Страница:
Куда-нибудь подальше... Парвати прижимается к Кришану, берет его за руку — но так, чтобы никто не заметил, чтобы ни у кого не возникло ненужных мыслей на тот счет, чем там занимаются эти двое индусов. Ее пальцы натыкаются на что-то теплое и влажное. Она отдергивает руку. Кровь... Кровь растекается липкой лужицей в пространстве между их телами. Кровь прилипает к ребристой поверхности стены. Рука Кришана, сжатая в кулак и лежащая всего в нескольких миллиметрах от ее руки, красна от крови. Парвати отодвигается, но не от ужаса и отвращения, а просто чтобы лучше понять, что же все-таки происходит. Кришан сползает по стене, оставляя на ней красное пятно, пытается удержаться, опираясь на левую руку. Его белая рубашка, начиная от бедра и ниже, окрасилась в красный цвет, пропиталась кровью. Парвати видит, как с каждым вдохом, который он делает, из него изливается все больше крови.
Тот странный вздох, с которым он потащил ее к поезду во время выстрелов на платформе... Она видела, как пули отлетали рикошетом от стальных опор.
Лицо у Кришана становится пепельного цвета, цвета муссонного неба. Он дышит с трудом, руки дрожат. Долго он так не продержится: каждый удар сердца, каждый вздох изливают из его тела на пол вагона очередную порцию жизненной силы. Кровь лужей растекается вокруг его ног. Губы шевелятся, но он уже не способен произнести ни слова. Парвати тянет Кришана к себе, кладет его голову себе на колени.
— Все хорошо, любимый, все хорошо, — шепчет она. Конечно, молодая женщина может закричать, начать звать на помощь, просить, чтобы нашли врача, но она прекрасно понимает, что в переполненном вагоне ее никто не услышит. — О, Кришан, — шепчет она, чувствуя, как его кровь течет по внутренней поверхности ее бедер. — О, мой милый.
Его тело холодное, как лед. Парвати ласково касается его длинных черных волос, нежно перебирает их, а поезд несется все дальше на юг.
В холодном утреннем свете господин Нандха поднимается по ступенькам жилого комплекса Дилджит Раны. Он мог бы, конечно, воспользоваться лифтом — в отличие от старых комплексов, таких, как Шива Натараджа и Белый форт, в новых правительственных кварталах все работает исправно, — но ему хочется поддерживать в себе энергию, силу, внутренний импульс. Сыщик Кришны не позволит ему ускользнуть. Его аватары нитями паутины разбросаны между многоэтажными зданиями Варанаси. Он чувствует, как вибрации внутренней энергии города сотрясают мир.
Пятый пролет, шестой...
Господин Нандха намерен извиниться перед женой за то, что обидел ее в присутствии матери. В извинениях, конечно, нет никакой особой нужды, однако господин Нандха считает, что в супружеской жизни полезно иной раз и уступить, даже если ты и прав. Но она должна оценить его шаг, понять, чего он стоил ему во время расследования самого важного дела в истории их министерства. Дела, которое по завершении процесса экскоммуникации — в этом он ни на мгновение не сомневается — возведет его в ранг офицера расследования первого класса. И тогда они смогут проводить вдвоем счастливые вечера за рассматриванием рекламных проспектов с мебелью для новой квартиры в пригороде.
Минуя последние три пролета, господин Нандха насвистывает темы из «Кончерто гроссо» Генделя.
Когда он вставляет ключ в замок, ничего особенного не происходит. Не происходит ничего из ряда вон выходящего и когда он берется за ручку и поворачивает ее. Но за то время, которое проходит между прикосновением к ручке, ее поворотом и открыванием двери, Сыщик Кришны уже узнает, что там обнаружит. И начинает понимать смысл того откровения, что было ему в предрассветные часы в коридоре министерства. Именно в то мгновение жена и оставила его.
Обрывки музыки Генделя еще звучат в его слуховых центрах, когда он переступает порог квартиры и входит в совершенно новый период своей жизни, которая с этого мгновения становится абсолютно иной, ничем не похожей на прежнюю.
Ему незачем звать ее. Ее нет, она ушла и никогда не вернется. Остались вещи. Вот лежат ее глянцевые журналы, а на кухне рядом с гладильной доской стоит ее корзина с бельем, ее орнаменты, маленькие фигурки божеств занимают обычные места в ее домашнем святилище. В вазе свежие цветы, герань недавно полита. Но отсутствие жены чувствуется во всем: в мебели, в очертаниях комнаты, в коврах, в уютном уголке рядом с телевизором, даже в обоях. В освещении комнат, в кухонной утвари, в скатертях на столах. Утрачено полдома, полжизни и весь его брак целиком. Но природа почему-то не боится подобной пустоты. Жизнь продолжается, она пульсирует, у нее есть своя новая форма, новая геометрия.
Господин Нандха знает, что он должен произнести определенные слова, совершить определенные действия, испытать определенные чувства, соответствующие той ситуации, в которой он оказался. Но Сыщик Кришны ходит по комнатам в каком-то полутрансе, и у него на губах появляется некое подобие улыбки. Он как будто готовится к защите, словно матрос, во время тропического шторма привязывающий себя к мачте для того, чтобы лицом к лицу встретиться со стихией, бросить ей вызов. Поэтому господин Нандха прямо идет в спальню. Подушки с вышивкой, свадебный подарок от его коллег, лежат на кровати на своих местах. Дорогое издание «Камасутры» для успешного функционирования пары молодоженов — на прикроватном столике. В нем аккуратно перевернута очередная страница.
Господин Нандха наклоняется и вдыхает аромат страницы. Но нет... Он не желает знать, была ли какая-либо вина на его жене. Он открывает раздвижные деревянные двери, проверяет, что она взяла, уходя, а что оставила. Золотистые, голубые, зеленые сари, белый шелк для официальных приемов... Восхитительные прозрачные малиновые чоли, в которых она так ему нравилась и которые так волновали его, стоило увидеть в них жену в комнате или в саду. Она забрала с собой все мягкие ароматизированные вешалки, оставила только дешевые алюминиевые и проволочные, давно растянувшиеся и потерявшие форму.
Господин Нандха опускается на колени, чтобы проверить полку для обуви. Большая часть ячеек пуста. Он берет домашнюю туфлю, отороченную дорогим шелком, с мягкой подошвой и с узором, сделанным золотыми нитями, проводит рукой по узкому заостренному мыску, по мягким, округлым, словно девичья грудь, каблукам. Потом снова ставит на место. Ему невыносимо держать в руках ее очаровательные туфельки.
Сыщик Кришны закрывает раздвижные двери, и за ними исчезают одежда и обувь. Но совсем не о Парвати он вспоминает, стоя у закрытого шкафа, а о матери, о том, как сжигал ее, стоял у погребальных носилок с обритой головой и в белой одежде. Он вспоминает об опустевшем материнском доме, о невыносимой боли, которую ему причинял вид ее одежды и туфель, ставших вдруг ненужными. Смерть цинично обнажила все ее предпочтения, пристрастия, прихоти.
К кухонной полке, там, где хранятся аюрведические чаи и другие составляющие его диеты, прикреплена записка. Он трижды ее перечитывает, но понимает из нее только тот очевидный факт, что Парвати ушла от него. Слова не складываются в предложения. Ухожу... Извини... Больше не могу любить тебя... Не ищи меня... Слишком много слов, и все они так близко расположены друг к другу. Он складывает записку, кладет ее в карман и поднимается по лестнице в садик на крыше.
Стоя на открытом пространстве в сероватом свете дня, под взглядами соседей и собственных кибераватар, господин Нандха чувствует, что подавляемый до той минуты гнев начинает рваться наружу. О как бы хотелось Сыщику Кришны сейчас открыть рот и позволить ему потоком излиться наружу!.. Все внутри у него сжимается, но господину Нандхе удается взять себя в руки, подавить приступ тошноты.
А что это за неприятный химический запах?.. Ему становится совсем дурно, и на мгновение кажется, что сейчас эта дурнота овладеет им, и он ничего не сможет поделать.
Господин Нандха опускается на колени у края грядки, трогает пальцами мягкую почву... Но тут у него на палме раздается звонок. Вначале Сыщик Кришны не понимает, откуда исходит странный звук. Настойчивый звон заставляет его вынуть руку из земли, и он вновь осознает, что находится на залитой дождем крыше своего дома.
— Нандха.
— Босс, мы нашли ее. — Голос Вика. — «Гайяна Чакшу» выследила ее две минуты назад. Она здесь, в Варанаси. Босс... Она — Калки. Мы все проверили, она — сарисин. Она — инкарнация Калки. Я посылаю за вами вертолет...
Господин Нандха резко встает, смотрит на руки, стирает с них грязь. Его костюм испачкан, помят, промок насквозь. Ему кажется, что теперь он никогда не высохнет. Но Сыщик Кришны разглаживает манжеты, поправляет воротник, вынимает пистолет из кармана и засовывает его в кобуру. Ранние неоновые рекламы Каши о чем-то бессвязно сообщают безразличным прохожим. У него в жизни есть высокая цель. И сейчас ему предстоит важная и очень серьезная работа. Он выполнит ее так блестяще, так безупречно, что никто в министерстве не осмелится даже шепнуть что-то дурное против Нандхи.
Небольшой самолет идет на посадку среди громадных многоэтажных зданий. Господин Нандха стоит под верхней площадкой пожарной лестницы, а аппарат зависает над крышей. На месте второго пилота сидит Вик, его лицо, выразительно подсвеченное светом приборов на консоли, становится отчетливо видно. Самолет ВВС Бхарата не может опуститься на крышу, поэтому пилот в изощренном ньютовском танце снижает его сантиметр за сантиметром — таким образом, чтобы господин Нандха мог проскользнуть между реактивными струями двигателей и подняться по аппарели в хвостовой части.
Самолет производит здесь то разрушение, о котором господин Нандха уже начал мечтать. В одно мгновение падают и ломаются все подпорки для растений. Герани сметает с карнизов. Саженцы и маленькие деревца вырывает с корнем из мягкой почвы. Сама земля поднимается вверх большими кусками грязи. От влажного дерева в ограждениях грядок начинает идти пар, затем дым. Пилот продолжает снижение до тех пор, пока шасси не касаются крыши. Идет вниз аппарель.
Во всех иллюминаторах сразу вспыхивает свет.
Господин Нандха поднимает воротник и следует в открытое, освещенное голубоватым светом внутреннее помещение самолета. Там вся его группа и представители воздушной полиции. Мукул Дэв и Рам Лалли. Мадхви Прасад и даже Морва из финансового отдела. Господин Нандха садится рядом с подчиненными, пристегивается ремнем, аппарель убирается, пилот начинает взлет.
— Дорогие друзья, — говорит господин Нандха. — Я рад, что сегодня, накануне важнейшего исторического события, все вы рядом со мной. Искусственный интеллект третьего поколения. Существо, настолько же превосходящее наш интеллект, насколько мы превосходим по интеллекту свинью. Бхарат будет вечно нам благодарен... Ну а теперь давайте постараемся проявить максимум усердия в процедуре экскоммуникации, которая нам предстоит.
Самолет разворачивается, поднимаясь над разрушенным садом господина Нандхи, над окнами и балконами, над солнечными батареями и резервуарами воды. Небольшой аппарат взмывает все выше и выше среди небоскребов Варанаси.
Пока судно приближается к Варанаси, Лиза Дурнау принимает еще три звонка.
Первый — от Дейли Суарес-Мартин. Лиза невольно задается вопросом, решила ли она проблему с волосами на верхней губе. В текстовом сообщении говорится:
Дублирующая миссия провалилась. Нет второго переводчика. Направьте всю энергию на первичный источник. Нам нужен Лалл.
Второе сообщение — компьютерная схема Варанаси, на которой отмечено местонахождение двух человек. Одного, который стоит рядом с Лизой Дурнау на борту судна, мчащегося по священным водам Ганга, и второго — сарисина во плоти, — которого камера слежения Банка Бхарата обнаружила на Грэнд-Транк-роуд. На маленьком экране с не очень качественным изображением этот сарисин производит не более зловещее впечатление, чем любая беззащитная девочка-подросток, оказавшаяся в одиночестве на улице и не знающая, куда ей идти.
Третье сообщение словесное, поступившее на палм из университета, от Анджелы Робертс. Где бы ты ни была, что бы ни делала, немедленно свяжись со мной. «Альтерра» рухнула. Сразу, повсюду, во всех экосистемах, бесповоротно. Полный обвал системы. Рухнули одиннадцать миллионов хостов. Никто не выжил. Абсолютное всеобщее уничтожение.
Три сообщения... Когда судно поворачивает к забитому до отказа доку, Лиза Дурнау говорит Томасу Лаллу только о втором.
Последние боги гаснут над Варанаси, и небо становится просто небом. Улицы становятся немы, здания — глухи, у автомобилей исчезают голоса, а у людей остаются только лица, закрытые, словно сжатые кулаки. Нет больше ответов, нет пророчеств среди деревьев и уличных святилищ, и пролетающие самолеты ничего не вещают: есть только мир без богов, полный бескрайней пустоты. Различные ощущения заполняют пространство. Рев моторов, шум голосов. Цвета сари, мужских рубашек, неоновых реклам, сверкающих сквозь серую пелену дождя, каждая светится своим собственным ярким светом. Аромат благовоний, мочи, горячего жира, выхлопов спиртового топлива, горящего пластика — все полно воспоминаний о ее жизни до начала большой лжи.
Тогда она была совсем другим человеком, если верить женщинам в той хибаре. Но боги — на самом деле не боги, а машины, теперь-то она хорошо это понимает, — говорят, что у нее совсем другое «Я», не такое, какое было в те времена. Нет, не говорят, а говорили... Боги ушли. Два совершенно различных набора воспоминаний. Две жизни, совершенно не совместимые друг с другом, а теперь начинается третья, которая должна каким-то образом связать две предыдущие. Лалл... Лалл знает, Лалл скажет ей, как их все соединить. Девушке кажется, что она все-таки сможет вспомнить дорогу до отеля. Одурманенная новым для нее хаосом ощущений, освобожденных из тюрьмы, в которую загнало их чисто информационное восприятие мира, Аж позволяет общему городскому потоку нести ее к берегу реки.
В предрассветный дождь на окружной аллахабадской дороге двести танков авадхов заводят двигатели, выезжают с замаскированных позиций и выстраиваются в боевую колонну. Направление движения четырехкилометровой колонны ни у кого не вызывает никаких сомнений: юг-юго-восток, по направлению к Джабалпуру. К тому времени, когда в лавках поднимаются ставни, а служащие отправляются на работу в фатфатах и автобусах, разносчики газет уже носятся по улицам с криками: «Танки уходят! Аллахабад спасен! Авадхи отступают к Кунда Кхадар! »
«Мерседес» премьер-министра уже ждет приземления аэробуса «Бхаратийя вайюсена» А-510 в не слишком оживленном уголке аэропорта Варанаси. Зонтики защищают Ашока Рану от дождя, пока он добирается до автомобиля. «Мерседес» отъезжает с мягким шорохом толстых шин по бетонированной площадке. Премьер-министра уже вызывают по каналам правительственной коммуникационной связи. Эн Кей Дживанджи... Снова... Он совсем не похож на министра внутренних дел в правительстве национального единства. Он должен сообщить премьер-министру неожиданные новости.
Если она сейчас выпустит его руку, то наверняка потеряется.
Вооруженные полицейские пытаются очистить берег. Из громкоговорителей звучат обращенные к толпе требования немедленно разойтись и вернуться домой к обычным повседневным делам. Порядок восстановлен. Больше ни для кого нет никакой опасности. Некоторые из тех, кто был захвачен волной общей паники и кто не хотел бросать дом и имущество, возвращаются назад. Другие не доверяют полиции, соседям и противоречивым заявлениям правительства. Третьи же просто не знают, что им делать. Они дергаются то в одну, то в другую сторону, не решаясь ни плыть, ни возвращаться.
Лиза и Лалл протискиваются сквозь растерянную толпу и военных по узким гали вокруг Вишванат Гали. Улицы и гхаты совершенно непроходимы.
Лиза Дурнау крепко держит Томаса Лалла за левую руку. В правой он несет «Скрижаль», как светильник темной ночью. Какая-то совсем небольшая часть нравственного чувства Лизы, которая еще сохранила некую ответственность по отношению к правительствам и их планам, ощущает беспокойство за «Скрижаль».
Она знает: благодаря специальному встроенному коду «Скрижаль» может почувствовать, что находится в руках чужого человека, и тогда замолчит навеки. Лиза надеется только на то, что скоро сможет забрать ее у Лалла. В какую бы игру им еще ни предстояло сыграть, она все равно скоро закончится.
Нандха... Сыщик Кришны... Профессиональный уничтожитель нелицензированных сарисинов... Не слишком отчетливый образ со Скинии Лиза несет в своей памяти. Бессмысленно задаваться вопросом, каким образом Сыщик Кришны мог оказаться внутри машины, которая старше Солнечной системы. Столь же бессмысленно, как и задаваться подобным вопросом относительно и ее самой. Но одно Лиза знает совершенно определенно. Это и есть то самое место и то время, где возникли все четыре изображения.
Томас Лалл внезапно останавливается, рот у него немного приоткрыт от раздражения. Он сканирует толпу с помощью «Скрижали» в поисках соответствия с изображением на жидкокристаллическом экране.
— Водонапорная башня!.. — вдруг вскрикивает он и тащит Лизу за собой.
Большие розовые бетонные цилиндры поднимаются над гхатами вдоль всей прибрежной полосы через каждые несколько сотен метров. Все они соединены при помощи таких же розовых эстакад. Лиза Дурнау не способна среди бесчисленной массы беженцев и богомольцев, обступивших основание водонапорной башни, различить ни одного лица. Но тут к гхатам приближается самолет, он летит так низко, что все невольно пригибаются. Все, кроме одинокой фигурки в сером на карнизе на самом верху водонапорной башни.
Он нашел ее... Устройство «Гайяна Чакшу» соединено с его хёком. С помощью экстраполяции, моделирования, наведения и статистических расчетов господин Нандха видит сарисина как движущееся световое пятно. Оно просвечивает сквозь людей, сквозь транспорт, сквозь здания. Сыщик Кришны наблюдает за ним с высоты и на расстоянии нескольких километров. А пятно перемещается по запруженным людьми переулкам и гали вдоль берега реки.
Господин Нандха имеет право указывать пилоту. Он ведет самолет по широкой дуге, господин Нандха всматривается вниз в человеческий поток, заполняющий улицы, и видит яркую светящуюся точку. Он и сарисин — двое наделенных плотью существ в городе призраков. А может быть, верно как раз обратное, думает господин Нандха?
Он приказывает пилоту лететь к реке и призывает свои аватары. Они растут перед ним, словно грозовые облака, окружая бегущего сарисина со всех сторон. Это осада, которую ведут боги. Их оружие и атрибуты готовы к бою. Они касаются облаков, вода Ганга кипит под ногами их вахан. Незримый мир, видимый только верным... Бегущее пятнышко света останавливается. Господин Нандха отдает Ганеше Открывателю приказ просмотреть местные камеры слежения. Он находит экскоммуницируемого сарисина на водонапорной башне, на Дасашвамедха Гхате. Сарисин стоит, ухватившись за перила, и всматривается в толпу народа, пытающегося пробиться на судно, идущее до Патны. Стоит ли она там потому, что видит то же, что вижу и я? — задается вопросом господин Нандха. Остановилась ли в страхе и благоговейном ужасе перед богами, которые поднимаются из вод Ганга? Возможно, лишь нам двоим доступно видение истины в городе иллюзий...
Сарисин, воплотившийся в человеческом теле. На самом деле наступили страшные времена. Господин Нандха даже представить себе не может, какой нечеловеческий, чудовищный план скрывается за этим насилием над душой. И не хочет представлять. Знание может стать дорогой к пониманию, а понимание — к терпимости. Но есть вещи, на которые терпимость не должна распространяться никогда. Он уничтожит мерзость, не оставив от нее и следа, и все снова придет в норму. Порядок будет восстановлен.
Одинокая звезда сияет на вершине водонапорной башни. Пилот поворачивает самолет между Хануманом и Ганешей. Господин Нандха указывает пальцем в сторону прибрежной полосы. Пилот выполняет приказ. Садху и свами бегут от костров, потрясая худыми кулачками, грозя спускающемуся с неба самолету. О, если бы вы видели то, что вижу я!..
— Босс, — говорит Вик. — Мы перехватили грандиозный трафик во внутренней сети «Рэй пауэр». Я думаю, это наше третье поколение.
— В свое время, в свое время, — отвечает господин Нандха немного ворчливо. — Все в свое время. Именно так делается любое успешное дело. Мы вначале закончим нашу работу здесь, а затем разберемся с «Рэй пауэр».
Сходя с трапа на песок, он держит пистолет в руке, а небо кишит богами.
Кругом люди... Аж хватается за проржавевшие перила, у нее кружится голова от бесчисленных человеческих масс на гхатах и на берегу. Напор людских тел заставил ее подняться на эту галерею, когда она почувствовала, что начинает задыхаться, пробираясь к хавели. Аж выдыхает весь воздух из легких, задерживает дыхание, затем медленно вдыхает через нос. Рот для беседы, нос для дыхания. Но ковер из человеческих душ там, внизу, ужасает ее. Нет предела их потоку, он прибывает быстрее, чем передние ряды успевают достичь гхатов и реки. Она вспоминает другие ситуации, когда оказывалась среди людей, — на вокзале, на горящем поезде, в деревне, после того, как солдаты отвели их в безопасное место. Это было того, когда она остановила роботов.
Теперь она понимает, как ей удалось их остановить. Она понимает, откуда ей стало известно имя водителя автобуса на дороге в Теккади и парня, укравшего мотоцикл в Ахмедабаде. Теперь все подобные воспоминания стали прошлым, столь же близким и одновременно столь же чуждым, как и воспоминания о детстве. Они остаются неуничтожимой ее частью, но отдельной, невинной, давней. Она уже не та Аж. Но она и не другая Аж, не искусственный ребенок, аватара богов. К ней пришло понимание, и в мгновение озарения она была отвергнута богами. Для богов невыносимо человеческое. Теперь она третья Аж. Она больше не слышит голосов и не способна читать сокровенные истины в свете уличных фонарей. Все те истины и голоса были информацией, исходившей от сарисинов, общавшихся с ее душой через окошко тилака. Теперь она такой же заключенный в темнице из костей и плоти, как и все те, что следуют вдоль реки. Она пала, она отвержена. Она стала обычным человеческим существом.
И тут до девушки доносится звук приближающегося самолета. Аж поднимает голову, видит, как он снижается, пролетает над храмовыми шпилями и башнями хавели. Она видит, как десять тысяч человек склоняются к земле, но стоит не шевелясь, ибо знает, что значит его приближение. Последнее воспоминание о том, чем она была некоторое время назад, последний шепот богов, последняя вспышка их света, сливающаяся с микроволновым хаосом вселенной, сообщает ей об этом. Девушка наблюдает за тем, как самолет начинает снижаться над вытоптанным песком прибрежной полосы, задувая костры садху, и понимает, что он прилетел за ней. И только тогда Аж пускается в бегство.
Легким взмахом руки господин Нандха направляет своих людей на зачистку гхатов. Периферийным зрением он замечает, что Вик немного отстает. На его подчиненном все еще те же вульгарные тряпки, в которых он был во время ночных столкновений. Этим сырым утром Вик кажется таким потным, грязным и неопрятным... Вик в растерянности. Вик боится. Господин Нандха намерен отчитать Вика за недостаточную преданность делу. Когда главная цель будет достигнута, наступит время для организационных мероприятий.
Господин Нандха шагает по влажному белому песку.
— Внимание! Внимание! — кричит он, подняв бумагу с ордером. — Проводится операция под эгидой министерства безопасности. Пожалуйста, оказывайте нашим сотрудникам всю необходимую помощь.
Но не жалкая бумажка в его левой руке, а пистолет в правой заставляют людей расступаться и поспешно уводить любопытных детей. Для господина Нандхи Дасашвамедха Гхат — арена битвы, полная призраков и окруженная внимательно наблюдающими богами. Он представляет улыбки на их высоких громадных лицах. Все его внимание сконцентрировано на маленькой светящейся точке, приобретшей уже форму звездочки, пентаграммы человеческой фигуры. Сарисин начал перемещаться со своей позиции на верху водонапорной башни. Теперь он идет по дорожке. Господин Нандха пускается за ним в погоню.
Когда самолет пролетал над ними, вся толпа пригнулась, и Лиза Дурнау пригнулась вместе со всеми. Но стоило ей заметить Аж на башне, как она тут же почувствовала, что Лалл отошел от нее. Человеческие тела сомкнулись. Он исчез.
— Лалл!..
Еще несколько шагов, и от него не осталось и следа. Его поглотили волны из военных в ярких мундирах, людей в куртках и майках.
— Лалл!..
Но разве кто-то может услышать ее крик среди оглушительного рева толпы на Дасашвамедха Гхат. Внезапно ее охватывает еще больший приступ клаустрофобии, чем тот, который она пережила, зажатая в узком каменном канале Дарнли-285. Она одна среди бескрайней толпы. Лиза останавливается, пытается отдышаться.
— Лалл!..
Она поднимает голову, смотрит на верхнюю площадку водонапорной башни, которой завершается длинная лестница из стершихся скользких ступеней. Аж все еще стоит, держась за перила. Вскоре там обязательно появится Лалл. Не время и не место для проявления западной деликатности. И Лиза Дурнау начинает пробиваться вперед, локтями расталкивать толпу.
Тот странный вздох, с которым он потащил ее к поезду во время выстрелов на платформе... Она видела, как пули отлетали рикошетом от стальных опор.
Лицо у Кришана становится пепельного цвета, цвета муссонного неба. Он дышит с трудом, руки дрожат. Долго он так не продержится: каждый удар сердца, каждый вздох изливают из его тела на пол вагона очередную порцию жизненной силы. Кровь лужей растекается вокруг его ног. Губы шевелятся, но он уже не способен произнести ни слова. Парвати тянет Кришана к себе, кладет его голову себе на колени.
— Все хорошо, любимый, все хорошо, — шепчет она. Конечно, молодая женщина может закричать, начать звать на помощь, просить, чтобы нашли врача, но она прекрасно понимает, что в переполненном вагоне ее никто не услышит. — О, Кришан, — шепчет она, чувствуя, как его кровь течет по внутренней поверхности ее бедер. — О, мой милый.
Его тело холодное, как лед. Парвати ласково касается его длинных черных волос, нежно перебирает их, а поезд несется все дальше на юг.
В холодном утреннем свете господин Нандха поднимается по ступенькам жилого комплекса Дилджит Раны. Он мог бы, конечно, воспользоваться лифтом — в отличие от старых комплексов, таких, как Шива Натараджа и Белый форт, в новых правительственных кварталах все работает исправно, — но ему хочется поддерживать в себе энергию, силу, внутренний импульс. Сыщик Кришны не позволит ему ускользнуть. Его аватары нитями паутины разбросаны между многоэтажными зданиями Варанаси. Он чувствует, как вибрации внутренней энергии города сотрясают мир.
Пятый пролет, шестой...
Господин Нандха намерен извиниться перед женой за то, что обидел ее в присутствии матери. В извинениях, конечно, нет никакой особой нужды, однако господин Нандха считает, что в супружеской жизни полезно иной раз и уступить, даже если ты и прав. Но она должна оценить его шаг, понять, чего он стоил ему во время расследования самого важного дела в истории их министерства. Дела, которое по завершении процесса экскоммуникации — в этом он ни на мгновение не сомневается — возведет его в ранг офицера расследования первого класса. И тогда они смогут проводить вдвоем счастливые вечера за рассматриванием рекламных проспектов с мебелью для новой квартиры в пригороде.
Минуя последние три пролета, господин Нандха насвистывает темы из «Кончерто гроссо» Генделя.
Когда он вставляет ключ в замок, ничего особенного не происходит. Не происходит ничего из ряда вон выходящего и когда он берется за ручку и поворачивает ее. Но за то время, которое проходит между прикосновением к ручке, ее поворотом и открыванием двери, Сыщик Кришны уже узнает, что там обнаружит. И начинает понимать смысл того откровения, что было ему в предрассветные часы в коридоре министерства. Именно в то мгновение жена и оставила его.
Обрывки музыки Генделя еще звучат в его слуховых центрах, когда он переступает порог квартиры и входит в совершенно новый период своей жизни, которая с этого мгновения становится абсолютно иной, ничем не похожей на прежнюю.
Ему незачем звать ее. Ее нет, она ушла и никогда не вернется. Остались вещи. Вот лежат ее глянцевые журналы, а на кухне рядом с гладильной доской стоит ее корзина с бельем, ее орнаменты, маленькие фигурки божеств занимают обычные места в ее домашнем святилище. В вазе свежие цветы, герань недавно полита. Но отсутствие жены чувствуется во всем: в мебели, в очертаниях комнаты, в коврах, в уютном уголке рядом с телевизором, даже в обоях. В освещении комнат, в кухонной утвари, в скатертях на столах. Утрачено полдома, полжизни и весь его брак целиком. Но природа почему-то не боится подобной пустоты. Жизнь продолжается, она пульсирует, у нее есть своя новая форма, новая геометрия.
Господин Нандха знает, что он должен произнести определенные слова, совершить определенные действия, испытать определенные чувства, соответствующие той ситуации, в которой он оказался. Но Сыщик Кришны ходит по комнатам в каком-то полутрансе, и у него на губах появляется некое подобие улыбки. Он как будто готовится к защите, словно матрос, во время тропического шторма привязывающий себя к мачте для того, чтобы лицом к лицу встретиться со стихией, бросить ей вызов. Поэтому господин Нандха прямо идет в спальню. Подушки с вышивкой, свадебный подарок от его коллег, лежат на кровати на своих местах. Дорогое издание «Камасутры» для успешного функционирования пары молодоженов — на прикроватном столике. В нем аккуратно перевернута очередная страница.
Господин Нандха наклоняется и вдыхает аромат страницы. Но нет... Он не желает знать, была ли какая-либо вина на его жене. Он открывает раздвижные деревянные двери, проверяет, что она взяла, уходя, а что оставила. Золотистые, голубые, зеленые сари, белый шелк для официальных приемов... Восхитительные прозрачные малиновые чоли, в которых она так ему нравилась и которые так волновали его, стоило увидеть в них жену в комнате или в саду. Она забрала с собой все мягкие ароматизированные вешалки, оставила только дешевые алюминиевые и проволочные, давно растянувшиеся и потерявшие форму.
Господин Нандха опускается на колени, чтобы проверить полку для обуви. Большая часть ячеек пуста. Он берет домашнюю туфлю, отороченную дорогим шелком, с мягкой подошвой и с узором, сделанным золотыми нитями, проводит рукой по узкому заостренному мыску, по мягким, округлым, словно девичья грудь, каблукам. Потом снова ставит на место. Ему невыносимо держать в руках ее очаровательные туфельки.
Сыщик Кришны закрывает раздвижные двери, и за ними исчезают одежда и обувь. Но совсем не о Парвати он вспоминает, стоя у закрытого шкафа, а о матери, о том, как сжигал ее, стоял у погребальных носилок с обритой головой и в белой одежде. Он вспоминает об опустевшем материнском доме, о невыносимой боли, которую ему причинял вид ее одежды и туфель, ставших вдруг ненужными. Смерть цинично обнажила все ее предпочтения, пристрастия, прихоти.
К кухонной полке, там, где хранятся аюрведические чаи и другие составляющие его диеты, прикреплена записка. Он трижды ее перечитывает, но понимает из нее только тот очевидный факт, что Парвати ушла от него. Слова не складываются в предложения. Ухожу... Извини... Больше не могу любить тебя... Не ищи меня... Слишком много слов, и все они так близко расположены друг к другу. Он складывает записку, кладет ее в карман и поднимается по лестнице в садик на крыше.
Стоя на открытом пространстве в сероватом свете дня, под взглядами соседей и собственных кибераватар, господин Нандха чувствует, что подавляемый до той минуты гнев начинает рваться наружу. О как бы хотелось Сыщику Кришны сейчас открыть рот и позволить ему потоком излиться наружу!.. Все внутри у него сжимается, но господину Нандхе удается взять себя в руки, подавить приступ тошноты.
А что это за неприятный химический запах?.. Ему становится совсем дурно, и на мгновение кажется, что сейчас эта дурнота овладеет им, и он ничего не сможет поделать.
Господин Нандха опускается на колени у края грядки, трогает пальцами мягкую почву... Но тут у него на палме раздается звонок. Вначале Сыщик Кришны не понимает, откуда исходит странный звук. Настойчивый звон заставляет его вынуть руку из земли, и он вновь осознает, что находится на залитой дождем крыше своего дома.
— Нандха.
— Босс, мы нашли ее. — Голос Вика. — «Гайяна Чакшу» выследила ее две минуты назад. Она здесь, в Варанаси. Босс... Она — Калки. Мы все проверили, она — сарисин. Она — инкарнация Калки. Я посылаю за вами вертолет...
Господин Нандха резко встает, смотрит на руки, стирает с них грязь. Его костюм испачкан, помят, промок насквозь. Ему кажется, что теперь он никогда не высохнет. Но Сыщик Кришны разглаживает манжеты, поправляет воротник, вынимает пистолет из кармана и засовывает его в кобуру. Ранние неоновые рекламы Каши о чем-то бессвязно сообщают безразличным прохожим. У него в жизни есть высокая цель. И сейчас ему предстоит важная и очень серьезная работа. Он выполнит ее так блестяще, так безупречно, что никто в министерстве не осмелится даже шепнуть что-то дурное против Нандхи.
Небольшой самолет идет на посадку среди громадных многоэтажных зданий. Господин Нандха стоит под верхней площадкой пожарной лестницы, а аппарат зависает над крышей. На месте второго пилота сидит Вик, его лицо, выразительно подсвеченное светом приборов на консоли, становится отчетливо видно. Самолет ВВС Бхарата не может опуститься на крышу, поэтому пилот в изощренном ньютовском танце снижает его сантиметр за сантиметром — таким образом, чтобы господин Нандха мог проскользнуть между реактивными струями двигателей и подняться по аппарели в хвостовой части.
Самолет производит здесь то разрушение, о котором господин Нандха уже начал мечтать. В одно мгновение падают и ломаются все подпорки для растений. Герани сметает с карнизов. Саженцы и маленькие деревца вырывает с корнем из мягкой почвы. Сама земля поднимается вверх большими кусками грязи. От влажного дерева в ограждениях грядок начинает идти пар, затем дым. Пилот продолжает снижение до тех пор, пока шасси не касаются крыши. Идет вниз аппарель.
Во всех иллюминаторах сразу вспыхивает свет.
Господин Нандха поднимает воротник и следует в открытое, освещенное голубоватым светом внутреннее помещение самолета. Там вся его группа и представители воздушной полиции. Мукул Дэв и Рам Лалли. Мадхви Прасад и даже Морва из финансового отдела. Господин Нандха садится рядом с подчиненными, пристегивается ремнем, аппарель убирается, пилот начинает взлет.
— Дорогие друзья, — говорит господин Нандха. — Я рад, что сегодня, накануне важнейшего исторического события, все вы рядом со мной. Искусственный интеллект третьего поколения. Существо, настолько же превосходящее наш интеллект, насколько мы превосходим по интеллекту свинью. Бхарат будет вечно нам благодарен... Ну а теперь давайте постараемся проявить максимум усердия в процедуре экскоммуникации, которая нам предстоит.
Самолет разворачивается, поднимаясь над разрушенным садом господина Нандхи, над окнами и балконами, над солнечными батареями и резервуарами воды. Небольшой аппарат взмывает все выше и выше среди небоскребов Варанаси.
Пока судно приближается к Варанаси, Лиза Дурнау принимает еще три звонка.
Первый — от Дейли Суарес-Мартин. Лиза невольно задается вопросом, решила ли она проблему с волосами на верхней губе. В текстовом сообщении говорится:
Дублирующая миссия провалилась. Нет второго переводчика. Направьте всю энергию на первичный источник. Нам нужен Лалл.
Второе сообщение — компьютерная схема Варанаси, на которой отмечено местонахождение двух человек. Одного, который стоит рядом с Лизой Дурнау на борту судна, мчащегося по священным водам Ганга, и второго — сарисина во плоти, — которого камера слежения Банка Бхарата обнаружила на Грэнд-Транк-роуд. На маленьком экране с не очень качественным изображением этот сарисин производит не более зловещее впечатление, чем любая беззащитная девочка-подросток, оказавшаяся в одиночестве на улице и не знающая, куда ей идти.
Третье сообщение словесное, поступившее на палм из университета, от Анджелы Робертс. Где бы ты ни была, что бы ни делала, немедленно свяжись со мной. «Альтерра» рухнула. Сразу, повсюду, во всех экосистемах, бесповоротно. Полный обвал системы. Рухнули одиннадцать миллионов хостов. Никто не выжил. Абсолютное всеобщее уничтожение.
Три сообщения... Когда судно поворачивает к забитому до отказа доку, Лиза Дурнау говорит Томасу Лаллу только о втором.
Последние боги гаснут над Варанаси, и небо становится просто небом. Улицы становятся немы, здания — глухи, у автомобилей исчезают голоса, а у людей остаются только лица, закрытые, словно сжатые кулаки. Нет больше ответов, нет пророчеств среди деревьев и уличных святилищ, и пролетающие самолеты ничего не вещают: есть только мир без богов, полный бескрайней пустоты. Различные ощущения заполняют пространство. Рев моторов, шум голосов. Цвета сари, мужских рубашек, неоновых реклам, сверкающих сквозь серую пелену дождя, каждая светится своим собственным ярким светом. Аромат благовоний, мочи, горячего жира, выхлопов спиртового топлива, горящего пластика — все полно воспоминаний о ее жизни до начала большой лжи.
Тогда она была совсем другим человеком, если верить женщинам в той хибаре. Но боги — на самом деле не боги, а машины, теперь-то она хорошо это понимает, — говорят, что у нее совсем другое «Я», не такое, какое было в те времена. Нет, не говорят, а говорили... Боги ушли. Два совершенно различных набора воспоминаний. Две жизни, совершенно не совместимые друг с другом, а теперь начинается третья, которая должна каким-то образом связать две предыдущие. Лалл... Лалл знает, Лалл скажет ей, как их все соединить. Девушке кажется, что она все-таки сможет вспомнить дорогу до отеля. Одурманенная новым для нее хаосом ощущений, освобожденных из тюрьмы, в которую загнало их чисто информационное восприятие мира, Аж позволяет общему городскому потоку нести ее к берегу реки.
В предрассветный дождь на окружной аллахабадской дороге двести танков авадхов заводят двигатели, выезжают с замаскированных позиций и выстраиваются в боевую колонну. Направление движения четырехкилометровой колонны ни у кого не вызывает никаких сомнений: юг-юго-восток, по направлению к Джабалпуру. К тому времени, когда в лавках поднимаются ставни, а служащие отправляются на работу в фатфатах и автобусах, разносчики газет уже носятся по улицам с криками: «Танки уходят! Аллахабад спасен! Авадхи отступают к Кунда Кхадар! »
«Мерседес» премьер-министра уже ждет приземления аэробуса «Бхаратийя вайюсена» А-510 в не слишком оживленном уголке аэропорта Варанаси. Зонтики защищают Ашока Рану от дождя, пока он добирается до автомобиля. «Мерседес» отъезжает с мягким шорохом толстых шин по бетонированной площадке. Премьер-министра уже вызывают по каналам правительственной коммуникационной связи. Эн Кей Дживанджи... Снова... Он совсем не похож на министра внутренних дел в правительстве национального единства. Он должен сообщить премьер-министру неожиданные новости.
Если она сейчас выпустит его руку, то наверняка потеряется.
Вооруженные полицейские пытаются очистить берег. Из громкоговорителей звучат обращенные к толпе требования немедленно разойтись и вернуться домой к обычным повседневным делам. Порядок восстановлен. Больше ни для кого нет никакой опасности. Некоторые из тех, кто был захвачен волной общей паники и кто не хотел бросать дом и имущество, возвращаются назад. Другие не доверяют полиции, соседям и противоречивым заявлениям правительства. Третьи же просто не знают, что им делать. Они дергаются то в одну, то в другую сторону, не решаясь ни плыть, ни возвращаться.
Лиза и Лалл протискиваются сквозь растерянную толпу и военных по узким гали вокруг Вишванат Гали. Улицы и гхаты совершенно непроходимы.
Лиза Дурнау крепко держит Томаса Лалла за левую руку. В правой он несет «Скрижаль», как светильник темной ночью. Какая-то совсем небольшая часть нравственного чувства Лизы, которая еще сохранила некую ответственность по отношению к правительствам и их планам, ощущает беспокойство за «Скрижаль».
Она знает: благодаря специальному встроенному коду «Скрижаль» может почувствовать, что находится в руках чужого человека, и тогда замолчит навеки. Лиза надеется только на то, что скоро сможет забрать ее у Лалла. В какую бы игру им еще ни предстояло сыграть, она все равно скоро закончится.
Нандха... Сыщик Кришны... Профессиональный уничтожитель нелицензированных сарисинов... Не слишком отчетливый образ со Скинии Лиза несет в своей памяти. Бессмысленно задаваться вопросом, каким образом Сыщик Кришны мог оказаться внутри машины, которая старше Солнечной системы. Столь же бессмысленно, как и задаваться подобным вопросом относительно и ее самой. Но одно Лиза знает совершенно определенно. Это и есть то самое место и то время, где возникли все четыре изображения.
Томас Лалл внезапно останавливается, рот у него немного приоткрыт от раздражения. Он сканирует толпу с помощью «Скрижали» в поисках соответствия с изображением на жидкокристаллическом экране.
— Водонапорная башня!.. — вдруг вскрикивает он и тащит Лизу за собой.
Большие розовые бетонные цилиндры поднимаются над гхатами вдоль всей прибрежной полосы через каждые несколько сотен метров. Все они соединены при помощи таких же розовых эстакад. Лиза Дурнау не способна среди бесчисленной массы беженцев и богомольцев, обступивших основание водонапорной башни, различить ни одного лица. Но тут к гхатам приближается самолет, он летит так низко, что все невольно пригибаются. Все, кроме одинокой фигурки в сером на карнизе на самом верху водонапорной башни.
Он нашел ее... Устройство «Гайяна Чакшу» соединено с его хёком. С помощью экстраполяции, моделирования, наведения и статистических расчетов господин Нандха видит сарисина как движущееся световое пятно. Оно просвечивает сквозь людей, сквозь транспорт, сквозь здания. Сыщик Кришны наблюдает за ним с высоты и на расстоянии нескольких километров. А пятно перемещается по запруженным людьми переулкам и гали вдоль берега реки.
Господин Нандха имеет право указывать пилоту. Он ведет самолет по широкой дуге, господин Нандха всматривается вниз в человеческий поток, заполняющий улицы, и видит яркую светящуюся точку. Он и сарисин — двое наделенных плотью существ в городе призраков. А может быть, верно как раз обратное, думает господин Нандха?
Он приказывает пилоту лететь к реке и призывает свои аватары. Они растут перед ним, словно грозовые облака, окружая бегущего сарисина со всех сторон. Это осада, которую ведут боги. Их оружие и атрибуты готовы к бою. Они касаются облаков, вода Ганга кипит под ногами их вахан. Незримый мир, видимый только верным... Бегущее пятнышко света останавливается. Господин Нандха отдает Ганеше Открывателю приказ просмотреть местные камеры слежения. Он находит экскоммуницируемого сарисина на водонапорной башне, на Дасашвамедха Гхате. Сарисин стоит, ухватившись за перила, и всматривается в толпу народа, пытающегося пробиться на судно, идущее до Патны. Стоит ли она там потому, что видит то же, что вижу и я? — задается вопросом господин Нандха. Остановилась ли в страхе и благоговейном ужасе перед богами, которые поднимаются из вод Ганга? Возможно, лишь нам двоим доступно видение истины в городе иллюзий...
Сарисин, воплотившийся в человеческом теле. На самом деле наступили страшные времена. Господин Нандха даже представить себе не может, какой нечеловеческий, чудовищный план скрывается за этим насилием над душой. И не хочет представлять. Знание может стать дорогой к пониманию, а понимание — к терпимости. Но есть вещи, на которые терпимость не должна распространяться никогда. Он уничтожит мерзость, не оставив от нее и следа, и все снова придет в норму. Порядок будет восстановлен.
Одинокая звезда сияет на вершине водонапорной башни. Пилот поворачивает самолет между Хануманом и Ганешей. Господин Нандха указывает пальцем в сторону прибрежной полосы. Пилот выполняет приказ. Садху и свами бегут от костров, потрясая худыми кулачками, грозя спускающемуся с неба самолету. О, если бы вы видели то, что вижу я!..
— Босс, — говорит Вик. — Мы перехватили грандиозный трафик во внутренней сети «Рэй пауэр». Я думаю, это наше третье поколение.
— В свое время, в свое время, — отвечает господин Нандха немного ворчливо. — Все в свое время. Именно так делается любое успешное дело. Мы вначале закончим нашу работу здесь, а затем разберемся с «Рэй пауэр».
Сходя с трапа на песок, он держит пистолет в руке, а небо кишит богами.
Кругом люди... Аж хватается за проржавевшие перила, у нее кружится голова от бесчисленных человеческих масс на гхатах и на берегу. Напор людских тел заставил ее подняться на эту галерею, когда она почувствовала, что начинает задыхаться, пробираясь к хавели. Аж выдыхает весь воздух из легких, задерживает дыхание, затем медленно вдыхает через нос. Рот для беседы, нос для дыхания. Но ковер из человеческих душ там, внизу, ужасает ее. Нет предела их потоку, он прибывает быстрее, чем передние ряды успевают достичь гхатов и реки. Она вспоминает другие ситуации, когда оказывалась среди людей, — на вокзале, на горящем поезде, в деревне, после того, как солдаты отвели их в безопасное место. Это было того, когда она остановила роботов.
Теперь она понимает, как ей удалось их остановить. Она понимает, откуда ей стало известно имя водителя автобуса на дороге в Теккади и парня, укравшего мотоцикл в Ахмедабаде. Теперь все подобные воспоминания стали прошлым, столь же близким и одновременно столь же чуждым, как и воспоминания о детстве. Они остаются неуничтожимой ее частью, но отдельной, невинной, давней. Она уже не та Аж. Но она и не другая Аж, не искусственный ребенок, аватара богов. К ней пришло понимание, и в мгновение озарения она была отвергнута богами. Для богов невыносимо человеческое. Теперь она третья Аж. Она больше не слышит голосов и не способна читать сокровенные истины в свете уличных фонарей. Все те истины и голоса были информацией, исходившей от сарисинов, общавшихся с ее душой через окошко тилака. Теперь она такой же заключенный в темнице из костей и плоти, как и все те, что следуют вдоль реки. Она пала, она отвержена. Она стала обычным человеческим существом.
И тут до девушки доносится звук приближающегося самолета. Аж поднимает голову, видит, как он снижается, пролетает над храмовыми шпилями и башнями хавели. Она видит, как десять тысяч человек склоняются к земле, но стоит не шевелясь, ибо знает, что значит его приближение. Последнее воспоминание о том, чем она была некоторое время назад, последний шепот богов, последняя вспышка их света, сливающаяся с микроволновым хаосом вселенной, сообщает ей об этом. Девушка наблюдает за тем, как самолет начинает снижаться над вытоптанным песком прибрежной полосы, задувая костры садху, и понимает, что он прилетел за ней. И только тогда Аж пускается в бегство.
Легким взмахом руки господин Нандха направляет своих людей на зачистку гхатов. Периферийным зрением он замечает, что Вик немного отстает. На его подчиненном все еще те же вульгарные тряпки, в которых он был во время ночных столкновений. Этим сырым утром Вик кажется таким потным, грязным и неопрятным... Вик в растерянности. Вик боится. Господин Нандха намерен отчитать Вика за недостаточную преданность делу. Когда главная цель будет достигнута, наступит время для организационных мероприятий.
Господин Нандха шагает по влажному белому песку.
— Внимание! Внимание! — кричит он, подняв бумагу с ордером. — Проводится операция под эгидой министерства безопасности. Пожалуйста, оказывайте нашим сотрудникам всю необходимую помощь.
Но не жалкая бумажка в его левой руке, а пистолет в правой заставляют людей расступаться и поспешно уводить любопытных детей. Для господина Нандхи Дасашвамедха Гхат — арена битвы, полная призраков и окруженная внимательно наблюдающими богами. Он представляет улыбки на их высоких громадных лицах. Все его внимание сконцентрировано на маленькой светящейся точке, приобретшей уже форму звездочки, пентаграммы человеческой фигуры. Сарисин начал перемещаться со своей позиции на верху водонапорной башни. Теперь он идет по дорожке. Господин Нандха пускается за ним в погоню.
Когда самолет пролетал над ними, вся толпа пригнулась, и Лиза Дурнау пригнулась вместе со всеми. Но стоило ей заметить Аж на башне, как она тут же почувствовала, что Лалл отошел от нее. Человеческие тела сомкнулись. Он исчез.
— Лалл!..
Еще несколько шагов, и от него не осталось и следа. Его поглотили волны из военных в ярких мундирах, людей в куртках и майках.
— Лалл!..
Но разве кто-то может услышать ее крик среди оглушительного рева толпы на Дасашвамедха Гхат. Внезапно ее охватывает еще больший приступ клаустрофобии, чем тот, который она пережила, зажатая в узком каменном канале Дарнли-285. Она одна среди бескрайней толпы. Лиза останавливается, пытается отдышаться.
— Лалл!..
Она поднимает голову, смотрит на верхнюю площадку водонапорной башни, которой завершается длинная лестница из стершихся скользких ступеней. Аж все еще стоит, держась за перила. Вскоре там обязательно появится Лалл. Не время и не место для проявления западной деликатности. И Лиза Дурнау начинает пробиваться вперед, локтями расталкивать толпу.