную, терпимую шведскость. Чтобы почувствовать безумие и необузданность мира. Ее соски набухают. Наджья чувствует сексуальное возбуждение. Война, война за воду, война, которую она отрицает, привела ее сюда, та война, которой все страшатся и которая становится все более неизбежной. Но она больше не боится. Она ее страстно желает.
5
Лиза
На расстоянии четырехсот пятидесяти километров над Западным Эквадором Лиза Дурнау прорывается сквозь стаю боббетов, которые, высоко подняв яркие хохолки, разлетаются в разные стороны, быстро перебирая своими мощными ногами. Лесные дали оглашаются их тревожными криками. Пасущийся в поле молодняк встревожен: звереныши задирают головы, в страхе поднимаются на задние лапы, а затем с визгом ныряют в сумки родителей. Сауромарсупиалы, достающие Лизе до пояса, в ужасе отскакивают от девушки, которая бежит в спортивных штанах, футболке и туфлях. Недавний выводок пытается забиться к родителям в сумки головами вперед.
Эти звери принадлежат к числу самых успешных видов «Биома-161». Леса с условным названием «За Восемь Миллионов Лет До Нашего Времени» буквально кишат ими. Для «Альтерры» реальный день равен ста тысячам моделируемых лет, поэтому к завтрашнему дню они уже могут вымереть. Высокий и влажный лес из деревьев с зонтичными кронами будет высушен климатическим сдвигом. Но сейчас, в данный экологический момент, во временном срезе того, что в другую эпоху и на совсем другой Земле станет северной Танзанией, они наделены абсолютной властью.
Беготня боббетов встревожила группу трантеров, жующих листья деревьев трюдо. Крупные, но медлительные дендрофаги разбегаются врассыпную. Их внутренние костные пластины под полосатой шкурой цвета старого китайского фарфора движутся подобно хитрому механизму. Защитная окраска работы Уильяма Морриса* [Английский литератор, провозвестник эстетизма и доктрины «Искусство для искусства» (1834 — 1896)], насмешливо думает Лиза Дурнау. Ботанический аспект — произведение Рене Магритт** [Бельгийская художница-сюрреалист (1898 — 1967)]. Листья на деревьях трюдо представляют собой почти идеальные полушария, сами деревья высажены в долине через равные промежутки, а все вместе производит впечатление живой иллюстрации к какой-то статистической теории. На некоторых ветвях повисли семенные коробочки, подобно маятникам раскачивающиеся на ветру. Они способны разбрасывать семена на сотни метров, стреляя ими словно из пистолета. Именно с помощью подобного механизма и достигается идеальная математическая правильность в расположении растений. Таким образом ни одно из деревьев трюдо не оказывается загубленным густой кроной другого, а в густой листве скрывается целый мир самых разных живых организмов.
Между деревьями мелькают пробегающие тени. Стайка бэкхемов-паразитов отскочила от мертвого трантера, в которого только что были отложены яйца. Йистават, парящий высоко вверху, опускается немного ниже, затем делает резкий рывок, круто отклоняется в сторону и захватывает в кожную сетку между задними лапами неповоротливую заврохироптеру. Хитроумное сальто, движение хищного клюва — и охотник возвращается на обычный курс. Неуязвимая и неприкосновенная для всех здешних обитателей Лиза Дурнау продолжает свой путь. Любой бог бессмертен в собственном мире: в течение последних трех лет она была директором, менеджером и медиатором «Альтерры» — «параллельной Земли», эволюционирующей в ускоренном ритме на одиннадцати с половиной миллионах компьютерах «Реального мира».
Бэкхемы. Трантеры. Трюдо. Лизе Дурнау нравятся шалости таксономии «Альтерры». Здесь принципы, давно используемые в астрономии, наконец-то применены в альтернативной биологии. Как только что-то появляется у вас на жестком диске, вы сразу же даете ему имя. Макконки и мастроянни, огунвы, хаякавы и новаки. Хаммадии, куэстры и бьорки.
Все это так похоже на Лалла.
Лиза снова вошла в обычный ритм. Таким манером она может двигаться до бесконечности. Некоторые во время пробежек слушают музыку. Иные болтают, читают электронную почту или новости. Другие заставляют своих сарисинов-секретарей предоставлять краткую информацию о событиях дня. Лиза Дурнау проверяет, что нового появилось среди десяти тысяч биомов, существующих на одиннадцати с половиной миллионах компьютеров, принимающих участие в самом крупном эксперименте по эволюции. Ее обычный путь пролегает петлей вокруг кампуса Канзасского университета. В восхитительном и загадочном бестиарии Лизы всегда есть что-то удивительное и способное вызвать восторг. К примеру, какое-нибудь новенькое название, взятое из телефонного справочника, которым проштамповано новое фантастическое создание, только что вылезшее из силиконовых джунглей. Когда на 158-м хосте биома в Гвадалахаре путем эволюционного скачка от насекомых произошли первые артротекты, она испытала то чувство острого удовлетворения, какое переживает читатель триллера при новом, замысловатом и совершенно непредсказуемом повороте сюжета. Никто не мог предвидеть появления лопесов, но и их существование было каким-то загадочным образом запрограммировано в исходных правилах. Затем, два дня спустя, результатом эволюции стали паразитогенные бэкхемы, появившиеся в Ланкашире, и это вновь потрясло ее. Подобное тоже было весьма трудно предсказать.
Потом ее отправили в космос. Полет оказался еще большей неожиданностью.
Два дня назад Лиза совершала пробежку вокруг кампуса — мимо факультетских зданий, выкрашенных в медовый цвет. «Альтерра» жила и развивалась поверх канзасского лета. Обежав вокруг студенческого общежития, она повернула обратно, чтобы принять душ и отправиться на работу.
Когда молодая женщина вошла в офис, пытаясь кусочком ваты удалить из ушей остатки воды, там ее уже ждала не ая дама в строгом костюме. Она с ходу выложила на стол кучу каких-то документов, и три часа спустя Лиза Дурнау, руководитель проекта «Альтерра» по моделированию эволюционного процесса, уже летела на гиперзвуковом правительственном лайнере на высоте семидесяти пяти тысяч футов над центральным Арканзасом.
Женщина из ФБР сказала, что она может взять с собой на борт весьма ограниченный объем багажа, но Лизе все-таки удалось втиснуть среди самых необходимых вещей и экипировку для бега. С ней молодая женщина чувствовала себя спокойнее. На космодроме имени Кеннеди, разворачивая и рассматривая свои пожитки, Лиза пыталась понять, что же хочет от нее правительство и чего можно ожидать в самом ближайшем будущем. И пока солнце медленно заходило за лагунами, она бежала мимо ракет, старых ангаров и громоздких пусковых установок. Величественные и страшные механизмы ныне были буквально воткнуты в землю, подобно ненужным копьям. Цель, ради которой они создавались, так и не была достигнута, и теперь они бессмысленно торчали здесь, отбрасывая громадные тени длиной в целый континент.
А еще через сорок восемь часов Лиза Дурнау уже находится на МКС, которая пролетает где-то над южной Колумбией. В видеоустройстве «Альтерры» она рассматривает замок крийчеков, возвышающийся вдали над деревом трюдо. Крийчеки — эволюционные выскочки с «Биома-163» на юго-восточном побережье Африки. Разновидность динозавров величиной с палец. Эти маленькие бестии создали роевую культуру, очень напоминающую пчелиную или муравьиную: у них есть рабочие особи, не способные к продолжению рода, производители, яйцекладущие матки, а также сложное социальное устройство, основанное на цвете шкуры и сложнейшей архитектуре их строений. Новая колония выйдет из крошечного подземного бункера, начнет превращать все органическое вокруг в мягкую, податливую массу, из которой затем крошечными умелыми лапками станет создавать высокие шпили, башни, контрфорсы, сводчатые камеры для кладки яиц... Иногда Лизе Дурнау хочется отбросить привычную систему номенклатуры. В названии «крийчек» слышится приятный отзвук неизбежной гибели, но тем не менее она предпочла бы назвать их горменгастами.
Мелодичный звук, доносящийся из аудиоцентра, дает знать, что частота пульса Лизы достигла нужного значения для заданного времени. Она догнала себя. Псевдореальность «Альтерры» приковала Лизу. Она резко останавливается, переходит в режим «охлаждения» и отключается от «Альтерры». Центрифуга МКС — кольцо диаметром в сто метров, вращающееся для создания необходимой гравитации. Центрифуга резко идет вверх впереди и сзади — Лизе как будто вечно суждено находиться на дне вращающегося гравитационного колодца. Полки с растениями создают иллюзию живой природы, но ничто не способно скрыть того, что со всех сторон ее окружает алюминий, органические строительные материалы, пластик, а дальше — лишь бесконечная пустота. НАСА не снабжает свои корабли иллюминаторами.
Лиза потягивается, делает несколько упражнений. Из-за недостаточно высокой силы тяжести разные группы мышц испытывают несвойственную им нагрузку. Она сбрасывает обувь для бега, разминает пальцы ног. Помимо интенсивного физического режима, предписываемого НАСА, нужно принимать кальциевые добавки. Лиза Дурнау находится на подходе к тому возрасту, когда женщины начинают думать о состоянии костей. У дам, обитающих на МКС, одутловатые физиономии и отечные руки — из-за перераспределения физиологических жидкостей. Вновь прибывшие на станцию обычно худощавы, легки и ловки в движениях, но у тех, кто провел здесь много времени, отрицательные последствия жизни в космосе сказываются прежде всего именно на скелете. Большую часть времени астронавты проводят в старой сердцевине станции, от которой МКС хаотически разрасталась в разных направлениях в течение последних пятидесяти лет. Немногие из ее обитателей пытаются вернуться к нормальной силе тяжести с помощью вращающейся центрифуги или каким-то другим способом. Ходит слух, что астронавты на это просто уже более неспособны.
Лиза Дурнау растирается влажным полотенцем, хватается за ступеньку на стене и начинает взбираться по «спице» по направлению к внутренней части станции. Она чувствует, как экспоненциально убывает ее вес. Можно просто ухватиться за ступеньку и взлететь на два, пять, десять метров. У девушки назначена встреча с женщиной из ФБР. Кто-то из постоянных обитателей МКС ныряет вниз, по пути совершив в воздухе великолепное сальто-мортале, кивает Лизе и проносится мимо. Подобная гибкость и ловкость восхищают ее, а самой себе она кажется неповоротливым тюленем. Однако дружелюбный кивок обнадеживает Лизу. Вряд ли можно рассчитывать на более теплый прием со стороны экипажа станции. Команда из пятидесяти человек достаточно немногочисленна для того, чтобы каждый помнил имена всех остальных, но слишком велика для возможности завязывания тесных дружеских отношений. Примерно как университетский факультет. Лизе нравится физическое ощущение здешнего пространства, но ей все-таки очень жаль, что у НАСА не хватило денег на иллюминаторы.
Самое сильное потрясение Лиза пережила в первое утро, проведенное в Центре Кеннеди. Она сидела на веранде с видом на океан, а горничная наливала ей кофе. Именно тогда молодая женщина поняла, что доктор Лиза Дурнау, биолог-эволюционист, должна исчезнуть.
Лизу вовсе не удивило, когда женщина в строгом костюме сказала, что ее посылают в космос. Госдепартамент не станет никого доставлять в Центр Кеннеди на гиперзвуковом лайнере только ради изучения повадок тамошних птиц. Когда у нее забрали компьютер и вручили вместо него другую модель, без возможности связи, это было неприятно, но не слишком потрясло Лизу. Удивило, но вновь не стало шоком, и то, что из-за нее освободили целую гостиницу. Гимнастический зал, бассейн, прачечная — все было предоставлено одной обитательнице. Лиза поначалу испытывала угрызения совести истинной пресвитерианки при каждом вызове горничной, пока прислуга-никарагуанка не сказала ей, что рада всякому поручению, так как совсем не загружена работой. Но тут Лиза испытала настоящее потрясение: Лалл исчез. Правда, поначалу она думала, что происшедшее может объясняться его реакцией на распад семьи.
Во время второй встречи с представительницей властей Лиза Дурнау решительно направилась к женщине в строгом костюме и с испанским именем Суарес-Мартин, намереваясь потребовать объяснений.
— Мне необходимо знать, — сказала она, переминаясь с ноги на ногу и бессознательно воспроизводя элементы привычной для нее физической разминки, — что случилось с Томасом Лаллом?
Для Суарес-Мартин ее строгий костюм был неким подобием чиновничьего кабинета, который она всегда и везде носила с собой. Женщина сидела, повернувшись спиной к панорамному виду на ракеты и пеликанов.
— Мне ничего не известно. Его исчезновение не имеет никакого отношения к деятельности правительства Соединенных Штатов. Даю вам в этом честное слово.
Лиза Дурнау несколько раз прокрутила в голове все аспекты ее ответа, включая интонацию.
— Хорошо, но почему выбрали именно меня? В чем я должна буду участвовать?
— Могу ответить на первую часть вашего вопроса.
— Валяйте!
— Мы взяли вас, потому что не смогли найти его.
— А как насчет второй части?
— Вы получите ответ, но не здесь. — Суарес-Мартин перекинула Лизе через стол пластиковый пакет. — Вам это пригодится.
На пакете имелся логотип НАСА, а внутри оказался стандартный ярко-желтый костюм астронавта.
Во время их следующей встречи на даме из ФБР не было ее обычного строгого костюма. Она лежала справа от Лизы Дурнау, пристегнутая ремнями к акселерационному ложу. Глаза женщины были закрыты, а на губах застыла молчаливая молитва, но Лиза сразу же поняла, что стала свидетельницей не боязни чего-то принципиально нового и неизведанного, а обычного ритуального предстартового страха. Не более чем мысленное перебирание четок опытным астронавтом.
Пилот лежал в кресле слева от нее. Он был занят сложной предполетной проверкой, вел какие-то переговоры, а Лиза была для него не более чем еще одной разновидностью груза. Она зашевелилась и почувствовала, как тело обтекает гель — неожиданно приятное ощущение. А ниже, в пусковой шахте, лазер мощностью в тридцать тераватт направлял луч на параболическое зеркало, которое находилось прямо у нее под задницей. Меня сейчас выбросят в космическое пространство на конце светового луча, который горячее солнца, подумала Лиза, — и поразилась собственному спокойствию при столь чудовищной и безумной мысли. Наверное, она просто по-настоящему не верила в это, бессознательно стараясь защитить психику. Впрочем, может быть, горничная-никарагуанка что-то подмешала ей в кофе. И пока Лиза Дурнау пыталась понять, в чем же все-таки дело, стартовый отсчет дошел до нуля. Компьютер в центре управления полетами включил большой лазер. Воздух под Лизой вспыхнул и выбросил корабль НАСА на земную орбиту с ускорением в три g. Две минуты — и она уже в космосе! Подобная мысль показалась ей настолько нелепой, настолько абсурдной, что Лиза не могла не захихикать, и от смеха по ее гелевому ложу пробежала рябь. Эх-ма!.. Самая вершина мира! Суперэлитный шезлонг для путешественников!.. Клуб любителей восхождений на пятисотмильную высоту! И все это в неком подобии шикарной соковыжималки.
И вот тут-то совершенно неожиданно она испытала третье потрясение. Лиза вдруг поняла, сколь немногим людям там, внизу, на Земле, она по-настоящему нужна и как мало тех, кто будет сожалеть об ее уходе.
Эти звери принадлежат к числу самых успешных видов «Биома-161». Леса с условным названием «За Восемь Миллионов Лет До Нашего Времени» буквально кишат ими. Для «Альтерры» реальный день равен ста тысячам моделируемых лет, поэтому к завтрашнему дню они уже могут вымереть. Высокий и влажный лес из деревьев с зонтичными кронами будет высушен климатическим сдвигом. Но сейчас, в данный экологический момент, во временном срезе того, что в другую эпоху и на совсем другой Земле станет северной Танзанией, они наделены абсолютной властью.
Беготня боббетов встревожила группу трантеров, жующих листья деревьев трюдо. Крупные, но медлительные дендрофаги разбегаются врассыпную. Их внутренние костные пластины под полосатой шкурой цвета старого китайского фарфора движутся подобно хитрому механизму. Защитная окраска работы Уильяма Морриса* [Английский литератор, провозвестник эстетизма и доктрины «Искусство для искусства» (1834 — 1896)], насмешливо думает Лиза Дурнау. Ботанический аспект — произведение Рене Магритт** [Бельгийская художница-сюрреалист (1898 — 1967)]. Листья на деревьях трюдо представляют собой почти идеальные полушария, сами деревья высажены в долине через равные промежутки, а все вместе производит впечатление живой иллюстрации к какой-то статистической теории. На некоторых ветвях повисли семенные коробочки, подобно маятникам раскачивающиеся на ветру. Они способны разбрасывать семена на сотни метров, стреляя ими словно из пистолета. Именно с помощью подобного механизма и достигается идеальная математическая правильность в расположении растений. Таким образом ни одно из деревьев трюдо не оказывается загубленным густой кроной другого, а в густой листве скрывается целый мир самых разных живых организмов.
Между деревьями мелькают пробегающие тени. Стайка бэкхемов-паразитов отскочила от мертвого трантера, в которого только что были отложены яйца. Йистават, парящий высоко вверху, опускается немного ниже, затем делает резкий рывок, круто отклоняется в сторону и захватывает в кожную сетку между задними лапами неповоротливую заврохироптеру. Хитроумное сальто, движение хищного клюва — и охотник возвращается на обычный курс. Неуязвимая и неприкосновенная для всех здешних обитателей Лиза Дурнау продолжает свой путь. Любой бог бессмертен в собственном мире: в течение последних трех лет она была директором, менеджером и медиатором «Альтерры» — «параллельной Земли», эволюционирующей в ускоренном ритме на одиннадцати с половиной миллионах компьютерах «Реального мира».
Бэкхемы. Трантеры. Трюдо. Лизе Дурнау нравятся шалости таксономии «Альтерры». Здесь принципы, давно используемые в астрономии, наконец-то применены в альтернативной биологии. Как только что-то появляется у вас на жестком диске, вы сразу же даете ему имя. Макконки и мастроянни, огунвы, хаякавы и новаки. Хаммадии, куэстры и бьорки.
Все это так похоже на Лалла.
Лиза снова вошла в обычный ритм. Таким манером она может двигаться до бесконечности. Некоторые во время пробежек слушают музыку. Иные болтают, читают электронную почту или новости. Другие заставляют своих сарисинов-секретарей предоставлять краткую информацию о событиях дня. Лиза Дурнау проверяет, что нового появилось среди десяти тысяч биомов, существующих на одиннадцати с половиной миллионах компьютеров, принимающих участие в самом крупном эксперименте по эволюции. Ее обычный путь пролегает петлей вокруг кампуса Канзасского университета. В восхитительном и загадочном бестиарии Лизы всегда есть что-то удивительное и способное вызвать восторг. К примеру, какое-нибудь новенькое название, взятое из телефонного справочника, которым проштамповано новое фантастическое создание, только что вылезшее из силиконовых джунглей. Когда на 158-м хосте биома в Гвадалахаре путем эволюционного скачка от насекомых произошли первые артротекты, она испытала то чувство острого удовлетворения, какое переживает читатель триллера при новом, замысловатом и совершенно непредсказуемом повороте сюжета. Никто не мог предвидеть появления лопесов, но и их существование было каким-то загадочным образом запрограммировано в исходных правилах. Затем, два дня спустя, результатом эволюции стали паразитогенные бэкхемы, появившиеся в Ланкашире, и это вновь потрясло ее. Подобное тоже было весьма трудно предсказать.
Потом ее отправили в космос. Полет оказался еще большей неожиданностью.
Два дня назад Лиза совершала пробежку вокруг кампуса — мимо факультетских зданий, выкрашенных в медовый цвет. «Альтерра» жила и развивалась поверх канзасского лета. Обежав вокруг студенческого общежития, она повернула обратно, чтобы принять душ и отправиться на работу.
Когда молодая женщина вошла в офис, пытаясь кусочком ваты удалить из ушей остатки воды, там ее уже ждала не ая дама в строгом костюме. Она с ходу выложила на стол кучу каких-то документов, и три часа спустя Лиза Дурнау, руководитель проекта «Альтерра» по моделированию эволюционного процесса, уже летела на гиперзвуковом правительственном лайнере на высоте семидесяти пяти тысяч футов над центральным Арканзасом.
Женщина из ФБР сказала, что она может взять с собой на борт весьма ограниченный объем багажа, но Лизе все-таки удалось втиснуть среди самых необходимых вещей и экипировку для бега. С ней молодая женщина чувствовала себя спокойнее. На космодроме имени Кеннеди, разворачивая и рассматривая свои пожитки, Лиза пыталась понять, что же хочет от нее правительство и чего можно ожидать в самом ближайшем будущем. И пока солнце медленно заходило за лагунами, она бежала мимо ракет, старых ангаров и громоздких пусковых установок. Величественные и страшные механизмы ныне были буквально воткнуты в землю, подобно ненужным копьям. Цель, ради которой они создавались, так и не была достигнута, и теперь они бессмысленно торчали здесь, отбрасывая громадные тени длиной в целый континент.
А еще через сорок восемь часов Лиза Дурнау уже находится на МКС, которая пролетает где-то над южной Колумбией. В видеоустройстве «Альтерры» она рассматривает замок крийчеков, возвышающийся вдали над деревом трюдо. Крийчеки — эволюционные выскочки с «Биома-163» на юго-восточном побережье Африки. Разновидность динозавров величиной с палец. Эти маленькие бестии создали роевую культуру, очень напоминающую пчелиную или муравьиную: у них есть рабочие особи, не способные к продолжению рода, производители, яйцекладущие матки, а также сложное социальное устройство, основанное на цвете шкуры и сложнейшей архитектуре их строений. Новая колония выйдет из крошечного подземного бункера, начнет превращать все органическое вокруг в мягкую, податливую массу, из которой затем крошечными умелыми лапками станет создавать высокие шпили, башни, контрфорсы, сводчатые камеры для кладки яиц... Иногда Лизе Дурнау хочется отбросить привычную систему номенклатуры. В названии «крийчек» слышится приятный отзвук неизбежной гибели, но тем не менее она предпочла бы назвать их горменгастами.
Мелодичный звук, доносящийся из аудиоцентра, дает знать, что частота пульса Лизы достигла нужного значения для заданного времени. Она догнала себя. Псевдореальность «Альтерры» приковала Лизу. Она резко останавливается, переходит в режим «охлаждения» и отключается от «Альтерры». Центрифуга МКС — кольцо диаметром в сто метров, вращающееся для создания необходимой гравитации. Центрифуга резко идет вверх впереди и сзади — Лизе как будто вечно суждено находиться на дне вращающегося гравитационного колодца. Полки с растениями создают иллюзию живой природы, но ничто не способно скрыть того, что со всех сторон ее окружает алюминий, органические строительные материалы, пластик, а дальше — лишь бесконечная пустота. НАСА не снабжает свои корабли иллюминаторами.
Лиза потягивается, делает несколько упражнений. Из-за недостаточно высокой силы тяжести разные группы мышц испытывают несвойственную им нагрузку. Она сбрасывает обувь для бега, разминает пальцы ног. Помимо интенсивного физического режима, предписываемого НАСА, нужно принимать кальциевые добавки. Лиза Дурнау находится на подходе к тому возрасту, когда женщины начинают думать о состоянии костей. У дам, обитающих на МКС, одутловатые физиономии и отечные руки — из-за перераспределения физиологических жидкостей. Вновь прибывшие на станцию обычно худощавы, легки и ловки в движениях, но у тех, кто провел здесь много времени, отрицательные последствия жизни в космосе сказываются прежде всего именно на скелете. Большую часть времени астронавты проводят в старой сердцевине станции, от которой МКС хаотически разрасталась в разных направлениях в течение последних пятидесяти лет. Немногие из ее обитателей пытаются вернуться к нормальной силе тяжести с помощью вращающейся центрифуги или каким-то другим способом. Ходит слух, что астронавты на это просто уже более неспособны.
Лиза Дурнау растирается влажным полотенцем, хватается за ступеньку на стене и начинает взбираться по «спице» по направлению к внутренней части станции. Она чувствует, как экспоненциально убывает ее вес. Можно просто ухватиться за ступеньку и взлететь на два, пять, десять метров. У девушки назначена встреча с женщиной из ФБР. Кто-то из постоянных обитателей МКС ныряет вниз, по пути совершив в воздухе великолепное сальто-мортале, кивает Лизе и проносится мимо. Подобная гибкость и ловкость восхищают ее, а самой себе она кажется неповоротливым тюленем. Однако дружелюбный кивок обнадеживает Лизу. Вряд ли можно рассчитывать на более теплый прием со стороны экипажа станции. Команда из пятидесяти человек достаточно немногочисленна для того, чтобы каждый помнил имена всех остальных, но слишком велика для возможности завязывания тесных дружеских отношений. Примерно как университетский факультет. Лизе нравится физическое ощущение здешнего пространства, но ей все-таки очень жаль, что у НАСА не хватило денег на иллюминаторы.
Самое сильное потрясение Лиза пережила в первое утро, проведенное в Центре Кеннеди. Она сидела на веранде с видом на океан, а горничная наливала ей кофе. Именно тогда молодая женщина поняла, что доктор Лиза Дурнау, биолог-эволюционист, должна исчезнуть.
Лизу вовсе не удивило, когда женщина в строгом костюме сказала, что ее посылают в космос. Госдепартамент не станет никого доставлять в Центр Кеннеди на гиперзвуковом лайнере только ради изучения повадок тамошних птиц. Когда у нее забрали компьютер и вручили вместо него другую модель, без возможности связи, это было неприятно, но не слишком потрясло Лизу. Удивило, но вновь не стало шоком, и то, что из-за нее освободили целую гостиницу. Гимнастический зал, бассейн, прачечная — все было предоставлено одной обитательнице. Лиза поначалу испытывала угрызения совести истинной пресвитерианки при каждом вызове горничной, пока прислуга-никарагуанка не сказала ей, что рада всякому поручению, так как совсем не загружена работой. Но тут Лиза испытала настоящее потрясение: Лалл исчез. Правда, поначалу она думала, что происшедшее может объясняться его реакцией на распад семьи.
Во время второй встречи с представительницей властей Лиза Дурнау решительно направилась к женщине в строгом костюме и с испанским именем Суарес-Мартин, намереваясь потребовать объяснений.
— Мне необходимо знать, — сказала она, переминаясь с ноги на ногу и бессознательно воспроизводя элементы привычной для нее физической разминки, — что случилось с Томасом Лаллом?
Для Суарес-Мартин ее строгий костюм был неким подобием чиновничьего кабинета, который она всегда и везде носила с собой. Женщина сидела, повернувшись спиной к панорамному виду на ракеты и пеликанов.
— Мне ничего не известно. Его исчезновение не имеет никакого отношения к деятельности правительства Соединенных Штатов. Даю вам в этом честное слово.
Лиза Дурнау несколько раз прокрутила в голове все аспекты ее ответа, включая интонацию.
— Хорошо, но почему выбрали именно меня? В чем я должна буду участвовать?
— Могу ответить на первую часть вашего вопроса.
— Валяйте!
— Мы взяли вас, потому что не смогли найти его.
— А как насчет второй части?
— Вы получите ответ, но не здесь. — Суарес-Мартин перекинула Лизе через стол пластиковый пакет. — Вам это пригодится.
На пакете имелся логотип НАСА, а внутри оказался стандартный ярко-желтый костюм астронавта.
Во время их следующей встречи на даме из ФБР не было ее обычного строгого костюма. Она лежала справа от Лизы Дурнау, пристегнутая ремнями к акселерационному ложу. Глаза женщины были закрыты, а на губах застыла молчаливая молитва, но Лиза сразу же поняла, что стала свидетельницей не боязни чего-то принципиально нового и неизведанного, а обычного ритуального предстартового страха. Не более чем мысленное перебирание четок опытным астронавтом.
Пилот лежал в кресле слева от нее. Он был занят сложной предполетной проверкой, вел какие-то переговоры, а Лиза была для него не более чем еще одной разновидностью груза. Она зашевелилась и почувствовала, как тело обтекает гель — неожиданно приятное ощущение. А ниже, в пусковой шахте, лазер мощностью в тридцать тераватт направлял луч на параболическое зеркало, которое находилось прямо у нее под задницей. Меня сейчас выбросят в космическое пространство на конце светового луча, который горячее солнца, подумала Лиза, — и поразилась собственному спокойствию при столь чудовищной и безумной мысли. Наверное, она просто по-настоящему не верила в это, бессознательно стараясь защитить психику. Впрочем, может быть, горничная-никарагуанка что-то подмешала ей в кофе. И пока Лиза Дурнау пыталась понять, в чем же все-таки дело, стартовый отсчет дошел до нуля. Компьютер в центре управления полетами включил большой лазер. Воздух под Лизой вспыхнул и выбросил корабль НАСА на земную орбиту с ускорением в три g. Две минуты — и она уже в космосе! Подобная мысль показалась ей настолько нелепой, настолько абсурдной, что Лиза не могла не захихикать, и от смеха по ее гелевому ложу пробежала рябь. Эх-ма!.. Самая вершина мира! Суперэлитный шезлонг для путешественников!.. Клуб любителей восхождений на пятисотмильную высоту! И все это в неком подобии шикарной соковыжималки.
И вот тут-то совершенно неожиданно она испытала третье потрясение. Лиза вдруг поняла, сколь немногим людям там, внизу, на Земле, она по-настоящему нужна и как мало тех, кто будет сожалеть об ее уходе.